Ошибка смерти Робертс Нора
– Полная хрень!
– В жизни такое часто бывает. Полагаю, для тебя это имеет смысл. – Он небрежно перебросил пальто через спинку ее кресла и обогнул доску. – А-а, да, теперь вижу. Внутренние связи. Этот большой мир полон любопытных и весьма хитро переплетающихся цепочек.
– Что сказал Уитни?
– Официально или неофициально? – осведомился Рорк, не отрывая взгляда от доски.
– Что он сказал официально, я уже знаю.
– Ну, значит, неофициально. Он сказал, что все это – чушь собачья. Это его подлинные слова. – Рорк перевел взгляд на ее лицо и покачал головой. – Как я погляжу, с тебя этого довольно. Тебе не нужно, чтобы он посмотрел тебе в глаза и сказал, что он тебе доверяет и уважает тебя. Чтобы он лично перед тобой извинился.
– Нет, не нужно.
Рорк пересек кабинетик и закрыл дверь.
– Может, это и чушь собачья, но именно эта чушь собачья держит тебя в этой чертовой ступе, которую ты называешь кабинетом, вместо того чтобы занять капитанское кресло.
– Я хочу быть в этом кабинете. И не надо мутить воду. Я делаю именно то, что мне нравится. Именно то, что у меня лучше всего получается.
– Не говори мне, что тебе не нужны капитанские нашивки, Ева.
– Я когда-то думала, что нужны. – Она провела рукой по волосам, стараясь мысленно переключиться на другую тему. – Я бы от них не отказалась, если бы мне их предложили… на моих условиях. Слушай, это же ты у нас увлекаешься всякой ирландской мутью. Ну, судьба, рок, всякое там мумбо-юмбо…
Его губы дрогнули в улыбке.
– Я хочу сказать: иногда происходит именно то, что суждено. Мне суждено быть в этом кабинете, делать эту работу. Я в это верю.
– Ладно. – Кабинетик был так мал, что ему не пришлось делать ни шагу, чтобы дотронуться до нее, обнять, провести ладонями по ее рукам. – И еще твой начальник просил тебе передать: он ничуть не сомневается, что дело будет должным образом раскрыто.
– Вот и хорошо.
– Мне поискать для себя отдельный транспорт, или ты тоже скоро собираешься домой?
– Могу продолжить дома. Дай мне десять минут. Эй, – вдруг нахмурилась Ева, когда он открыл дверь. – Пожалуй, ты задолжал мне ужин.
Рорк улыбнулся.
– Пожалуй, задолжал.
– Но нам придется остановиться по дороге. Мне нужна тиара.
– Это в придачу к твоему скипетру?
– Да не для меня это, господи! Мэвис. Эта заваруха завтра у нас дома. Тиара – это мотив или что-то в этом роде. А скипетр – это такая штука…
Ева стиснула кулак и взмахнула рукой прямо у него перед носом. У Рорка брови полезли на лоб от изумления.
– Голова садовая, – улыбнулся он.
Ева тоже засмеялась и отвела руку подальше.
– Это что-то типа палки? Как у регулировщика?
– Типа того.
– Ну, значит, это мы тоже найдем. А может, ты заодно сообразишь, как нам найти какой-нибудь магазинчик, где можно купить театральные костюмы, чтобы мы все это забрали по дороге на ужин.
Это оказалось на удивление просто: найти тиару, усеянную стразами, и пластиковый скипетр, тем более что заниматься покупками ему пришлось вместе с Евой – женщиной, которая норовила схватить любой предмет, хотя бы приблизительно подходящий под описание, и бежать из магазина без оглядки.
Хорошо зная свою жену, Рорк выбрал итальянскую кухню и повел Еву в маленькую тесную тратторию, где обстановка была простой, а еда – превосходной. С той самой минуты как перед ней поставили тарелку спагетти с мясными тефтельками, Ева больше не заговаривала о деле, и Рорк тоже решил эту тему не поднимать.
