От Нефертити до Бенджамина Франклина Басовская Наталия
Похоже, предательство было у Тимура в крови. Причем предательство как вассальное, так и личное. Правда, его нынешние поклонники подчеркивают, что он очень любил свою семью, своих родственников. Но это как раз понятно. Они же для него опора, преемники. Каждый создатель гигантской империи надеется, что она будет жить вечно. История в этом отношении ничему не учит. Она много раз доказывала, что такие гигантские образования, где из единого центра управляют огромными землями, нежизнеспособны. Но правителю всегда кажется, что империю удастся сохранить в веках.
Люди любят завоевателей. Даже тогда, когда они выглядят невероятно жестокими. Что притягивает в этом? Пока до конца никто, наверное, не объяснил и не объяснит природу зла. Зло — это давно отмечено и церковью, и философами — не только отталкивает, оно полностью отвращает лишь редкие исключительно нравственные натуры. В нем есть какая-то магнетическая сила. У Тимура она была.
Его не зря называют «кровавый дух войны». Война, как известно, из нашего мира не ушла. Но поклоняться ее духам, наверное, торопиться не надо.
Авиценна
Целитель, мудрец, странник
Его имя Ибн-Сина, но Европа зовет его Авиценна. Не злодей, не герой. Я бы сказала: интеллектуальное чудо. А его жизнь — словно сошла со страниц «1001 ночи». Он родился в 980 году, умер — в 1037-м. Много ездил, жил в разных местах. Скончался где-то в Иране, там и похоронен. Чем славен этот человек в истории?
Величайший медик, сравнимый с Галеном и Гиппократом, выдающийся естествоиспытатель уровня Галилея, математик, физик, химик, специалист по физиологии животных. А еще он занимался теорией музыки и его познания в этой области пригодились в эпоху Ренессанса. Трудно перечислить все таланты этого человека. Подчас природа являет свои чудеса, чтобы не забывали о ее могуществе, и тогда рождаются Авиценны.
Микеланджело считал, что «лучше ошибиться, поддерживая Галена и Авиценну, чем быть правым, поддерживая других». Такая оценка, скорее морального свойства, из уст великого гуманиста многого стоит. Специалисты спорят о количестве трудов Авиценны, причем называются цифры и 90, и 456. Очевидно, ему приписываются подделки, подражания — талантам всегда подражают. Самая гениальная его книга — «Канон врачебной науки». Но и другие труды вошли в историю, стали классическими — «Книга спасения», «Книга знания», «Книга указаний и примечаний», «Книга справедливого разбирательства»… Он был предвестником гуманизма, ибо его учение о человеке — это учение о единстве тела и души. И когда — в XI веке! Писал Авиценна в основном на арабском языке. Но это вовсе не означает, что он — часть арабской культуры. Наверное, с самого своего рождения он принадлежал всему миру, труды его становились достоянием всех цивилизаций.
И все-таки до сих пор спорят, чей он. Туркестан, на территории которого он родился, Узбекистан, Турция — все эти страны считают Авиценну своим достоянием. В Турции вышла не так давно монография «Ибн-Сина — великий турецкий ученый». Персы в ответ заявляют: «Он наш. Он у нас похоронен. Он был при дворах эмиров». Его присутствие ощущается и в европейской культуре — уже с XII века о нем шла молва. Это был человек с всемирной известностью. И таким он остается сегодня. Когда в 1950-е годы отмечалось тысячелетие со дня его рождения, весь мир участвовал в праздновании. О нем написаны огромные тома, ученые до сих пор пользуются его мыслями, а обычные люди учатся у него мудрости.
Откуда мы знаем о человеке, который жил более тысячи лет назад? От него самого и его любимого ученика. И это, как кажется скептикам, дает почву для сомнений в его гениальности. Абсолютно беспочвенный скептицизм! Ибо молва, начиная с XI века бережно хранила память о его талантах, что и дало основание называть его гениальным ученым. Сохранился рассказ самого Авиценны о себе, о своем детстве. Остальное дописал Убайд аль-Джурджани, его любимый ученик, который провел с ним больше 20 лет жизни. Он сопровождал своего учителя, ведь Авиценна был бесконечным странником. Нигде не задерживаясь надолго, он шел по земле, стараясь как можно больше увидеть, узнать и понять. Гудящая, волнующая, одуряющая красками, запахами, звуками, безотчетно меняющая жизнь притягивала его, становясь не только мукой, радостью или печалью, но и предметом изучения. Он рассматривал ее словно под увеличительным стеклом и видел то, что не видели другие. Попробуем понять, почему в X веке могло появится такое чудо, как Авиценна.
Напомним, что X век — это время крещения Руси, на престоле Владимир Святославич, четвертый русский князь. А там, на Востоке, — Возрождение. Что возрождалось? Да примерно то же, что и в Европе во времена Каролингского Возрождения IX–X веков. Тогда при дворе Карла Великого, при дворе германских императоров Оттонов впервые после войн и хаоса Великого переселения народов интеллектуальная элита обратилась к истокам своей культуры, к античности, к рукописям — греческим, римским.
