Чужие сны и другие истории (сборник) Ирвинг Джон
— Может, медведи? — спросил Робо, но отец выразительно прижал к губам палец.
— Они услышали лошадей, — ответил ему толкователь.
Бабушка, которая до сих пор сидела с закрытыми главами и, казалось, дремала, вздрогнула и выпрямилась.
— Они услышали дыхание лошадей и удары их копыт. Лошади никак не могли успокоиться. Муж протянул руку и коснулся плеча жены.
«Ты слышишь? Лошади», — сказал он.
Женщина встала с постели и подошла к окну. Двор был полон конных солдат. Но откуда они взялись? На всадниках были латы! Они не поднимали забрала шлемов, и потому голоса их звучали глухо и неясно, как радио, когда станция плохо слышна. Лошади перебирали ногами, отчего доспехи всадников клацали…
Пока что рассказ толкователя снов казался мне историей из детской книжки. Может, герр Теобальд решил таким образом нас позабавить? Бабушка вновь закрыла глаза.
— Во дворе замка была старая, растрескавшаяся чаша фонтана. Вместо воды ее заполняли сухие листья и прочий сор. Однако в свете луны женщина увидела: чаша полна воды. Воды было столько, что она переливалась через край, и лошади жадно пили ее. Рыцари держались настороженно и все время поглядывали на темные окна замка. Они чувствовали себя незваными гостями. Только лошади, истомленные жаждой, заставили воинов въехать в чужой двор и устроить этот краткий привал.
В лунном свете блестели большие щиты рыцарей. Женщина постояла еще немного, затем вернулась в постель, прижалась к мужу и застыла.
«Кто это там?» — спросил он.
«Лошади», — ответила она.
«Так я и думал. Они съедят все цветы».
«А кто строил этот замок?» — спросила женщина.
Замок был древним, и супруги знали об этом.
«Карл Великий»,[58] — сонным голосом ответил муж.
Он заснул, а женщине не спалось. Она лежала, слушая шум струящейся воды. Ей казалось, что вода течет не только в чаше фонтана, но и по всему замку, словно в подземелье имелось несколько ключей, питавших фонтан. В спальню долетали приглушенные голоса рыцарей. Солдаты Карла говорили на мертвом наречии. Они явились сюда из восьмого века, и это были франки. Их голоса казались женщине такими же мрачными, как и их эпоха.
Женщина еще долго лежала без сна, дожидаясь, когда всадники покинут двор. Она не боялась, что они вдруг спешатся и явятся в замок. Скорее всего, они куда-то направлялись и остановились в знакомом месте, чтобы напоить лошадей. Женщина чувствовала: пока слышится плеск воды, ей нельзя вмешиваться в происходящее. Когда она засыпала, солдаты Карла все еще находились во дворе.
«Ты не слышала ночью шум воды?» — спросил у нее утром муж.
Конечно же, она слышала. Но из окна супруги увидели, что чаша фонтана суха и забита листьями, а цветы стоят нетронутыми. Все знают, что лошади любят полакомиться цветами.
Супруги спустились во двор.
«Как странно, — удивился муж. — Ни следов лошадиных копыт, ни навозных куч. Должно быть, эти лошади нам просто приснились».
Женщина ничего не сказала мужу ни про солдат, ни про то, что двоим людям вряд ли может присниться совершенно одинаковый сон. Не напомнила она ему и про притупленность его обоняния, обычную для заядлых курильщиков. Он никогда не чувствовал запах варящегося супа. А запах лошадей, еще сохранявшийся в свежем утреннем воздухе, был тем более недосягаем для его носа…
Пока они жили в этом замке, женщина еще дважды видела солдат. Или они ей снились. Но муж больше не просыпался. Оба раза это происходило внезапно. Однажды женщина проснулась с привкусом металла во рту, как будто язык дотронулся до чего-то древнего и металлического: поверхности меча, нагрудной пластины, кольчуги или ножных лат. Солдаты Карла прискакали снова, но теперь за окнами была поздняя осень. От фонтана поднимался густой туман, а лошади были покрыты инеем… В последний раз женщина заметила: солдат стало меньше, чем прежде. Возможно, кто-то погиб в сражениях, а кого-то доконала зима. Лошади сильно отощали. Сами рыцари больше напоминали живые доспехи в седле. Лошадиные морды покрывали наросты льда, похожие на продолговатые маски. И люди, и животные дышали с заметным трудом.
