Перворожденная Южная Юстина
Она остановилась и подняла глаза на мага.
Финеас смотрел вдаль, на горы, обрамлявшие Лох Тей. По ним, словно дикие козы, скакали тени облаков, пролетавших в вышине. Ветер гнал их все дальше и дальше, к великому Западному океану.
— Нет ни одной причины, по которой я мог бы отказаться, леди Исилвен. Но у меня есть одно правило.
Темный маг непроизвольно коснулся левого бока. Там прятался шрам — напоминание о том, что случилось, когда единственный раз он этому правилу изменил. Именно тогда Финеас был вынужден искать пристанища, чтобы залечить раны. Именно тогда наткнулся на Салику и главу ее магов, мэтра Лидио.
— Я никогда не берусь за дело, не получив точных сведений о нанимателе и о предстоящем задании. Поэтому мне нужно знать, кто этот маг и почему ты хочешь его найти. А почему он так опасен, я пойму из твоего рассказа.
Исилвен закусила губу и крепко сжала пальцы. На сей раз пауза длилась еще дольше.
— Я желала бы пойти в этот поход в одиночку и оставить свой рассказ при себе, — проговорила она тихо. — Но я не справлюсь одна. Однажды уже не справилась. И, конечно… мой сопровождающий имеет право знать, с кем ему придется иметь дело.
Она выпрямилась, во взгляде появилась твердость, словно Перворожденная приняла решение.
— Я расскажу тебе, кто такой Зафир.
Исилвен бежит по полю. Ромашки щекочут колени, белые лепестки взмывают в небо и снежинками оседают на макушке, пальцы измазаны в желтой пыльце. Исилвен встречает свое седьмое лето.
Эльфы не появляются на свет взрослыми и умудренными опытом, что бы ни шептали суеверцы. Они рождаются, как простые смертные, просто это случается гораздо реже, чем у людей. И у них такие же крохотные ручки и ямочки на щечках, такая же доверчивость во взоре и такая же беззащитность перед распахнутым миром. Даже разум Перворожденных, пробуждающийся гораздо раньше, чем у детей людского рода, не спасает их пока от наивного простосердечия; они восхищаются каждой частичкой огромного мира, видят прекрасное в обыкновенном.
Исилвен бежит, и ее лавандовое платьице плещет меж хрупких стебельков. Скорее, скорее! Навстречу ей, такой же восторженный и счастливый, несется мальчишка с золотыми кудрями. Анарвэ — Солнечное дитя, ее лучший друг и вообще лучший на свете.
Они встречаются на середине поля, на мгновение замирают в смущении, а затем Исилвен бросается мальчишке на шею. Он улыбается ей, открыто и ясно, роется в маленьком кошельке, пристегнутом к поясу, достает оттуда что-то блестящее и протягивает девочке.
— Это тебе, — говорит он и прибавляет с гордостью: — Сам сделал.
На ладошке лежит колечко. Оно деревянное, но с камнем, скрепленным тонкой серебряной струной. Камень мерцает опаловым, в глубине таится небесная лазурь. Исилвен склоняется над ним не дыша, она никогда такого не видела.
— Он редкий, называется «лунным», — бормочет Анарвэ и отчаянно краснеет.
Девочка бережно надевает колечко на палец — оно ей точно впору.
— Спасибо, — шепчет она. — Чудесное… А это для тебя.
Из кармашка ее платья возникает костяной гребень, один его уголок украшен резными узорами поразительной красоты.
— Эта магия дается мне пока не очень хорошо, но теперь твои волосы никогда больше не будут путаться.
Анарвэ берет гребешок, разглядывает его удивленно, а потом проводит по мягким кудрям. Гребень скользит легко, и пряди под ним вьются, словно песчаные барханы.
— Я сначала попробовала на своих. Белая сторона почему-то расчесывается лучше, чем черная, — сообщает Исилвен.
Они смотрят друг на друга и начинают хохотать.
Время тянется так долго! Луга купаются в жарких лучах солнца, а вдалеке над горизонтом возносится пик высокой горы — на его склонах искрится снег. Дети бегают, падают в пахучие травы, танцуют, плетут венки и шепчут друг другу на ушко свои секреты. Тени становятся длиннее. Исилвен и Анарвэ садятся у неохватного ствола каштана и начинают петь. Песня о вечерней заре — такая же теплая и ласковая, как сама заря, с ноткой неуловимого зова, влекущего томления.
Это лучший день в жизни Исилвен. Все ее существо напоено его красками, звуками, запахами и ощущениями. Фьюи-ить — трели птицы в вышине, яблочно-горьковатый аромат луговых ромашек, нагретая земля под рукой, вкус свежесорванной земляники на губах.
