500 Квирк Мэтью

Глава четырнадцатая

Парень был наголо обрит и имел атлетическое сложение футбольного центрового, мышцы у него на шее бугрились, как пухлые хот-доги. Глаза скрывались за темными солнцезащитными очками, полусферическими, как у бейсболиста. Шагал он уверенно, оттопырив локти и выпрямившись, словно аршин проглотил, — может, мнил себя героем вестерна? На нем был мешковатый костюм и дешевенький галстук. Одним словом — коп.

Учитывая историю моей семьи, появление полицейского заставило меня слегка занервничать. Теперь, слава богу, у меня имелся пухлый бумажник и уютный дом в центре города, и я в полной мере оценил их достоинства, однако старые привычки отмирают долго. И если принять во внимание недавнюю цепочку моих отнюдь не стандартных поступков, понятно, что я не испытывал ни малейшей радости, когда это живое воплощение Палуки[52] уселось рядом со мной возле барной стойки и вперилось в меня взглядом.

Вблизи от моей работы нет приличных закусочных. Есть одна — под вывеской «Вагон-ресторан», — но это выпендрежное, в стиле ретро заведение, где за обычный сэндвич выложишь десять баксов. Поэтому большей частью я ходил обедать в кафе с поэтичным названием «Лунас» с аэрографическими картинками на стенах в духе Беркли Бриседа и его «марсианских мамочек»,[53] где в уборной можно увидеть панно с нисходящими рука об руку по радуге Ноамом Хомски и Гарриет Табмэн.[54] Впрочем, гамбургеры в этом заведении вполне приличные и недорогие, и кофе можно подливать бесплатно. Так что если, навалившись на барную стойку, всецело сосредоточиться на еде, это место ничем не отличишь от обычной забегаловки.

И уж конечно, в таком месте я совсем не ожидал увидеть этого красномордого блюстителя порядка.

— Майкл Форд? — спросил он.

— Мы знакомы?

— Эрик Ривера, — представился атлет. — Я детектив из городского полицейского управления. Отдел специальных расследований.

— Слушаю.

— Это дружеский визит, — сказал Ривера, что в моем восприятии предвещало неизбежные заморочки. — Как коблер?

— Хороший коктейль.

— Хорошо.

Наверное, так их учили устанавливать контакт в летнем полицейском лагере. Исполнение оставляло желать лучшего, но, к счастью, Ривера сразу перешел к делу:

— Я рассчитываю на вашу помощь в некоторых вопросах касательно деяний «Группы Дэвиса».

«Деяний»? Я что, на съемках «Сетей зла»?

Я вдохнул поглубже и абсолютно монотонным голосом выдал свой лучший адвокатский пассаж:

— К сожалению, должен сообщить вам, что со всеми нашими клиентами у нас заключен договор о строгой конфиденциальности и неразглашении информации, и я юридически обязан воздерживаться от обсуждения с вами чего бы то ни было вплоть до вызова повесткой в суд. Но даже при этом обстоятельстве мои обязательства регулируются соответствующими статьями закона. Предлагаю вам адресовать все ваши вопросы главному юрисконсульту «Группы Дэвиса». Я буду чрезвычайно рад предоставить вам его контактные данные и надеюсь, что вопрос решится в порядке, приемлемом для всех заинтересованных сторон.

На этом я вернулся к коктейлю, черпнул ложечкой венчавшее его мороженое и отъел немного.

— Разумно, — сказал крутой полицейский парень и приосанился. — А пока вы наслаждаетесь десертом, я хотел бы кое о чем вам поведать. Что, если я скажу вам, что «Группа Дэвиса» систематически подкупает наиболее влиятельных людей Вашингтона.

В голове у меня тут же созрели варианты ответа: «Ах, вы про пятьсот!» и «Да ни хрена!». Однако я промолчал.

— И что, если я вам скажу, что Радомира Драговича подозревают в совершении преступлений против человечества?

Драгомир, конечно, трескучий зануда — но «преступления против человечества»… Ну-ка, ну-ка. Это уже пахнет фанатизмом. Не всякого серба обвиняют в геноциде. Так вот чего он так беспокоится насчет экстрадиции!

