Исправленному верить (сборник) Перумов Ник
– Евгений Батькович, ты сегодня рано, – донесся голос из ближайшего кресла. – Почувствовал, что ли…
– Вроде того, – согласился капитан. – Привет, Вадим. Давно началось?
– Да минут пять. Пока Высшие возятся с минными полями. – Майор в кресле потянулся, расправляя затекшую спину. – Через полчаса будем поднимать группы. Тогда уже станет ясно, куда эти черти попрутся. По-моему, они настроены решительно.
– Много? – Евгений остановился у тактического стола, занимавшего центр зала.
– Очень. – Вадим отбросил шутливый тон. – Полсотни белых и пять скимеров. Ополчение их не удержит.
– Твою дивизию… – Капитан уже спешил к двери. – Порталы включены везде?
– Да. Технари уже готовят броню. Удачи, мужики!
– К черту! Если что – не поминайте лихом.
Он выскочил в коридор. Побежал к лифту, тихо матерясь на сработавший портал. Полсотни… Это действительно много. Слишком много. Высшие не бросали в наступление таких сил с самого начала войны. Они явно хотят покончить со всем одним ударом. Почему-то сразу вспоминается допрос одного из Высших.
Он сидит на табурете. Высокий, хрупкий, похожий на какую-то диковинную статуэтку. С сероватой кожей и узкими глазами, над которыми тускло мерцает «третий глаз». Вытянутый безволосый череп кажется непропорционально большим по сравнению с неразвитыми плечами. И выражение лица… Высокомерное. Отсутствующее. Чужое.
Они стоят напротив. Пока просто стоят и смотрят. Впитывают образ, примиряются с ним. Ирония судьбы – первая негуманоидная раса, с которой столкнулось человечество, Инсекты, оказалась коалицией гуманистов и философов, а первая гуманоидная… врагами. И первый контакт стал первым допросом.
– Самоназвание, личное имя, должность и звание? – полковник Каракаев начинает по инструкции.
– Мы – Высшие. Мы – разумные. Вы – нет, – доносится синтезированный переводчиком голос пришельца. – Я буду говорить.
– С неразумными? – А вот это уже от себя. Сарказм вообще плохо вяжется с казенными фразами.
– С разумными мы разговариваем тоже. На разных языках. С вами мы говорим на языке силы. – Высший самоуверен до невыносимого.
– Вот только это вас допрашивают. Цель вторжения?
– Мы лечим галактику. От чумы. От вас. Вы – хитрые чумные крысы, уничтожающие все. Ни одна другая раса не представляет такой угрозы. Мы наблюдали. Мы спорили. Мы решили.
– И что же вы решили?
– Мы истребляем вас. Мы будем вас истреблять. Вы – опасные животные. Нестабильны. Ненадежны. Агрессивны. Ваше стадо размножается слишком быстро. Вы не способны жить разумом и живете эмоциями, но даже для этого вам нужно быть в стаде. Стадо – признак неразумности.
– Оставим в покое философию и прочие высшие материи. Какими силами вы располагаете?
– На корабле сто двенадцать индивидуальностей. – По комнате проносится изумленный шепот. Необычайно малая цифра для армии вторжения. И это, наверное, было бы смешно… Если бы сейчас многомиллионные города не лежали в руинах.
– Вы имеете в виду сто двенадцать особей вашего вида?
– Нет. Индивидуальностей. Вы привязаны к своей биологической оболочке. Мы – нет. Ваше оружие разрушило около двадцати наших оболочек и пять вышло из строя от старости во время полета. Сейчас эти индивидуальности существуют в другой форме.
– Объясните. В какой еще другой форме?
– Вы называете это машинами. Нам не страшно разрушение оболочки. Мы – Высшие. Мы не знаем проблемы смерти. Вы разрушаете одну нашу оболочку, мы создаем другую. Мы не знаем эмоций. Вы будете уничтожены…
Да. Это было страшное откровение. Высший тогда еще долго рассказывал. Без принуждения, без пыток. Он говорил просто потому, что хотел это сказать. Хотел похвастаться своим превосходством, унизить и раздавить. В чем-то это ему даже удалось. Но вместе с этим он дал нам надежду. Высшие не могли перемещаться в гиперпространстве. Они только поддерживали связь. И свое вторжение они начинали именно сейчас, когда армию считают лишней и ненужной. Высшие следили за колонией, прогнозировали. И напали в тот момент, когда оборона планеты была уничтожена правительством.