– Ты сегодня не обедала.
Ева принялась наматывать спагетти на вилку.
– Верно, но я съела пончик. И я, кажется, забыла тебя проинформировать, что Пибоди и Макнаб сегодня ночуют у нас.
– Проинформировать?
– Соммерсет. Он разозлился, потому что я забыла сказать ему про доставку, а это как раз сегодня. Ну, в общем, Пибоди хочет все украсить к смотринам детского приданого… Лично я этого не понимаю. Ты получаешь праздник, подарки, угощение, все дела… Чего еще надо? Какие украшения?
– Я полагаю, мы это скоро узнаем. Что ж, это очень удобно. Завтра я захвачу Макнаба, и мы с ним поедем заниматься каким-нибудь чисто мужским делом.
– «Поедем»? Ты хочешь меня бросить? – В глазах у Евы вспыхнула паника. – Ты разве не останешься?
Рорк поднес ко рту порцию спагетти.
– Нет в мире ничего такого, что ты могла бы сказать, сделать, предложить – включая извращенные секс-услуги, – чтобы заставить меня приблизиться хотя бы на сотню ярдов к смотринам детского приданого.
– Черт. – Ева насадила на вилку сразу пару тефтелек. – Даже если бы я вся обмазалась шоколадным соусом?
– Даже в этом случае.
– А если будут взбитые сливки? И хореография?
– Отменное предложение, уверяю тебя, тем более что ты в отчаянном положении. Но мой ответ: нет. Я уже обо всем договорился, мы с Леонардо уходим. И мы с удовольствием включим Макнаба в наш маленький отряд.
– А вдруг что-нибудь пойдет не так? – Ева схватила его за руку. – Вдруг эта устроительница банкетов запсихует? Иногда с ними это бывает. А вдруг кто-то из беременных начнет рожать?
Вместо ответа Рорк лишь поднял свободной рукой свой бокал с вином.
– Ладно, черт с тобой. – Ева мученически закатила глаза. – Я сама справлюсь. Но это гнусность, если хочешь знать мое мнение. Это подло, что ты можешь уйти и где-то там накачиваться пивом, пока я одна несу вахту в инкубаторе. И все только потому, что у тебя есть пенис.
– За кружкой пива мы будем вспоминать о тебе с любовью: я и мой пенис.
Ева съела еще немного спагетти, потом у нее на губах появилась неторопливая злорадная улыбка.
– Ничего, все равно тебе придется поприсутствовать в родильной палате, когда она начнет рожать.
– Заткнись, Ева.
– И твой пенис тебя не спасет, приятель.
Рорк молча взял хрустящую хлебную соломинку, разломил и так же молча предложил ей вытянуть длинную или короткую.
– У вас завтра будет игра в фанты? С призами?
Ева поморщилась. Этот человек умел жалить, когда хотел.
– Ладно, я заткнусь. Хочешь поговорить об убийстве?
– С удовольствием.
Она рассказала ему обо всех последних событиях, пока они доедали ужин и неторопливо пили капучино.
– Стало быть, Кавендиш и его секретарша что-то знают и темнят.
– Скверные флюиды по всему полю. Вся эта контора какая-то мутная, и он пляшет, когда секретарша дергает за ниточки.
– Его я не знаю, а вот с другими персонажами сегодняшней постановки встречался.
– Основные данные на него у меня есть. Сорок шесть лет, богатенький мальчик с трастовым фондом. Любит сквош. Я имею в виду игру. Два брака. Жену номер один бросил восемь лет назад. Один ребенок, девочка, двенадцать лет. Мать получила права опеки и переехала в Париж. Вступил в брак с женой номер два, как только оформил развод с номером первым. Ей двадцать девять лет. Бывшая манекенщица. Мое мнение: он ушел от стартовой жены к декоративной жене, являющейся для него символом успеха, а теперь крутит на стороне с секретаршей. – Ева задумчиво прищурилась, потягивая кофе с пеной взбитых сливок. – А она ходит во всем кожаном, носит высокие ботинки на каблуках и стегает его хлыстом, когда они этим занимаются, чтобы он лаял, как собачка.