— И что, если я вам скажу, что вы, возможно, причастны к совершению нескольких тяжких преступлений. Думаю, мистер Форд, вы достаточно осведомлены о возможных сроках тюремного заключения и о том, что сотрудничество с правоохранительными органами учитывается при вынесении приговора.

Вот гад! Меня аж зло пробрало. Было ясно, что они копнули под моего папашу, и не менее ясно, что этот тип меня прощупывает. Первым порывом было сшибить его с барного стула и вскрыть ему горло десертной ложкой — но, поскольку именно на такую реакцию коп и рассчитывал, я взял себя в руки.

— Вы не из округа Колумбия, — спокойно произнес я. — Акцент ваш выдает Лонг-Айленд.

Ривера слегка опешил.

— Да, я из Бэйшора.

— Тогда вы должны знать, — сказал я, поискав глазами под его стулом.

— Должен знать что?

— Когда идешь на рыбалку, надо брать с собой пиво. Удачного вам дня!

Уж не знаю, понял ли фараон шутку, но суть он уловил.

— Позаботьтесь о себе, — сказал он, вставая, и вручил мне визитку. — Еще увидимся.

Покончив с коблером, я наконец-то смог дать волю нервам. Я широко раскинул руки и поглубже вздохнул. Какого черта хотят от меня копы?! Я неплохо продвигался по карьерной лестнице, но я по-прежнему был никем в «Группе Дэвиса». И уж точно не мог быть отдельной мишенью для отдела специальных расследований.

С профессиональной точки зрения игра Риверы была в лучшем случае неуклюжей. Начав с угроз, пусть даже не высказанных открыто, далеко не уйдешь. Если он таким образом пытался сделать из меня «крота» — он провалил задание. Моим шефам, вероятно, интересно будет узнать о том, что вокруг фирмы что-то вынюхивает полиция, и особенно о Ривере, который имел наглость подкатиться ко мне прямо возле работы.

Может, это знак, чтобы отмежеваться наконец от моих боссов, — и тогда Ривера становится моим единственным другом. Или, может, я переоцениваю опасность и этот парень — полный дебил? Из того, что мне было известно о типичной карьере работника правоохранительных органов, последнее казалось вполне возможным.

Ведь он и в самом деле не сказал мне ничего особенного. Минут десять поиска в инете по «Группе Дэвиса» выдадут множество деталей для подобного блефа против желторотика вроде меня, который, глядишь, со страху и разговорится. Вот черт, ведь он, может быть, даже и не из полиции! Да и вообще, делами о коррупции обычно занимается ФБР.

Что-то тут определенно не стыковалось. У меня, конечно, было множество поводов для беспокойства в отношении моих шефов, но опасное лавирование с Маркусом и Энни уже заставило меня занервничать: не слишком ли я заигрался в детектива-любителя? По-прежнему бродя в кромешных потемках, я даже думать не мог о том, чтобы к кому-то там переметнуться и работать против Дэвиса. Этот мужик был неостановим, и ничто в Вашингтоне не происходило без его ведома. Не сомневался я только в одном: мои шефы рано или поздно обо всем узнают, а потому лучше сразу пойти признаться дяденькам и получить в награду пирожные, не дожидаясь, пока кто-нибудь другой им сообщит, что до меня добрались копы.

Я направился к кассиру.

— Ваш друг уже все оплатил, — сообщила она.

Едрит твою мать! Терпеть не могу быть кому-то что-то должен! Так вот, капелька за капелькой, и подминают под себя людей.

После возвращения из Колумбии Дэвиса с Маркусом на работе было не застать. Но стоило мне мимоходом упомянуть Риверу в электронном послании Маркусу, как тут же они стали свободны от дел и жаждали со мной встречи.

Я сел между ними за столом для переговоров в кабинете Генри и рассказал о визите копа.

— Это все, что он сказал? Ничего такого особенного?

— Да, это все, — пожал я плечами. — Надеюсь, я не сказал ничего лишнего.