Толкователь снов сделал паузу. Возможно, это был конец его рассказа или он хотел сказать что-то важное.
— Муж этой женщины в дальнейшем умер от воспаления дыхательных путей. Но в тот момент, когда она видела сны, она еще об этом не знала.
Бабушка вскинула голову и вдруг дала толкователю пощечину. Робо испуганно сжался, а мать перехватила ее руку. Певец поспешно вскочил на ноги. Было непонятно: то ли случившееся испугало его, то ли он готов встать на защиту толкователя. Однако тот лишь поклонился бабушке и покинул мрачную чайную комнату. Казалось, у них с Джоанной было заключено некое соглашение: важное, но не доставлявшее обоим никакой радости. Отец что-то записал в своем блокноте.
— Вот такая история, — сказал герр Теобальд и натужно рассмеялся.
Потом он взъерошил Робо волосы, чего мой брат терпеть не мог.
— Герр Теобальд, мой отец умер от воспаления дыхательных путей, — сказала ему мать.
— Боже мой, — всплеснул руками управляющий. — Простите меня, meine Frau, — сказал он бабушке, но Джоанна не пожелала с ним говорить.
Мы повели бабушку ужинать в ресторан класса А, однако и там она почти не притронулась к еде.
— Тот человек — венгерский цыган и наверняка якшается с нечистой силой.
— Мама, успокойся, — сказала ей наша мать. — Откуда ему знать об отце?
— Он знает больше, чем ты, — огрызнулась бабушка.
— Шницель здесь превосходный, — сказал отец, пометив в блокноте. — Вино из Гумпольдскирхен великолепно с ним сочетается.
— Телячьи почки тоже вкусные, — сказал я.
— И яйца здесь умеют варить, — добавил Робо.
Бабушка молчала до тех пор, пока мы не вернулись в пансион «Грильпарцер». Только сейчас мы заметили, что дверь туалета не достает до пола на целый фут, если не больше. Мне сразу вспомнились двери в американских туалетных кабинах и двери салунов в ковбойских фильмах.
— Как хорошо, что я воспользовалась туалетом в ресторане, — сказала бабушка. — Что у них тут за двери? Постараюсь выдержать ночь. Не желаю, чтобы все видели мои ноги!
Мы пошли в свой номер. Там отец спросил у матери:
— Я что-то путаю или твои родители действительно когда-то арендовали замок?
— Это было вскоре после их женитьбы и до моего рождения. Тот замок назывался Катцельдорф. Я видела фотографии.
— Так вот почему ее рассердил рассказ венгра, — усмехнулся отец.
— А в коридоре кто-то ездит на велосипеде, — вдруг сказал Робо. — Я видел, как проехало колесо.
Дверь нашего номера тоже была несколько выше уровня пола.
— Робо, ложись спать, — велела ему мать.
— Оно ехало и скрипело, — не унимался Робо.
— Спокойной ночи, ребята, — сказал отец.
— Если вам можно разговаривать, нам тоже можно, — заявил я.
— Тогда говорите между собой и не лезьте в разговоры взрослых.
— У меня глаза закрываются, — зевнула мать. — Довольно разговоров.
Мы нехотя подчинились и, наверное, даже уснули. Не знаю, сколько продолжался мой сон, но его прервал локоть брата. Робо заявил, что ему нужно в туалет.
— Так иди. Ты же знаешь, где он.
Робо ушел, оставив дверь приоткрытой. Я слышал, как он шел, похлопывая рукой по стене. Вернулся брат на удивление быстро.
— Там кто-то есть.
— Ну и дождался бы, пока туалет освободится, — сказал я.
— Свет не горел, но я все равно видел: там кто-то сидит. В темноте.
— В таком туалете и я бы сидел без света.
Однако Робо взбудоражило не то, что кто-то сидел в туалете впотьмах, он уверял меня, что видел под дверью не ноги, а… руки.
— Руки? — переспросил я.
— Ну да. Вместо ног — руки. Расставлены, как ноги.
— Хватит мне голову морочить! — не выдержал я.
— Идем со мной. Сам увидишь.
Зная, что брат не отстанет, я пошел вместе с ним. В туалете было пусто.
— Они ушли, — вздохнул Робо.