– Правда? – Рорк откинулся на стуле, как искушенный театральный зритель, наслаждающийся эффектной мизансценой. – А откуда тебе это известно?
– Потому что из них двоих нужные причиндалы как раз у нее. Он перекладывает бумажки, посещает официальные приемы, присутствует на совещаниях и говорит, что ему велено.
– И что, кто-то велел ему убить Копперфильд и Байсона?
– Ну, если бы дело обстояло именно так, все было бы упаковано очень аккуратно. – Ева нахмурилась и покачала головой. – Но я не склоняюсь к этой версии. Убийца был слишком рационален и уверен в себе. Кавендиш весь потом изошел от одного только разговора со мной. Но он кое-что знает. Он знает, кто это сделал.
– Значит, ты заставишь его еще немного попотеть.
– Я могу это сделать. Я могу поговорить с ним еще раз, копнуть поглубже. Но мне нечего ему предъявить. Будь у меня что-нибудь на него, он уже пел бы, как канарейка. Надо что-то накопать. К таким, как он, нужен прямой подход. И, кроме того, зуб даю, в ночь убийств он был именно там, где сказал. Дома в постели, причем с головой укрывшись одеялом, потому что знал, что происходит.
– Если в этом замешано нью-йоркское отделение адвокатской фирмы, если они отмывают или легализуют незаконные валютные поступления, я это найду.
«Он найдет», – подумала Ева. И не только потому, что он знал свое дело: на этот раз на кону стояла его гордость.
– Я на это рассчитываю, – сказала она вслух. – Может, нам пора приступить к работе?
Ева поняла, что Пибоди и Макнаб уже в доме, потому что до нее донеслись музыка и голоса из гостиной, которую она определила как «комнату для вечеринок». Пусть ее считают трусихой, она это переживет, решила Ева и бросилась напрямую к себе в кабинет.
Там она занесла новые данные на доску, села и принялась внимательно изучать биографию Элин Бруберри, пролистывая данные на экране своего компьютера. Сорок лет, ни замужеств, ни детей. Проживает в западной части города. Значит, Бруберри наслаждается великолепным видом на Центральный парк, но и платит за это соответствующую цену. Неплохо для секретаря и юридического ассистента.
Родилась в Америке, но в двадцатилетнем возрасте переехала из Питсбурга в Лондон. Позднее поступила на работу в адвокатскую фирму Стьюбена, Роббинса, Кавендиша и Малла в качестве юрисконсульта. Переехала в Нью-Йорк и шесть лет назад пошла работать в нью-йоркское отделение фирмы секретарем и юридическим ассистентом Кавендиша.
После его вступления во второй брак, автоматически отметила Ева.
Уголовного досье нет.
Ева принялась изучать финансовые досье. Солидная зарплата. Но ведь никому не возбраняется хорошо платить своим служащим, законом это не карается. Основные прибавки к зарплате совпадали с Рождеством, днем рождения Бруберри и годовщинами ее поступления на службу. Что ж, это легко объяснимо. Премиальные.
Но разве не любопытный факт: управление своими личными счетами она доверила аудиторской фирме Слоуна, Майерса и Крауса?
Однако она не была клиентом Байсона, удостоверилась Ева, просмотрев его список, и сделала себе пометку проверить, кто занимается финансами Бруберри.
Надо искать прямые связи, сказала она себе. Самую краткую линию от пары Копперфильд-Байсон к паре Кавендиш-Бруберри. Самая краткая и непосредственная связь осуществлялась все через ту же фирму, но тут было заметное ответвление, прямо-таки протуберанец: Фонд Баллока – клиент и адвокатской, и аудиторской фирм. Теперь понятно, почему Кавендиш испугался, когда она спросила, видел ли он людей из фонда во время их пребывания в Нью-Йорке.