— Нет. Ты сделал большое дело. Мне жаль, что тебе пришлось с этим столкнуться. Представляю, что ты теперь думаешь: а вдруг здесь что-то нечисто? — Дэвис напустил на себя безразличие, дабы меня приуспокоить.

— Я считаю важным и полезным то, чем мы занимаемся, хотя лишние заверения и не повредят.

— Майк, ты уже достаточно долго в Вашингтоне, чтобы понять: здесь каждый ищет себе какой-нибудь крючок. Исключение составляет лишь городское полицейское управление.

— В самом деле?

Дэвис рассмеялся, тут же потеряв всю свою холодную невозмутимость.

— Ну конечно же нет! Для этого ведь даже не нужен диплом о высшем образовании. Копы — это те же крючки, только с жетонами. Маркус, как часто полиция или ФБР пытается так на нас наехать?

— Ну, где-то пару раз в году.

— Не странно ли то, каким путем он к тебе стал подбираться? К тебе — относительно молодому сотруднику. Причем по его личной инициативе? Вне официальной обстановки и без свидетелей?

— Ну да.

— Никто не мог ткнуть на тебя пальцем, Майк. У нас нет никого за полем. Это типичный полицейский наезд. Ты знаешь, мы не бойскауты, не сорвиголовы — в своих делах мы абсолютно честны и тщательно все выверяем. Мы никогда не переходим черту. Я занимаюсь этим уже сорок лет, Майк, и мы безупречно чисты. У нас не было ни единого нарушения. Люди швыряют в нас много всякой грязи — но, знаешь ли, к нам ничего не пристает. Законники знают это и нас не трогают. Но вот возьми, скажем, кого-то одного — детектива, фэбээровца, генерал-инспектора — кого угодно. Ему мнится, что, если ему удастся накопать какой-то грязи против самой могучей фирмы в Вашингтоне — что-нибудь, что может сбить с толку нас и наших клиентов, — то он сможет выторговать за это себе некие блага.

— Они все рыскают в надежде добыть какой-нибудь компромат, — вставил Маркус, — рассчитывая, что мы потянем нужные струны — и они получат повышение или назначение в теплое местечко. Чаще всего эти ребята надеются, что мы пристроим их в какую-нибудь частную компанию на хороший контракт и они будут получать впятеро больше, нежели им платит государство.

— К счастью, — улыбнулся Генри, — перекупить нашего лучшего сотрудника стоит гораздо больше, чем порция коблера.

Он остановился возле меня, ласково похлопал по плечу:

— Ты молодец, Майк. И мы знаем, как непросто тебе пребывать в неведении о деле Драговича — Уокера.

— А вы можете просветить меня на этот счет?

— Увы, Майк, такие инциденты, как интерес к нам некого Риверы, — одна из причин, по которой мы держим сотрудников на расстоянии. У Маркуса, оказывается, есть люди, которые подсаживают «жучков» ему в машину. Представляешь? Не все такие надежные, как ты, Майк. И знай, что мы так просто это не оставим. Ты, наверное, заметил, что мы с Маркусом сейчас крутимся, как первогодки. Порой так складывается, что в руки попадает крупица информации — и вдруг намечается сделка всей жизни, и ты стремишься к ней, выжимая себя до предела. Мы, конечно, делаем все возможное, но если представится шанс сделать фирму мирового масштаба еще более великой и для этого придется согнуться дугой — надо извернуться и ухватиться за этот шанс. Когда-нибудь мы сможем тебе это объяснить. И ты все поймешь.

Любопытно, эта великая перспектива имеет какое-то отношение к диктофонной записи, угрозам, к «объекту номер 23»?

— Мы знаем, что ты по-прежнему вкалываешь по девяносто часов в неделю. Возможно, тебе кажется, что мы будто испарились и не видим твоих стараний, но мы все замечаем. Почему бы вам с Энни не взять наш фирменный самолетик да не слетать на Карибы, в Сент-Барт? Если надумаешь — дай нам знать. У тебя там будет собственное уединенное местечко на море. То что надо для отличного отдыха. Ты более чем заслужил его.