Она вскакивает, чтобы прыгать, летать, кружиться и…
— Ты слышишь, Анарвэ?
Застыв, она внимает Звуку. Непривычная слуху мелодия доносится все ближе и ближе. Девочка оборачивается. Где-то совсем рядом, вот-вот. Но мелодия ускользает. Теперь она звучит в кроне дерева… и в каждом листе. И в звенящем ласточкином «трр-р». И в цветах долины. И в парящих по небу облаках. И в золотых волосах Анарвэ. И… и…
Исилвен захлебывается. Вместить, вместить эту мелодию, вдохнуть ее, угадать, пропеть…
Она взмахивает руками — цветочные головки клонятся к ее ногам, еще взмах — каштан рождает новый побег. Она выдыхает, и божественная песнь прорывается сквозь ее уста, течет в закатной дымке, подхваченная ветром.
— Я ничего не слышу, — говорит Анарвэ.
Песнь замолкает, рвется на звуки, рассеивается коротким дуновением.
Исилвен словно просыпается ото сна, смотрит в изумленные глаза мальчика. Несмело улыбается.
По краю поля идет молодая женщина, ее милый голос разносится в густом воздухе поляны.
— Исилвен!
С другой стороны шагает широкоплечий муж в светлых одеяниях.
— Анарвэ!
Дети переглядываются.
— Мне пора домой, — произносят они одновременно.
— Но мы же увидимся завтра?
— Конечно!
Их ладошки на миг соприкасаются, а затем дети бегут к своим родным. Прямо на бегу они машут друг другу и кричат что-то несомненно очень важное.
Это Хьервард. И сегодня в нем, впервые со времен пришествия эльфов на эту землю, прозвучала Музыка Творения.
Руки вспархивают, подобно июльским бабочкам. Голос, в котором волны перекатываются через камни и журчит в зеленом лесу ручей, начинает тихую песню. Земля чуть вздрагивает, будто кто-то разбудил ее нежным касанием. Ветра, дующие во все стороны, задерживают свой бег и озорно взвихряются вокруг. Песня льется — из ручья превращаясь в поток, а из прибрежных волн в морские буруны. Ее мелодия становится все яснее, громче, сложнее. И расходится вдруг скалистая порода, сотни лет владевшая этими местами, дробится в пыль, уступая место мягким травам и ветвям деревьев. Ростки тянутся ввысь, превращаясь в рощицу, а затем и в густой лес.
Юная девушка опускает руки, в изнеможении садится на землю. К ней со всех сторон спешат эльфы. Подхватывают, осторожно держат на руках, подносят кубок с укрепляющим питьем.
— Благодарим, леди Исилвен. Теперь нам будет где укрыться от нападения.
Новый день, новая песнь звучит уже в другом уголке благословенного края. Мелодия изменилась, сейчас в ней согретые солнцем равнины и бегущие по их просторам реки. Земля слушает ее, подпевает вслед и соглашается взращивать плоды.
Девушка умиротворенно выдыхает. К ней с робостью и благоговением приближаются люди. Кланяются.
— Благодарим тебя, добрая Перворожденная. Теперь мы не умрем с голоду этой зимой.
Ее снова зовут, и она спешит на зов. На этот раз песнь совсем иная. Ревут штормовые ветра и катятся океанские валы, нет для них преград. Горный склон отзывается камнепадом, ворчит, раздумывает, но покоряется. Вулкан, тлеющий в его глубине, утихает; сглаживается островерхий утес, расстилаясь ровной дорогой.
Перворожденная закрывает глаза, тяжело дышит. Слышать Музыку просто, но не так уж легко петь, превращая ее в струны, созидающие то, чего не было. Альвы поддерживают ее; в каждом их жесте — любовь и почтение.
— Благодарим, прекрасная дева эльфов. Теперь у нас будет безопасный путь в другие земли.
Однажды к ней приходят посланники из далекого королевства. Богатые, важные, хладнокровные. За полуприкрытыми веками — хитрость и жестокость. Они приносят ей золото, шелковые ковры, драгоценные специи и благовония.
— Госпожа, ты обладаешь великой магией. Помоги нам уничтожить наших врагов. Убей их, и ты получишь вдвое больше даров и приношений.
Исилвен встает. В синих очах стрелы далеких молний.
— Нет.
Она разворачивается и уходит. Впервые в жизни она чувствует гнев.
Летят месяцы и годы, край, где живет Исилвен, начинают называть самым благодатным в Хьерварде. Поговаривают, будто это кроткая Ялини, когда-то помилованная Хедином, явилась сюда в обличье эльфийки. Но, конечно, это не так. Исилвен остается собой — Перворожденной, услышавшей отголоски Музыки Творения, до сих пор звучащие во всех созданных мирах, и сумевшей открыть им путь сквозь себя.