Кто там у нас принимал Баллок и Чейза? Самый младший из партнеров, Роберт Краус. Они дали ему алиби.
– Привет, Даллас.
Ева скрипнула зубами: она как раз вызывала на экран данные Крауса.
– Ты что, еще работаешь? Да ну тебя, Даллас, так нельзя. – Пибоди подошла к столу и остановилась, подбоченившись. – Ты должна взглянуть. Мы уже начали, но мне надо кое-что с тобой сгласовать.
– Продолжайте в том же духе. Что бы вы ни сделали, все будет хорошо. Я все одобряю.
– Даллас, уже одиннадцатый час.
– Ой, мамочка, я пропустила комендантский час? Меня не пустят на прогулку?
– Ну, и кто из нас психованный? – Пибоди угрожающе наставила на нее палец. – Прервись, посмотри, как мы работаем. Это же для Мэвис!
– Ладно, ладно, черт бы тебя побрал. – Но Ева решила, что если уж ее волокут принимать участие в украшении гостиной, по крайней мере, пусть она будет не одна. Маршевым шагом она прошла в комнату Рорка. – Мы собираемся взглянуть на украшения, посмотрим, чего там еще не хватает.
– Прекрасно. Веселитесь.
– Э, нет. «Мы» – это и ты тоже.
– Я не хочу. – Но он совершил ту же ошибку, что и Ева: оторвался от работы и встретил ее негодующий взгляд, как она сама за минуту до этого столкнулась с негодующим взглядом Пибоди. – Ну, ладно, идем. Но когда весь этот кошмар закончится, мы с тобой все-таки возьмем обещанные выходные и будем отжиматься голышом на песке.
– Мы на одной волне, умник.
11
Теперь во сне ее преследовали не цифры, а радуги и странные крылатые младенцы. Когда летучие младенцы начали жужжать, как пчелы, и сбиваться в стаи, Ева, как шахтер, заваленный в забое, пробилась к пробуждению.
Она села, словно подброшенная пружиной, и сказала себе:
– Стоп!
– Кошмар? – спросил Рорк, поднимаясь с дивана в примыкающем к спальне уголке.
– Летающие младенцы, злющие летающие младенцы с острыми крылышками.
Он поднялся на возвышение и сел на край кровати.
– Дорогая Ева, нам нужен отпуск.
– Там были воздушные шары, – продолжала она. – И крылышки резали их, как бритвы, и шары лопались. И когда они лопались, из них вылетали новые младенцы с крылышками.
Рорк провел пальцами по ее бедру.
– Может, тебе стоит постараться, чтоб тебе приснилось… ну, допустим, как мы занимаемся сексом.
– Кто-то же занимался сексом, чтобы создать всех этих младенцев, разве не так? – Ева вдруг потянулась вперед и схватила в горсти его свитер. В ее глазах светилось отчаяние. – Не оставляй меня сегодня со всеми этими женщинами.
– Извини, но я опять сошлюсь на прецедент пениса. Звучит неприлично, когда говоришь об этом вслух, но я все-таки использую эту оговорку. Вопрос обсуждению не подлежит.
– Вредина, – сказала она, но скорее с завистью, а не со злостью, отпустила его свитер и вновь откинулась на спину.
– Ну-ну, не убивайся так. – Он рассеянно похлопал ее по бедру.
– Может, снег пойдет? Может, будет буран с ледяным дождем, и они не смогут прийти, потому что буран – это же буран! – поставит город Нью-Йорк на колени и заставит его дрожать.
– По прогнозу небольшой мороз при ясном небе.
– Я это слышала. Да-да, слышала. – Ева опять села и ткнула пальцем ему в грудь. – Не слова, а тон. Ты думаешь, все это смешно.