Евгений посмотрел на небо. Где-то там висит спутник-шпион, укрытый маскирующими полями. И не один. А те Высшие, с которыми капитан сражается, сейчас сидят у экранов в сорока трех световых годах отсюда и наблюдают за ними. Сейчас. Для военных это слово разорвано на два времени. Сейчас в настоящем и сейчас в будущем. И буквы в названии Базы означают именно это: Настоящее и Будущее, сплетенные в один клубок. Змея, кусающая свой хвост.
На Базе-Б они иногда смотрели исторические хроники. Чтобы узнать, что им уготовано. Безрадостное, беспощадное знание. Они не могли ничего изменить в настоящем, чтобы не вызвать временного парадокса. Только ждать, заранее зная, что через четыре года правительство придерется к очередному конфликту между молодежными группировками и военнослужащими и разгонит последних. Территории баз пойдут с молотка, принеся ощутимый доход заинтересованным лицам, для чего, собственно, и нужно уничтожить армию. Кампания по дискредитации вооруженных сил, начатая недавно, достигнет пика через два года. Тогда многие военнослужащие либо погибнут, либо уйдут из Сил планетарной обороны, чтобы тихо спиваться, при условии, что они, конечно, выживут в войне, которая начнется через сорок пять лет.
Ты устал, запутался. Ты мчишься по Базе Настоящего, чтобы через несколько минут оказаться в мясорубке. Зачем? Ты ведь тоже мог плюнуть на все и уволиться, когда узнал обо всем. Некоторые и уволились. Не захотели воевать за детей и внуков тех, кто их предал и продал. Ну а ты? Но тут взгляд натыкается на стайку малышей, несущихся по пыльному бетонному плацу. Это дети, которых вы эвакуировали из горящего будущего. И ты знаешь ответы на все вопросы, которые сам себе задал. Ты сам выбрал себе жизнь, а их никто не спрашивал. За детьми ковыляет на трех лапах смешной лопоухий щенок. Четвертую лапу ему оторвало лучевым залпом Высших, но его маленький хозяин не захотел уходить без него. И тогда кто-то из вас подхватил обоих и понес прочь от выстрелов. Ты так и не узнал – кто. Просто аккуратно принял из рук его ношу и понес дальше. А он лежал и немигающим взглядом смотрел в небо, ведь даже тяжелая броня «богатыря» не способна выдержать больше трех попаданий.
Он проскочил в ангар, где вокруг брони уже крутились техники. Кивком поприветствовал их и ребят боевой группы. Затем переоделся в обтягивающий комбинезон-поддоспешник и полез в недра штатного «Витязя». В черепе мгновенной болью отозвались имплантированные разъемы, отвечая на подключение систем. Потом пошли тесты.
– Третий готов. «Витязь» подключен, в работе, – произносит он в эфир.
– Третий, вас понял. Пятый, что у тебя там?
– Неисправность системы сервоприводов мышечного усиления.
– Нам надо минут двадцать, – доносится голос техника.
– Пятый, устранить неисправность. Пойдешь в следующей группе. Как понял?
– Я – Пятый, есть устранить неисправность и выступать со следующей группой.
– Внимание группе: к машине!
Они выстраиваются в две колоны у аппарели глайдера. Ждут.
– Па-машинам! – Глайдер отрывается от пола и скользит к воротам ангара.
– Господа офицеры! – Первый осматривает их группу, скорчившись в люке. – Похоже, денек нынче ожидается жаркий. Задача – любой ценой задержать Высших и не дать им пройти к Базе.
Перед глазами у каждого появляется схема города. Пока Первый объясняет маневр, на схеме загораются указатели и условные обозначения. Машину трясет. Это привычно.
– Ну что ж, господа, к бою, – заканчивает инструктаж командир. – И да поможет нам Бог.
