500 Квирк Мэтью

Глава двадцать первая

Уложенный на заднем сиденье, я видел лишь проскакивавшие в окне машины деревья. За всю дорогу я еле-еле пришел в чувства. Наконец мы свернули с улицы и подъехали к бетонному въезду в тоннель в склоне холма. Стальные двери медленно разъехались в стороны, и седан исчез в его недрах.

Мы остановились. Маркус сцепил наручники у меня за спиной и повел через подземную парковку к большой тяжелой двери. Он прошел вместе со мной шагов двадцать по коридору, остановился перед какой-то дверью и поднял взгляд к глазку видеокамеры, установленной под потолком. Спустя секунду дверь открылась. За ней нас встретил этакий квадратный шкаф весом сотни под три фунтов.

— Мне нужна запись Кларк, — сказал ему Маркус.

Амбал хлебнул из небольшой бутылки лимонада «Маунтин дью» и махнул рукой, приглашая войти. Я быстро вспомнил этого детину: Джеральд, ведущий программист «Группы Дэвиса». Он провел нас в комнату, освещенную лишь серо-голубым свечением множества мониторов на широкой стене.

Некоторые экраны демонстрировали то, что и следует ожидать от мониторов видеослежения: входы-выходы, коридоры, кабинеты. Я даже узнал Пег в ее бухгалтерии на первом этаже — та нынче прицепила к шее что-то вроде бутылки с водой. Другое видео меня озадачило: на нем женщина явно в домашней обстановке складывала в стопочку постиранное белье, вокруг нее играли малыши; лицо мужчины оказалось очень близко, он глядел куда-то правее камеры.

Джеральд вручил Маркусу диск, и мы снова потопали в коридор. Поднявшись на три пролета по бетонной лестнице, мы свернули вбок, миновали серую металлическую дверь хранилища с биометрической системой доступа. В конце коридора Маркус толкнул дверь — в глаза ударил яркий свет, на мгновение меня ослепив. Когда глаза адаптировались, я увидел Генри Дэвиса с широкой улыбкой на лице:

— Добро пожаловать назад.

Мы с Маркусом оказались в углу его кабинета, войдя через потайную дверь в обшитой деревянными панелями стене за его столом. Мы были на самом верху особняка «Группы Дэвиса», так что, судя по всему, нынче мне довелось увидеть секретную пристройку — зону безопасности, — уходящую в толщу холма.

— Мэгги! — позвал Дэвис через открытые двери кабинета.

Его помощница — та самая женщина, у которой я выцарапал диктофонную запись в Колумбии, — показалась в дверном проеме.

— Чего-нибудь желаете? — обратился к нам Дэвис. — Кофе? Содовой?

Она вопросительно оглядела собравшихся: сперва посмотрев на Дэвиса, потом на Маркуса и, наконец, на меня. Руки у меня были скованы наручниками за спиной, на носу болталась повязка, а на шее наливался красный рубец в том месте, где Маркус прижарил меня тазером. У Генри было несколько помощников, но Маргарет работала при нем секретарем уже не один десяток лет и, надо думать, была в курсе его дел. Так что моему виду она удивилась не больше, чем если бы я напялил разные носки.

— Мне воды, — подал я голос.

— Я буду «Арси-колу», — сказал Генри.

— А мне ничего, спасибо, — в тон ему молвил Маркус.

Маргарет вернулась минуту спустя с заказанными напитками и поставила стакан воды со льдом передо мной на стол, за которым Дэвис проводил совещания. Какая, в самом деле, разница — бизнес-встреча тут происходит или удержание заложника!

— Почему бы тебе не снять с него наручники? — предложил Генри Маркусу, и тот высвободил мне руки.

Дэвис жестом предложил мне присесть за стол, на то самое место, с которого он обычно руководил заседаниями. Я опустился в кресло, положил руки на стол и спросил:

— Чего вы от меня хотите?