– Нет, я не думаю, я знаю. И ты хорошо проведешь время, вот увидишь. Во-первых, потому что Мэвис будет счастлива, а во-вторых, потому что придется провести несколько часов не на работе, а в обществе женщин, которые тебе нравятся.
– Но, Рорк, там должны быть игры.
– Ты не обязана в них играть.
Ее глаза вдруг лишились всякого выражения. Теперь это были острые, холодные, колючие глаза полицейского.
– Почему нет?
Он ничего не мог с собой поделать: ему было смешно. У нее был такой забавный вид! Недоверчивый и в то же время испуганный.
– Ты хозяйка, и с твоей стороны было бы неэтично участвовать в играх и лишать своих гостей шанса на приз.
– Это правда?
– А почему бы и нет? Такова должна быть твоя позиция.
– Такова и есть моя позиция. – Ева заметно приободрилась. – Спасибо.
Свое новое бодрое настроение она закрепила и углубила энергичной тренировкой в спортзале, заплывом в бассейне и горячим душем. Потом она проскользнула к себе в кабинет, чтобы прокачать вероятность различных сценариев.
– Опять ты работаешь!
Ева чуть не подпрыгнула в кресле. Она вздрогнула и виновато выпрямилась.
– Ты что, из надзорной полиции? – сварливо спросила она у Пибоди.
– Надзорная полиция тебе не нужна, но надзиратель точно нужен. Даллас, люди из бюро обслуживания будут здесь с минуты на минуту.
– Прекрасно! Чудно! Отлично! Пусть меня предупредят, когда они приедут, – отмахнулась Ева. – Я просто уточняю кое-какие детали мелкого досадного происшествия. Ну, типа двойного убийства.
Но она выключила компьютер, потому что Пибоди так и осталась стоять, сверля ее глазами, как буравчиками, и даже притопывая ногой.
– Нет, ты не из надзорной полиции, – с горечью констатировала Ева. – Ты из пыточной команды.
– Только что звонила Мэвис. Не стала набирать твой номер: она была уверена, что ты наверняка занята подготовкой к празднику. Она скоро приедет. Сказала, что больше не может ждать.
– Черт, я же выключила компьютер, разве нет? Я ухожу из кабинета. Вот, видишь, выхожу, закрываю за собой дверь.
Пибоди лишь улыбнулась в ответ. Она знала, что чувство вины – самый надежный рычаг. Она это выучила, еще сидя на руках у матери.
Прежде всего Еву поразило, что люди из бюро обслуживания не стали ни о чем ее спрашивать. Напротив, они попросили Еву и всех остальных не мешать. Но ее ждал и другой сюрприз: оказалось, что Соммерсет уже покинул дом и не вернется до следующего утра.
– Сегодня после полудня ты не найдешь в доме ни одной мужской хромосомы, – объяснил ей Рорк. – Если не считать кота.
Он стоял рядом с Евой в гостиной на втором этаже. Она была просторнее той, что на первом этаже, которой они пользовались чаще. Здесь были два больших камина с малахитовой отделкой. Диваны, кресла и целое море подушек были собраны в уголки для беседы. Вдоль задней стены тянулся длинный стол, в этот момент покрытый яркой скатертью и уставленный свечками в тон. С потолка свисал зеркальный шар, а от него расходились длинные радужные ленточки, розовые и белые воздушные шары и какие-то немыслимо сложные и изысканные цветочные гирлянды, сплетающиеся шатром над столом, который Пибоди предназначила для призов.
В маленьких серебряных корзиночках, сплетенных в виде колыбелек, стояли розы-малютки, ирисы-малютки и еще целая куча других маленьких горшочков с цветами, названия которых Ева забыла, а может, и никогда не знала.