Аппарель падает на асфальт. Они выскакивают из глайдера, растягиваясь жидкой цепью. Впереди уже виднеются белоснежные фигуры Высших.
– Разбиться по тройкам! Выбрать цель! Огонь!
Они пригибаются к земле. Раскалывают очередями отражающие поля противника. Белые в ответ отплевываются из своих лучевиков.
– Альфа, это База. Четыре белых лево триста. Обходят вас по флангу. Командуйте отход.
– База, это Альфа. Отходим. Постараемся закрепиться в ближайших развалинах. Где, черт возьми, танки?
Отступают к разрушенным домам. В пролом проскакивает последний боец, и они занимают позиции.
– Димон, давай крайнего!
– Готов.
– Огонь!
Из дыма вылетает скимер. Развалины окутываются дымом, стены плавятся.
– Это Альфа. Прижаты огнем техники. Прошу помощи.
– Альфа, это База. Отходите до отметки семь ноль одна. Там заняли оборону остатки группы Браво. – Передача едва прорывается сквозь треск помех.
– Я – Альфа. Выйти из-под огня не можем.
– Командир, мы с Димоном прикроем. Отходите!
– Группа, отходим на отметку семь ноль одна. Мужики… – Первый не заканчивает фразы. Его и так поняли.
Они уже не отходят. Бегут. Позади гулко стучат автоматные очереди. Гремят разрывы. Вот замолк один автомат.
– Говорит старший лейтенант Вавилов, всем-всем. Вызываю огонь на себя!
– Вавилов, я – Гром шесть, координаты принял.
Раскалывая небо, из низких туч выскальзывают штурмовики.
– А я Академику полтинник остался должен, – вздыхает кто-то.
– Седьмой, отставить. Береги дыхание.
Они добегают до траншей. Падают в нее.
– Альфа, вы как? – Из дыма проявляется чужой «Витязь».
– Живы. Потеряли четверых. – Командир поднимается на ноги. Оглядывается: – Что здесь?
– Зарываемся. Тут два взвода ополченцев. Нас, из Браво, – трое. Правее – бункер с импульсником и два шестьсот вторых в руинах.
– Альфа, занять позиции в траншее. Сема, дуй в бункер, помоги там и связь держи. Браво, как у вас с броней?
– Никак. Два скимера выскочило. У меня только «Витязи».
– Хреново. Давайте на левый фланг. И пару отделений пехоты возьмите. Кто здесь ополчением командует?
– Флаг-майор Дунаевский, – в траншею спрыгивает маленький человек в мешковатой форме.
– Командир группы «Альфа», подполковник Веденеев. Майор, что у вас с тяжелым вооружением?
– Два расчета ракетниц и три штурмовых гранатомета.
– Хорошо. Рассредоточьте гранатометы по траншее, а ракетницы, – командир оглядывается, – вон в то здание, на второй этаж. Жень, возьми Васильева – прикроешь.
– Есть!
Они забираются в полуразрушенное здание школы. Подбадривают испуганных ополченцев.
– Внимание всем! – На визире шлема начинают вспыхивать отметки. – Противник прямо семьсот. Приготовиться к отражению атаки.
Высшие идут не спеша. Уверены в своем превосходстве. Кто-то из солдат при виде белых фигур начинает молиться.
– Третий, что наблюдаешь?
– Пятнадцать белых и три скимера. – Он вглядывается в дым. – Идут шеренгой, скимеры на правом фланге.
Внезапно противник делает рывок. Боевые машины взмывают почти вертикально вверх и проносятся над траншеей.
– Господин офицер, что нам делать-то? – Ополченец вопросительно смотрит на него.
– Огонь по скимерам!
Ракеты срываются с направляющих, несутся вперед, оставляя дымные шлейфы. Почти одновременно грохочут орудия шестьсот вторых. Один скимер падает и загорается. Два оставшихся начинают дуэль с гравитанками.
– Перезарядить орудия. Цель – левый скимер. Залп!
И вновь ракеты уносятся к противнику. Есть!.. Скимер дергается, подставляет брюхо танкам. Те не теряют времени. Белые тем временем доходят почти до траншеи.