Исилвен Линдэль — так теперь зовут ее эльфы на своем благородном наречии. А вслед за ними и все, кто ее встречает. Поющая звезда.
Дождливым вечером Исилвен и Анарвэ сидят на крытой террасе. Капли стучат по кровле и скатываются вниз.
— Почему ты такой грустный? Твой отец сказал мне, ты все последние дни проводишь у себя в комнатах и не выходишь наружу. Даже пропустил праздник урожая.
Анарвэ поднимает голову.
— Все живут ради какой-то цели, один я лишен ее. Мой отец — могучий воин, моя мать ткет лучшее хьервардское полотно. Наши правители известны и почитаемы по всему свету. И ты, моя луна… ты нужна эльфам и людям, ты обладаешь силой, словно те древние Перворожденные, воспетые в легендах, которые мы храним с тех пор, как наши отцы вышли из Арды. А кто я? Не воин, не земледелец, не созидатель. Магия и та слаба во мне. Лес повинуется мне с неохотой.
— Мое солнце… — Исилвен гладит Анарвэ по золотым кудрям. — Обрести себя бывает трудно и воину, и созидателю. Твоя дорога только началась. Если хочешь… — Она задумывается. — Если хочешь, отправляйся в странствие, как это делают некоторые из наших. Когда они возвращаются, в их глазах мудрость и спокойствие. Я верю, что и ты почерпнешь их из источников своей фэа, открытых в долгом путешествии. И я… отпущу тебя, не буду удерживать. Но стану ждать, как подобает невесте, — столько, сколько продлятся твои поиски.
Юноша смотрит на нее, невеселая улыбка трогает его губы.
— Я и так подолгу не вижу тебя. Приходит очередной посланец, и ты уезжаешь. Скоро ты забудешь меня.
— Я никогда не забуду тебя, Анарвэ. Помнишь клятвы, которые мы произнесли друг перед другом на исходе лета в час нашего обручения? Я помню каждое слово. И едва нам исполнится положенное число лет, я стану твоей насовсем. Тогда, если позволишь, я разделю с тобой тяготы странствия, или мы останемся здесь, в родном краю. Как подскажет твое сердце.
Она дотрагивается до груди. Там, под платьем, на тонкой цепочке висит деревянное колечко. Оно давно ей мало, но девушка носит его — хотя бы так.
Взгляд Анарвэ становится светлее. Их губы соприкасаются, невинный поцелуй скрепляет новую клятву.
Грузный мужчина лет пятидесяти, со смуглой кожей и вьющейся черной бородой, стоит на обочине дороги. Он смотрит.
Стены города, развороченные после долгой осады, являют собой жалкое зрелище. Нападавшие вошли в поселение, разграбили его, а потом были разбиты прибывшим подкреплением и изгнаны на свои территории. Но город остался лежать в руинах, беззащитный перед всеми остальными неприятелями, если такие найдутся. А почему бы им не найтись? Кажется, пройдут месяцы или годы, прежде чем стена будет восстановлена.
На глазах мужчины она воздвигается сама.
Нет, разумеется, у нее есть зодчий — эльфийка, чьи волосы искрятся снегом с одной стороны и мерцают агатом — с другой. Ее голос звучит чисто и стройно, а руки словно подхватывают льющуюся музыку и направляют в камень. Обломки нехотя катятся, складываясь в единый монолит, врастая в уже отстроенные куски, а если их не хватает, камень рождает камень. Так продолжается долго. Наконец песня становится тише, иссякает. Руки девушки обессиленно падают, она очень устала.
У чернобородого суживаются зрачки. Зубы скрежещут, грозя раскрошиться. Он видит перед собой непостижимую магию. Магию, которая несет угрозу его мировоззрению, всему, чему он служит. Это не простая волшба эльфов или чародеев, о нет! Мужчина чует ее страшную сущность. Это магия созидания, ее корни в столь далеком прошлом, что нет счета минувшим с тех пор эрам. Она сложилась в тот миг, когда сам Творец, возжелав, породил Упорядоченное, бросив вызов вечному Хаосу.
Перворожденная творит. И хуже того — подобная магия имеет свойство отражаться и распространяться. Здесь эльфийка образовала камешек, а где-то там, в слоях Межреальности, прорезалось зерно очередного мира. И оно будет расти, пожирая Хаос, привнося порядок туда, где его не существовало.
Холод ужаса растекается по жилам, сковывает чернобородого, заставляет онеметь язык. Но неожиданная волна жара сметает все ледяные преграды. Оружие! Вот же оно, оружие, которое поможет сломать темницы черных магов Брандея! Надо только направить эту грозную магию в требуемую точку, использовать ее эрозивную сторону. Она есть — сторона уничтожения. Ведь чтобы создать порядок, надо разрушить хаос.