— Ничего особенного, — ответил Генри и легонько похлопал меня по руке. — Я хочу, чтобы ты вернулся. Разумеется, ты пытался разыграть из себя героя, и это вполне понятно. Я ведь тебе уже говорил: большинство людей мнят себя честными лишь до тех пор, пока не узнают — как ты, например, уже начал узнавать — реальную цену этой самой честности. Я не вправе тебя обвинять, что ты начал за мной шпионить, — я и сам в твои годы пытался убрать с дороги своих боссов, чтобы самому обосноваться на вершине. И кстати, не без успеха, — ухмыльнулся он. — В тебе я вижу много своих черт, Майк. Когда кто-то — а здесь таких по пальцам перечесть — однажды узнаёт весь масштаб наших устремлений, то первая его реакция — или сбежать, или попытаться нас остановить. Люди думают, что руководствуются некой особой моральной устойчивостью, на самом же деле ими движут всего лишь страх, неуверенность и недостаток воли.

— А на какое конкретно место вы метите в этих своих устремлениях? — съехидничал я.

— Ты умный мальчик и, полагаю, уже знаешь ответ на этот вопрос, — сказал Дэвис. — Мне принадлежит столица. Всех наделенных в ней властью мужчин и женщин я собрал в свою коллекцию, как бейсбольные карточки. И в этом не было ничего особо сложного. Когда-то человеком можно было завладеть, поймав его на том, что он изменил жене или получил взятку в десять тысяч баксов. Теперь же никого ничем не удивишь! Сенатор легко отряхнется от супружеской измены, дав пресс-конференцию и с месяц отмолившись в церкви. Стыд и срам, право слово! Увы, мы живем в эпоху девальвации. Надо сказать, я вовсе не сторонник грубых методов. Но с тех пор, как мелкие выигрыши перестали кого-либо шокировать, мы вынуждены были поднять наши ставки… И теперь, по сути дела, — продолжал Генри, — я и есть правительство. Я держу в руках власть — причем без всей той шелухи, которая обычно ей сопутствует. Кто будет разбираться в деталях! — махнул он рукой. — Я добивался этого долгие годы, и Хаскинс должен был стать последним элементом. Все пошло не так, как я планировал, но, думаю, тот, кто его заменит в Верховном суде, будет сговорчивее. Как наш работник, ты уже успел пожать плоды моих стараний — и что-то я не заметил, чтобы ты особо любопытствовал, откуда берутся эти деньги. Ты не можешь выбирать, Майк: ты уже ввязался в грязное дело.

— А если я скажу «нет»?

Генри хохотнул.

— Я вижу, у тебя еще сумбур в голове. «Нет» попросту невозможно. Здесь не спрашивают: да или нет. В какой-то момент ты сам запросишься обратно. Всякий рано или поздно ломается, — сказал он и взглянул на Маркуса.

Тот стоял, уставившись на собственные ноги. Интересно, сколько уже десятков лет Генри держит его в кулаке?

— Вопрос лишь в том, — продолжал Дэвис, — какой рычаг воздействия надо к тебе применить.

— Типа убить меня?

Генри даже огорчился:

— Почему-то именно это в первую очередь приходит людям в голову. Ну никакой творческой искры! Страх смерти отнюдь не самый сильный из возможных страхов. Большинство людей с этим не согласны, однако они предпочтут смерть предательству, стыду, страданиям любимых людей. Возможно, даже публичному выступлению. Вопрос в том, чтобы понемногу подбрасывать им то, что мы называем стимулами, в порядке усиления, а потом сидеть тихонько и выжидать, как долго продержится наш объект. Завораживающее занятие, честное слово!

— И как глубоко я завяз?

— Ну, мы начинаем с малого. Сперва забираем у человека его работу, состояние, репутацию. Если он боится стать преступником — пусть на следующем шаге весь мир начнет считать его убийцей или насильником. Затем мы отбираем тех, кого он больше всего любит. Энни, к примеру.

— А вот и нет, — встрепенулся я. — Если вам продал меня Ривера, значит, Энни этого не делала. Она меня знает, и она ни за что бы не купилась на ту требуху, которой вы кормите копов.