«То что надо, чтобы откупиться, — подумал я. — На тебе, мальчик, сладкий пирожок!»

— Мы с Энни будем очень признательны, Генри. Спасибо.

Выйдя от них, я почувствовал себя гораздо лучше, поскольку понял, что даже такие профи, как Маркус с Дэвисом, порой дают маху — как, например, с этим коблером, о котором я вовсе не упоминал. Теперь я точно знал, что эта парочка держит меня под колпаком.

Глава пятнадцатая

Возьмите все более или менее значимые фигуры Вашингтона, отсейте лишние, оставив те, что имеют отношение к международной юрисдикции, у кого умерла жена и у кого дочь учится в пансионе. У вас получится сто шестьдесят человек. Если же расширить это количество за счет тех, кто задействован в государственной сфере, число возрастет до трехсот сорока восьми. Всего за каких-то полчаса можно найти аудиозапись каждого из них — будь то выступление на конференции, или выложенное на «Ю-тьюбе» видео, или другая запись, — и две-три недели плотной работы вам обеспечены. Не забывайте, что аудиозаписей где-то сорока процентов кандидатов вы так с ходу не найдете, и этих придется отложить в отдельную стопку и все время думать, что «объект 23» как раз и прячется где-то среди них, пока вы прослушиваете записи с конференций фонда TED. В идеале было бы запустить на эти поиски какого-нибудь зеленого сотрудника, но я не мог рисковать, чтобы мои шефы учуяли, чем я занимаюсь. С того дня, как я подслушал разговор Дэвиса с Маркусом, я уже битую неделю каждую ночь разыскивал «объект 23».

Проделывать всю эту работу, можно сказать, сверхурочно было просто самоубийством. Однако свидание с «детективом Риверой» пробудило во мне прежние тревоги насчет того человека, которого прослушивали мои шефы. Я должен был что-то сделать — но после того, как я чуть не попался в руки Маркусу, я как-то не решался снова играть в рыцаря плаща и кинжала.

И пока я так сидел не высовываясь, я даже не имел возможности покопаться в прошлом Радомира и выяснить, был ли тот на самом деле, как сказал Ривера, причастен к военным преступлениям.

Дело было во вторник, в восемь вечера. Обычно я не из тех, кто жалуется, но у меня выдалась совсем хреновая неделя — сперва я едва не обморозился, потом на меня попытались навесить тяжкие уголовные преступления. Вдобавок я подхватил небывалую простуду, возможно усугубленную тем, что я наловил ноздрями всякой плавающей в Анакостии заразы. Итак, я сидел, сгорбившись над ноутбуком, за кухонным столом, проглядывая список потенциальных кандидатов на место таинственного «объекта 23», который, казалось, никогда не кончится.

Я уже почти добрался до конца. Надо было сделать перерыв — хотя бы просто чтобы насладиться новой жизнью, которую я ненадолго для себя выиграл.

Энни в спортивных трусиках и в моей толстовке в явной нерешительности застыла перед открытым холодильником. Изучив несколько кафешных контейнеров с едой навынос, она повернулась ко мне и обнаружила, что я ее разглядываю.

— Что такое? — устремились на меня ее чудесные голубые глаза, слегка взметнулись завитки волос.

— Ты, — улыбнулся я.

— У тебя что-то не так, Форд?

— Все в порядке. Я просто люблю за тобой наблюдать.

— Очень мило.

— Не обращай внимания, — сказал я и закрыл ноутбук. — Иди-ка сюда.

Скользнув к Энни, я обнял ее и крутанулся с ней по кухне. Она положила голову мне на плечо.

— Давай я приготовлю для тебя ужин, — предложил я.

— Что это ты задумал?

— Ничего. С чего такая подозрительность? Это такая же ловушка, как ты сама. И подстерегать тебя она будет каждый день. Как насчет того, чтобы поужинать, пропустить по паре стаканчиков вина, а потом отправиться в «Гибсон»? Все будет, как ты захочешь!