— Не они, а кто-то ушел на руках. — «Если ты мне не соврал», — мысленно добавил я. — Иди, писай.
Робо зашел в туалет и, не зажигая света, угрюмо помочился. На обратном пути, когда мы почти дошли до двери нашего номера, нам попался невысокий человек — такой же смуглый, как толкователь снов. Даже одежда его была похожа. Он улыбнулся нам. Человек этот шел… на руках.
— Видел? — шепнул мне Робо.
Мы вошли в номер и плотно закрыли дверь.
— Что там такое? — сонным голосом спросила мать.
— Какой-то человек ходит на руках, — ответил я.
— И писает на руках, — добавил Робо.
— Класс С, — пробормотал во сне отец.
Ему часто снилось, как он делает пометки в своем гигантском блокноте.
— Утром поговорим. Ложитесь, — потребовала мать.
— Обыкновенный акробат, — сказал я брату. — Увидел, что ты еще мальчишка, вот и решил тебя позабавить.
— А откуда он это видел, когда был в туалете? — резонно возразил Робо.
— Да угомонитесь вы оба! — шикнула на нас мать.
Но угомониться не получилось, поскольку в следующее мгновение мы услышали пронзительный бабушкин крик.
Мать накинула свой красивый зеленый пеньюар, отец надел халат и очки. Я натянул брюки прямо на пижаму. Робо ничего надевать не стал, а бросился по коридору к туалету.
Из-под туалетной двери выбивалась полоса света. Бабушка находилась внутри и, словно сигнальное устройство, вопила через равные промежутки времени.
— Мы здесь! — крикнул я.
— Мама, что случилось? — спросила ее наша мать.
Мы все остановились напротив двери, в широкой полосе света. Мы видели розовато-лиловые бабушкины шлепанцы и ее фарфорово-белые лодыжки. Услышав наши голоса, она перестала кричать.
— Я еще в постели услышала странное перешептывание, — сказала бабушка.
— Это были мы с Робо, — успокоил ее я.
— Потом все стихло. Я почувствовала, что нужно пойти в туалет. Свет я зажигать не стала. Я сидела очень тихо. И вдруг я услышала и увидела колесо.
— Колесо? — переспросил отец.
— Мимо двери несколько раз проехало колесо, — утверждала Джоанна. — Сначала в одном направлении, потом в обратном. И так — раза три.
Отец поморщился и покрутил пальцем у виска.
— Кому-то не мешает сменить колесики, — прошептал он, но мать сердито на него посмотрела.
— Тогда я включила свет, и колесо сразу уехало, — завершила свой рассказ бабушка.
— Я же вам говорил: кто-то катается по коридору на велосипеде, — подхватил Робо.
— Ты хоть помолчи, — одернул его отец.
— Это был не велосипед, — возразила бабушка. — Я видела только одно колесо.
Отец снова завертел пальцем у виска.
— Интересно, сколько колесиков у нее не хватает, — прошипел он.
Наша мать влепила ему затрещину, отчего очки сползли к уху.
— А потом кто-то подошел и заглянул под дверь, — продолжила хронику происшествий бабушка. — Вот тогда я закричала.
— Почему? — удивился отец.
— Потому что я увидела не ноги, а руки. Мужские руки с волосатыми пальцами. Он расставил их на ковре. Должно быть, он подглядывал за мной.
— Нет, бабуля, все куда проще, — встрял я. — Он просто стоял на руках.
— Не говори глупости, — одернула меня мать.
— Какие глупости? Мы видели человека, который шел на руках, — сказал Робо.
— Никого вы не видели, — заявил отец, забыв, что мы — не малыши.
— Видели, папа, — сказал ему я.
— Мы сейчас весь пансион на ноги поднимем, — спохватилась мать.
Послышался шум спускаемой воды. Дверь туалета открылась, и оттуда вышла сокрушенная бабушка. От ее прежней величественной позы практически ничего не осталось. Поверх ночной сорочки на бабушке были надеты халат на халате. Со своей длинной шеей и мертвенно-бледным лицом она напоминала потревоженную гусыню.
— Это был тот злодей, — шепотом произнесла бабушка. — Он — страшный колдун.
— Тот, кто подглядывал за тобой? — спросила мать.
— Тот, кто рассказал мой сон.
По бабушкиной морщинистой щеке скатилась слезинка.