— Чего тебе тут непонятно, Майк? Дело же не в том, Энни тебя спалила или Ривера. Всякого можно купить. Что касается Риверы — я ведь честно предупредил, что он продаст тебя за хорошую цену, — вот только не упомянул, что покупателями будем мы. Знаешь, почему он тебя сдал? Я тебе по-дружески, конечно, скажу по секрету: ему очень нужны деньги на гранитные столешницы. А вот с Энни… Уильям, — обратился он к Маркусу, — включи запись.

Маркус пихнул сбоку в ноутбук полученный от Джеральда диск и развернул ко мне экран. На записи оказалось видео. Энни сидела на том же самом месте, где сейчас сидел я. Судя по ракурсу съемки, камера была установлена где-то на одной из книжных полок. Я кинул взгляд на стеллаж.

— Ты ее не увидишь, — хмыкнул Дэвис.

Тут до меня запоздало дошел весь отвратительный смысл того, что я видел на мониторе у Джеральда в каморке:

— Вы следите за сотрудниками через лэптопы и мобильники тоже?

Генри осклабился. Он легко мог «писать» своих работников со всего выдаваемого им оборудования. Я даже видел, как неуклюже переваливается по коридору Джеральд, плотоядно пялясь на проходящих мимо женщин, особенно на Энни. Меня аж в дрожь бросило при мысли, что он мог видеть подробности моей частной жизни.

Дэвис кивнул на лежавший передо мной ноутбук. На записи он одет был точно так же, как и сейчас.

— Это утренняя запись, — пояснил Генри. — Энни к нам пришла.

— Я подумала о том, что вы мне сказали вчера вечером, — обратилась Энни на экране к Генри и Маркусу. — Я хочу помочь. Когда Майк вчера ко мне явился, у него был такой жуткий взгляд… Я очень испугалась, думала, он хочет меня убить. Правда то, что о нем говорят? Он действительно опасен?

— Очень, — ответил ей Генри.

Довольно долго она задумчиво глядела в стол, потом снова посмотрела на Дэвиса:

— Как я могу помочь вам его остановить?

У меня непроизвольно сжались кулаки:

— Это чушь собачья!

Но Маркус шикнул на меня.

— Сейчас будет лучшая часть записи.

— Майк сообщил мне кое-какие вещи о вашей с Маркусом работе, — сказала Энни на экране. — Может, мне еще не представилось шанса в полной мере оценить размах деятельности «Группы Дэвиса». Я хочу помочь вам найти Майка и рассчитываю, что вы предоставите мне возможность проявить себя в более секретных и прибыльных областях.

Дэвис встал у Энни за спиной и положил ей руки на плечи.

— Я сделаю все, что надо, — напряженно сказала она.

— Ах ты, ублюдок! — кинулся я на Дэвиса.

Маркус сцапал меня за плечо и, буквально ввернув пальцы мне в мышцу, стиснул нерв у кости. Дикая боль пронзила всю руку.

Я плюхнулся обратно в кресло, и, пока я остывал, Маркус не сводил с меня настороженного взгляда.

— Видишь, как это делается, Майк? — улыбнулся Дэвис. — Шаг за шагом, мы понемногу повышаем степень воздействия. И надо сказать, с тобой мы еще только начали. В какой-то момент ты проглотишь свою гордость и сдашься. Если ты сделаешь это сейчас, я все тебе верну: деньги, работу, уважение в обществе, свободу — всю ту жизнь, к которой ты всегда стремился. Спаси себя и тех, кого ты любишь. Работай со мной. Скажи, что сообщил тебе Хаскинс перед гибелью. Где улика?

Я улыбнулся. Генри явно зацепило.

— Я знаю кое-что такое, чего не знаете вы. И это вас уничтожит.

— Это и тебя уничтожит, Майк. Не будь таким самодовольным.

— Это верно, — вздохнул я. — Вы убили журналиста?