«Гибсон» — это бар в стиле ретро на Ю-стрит, где очень уютно и спокойно. В духе тех старых добрых заведений, где в пору «сухого закона» из-под полы торговали спиртным. И я бы на него не польстился, сочтя за слишком уж вычурное, если бы бармены там едва ли не с набожностью относились к своим напиткам.

— А после потанцуем? — спросила Энни.

— Посмотрим.

— Тогда я пойду приведу себя в порядок, пока ты не опомнился, — улыбнулась она, направляясь к лестнице.

В холодильнике у меня имелись стейки «Нью-Йорк стрип». Я налил на сковороду масло, поставил разогреваться, достал салат. Энни между тем скрылась в спальне и негромко включила радио — она старалась всегда быть в курсе новостей.

Даже в собственном холодильнике я никогда ничего не могу найти. Наверное, это участь всех мужчин. Я поднялся по лестнице, чтобы спросить Энни, где может прятаться горчица…

И вдруг остановился как вкопанный. Ошибки быть не могло. Голос «объекта 23» доносился из спальни.

Я толкнул дверь. «Объект 23» выступал по радио. Все, что я знал об обладателе этого голоса, было сопряжено с насилием — и страх того, что с ним может сделать Генри, и угрозы самого «Двадцать третьего» напасть на Дэвиса в ответ. Теперь же он уверенно бубнил, сухо, четко и совершенно спокойно.

«Прежде чем мы перейдем к вопросу об экстрадиции, — неслось из металлического динамика, — не следует ли нам рассмотреть границы юрисдикции: не нарушают ли указанные преступления права наций?»

— Что это? — спросил я у Энни.

— Ты о чем?

— По радио?

— Не знаю. Новости. — Она отвернулась от зеркала на комоде. — Какое-то дело слушается в Верховном суде.

В этот момент послышался голос репортера:

«Это был судья Малькольм Хаскинс, выступивший в судебных прениях на прошлой неделе по делу, которое может оказать сильнейшее влияние на международное законодательство по правам человека. А теперь перенесемся в Сиэтл, где…»

Я сбежал вниз, «разбудил» лэптоп и поскорее нашел какую-нибудь аудиозапись Малькольма Хаскинса. Об этом человеке в Вашингтоне слышали буквально все — однако знали его, в сущности, немногие. Жил он довольно замкнуто, стараясь избегать всяческие торжества и посиделки. За все то время, что я тусовался в высшем обществе округа Колумбия, мне довелось встретить его лишь однажды — в гостях у Чипа. Тут я припомнил: на той же вечеринке была и Ирина.

Будучи членом Верховного суда, он на самом деле обладал гораздо большей властью, чем сам председатель. Человек умеренных взглядов, Хаскинс при голосовании часто давал пятый, решающий голос. В некотором смысле он имел даже больше политического влияния, чем кто-либо из столичных деятелей, будучи совершенно независимым: у него была солидная работа, чтобы себя прокормить, и ему не требовалось устраивать акции по сбору денег или заключать какие-то сделки. Вынесенные им решения уже не подлежали обжалованию.

И я знал, что этот человек имеется в моем списке.

Я нашел несколько видеозаписей с прошлогодних судебных прений и вслушался в его голос. Затем включил запись с прослушки «объекта 23», стянутую у моих шефов в Колумбии:

«Дай бог, это всего лишь паранойя. Но увы! Я, кажется, нашел человека, владеющего информацией. И мне надо добраться до него раньше, чем доберутся они. Они пойдут на все, чтобы заполучить улику. И если она окажется у них — я знаю, совершенно точно знаю, что мне конец».

Я по несколько раз прогнал обе записи: на одной говорил столп закона, на другой — загнанный в угол человек, напуганный и потому особенно опасный. Я попытался успокоиться, не реагировать так остро. Совершенно точно это был один и тот же человек: Малькольм Хаскинс.

— Майк! — заорала вдруг Энни. — Плита!

Пламя от горящего масла вздыбилось на три фута. Мне казалось, я должен был выключить газ, прежде чем прослушивать записи. Я мигом подскочил к плите, стянул крышку с большой кастрюли и накрыл ею сковороду. Огненные язычки пару раз выбились по сторонам и опали, пламя погасло.