— Это был мой сон, а он рассказал всем. Мало того, что он вообще узнал про мой сон… Понимаете? Мой сон — про рыцарей Карла. Только я одна должна была это знать. Я видела тот сон до твоего рождения, — сказала она нашей матери. — А этот мерзкий злодей, этот страшный колдун рассказал его всем, как газетную сплетню.
— Но ведь он не сказал ничего оскорбительного для тебя, — напомнила бабушке мать.
— Я даже твоему отцу не рассказывала про сон. Я не знаю, был ли это сон или что-то другое. И вдруг — все эти страшные люди, которые ходят на волосатых руках и ездят на своих дьявольских колесах… Моей кровати вам хватит, — заявила родителям бабушка. — Я буду спать вместе с мальчиками.
Никто не спорил. Мы довели бабушку до номера. Там она улеглась на родительскую кровать. Ее лицо среди горы подушек слегка блестело. Она была похожа на мокрого призрака, если такие существуют. Робо, которому расхотелось спать, лежал и смотрел на нее.
Думаю, вряд ли Джоанна хорошо спала. Скорее всего, ей опять приснился тот сон о смерти. Она вновь видела окоченевших солдат Карла Великого и их доспехи, густо покрытые инеем.
Надо же! Быть возле туалета и не зайти туда. Ругая себя за непредусмотрительность, я встал, поскольку больше не мог терпеть. Меня провожали округлившиеся глаза Робо.
В туалете снова кто-то был. Свет не горел, однако возле двери стоял прислоненный к стенке уницикл, как называли одноколесные велосипеды. Владелец этой цирковой игрушки находился с внутренней стороны двери, почему-то не зажигал света, зато постоянно дергал ручку сливного бачка. Совсем как ребенок, не понимающий, что воде нужно дать набраться.
Я подошел ближе. На этот раз никто не стоял на руках. Теперь я увидел ноги, не достававшие до пола. Странные ноги. А точнее — лапы. Крупные лапы, сочлененные с короткими волосатыми ногами. Ноги были медвежьими, только ступни не имели когтей. Медвежьи когти не убираются внутрь, как кошачьи; будь у этого медведя когти, я бы их увидел. Следовательно, туалет сейчас занимал либо извращенец в медвежьем обличье, либо одомашненный медведь с удаленными когтями. Судя по сопению, все-таки медведь, испорченный жизнью бок о бок с людьми. Человек, какую шкуру ни нацепи, не мог бы так пахнуть. Значит, медведь. Настоящий медведь.
Я попятился и уперся спиной в дверь бывшего бабушкиного номера, где по другую сторону двери притаился мой отец, ожидавший новых нарушений спокойствия. Он резко дернул за ручку, и я буквально влетел в номер, испугав отца и испугавшись сам. Мать сидела в постели, с головой укутавшись пуховым одеялом.
— Я его поймал! — крикнул отец.
— Пап, это я. В туалете засел медведь.
Мы с отцом вышли в коридор. Отец шумно захлопнул дверь. Воздушная волна опрокинула прислоненный к стене уницикл, и тот ударился в дверь туалета. Дверь открылась. Оттуда вывалился медведь. Шумно дыша, он подошел к своей игрушке.
— Грауф, — пробурчал медведь, как мне показалось, с вопросительной интонацией.
— Дуна, где ты? — послышался из глубины коридора женский голос.
— Харф! — отозвался медведь.
Мы с отцом слышали шаги приближающейся женщины.
— Ну что, Дуна? Ишь, неугомонный! Дня тебе мало для упражнений? Всех постояльцев распугаешь!
Медведь промолчал.
Отец открыл дверь номера.
— Только никого не впускай, — из-под одеяла потребовала мать.
К нам подошла красивая женщина лет пятидесяти. Медведь, успевший забраться на уницикл, сразу подъехал и положил лапу ей на плечо. Голову женщины покрывал ярко-красный тюрбан. На ней было длинное платье, напоминающее занавеску. Казалось, женщина просто завернулась в кусок ткани. Высокую грудь женщины украшало ожерелье из медвежьих когтей. Длинные серьги касались плеч. Одно плечо было обнажено, и мы с отцом оба зацепились глазами за большую родинку на нем.
— Добрый вечер, — сказала отцу женщина (хотя была уже ночь). — Извините, если мы вас потревожили. Дуна опять взялся за свое. Ему запрещено упражняться по ночам, но он так любит работать.