— Пирсона? — Генри провел пальцами по шраму на горле, который я впервые заметил еще в Гарварде. — Я кое-что потерял в тот день, — сказал он с раздражением, — и хочу это вернуть. Ты даже не представляешь, Майк, какую опасную игру ты затеял. Просто скажи, где она. Если ты не скажешь, все будет жутко и отвратительно.

— Вы станете меня пытать?

— Причем всякими разными способами. В твоей глупой голове, надо думать, уже что-то нарисовалось? Небось дыба?

— Да нет, я представил, как Маркус разрядит мне в башку стартовый аккумулятор.

Генри вздохнул:

— Чего ты можешь не бояться, Майк, так это полиции. Пожизненный срок или смертельная инъекция были бы наиболее легкими вариантами. Ну а если б я хотел какой-то дикой кровавой резни, то отдал бы тебя Радомиру.

— Драговичу?

— Ну да. Ты, вероятно, был слишком занят, чтобы рассмотреть вопрос под этим углом. Ты ведь грохнул дочь боснийского палача.

— Он же военный преступник.

— Он весьма солидный военный преступник. Едва война закончилась, он прибрал собственность проигравшего диктатора и начал расширять классы в Гарвардской бизнес-школе. Ему страшно понравилось то, что мы называем «установившейся практикой», и он применил ее для реального устрашения людей. Как-то раз Радо прочитал в «Экономисте» об одном девятнадцатилетнем военачальнике в Сьерра-Леоне, который любил закусить сердцем своего противника, полагая, что это сделает его то ли невидимым, то ли неуязвимым, то ли еще что-то в этом духе. Радомир увидел глубокую связь между тактикой того молодца и своим растущим синдикатом по торговле людьми. Однажды он пригласил к себе на ужин всех своих конкурентов, кроме одного, и прямо на их глазах употребил сердце того, неприглашенного — главного своего соперника по бизнесу.

— Приготовив его в «Су виде», под вакуумом, — добавил Маркус.

— Несколько театрально, на мой взгляд, — продолжил Генри, — но цель была достигнута. Радо даже написал тематическую работу по исследованию психопатической жестокости. Торквемада,[63] У Цзэ-Тянь,[64] Саддам Хуссейн — он отбирал самых колоритных деятелей. Кстати, сейчас Радо в Америке — разыскивает человека, который убил его дочь. Тебя то есть. И то, какие ужасы зреют в его голове, просто за пределами воображения.

— А как же экстрадиция? — спросил я. — Он бы не рискнул показаться в Соединенных Штатах. Он ведь может попасть под суд. Ведь поэтому вы таскали меня в Колумбию?

— Я думал, ты сделаешь нужные выводы. Однако ты прав: только сумасшедший станет рисковать своей торговой империей, чтобы отомстить за дочь, которую считал шлюхой. Хотя Драгович — весьма нестандартный индивид. Мы с Маркусом — нормальные американские «хомо экономикус». И как бы отвратительно все это ни было, мы всегда руководствуемся наибольшей для себя выгодой. А Драгович — хитрый и коварный тип, живущий кровью и гордыней. Он нелогичен, и, честно говоря, строить с ним какой-то бизнес для меня еще тот геморрой. С ним я вообще не советую иметь дело. Он рискнет каждым заработанным пенни, рискнет своей жизнью, всем, чем угодно, лишь бы тебя заполучить. Для него единственный способ вернуть себе честное имя — это предъявить твой труп.

— От ваших угроз никакого толку, — сказал я. — Хаскинс ничего мне не сказал.

— Грубо играть проще всего, Майк. Драгович пользуется топором — мы же предпочитаем скальпель. Ты правда уверен, что хочешь рискнуть теми, кого ты любишь?

— Энни ушла, мамы нет в живых. Кто еще остался?

— Доминион-драйв, пятьдесят два пятьдесят один, — подсказал Генри.

Адрес отца.

— Вы про того мужика, что бросил нашу семью? Неужто вы этот вопрос заранее не проработали? Меня больше не волнует, что с ним случится. — Конечно, мое отношение к отцу после его освобождения стало гораздо теплее, но ведь Генри не мог об этом знать.

