Братья по крови Робертс Нора

Глава 20

– Что это? – спросил Катон, расстегивая застежку на шлеме и отирая пот со лба.

Он указал на свернутый папирус у себя не столе. На нем было аккуратно выписано его имя. Тракс перестал расстегивать кольчужную накидку Катона и глянул на стол.

– Это от жены трибуна Отона, господин. Ее рабыня принесла сегодня среди дня, пока вы тренировали когорту.

Катон хмыкнул. С окончанием утреннего совещания он отправился со своими людьми на плац. Обозное сопровождение едва успело войти в размеренный ритм гарнизонной жизни, а тут вдруг этот внезапный поход в земли бригантов… Были такие, кто недовольно ворчал – ворчуны находятся всегда. Катону вспомнилось, как он сам начинал свою бытность опционом при Макроне – эта постоянная мука от необходимости быть готовым к выполнению любого задания, которое могло поступить во всякую минуту. А зачастую бывало и так, что никаких заданий не давали вовсе. Теперь, когда он сам командовал когортой, о тех временах оставалось лишь с ностальгией вспоминать. Сонм обязанностей префекта означал, что праздность стала крайне редкой роскошью.

Остаток утра ушел на обзаведение транспортом: повозки для фуража, телеги для баллист, рацион для похода и, что самое насущное, кожа для починки или замены палаток, поврежденных в той буре. Запас кожи в Вирокониуме был скуден, а потому пришлось подкупить интенданта, чтобы тот выдал его людям необходимое количество, которого едва хватало. Вторая половина дня прошла в наблюдении за тренажом на плацу. Работы с батавскими рекрутами был еще непочатый край – они освоили элементарные перестроения и маневры в турмах, но все еще медленно и неуклюже реагировали на команды более сложных построений: в клин и повороты по осям флангов. Однако они были хорошими наездниками, а новому учились с огоньком. Со временем, когда дело дойдет до сражений, то краснеть за них не придется, равно как и за остальных Кровавых Воронов.

Макрон своих новых легионеров последние дни муштровал усердно, и им уже можно было доверить и движение в когорте, и перестроения. Правда, уровень владения оружием у новобранцев пока что был слабым. В бою пример должны будут подавать более опытные солдаты в отделениях: как держать строй и сдерживать натиск.

Две когорты Катон распустил уже под вечер, послав людей в казармы с приказом готовить свои походные торбы и седельные сумы. Сам он был распарен, устал. Очень хотелось пить, а еще не мешало посетить бани, чтобы расслабить мышцы перед выходом с утра из Вирокониума.

– Чего хочет Поппея Сабина?

Тракс на него не взглянул, а ответил с небольшим замешательством:

– Откуда же мне знать, господин.

– Так ты что, не читал?

– Я в грамоте не силен. Едва ли знаю несколько слов.

– Но достаточно, чтобы понять ее намерения?

– Честно говоря, я услышал кое-какие детали от ее служанки.

– Но лишь в общих чертах, – прозорливо заметил Катон, смягчаясь. Частная жизнь слуги была частью его собственной. Он поднял руки, и Тракс помог ему выбраться из кольчуги. – Так что же понадобилось жене трибуна?

– Ее муж приглашает вас на ужин после первой смены караула. Вместе с префектом Горацием и тремя старшими центурионами из легионных когорт.

От злости Катон заскрежетал зубами. Он рассчитывал закончить приготовления к походу и как следует отдохнуть в нормальной постели. А теперь придется потакать капризам аристократа-трибуна и его жены… Он чувствовал себя неловко, вспоминая ее навязчивое внимание в ночь после сражения, и не горел желанием провести еще один вечер в ее компании. Кроме того, как показывает опыт: такие вечеринки затягиваются за полночь, и времени на сон уже не остается. На мгновение возник соблазн отказаться от приглашения, но это почти наверняка значило попасть к Отону в черный список. А если следующий месяц придется состоять под его началом, то лучше не оскорблять его уже на первых порах.

Наконец через голову сползли последние ряды тяжелых колец, и Тракс взял кольчугу, бережно сложив ее вместе с остальным доспехом префекта на сундук. Катон покрутил шеей, смакуя ощущение легкости после избавления от ноши.