– Шестьсот вторые, валите последний!
Не успевают. Руины вместе с танками сплавляет в одну массу. Скимер начинает разворачиваться к школе.
– Беглый огонь!
Ракета за ракетой уходят к цели. Белый корпус покрывается пятнами окалины.
– Мы его не пробьем! – скулит кто-то. Из траншеи выскакивают двое. До машины добегает только один, но он успевает швырнуть что-то на броню. Скимер исчезает в клубящемся огненном облаке.
– Третий, что у вас?
– Скимеры уничтожены!
– Отлично. Прикройте бункер.
Ополченцы перезаряжают ракетницы и начинают беспорядочно палить в сторону противника. Белые пятятся.
– Отбились. Жень, что у тебя с боеприпасами?
– Ракет пять осталось.
– Плохо. А на автомат?
– Минут на двадцать боя, если экономить.
– Замени Сему в бункере, он все до железки отстрелял. Внимание всем: доложить о потерях и количестве боеприпасов.
– Я – Браво. Потерял одного. Боеприпасов на пять минут.
– Я – флаг-майор Дунаевский, потерял сорок человек убитыми и ранеными. Штурмовые гранатометы имеют по три обоймы, личное оружие – на десять минут боя.
– Я – командир расчета импульсного орудия старшина Тыртычный. Потерь личного состава нет. Осталось пять батарей.
– Негусто. Еще одна-две атаки, и стрелять будет нечем.
– Альфа, это База. Как слышите?
– Я – Альфа, слышу вас хорошо.
– Плохие новости, Альфа. Высшие сосредотачиваются на вашем участке. Около двух десятков белых и один скимер. Поддержать ничем не могу – у остальных тоже жарко.
– База, у меня железа на десять минут. Потом не смогу стрелять.
– Альфа, держитесь! Постараюсь помочь.
Он поднимает переднюю панель шлема. Закуривает. Ополченцы тоже пыхтят самокрутками. Передышка.
– Альфа, я – База, выслал к вам два глайдера и техников с импульсником. Больше ничего. Держитесь.
– Вадим, какого черта! – не выдерживает командир. – Нас размажут тонким слоем.
– Игорь Дмитриевич, чего вы от меня хотите? Я сейчас сам ухожу к Дельте. База в двухстах метрах от вас, а на базе восемь тысяч гражданских. Держитесь. Конец связи.
– М-м-мать… – в сердцах бросает Веденеев. – Господа офицеры, переключиться на второй канал.
Он последний раз затягивается. Закрывает шлем.
– Значит, так, мужики, – хрипло произносит командир. – Шансов у нас ноль целых хрен десятых. Патронов – кот наплакал. А отступать нельзя. Что делать будем?
– Есть у меня одна идея… – растягивая слова, начинает старлей из Браво.
– Ну, не томи душу. Давай уже, говори.
– В общем, можно пойти в рукопашную. Ополченцы, ясное дело, ни фига в этом не помогут, но у нас шанс есть. Хотя маленький и дохлый, но есть.
– Еще идеи будут? – В ответ – тишина. – Тогда подпустим белых поближе – и врукопашную. По местам.
Передышка заканчивается. Техников так и нет, а впереди уже снова можно различить силуэты Высших. Заливается звонким лаем импульсник, глухо рявкают гранатометы, сухо стучат автоматы. Кто-то из белых спотыкается, встряхивается и продолжает свой неторопливый марш. Над бункером проносится скимер, двумя залпами снося развалины школы. Потом медленно скользит вдоль траншеи, поливая ее огнем.
– Я – Браво. Боеприпасы кончились.
– Ждем.
Высшие все ближе и ближе. Трое или четверо упали, но остальные шагают. Замолкают гранатометы. Захлебывается в облаке дыма и пыли импульсник. Стук автоматов все реже и реже.