И примерно то же самое было на Востоке. В том культурном контексте, который породил Авиценну, сплелись местные традиции с наследием античным, образуя особый эллинистический вариант синтетической культуры. Авиценна родился близ Бухары. Известно, что по этим местам, чуть севернее, прошел великий Александр Македонский. Именно в Согдиане он устроил знаменитые 10 тысяч браков своих полководцев и воинов с местными восточными женщинами. Интересно, что только Селевк, один из сподвижников Македонского, сохранил свой брак и именно ему досталась самая большая часть державы. Вот эта держава Селевкидов и стала в IV веке до н. э. носительницей эллинистической культуры, впитав античность. С 64 года н. э. эти края стали римской провинцией. А Рим, как известно, — прямой наследник античной греческой или эллинистической культуры. С III века начала формироваться Восточная Римская империя — Византия, которая находилась в тесном торговом и культурном взаимодействии с Востоком. Так сплетались разные культурные корни, но получалось, что все они испытали влияние античности. В результате именно здесь и оказались истоки будущего восточного Возрождения.
Поход арабских завоевателей был коротким, арабов быстро прогнали. Завоевание началось в VIII веке и в том же столетии в основном и закончилось. Но язык, как это бывает в культурных процессах, остался и стал универсальным языком. Когда арабское завоевание удалось одолеть, отстояв свою культуру, тогда и начинается Возрождение.
Авиценна был не один. Персидский Восток — родина Фирдоуси, Омара Хайяма, Рудаки. На самом деле в поэзии, литературе, архитектуре и медицине людей выдающихся, знаменитых было много. Возрождались традиции древней восточной медицины, в каждом городе открывались больницы — своеобразные лечебные и исследовательские центры, где не только врачевали, но и занимались научными изысканиями, опытами, исследованиями. Возникают библиотеки — хранилища рукописей. Интеллектуальная жизнь становится напряженной и могучей. Наступает та пассионарность духа, о которой говорил Лев Гумилев, и благодаря которой становился возможным прорыв в будущее.
Авиценна (его полное имя — Абу Али аль-Хусейн ибн-Абдаллах ибн-Сина) родился в богатой семье. Отец, Адаллах ибн-Хасан, был сборщиком податей. Не самая уважаемая профессия, можно сказать, мытарь. Но при этом богат, образован, видимо, неглуп. Известно, что умер отец Авиценны собственной смертью, никто его не убил, не зарезал за злодеяния. Мать Ситара (что означает «звезда») происходила из маленького селения близ Бухары Афшана. В этом селении и появляется на свет Авиценна. Так звезда родила звезду.
Его родным языком был фарси-дари — язык местного населения Средней Азии. На фарси он писал четверостишья — газели, как их называли на Востоке, — по его выражению, для «отдохновения души».
Городок, в котором он родился, был оживленным, с большим шумным базаром, куда стекалась уйма народа. Здесь были больницы и школа, в которой мальчик начал учиться, очевидно лет с пяти, потому что к его десяти годам выяснилось, что в школе ему уже делать нечего. Там изучали языки — фарси и арабский, грамматику, стилистику, поэтику, Коран, который Авиценна к 10 годам знал наизусть. Это был так называемый гуманитарный класс. Мальчик еще не приступил к изучению ни математики, ни тем более медицины. Со временем он скажет: «Медицина — очень нетрудная наука, и к шестнадцати годам я ее освоил полностью».
Конечно, в его словах можно усомниться — мало ли что может сказать про себя человек? Но семнадцатилетнего Авиценну ко двору призывает сам эмир, прося исцелить от серьезного заболевания. И Авиценна ему действительно помог. Необычный был мальчик.
В доме его отца собирались ученые люди, исмаилиты — представители одного из течений в исламе. Их рассуждения были очень похожи на ересь, со временем их и признали еретиками. Они хотели очистить Коран от невежественных наслоений, призвав на помощь философию. Опасное занятие. Маленький Авиценна присутствовал при этих беседах, но повзрослев, не принял исмаилитский образ мышления.
А вот его брат увлекся этими взглядами. Авиценна же официально остался в рамках ортодоксального ислама, хотя ортодоксом никогда не был.
Итак, к десяти годам в школе ему делать было особенно нечего. И вот — счастливый случай! Отец узнает, что в Бухару приезжает известный ученый того времени Патолли, тут же едет к нему и уговаривает поселиться в его доме. Он обещает кормить его, хорошо содержать и вдобавок платить ему жалование с условием, что ученый станет заниматься с мальчиком. Патолли согласился, и занятия начались. Очень точно сказал о годах своей учебы сам Авиценна: «Я был лучшим из задающих вопросы». И опять ему можно поверить, занятия с Патолли это подтверждают. Довольно скоро ученик стал задавать седобородому учителю такие вопросы, на которые тот ответить не мог. А вскоре Патолли сам стал обращаться к Авиценне, к маленькому Хусейну, за разъяснениями самых трудных мест из Евклида и Птолемея, и они уже вместе искали ответы.