Медведь что-то пробормотал и уехал. Он великолепно держался на своем уницикле, но ехал весьма небрежно, задевая лапами фотографии конькобежцев. Женщина слегка поклонилась отцу и пошла вслед за своим питомцем, на ходу поправляя рамки.
— Что за странное имя? — спросил я.
— Ничего странного, — ответил отец. — На разных языках Дунай называется по-разному. Немцы называют реку «Донау», а венгры — «Дуна».
В моей семье иногда забывали, что Дунай течет и по территории Венгрии и что венгры могут любить реку ничуть не меньше австрийцев.
— Так это настоящий медведь? — все еще скрываясь под одеялом, спросила мать.
Объяснений отца я не слышал, поскольку закрыл дверь их номера. Я понимал: утром герру Теобальду придется ответить на множество вопросов, и тогда все события минувшего вечера и ночи потеряют ореол таинственности.
Прежде чем вернуться в наш номер, я вспомнил, зачем сюда шел. В туалете еще пахло медведем. Я опасался, что там весь унитаз в медвежьей шерсти, но мои опасения не подтвердились. На своем, медвежьем уровне Дуна пользовался туалетом очень аккуратно.
— Я видел медведя, — шепотом сообщил я младшему брату.
Робо даже не шевельнулся. Он спал на бабушкиной кровати. Джоанна, однако, не спала.
— Солдат становилось все меньше и меньше, — сказала она. — В последний раз их было всего девять. Чувствовалось, они сильно оголодали. Наверное, когда погибал их товарищ, его лошадь забивали на мясо и съедали. На дворе было холодно. Мне очень хотелось им помочь, но это было невозможно. Нас разделяли века. Я знала: им всем суждено погибнуть, но не сразу. Постепенно, и это было ужаснее всего.
Я слушал, не перебивая.
— Когда они пришли в последний раз, фонтан замерз. Рыцари мечами и длинными пиками ломали лед на куски. Потом они разожгли костер, подвесили над ним котел и побросали туда лед. Они развязывали свои седельные сумки и вынимали кости. Множество костей, которые они бросали в котел. Но солдатский суп мало чем отличался от воды. Я видела: большинство костей были обглоданы начисто. Не знаю, чьи это были кости. Может, оленей или кроликов. Может, кабаньи или лошадиные. Я гнала от себя мысль, что там могут оказаться и кости их павших товарищей.
— Спокойной ночи, бабушка, — сказал я, когда она замолчала.
— А этого медведя ты не бойся, — сказала она.
Утром мы пришли в чайную комнату, где увидели герра Теобальда и всю компанию его странных гостей, испортивших нам вечер и ночь. Отец изменил своему правилу и решил сообщить хозяину истинную цель нашего приезда в пансион.
— Ночью какие-то люди ходили по коридору на руках, — сказал отец.
— И подглядывали под дверь туалета, — добавила бабушка.
— Это был всего один человек, — возразил я. — Вот он, сидит в углу.
Я показал туда, где смуглый человек завтракал вместе со своими, надо понимать, товарищами — толкователем снов и певцом-венгром.
— Он зарабатывает этим на жизнь, — сказал герр Теобальд.
Смуглый человек тут же выбрался из-за стола и встал на руки.
— Велите ему прекратить, — сказал отец. — Мы убедились в его способностях.
— А вы не поняли, что он не может ходить по-другому? — вдруг спросил толкователь снов. — Не заметили, что ног у него фактически нет? У него нет большеберцовых костей. Удивительно, что он еще научился ходить на руках, иначе был бы вынужден ездить в инвалидной коляске.
— Прошу вас, сядьте, — сказала калеке мать.
— Увечья вполне простительны, — ринулась в атаку бабушка. — А вот вы — настоящий злодей! — заявила она толкователю снов. — Вы знаете такое, чего не имеете права знать.
Бабушка повернулась к герру Теобальду.
— Он узнал мой сон! — заявила она, словно рассказывала полицейскому о краже из своего номера.
— Да, он — маленький злодей, — согласился Теобальд. — Но не всегда. И его поведение становится все лучше и лучше. Просто ему не удержать внутри то, что он знает.
— Я всего лишь пытался помочь вам, — сказал бабушке толкователь снов. — Думал, вам станет легче. Не так давно ваш муж умер. И примерно в то же время этот сон потерял для вас былую значимость. Однако вы — не единственная, кто видел этот сон.