– Альфа, Браво, приготовиться к броску. Подпустим их метров на двести и…
И тут небеса рушатся вниз. Десятки черных штурмовых ботов стремительно приближаются к земле. Тормозят резкими ударами маршевых двигателей, расшвыривая ударными волнами Белых и руины. Евгений вздрагивает, уважительно думая о том, какие перегрузки при этом выдерживают десантники. Распахиваются люки, черные фигуры выскакивают из них, ведя прицельный огонь. В отблесках разрывов мелькают ало-желтые полосы на броне.
– Имперцы! – вопит кто-то из ополчения. – Ура!
«Ура!» – разносится над выжженной землей. Они выскакивают из траншей, бегут вперед. Туда, где Высшие уже начинают пятиться, огрызаясь редкими выстрелами. Вперед!
Внезапно все кончилось. Штурмовики двумя залпами разнесли скимер, и Белых не осталось. Они медленно, пошатываясь от внезапно навалившейся усталости, побрели к командирскому катеру, откуда уже шли им навстречу несколько офицеров. Они встретились на перепаханном взрывами пустыре между позициями. Имперец шагнул вперед, козырнул двумя пальцами.
– Командир первого взвода пятьсот тринадцатой ударно-штурмовой роты мастер-лейтенант Хорхе Мартинес, – представился он. – С кем имею честь?
– Командир группы «Альфа» первого дивизиона Сил планетарной обороны Нового Горизонта подполковник Веденеев. – Они пожали руки. – Проклятье, ребята, вы очень вовремя.
– Эскадра вошла в систему двенадцать часов назад. Как только вышли на орбиту – нас бросили на помощь. Одну секунду, отвечу на вызов.
Мартинес перешел на внутренний канал, что-то ответил. Потом откинул шлем.
– Поздравляю, господа. Мне только что сообщили, что планета Новый Горизонт полностью отчищена от сил противника. Это – победа!
Схлынула горячка боя. Осталось позади безумное ликование выигранной войны. Евгений чувствовал себя полностью опустошенным и лишь усилием воли следил за разговором. Они стояли у ворот ангара, в которых слабо мерцало поле хроноперехода. Еще немного, и они снова вернутся в настоящее. Туда, где никто, кроме них, не знает о войне и о победе.
– Профессор, что вы намерены делать со всеми порталами? – Голос Веденеева доносится, как сквозь вату.
– Ну… когда закончится реэвакуация гражданских лиц и собственно ваше возвращение, – ученый, полный и широкоплечий человек, пожал плечами, – я предполагаю, хронопереход будет уничтожен. Эксперимент удался, и, несомненно, очень своевременно удался. Но в процессе практического применения… Как бы это сказать. Видите ли, он представляет несомненную угрозу для пространственно-временного континуума. Мы, естественно, сохраним наши теоретические наработки и, вероятно, даже продолжим изучение этого феномена, если территорию базы вновь вернут в собственность института. Вот только пока создавать новых хронопереходов не будем. И… не хочу вас расстраивать, но…
– Говорите уже, профессор, – вздохнул подполковник.
– Нам необычайно повезло с вашим перемещением. Все дело в том, что в своем времени вы – лишние люди. Абсолютно ненужный элемент социума, который стремится вас отторгнуть. Поэтому мы могли не опасаться разрыва ткани реальности. Все наши расчеты однозначно показали, что изъятие из общества и перенос во времени возможен только для субъектов с низким уровнем социальной значимости. К примеру, перенос в наше время какого-либо политического деятеля повлек бы изменение будущего, а следовательно, мог бы уничтожить нас. С вами такого произойти не могло, вы не оказывали никакого влияния на свое время. Еще раз прошу прощения, но факты…
– Лишние, значит, – задумчиво повторил Веденеев. И внезапно расхохотался: – Эх, профессор. Ни черта вы все-таки не поняли. Мы там – где нужны. Группа, становись! В настоящее – шагом марш…
А у ворот проходной древний седой старик тщательно замазывал надпись «резервация зеленых козлов» и тихо сквозь слезы твердил:
– Простите меня, сынки. Глупый я был, молодой и глупый.
Дежурные по планете
- Очень редко на пороге успевают оглянуться,
- Оглянуться, улыбнуться, что-то главное сказать…
- Уходящие уходят в те края, где лозы вьются,
- Где крылатыми очнутся те, кто был рожден летать.
