Одна минута и вся жизнь Полянская Алла
— В другой раз.
Дана поднимается. Она разыгрывает эту партию четко и хладнокровно. Все идет так, как она запланировала.
— А он будет, этот другой раз?
— Почему бы и нет? Мне здесь нравится.
— Если вы не на машине, я подвезу вас.
— Это лишнее.
Они поднимаются по лестнице. Алекс провожает ее до выхода, подает куртку.
— Когда я вас опять увижу?
— Думаю, на днях как-нибудь.
— Возьмите, пожалуйста, мою визитку. У вас есть телефон? Я позвоню.
— Думаю, это неудачная идея.
— Но вы придете?
— Вполне возможно. Благодарю за ужин.
Дана выходит в осеннюю ночь. Неоновая вывеска клуба переливается красными и желтыми огнями. Она хочет поскорее добраться до своего убежища, расслабиться и уснуть. Но идти далеко. Впрочем, это не страшно.
«Если бы ты знала, на что я трачу твои деньги, Дашута! — Дана злорадно усмехается своим мыслям. — Впрочем, я уверена, что ты знаешь и кусаешь себя за задницу, сидя в адском котле. Скажу тебе как мертвая мертвой, деньги — еще не все в этой жизни».
Перед глазами снова встает Аннушка — в розовом шелковом платье, с букетом белых роз. Маленькая принцесса с длинными льняными локонами, пахнущими птенчиком. Ее девочка, ее дитя. Дана сжимает кулаки. Злость закипает в душе.
«А этот ублюдок сейчас небось у очередной девки. Убил мою малышку, убил Лидию, убил и меня заодно — и все ему нипочем. Ладно, сволочь, попомнишь ты Данку».
Она входит в квартиру. Там тихо, пахнет чем-то чужим, и тоска снова выплескивается из глаз. Ей одиноко и страшно.
«Стасик, как же так случилось? Смотри, все рухнуло, вас больше нет. И меня — нет. Что мне делать, любимый? Как мне не хватает тебя! Ты бы посадил меня к себе на колени, обнял и что-нибудь утешительное сказал бы, я знаю. Стасик, я сама себя боюсь, слышишь? Но я должна это сделать. Потому что больше некому».
Красный рубец на ладони немного саднит. Дана смотрит в окно, в ночь. Ей хочется услышать чей-нибудь голос, но звонить некому. Пусть все поскорее забудут о ней. Потому что ее больше нет.
Дана проснулась в полдень. Она привыкла к тому, что ей теперь ничего не снится. Она даже рада этому. Не знать, не думать, не вспоминать, как родилась Аннушка и как смеялась беззубым ротиком, как прыгала в бегунках, как постоянно находила помаду и духи и любила наряжаться в бархатные и атласные платьица, как иногда сердилась и дулась, и рисовала, склонив набок головку. Аннушка. Анюта. Ее ребенок. Не помнить, забыть. В противном случае жизнь станет непосильной ношей даже для мертвой. Пусть ей ничего не снится. Маленький детеныш, убитый просто так.
Дана выходит за едой и газетами, возвращается с полным пакетом. Этого хватит надолго. Она рассовывает продукты по полкам холодильника и берется за газеты. В глаза бросается заголовок: «Кандидат в депутаты городской Думы Сергей Градский посетил детский дом». Золотистые глаза Кошки проглядывают сквозь ее зрачки. Она рассматривает холеное лицо своей жертвы. Ему только пятьдесят. Выглядит моложе, лицо породистое, с правильными чертами. Все знают, что он вдовец, но мало кто знает, что овдовел он почти тридцать лет назад. А не женился вновь потому, что не в состоянии пропустить ни одной юбки. У парня сдвиг на почве секса.
Дана читает его речь. Кто-то умный написал это за него. Высокие слова и прагматичные рассуждения крепкого хозяйственника и дальновидного политика. Дана бросает газету на пол. Она не верит ни одному его слову. Она знает только одно: этот человек — маньяк, убивающий женщин и детей, его надо остановить.
Дана просматривает остальные газеты. Ничего интересного. Она ложится на кровать и смотрит в потолок. Она умеет вот так ни о чем не думать, просто отключившись от жизни. Это не больно. Дана учится жить мертвой, и у нее начинает получаться. Кошка в ее душе изготовилась к прыжку. Она тоже умеет ждать.
«Мэрилин» все так же освещен. Дана хочет заплатить за вход, протягивает купюру, но мускулистый парень, вглядевшись в ее лицо, отводит Данину руку и отступает в сторону:
— Прошу вас, проходите.