Но как? Как заставить девчонку пойти с ним? Или как вытащить из нее способности, если она откажется? Чернобородый принимает решение. Сначала нужно проследить.
Он выжидает. Он становится тенью и скользит за Исилвен, куда бы она ни направилась. Он наблюдает. И с каждым днем морщины на его лбу углубляются. Нет, такая не пойдет за ним добровольно. Не будет освобождать пленных хаоситов. А обмануть ее невозможно, она почует их магию и откажется выполнить приказ. Что делать?
Наступает день, когда чернобородый, следуя за Перворожденной, попадает на дальние границы Серебряного Кора — эльфийского города в Восточном Хьерварде. Пересечь границы он не в состоянии, слишком мощные чары охраняют их, но ему и необязательно. Действие разворачивается неподалеку, за невидимой чертой эльфийских чар.
В лесном селении праздник, редчайший случай, когда простых смертных почтили вниманием Перворожденные. Ночь. Звездное небо. Огни на большой поляне. Много кубков поднимается за Исилвен. Ее чествуют и свои, и чужие. «Лле наа ванима, Линдэль! — восклицают они. — Ты прекрасна». Но девушка неспокойна, ее глаза ищут кого-то, высматривают во тьме. Чернобородый открывает магическое зрение и замечает. За кругом света, прислонившись к дереву, скрытый его ветвями, стоит эльф с волосами цвета солнца. Его взор обращен на Исилвен. Он улыбается, видя, как ее прославляют гости. Его улыбка добра, полна достойной гордости. И вдруг… нет, маг не может ошибиться… в один миг, всего лишь в один жалкий миг проскакивает этот взгляд… Эльф тут же опускает глаза, видно — корит себя. Но чернобородый успевает считать все, что ему нужно.
Зависть.
Юного Перворожденного кольнула ее темная игла.
Чернобородый щурится от удовольствия. Теперь пора хорошенько поразмыслить и составить план. Он должен быть безупречным.
Так Зафиру приходит в голову идея.
Серый конь несет Исилвен по лесной тропе. Поздняя осень и раннее утро сочетались в кратковременном союзе — поэтому под копытами лошади потрескивает иней и хрустят корочки льда на крошечных лужицах. Облачка пара вырываются при каждом вздохе, Исилвен запахивает полу плаща.
Завтра день ее свадьбы.
Гнедой конь следует за серым. Его всадник тих и задумчив; поводья лежат на холке, брошенные.
— Лес сегодня молчаливый, да, Анарвэ? — Исилвен оборачивается.
Тот отрывает взгляд от лошадиной гривы.
— Да, я не слышу его обычного шепота.
— Ты ведь не просто так позвал меня на прогулку?
Девушка смотрит на него с нежным лукавством, Анарвэ непроизвольно сжимает повод и подтягивает его к себе.
— Прежде чем мы дадим друг другу обеты, я хотел… хотел…
И тогда это происходит.
С верхушки дерева слетает нечто, похожее на разодранные черные лоскуты. Исилвен успевает лишь вскинуть голову — ее со всех сторон окутывает тьма. Она вздрагивает, замирает в нерешительности. Тьма прозрачна, и сквозь нее Перворожденная видит то, что хотела бы забыть навсегда.
Из-за стволов выходят несколько человек — маги. Один, чернобородый и смуглокожий, направляется к ним. Анарвэ спрыгнул с лошади и стоит, как мраморное изваяние. Его рука подрагивает на рукояти короткого меча.
— Вот и все, юный эльф, — произносит смуглокожий. — Не стоило так опасаться.
Исилвен наконец приходит в себя и пытается вырваться из кокона. Тьма прогибается, но держит крепко, как погребальные пелены. Не помогает ни серебристый кинжал, подаренный отцом, ни природная эльфийская магия. Конь не двигается с места, его голова клонится вниз. Но девушка еще не понимает.
— Анарвэ… — произносит она растерянно.
Смуглокожий подходит к ней и сдергивает с лошади. В его руках она бессильна. Он толкает ее, окруженную тьмой, к своим помощникам. Исилвен начинает выворачиваться. О великий Эру, да что же это такое?! Она должна освободиться!
— Анарвэ!
Эльф поднимает глаза, смотрит на нее, рвущуюся из рук магов. Его зубы сжимаются, меч вылетает из ножен.
— Зафир! Ты сказал, что не причинишь ей вреда.
Чернобородый маг оборачивается.
— Пока не причинил, — спокойно говорит он.
Анарвэ бледнеет, краснеет и снова бледнеет.
— Нет! — восклицает он. — Я так не могу. Отпусти ее!