В 15–16 лет юноша стал учиться сам. Его озадачила книга Аристотеля «Метафизика», которая там, в далекой Средней Азии, была переведена на несколько языков и неоднократно прокомментирована. Авиценна рассказывает, что он не мог постичь эту книгу, хотя, читая много раз, почти выучил ее наизусть. Судя по его рассказам, а потом по воспоминаниям его учеников, чтение и письмо были главными занятиями его жизни, и он наслаждался ими, являя собой тип высочайшего интеллектуала, которых время от времени порождает человечество. Об аристотелевском сочинении юноша узнал совершенно случайно. Однажды на базаре, рассказывает сам Авиценна, когда он бережно перебирал свитки, книги, рукописи, книготорговец вдруг сказал ему: «Возьми вот это замечательное произведение, комментарии к «Метафизике» Аристотеля некоего Фараби, восточного мыслителя, философа. Увидишь, какое это сокровище». Мальчик схватил эту книжку, это было то, что он подсознательно хотел найти. Авиценна был поражен, ему открылось то, над чем он сам тщетно бился. Тогда-то он и назвал Аристотеля своим учителем, проникся его представлениями о мире, мыслью о единстве и целостности бытия, сознания и духа, воспринял аристотелевские идеи о форме нашей земли, ее устройстве.
И шестнадцатилетний юноша начал заниматься… медициной. Разумеется, напрямую «Метафизика» Аристотеля к этому не толкала, а косвенно — да. Возможно, мысль Аристотеля о единстве материального, телесного и духовного оказалась для Авиценны определяющей, настолько важной, что привела его к делу всей жизни.
Когда Авиценна излечил эмира Бухары, тот разрешил ему пользоваться своей библиотекой. Надо сказать, что Авиценна лечил бесплатно, и награды более ценной для него не существовало. Книги, рукописи и свитки хранились в сундуках, в каждом — по какому-нибудь одному предмету или науке. И сундуки эти занимали много комнат. В городе говорили, что он просто с ума сошел от счастья. В своих воспоминаниях Авиценна написал, что «видел такие книги, которые потом не видел никто». Почему? Скоро библиотека сгорела. И злые языки распускали слухи, что это он, Авиценна, сжег библиотеку, чтоб никто больше не прочел эти книги и не смог сравниться с ним в мудрости. Трудно придумать большей глупости! Книги были для него святыней. Как мог он сжечь их!
С 18 лет Авиценна совершенно осознанно посвящает свою жизнь занятиям наукой. Он много пишет, и слава о нем крепнет. В 20 лет его приглашают на постоянную службу к хорезм-шаху Мамуну II в Хорезм. Мамун II был одним из лучших представителей сильных мира сего и, безусловно, лучший из тех, кого на своем пути встречал Авиценна. Этого правителя можно сравнить, пожалуй, с Лоренцо Великолепным. Он также собирал при дворе выдающихся людей, приглашал их отовсюду и не скупился в деньгах, считая развитие культуры и науки делом первостепенным. Он, так же как Лоренцо, создал кружок, который назвали Академией Мамуна. Там шли постоянные диспуты, в которых принимали участие многие, в том числе и Бируни, но побеждал почти всегда Авиценна. Слава его росла, он много работал, его почитали, признавая во всем его авторитет. Он был счастлив.
И вот тут на горизонте его жизни появляется роковая фигура — султан Махмуд Газневи, создатель Газневийского султаната. По происхождению он был из числа гулямов, так назывались рабы-воины тюркского происхождения. Вот уж поистине из рабской грязи — в большие князи! Такие люди отличаются особенной спесью, обостренным честолюбием, своеволием, распущенностью. Прослышав, что в Бухаре собран цвет культуры, Махмуд пожелал, чтобы весь этот ученый круг был отдан ему. Правитель Хорезма получил приказ: «немедленно всех ученых ко мне» — туда, в Персию, в нынешний Иран — ослушаться было невозможно. И тогда правитель Хорезма сказал поэтам и ученым: «Уходите, бегите с караваном, ничем больше я не смогу вам помочь…» Авиценна со своим другом тайком ночью бежали из Хорезма, решив перейти через Каракумскую пустыню. Какое мужество, какое отчаяние! Ради чего? Чтобы не пойти в услужение к Махмуду, чтобы не унизиться и показать: ученые не прыгают по команде, как дрессированные обезьянки.
В пустыне его друг умер от жажды — не перенес перехода. Авиценна выжил. Теперь он снова оказался в западном Иране. Некий эмир Кабус, сам блестящий поэт, собравший вокруг себя великолепное литературное созвездие, радостно принял Авиценну. Как похожи между собой деятели Возрождения, будь то в Италии или на Востоке! Для них главное — жизнь духа, творчество, поиски истины. На новом месте Авиценна начал писать свой величайший труд «Канон врачебной науки». Жил он в купленном для него доме — казалось бы, вот оно, счастье! Но жажда к перемене мест, страсть к путешествиям, к новизне гнала его всю жизнь с мест насиженных и спокойных. Вечный странник! Он опять уходит, снова странствует по землям нынешнего, центрального Ирана. Почему не остался у Кабуса? Среди своего круга людей, в собственном доме, не зная нужды и гонений? Мне не удалось понять его.