— Замолчите! — потребовала бабушка.
— Вам нужно было это знать, — спокойно ответил ей толкователь снов.
— Прошу тебя, угомонись, — сказал ему герр Теобальд.
— Я сотрудник бюро туризма, — объявил отец.
Вероятно, он сказал это, поскольку ему больше нечего было сказать.
— Боже мой! — пролепетал герр Теобальд.
— Теобальд здесь ни при чем, — вступился за него певец. — Это мы виноваты. Спасибо ему, что он нас терпит в ущерб своей репутации.
— Они женились на моей сестре, — вздохнув, признался нам Теобальд. — Так что они мои родственники. Не прогонять же их.
— Как понимать «они»? — удивилась мать. — Все трое?
— Сначала она вышла замуж за меня, — сказал толкователь снов.
— А потом она услышала, как я пою, — подхватил певец.
— Больше она ни за кого не выходила, — сказал Теобальд, и все сочувственно посмотрели на калеку, передвигавшегося только на руках.
— У них когда-то была своя цирковая программа, а потом вмешалась политика, и начались неприятности.
— Лучшая программа в Венгрии, — добавил певец. — Вы когда-нибудь слышали о цирке «Сольнок»?
— Кажется, нет, — вполне серьезно ответил отец.
— Мы выступали в Мишкольце, в Сегеде, в Дебрецене, — с гордостью перечислил венгерские города толкователь снов.
— В Сегеде мы были дважды, — сказал певец.
— Мы хотели обосноваться в Будапеште, и обосновались бы, если бы туда не вторглись русские, — сказал калека.
— Это русские оттяпали ему ноги по колено, — открыл нам страшную тайну толкователь снов.
У меня по спине поползли мурашки.
— Не надо врать! — одернул его певец — Он таким родился. Но с русскими мы не поладили.
— Они хотели засадить медведя в тюрьму, — сказал толкователь снов.
— А если без вранья? — поморщился Теобальд.
— Мы спасли его сестру от русских, — раскрыл нам правду человек, ходивший на руках.
— Естественно, я просто обязан был дать им приют, — продолжал герр Теобальд. — Они не бездельники. Работают везде, где придется. Но кому в Австрии нужны венгерские цирковые номера? В здешних цирках медведи на унициклах не катаются. И толкование снов для нас, венцев, — пустой звук.
— Ты тоже не привирай, — сказал ему толкователь. — Просто я рассказывал не про те сны. Людям не нравилось, как вчера не понравилось этой госпоже. Мы работали в ночном клубе на Кертнерштрассе, и нас оттуда поперли.
— Не надо было рассказывать в клубе тот сон, — упрекнул его певец.
— Тут и твоя жена виновата, — огрызнулся толкователь снов.
— В то время она была твоей женой, — напомнил ему певец.
— Ну сколько можно об одном и том же? — умоляюще спросил герр Теобальд.
— Нас приглашали выступать на благотворительных вечерах для больных детей. И в государственных больницах. Особенно под Рождество, — сказал толкователь снов.
— Медведь очень нравился детям. Я тебе еще тогда говорил: надо научить Дуну новым трюкам, — вспомнил свой совет герр Теобальд.
— Вот ты бы и повлиял на свою сестру, — огрызнулся певец. — Дуна — ее медведь. Она его воспитывала, обучала. И она же его избаловала, потакала всем его дурным привычкам. Теперь он вконец обленился.
— Дуна — единственный из вас, кто никогда не потешался надо мной, — сказал калека.
— Не понимаю, почему мы должны выслушивать все это? — поморщилась бабушка — С меня хватило ночных приключений.
— Дорогая госпожа, мы просто пытаемся объяснить и вам, и вашим родным, что вовсе не хотели напугать вас, а уж тем более оскорбить, — залился соловьем гepp Теобальд. — Сейчас трудные времена. Пансиону очень нужно получить класс В. Тогда число постояльцев возрастет. Проще всего было бы выгнать отсюда цирк «Сольнок». Но говорю вам, не лукавя: я не посмею этого сделать.
— Святая задница, он не лукавит! — взвился толкователь снов. — Просто он боится своей сестрицы. Он и помыслить не смеет о том, чтобы выгнать нас из пансиона.