Эльф бросается на мага. Но тот даже не удостаивает его своим вниманием, просто отводит ладонь назад. С нее срывается огненный шар с черной каймой — заклинание было давно готово, и вот его спустили с поводка. Анарвэ отлетает, роняя меч, и врезается в дерево.
Исилвен кричит и призывает всю мощь подвластной ей Музыки. Но Музыки нет… Она пробует снова и снова. Мир вокруг нее безмолвен.
Исилвен еще не знает, что ее ловушка — это чистый спрессованный Хаос. Если бы она находилась снаружи, она смогла бы стянуть к себе все отголоски Музыки, звучащие в ветвях, промерзшей земле и осеннем ветре, смогла бы ударить по стенам западни и разбить ее вдребезги. Но она внутри, а Хаос не пропускает ни единого отзвука мелодии Творения. В этом коконе она бессильна.
Однако она сражается из последних сил, двое магов едва удерживают ее. На мгновение ей кажется, что получилось! Увы, это лишь срывается цепочка на шее, и маленькое деревянное колечко катится к ногам Перворожденного.
Золотоволосый эльф стоит на коленях, он плачет.
— Пожалуйста, не причиняй ей зла…
Зафир не отвечает. Он плетет с товарищами сложное заклятие перемещения. Исилвен наконец верит в то, что это случилось с ней, и прозревает.
— Анарвэ… — шепчет она.
И впервые по щекам текут слезы. Она закрывает глаза, чтобы не видеть.
Следующее воспоминание — сумрачные стены и сводчатые потолки подземелья. Зафир иногда приходит и разговаривает с ней, но никогда не просит ответа. Да Исилвен и не могла бы ответить, ее рот закрыт бронзовой маской, ее руки скованы тисками прочнее обычных железяк. Ей не дают есть, только приносят иногда кувшин с водой и выливают за маску. Исилвен не хочет ни есть, ни пить, но разум заставляет ее глотать попадающие в рот капли и слизывать влагу с бронзы.
Все вокруг пропитано Хаосом. Теперь девушка узнает его дыхание из тысячи других, различит в любой волшбе. Где-то вдали она слышит свою прекрасную Музыку — магия по-прежнему в ней, — но не имеет сил подхватить мелодию.
Она много думает. Что еще ей остается? Вспоминает. И когда вспоминает, опять слезы чертят дорожки на веках. Она говорит себе, что недостойно Перворожденной показывать свою слабость, но это выше нее. Единственное, что поддерживает девушку, — Музыка. Пока она жива внутри, есть надежда.
Наступает день, когда Зафир приходит не для разговоров. Он холоден и слегка напряжен, в руках металлический жезл. На одну минуту он снимает маску с ее рта и спрашивает:
— Ты готова помочь мне?
Исилвен с трудом разлепляет пересохшие, потрескавшиеся губы. Какое-то время глубоко дышит. Сухой шелест — это то, что у нее теперь вместо голоса.
— Лле наа харан э' наосалл! — разносится под сводами подземелья древнее эльфийское ругательство. Перворожденная поднимает глаза. — Однажды Хедин найдет тебя, и ты умрешь.
Она закашливается. Зафир смурнеет бровями, и бронзовая маска возвращается на место. Резким рывком маг разворачивается, отходя на несколько шагов от Перворожденной.
— Так я и думал, — кивает он. — Значит, сделаем по-моему.
Тяжелые двери раскрываются, входят подручные мага. С этого момента свет для Исилвен меркнет насовсем.
— Он лишил меня магии… То есть осталась исконная эльфийская волшба — разговор с лесом, заклинания, но Музыка Творения больше не звучит для меня.
Костяшки пальцев Исилвен были белые-белые. Девушка вздохнула и усилием воли разжала руки. Минуту или две сидела молча. Сколько бы ни прошло времени с тех событий, рассказ дался ей нелегко. Финеас тоже безмолвствовал, лишь рукоять меча грозила сломаться от силы, с которой он ее сжимал.
— Потом с меня сняли оковы, — сказала девушка. — Я плохо помню, что происходило… сознание то покидало меня, то возвращалось. Зафир начал плести вязь нового заклятия. Очень мощного, незнакомого мне. И вдруг, в единый миг, меня подбросило и куда-то швырнуло. Перед глазами расстелилась серая муть; я ничего не видела, голова кружилась, раз за разом я проваливалась в небытие и спустя часы возвращалась обратно. Меня вынесло в странное межвременье и межпространство — никакой точки опоры, ни одного предмета или живого существа, за которые мог бы зацепиться разум. Серая пелена, пустота… и все. Не знаю, сколько это продолжалось. Быть может, в Хьерварде прошли годы, а быть может, и столетия. Я сохранила рассудок лишь благодаря тому, что милостью Эру на меня иногда опускалась завеса беспамятства. А потом ощутила новый рывок и поняла, что падаю. Мелькнули ветви, так быстро, что я не успела опомниться, и вот уже лежу на земле. Миновало несколько часов, прежде чем я смогла подняться. Так я оказалась здесь, на Альтерре.