– Когда управишься, можешь сообщить на квартиру трибуна о моем согласии.

– Вы хотели сказать, его дом?

– Дом?

– Да, господин. Жену трибуна жилье в форте не устраивает, и она уговорила мужа снять виллу торговца шерстью на краю городка. Недалеко, в миле с небольшим отсюда.

Катон поджал губы. Похоже, трибун Отон потакает любому капризу своей супруги. Хотя нет сомнений в том, что он может себе это позволить. Можно легко представить себе богатый уклад этого отпрыска благородных кровей. Как и у большинства аристократичных семейств, у него непременно должен быть превосходный дом в Риме, а также вилла где-нибудь на тосканских холмах, где в летние месяцы можно укрыться от жары, и еще одна у моря, на плавном широком изгибе побережья от Путеоли до Помпей. Надо полагать, что Отон воспитывался лучшими учителями и наставниками, а в театрах, на играх и в цирках к его услугам всегда были лучшие места. Сейчас немного прослужит в армии, а затем ему откроется путь в сенат, и если нос окажется не замаран, то глядишь, дорастет до выгодного во всех отношениях чина губернатора провинции или командира легиона. Зависть покалывала при мысли, как перед одними жизненный путь стелется шелковой лентой, в то время как другие вынуждены выгрызать из нее зубами любой, даже самый скудный кусок.

Завистливые мысли Катон с горечью отбросил. Что ж, ладно, приглашение на ужин трибуна он примет. Но держаться там будет чопорно и жестко, с такой угрюмостью, что хозяева не рады будут, что его позвали, и уж точно никогда не позовут повторно. Удовлетворенно улыбнувшись при мысли об этом, он кинул в заплечный мешок стригил[30] и баночку с маслом, после чего отправился на встречу с Макроном в бани для солдат и офицеров гарнизона Вирокониума.

– Ну, так что там намечается? – спросил Макрон, когда они шли по городку.

На небе уже показался серп месяца, а вечерний воздух был густ от голосов и криков местных торговцев и разудалых стаек солдат на отдыхе, искавших выпивку, игру в кости или лупанарии[31]. Многие городки вблизи римских крепостей представляли собой путаницу грязных кривых улочек среди обветшалых домов, однако Вирокониум среди них был исключением – еще при строительстве гораздо более упорядоченный по приказу генерала Остория. Улицы были прямые и широкие, с водостоками; многие из временных построек заменены на строения с деревянными каркасами на каменных фундаментах. В сердце викуса была даже небольшая базилика, где для решения обустройства и быта горожан заседал совет. Просто удивительно, с какой быстротой Рим оставляет свою печать на недавно освоенных территориях – в мыслях об этом Катон прослушал вопрос своего друга.

– Извини. О чем ты спросил?

– Да насчет этого приглашения трибуна. Чего он на самом деле от нас хочет?

– Видимо, шанса познакомиться поближе. Это же его первое назначение в самостоятельные командиры. Вот он и хочет, чтобы все прошло достойно.

При банях Макрон наведался в закуток цирюльника, где его чисто выбрили. Теперь его темные курчавые волосы были аккуратно подстрижены, а туника – недавно выстирана. На ходу центурион то и дело совал руку под шейный вырез и чесался, словно причиной его зуда была чистота тела. Он все еще ощущал запах ароматических масел, которыми цирюльник умастил ему шею и щеки.

– Так нам что, надо пукать цветочными ароматами, чтобы создать о себе хорошее впечатление?

– Сильно сказано, – усмехнулся Катон. В банях он прошел те же процедуры, но в теперешнем состоянии чувствовал себя более комфортно, чем его друг.

Макрон с вожделением посмотрел на темный вход в лупанарий, мимо которого они сейчас проходили. Небольшая кучка солдат, прислонившись к стене, передавала друг другу бурдюк с вином. В дверях показалась коренастая женщина с намалеванными щеками и длинными, гладкими волосами. Она приподняла подол короткой туники и зазывно поманила пальцем ближайшего из солдат. Тот не заставил себя ждать, и они вдвоем скрылись внутри.