Около 1023 года он останавливается в Хамадане, что в центральном Иране. Излечив очередного эмира от желудочного заболевания, он получает неплохой «гонорар» — его назначают визиром, министром-советником. Кажется, о чем еще можно мечтать! Но ничего хорошего из этого не вышло. Дело в том, что к службе он отнесся честно, тщательно вникал в детали и, как человек чрезвычайно умный и образованный, стал делать реальные предложения по части преобразования системы правления и даже войска — вот что удивительно! Но предложения Авиценны оказались совершенно не нужны окружению эмира. Там были свои министры обороны! Среди придворных плетутся интриги. Вспыхивает зависть и злоба — ведь врач всегда так близок к правителю!
Дело начинало принимать плохой оборот, стало ясно, что он в опасности. Некоторое время он скрывался у друзей, но ареста ему избежать не удалось. А тут сменился правитель, и сын нового правителя захотел иметь Авиценну около себя — слава его была слишком велика, а практические медицинские умения хорошо известны. Он провел в тюрьме четыре месяца. Заточение его не было безнадежно тяжким, ему разрешали писать. Выйдя на свободу, он вместе с братом и своим преданным учеником вновь отправляется в путь. И оказывается в глубинах Персии, Исфахане.
Исфахан — крупнейший город своего времени с населением около 100 тысяч человек, шумный, красивый и яркий. Авиценна провел там немало лет, став приближенным эмира Алла Аддаула. Снова его окружает культурная среда, снова проводятся диспуты, снова течет относительно спокойная жизнь. Здесь он очень много работает, много пишет, по объему больше всего написано именно в Исфахане. Ученики говорят, что он мог работать ночь напролет, время от времени освежая себя бокалом вина. Мусульманин, который взбадривает свой мозг бокалом вина…
Авиценна спешил. Как врач и мудрец он знал, что ему немного осталось жить и потому торопился. То, что он постигал тогда, в те давние времена, кажется невероятным. Например, писал о роли сетчатки глаза в зрительном процессе, о функциях головного мозга как центра, куда сходятся нервные нити, о влиянии географических и метеорологических условий на здоровье человека. Авиценна был уверен, что существуют невидимые переносчики болезней. Но каким зрением он их увидел? Каким? Он говорил о возможности распространения заразных болезней через воздух, сделал описание диабета, впервые отличил оспу от кори. Даже простое перечисление сделанного им вызывает изумление. При этом Авиценна сочинял стихи, написал несколько философских произведений, где ставил проблему соотношения материального и телесного. В поэзии Авиценны очень емко выражено его стремление видеть мир единым, целостным. Вот его четверостишие в переводе с фарси: «Земля есть тело мироздания, душа которого — Господь. И люди с ангелами вместе даруют чувственную плоть. Под стать кирпичикам частицы, мир из которых создан сплошь. Единство, в этом совершенство. Все остальное в мире — ложь». Какие удивительные, глубокие и серьезные мысли! И какие грешные. Бога он понимал по-своему. Бог — творец, Он этот мир сотворил. И на этом, как полагал Авиценна, Его миссия закончилась. Думать, что Господь повседневно следит за мелочной суетой людей, участвует в их жизни, — это варварство. В этом были убеждены древние греки. Но Авиценна высказывает и еще более еретическую мысль: творение Бога было предначертано некой сверхбожественной силой. Что это за сила? Что имел в виду Авиценна?
Возможно, уже тогда он думал о космосе? Таким людям, как он, подобные глубокие мысли были свойственны.
После того как Авиценне удалось бежать через пустыню, он долго скрывался от султана Махмуда. Правитель активно разыскивал беглеца и даже разослал в 40 экземплярах что-то вроде листовки или предписания с рисунком, изображающим Авиценну. А судя по тому, что удалось реконструировать по его черепу, он был красавец, без каких-либо особо ярко выраженных восточных, азиатских или европейских черт. Махмуду так и не удалось вернуть Авиценну.
Преемник султана Махмуда Масуд Газневи в 1030 году послал свое войско к Исфахану, где находился Авиценна, и учинил там полный погром. Авиценна пережил настоящую трагедию: был уничтожен его дом, пропали многие его труды. В частности, навсегда исчез труд в 20 частях «Книга справедливости». Это была одна из последних его книг. Может быть, как раз в ней содержались его итоговые, самые глубокие мысли. Но мы о них, видимо, никогда не узнаем. Не станут нам известны и обстоятельства его личной жизни — об этом нет упоминаний в воспоминаниях учеников или просто современников. Он писал о женщинах стихи, воспевающие красоту, гармонию и совершенство. И это — все.
Умер Авиценна в военном походе, сопровождая эмира и благодетеля своего Алла Аддаула. Как врач, он знал, что его организм исчерпал себя, хотя ему было всего 57 лет. Раньше он неоднократно лечил себя и излечивал. На этот раз Авиценна знал, что умирает, и потому сказал ученикам: «Лечить бесполезно». Похоронен он в Хамадане, там сохранилась его гробница. В 1950-е годы ее заново отстроили. Вот слова Авиценны перед смертью, переданные нам, потомкам, его учениками: «Мы умираем в полном сознании и с собой уносим лишь одно: сознание того, что мы ничего не узнали». И это сказал человек, с восторгом посвятивший познанию всю свою жизнь, энергию, молодость и здоровье.