- Не всегда дано заметить, что стоишь ты на пороге,
- На пороге, за которым плещут теплые моря,
- Зеленеют сочно травы, и ведут, ведут дороги
- Через поле, над которым занимается заря.
- Это будет слишком рано, это будет слишком поздно,
- Слишком рано для прощанья, слишком поздно для мечты,
- Вспыхнет радуга над лугом, понесутся в вальсе звезды,
- Уводя в иные дали тех, кого оставишь ты.
- Очень редко на пороге успевают оглянуться…
Екатерина Чистякова
Старик
На пустыре за домами в кои-то веки стояла тишина. Несколько мальчишек разного возраста, рассевшись кружком на ярко-зеленой, какая бывает только в начале лета, траве, увлеченно следили за руками игроков, еще не выбывших из кона.
– Орн, Орн, иди сюда!
Худой черноглазый паренек лет четырнадцати нехотя оторвался от игры и обернулся на крик.
– Потом, Ларс! – отмахнулся он от невысокого светловолосого мальчишки, едва не приплясывающего от нетерпения. Тот указал рукой на узкий проход между домами.
– Ну давай же, там старый Пар! Пошли, устроим потеху!
Услышав это, Орн поднялся и пошел к другу, оставшиеся игроки, переглянувшись, побросали камушки и, радостно гомоня, побежали за ним.
Двор был большой и чистый, маленький фонтанчик в его центре окружали аккуратные высокие клумбы, пестревшие всеми цветами радуги. Толстые серые голуби вальяжно прохаживались по белым плитам. На лепившихся к стенам крытых галереях несколько женщин развешивали белье, оживленно переговариваясь между собой. Они бросали недовольные взгляды на стайку детей, окруживших сгорбленную фигуру, но, хотя и знали, что произойдет дальше, вмешиваться не стали. Пусть уж лучше шалят по-своему, чем начнут отрывать матерей от дел, вопя на весь двор и мешаясь под ногами.
Старик, медленно переставляя костыли, брел вдоль стены к темному проему двери. Штанины сильно заношенных, местами залатанных порток странно колыхались при ходьбе; из-под них, издавая глухой стук, выглядывали две деревяшки, довольно не похоже изображающие ступни. Водянисто-голубые глаза с покрасневшими веками смотрели под ноги. Сорванцы подбежали к старику и, кривляясь, начали на все лады передразнивать его походку. Лучше всего это получалось у Ларса, он шел за Паром след в след, копируя каждое его движение. Мальчик скособочился и скривился, подражая выражению лица старика, и получилось настолько похоже, что мальчишки зашлись от хохота, а женщины на галереях, не выдержав, прыснули.
Старик оглянулся и встретился глазами с Ларсом. Тот радостно оскалился в ответ и, показав Пару язык, заорал непристойную песенку, тут же на ходу и сочиненную. Мальчишки, гогоча, подхватили дурацкий стишок и запрыгали вокруг.
Пар остановился и приподнял костыль, намереваясь перехватить его поудобнее.
– Спасайся, кто может, у него меч! – выкрикнул Ларс и в притворном ужасе отпрыгнул от старика, вызвав новый взрыв смеха.
Пар хрипло закашлялся и вдруг, уронив костыль, оперся рукой о стену.
– Он сложил оружие! Он сдается! – радостно выкрикнули сразу несколько голосов.
Но охладить пыл разошедшегося Ларса оказалось не так-то просто. Подбадриваемый смехом и восхищенными взглядами ребятни, он подхватил костыль и отскочил от Пара. Старик, не двигаясь с места, посмотрел на дверь, темнеющую совсем рядом.
– Отдай, мальчик, – сипло прокаркал он, переводя взгляд на Ларса. А тот, приняв горделивую позу и размахивая костылем, орал:
– Я победил! Теперь это – мой трофей!
Вдруг Ларс замер, хитро улыбнулся и, захваченный какой-то новой мыслью, сказал:
– Ладно, бери, – и протянул костыль Пару.
Старик нерешительно потянулся к нему, едва не упал и неловко взмахнул руками, с трудом выравниваясь.