Были уже подготовлены и буфетные столы, тоже оформленные в радужных тонах. На одном из них был расставлен фарфоровый сервиз с радужным рисунком в окружении миниатюрных свечек, цветов. В центре стола возвышалась ледяная скульптура в виде аиста, несущего в клюве маленький сверток.
Ева была заранее уверена, что это будет выглядеть глупо, но оказалось, что это трогательно и очаровательно.
В обоих каминах горело невысокое пламя, а в середине комнаты стояло задрапированное разноцветной тканью и украшенное цветами кресло-качалка.
– По-моему, неплохо.
– Очень мило. – Рорк взял ее за руку. – Очень женственно. Мои поздравления.
– Я ничего такого не делала.
– Это неправда. Ты отлынивала при любом удобном случае, но все-таки собиралась с силами и делала все, что нужно.
Он поднес ее руку к губам, а потом наклонился и поцеловал ее.
– Ой! – Пибоди замялась в дверях и смущенно ухмыльнулась. – Не хочу мешать, друзья, если аист и все эти колыбельки навевают вам определенные мысли.
– Ты у меня схлопочешь, – предупредила Ева.
– У меня тут Мэвис. Я думала, может, ты захочешь показать ей, что тут и как.
– Беременность повлияла на ее зрение?
– Нет, я просто… ладно, неважно, – засмеялась Пибоди. – Входи, Мэвис.
Может, Мэвис и потяжелела на двадцать фунтов, но она не потеряла способности порхать и прыгать. Она буквально влетела в комнату в розовых узких сапожках на воздушной подошве. Бело-голубая юбочка разлеталась цветочными лепестками из-под округлой горки ее живота. Рукава платья были расцвечены геометрическим рисунком, продолженным на тыльных сторонах ладоней.
Ее волосы – на сей раз белокурые – были стянуты на затылке в длинный, лихо закрученный хвост, такой же задорный и бодрый, как она сама.
Она остановилась на бегу и зажала обеими ладонями рот. И ударилась в слезы.
– О черт! О черт! – простонала Ева.
– Нет, нет, нет. – Не переставая рыдать, Мэвис отняла одну руку ото рта и замахала на подбежавшего к ней Леонардо. – Я такая беременная… Полная жертва гормонов. Это такая красота! О-о, всюду радуга и цветочки! Это же чудо! Это просто чудо, Даллас.
Она с рыданиями пересекла комнату и бросилась на шею Еве, упруго ткнувшись в нее животом.
– Ну, вот и хорошо. Я рада, что тебе понравилось.
– Понравилось? Да это полный отпад. Полный! Пибоди! – Мэвис выбросила руку в сторону и втянула Пибоди в тройственное объятие. – Спасибо. Спасибо вам обеим.
– Может, тебе лучше сесть?
– Не, мне и так хорошо. Просто у меня то и дело потоп. Верно, Медвежонок? – обернулась она к Леонардо.
– Мы вчера ели на ужин морковь-малютку. – Леонардо уже привычным жестом передавал жене бумажные носовые платки. – Она проплакала десять минут.
Очевидно, воспоминание развеселило Мэвис, она расплылась в улыбке, оставила подруг и сгребла в объятья своего габаритного супруга.
– Не понимаю, как ты меня еще терпишь. Три часа утра, представляете? Просыпаюсь, чувствую: умираю с голоду. Как будто меня неделю продержали на цепи в темнице. И тут мой Медвежонок встал и сделал мне яичницу. Ой, ой, смотрите! – Мэвис опять подпрыгнула, заметив окутанное радужными драпировками кресло. – Это трон, да? И я буду на нем сидеть.
– Это твое место, – подтвердила Ева.
– Позвольте предложить вам руку, ваше величество? – галантно осведомился Рорк.
– Это просто ОКУ. Отпад, кайф, улет. Ты хочешь сбежать отсюда с моим Леонардо?
– И притом как можно скорее, – не стал отрицать Рорк, помогая Мэвис забраться в кресло.