Макрон принюхался к исходящему от себя запаху.

– Воспользуюсь услугами этого заведения на обратном пути. Последний шанс, прежде чем мы ступим на территорию варваров.

– И ты наконец усвоишь, что зовутся они бригантами.

– Да мне все едино, как их называть. Лишь бы вели себя прилично да этого выродка Каратака нам вернули.

Катон повернулся к нему и покачал головой:

– А я-то думал, у нас дипломатическая миссия…

– Пустая трата времени. Им лучше просто указать жезлом, кто здесь главный. По мне, действенней именно такая дипломатия.

– Кто бы сомневался…

Они дошли до края поселения. Отсюда на некотором расстоянии у дороги стояла обнесенная стенами вилла, светлым пятном выделявшаяся на темно-сером фоне пейзажа. Учитывая ее размеры, стоило полагать, что свое состояние торговец шерстью нажил на поставках армии. На подходе стали видны массивные ворота, ведущие во внутренний двор, а над стенами возвышалось основное строение с крышей из кровельной дранки, которая сначала показалась Катону черепичной. Но он сразу понял, что должно пройти еще некоторое время, прежде чем плитка появится и в Вирокониуме.

Вход охраняло отделение Девятого легиона. С появлением из сумрака двоих офицеров солдаты встали навытяжку. Опцион, оглядев гостей, отсалютовал.

– Префект Катон и центурион Макрон, – объявил Катон. – К трибуну.

– Вас ожидают, господин префект. Остальные гости уже прибыли. Прошу следовать за мной.

Опцион повернулся и первым прошел под арку. При тусклом свете луны было видно, что вилла построена в знакомом римском стиле, с идущими по периметру надворными постройками под одной крышей – конюшнями и амбарами. Впереди возвышалось основное здание. Вход в него был открыт, а интерьер освещен светильниками, красноватый отсвет которых дорожками стелился по булыжникам двора. Друзья вошли в дом вслед за опционом и оказались во внутреннем саду. Лампы вокруг свисали со скоб, вделанных в деревянный каркас дома. По периметру сада шла небольшая колоннада, под которой пролегала дорожка вдоль помещений – жилых комнат, кухни, уборной и спален. Сам сад был не более десяти шагов в поперечнике, а пространство в основном занимали трапезные ложа, расположенные вокруг низкого стола. По римским меркам, дом торговца был достаточно скромен, но по здешним – роскошен как дворец: островитяне обитали по большей части в круглых хижинах. Здесь чувствовались простор и спокойствие – не то что в скученных шумных гнездилищах фортов вокруг более крупных крепостей. Несложно догадаться, отчего трибун Отон с женой предпочли поселиться именно здесь, а не на квартирах.

– Префект Катон и центурион Макрон! – громко и внятно объявил опцион.

Глядя через его плечо, Катон заметил Горация и остальных офицеров, устроившихся на боковых кушетках. Трибун и его супруга занимали место во главе стола.

Отон, подняв глаза, с улыбкой радушия поманил гостей:

– О, ну наконец-то! Я уж думал, куда эти двое запропастились…

Памятуя о принятом решении разыгрывать из себя молчаливого служаку, Катон не ответил на улыбку и ограничился скупым кивком, сказав:

– Нам с центурионом нужно было закончить приготовления к походу, господин трибун.

– Хорошо, очень хорошо.

Отон указал на ложе слева от себя, где было два свободных места. Напротив возлежал Гораций – место несколько более привилегированное, согласно старшинству чина. Когда вновь прибывшие заняли отведенные им места, Отон указал на двоих центурионов, лежащих возле Горация.

– На всякий случай, если вы еще не знакомы: это Гай Статилл и Марк Полем Ацер, старшие центурионы Седьмой и Восьмой когорт Девятого легиона.

Катон посмотрел на центурионов и машинально оценил их. Статиллу лет пятьдесят, на вид уже близок к отставке по выслуге лет. Плешив, лицо в морщинах, водянистые синие глаза. Ацер значительно моложе, не иначе как недавно получил повышение. Он то и дело окидывал взглядом стол, словно не веря, что ему действительно нашлось место в такой необычной компании. Из них двоих он был заметно крупнее – гладиаторского сложения, со светлыми волосами и широкими чертами лица, которые выдавали его кельтское происхождение.