— Мне принадлежит вся твоя жизнь, Майк, — правда, ты лишь сейчас об этом узнаёшь. Вот почему я выдернул тебя из Гарварда. А скажи-ка мне, парень, почему такой прожженный аферист, как твой отец — большой специалист в своем деле, — вдруг ни с того ни с сего заинтересовался квартирными кражами? И зачем он полез грабить пустой дом?

Я аж выпрямился в кресле. Я и сам всю жизнь задавался этим вопросом.

— Видишь ли, Майк, я не единственный человек, совершивший убийство.

— Это вы о чем? — не понял я.

— Перри. Джеймс Перри — это имя тебе ни о чем не говорит?

Так звали давнего маминого шефа.

— Мы были хорошо с ним знакомы, — продолжал Генри. — Нормальный продажный политикан. Партийный босс от штата Виргиния. — Нависнув надо мной, Дэвис вперился мне в глаза. — Твой отец убил его.

— Это невозможно, — невозмутимо ответил я.

У отца было правило: никакой жестокости. Он заявлял всякому, с кем собирался на дело, что никто не должен пострадать.

— Это была не квартирная кража, Майк. Твой папаша полез к нему в дом, чтобы замести следы. Неужели такая мыслящая личность, как ты, ни разу не попыталась соединить концы с концами?

— Ну и зачем ему это было надо? — усмехнулся я в лицо Дэвису.

— Вероятно, пытался защитить свою семью.

В своем загадочном объяснении событий той злополучной ночи отец употребил именно это выражение.

— Кроме всего прочего, Перри имел твою матушку, — сказал Дэвис. — Разве кто-то мог его в этом обвинить?

Я метнулся через стол к Генри, и Маркус молниеносно вцепился мне в ремень. Извернувшись, я ударил его ногой в физиономию, угодив пяткой в бровь. Обернувшись на мгновение к Маркусу, я заметил краем глаза неясное движение — Дэвис ребром ладони, точно стальной арматуриной, ударил мне в дыхательное горло. Этого я никак не ожидал: не думал, что Генри станет сам мараться.

От удара я начал задыхаться. Маркус оттащил меня обратно, поддернул за плечи и приковал наручниками к стулу.

Поначалу было не очень больно — только казалось, будто в горле что-то отошло или порвалось. Будто он ударом перебил там какие-то хрящи. Я чувствовал, что горло стремительно опухает.

— Я полагаю, мы оба с тобой знаем, что на убийства нет срока давности, — вновь подступил ко мне Дэвис.

— Я ни черта вам не скажу, — огрызнулся я с непривычным присвистом.

Медленное неотвратимое отекание горла казалось ужасным — как будто Генри, даже пальцем не двинув, душил меня все сильнее и сильнее.

— Сейчас тебе перекроет трахею, Майк.

— Компрометация и давление, — прохрипел я и улыбнулся. — Не срабатывает, Генри. Полный обломисиус. И так будет всегда. Я еще тебя сделаю.

Взглянув на Маркуса, Генри рассмеялся.

— Ты умеешь лишь то, чему мы сами тебя научили. Хотя еще один урок мы для тебя припасли. Это правда, что такого рода принуждение — шантаж, вымогательство, как хочешь назови, — делает плохую репутацию.

Дыхательное горло, казалось, сузилось до булавочного отверстия, в голове разрасталась странная легкость.

— Но это лишь потому, — продолжал Генри, — что совсем немногие люди обладают необходимой решимостью. Ты должен быть готов принять все это до конца — и жестокость, и убийства.

Все вокруг как будто начало куда-то ускользать, я стал проваливаться в черноту.

Генри быстро вытащил из моего стакана еще не дотаявший лед, завернул в носовой платок, запрокинул мне голову, ухватив прямо за волосы, и приложил к горлу холод. Почти удушенный, я уже балансировал на грани беспамятства. Спустя мгновение, длившееся целую вечность, я наконец смог втянуть немного воздуха в измученные легкие.