Ричард II
Последний Плантагенет
Английский король Ричард II известен нам в основном по историческим хроникам Шекспира. Гениальный драматург увидел в этой судьбе нечто такое, что вдохновило его на создание одной из лучших его драм. Хорошо бы понять, что именно? Потому что истинный художник, обладая особой интуицией и провидением, всегда точнее, полнее и ярче видит картину мира, нежели историк со всей своей методологией.
Ричард II взошел на престол в десятилетнем возрасте. Он был популярен в народе, который лишь начинал осознавать себя нацией и потому был особенно активен и пассионарен. И этот король, а по существу, герой нации, был насильственно низложен и погиб в 33 года. И за этот недолгий срок жизни он переживает такие сложные психологические потрясения, проявляет такое мужество и такую жестокость, что надолго запечатлевается в памяти народной, а для великого художника Шекспира становится бесценным материалом для погружения в неведомые глубины человеческой психики.
Ричард родился в 1367 году, во время правления своего деда, знаменитого английского короля Эдуарда III. Эдуард правил долго, целых 50 лет, и это было время побед над французами в Столетней войне. Но очень долгая жизнь на престоле удручает подданных, им все сильнее хочется перемен. Большие надежды возлагались на старшего сына короля, знаменитого рыцаря Эдуарда Черного Принца, названного так по цвету его доспехов.
Эдуард Черный Принц, блестящий полководец и победитель в двух крупных сражениях Столетней войны — в битве при Креси (26 августа 1346) и при Пуатье (19 сентября 1356), народу нравился. Казалось, Англия будет под его владычеством победоносной, тем более что отец все более дряхлел и терял прежний облик. Но провидению было угодно, чтобы сын в смерти опередил отца — Черный Принц умер за год до Эдуарда III. Такой коллизии никто не предполагал. Встает вопрос о престолонаследии. У Эдуарда III было еще три сына, и они все хотят быть королями.
Но в Англии есть парламент, и без него король не может решать многие вопросы. Он возник в 1265 году, через 20 лет обрел свои окончательные черты, а в 1215 году была составлена Великая Хартия Вольностей. В Англии сословное представительство было достаточно влиятельно. И в 1377 году, после смерти Эдуарда III, парламент принимает решение — возвести на престол не одного из его сыновей, а его внука, десятилетнего Ричарда.
Он родился во Франции в городе Бордо и называли его Ричард Бордоский. Его мать, Джоанна Кентская — ослепительная красавица. Это все, что мы знаем о ней, но эта деталь существенна. Почему? Юноша унаследовал эту удивительную красоту. А она, как известно, никого не оставляет равнодушным. И вот на престоле десятилетний красавец, с длинными, шелковистыми волосами, светлыми глазами. Он производил совершенно неизгладимое впечатление. Ему льстят и называют — нет, не только ангелом, а великим государем. Десятилетний-то мальчик! Лесть начинает портить его натуру и в конце концов она приведет его к погибели. Что губит людей? Над этим вопросом очень серьезно задумывался Шекспир.
Ричард нетипичен для своего времени — много читает. Тогда далеко не все умели читать, хотя Чосер, самый знаменитый поэт английского Средневековья, «отец английской поэзии», уже написал свои «Кентерберийские рассказы», на английский язык переведена Библия. Это была переломная эпоха в Англии, начало Возрождения, намечалась тенденция к абсолютизму. Но Ричард слишком юн. Реальную власть у «великого государя» взял его старший дядя — Джон Гонт (1340–1399), герцог Ланкастерский.
Обратите внимание — у покойного Черного Принца три брата: герцог Ланкастерский, герцог Йоркский и герцог Глостер. Они и их потомки — это все персонажи будущей страшной войны Роз. Тридцать лет Англия будет истекать кровью в этой междоусобной войне. Но пока Ричард II обольщается мыслью о том, что его дядюшки не навсегда будут править, вот подрастет он — и все наладится. Хотя раздражение у него накапливается, особенно против Джона Гонта.
А герцог Ланкастерский — фигура яркая и заметная — был искренне убежден в том, что настоящий король — это он. Когда в начале правления Ричарда II церковники устроили суд над Виклефом, английским реформатором, теологом (это он выполнил перевод Библии на английский в полном издании), и обвинили его в ереси, Джон Гонт явился на этот суд. Он шел по проходу собора, нарочно задевая мечом скамьи, чтобы обратить на себя внимание и произвести впечатление смелого и независимого человека. Звеня шпорами, он повернулся к судьям и сказал: «Ну что? Есть еще к профессору какие-нибудь вопросы?» Те ответили: «Вопросов нет». «Пошли ко мне», — сказал Джон Гонт Виклефу. Они оба удалились. Так, своей решительностью и откровенным покровительством, он, возможно, спас Виклефа от костра. Вот такой дядя был у малолетнего государя! И конечно, мальчика обуревают зависть, чувство неудовлетворенности, он страдает от вынужденного смирения и повиновения. Ричард начнет править, когда ему исполнится 21 год. Призовет своих дядюшек и спросит: «Как по-вашему, мне сколько лет?» — «Двадцать второй, сир». — «В таком случае в ваших услугах я больше не нуждаюсь, милорды». Характер у него был. Но пока он еще не у власти.