Отон снова возлег на свое ложе и поднял серебряный кубок:

– Ну вот, теперь все меж собой знакомы.

Поппея притронулась к его плечу:

– Не совсем, мой дорогой. Мне кажется, я не знаю вот это очаровательное создание рядом с префектом Катоном.

Макрон на эти слова игранул желваками.

– Разве? – Отон с улыбкой приподнял ей руку и поцеловал. – Это, моя дорогая, Макрон, старший центурион Четвертой когорты Четырнадцатого легиона.

– Сколько же приходится запоминать чисел! – с притворным оживлением изумилась она. – И как вы только справляетесь? Я б, наверное, будь солдатом, не знала бы, с чего и начать. Все эти звания, имена, числа, подразделения…

Гораций и те два центуриона учтиво улыбнулись, Катон же никак не отреагировал. Тогда Поппея, чуть сменив позу, обратилась к нему напрямую:

– Ах да, как же я могла забыть! Люди центуриона Макрона – те ваши разбойного вида всадники, что стерегут поклажу армии. Верно, префект?

– Обоз, госпожа, – сдержанно поправил Катон. – Я командую сопровождением обоза.

Она чуть склонила голову и улыбнулась, обнажив ровные белые зубы. «Такие же острые, как и ее язык», – подумал префект.

– Это не особо походит на обременительную или значительную обязанность, и все же, помнится, вас чествовали за ваши деяния в день той битвы.

– И правильно делали! – с жаром вмешался центурион Ацер, поднимая чашу. – Вот это был подвиг так подвиг! В тот самый день он спас наши задницы, вытащив их из огня, и не ошибся!

– Какая поддержка со стороны вашего боевого товарища, – сладким голосом пропела Поппея. – Можно мне продолжить? Вы совершенно правы, в тот день префект покрыл себя неувядаемой славой. Но тот момент промелькнул очень уж быстро, как только сбежал Каратак. Вот она, еще одна деталь армейского уклада, приводящая обычных людей в смятение… В один миг вы триумфатор, а в следующий уже изгой. И что на это сказать? Ума не приложу.

Катон вспыхнул от возмущения, однако тут же овладел собой и, отметя горькую обиду, вновь напустил на себя мнимое безразличие:

– Видите ли, госпожа, в армии так уж устроено. Единственное, что может солдат, это отдавать всего себя службе и принимать хорошее наравне с плохим.

Поппея удостоила его туманным взглядом.

– Как стоически… И как типично для настоящих, твердых духом и телом солдат, которых я встретила здесь, в Британии. А ведь вы, в сущности, так молоды для чина префекта… В вас чувствуется благородство происхождения.

– Если вы имеете в виду происхождение из богатого семейства, то это не так.

– Я не подразумеваю под этим богатство. Просто благородство, и все.

– Знатности во мне тоже нет. Служить я начинал солдатом.

– Значит, солдатом вы оказались превосходным, раз так быстро продвинулись по службе. Разве нет?

Вместо ответа Катон неопределенно пожал плечами.

Поппея перевела взгляд на Макрона:

– Ну, а что скажете вы, центурион? Каков ваш послужной список?

Макрон растерянно почесал себе нос.

– Да простой. В армии смолоду. Восемь лет шел до опциона, затем через два года дослужился до центуриона. Там мы с префектом и повстречались. Он тогда состоял при мне опционом.

Аккуратно подщипанные брови Поппеи удивленно приподнялись.

– Вот как? Префект Катон был вашим подчиненным? Как же вы себя при этом ощущаете?

– Как ощущаю? – Макрон выдохнул щеками. – Префект Катон – мой вышестоящий офицер, госпожа Поппея. Я выполняю его приказы. Так вот и ощущаю.

Она смерила его коротким взглядом, после чего с мелодичным смешком подняла свой кубок и пригубила:

– Однако, я вижу, беседа у нас нынче на редкость оживленная…

Отон обеспокоенно покосился на жену, после чего поднял свой кубок:

– У меня тост, господа. За успешную погоню и поимку беглого Каратака! А также за мир и процветание, которые затем непременно настанут.