— Отведи его вниз, — велел Генри Маркусу. — И скажи Мэгги, пусть подаст мне чай.

Меня заперли в пустом кабинете, снабдив ледяным компрессом для снятия отека. Я лежал на полу не шевелясь, надеясь, что горлу вскоре станет лучше. Спустя некоторое время мне и впрямь полегчало. Через час я уже мог безболезненно делать небольшие вдохи.

За дверью переминался охранник, вдобавок я знал, что через вмонтированную в потолок камеру где-то в своей каморке за мной наблюдает Джеральд.

Обследовав кабинет, я надавил в одном месте на стену — под рукой она слегка спружинила. Наружные стены особняка «Группы Дэвиса» большей частью были из кирпича, оштукатуренного снаружи и обшитого деревом изнутри. Да хоть и из железобетона — для моих целей это все равно не играло никакой роли. А вот когда большое пространство здания делили на кабинеты, наверняка применяли стандартный современный вариант стального каркаса с гипсокартоном. Позорище, конечно, с архитектурной точки зрения, но для меня — то, что надо.

Такое я видел сплошь и рядом — особенно в ту пору, когда промышлял воровством. Некоторые идиоты выложат две тысячи баксов за сверхнадежную железную дверь с суперсекретным замком — и впердолят ее в стену, которую можно пробить крепким ударом кулака.

Прикинув размер стены, осмотрев хорошенько дверной проем и выключатели, я за несколько минут точно определил, что прячется здесь, под широком. Еще учась в колледже, я подрабатывал плотником, собирая каркасные дома под нещадным солнцем Флориды, и успел изучить особенности типовой электропроводки.

Теперь надо было подождать, пока спадет отек на горле. Какой смысл сбегать, если от удушья можно вырубиться в любой момент?

Наконец, более или менее придя в себя, я привалился спиной к стене возле двери и локтем пробил гипсокартон. Хоть я и ошибся с пробоиной на несколько дюймов, но все равно сумел дотянуться до кабеля и резким рывком выдернуть его из распределительной коробки. Мне нужен был черный провод — обычно именно черный бывает под напряжением. Я ткнул провод в замочную скважину в дверной рукояти — в качестве заземления я рассчитывал использовать топтавшегося снаружи охранника.

Произведенный мной шум должен был насторожить парня — чего я, собственно, и добивался, — а может, даже вызвать у него испарину, что снизит сопротивление кожи и увеличит силу тока.

Ручка на двери подергалась. Коридор огласился воплями.

Я отдернул от рукояти черный провод, плечом распахнул дверь и, выскочив наружу, уложил на пол еще трясущегося от полученного разряда охранника. Вполне, на мой взгляд, честная расплата за то, как Маркус приложил меня своей игрушкой в музее. Я завел парню руки за спину и, обшарив его карманы, нашел гибкие наручники и связку ключей. Я стянул ему запястья и напоследок вытащил из-за ремня полицейскую дубинку.

Шум стоял такой, будто сюда, вниз, бежала целая толпа людей. В конце коридора с глухими, без окон, кабинетами был тупик. Пробежав вперед, я стал соваться в каждую дверь и наконец укрылся в последнем кабинете, выбрав его потому, что уловил там за стеной еле слышный, низкий вибрирующий звук, который дал мне приблизительное представление о том, где я нахожусь.

Разумеется, я оказался в ловушке, однако я был не из тех, кого способен остановить какой-то несчастный архитектурный план. Я хорошенько ткнул дубинкой в гипсокартонную стену кабинета и, навалясь, потянул вниз, проделав в гипроке щель высотой фута в три. Затем отступил на шаг вбок и параллельно прорвал вторую, после чего лихим приемом пожарника выбил ногой проход в стене.

Через проделанную дыру я просочился в тот коридор, по которому меня тащил Маркус, когда мы только сюда приехали. Выскочив в дверь, я оказался на подземной парковке. После минутного бега мне едва хватало воздуха — он словно втягивался в легкие через мятую соломинку. На связке ключей, отобранных у охранника, я нажал кнопку снятия сигнализации — в ответ приветливо чирикнул «вольво-вэгон» последней модели. Очень даже неплохо для наемного головореза. Когда речь шла о безопасности, Генри явно не скупился.

Выезд с паркинга перекрывали раздвижные стальные ворота, но сейчас это была не самая большая моя проблема: с минуты на минуту здесь мог появиться Маркус со своими архаровцами. А потому, включив заднюю передачу, я даванул на газ, метя в ограждение у двери, через которую я только что выскочил. Два-три раза вметелившись в него задним бампером, я покорежил железяку как надо, причем очень вовремя: в дверном окошке вскоре показались мордовороты-охранники — однако завалившаяся, пожеванная ограда не позволяла им открыть дверь.

Тут звякнуло стекло, и через дверное оконце просунулся ствол. Я оценивающе посмотрел на стальные ворота. При прорыве наружу действуют те же законы, что и при взломе.

К слову сказать, есть немало грабителей, обчищающих ювелирные магазины. Так, одна банда под названием «Розовые пантеры» успела наварить пятьсот миллионов долларов, промышляя в двадцати странах мира. Они не запускают никуда хитрые крюки с захватами, не ползают по воздуховодам, не взламывают сейфы — отнюдь. Эти умники угоняют с парковок при дорогих торговых центрах машины с движком помощнее и вламываются на них в оконные витрины ювелирных магазинов. Грубо, но эффективно.

Раздвижные ворота впереди выглядели внушительно, и мысль через них ломануться мне как-то не очень понравилась… Но, черт подери, что со мной сделается-то в «ВОЛЬВО»?

Втопив газ до полика, я успел разогнаться до сорока пяти миль в час — и машина вметелилась в ворота. Внутренности чуть не вылетели у меня из горла, по лицу шлепнуло «торпедой». Салон окутался облаком пыли, и как-то гадостно запахло. Закашлявшись, я вывалился из машины и пополз по бетону. Из носа текла кровь, лицо сильно саднило в том месте, где шваркнуло подушкой безопасности.

Ворота перенесли удар намного лучше — хотя и помялись настолько, чтобы я мог без особого труда через них улизнуть. Срикошетив от машины, совсем близко от моей головы пронеслись пули, подняв в солнечной полоске фонтанчики пыли. Взявшись за край створки, я сумел отогнуть ее настолько, чтобы получился проем над землей размером в локоть — как раз под помятым крылом, — и прополз через эту дыру, едва не ободрав бока об острые края.

Район Адамс-Морган находился всего в двух кварталах отсюда, и, как всегда, там полно было чернокожих таксистов. Видок у меня, конечно, был как у черта из преисподней, но вторая двадцатидолларовая бумажка убедила-таки водителя отвезти меня как можно дальше от «Группы Дэвиса».

Глава двадцать вторая

Генри едва не сломил меня в кабинете, вывалив разом столько дряни: Энни меня предала, Ривера продал, мать, как выяснилось, изменяла отцу, а тот вообще оказался убийцей. В каком-то смысле Дэвис даже сделал мне услугу, доказав без всяких сомнений, что моя мечта о честной, правильной жизни несостоятельна, так что теперь я мог не раздумывая послать эту самую мечту куда подальше. Хаскинс был прав: Генри подмял под себя закон, а значит, я имею полное право пустить этот закон побоку. И да поможет мне врожденный криминальный талант!

Первым делом я заехал домой. Грабить собственный дом, конечно, еще то извращение — особенно когда напротив припаркована полицейская машина. Но после того, как Генри замучил меня рассказами о жутком поступке отца и о Драговиче, который якобы меня повсюду ищет, чтобы сожрать мое сердце, полиция беспокоила меня меньше всего на свете.

Как и многие неблагонадежные люди, я, в свою очередь, тоже не шибко доверял банкам, а потому хранил шесть тысяч баксов в старом, красном с золотом сборнике по уголовному праву, распихав сотенные купюры между страницами. Улизнув от Генри, я забрал из дома деньги, смену белья, костюм, а также раздолбанный в хлам ноутбук, который служил мне еще до Дэвиса, и скрылся незамеченным.

Я знал, что использование кредиток или банковских счетов тут же выведет на меня и Дэвиса, и полицию. А значит, чтобы выкрутиться, мне придется воровать. Вопрос был, разумеется, чисто практический, но этим дело не исчерпывалось. Я представлял, с каким облегчением вздохнет один отмотавший двенадцать лет экземпляр, узнав, что я вернулся в мир криминала.

Некогда мой излюбленный способ угонять машину был таков. Сперва я лениво прогуливался мимо моечного бокса — парни оттуда вечно выскакивают, покончив с работой, чтобы обхаживать следующую тачку. Сперев ключи от какой-нибудь дорогой модели, я неторопливо вышагивал туда-сюда, нажимая кнопочку дистанционного открывания единого замка и заодно отыскивая свой новый транспорт, потом садился за руль и был таков. Люди, пользующиеся ручной автомойкой, обычно являются обладателями очень дорогих колес. Так и на этот раз я увел «Инфинити V8» от вашингтонского «Арт-клуба».

Времена меняются, и ныне округ Колумбия буквально наводнен красными глазками камер наблюдения и патрульными машинами, отслеживающими все проскакивающие мимо номерные знаки. И те и другие легко могут засечь угнанный автомобиль, так что мне требовалось избавиться от «инфинити» как можно скорее. Мне нужна была «чистая» тачка, «чистый» мобильник, «чистое» оружие и кое-какие другие предметы первой необходимости. Так что по большому счету мне нужен был этакий «бандитский гипермаркет» — и я даже знал, где его найти.

Через сорок минут я подъехал к заболоченной части парка Манассас близ Оккокуанского водохранилища. Припарковался за углом окруженного чахлыми деревцами куонсетского ангара из гофрированного алюминия. Огляделся, нет ли полиции, и, никого не обнаружив, направился к задней двери с йельским висячим ударопрочным замком. С этой штуковиной я хорошо был знаком, хотя и проковырялся с ней целых две минуты, пока не открыл.

Внутри гаража оказался настоящий рай для воров. По стенам были аккуратненько развешаны всевозможнейшие причиндалы домушников: съемники цилиндров, наборы отмычек, даже гидравлические ножницы и бензорезы, способные за минуту проделать отверстие в бетонной стене. В застекленных шкафчиках я обнаружил с полдюжины сотовых телефонов и прибрал себе парочку, убедившись в наличии туристической сим-карты.

Вскрытие оружейного сейфа, огромного, как целая кладовка, отняло у меня немного больше усилий, чем хотелось бы. Но, учитывая тот арсенал отмычек, что имелись в гараже, это был всего лишь вопрос времени. Внутри хранилось с десяток «длинных стволов», даже две винтовки «М16», обе с переводчиком огня, установленным на автоматическую стрельбу. Это было бы чересчур уж в духе Чарльза Бронсона,[65] на мой взгляд. Я прихватил парочку девятимиллиметровых пистолетов «беретта» — на таких меня натаскивали на флоте.

— Почему бы тебе не взять еще и «Эн-ка сорок пять»? — раздался голос за спиной. — «Девятка» может не справиться с работой.

Я обернулся с пистолетом у бедра, крепко сжав рукоять. Передо мной стоял улыбающийся Картрайт. Он указал на дальний угол гаража — там находился датчик движения и видеокамера, так хорошо спрятанные, что я не заметил их при входе.

— Тихая тревога, — пояснил Картрайт. — Когда ты в последний раз сюда лазил, ее тут не было.

— Извини, — смутился я. — Я боялся, за тобой будут следить, и за отцом тоже.

— За ним следят. Меня пока миновало. Твоя тачка у ангара?

— Ага. Точнее, не совсем моя.

— Могу обменять на десятилетнюю «хонду-сивик» с «чистыми» номерами.