– Ну ладно, я вас отпускаю.
– Дай ей все, что положено, – шепнула Пибоди.
– А вдруг она опять заплачет?
– А мне что-то еще дадут? Уже? – в сидячем положении Мэвис ничего другого не оставалось, как подпрыгнуть на попке. – Что? Где? Ой, я обожаю подарки!
Скрепя сердце, опасаясь нового потопа, Ева подошла к шкафчику и вынула скипетр и тиару.
– О мой бог! Супервысший класс!
Вздохнув с облегчением – на этот раз глаза Мэвис заблестели смехом, а не слезами, – Ева передала тиару Леонардо.
– Ты, наверно, знаешь, как это надевается.
– Коронуй меня, Медвежонок, – приказала Мэвис, – и мы начнем наши игры.
Не прошло и часа, как комната наполнилась женскими гормонами – которые по своей химической природе, как известно, являются стероидами, – настолько, что Ева решила: их можно закупоривать во флаконы и продавать на черном рынке.
Женщины лакомились закусками, потягивали прохладительное, ворковали над выпирающими животами друг дружки и болтали о тех вещах, о которых, насколько она могла понять, они болтают, когда собираются вместе.
Волосы.
«Тебе так идет эта прическа, и какой дивный цвет! К кому ты ходишь?»
Одежда.
«Просто сказочные туфли! А в них удобно?»
Мужчины.
«Он просто не слушает, когда мне надо сказать ему что-то важное».
Ну и конечно, учитывая повод встречи, они говорили о детях, еще раз о детях и опять о детях.
Ева открыла для себя один новый, дотоле ей неизвестный факт: оказалось, что женщины, у которых уже есть дети, считают своим долгом поделиться опытом с теми, кому еще только предстояло в первый раз отправиться на эту Голгофу.
«Шестнадцать часов и два с половиной из них пришлось тужиться. Но дело того стоило».
«Титания выскочила, как только у меня отошли воды. И, попади я в роддом хоть на десять минут позже, она родилась бы прямо в такси!»
«Мне пришлось делать кесарево. Уайли просто не желал поворачиваться».
И у них была наготове уйма полезных советов:
«Надо непременно слушать симфонию Магдалины «Даю тебе жизнь»! Это так вдохновляет».
«Рожать нужно только в воде. Единственный верный путь. Я своих обоих рожала в бассейне. Это непередаваемо. Испытываешь экстаз».
«Требуй наркоза».
И это, по мнению Евы, были самые разумные слова из всех, что ей довелось услышать.
Держа в руке запотевший бокал с коктейлем, к ней подошла Надин Ферст, телезвезда «Канала-75», мастер криминального репортажа, которой вскоре предстояло стать хозяйкой собственного еженедельного шоу.
– Молодчина, Даллас, отличная вечеринка. Никогда не видела Мэвис такой счастливой. Она буквально светится.
– Погоди, она в любую минуту может зареветь.
– Гормоны, – пожала плечами Надин. Ее мелированные пышные волосы нимбом светились над ее остренькой лисьей мордочкой. – Мне надо с тобой поговорить.
– Волосы роскошные, обалденные туфли и, я уверена, твой последний трофей дивно хорош не только в постели. Я ничего не забыла?
– Ты выбила три очка из трех, но я не об этом. Мы окончательно доводим формат моего шоу, и мои продюсеры считают, что было бы бесподобно иметь ежемесячный эсклюзив с тобой. Я с ними согласна. Полный час раз в четыре недели, сосредоточенный не только на том деле, которым ты занимаешься в данную минуту, но и суммирующий все, чем ты занималась на протяжении месяца. – Надин подняла свой бокал, словно салютуя, и отпила глоточек. – Это украсит передачу, и это подача твоей деятельности в благоприятном свете, хорошая реклама для Департамента полиции и безопасности Нью-Йорка.
– Раз в месяц? Дай мне подумать минутку. Нет.