Остальные офицеры послушно подняли чаши и сбивчиво повторили сказанное. Поппея наблюдала за ними с усмешкой. Выпив, ее муж жестом подозвал стоящего молча у стены раба:

– Подавай первое блюдо.

– Слушаю, хозяин.

Раб поклонился и исчез в двери за колоннадой.

Макрон оглядел сад и одобрительно заметил:

– Как у вас тут хорошо, господин трибун.

– Хорошо? Да, пожалуй. Здесь чисто, и в остальном порядок. Хотя понятно, что это задворки империи. А цены разбойничьи. За аренду этой лачуги я выкладываю столько, сколько в Риме мог бы платить за небольшой дворец. Но если подумать, комфорт и уединение того стоят.

– Лачуга? – шепотом переспросил Макрон.

Поппея рукой обвела сад:

– Само собой, менять весь этот уют на убогие палатки нам очень не хочется. Кто знает, сколько придется пробыть в пути – месяц, а то и больше… Но что поделать, долг превыше всего.

Катон тихо кашлянул.

– Вы… намерены взять с собой вашу супругу? Вместе с нами, в Бригантию?

– Ну а как же. Мы с моей дорогой Поппеей не вытерпим разлуки. К тому же это ведь дипломатическая миссия. Присутствие моей жены продемонстрирует наши мирные намерения. Я уверен, что владычица Картимандуя оценит женскую компанию в ходе наших переговоров.

У Макрона на этот счет уверенности не было. Ему помнились недолгие и совершенно пустые переговоры с молодой иценкой Боудиккой[32], еще по первому его приезду в Британию. Женщина она была редкостно бойкая, большая любительница вина и прочих земных радостей. Так что вряд ли и владычице бригантов будет сколь-нибудь интересно общество этой изнеженной патрицианки. Может, от Боудикки она чем-нибудь и отличается, хотя сомнительно…

– Но… благоразумно ли это, господин трибун? – вслух усомнился Катон. – Миссия у нас, может, и дипломатическая, но не исключено и то, что придется прибегнуть к оружию. А в таком случае госпожа Поппея подвергнется смертельной опасности.

– Ну, я уверен, что до этого дело не дойдет, – категорично отмахнулся Отон. – Если кто и окажется в опасности, так это Картимандуя, если не подчинится нашим требованиям. И если ей достанет опрометчивости сплотиться с Каратаком, то ее вместе с остальными мятежниками сметет армия легата Квинтата, когда тот приведет ее на север. Думаю, о неуместности торга она догадается в ту же минуту, как прибудет моя колонна. Но хочется верить, что мы сумеем договориться как благородные люди, и в этом, я уверен, нам поможет моя жена, сгладив острые углы между Римом и этими невежественными варварами… Не так ли, любовь моя?

– Свою роль я сыграю. Это мой долг.

– Вот! – торжествующе улыбнулся Отон. – Видите?

– Вижу, – пожал плечами Катон.

Разговор прервало появление первого яства, которое на большом плоском блюде внес раб. Едва он поставил его на стол, как на гостей повеяло аппетитным ароматом.

– Кусочки баранины, обжаренные в гаруме с бальзамической глазурью, – пояснила Поппея. – Рецепт передан нашему повару от самой Агриппины.

Аккуратно накладывая порции на серебряные тарелочки, раб обслужил вначале хозяев, а затем поочередно офицеров. Как только к еде приступил Отон, уписывать баранину принялись и гости, накалывая кусочки мяса на ножи. Макрон со своей порцией управился быстро и жестом велел рабу подать добавку. Катон ел более степенно, стараясь не показывать, что вкус у блюда поистине восхитителен.

– Давненько я такого не ел! Вот это да! – нахваливал еду Гораций, протягивая тарелку за добавкой.

Остальные центурионы энергично кивали. От Катона не укрылось, что Статилл ест заметно медленнее других, и по движению его скул и губ понял причину: у него нет зубов. Похоже, этот ветеран еще старше, чем он подумал сначала.