Она оставляет плащ в гардеробе и проходит в зал. Красивый стриптизер отрабатывает свою зарплату с лихвой. Девица с блестящими от возбуждения глазами уже взобралась на подиум и запустила руку в его плавки. Дана брезгливо морщится. Маленький рыжий засранец был прав, это извращение — лезть в плавки абсолютно незнакомому парню. Мало ли какие у него болезни.
— Вы пришли. — Алекс ждал ее, Дана отмечает это и мысленно улыбается. — Я рад вас видеть. Столик заказан, будете ужинать?
— Пожалуй, да. Здесь слишком накалилась атмосфера.
Она чувствует исходящие от него волны желания, но лицо ее остается невозмутимым и только в глубине зеленых глаз таится торжество.
— Здесь публика более изысканная.
— Конечно. — Алекс приглашает Дану сесть. — Наш клуб — для всех, любой найдет себе развлечение по вкусу. Мы очень демократичны.
— У вас, наверное, бывают и важные персоны?
— Очень часто, — управляющий согласно кивает. — Вон там, справа, видите? Это человек из охраны самого Градского. А точнее — его доверенное лицо и начальник охраны. Он тут завсегдатай. А внизу у нас есть массажные кабинеты, сауна и бассейн. И там бывают очень важные люди.
Дана слегка поворачивает голову. Справа от нее сидит парочка, мужчину Дана знает. Она видела его два раза: один раз он привез ей банковские бумаги, а второй — следил за ней в аэропорту. Парень поворачивает голову, и их глаза встречаются.
— Интересно. — Дана улыбается своему спутнику. — Расскажите о себе. Это еще интереснее.
— Я не думаю. — Алекс любуется ее жестами и осанкой. — Вы знаете, что прекрасны. Но вы еще и необычны. Скажите, Илона, мы можем стать… друзьями? Пусть не сейчас, а со временем, когда…
— Когда мы получше узнаем друг друга, Алекс. Для меня иначе просто немыслимо.
— Я рад это слышать, поверьте. Значит, я в вас не ошибся. Я редко ошибаюсь в людях. Это профессиональное.
— Разрешите вас пригласить?
Дана поднимает голову. Парень из-за соседнего столика, тот самый. Звучит медленная мелодия, и пары репетируют любовь.
— Нет. Я не танцую.
Он уходит, извинившись. Алекс обеспокоенно ерзает. Дана снова мысленно усмехается. Вот так, дорогой. В этом преимущество женщины — отказать во взаимности королю ради нищего. Закон настроения.
— Вы ему отказали. — Алекс обеспокоен, это видно.
— У вас могут быть неприятности?
— В принципе, да. Он может заставить хозяина уволить меня.
— Что ж, Алекс, не буду мешать вашей карьере.
Дана поднимается и выходит. Алекс сидит за столом и готов сам себя пнуть коленом под зад. Он понимает, какую совершил ошибку. И осознает, что эта женщина не простит ему именно этой ошибки.
Дана одевается и выходит. Ночь холодная и неуютная, но Дане все равно. Она достигла желаемого. Парень из прошлого сна сейчас догонит ее, оставив скучать девицу за столиком.
— Я не верю, что вы не танцуете.
Его серые глаза заглядывают в ее кошачьи зрачки. Кошка угрожающе шипит, но Дана улыбается.
— Думаю, это не ваше дело.
— Вот как? Разве ваш друг не сказал вам, кто я?
— Сказал. Ну и что?
— Так почему вы ушли?
— Чтобы не доставлять неприятностей своему знакомому.
— Вот как? Он думает, что я стану мстить и его уволят? Он не мужик, раз сказал это вам.
— А зачем тогда вы спрашиваете, знаю ли я, кто вы? Какая разница?
— Хотите сказать, что я тоже не мужик, раз пытаюсь добиться женщины подобным способом?
— Вы все правильно поняли.
Какую-то минуту он взбешенно сверкает глазами, потом смеется. Его белоснежные зубы ярко блестят на смугловатом лице, а короткие светлые волосы влажны от тумана. Дана следит за ним, как кошка за мышью.
— Думаю, вы правы. Это просто зов предков. В борьбе за самку из двух самцов побеждал сильнейший.
— Побеждал-то сильнейший. А самка обзывала его динозавром и шла зализывать раны поверженному.
— Женская логика…
Они идут по ночному городу, взявшись за руки. Осень осыпает их моросью. Дане холодно, она вдруг вспоминает, как они шли со Стасом сквозь весну и теплые капли. Теперь все не так. Дана не прислушивается к биению своего сердца. Она ощущает внутри пустоту, в которую падают слова идущего рядом чужого человека.
— …прямо обалдел. Такая женщина — и здесь. Знаете вот это — «…средь шумного бала, случайно…». Наверное, я сошел с ума. А вы молчите. Вы боитесь меня?
— Нет. Просто слушаю. Говорите.
— Да, это неправдоподобно. У меня такое чувство, что я знаю вас давно, а ведь мы даже не знакомы. Меня зовут Костя, а вас?
— Илона.
— Красивое имя. Я хотел бы встретиться с вами завтра. Вы свободны?
— Не знаю. Попробуйте позвонить мне после обеда. Вот номер. Но я ничего не обещаю.
— Я согласен. И прошу вас, не надо меня бояться. Просто у меня работа такая — следить за безопасностью самого большого сукина сына на свете.
— Это контрреволюция.
— Я знаю.
Он наклонился к Дане, но она отстранилась.
— Не будем торопить события. У меня еще не сложилось о вас мнение.
Дана видит, как за ними медленно движется машина. Свет фар совсем близко. Она чувствует, что сейчас произойдет что-то неприятное, Кошка прижимается к земле…
Из машины раздаются выстрелы. Дана толкает своего спутника на асфальт. Пуля вгрызается в его спину. Море крови, а машина уезжает. Номерного знака на ней нет.
— Скорей позвоните по этому номеру!
Дане совсем не хочется светиться, но она набирает номер. Костя диктует координаты.
— Сейчас за нами приедут, не бойтесь.
— За нами? — Дана вскакивает. — Я никуда не собираюсь ехать.
— Как скажете. Не надо волноваться. Будет так, как вы захотите, Илона. У вас красивое имя.
У нее нет больше имени. У нее ничего больше нет. Только где-то недалеко стоит пустой дом, вспоминая лица тех, кто был счастлив в его стенах. И где-то далеко маленький мальчик плачет в подушку, потому что мамы рядом нет. Он плачет тихонько, чтобы не услышала бабушка. Иногда хочется заползти подальше и переждать боль.
12
— Илона?
Голос в трубке сотового телефона. Дана вздрагивает. Ей страшно.
— Да.
— Это Костя.
— Я слышу. Как здоровье?
— Скажем так: бывало и лучше.
Дана вздыхает. Этот парень нужен ей, но он опасен. И очень странно, что он не заметил преследующий их автомобиль.
— Мне жаль, правда. Что я могу для вас сделать?
— Вы можете встретиться со мной. — Он на минуту умолкает, но потом, словно приняв какое-то решение, продолжает: — Вы могли бы приехать ко мне в больницу?
— Но я…
— О вашем присутствии на месте происшествия никто не знает.
— Кроме тех, кто был в машине.
— Да. Вы приедете? Я скажу, чтобы вас привезли.
— Но зачем?
— Мне хочется вас увидеть. Уважьте страждущего.
— Не сегодня. Я занята. Может, завтра.
— А вечером?
— Вы очень настойчивы.
— Именно так я и достиг своего положения.
— Хорошо. В семь вечера я освобожусь.
Дана отключает телефон. Кто знает, что задумал парень по имени Костя… Возможно, он что-то заподозрил. Возможно, узнал ее. Но дальше играть втемную она не намерена. Ей слишком одиноко, она затосковала по своей жизни — той, которую строила так долго и которой больше нет. Будет что-то другое, но только не счастье, нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
Дана тщательно накладывает макияж. Два дня назад она оставила истекающего кровью мужчину на мокром от осенней мороси асфальте. И теперь он объявился. Дана вставляет контактные линзы. От них страшно устают глаза, но деваться некуда. И надо следить, чтобы не отрастали светлые волосы — Дана подкрашивает корни, выбрасывая тюбик тут же — на случай тайного или явного обыска.
Она облачается в темно-зеленый костюм, ее бледное лицо выглядит несчастным. Ей страшно. Она, любитель-дилетант, должна сыграть партию с гроссмейстером. И выиграть. Проигравшему достается смерть.
Машина ждет там, где они расстались в прошлый раз. Дана садится в салон. Ее рука сжимает рукоятку ножа. Она не взяла пистолет, это опасно, хотя зеленый шарик покоится в желтой коробочке из-под «киндер-сюрприза» — это чтобы случайно не погибнуть самой. Реакция мгновенная, смерть — тоже.
Машина останавливается, Дана открывает дверцу. Массивная фигура вырисовывается на фоне серой каменной стены.
— Сюда, пожалуйста.
Дана идет за провожатым. Страх исчез. Она думает о том, что может случиться, но бояться нет сил. Белая пластиковая дверь открывается и Дана входит.
— Я рад, что вы пришли.
Он лежит на кровати на высоко подложенных подушках. Дана видит его бледное лицо, светло-русые, коротко стриженные волосы и серые глаза. В этом лице есть сила и упрямство. Дана понимает, что этот человек не остановится ни перед чем — если уж поставит себе цель. Она и сама такая.
— Больных надо навещать. Вот, принесла вам конфет.
— Спасибо, но я почти не ем сладкого.
— Отдадите своей девушке или жене. Как вы себя чувствуете?
— Почти сносно. — Он улыбается. — Никакой девушки у меня нет. И жены тоже.
— Я не спрашиваю у вас отчета.
— Вы — злюка.
— Это что-то меняет?
— Нет. Ничего не меняет. — Он умоляюще смотрит на нее. — Вы боитесь меня?
— Нет. Я просто вас не знаю.
— Я скоро выйду отсюда, и мы сможем узнать друг друга ближе. Если вы захотите.
— Я ничего не обещаю. В следующий раз и меня пристрелят за компанию. В общем, такой сценарий мне совсем не по вкусу.
— Вы правы, я в отчаянии.
— Но я не сказала «нет».
— Вы не сказали «да».
— Я крайне редко говорю «да». Это слово плохо держится в моей памяти.
Он смотрит на нее. Ему нравится белизна ее кожи, зеленый омут ее глаз, холодных и далеких. Ему хочется посмотреть, какими станут эти глаза в минуты любви, но эта женщина умеет выстроить барьер, который невозможно преодолеть. И это официальное «вы». Наверное, так чувствуют себя охранники королевы. Все правильно. Он и есть охранник. А она? Константин ловит себя на мысли, что совсем ничего не знает о ней. Только имя и номер сотового.
— Вы расскажете мне о себе?
— Нечего рассказывать. — Дана понимает, что ступает на тонкий лед. — Знаете, есть на свете такой город — Верхнеярск?
— Нет.
— И абсолютно ничего от этого не потеряли. Как и я, когда уехала оттуда, чтобы больше никогда не возвращаться. А здесь пока присматриваюсь.
— У вас нет работы?
— Пока — нет. Но это ерунда, я что-нибудь придумаю.
— Я могу вам помочь. Это просто.
— Посмотрим. Я еще ничего не решила. Мне пора, Костя.
— Пойдете в ночной клуб?
— Нет. Я больше люблю «Макдоналдс».
— Вы придете еще?
— Мне здесь не нравится. Но я могу вам позвонить.
— Вы удивительное создание. Я хочу узнать вас получше.
— Тогда выздоравливайте.
Она дотрагивается до его руки. Пальцы у нее холодные и тонкие. Она выходит из палаты и возвращается в машину.
— Проследи за ней. — Константин привык добиваться того, чего хочет. — Узнай, где живет, узнай все, что можно. Только если она тебя заметит — пеняй на себя.
Небольшой юркий парень выскальзывает из палаты. Константин мысленно ругает себя, но ничего не может с собой поделать. Он хочет знать об этой женщине все. Он и сам не понимает, что происходит, но холодное отстраненное лицо незнакомки приходит в его сны.
— Ну, Костя, вот и ты попался. — Он прислушивается к себе и грустно усмехается: — Признай, приятель, ты влип. Эта крошка, сама того не зная, сильно тебя зацепила.
За свою тридцатисемилетнюю жизнь Константин Подольский видел много разных людей. Его родители, научные работники, имели широкий круг общения, и сам он был человеком контактным. Он обладал интуицией и напористостью, поэтому не пошел в науку, как ожидали родители, и впоследствии стало понятно, что это был правильный шаг. Костя с самого детства занимался единоборствами и стрельбой, потом окончил Академию МВД и несколько спецкурсов, после чего подался в телохранители. К тому времени он уже содержал родителей, которые со своей наукой едва не умерли с голоду.
Удача улыбнулась ему, когда Сергей Иванович Градский, тогда еще начинающий депутат, предложил Косте место начальника охраны. У Константина уже была отличная репутация и солидный счет. Новая работа открывала путь к власти.
Очень быстро Константин понял, кого охраняет. Он много повидал в жизни, но такую грязь видел впервые. Градский не уставал удивлять своего главного телохранителя. Костя собственными глазами видел его похождения. Очень часто ему приходилось вытаскивать полубесчувственное тело из машины, когда шеф сопротивлялся и пытался завести мотор. Сергей Иванович, выпив, очень любил проехаться с ветерком, ходили упорные слухи, что в своем родном Белгороде он таким образом насмерть убил нескольких человек.
— Это все — скот. — Градский любил порассуждать об электорате. — Ты им только пообещай бесплатную похлебку — и они твои. А потом можно все. А они согнутся и терпят. Тянут лямку и везут. Значит, именно этого и заслуживают. Знаешь, Костик, эти старухи с железными зубами, деды в фетровых шляпах, толстозадые бабы — все они расходный материал. Проживут свою жизнь, подохнут, зароют их — и все. Туда им и дорога. Никто о них никогда и не вспомнит. А я творю историю.
Костик сжимал челюсти и молчал. Он прятал опасный блеск в глазах, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заехать в выхоленное лицо шефа. Охранники под его началом работали слаженно, Градский ценил это и все больше доверял Константину.
То, что произошло первого сентября, Константин помнил как в тумане. Весть о том, что шеф, удрав к очередной девке перед самыми переговорами, надрался и сбил насмерть ребенка, буквально сразила Подольского. Он принял решение выйти из игры. Но он был осторожен и понимал, что теперь нельзя просто так взять и уйти. Он слишком много знал. Поэтому, когда босс приказал ему отвезти документы матери убитой девочки, Костя повиновался.
Женщина, открывшая ему дверь, была похожа на тень. Константина поразили ее глаза — огромные, дымчатые, они были пустыми и мертвыми. Этот неживой взгляд и бескровное лицо вызвали у него жалость и стыд. Ему хотелось сквозь землю провалиться, когда он протянул ей бумаги. Он хотел сказать что-то ободряющее, но слова застряли в горле. Женщина просто не видела его.
А ему пришлось самому следить за ней. Шеф впервые за все время был напуган и подавлен случившимся.
— Я не хотел, не хотел! — Градский закрыл лицо руками. — Боже, какой ужас, этот ребенок, я не хотел!
Костя делал свою работу. Он шел за женщиной сквозь ночь и довел до самого кладбища. Он не пошел за ней на могилу, поэтому не видел, что она сделала. Да если бы и видел, то вряд ли понял бы. Но Костя не пошел за ней, не мог. Эта женщина имела право побыть там одна.
Он следил за ней в аэропорту. Он видел, как парень из охраны проводил ее на посадку. Он видел, что это уже не живая женщина, и ему было стыдно за себя.
— Будь ты проклят, идиот! — Костя мог теперь говорить что угодно, толку-то?
А потом кто-то прислал шефу туфельку. Это была маленькая лаковая туфелька, розовая и очень красивая. Сергей Иванович испугался до икоты.
— Кто, кто это сделал?!
— Возможно, мать девочки? — Константин чувствовал себя негодяем.
— Исключено. Она не знает, кто я такой. Нет, это не она. Это тот, кто знает.
— Возможно, любезнейшая Дарья Андреевна.
— Узнай наверняка, слышишь? Я не позволю себя шантажировать.
Костя распорядился, и за адвокатом начали следить. Но в тот вечер, когда она умерла, проклятый идиот-соглядатай выпил пива. И отлучился в сортир. А когда вернулся, дверь в офис была открыта. На полу покоился труп.
Они перерыли все, что могли, но никаких материалов не нашли. У Константина возникло ощущение, что кто-то поработал здесь до них, но это было просто ощущение. Он никому о нем не сказал. С того дня, когда он увидел маленькую девочку на асфальте, ему стало наплевать на судьбу Градского.
Константин никогда ни с кем не делился своими мыслями и соображениями. Вращаясь среди политиков, наблюдая все изнутри, он многократно благословлял свою врожденную осторожность. Он мог только догадываться, какие силы стоят за каждым депутатским мандатом. Он знал, что городская Дума сродни шахматной доске, за которой играют мастера, переставляя фигуры. И игроки предпочитают оставаться в тени по многим причинам.
И вот теперь в его жизни появилась странная женщина с осанкой королевы и глазами дикой кошки. Константин не мог понять, что влечет его к ней. Он не отдавал себе отчета, что именно поразило его, когда в полутемном зале их глаза встретились. Она не позволила фамильярности, и он покорно шел рядом, чувствуя в своей ладони ее хрупкие пальчики. И не заметил убийц.
Сто раз он спрашивал себя, как это могло случиться. Спасло его пальто. В подкладку был вшит облегченный вариант бронежилета. Это Костя придумал сам, а портной мастерски воплотил заказ, поэтому все обошлось ранением в плечо.
Он прикидывал, кому понадобилось убивать его. Возможно, это Градский убирает свидетелей? Бессмысленно. Без Константина он пока не может обойтись. Он привык полагаться на его умение улаживать конфликты, избавляться от назойливых барышень, вытаскивать его сына из дерьма… Нет. Градскому он нужен.
— А с чего я взял, что охотились за мной? — Костя даже сел на кровати. — Возможно, охотились за Илоной? Она так спешила уйти и ничего о себе не рассказала. Но тогда кто она такая? Это нужно узнать. Черт, ты попал, парень.
В дверь протиснулся худой паренек.
— Уже вернулся?
— Оставил там человека, — парень ухмыльнулся. — Похоже, ничего особенного. Она живет на Каменностровской, снимает квартиру. Переехала туда совсем недавно. Хозяйка квартиры взяла деньги за полгода вперед, больше ее ничего не интересовало. Я проверил по компьютеру. Тоже ничего. Никольская Илона Павловна, в прошлом — журналист провинциальной газетки. Есть, оказывается, такой город — Верхнеярск, она приехала оттуда. Там продала квартиру и дачу, здесь у нее нет ничего.
— И все?
— Все.
— Ладно, пусть ее попасут несколько дней.
— Как скажете.
Он выскользнул за дверь. Константин облегченно вздохнул. Значит, Илона тут ни при чем. Это хорошо. Он вспомнил прикосновение ее пальцев.
— Надо выходить отсюда. Завтра же.
Мрачное здание клиники, бывшей когда-то спецбольницей для номенклатуры, могло навеять тоску на кого угодно, не помог и дорогой ремонт. А осень не пощадила парк.
— Ну, парень, ты меня напугал. — Сергей Иванович даже по телефону говорит как перед аудиторией. — Скоро выйдешь?
— Завтра.
— Хорошо. Кто это мог быть?
— Не знаю.
— Надо узнать. Что за девица с тобой была?
— Это не девица. И с ней все в порядке, уже проверили.
— Узнаю тебя. Любовь любовью, а работа не стоит. Что ж, договорились. Жду тебя.
Константин слышит гудки. Он хочет швырнуть трубку в стену, но не может. Он осторожно кладет ее на столик и без сил откидывается на подушки. Илона. Он хочет видеть ее.
Дана заметила слежку не сразу. Она бродила по городу, ее занесло на Мойку, в книжный магазин. Она купила альбом с репродукциями Валеджо, бродила в торговых рядах. Тоска гнала ее вперед. Она не могла больше сидеть в чужой квартире. Где-то совсем недалеко ее дом. Там сад уже приготовился ко сну, а забытые качели скучают во дворе. И дом стоит, сиротливо хмурясь в лицо осеннему ветру. Там она была счастлива когда-то.
«Какая несправедливость. Я не могу и близко подойти к своему дому. Господи, у меня нет больше сил… Я боюсь. Но я должна сделать то, что задумала».
Дана идет по набережной, спускается к греко-католической церкви. Тоска не дает ей остановиться. Ей надо довести себя до изнеможения, тогда боль немного отступит. Она идет вдоль шоссе, прижимая к груди купленную книгу, ставшую вдруг ненужной.
И тут она заметила его. Он все время шел следом, делая вид, что просто гуляет. Дана вынула небольшое зеркальце и стала поправлять волосы. Мужчина в синей болоньевой куртке и джинсах. Человек из толпы, на которого второй раз и не глянешь. Просто здесь никого нет, кроме них двоих. И машины проносятся с хищным шорохом.
«Сукин сын приставил ко мне „хвост“. Впрочем, у него есть на это все основания. Интересно, кто в него стрелял?»
Дана поднимается наверх, берет такси и едет в Эрмитаж. Парень в синей куртке изображает вид увлеченного туриста. Дане становится немного жаль его.
«Ему хочется посидеть в тепле и выпить. Или он голоден, а работа собачья, вот и бегает за мной. Впрочем, это его выбор».
Дана понимает, что через начальника охраны сможет добраться и до столь тщательно охраняемого тела. Она усмехается. Она придумала ему казнь, теперь надо только поймать удобный момент.
13