Исилвен остановилась, перевела дух.
— Вскоре я встретила отзывчивых людей и с радостью приняла их помощь. А спустя год нашла приют на Эрине. Сиды были очень добры ко мне. Я живу тут… давно. За морем есть поселение братьев-эльфов, я знаю о нем, но… — девушка рассеянно обхватила себя руками. — Но мне не хочется сейчас быть среди них. Одной лучше.
Финеас содрогнулся, представив, насколько же должно быть эльфийке тяжело, что она не хочет даже идти к своему роду.
— Магии во мне нет, вернуться домой я не могу. А теперь… Теперь ты принес весть, что черный колдун здесь.
Судорожный вздох вырвался из ее груди. И опять воцарилась тишина. Исилвен и Финеас сидели на скамье; солнце стояло еще довольно высоко, но скоро должно было нырнуть в ожерелье облаков на западе.
— Я думала всю ночь и все утро, — прошептала девушка. — Знаешь, я все-таки хочу попробовать сделать хоть что-то. Если Зафир по неведомой причине оказался на Альтерре, то нельзя мне оставаться безвольной… Я попробую вернуть свою магию. Он собирался хранить ее запечатанной для некой цели, значит, должен быть способ заставить его отдать чары. Конечно, прошло столько времени, могло произойти все, что угодно. Но даже если у меня не получится обрести Музыку… я хотя бы умру в битве с черным магом. Моя фэа… — она осеклась и перевела: — Моя душа не хочет жить.
Исилвен прервалась, медленно встала со скамьи, глядя вдаль, на холмы, чья неровная линия стелилась до самого горизонта.
— Я потеряла часть своей души с Анарвэ. И всю душу — когда меня лишили сути моей жизни. Больше мне нечего терять.
Финеас тоже поднялся. Голос его звучал сухо и твердо, когда он повернулся к эльфийке:
— Я пойду с тобой. Куда бы ни привела эта дорога.
Она посмотрела на мага и, несмело протянув ладонь, пожала ему руку.
— Диола лле, — произнесла она с признательностью.
На этот раз Финеасу не требовался перевод, благодарность была понятна на любом языке.
5
Следующий день посвятили сборам и продумыванию планов. Судя по тому, что войска, захватившие Лигурию, не собирались уходить — более того, наращивали свою мощь и расширяли границы завоеваний, — Зафир собирался задержаться на Альтерре надолго. Но определить, где он находится, оказалось не так просто. Фейри, позванные Исилвен на совет поздно ночью, сообщили, что с солдатами Хаоса постоянно пребывают маги и их предводитель, Хессанор. По описанию он совсем не походил на чернобородого мага, как не походили на него и остальные пришлые чародеи. Конечно, тут могло быть замешано колдовство, но не имелось никакой причины, требующей постоянной траты сил на изменение внешности. Значит, Зафир и впрямь отсутствовал в местах расположения армии, у него были свои дела.
— Нужно найти кого-нибудь из адептов Хедина и Ракота, — сказала Исилвен после некоторых размышлений. — Такого, каким был мастер Диар.
Она отставила в сторонку кочергу, которой мешала угли в очаге, и присела за стол.
— Кто эти Хедин и Ракот, боги Хьерварда? Но как они помогут нам здесь, в совершенно другом мире?
Финеас с недоверием относился к богам. Любым. На Альтерре существовало множество храмов самых разных небожителей. Осирису, Сету и Гору поклонялись египтяне, Зевсу, Посейдону, Аиду — ахейцы. Иштар, Мардук и Анум почитались в Месопотамии. Луг, Бадб и Мананнан — на благословенном Эрине и в землях суровых скоттов. И божеств этих существовали десятки у каждого народа. Являлись они, на взгляд Финеаса, не подлинными богами, а лишь возведенными в этот ранг сильными духами. Иное дело — Всевышний… Но тут темный маг не рисковал лезть в рассуждения.
И вот снова очередные мироправители с претензией на всемогущество, да еще из неведомого мира.
— Они были Истинными магами и назваными братьями. Но когда бывшие хьервардские божества решили бежать и оставить землю на растерзание страшной опасности, мир сам избрал Хедина и Ракота Новыми богами. С тех пор они не знают покоя, приводя все доставшиеся им в управление пласты Реальности в состояние равновесия. Альтерра тоже под их присмотром. Вряд ли они когда-нибудь придут сюда сами, но их ученики и служители раскиданы по всем мирам нашей вселенной. Есть последователи Хедина и здесь.