Мальчишки перестали смеяться и с любопытством смотрели, что будет дальше.
– Ларс, хватит, – негромко сказал Орн, – отдай.
– Нет, пусть сам возьмет, – заупрямился Ларс, раздосадованный непрошеным вмешательством друга.
– Что тут у вас? – рявкнул сзади грубый голос. Мальчишки резко обернулись и порскнули в стороны, освобождая место внушительной фигуре Ольдена, вышибалы из таверны. Ларс вжал голову в плечи и быстрым движением сунул костыль старику.
– Он палку потерял, – быстро нашелся маленький рыжий мальчишка, указывая грязным пальцем на Пара, – а Ларс поднял.
– А-а, – протянул Ольден, едва заметно нахмурившись. Его взгляд неприязненно мазнул по старику. – Ну, так и иди, дед, чего встал?
Старик покорно заковылял дальше и скрылся в доме.
Через несколько минут голоса мальчишек стихли за углом. Женщины на галереях возобновили разговор, обмениваясь новостями и перемывая косточки соседям.
– Нехорошо это, – вдруг тихо произнесла одна из них, задумчиво расправляя белье на веревке.
– Что нехорошо? – удивленно спросила дородная женщина во вдовьем чепце.
Та покосилась вниз.
– А, старик? – понимающе кивнула вдова. – Дурачатся, да, но ничего плохого же не делают. Да и Пар на них не обижается вроде.
– Что Пар, Алита? – громко спросила женщина с галереи этажом ниже, уловив обрывок разговора. – Опять чего учудил?
– Нет, Лисса, – ответила вдова. – Бери не понравилось, как твой сын развлекается!
– Что мой сын? – уперев руки в бока, громогласно осведомилась Лисса. – Ты, Бери, тут без году неделя, а мы уж натерпелись от Пара достаточно! То ведро помойное прямо у двери опрокинет, то кашляет всю ночь напролет, детей будит! Крыс этих летающих прикармливает, загадили уже тут все! – Женщина зло встряхнула мокрой простыней. – А уж сколько раз у него стряпня пригорала, весь дом провонял…
– Он еще ирисы помял намедни! – подала голос румяная молодка с младенцем на руках. – Алита всю весну над ними билась, чтоб зацвели.
– Старый хрыч! – сплюнула Лисса, набрасывая простыню на веревку. – Помер бы уж поскорее да место освободил, некоторые вон вшестером в одной комнате ютятся!
– Может, помочь ему чем… – еле слышно пролепетала Бери после того, как Лисса ушла за новой порцией белья.
Вдова передернула плечами:
– Не хочет он, отказывается. Ну, а на нет и суда нет.
Холеный полосатый кот, раскинув лапы, разлегся на бортике фонтана. Пушистый хвост безвольно повис, желтые, осоловелые от жары глаза лениво следили за голубями, выклевывающими что-то из щелей между плитами. Когда рядом тяжело опустился старик, кот лишь дернул туда-сюда кончиком хвоста, ничем больше не показав, что заметил чужое присутствие. Птицы засуетились и, беспокойно тараща на кота круглые глазенки, придвинулись поближе к человеку. Покопавшись в кармане, Пар вытащил горбушку и начал крошить хлеб на землю. Словно только того и ждали, голуби набросились на угощение, с шумом распихивая крыльями соседей.
Тихонько журчал фонтанчик, из арки едва долетал обычный уличный шум, с пустыря за домом доносились крики детворы, затеявшей какую-то игру с беготней.
Послеобеденная жара становилась невыносимой, даже толстые стены беленых домов не спасали от духоты, и то и дело кто-нибудь появлялся на галереях, обмахиваясь чем придется и всматриваясь в небо без единого облачка. Даже голуби, склевав последние крошки, убрались с раскаленных камней. Пар, похоже, от жары не страдал – он уселся на самом солнцепеке, там, где заканчивалась тень от дома, в которой лежал кот. Убаюканный плеском воды, старик начал клевать носом.