– В сущности ничего сложного, – сказала Поппея. – Жаль лишь, что наш повар сумел привезти с собой всего один ларец со специями и другими компонентами. А вообще на этом несчастном острове никакого разнообразия мяса и фруктов. Так что обходимся, чем можем. Питание по изысканности мало чем отличается от армейского рациона. Мне так кажется.

– М-м, вкуснотища, – с набитым ртом млел Макрон.

Поппея одарила его улыбкой, а затем обернулась к Катону:

– А вы как считаете, префект?

Катон прожевал, проглотил, облизнул губы, и лишь затем сказал:

– Солоновато.

– Вот как? – нахмурилась хозяйка, но тут Отон хлопнул в ладоши, привлекая внимание раба, и указал, что первое блюдо можно убирать.

В перерыве между блюдами еще один раб поднес вина и наполнил кубки и чаши.

– А теперь, господа, – обратился Отон, – я бы, с вашего позволения, хотел вернуться к нашим предстоящим делам. Свои приказы из штаба вы уже получили и знаете суть нашего задания. Вопрос в том, как с ним лучше справиться и какие неожиданности могут нас подстерегать при его исполнении. Так что мы должны заранее взвесить все возможные исходы и изготовиться к ним.

От Катона не укрылось, что в протяжении вечера Отон стал держаться более деловито, а в глазах у него появился огонек проницательности, который прежде не был заметен. Ведя разговор с офицерами, он приподнялся на локтях, а руки сцепил перед собой.

– У Каратака перед нами фора. У него была уйма времени, чтобы составить разговор со знатью бригантов. Нам известно, что он весьма красноречив и, надо полагать, кое-кого уже перетянул на свою сторону. Так что, когда доберемся до Изуриума, нам придется кое-что наверстывать. Из того, что я по крохам вызнал у Веллоката, прием нас может ждать в том числе и враждебный. Если такое произойдет, нам нужно будет сразу же откатываться назад. Если же нас примут с миром, то мы будем делать упор на то, что Рим чтит союз, заключенный с бригантами, и им надобно отвечать нам тем же. Я не думаю, что Картимандуя тотчас определится с решением. Ей еще надо будет убедиться, что она располагает поддержкой большинства своего народа.

Слушая Отона, Катон был неожиданно впечатлен ясностью мышления этого молодого человека. Можно сказать, это шло даже несколько вразрез с его фамильярными, слегка наивными приятельскими манерами, которые отличали его до сих пор. Сейчас в нем проглядывала куда большая вдумчивость и расчетливость, чем прежде.

– Разумеется, – продолжил Отон, – все может обернуться по-иному, и тогда нам придется столкнуться с новым вождем племени. В данный момент самым вероятным претендентом на главенство является Венуций, стойкий сторонник Каратака. Если в самом деле сложится так, то схватки не избежать. И потому мое намерение – действовать с максимальной осмотрительностью. Лагерь мы разобьем за пределами Изуриума, даже если нам предложат гостеприимство столицы бригантов. И лагерь будет не обычный, какой бывает в походе. Рвы будут глубже и шире, а укрепления выше. На угловых башнях мы поставим баллисты. Бритты слабо знакомы с тактикой осады, а потому мы сможем удерживать их до подхода легата Квинтата, который ее снимет.

Он умолк, а затем с улыбкой продолжил:

– Но предположим, что мы добьемся своего и Картимандуя согласится сдать нам нашего заклятого врага. Если это произойдет, то будет необходимо вывезти его из Бригантии со всей возможной быстротой. И это мы поручим вам, префект Катон.

– Согласен. Если я верно понял, то речь идет о быстрейшем отходе одних Кровавых Воронов?

– Нет, префект. Речь идет обо всем обозном сопровождении.

– Прошу прощения, господин трибун, но имело бы смысл, чтобы Каратака сюда, в крепость, доставила одна моя ала. Иначе мы будем вынуждены продвигаться тем же темпом, что пехота Макрона. А это даст Венуцию и его сторонникам прекрасную возможность устроить нам засаду. Будет гораздо лучше, если мы во весь опор поскачем в Вирокониум, а когорта Макрона пополнит силы, оставшиеся в лагере.

– Кто сказал, что мы останемся там? – возразил Отон. – Как только дело с Картимандуей будет улажено, я думаю без промедления оставить земли бригантов и возвратиться на воссоединение с армией.

Катон помолчал, набираясь решимости возразить своему начальнику. Ему хотелось, чтобы его доводы были четко услышаны и приняты.

– Господин префект, даже если владычица согласится нам его передать, то нет гарантий, что кампания по усмирению Британии на том завершится. При любом решении Картимандуи ее народ окажется разделен. Вероятнее всего, выдача Каратака спровоцирует Венуция на действия. Между сторонниками Каратака и проримской фракцией может разгореться междоусобица. В этом случае, если ваши люди будут под рукой, вы сможете тем самым добиться перевеса в пользу нашей союзницы. По моему мнению, лучше всего будет, если Рим сохранит свое военное присутствие под Изуриумом до тех пор, пока не станет ясно, что Картимандуя твердо удерживает свой народ в браздах правления.

– Легко вам говорить: вы-то будете уже далеко.

Нелегкая тишина повисла над трапезным столом. От обидного упрека Катон почувствовал прилив гнева. Но не успел он ответить, как Отон добродушно рассмеялся.

– Да шучу я, префект, конечно же, шучу. Вы, разумеется, правы. Хорошо: если мы завладеем Каратаком, вы возвращаетесь сюда и докладываете легату, что я намерен остаться в Бригантии до снятия осады, или пока не почувствую, что опасность миновала, или же до приказа Квинтата сняться с лагеря.

– Будет сделано, господин трибун.

– Ну что ж… В таком случае, полагаю, все случайности мы так или иначе предусмотрели. – Он вопросительно оглядел остальных офицеров. – Гораций, не желаете что-нибудь добавить?

Ответственный за военную часть миссии префект, подумав, покачал головой:

– Нет. Можете быть уверены, что свой долг я исполню.

– Славно! В таком случе мы можем закончить свою говорильню и продолжить наслаждаться ужином. Поппея нам будет бесконечно благодарна: похоже, что ее скука от нашего занудства дошла до предела.

Он повернулся к жене с широкой улыбкой и, нырнув головой в ее сторону, поцеловал в губы. Та после запоздалой попытки отмахнуться ответила на поцелуй. Офицеры из деликатности отвернулись от столь открытого проявления чувств, и Гораций заговорил со своими двумя центурионами. Катон секунду-другую еще смотрел, страдальчески вспоминая свою оставленную в Риме жену и вместе с тем понимая, что ему было бы несказанно трудно разрываться между своими обязанностями офицера и мужа. Трибун Отон вышел из положения со всем изяществом, но его решение взять с собой в бригантийский поход жену вызывало опасение. Мало того, что эта женщина подвергнется опасности, она еще будет постоянно перетягивать на себя внимание своего мужа, которому между тем надо всецело сосредоточиться на том, как наконец прекратить противостояние в Британии.

Из кухни показалась небольшая вереница рабов. Впереди двое несли длинный поднос с жаренным до коричневой блестящей корочки поросенком, обложенным миниатюрными постряпушками. Раб, что шел следом, нес корзину с хлебами, а тот, что за ним, держал поднос с грибами, жареным луком и прочими овощами. Смесь обворожительно аппетитных запахов вызывала такое слюноотделение, что невозможно было даже высказать комплименты. Отон с женой улыбались неприкрытому восторгу своих гостей. Макрон рядом с Катоном, не сводя глаз с поросенка, потирал руки:

– Вы только гляньте, какая у него корочка… Мм-м!

Сумрачным и молчаливым оставался лишь Катон, по-прежнему не способный отделаться от предчувствий в связи с опасностями, который таил в себе предстоящий поход.

Глава 21

– А этот что здесь делает? – грозно спросил центурион Ацер, указывая на виноторговца, пристраивающего свою крытую повозку в конце небольшой колонны телег и возов с припасами и метательными орудиями.

– Этот? – оглянулся Гораций. – Трибун дал ему разрешение примкнуть к нашей лихой компании. Звать его Гиппарх. Еще один грек, цепляющийся к охвостью римской армии в надежде поднажиться.

Остальные офицеры рассмеялись, улыбнулись и Катон с Макроном.

– Хм, – мотнул головой Ацер. – Если серьезно, то я думал, что мы оставим позади все, что замедляет нам продвижение. Трибун ведь сам приказал: никакого лишнего барахла.

– Это как раз то, что нам нужно, парни, – вступился Макрон, – трибун зрит в корень: жена и запас вина для успеха нашей миссии просто необходимы.

Все снова рассмеялись.

– И не только, – добавил Гораций. – Купец этот думает поторговать с бригантами. А у здешних варваров ничто так не ценится, как наше вино. Клянусь богами, за кувшин доброго фалернского они и мать родную продадут. А что, так оно когда-то и было… Мне отец рассказывал – он служил в Гесориакуме[33], еще задолго до вторжения.

В Британию постоянно текло вино, а обратно в империю возвращались корабли, груженные мехами и рабами. Трибун надеется, что привоз вина подмажет и сделает варваров сговорчивей. К тому же кто не знает этих греческих купцов: где только слышится полезный разговорец, они уж тут как тут, первые из всех. Слышат все, что надо и не надо.

Над фортами и приземистым поселением только что взошло солнце, стены чуть розовели под его первыми лучами. В чистое небо всходили синеватые струйки дыма от первых разожженных костров. Люди из колонны Отона вольно расположились на плацу, ожидая приказа выступать. Лошади вспомогательной алы были оседланы и нагружены поклажей и торбами с кормом. Чувствуя выжидательное настроение людей, они прядали ушами и поворачивали морды, на которых тонко позвякивала сбруя. Запряженные в телеги и повозки мулы, наоборот, никаких чувств не изъявляли, а просто стояли себе в упряжи, глядя мимо своих погонщиков, которые прохаживались, делая последние приготовления: где подогнать упряжь, где поправить поклажу. Крытая дорожная повозка Поппеи была в колонне самой крупной и находилась впереди, чтобы не попадать под пыль от колес и копыт остальных.

– Вон они, – объявил вполголоса Макрон, и офицеры увидели трибуна, идущего рука об руку с женой по направлению от своей виллы. – Не торопятся…

Когда супруги подошли к повозке, Отон помог жене взойти по лесенке сзади и, привстав на цыпочки, напоследок поцеловал, после чего расправил плечи и бодро двинулся мимо легионеров и пехоты ауксилариев смешанной когорты Горация. Подходя к офицерам, он энергично потер руки:

– Оживленное утро, м-да?

– Что еще за «м-да»? – уголком рта прошептал Макрон Катону.

– Видимо, слово-паразит из Рима, – пожал тот плечами.

– Терпеть не могу. Паразиты сам знаешь где водятся. И отчего возникают… Наверно, в этой самой «мде».

– Вы что-то сказали, центурион? – весело спросил Отон.

– Да так, господин трибун. Просто подметил. Приятно глазу, когда мужчина вот так заботится о женщине. В смысле, о жене.

– Подхалим из тебя никудышный, – тоже одними губами произнес Катон.

Трибун довольно кивнул:

– Верно. Я что ни день воздаю хвалу богам за то, что Поппея – моя жена. Однако к делу, господа. Я так понимаю, у нас все готово?

– Ждем лишь вашего приказа, господин трибун, – ответил Гораций.

– Что ж, тогда в путь. До окончательной победы нам рукой подать.

Гораций секунду помешкал, смутившись от такой несерьезности со стороны начальника. А затем со вздохом кивнул:

– Слушаю, господин трибун. Офицеры! По отделениям.

Центурионы, развернувшись, пошагали по своим местам в строю, в то время как префект направился в голову колонны. Катон с Макроном обменялись кивком, и последний двинулся к когорте, выстроенной за повозками. Катон подошел к своему коню, которого под уздцы держал один из всадников, и, взмахнув в седло, устроился там, вслед за чем кивнул декуриону. Мирон, глубоко вдохнув, рупором поднес ладони ко рту:

– Вторая Фракийская, по коням!