— Так кем был Диар?
Эльфийка сложила пальцы под подбородком.
— Его отряд занимался поиском слуг Хаоса и их пленением, а бывало, и уничтожением. Сам он — светлый маг, очень храбрый… и очень честный. Однажды он нашел меня, не ведаю как, видно, сам Эру подсказал или, что вернее, Хедин. Я рассказала ему все, что знаю о Хаосе, а Диар поделился со мной своими знаниями.
Девушка в задумчивости отпила из кубка. На сей раз там было вино, принесенное вчера сидами.
— Зафир не единственный хаосит на Альтерре, — обронила она. — Говорят, где-то на континенте в чародейских темницах заключены несколько его сотоварищей. Диар искал их, но, кажется, не преуспел. Возможно, это и есть та причина, по которой черный маг проник сюда.
— Он хочет их освободить?
Исилвен пожала плечами.
— Кто знает. Но если так… — Она встала, прошлась по комнате. Тени и блики пламени заплясали на ее лице. — Тогда тем более надо попытаться остановить его. Войска, подчиняющие себе местность за местностью и народ за народом, — это начало, малая часть того, что слуги Хаоса могут сотворить с этим миром. Их цель — гибель всего, разупорядочивание материи и духа. Не думаю, что это понравится хоть кому-то из живущих.
— Вот как…
Спасение человечества представлялось Финеасу слишком трудозатратным, чтобы когда-либо думать о нем всерьез. Это удел тех самых «богов», которым редко когда было не наплевать на смертных. Но если, удержав Зафира, они смогут предотвратить нечто худшее, значит, так тому и быть. Вопрос, как устроить это «если»? Чем больше Финеас вникал в суть дела, тем меньше верил в его успех.
— Ты хочешь убить его? — в голосе явственно прозвучало сомнение.
Проследив за взглядом мага, девушка покачала головой.
— Я никогда никого не лишала жизни. Один раз мне пришлось ранить человека, но видит Эру, я не желала этого. Не все встречавшиеся на моем пути существа были… добрыми. Этот лук — он для защиты, не для нападения и даже не для охоты. Я… я бы не хотела убийства.
— Если Зафир так силен, как ты говоришь, никак иначе остановить его не получится.
— Его собратья заточены в узилище. Может быть, мне удастся сделать что-то подобное.
— Нам, — поправил Финеас. — Теперь нам. Но где ловить этих Хединовых адептов?
Исилвен свела брови, вспоминая.
— Диар как-то обмолвился о месте их собраний, речь шла о границе Галлии и Алемании. Сказал, есть там один приметный постоялый двор.
— Хм. Зацепка не ахти, но если она единственная, придется отправиться туда.
— Только не сразу, с твоего позволения. Сначала я хотела бы навестить своих братьев и сестер на Скае. Они могут оказать нам помощь. В Алдеоне хранятся источники сил, совершеннее которых на Альтерре нет. Любой из них сделает наши шансы против Зафира если не равными, то хотя бы небезнадежными. И я… — Перворожденная чуть запнулась, — давно уже не видела никого из своей расы. Наверное, пришла пора.
Финеас опасался, что путь до древесных чертогов отнимет слишком много времени — предстояло найти судно и вновь пересечь море, но Исилвен предложила неожиданный вариант.
— Пойдем через холмы сидов, — сказала она. — У них есть выход прямо на острове, недалеко от эльфийского города.
Маг едва не поперхнулся.
— Но ты же знаешь…
— Со мной они не станут вытворять обычных штучек. Я попрошу, — она улыбнулась.
Однако уверенности у Финеаса после этих слов не прибавилось. Сиды славились своими невеселыми играми. Невеселыми для смертных. Хотя с Перворожденной они, возможно, и не захотят вольничать, признавая за свою.
Вопреки подозрениям мага, фейри повели себя благородно. Финеас, с дорожным мешком на плечах и не без трепета в душе, вторым вступил в разверзшийся под его ногами холм. За ним последовала Исилвен, за спиной которой тоже висела небольшая сумка, а рядом зачехленный лук и колчан со стрелами. Беленус, вызвавшийся их проводить, вышагивал первым. Когда ступени, ведшие внутрь, закончились, перед ними открылся огромный зал, украшенный каменными изваяниями мужественных витязей и прекрасных дев. От него в разные стороны разбегалось несколько коридоров, и каждый начинался широким арочным проходом.
— Вам сюда, — Беленус важно указал на крайнюю левую арку. — Идите, никуда не сворачивая, через час увидите резные двери. Поднесите к ним любой светильник из тех, что на стенах, и двери выпустят вас. Окажетесь точно напротив ворот Алдеона, но за рекой. Ближе эльфы нас не подпускают.