Итак, я едва не спалил себя, свой дом и девушку своей мечты. И все же сажа на посуде и клубящийся под потолком дым были теперь самыми распоследними моими проблемами.

Глава шестнадцатая

После того как я увязал обладателя записанного Дэвисом голоса с личностью Малькольма Хаскинса, многие загадки последних недель начали для меня проясняться.

К примеру, те прения в суде, что я частично услышал по радио. Это заседание Верховного суда велось по делу об экстрадиции и касалось Закона о правонарушениях в отношении иностранцев. Сей закон восходит к самому созданию нашего государства. Если вкратце, то там говорится, что в определенных обстоятельствах некое лицо могут привлечь к суду в Америке за военные преступления, совершенные в любом краю земли.

Если Радо совершал те преступления, о которых заикнулся Ривера, он крайне заинтересован в исходе прений. Может быть, те лазейки в законе о международных отношениях, для пробивания которых я пытался использовать Уокера, не так уж и безобидны? Может, они призваны были защитить Радо от американского суда?

Если мои начальники обнаружили, что могут прибрать к рукам судью Верховного суда, этот законопроект не пройдет. Это объясняет, почему они отстранили меня от дела. Они, конечно, не брезговали использовать меня в своих грубых политических играх — но, надо думать, когда отправляешься покупать высшую судебную инстанцию в стране, щенка куда спокойнее оставить дома.

Я все никак не мог в это поверить. Попытка уложить на лопатки судью Верховного суда казалась сумасшествием, но ведь с тех пор, как судьба свела меня с Генри, таковым было все происходящее вокруг. Почему бы и нет?

В тот вечер, когда я чуть не сжег свою кухню, я уяснил, что, пока ничего не произошло между Ириной и Хаскинсом, у меня есть небольшая передышка. Генри же сказал, что он на сегодняшний день воздержится от каких-либо действий в отношении члена Верховного суда — я, признаться, не очень понимал, что это означает, — но немедленно примет меры, если Ирина сама свяжется с судьей.

У меня был знакомый, который пару лет назад работал в Верховном суде секретарем. Потом он подвизался в какой-то частной фирме, получив свои полмиллиона баксов в качестве бонуса, который обычно полагается «перебежчикам» из секретариата Верховного суда. Протянув в этой конторе где-то с год, он свалил и сейчас проедал свой бонус, путешествуя по миру.

В какой бы точке земного шара этот парень сейчас ни находился, его всегда можно было достать по мейлу. Я спросил, не знает ли он, часом, где живет Хаскинс и в городе ли тот сейчас. Приятель ответил уже через пару минут: «Вряд ли он в Ди-Си. Это еще один Торо[55] на следующей неделе никаких прений и заседаний не ожидается, так что, держу пари, он смылся к себе в Виргинию, в округ Фоквиер, — будет на выходных изображать отшельника».

Той же ночью я порыскал по интернету, пробежав глазами все новостные сообщения последних нескольких недель, где упоминалось появление Хаскинса на публике, и сверил с теми данными, что оставил мне GPS-маячок на машине Ирины. С уверенностью можно сказать, что как минимум дважды она бывала на тех мероприятиях, что посещал Хаскинс: благотворительная акция и лекция в Американском университете. Должно быть, она выяснила, что именно Хаскинс решит судьбу ее отца, и собралась сама взять судью в оборот. И возможно, уже начала испытывать на нем свои чары.

На следующий день я позвонил в приемную Хаскинса. Представившись, будто я из газеты Джорджтаунского колледжа, я спросил, смогу ли я поговорить немного с мистером Хаскинсом перед его речью в кампусе.

— Знаешь, сынок, — ответил мне его агент по связям с общественностью, — боюсь, он вплоть до пятницы в отпуске. У меня не записано, что он где-то собирался выступать.

— Ой, господи! — с досадой воскликнул я. — Это ж я прошлогодний схватил… Извините, я ошибся. Всего хорошего!

Может, я немножко и перестарался, пытаясь закосить под студента, однако я выяснил то, что хотел. Предположение моего приятеля, что Хаскинса нет в городе, подтвердилось.

Приглядывая за маячком Ирины, я мог убедиться, что она далеко от Хаскинса, но это все равно ничего не значило, пока я не соображу, что, черт возьми, мне надо делать. Чувствовал я себя уже намного увереннее, а когда заглянул в ее блог, то понял, что могу даже рассчитывать на долгую передышку. «Развлекись в Париже;)», — написал кто-то из ее друзей в «Твиттере». Отлично! Чем дальше от Хаскинса, тем лучше.

Так что я мог с чистой совестью отправиться с Энни в замечательный загородный отель «Литтл Вашингтон» — освежить голову и продумать дальнейшие шаги. Никогда еще я так остро не нуждался в отдыхе.

Наконец настала суббота — чудеснейший весенний день. По трассе 66 мы с Энни выкатились из округа Колумбия, и очень скоро впереди выросли мягкие складки гор Шенандоа.

И вот что забавно: я не мог удержаться, чтобы не проведать маячок, и обнаружил, что машина Ирины начала движение, хотя хозяйка ее предположительно отдыхала в Париже. Может, какой-нибудь приятель взял на время попользоваться?

Еще забавнее было то, что ее машина двигалась как будто вслед за нами за город. Хотя меня это не сильно обеспокоило: мало ли народу выезжает солнечными весенними выходными на природу!

По приезде в отель Энни запрыгала от радости, обнаружив в номере бутылку шампанского, которую я заказал к нашему прибытию, а я, заглянув в ванную комнату, изумился совершенно немыслимому великолепию… И вдруг я увидел, что мишень маячка на карте свернула с трассы 1-66 вправо, направляясь к округу Фоквиер, где у Хаскинса имелся загородный дом. Вот это было уже совсем не смешно.

Внезапно я потерял аппетит к шампанскому и к лучшему в моей жизни обеду из шести блюд. Увеличив изображение, я наблюдал, как автомобиль Ирины все ближе и ближе подъезжает к маленькому виргинскому городку где-то в часе езды от нас под названием Париж. Я никогда о таком не слышал, но один из многочисленных чернокостюмных прислужников, что крутились вокруг нас, выполняя любые наши капризы, просветил меня, что тот городок в округе Фоквиер — излюбленное место отдыха для вашингтонских высших кругов и даже более популярное, нежели их селение. Что ж, хорошее местечко для ключевой фигуры Верховного суда, чтобы от всего отдохнуть.

Генри с Маркусом говорили, что будут следить за Ириной. Уж не знаю, как именно, но из того, что я услышал, лежа под террасой, я понял: если нынче вечером Ирина окажется у Хаскинса, то, какую бы там улику он ни нашел, ее жизни — а возможно, и его тоже — будет грозить опасность. Исходя из предупреждений Така и Маркуса, я понимал: если дело рухнет и к тому же пострадают люди, Генри свалит все на меня.

«Пусть будет как будет», — подумал я, пытаясь убедить себя, что ничего, собственно, не случилось. Я не мог ставить на карту свою карьеру. К тому же если я снова провинюсь перед Энни, то рискую потерять все, что успел построить с той девушкой, встретить которую светит лишь раз в жизни.

Однако — сам тому не веря, словно будучи во сне, — я заявил Энни, что мне надо отлучиться и что я из кожи вон вылезу, чтобы поспеть к ужину.

— Скажи, что ты меня разыгрываешь.

— Хотелось бы, — невесело усмехнулся я.

Минут двадцать мы ходили вокруг да около. Я поверить не мог, что спорю с ней, ведь все то, что она мне внушала, — остаться здесь, подальше от неприятностей — было куда разумнее. Как я мог бросать все это? Как мог рисковать всем, что честно заслужил?

Я понял, что ее снова охватили подозрения: она припомнила ту ночь, и мое вранье, и фотографии Ирины.

— Я бы подумала, что ты меня надуваешь, но ты не дурак, чтобы делать это так неуклюже. Так что звучит убедительно. Я просто… Просто скажи мне, что происходит.

— Ты никому не скажешь?

— Никому.

— Поклянись.

— Клянусь.