Из арки появились Орн и Ларс, держа в руках по кульку жареных орешков. Негромко переговариваясь и сплевывая шелуху себе под ноги, они пошли прямиком на пустырь, откуда слышались веселые голоса. Вдруг Ларс заметил старика и остановился. Воровато оглянувшись, он что-то зашептал другу на ухо. Орн безразлично пожал плечами и зашагал дальше, Ларс, часто оглядываясь, двинулся за ним. Через несколько минут Ларс снова появился во дворе. Кот напрягся и проводил его настороженным взглядом, но мальчик шел не к нему. Озорно блеснув глазами, Ларс подкрался к дремлющему старику, осторожно поднял прислоненные к бортику костыли и так же тихо скрылся за углом. Вскоре оттуда грянул взрыв хохота. Кот расслабился и зажмурил глаза.
Солнце медленно ползло по раскаленному небу. Пару раз Ларс выглядывал из-за дома, но вскоре ему это наскучило – старик все спал, не меняя положения. Кот, сколько мог, отодвигался от границы тени, постепенно подбирающейся к нему. Наконец, когда весь фонтан оказался на солнце, кот зевнул, потянулся, царапнув когтями камень, спрыгнул на землю и, мазнув по ноге старика хвостом, неторопливо удалился. Пар, почувствовав прикосновение, последний раз всхрапнул и поднял голову, просыпаясь. Обнаружив пропажу, он повертел головой, но вокруг никого не было. Старик натужно поднялся на ноги, не отрывая взгляда от двери, гостеприимно приоткрытой в каких-то десяти шагах от него. Но ноги подвели – не успел он попытаться сделать хотя бы один шаг, как колени подломились, и Пар упал обратно на бортик.
Время шло, ближе к вечеру начали возвращаться с дневной работы мужчины. Из окон потянуло едой, то тут, то там завязались оживленные разговоры. На старика, притулившегося у фонтана, никто не обращал внимания. Только раз Керн-мясник, вышедший покурить на галерею, спросил у жены:
– Чего он все сидит-то?
– Кто? – переспросила румяная женщина, выглядывая на улицу. – Пар? Да кто ж его знает? Делать ему нечего, вот и сидит.
Керн хмыкнул, докурил цигарку и ушел внутрь, притворив за собой дверь. Через минуту из комнаты донеслось гуканье младенца и довольный мужской бас, прерываемый женским смехом.
Солнце садилось. Небо окрасилось сначала в синий, а затем в фиолетовый цвет, на нем мягко замерцали первые звезды, над крышей показался желтый серп месяца. Стих уличный шум, тишину нарушали только чье-то негромкое пение да ругань Лиссы, отчитывающей за что-то мужа. Несмотря на тепло летнего вечера, старик на каменном бортике зябко поежился. Несколько раз он вглядывался в проход между домами, ведущий на пустырь, но оттуда никто не шел – малыши уже сидели по домам, а ребята постарше убежали в город, посмотреть заезжих акробатов. Внимательно оглядев окна и галереи, Пар убедился, что за ним никто не наблюдает, и медленно, осторожно опустился на четвереньки. Закусив губу и судорожно перебирая по остывающим плитам дрожащими руками, он пополз к дому, тяжело подволакивая застывшие от долгого сидения ноги. Через минуту из-за закрывшейся двери послышался лающий, захлебывающийся кашель.
Уже совсем стемнело, когда двое запыхавшихся мальчишек вбежали во двор с улицы. В гулкой тишине зазвучал жаркий шепот:
– Орн, мать меня прибьет! Я ведь обещал вернуться до темноты!
– Сам виноват, – прошипел Орн. – На кой тебя в порт понесло? Или… – он даже притормозил, – ты опять за старое?
– Не, на острова я больше не хочу. Чего там делать, коров пасти? Зато, говорят, на севере с десяти лет на флот берут! Вдруг бы получилось на корабль пробраться? Уплыли бы вместе, а? Ну, ты только представь!
Орн не сразу нашелся что ответить.
– Найдут тебя, как в прошлый раз, под шлюпкой, – наконец буркнул он, – враз вспомнишь, на чем люди сидят. И что-то не слыхал я, чтобы соплю, вроде тебя, на флот взяли. Разве что пираты…