Финеас вспомнил свои прыжки по речным камням и не удивился. Видимо, правило «гости остаются за потоком, пока кто-нибудь из Перворожденных не проведет их», распространялось абсолютно на всех.
Поблагодарив Беленуса и попрощавшись, маг и эльфийка шагнули под своды таинственного коридора сидов. Стоило пройти пару ярдов, на стенах вспыхнули мягким зеленоватым светом бронзовые лампы. Протянулись длинные и короткие тени.
Дорога действительно заняла не больше часа. Изредка на пути возникали ответвления, но их занавешивала плотная туманная завеса, так что Исилвен с Финеасом ни разу не ошиблись, ступив не в тот проход. Маг подумал, что, если бы фейри захотели, они бы убрали туман, и тогда путешественники могли бы блуждать тут днями и месяцами. Не исключено, что иногда сиды так и поступали…
Наконец свет впереди стал ярче, и после очередного поворота возникли обещанные Беленусом двери. Снятый боковой светильник озарил их створки, те дрогнули, поддаваясь легкому нажиму и выпуская мага и его спутницу наружу.
Стояло хмарное утро. Даже ожидая подобного, Финеас поразился причудам волшебных холмов — когда они заходили в зал фейри на Эрине, был полдень. А вот Исилвен, похоже, была подготовлена лучше, потому что оглядела окрестности с любопытством, но без недоумения.
— Прошло около суток, — констатировала она.
Густой кустарник окружал поляну, знакомую Финеасу по прошлым хождениям. Надо же, а ведь тогда он совсем не обратил внимания на скромный земляной бугорок в дальнем углу; оказывается, и это тоже — владения сидов.
Взгляд девушки скользнул за реку, туда, где в серо-белесоватой дымке рисовались очертания древесных чертогов. И мелькнула в этом взгляде такая страшная тоска, что у мага невольно сжалось сердце. Исилвен смотрела на город Перворожденных, и что-то, наверное, отозвалось в ней узнаванием столь больным, что она вдруг до крови закусила губу. Алая капля сорвалась вниз, разбилась о холодный песок.
— Подождем? — спросил Финеас, заставляя себя отвернуться от этой капли. Отвлечь эльфийку от воспоминаний — вот что сейчас надо. — Или дадим о себе знать?
Не без труда уняв частое дыхание, Исилвен обернулась:
— Давай попробуем пройти.
Она приблизилась к бурлящей меж камней воде, вздохнула, словно собираясь кинуться в пропасть, и начала перебираться на другой берег. Финеас за ней. Спрыгнув с последнего валуна, Исилвен, как в свое время светловолосый эльф, протянула магу ладонь. Замешкавшись на мгновение, Финеас все же подал свою, и Алдеон предстал перед ними во всей красе.
— Я ощущаю эти чары, — проговорила девушка. — Они меня признали.
Медленно, чтобы хозяева острова Скай смогли рассмотреть пришельцев, Перворожденная и маг направились к селению. До него оставалось ярдов пятнадцать, когда врата распахнулись и навстречу им вышла стража в сопровождении Малдора.
— Саэса оментиен лле, оселлэ! — Он поклонился Исилвен. — Приветствую и тебя, мастер Юрато.
— Здравствуй, Малдор! — откликнулся маг.
— Наверное, удобнее будет говорить на всеобщем, чтобы мастер тоже мог участвовать. — Девушка покосилась на мага. — Меня зовут Исилвен. А твое имя, брат мой, я только что услышала из уст своего спутника.
Малдор кивнул:
— Мы рады пригласить в Алдеон тебя, леди Исилвен, и тебя, мастер. Проходите.
Улочки селения вновь вели их к дому лорда Валакара. На этот раз Финеас, преодолевший состояние восхищенного замешательства при виде эльфийского города, случившееся в первый визит, подмечал мелкие детали: одежда Перворожденных — часто оливково-коричневая, имитирующая цвета леса, покрой непривычный, но иногда встречались и знакомые клетчатые юбки (давало о себе знать многовековое соседство со скоттами); оружие — в основном луки и длинные кинжалы, но отнюдь не у всех, здесь эльфы чувствовали себя в безопасности; украшения — пояса, кулоны, диадемы — немного, но все искусно сработанные.
Темный маг украдкой посмотрел на Исилвен. Та созерцала Алдеон со смесью радости и отчаяния — так показалось Финеасу, — внешне, однако, стараясь остаться спокойной.
Когда их маленькая процессия почти добралась до жилища правителя, эльфийка коснулась одного из деревьев.
Читать бесплатно другие книги:
