1942: Реквием по заградотряду Золотько Александр
Улыбка чуть раздвинула уголки бледного рта Токарева. Домов побагровел.
– Но все очень миленько, спасибо, Дима, – Корелин налил себе заварки, потом кипятку, бросил в чашку два куска сахару и стал демонстративно выбирать варенье. Взял из вазы баранку, сжал в кулаке и мельком глянул.
– Четыре куска, – сказал Токарев, тоже наполнив свою чашку. – Я тоже помню эту вашу шутку. Сам неоднократно проверял – ломается всегда на четвертинки. Хотя есть у меня один знакомый, так он, не поверите, буквально в муку раздавил баранку в ладони. В муку, одним движением.
Корелин начал медленно размешивать сахар в чашке.
– Я, собственно, почему вас пригласил… – Токарев взял свою чашку, сделал маленький глоток. – Дмитрий Елисеевич сообщил вам о проблеме, возникшей в связи с судьбой Андрея Андреевича…
– Сообщил. А я ему сообщил о том, что судьба Андрея Андреевича мало чем отличается от судьбы многих генералов Красной армии. И я, например, не могу решить, кому повезло больше – Павлову или Власову, – Корелин стряхнул со своей чайной ложки несколько капель, без звука положил ее на край блюдца. – Плен или пуля от своих – выбор небогатый.
– Да никто не собирался расстреливать Власова, – зло бросил Домов. – Его искали. Я лично отправил три группы на поиски. Если бы он собирался выйти, то вышел бы. Из его штаба несколько человек выбрались… А он…
– А он и под Киевом выходил в одиночку, – напомнил Корелин. – Только тогда ему повезло, а сейчас… Так сложилось.
– Сложилось… – подтвердил Токарев, не сводя взгляда с лица Корелина. – Но вопрос ведь не в этом… Совсем не в этом… Судьба и перспективы Андрея Андреевича Власова – всего лишь небольшая часть… э-э… проблемы. Я бы хотел ознакомить вас с материалами расследования, которое в инициативном порядке провел Дмитрий Елисеевич. Проявив, так сказать, похвальное рвение. Дмитрий Елисеевич…
– Да? – вздрогнул Домов.
– Вы не могли бы принести Евгению Афанасьевичу папку… – глаза Токарева следили за выражением лица Евгения Афанасьевича. – Вот, взгляните…
Корелин взял из рук Домова картонную папку, взглянул на нее и почувствовал, как что-то шевельнулось в желудке.
Эту папку он уже сегодня видел. Держал в руке и даже читал бумаги, в ней содержащиеся.
– Не стесняйтесь, – подбодрил комиссара Токарев. – Почитайте, а мы пока допьем чай…
Корелин медленно развязал веревочки.
Что это значило? Что Орлов сейчас находится где-то здесь, рядом? Сидит на лавочке под окнами и ловит каждое слово, доносящееся из столовой? Успел добраться сюда раньше Корелина и теперь… Теперь – что? Смысл подобной игры? Это даже и не игра. При таком уровне очень органично будет выглядеть Орлов, просунувший вдруг голову в окно с криком «Бу!». Уровень детского сада.
Корелин открыл папку.
Фотография Репина. Его рапорт. Протокол допроса. Еще снимки трупов, извлеченных из болота, копии найденных документов. Небрежно перелистав страницы, Корелин закрыл папку. Не смог удержаться и посмотрел на окно.
Но Данила не торопился с криком. Его, возможно, тут вообще не было. А папка – была.
– Вы как-то небрежно… – Токарев неодобрительно покачал головой. – Вас ничего в этой папке не заинтересовало?
– Не прикидывайся, Женя, – небрежно бросил Домов. – Ты ведь узнал фото. Это твой воспитанник. Из твоей группы…
Стоп, сказал себе Корелин. Какого, собственно, дьявола?
Папка. Документы.
Корелин еще раз открыл папку, листок за листком перевернул документы, рассматривая уже не текст и изображение, а бумагу.
Бумага не очень хорошая, желтая и хрупкая. Неловкое движение и на крае может появиться надрыв. Корелин помнил, как, рассматривая документы, почувствовал, что бумага надорвалась. Протокол осмотра местности. Точно. Вот этот лист.
Корелин взял его и внимательно осмотрел. Целый. Ну, целый, как ни крути. Копия?
– Ты почитай, почитай, – Домов хлопнул ладонью по столу.
Ему жутко хотелось, чтобы Корелин ознакомился с содержанием, чтобы побледнел, вздрогнул, понял, как его просчитал Домов, как смог вытянуть на свет божий эту историю и превратил фантастический рассказ бойца в тщательно задокументированное дело. Обвинительное дело, если не понятно с первого раза.
– Я это уже читал, спасибо, – сказал Корелин и совсем собрался бросить папку на стол перед Домовым, но вдруг спохватился.
А ведь набор неполный. Документов и фотографий в папке было тридцать пять: восемь фотографий и тридцать семь рукописных и машинописных листов. Двадцать три страницы, заполненных от руки, и четырнадцать – на печатной машинке, если быть точным.
Так вот, сейчас в папке не хватало одного листа.
Рапорта Домова Д.Е. о подготовке встречи с гражданином Корелиным Е.А. Напечатано на машинке и заверено подписью.
– Дима, а где твой рапорт? – спросил Корелин.
– К-какой рапорт? – Домов чуть побледнел.
– Прежде чем отправиться ко мне, ты подготовил план разговора и список тем, которые собирался затронуть. План был отпечатан на машинке, ты его подписал, а кто-то вверху слева поставил пометку красным карандашом: «Согласовано», – Евгений Афанасьевич, не завязывая, протянул через стол папку Домову. – Ты ведь собирался план сюда присовокупить, но забыл, наверное? Как мне кажется, визу ставил товарищ Токарев. Он должен вспомнить этот рапорт. Там машинка сбоила, буква «Т» заглавная отпечатывалась слабо. На этой же машинке в папке отпечатаны два документа. Я не прав?
Побледнев еще больше, Домов просмотрел папку, вскочил, бросился к выходу, но его остановил Токарев:
– Вернитесь, товарищ Домов! Потом найдете эту бумажку, тем более что я ее помню. И вы ее помните. И, как оказалось, Евгений Афанасьевич ее тоже помнит, хотя, казалось бы, откуда. Но он нам расскажет, я надеюсь…
– Отчего нет? – искренне улыбнулся Корелин. – Вы ведь помните, к какому странному, чтобы не сказать, фантастическому выводу приходит Дима Домов? Путешествие во времени, если я не ошибаюсь? В пространстве и времени, если быть точным. И предлагает взяться за мою скромную персону с особым тщанием, и выдавить из меня информацию, необходимую для победы в этой войне… да что там войне… во всем мире дела коммунизма. Я чуть не прослезился, когда читал.
– Когда читал? – спросил Домов, подавшись всем телом к Корелину. – Кто тебе дал папку?
– Лично Даниил Ефимович Орлов, прибывший ко мне для беседы сразу же после твоего ухода. И вот с этой самой папочкой… – подтвердил Корелин, увидев, что Домов берет папку в руки. – Осторожнее, она не завязана…
Со своим предупреждением Евгений Афанасьевич опоздал – один листок выскользнул и спланировал на стол, зацепив уголком вишневое варенье.
– Протокол допроса, – удовлетворенно улыбнулся Корелин. – А я все сомневался, почему это на нем нет пятнышка. А теперь – все совпадает. Ведь, казалось бы, все знаю по этому поводу, даже сам путешествовал, но как-то отказывается мозг принимать… Пытается сделать вид, что ничего этого не было, что не верит мое сознание в реальность происходящего…
Домов взял листок и вложил его в папку. Завязал веревочки. Положил папку на край стола.
– Браво, – тусклым голосом произнес Токарев. – Мне случалось видеть выступление Вольфа Мессинга, но… Вы произвели на меня впечатление. Браво! Честно признаюсь – до последнего мгновения сомневался. Слишком уж…
– Как ты это делаешь? – выдавил из себя Домов. – Как ты летаешь?..
– Летаю, плаваю, переношусь… Оба раза, при отправлении туда и при возвращении оттуда, я просто сделал в нужном месте в нужное время шаг вперед. И оказался в другом месте. Вот и все, что мне известно. Кроме этого я знаю, что проходы называются воронками, что они открываются на время и исчезают. И пропускная способность у воронок разная. Через одну прошли почти два десятка человек с оружием, в другой исчезли четыре установки реактивных минометов. А одна пропустила сквозь себя только одного человека, да еще голого.
– Как? Как можно их найти?
– А вот это… Вот это не ко мне. Вам к Орлову Даниилу Ефимовичу, вот он – знает. Только как найти этого самого Даниила Ефимовича я вам подсказать не смогу. Поскольку – не знаю… Честно – не знаю…
– А ты знаешь, – Домов медленно встал из-за стола, – ты знаешь, Корелин, что я тебя выверну наизнанку? Я из тебя всю информацию выцежу по капле, а потом пропущу тебя через мясорубку, чтобы…
– Сядьте, Домов, – приказал Токарев. – Я сказал – сядьте!
Домов подчинился.
– Дмитрий Елисеевич, конечно, несколько утрирует, но в целом он прав. Вы же понимаете, товарищ Корелин, что такую информацию вам никто не позволит утаить…
– Сидеть! – приказал Домов. – Руки на стол!
В руке Домова был «парабеллум», рукоять Домов опер о стол, а дуло смотрело в лицо Корелину.
– Не двигайся, Женя. Я, конечно, не в самой лучшей форме, но и ты не в расцвете сил. Девять миллиметров…
– В голову? – с улыбкой осведомился Корелин.
– Что?
– Ты мне в голову целишься, Дима. Ты серьезно полагаешь, что это лучший способ получить информацию, в ней хранящуюся?
Домов испуганно посмотрел на Токарева.
– Уберите оружие, Дмитрий Елисеевич, – тихо сказал Токарев, но увидев, что Домов все еще целится из пистолета, ударил кулаком по столу и крикнул: – Уберите оружие! И вон отсюда! Вон из помещения!
Домов вскочил и быстрым шагом вышел из столовой. Почти выбежал.
Токарев потер лицо ладонями.
– Вы уж его простите, – произнес он глухо. – Он уже несколько месяцев с этим живет. Сделал выводы из совсем уж пустяков, есть чем гордиться! И то, что можно перемещаться во времени и пространстве – это ведь не просто фокус. Это и в самом деле мощнейшее оружие. Вы ведь знаете, что творится сейчас на юге? Если бы мы могли…
Токарев оторвал руки от лица и посмотрел на Корелина.
– Вы даже не попытались понять, как это действует? Как этим управлять? Вы даже попытки не предприняли захватить этого вашего Орлова?
На бледных щеках Токарева проступил румянец.
– В это трудно поверить. Очень трудно… Я надеюсь услышать от вас подробности… Что там произошло под Смоленском, в болоте? При чем здесь «катюши» и химические снаряды?
– Я расскажу. Конечно, расскажу все, что знаю, но… – Корелин развел руками. – Я знаю не очень много. Честно – очень немного. Вы, естественно, пропустите меня через маслобойку, но я вам гарантирую – ничего ТАКОГО вы из меня не выбьете. Нельзя выдавить из апельсина больше сока, чем в нем есть.
– Вы сможете найти Орлова?
– Я могу попытаться, но, как мне кажется, с его возможностями он попадет в ловушку, только если очень этого захочет. Он видит прошлое. И слышит прошлое. Так что… – Евгений Афанасьевич снова развел руками. – Он сам придет, если сочтет это нужным. Или если ему понадобится помощь… Мне он, кстати, сказал, что в качестве помощника я его не устраиваю. Может быть, вы? Зачем-то он показывал мне эту папку. Ведь был же в этом какой-то смысл, как вы полагаете?
– Может быть… – задумчиво протянул Токарев. – Очень может быть… Что он у вас просил?
– Все, как в обычных операциях – ресурсы и кадры. Кадры и ресурсы. Он говорил, что в его группе мало людей. И здесь я обеспечивал ему снаряжение и деньги. Не смотрите на меня так, я все равно не испугаюсь.
– Я не пытаюсь вас пугать, отнюдь. Мне интересно, как вы просто относитесь к этому… Я бы… Я бы не смог, наверное. Я и Домову-то не верил. Выполнял приказ… – Токарев посмотрел на потолок. – Выполнял, не более того. И вдруг… Такое нужно пережить. И к такому нужно привыкнуть. И у нас совсем нет времени. Совершенно.
Словно в ответ на эти слова в зал вбежал Домов. Протянул Токареву лист бумаги. Пальцы при этом у Дмитрия Елисеевича явственно дрожали.
– Телефонограмма, только что получена, – шепотом сказал Домов.
Было видно, что он не пытается скрыть эту информацию от Корелина. Просто у него от волнения сел голос. Почти пропал.
Токарев прочитал телефонограмму. Быстро глянул поверх листка на Корелина и снова перечитал текст.
– Машину я на всякий случай приказал готовить…
– Кто-то еще знал, что Корелин у нас?
– Нет. Вы, я, боец в секрете и лейтенант Иванов.
– Понятно… – Токарев зажмурился, потер пальцами переносицу. – Дико хочу спать… Вторые сутки на ногах…
Корелин ждал продолжения.
– Кто из ваших знал, что вы едете сюда? – спросил Токарев, не открывая глаз.
– Водитель.
– Утечка исключается, мы задержали его на обратном пути, – быстро сказал Домов.
– Я. И еще… Еще – Орлов.
Токарев посмотрел на Домова, тот помотал головой.
– Почему? – спросил Токарев.
– Звонок Корелину прошел два часа назад, – сказал Домов. – Если у Орлова такие связи, то почему я смог спокойно копать в его направлении?
– Логично, – вздохнул Токарев. – Но теперь ничего уже от нас не зависит, я полагаю?
Домов кивнул и посмотрел на Корелина со странной смесью ненависти и зависти в глазах.
– Как бы то ни было…
За окном взревел автомобильный двигатель.
– Как бы то ни было, приказы нужно выполнять, – сказал Токарев и встал из-за стола. – А я, пожалуй, пойду и высплюсь. Часа четыре. Нет, даже четыре с половиной…
Корелин кашлянул, напоминая о себе.
– Извините, Евгений Афанасьевич, – как бы спохватился Токарев. – Вам придется еще немного попутешествовать.
Евгений Афанасьевич встал с кресла.
– Машина перед зданием, – угрюмо произнес Домов. – Выходи, я догоню…
Выходя из зала, Корелин услышал, как Домов тихо сказал:
– И особо указано, чтобы папку я взял с собой.
– Ты рапорт свой в папочку вложи, Дима, – посоветовал Евгений Афанасьевич и спустился по ступенькам в сад. Поднял голову и посмотрел на небо.
Уже почти рассвело, подумал комиссар. А приключения все еще не закончились.
20 января 2011 года, Харьков
В больнице пахло болью.
Хреновый каламбур, если честно, но лучше уж глупости бормотать, чем выть в голос и биться головой об стенку. Болью пахло, безнадегой и смертью. Отчаянием пахло, разило из всех углов.
Что там говорил Чалый? Не донесешь, говорил Чалый? Не дотащишь?
Дотащил вот, в больницу доставил – живого. И что дальше?
Дальше, понятное дело, должны были набежать врачи с медсестрами, уложить Костю на каталку, ввести препараты и с криками: «Готовьте операционную!» – помчать по коридору в эту самую операционную. А добрый дядя-врач там уже ручки домывает, смотрит участливо печальными усталыми глазами и говорит, мол, держись, парень. Ну и что, что пуля прямо возле сердца? Вот мы ее сейчас, не дожидаясь подкрепления… Или прямо домой, в спальню, звякнем светочу хирургии, он примчится сквозь пургу и мороз и одной левой пулю извлечет. Одной левой…
Севка запрокинул голову и несколько раз стукнул затылком о стену.
Ты как-то совсем расслабился, Севка, там, на войне. Забыл, что это там волокли на себе под огнем в санбат, где сходящие с ума от недосыпа врачи резали-резали-резали, тащили бойцов Красной армии на этот свет, не отпускали в самоволку в рай или ад… И если бы кто-то из военврачей сказал, что не будет оперировать доставленного, то…
Севка застонал, тихо-тихо, чтобы не привлекать к себе внимания. И так на него сегодня уже смотрели как на рехнувшегося. Фельдшер из «скорой», например.
«Скорая» приехала быстро: без особых разговоров приняли Костю, укутали какими-то одеялами, сунули на носилках в машину…
– Ну, бывай! – сказал фельдшер, крепкий мужик лет пятидесяти. – Запишем, что никого не было у раненого…
– Почему? – удивился Севка. – Я был.
– И фамилию сообщишь? – вмешался в разговор пожилой санитар.
– Да… Всеволод Залесский. Я живу здесь…
– Это ты вызвал машину?
– Я… – Севка достал из кармана мобильник.
– Тогда поехали, если со своего звонил, – удивленно покачал головой фельдшер. – Быстрее давай в салон. Это твой приятель?
– Н-нет, – чуть помедлив, ответил Севка, залез в машину и сел в холодное жесткое кресло возле носилок. – Не приятель…
Машина рванула с места, завыла сирена.
– Ты что, не видел, что у него огнестрел? – поинтересовался санитар.
– А какая разница? – Севка все еще никак не мог понять, что именно происходит, о чем говорят медики.
Ну да, увидел, вызвал…
– А говорят, что добрые самаритяне перевелись, – мельком глянув на Севку через плечо, сказал водитель. – Ты что, парень, не понял? Алексеич тебя в отчет включит, ментам информацию передадут – и к бабке не ходи. И начнут тебя таскать на допросы…
Костя застонал. Севка дернулся было к нему, но санитар, отодвинув Севку в сторону, быстро достал из аптечки какую-то ампулу, шприц, и, не обращая внимания на то, что машину трясло, аккуратно ввел что-то в вену.
– Довезем, – сказал фельдшер. – В больницу-то мы довезем…
Костю отвезли на рентген, а Севка остался в коридоре. Сейчас, бормотал он, сейчас… Рентген, операцию… Сейчас…
Пуля была около самого сердца, так близко, что вообще странно, как сердце все еще бьется. Врач спросил Севку, не родственник ли он пострадавшему, Севка сказал, что нет, врач уточнил, не приятель ли, и Севка снова сказал, что нет, что случайно нашел парня на улице, и вот…
– Ну, тогда езжай, – сказал врач.
– Куда? – спросил Севка.
– Домой езжай, куда еще? Оставь свой адрес и телефон, чтобы мы ментам сообщили. Тебя, наверное, вызовут…
– А его – на операцию?
Врач вздохнул.
– Его – куда?
– Его – в палату, – сказал врач.
– Какую палату? Его же в операционную нужно… Вы же сами сказали, что чудо…
– Чудо. Такое чудо, что и представить себе трудно… Такое раз в десять лет бывает. А то и в пятьдесят… Только такую пулю вынуть и мальчишку не убить – тут еще одно чудо нужно, такое же редкое. А теория вероятности говорит, что чудеса так часто не случаются… – врач попытался изобразить на лице грусть, но получилось у него это не очень здорово.
Так – усталость на лице отразилась, некоторое раздражение и даже легкая жалость.
– Неужели ничего нельзя поделать? – упавшим голосом спросил Севка. – Попробовать… Что-нибудь сделать…
– Попробовать можно, – кивнул врач. – Отчего не попробовать? Сделать что-нибудь… Например, начать оперировать и получить труп во время операции. Я не знаю, сколько он без помощи пробыл. Повязка у него не слишком свежая. Несколько часов? Или несколько дней? Кто станет оперировать в таких условиях? Потом затаскают по судам, если родственники найдутся, а наше начальство со своей стороны наваляет, почему полез, почему всю больницу подставил.
– Но ведь если он умрет?..
– А если он умрет, молодой человек, то умрет он не на операционном столе, а в процессе реанимационных мероприятий и без нарушений инструкций.
– Но ведь неоказание помощи…
– А кто сказал, что помощь не будет оказана? Она оказана будет – в рамках инструкций и наших возможностей…
Каталку с Костей повезли по коридору, Севка бросился следом.
– Куда тебя несет, парень?! – крикнул ему вдогонку врач. – Данные свои продиктуй. Никуда твой раненый не денется…
Севка достал из кармана паспорт, бросил его на стол. Положил мобильник, чтобы списали номер, а сам пошел за Костей.
Это все неправда, сказал себе Севка. Врач приемного отделения совсем замотался, устал, да еще профессиональный цинизм. Может, это он так шутил…
Не шутил.
Костю даже в палату ввозить не стали, придвинули каталку к стене и оставили.
– Да вы что! – Севка бросился в ординаторскую, но дверь была закрыта. – Есть тут кто-нибудь?
– Чего орешь? – громким шепотом спросила у него дежурная медсестра, выходя из палаты. – На площади, что ли?
– Почему?.. – Севка указал на каталку.
– Ничего с ним не случится… – медсестра подошла к Косте, приподняла веко. – Сейчас врач подойдет, я его позвала…
– Ну, вы укол какой-нибудь ему сделайте, капельницу поставьте…
– Из чего? – спросила шепотом медсестра. – Лекарства денег стоят. У меня ничего нет. Ты родственник?
– Нет, я не родственник, – устало проговорил Севка. – И что?
– Ничего. Родственник сбегал бы в аптечный киоск, купил бы чего-нибудь… А так… Может, у врача что-то будет… – неуверенно сказала медсестра. – Хотя… Он что, за свои покупать должен?
– Но парень же умрет!
Медсестра ответить не успела, открылась дверь, и в отделение вошел врач, крепкий коренастый мужчина лет сорока.
– Артем Сергеевич, вот, привезли… – медсестра указала на Костю.
– Мне Николаев из приемного звонил, порадовал… – врач подошел к каталке, проверил у Кости пульс, заглянул в глаза. – В палату почему не положили?
– В общих – все занято, а в другие… – медсестра пожала плечами.
– Понятно, – врач посмотрел на Севку. – Ты и есть тот странный парень?
– Я? Что? А, да, я его нашел на улице…
– Ты его знаешь хоть? Имя, фамилию… Где живет? Родственники нужны…
– Не знаю… А родственники зачем?
Врач провел рукой по коротко остриженным волосам.
– Как тебе объяснить… Дело тут сложное…
– Я ему уже говорила, что у нас нет медикаментов… – сказала медсестра.
– У нас нет медикаментов, – повторил медленно врач.
– Послушайте, а если бы это был ваш родственник? Или родственник главного врача?
– Родственник главного врача не попал бы сюда с огнестрельным ранением посреди ночи. А если бы попал, то…
– Сколько нужно денег? – неожиданно для себя спросил Севка.
– Ну… – протянул врач и оглянулся на медсестру, та торопливо скрылась в ближайшей палате.
– Сколько нужно денег? – повторил свой вопрос Севка. – Тысяча зеленых?
Врач покачал головой.
– Две? Три? Пять? Сколько?!
– Ты только не кричи, не нужно, – врач огляделся по сторонам. – Ты же понимаешь, что такая ответственность… Это все может искалечить жизнь не одному человеку. Отойдем…
Врач достал из кармана халата ключи, открыл дверь в ординаторскую и вошел туда. Севка бросился следом.
– Дверь закрой, – сказал врач, усаживаясь на диван.
На столике перед диваном стояли початая бутылка шампанского и открытая коробка конфет.
– Присаживайся, – сказал врач.
Севка сел в кресло напротив дивана.
– Тебя как зовут?
– Всеволод Залесский.
– Понимаешь, Всеволод… – врач взял конфету из коробки, положил ее в рот, неторопливо прожевал и проглотил. – Деньги ведь тоже не все решают.
– Шансы на удачный исход операции есть?
– Не знаю, – сказал врач. – В приемном отделении полагают, что практически нет… То есть шанс есть, но смысла рисковать – нет.
Севка ударил кулаком по колену:
– Вы бы могли? Вы лично взялись бы оперировать?
– Нет, – усмехнулся врач и съел еще одну конфету. – Я бы не взялся. И не только потому, что у него наверняка нет денег…
– А если бы… если бы от этого зависела ваша жизнь? – тихо-тихо спросил Севка.
Врач улыбнулся.
Странный вопрос, даже нелепый.
Двадцатилетний мальчишка пытается припугнуть врача? Двадцатилетний мальчишка хочет…
Улыбка медленно сползла с лица врача. Он, не отрываясь, смотрел в глаза Севки и видел в них… Свою смерть?
Врач попытался отвернуться, отвести взгляд, но не мог.
Мальчишка не угрожал, не кричал, не пытался изобразить ярость. Он просто смотрел. Задал простой вопрос и терпеливо ждал ответа.