Критической точкой в его судьбе оказывается крестьянский бунт. Грандиозный по масштабам бунт начинается с частного случая, которого никто и не заметил бы, не всколыхни он все крестьянство.
Что же происходит? В 1381 году, в третий раз от имени Ричарда II было объявлено о повышении подушных налогов. Первый раз налог (он взимался с каждого человека, достигшего 14-летнего возраста) был введен в 1377 году, в год его воцарения, затем в 1379 году. И вот опять неприятная новость! Объяснение простое — денег в казне мало. И все — от имени Ричарда.
Народ — он сер, но не туп, это отмечали еще Стругацкие. Люди начинают винить во всем окружение юного короля. Ну не может ребенок с такой ангельской внешностью быть таким жестоким — таково было мнение большинства. И когда подушный налог был введен в третий раз, многие ухитрились не попасть в списки налогообложения. А с одним из них, с Уотом Тайлером произошел натуральный казус. Он был кровельщиком в деревне, что видно из его фамилии, а до этого, возможно, наемником, участником Столетней войны. Когда пришли сборщики налогов, его дома не было. Их встретили его жена и дочь 14 лет. Женщина попыталась убедить визитеров, что дочка еще совсем ребенок. Но, как описывают хронисты, сборщики в грубой форме, по-мужски стали объяснять ей, что девушка уже вполне взрослая и за нее надо платить! И тут врывается отец, который видит, что над его дочерью едва не совершили насилие и большим тяжелым молотком убивает наиболее ретивого сборщика налогов. Все! После этого происшествия крестьяне обречены на бунт.
Недовольных было много, и все они присоединяются к Уоту Тайлеру, хотя понятно, что он вожак поневоле, а вовсе не вождь. Идейного лидера они найдут в лице бывшего священника Джона Болла, человека с наивными коммунистическими устремлениями, убежденностью, что «дела в Англии никогда не будут идти хорошо, пока имущество не будет общим, пока будут вилланы и дворяне». И очень скоро крестьянское восстание приобретает такой масштаб (в небольшой Англии к нему присоединяются многие тысячи крестьян), что власти совершенно растеряются. Надо еще напомнить, что к этому времени Англия потеряла многие свои территории, с полей сражений Столетней войны вернулось много солдат, и они бродили неприкаянными и бездомными по деревням и лесам. Крестьяне тоже бежали в леса, не желая отрабатывать повинности, которые на них возлагали. То есть, для крестьянского восстания были серьезные причины и огромное число желающих и даже обреченных в нем участвовать. И еще надо сказать, усугубляло ситуацию, обостряло ее, доводя до крайности, событие чрезвычайное. Англия не так давно была опустошена страшной «черной смертью» — эпидемией чумы, которая прокатилась по всей Западной Европе и унесла многие тысячи жизней. Вот цифры: до чумы в переписях числилось 4 миллиона налогоплательщиков, после эпидемии осталось 2,5 миллиона. Это было чудовищное бедствие. Считается, что разносчиком инфекции были корабельные крысы. И в это страшное время моряки стали встречать пустые корабли, без людей, но с трупами. Так крысы с Востока опустошали Европу.
Последняя волна «черной смерти» прокатилась по Англии в 1369 году. Тогда же французский король Карл V Мудрый нарушил перемирие, заключенное 8 мая 1360 года во французской деревне Бретиньи близ Шартра. Конечно, Карл сделал это неслучайно, расчет был безошибочным — ослабленная чумой страна, пустые деревни, трупы на дорогах, — все обещало быструю победу. Он нашел гениального полководца Дюгеклена, который действовал стремительно. Английское войско терпит поражение, повсюду — дезертиры и мародеры. Страна опустошена до крайности. Страшная обстановка обострила все социальные противоречия.
Все более популярным становилось учение последователей Виклефа, которых стали называть лоллардами. Интересно, что профессор богословия Джон Виклеф вовсе не радовался такому повороту событий, он имел мало общего с бродячими проповедниками, которые превратили его идеи в коммунистические. Взбунтовавшиеся крестьяне вырвали из тюрьмы любимого ими Джона Бола, который тут же произнес перед ними свою знаменитую зажигательную речь о равенстве и справедливости. В ней была знаменитая фраза: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто тогда был господином?» Эти простые и ясные слова были услышаны наэлектризованной толпой, которая собралась в центре Лондона. Теперь она готова умереть — у нее есть вождь и есть идея. Ярость перешла в какую-то чудовищную фазу. Восставшие толпы двинулись на Лондон и захватили столицу.
Лондон был сдан советниками мэра, теми, кто управлял городом. Мост опустили, и разъяренная толпа ринулась к замкам и дворцам. Простолюдины хозяйничали в Савойском дворце, принадлежавшем Джону Гонту. Хронисты пишут, что толпе недостаточно было поджечь дворец, она желала уничтожить коллекцию произведений искусства, книги, рукописи, разломать все на мелкие части, разорвать, изгадить. Наконец, очередь дошла до королевского дворца. Средневековый хронист говорит, что бунтари выглядели так, будто их околдовали: вытаращенные глаза и клокочущее бешенство, неконтролируемое ничем. Беззащитный, едва живой от волнения король сидел в башне, пока крестьяне резвились в королевской спальне.
Был учинен полный разгром во Фламандском квартале, который населяли ростовщики и торговцы. Узнавая фламандцев по выговору, им отрубали головы прямо на улице, насаживали на пики и носили по городу для устрашения. Не пощадили даже архиепископа Кентерберийского — он был жестоко убит.
У мальчика — короля Ричарда, вероятно, было ощущение, что Страшный суд уже наступил. И в этой ситуации этот похожий на ангела ребенок, до того почти не проявлявший себя как личность, тем более как королевская особа, вдруг явил качества, редкие даже для большинства взрослых. Он отправился на встречу с крестьянами. Выйдя к толпе, он говорил смело и уверенно. В нем было что-то такое, что заставило сначала притихнуть эту разнузданную, неуемную толпу, а потом заговорить уже по-человечески. Бунтари предъявили ему требования: всем — личную свободу, долой крепостное право, свободу торговли, за аренду земли — фиксированную плату и — прощение всем. И король все это пообещал выполнить.
Он им понравился. На том бы все и кончилось, но нашлись радикалы — ими были бедняки из Кента, которые кричали, что этого мало, и настаивали на еще одном свидании с королем. Оно состоялось на Смитфилде, площади, где торговали скотом. Собравшиеся требовали казнить всех изменников (так они называли советников Ричарда). В толпе выкрикнули лозунг: «Равенство всех, кроме короля». И тут вдруг происходит убийство Уота Тайлера.
Официальная версия, что убитый имел при себе кинжал, которым намеревался покончить с королем. Был ли он вооружен или нет — неизвестно. Но неожиданно ему наносят удар в спину, и он падает замертво. Многотысячная толпа застывает в оцепенении, момент страшно опасный, секунды решают, как проявит себя это сборище. И снова этот юный король проявляет отчаянную выдержку, страх подсказывает ему гениальное решение. Он пришпоривает коня и кричит: «Не бойтесь! Я ваш вождь! Идите за мной!» И толпа повиновалась. Когда подоспели войска, Ричард приказал беспощадно казнить всех.
Участников восстания казнили без суда и следствия, вешали и с целью устрашения не позволяли снимать мертвых с виселицы. Зачастую просто вид мозолистых рук, выдававших социальное происхождение человека, становился главным пунктом обвинения. А раз крестьянин, значит — рубить голову. И эти деяния — на совести 14-летнего Ричарда. В 14 лет такие поступки и решения! Такие страсти и экстремальные ситуации!
Но мальчик рос. Пришло время жениться. Первой его женой была королева Анна Богемская. Она умерла в 1394 году. Их брак был бездетным. Обзавестись потомством для Ричарда было очень важно. Его дяди все живы, у них подрастают свои дети. А король бездетен. Но Ричард явно собирался жить долго. Например, в 1396 году он подписал перемирие на 28 лет с Францией, которое разделило общественное мнение при дворе и в целом в Англии ровно пополам. Одни считали, что мир это — благо, другие — наоборот, ведь война это один из способов наживы, особенно для сословной верхушки. На переговорах в Кале разыгрывается непростая пьеса. Каждая из сторон желала подчеркнуть свои миролюбивые намерения, и потому дядюшки Ричарда прислуживали королю французскому Карлу VI, а его родственники — королю английскому. Нигде упоминаний о подобном церемониале я не встречала.
Обе страны устали, истощились в этой войне. И одним из условий этого перемирия было обязательство Ричарда жениться на французской принцессе Изабелле. Надо сказать, что акт этот был чисто символическим, потому что невесте всего семь лет. Ричарда не страшило, что придется долго ждать, пока Изабелла вырастет и брак станет реальным, а потом снова ждать и ждать, пока родятся и вырастут их дети. Долго собирался жить Ричард, ничего не скажешь! Но в книге судеб было начертано другое, о чем он, к счастью, знать не мог.
Средневековые хронисты считали, что он сам приближал свою кончину, становясь тираном и чудовищем, хотя это свидетельство современников, безусловно, спорно. И вот почему. Начиная с XI века монархи и в Англии, и во Франции считались помазанниками Божьими, и их власть носила сакральный характер, низвергнуть такого правителя, который правит на земле от имени Бога было страшным злодеянием. Для этого нужны серьезные аргументы. И те, кто участвовал в низложении Ричарда, нашли их. В глазах потомков и в глазах общественного мнения они представили его тираном.
Но был ли на самом деле он тираном и чудовищем? Я сомневаюсь. Вспомним движение лоллардов, которое после подавления восстания Уота Тайлера лишь набирало силу. И уже через 14 лет после смерти Ричарда произойдет восстание лоллардов в Англии, в 1414 году, под руководством Олдкастла, а пока на рубеже веков это были секты, радикальные и очень опасные. Я читала протоколы их допросов и совершенно убеждена в этом. Например, меня поразила история двух ремесленников. Поздний вечер, они сидят в нетопленом доме, нечем согреться, дров нет. Тогда один из них говорит: «Смотри, на доске изображена святая Екатерина! Ничего, кроме доски и красок за этим нет. Давай ее расколем на дрова и сожжем». И они это сделали, за что и были обвинены. Люди, бурно протестующие против догматики ортодоксальной церкви, всегда опасны для государства. Их преследуют, где-то полыхают костры Инквизиции. Но в Англии преследования лоллардов просто нет. Ричард не поощряет лоллардов, но он и не борется с ними. Его многие толкают на репрессии. Как известно, железной рукой, огнем можно выжечь все и оставить лишь пепелище. Он избегает разговоров об этом — не шумно, не бурно, но категорически.
Он оскорбил родовую знать своим образом жизни, а не тем, что попустительствовал лоллардам. Им не понравилось, что он завел себе молодого фаворита, дал ему земли и к тому же иностранный титул — герцог Дублинский.
Он приблизил к себе новых людей, что всегда вызывает бурную реакцию двора. Почему он это сделал, понять нетрудно. Воспоминания о юношеских годах, когда дядюшки решали все, а он чувствовал себя игрушкой в их руках, жило в памяти и не тускнело с годами. Можно забыть многое, но не унижение. Он не забывал и о том, как дрожал в башне дворца, а остервенелый народ веселился в королевской спальне. «Тогда вы не защитили меня, а теперь по-прежнему указываете, как мне жить, как поступать», — думал он, испытывая огромную обиду на родственников. Конечно, он хотел их вытеснить с политической сцены.
После его убийства принцессу Изабеллу вместе с няньками и куклами отправят обратно на родину. При французском дворе скажут: «Никогда не будем больше отдавать своих принцесс замуж в Англию, потому что там злодеи свергают своих королей». Европа испытала сильный шок. И потому все те, кто был причастен к низложению Ричарда II, хотели оставить о нем память как можно более страшную, чтобы навсегда себя обелить.
Итак, кто же был недоволен его правлением? Прежде всего старое окружение. Но каждый новый правитель приближает к себе новых людей — молодых, энергичных, жадных. Это общая практика, а отнюдь не уникальная. Затем, конечно, он настроил против себя партию войны, которая была против длительного перемирия, считая, что Англия не только оскорбительно унижена, но и надолго лишена возможности обогащения. И, наконец, он нажил себе много врагов после расправы с родственниками. Ричард идет на хитрость. Он провоцирует своего кузена Генриха Болинброка на дуэль, а затем изгоняет его, потому что дуэли запрещены. Изгоняет на десять лет, надеясь, что впереди у него — годы гарантированного спокойствия. Он не знает, что именно этот человек, Генрих Болинброк из рода Ланкастеров станет основателем новой королевской династии. Сгущаются тучи над дядюшкой Глостером, его берут под арест и заключают в тюрьму, где он гибнет. Считается, что это было убийство по прямому указанию короля, хотя таких следов история никогда не оставляет. Умирает и его второй дядя, герцог Ланкастерский. И тут Ричард совершает один из самых неосторожных поступков в своей жизни. Соблазн расправиться с Джоном Гонтом за долгие годы унижений был так велик, что король приказывает конфисковать все дядюшкино имущество и таким образом лишает наследства его сына, Генриха Болинброка. Это было сделано в обход всех судебных процедур. Действия короля привели в шок всех крупных землевладельцев. Они сильно испугались, ведь при таком порядке они не смогут передать детям свое имущество и, значит, все усилия в жизни тщетны. Именно этот поступок Ричарда II, думаю, оказался для него роковым. Он сплотил всех без исключения недовольных и сделал их заговорщиками.
Он прекрасно чувствовал неприязнь к себе и потому, вероятно, отправился воевать в Ирландию. Ричард надеялся на победу, но терпит поражение. А в это время Генрих Болин-брок возвращается из Франции, где он скрывался от гнева Ричарда. В отсутствие короля его встречают как правителя. Это стало для него полнейшей неожиданностью. Он пришел вернуть свои владения, а ему предлагают корону. Возникла очень непростая ситуация. Ближайшие советники короля и представители парламентской верхушки убеждают Ричарда подписать добровольное отречение. Он надеется на помощь «Чеширских стрелков» — гвардейских полков, набранных им из молодых и незнатных дворян. Ричард считал, что уж они-то верны ему до конца. Но вышло совсем наоборот — они первые перебежали на сторону его врагов. Он оказался совершенно один. Потрясенный произошедшим, он даже не понял намерений Болинброка. В ответ на требование кузена возвратить ему отцовские владения и права наследовать престол он наивно ответил: «А я не возражаю». Он-то думал, что просто отделается возвратом собственности. И вот тогда Ричарду предъявили пункты обвинений и потребовали отречения. Это было в 1399 году. Династия Плантагенетов к тому моменту находилась на престоле в Англии 250 лет.
Через несколько месяцев Ричард II умер в тюрьме. Предполагают, что его просто перестали кормить. Можно сказать, он умер своей смертью. Шекспир, впрочем, так не считал.
Саллах ад-Дин
Рыцарь Востока
Интересно, что Данте в своей «Божественной комедии», помещая Саллах ад-Дина (или, как его чаще называют, Саладина) в Ад, посылает его в самый щадящий, мягкий круг, где находятся личности совершенно особые, ни на кого непохожие, гениальные, такие, как, скажем, Цезарь, Гомер, Гораций, Овидий, Лукиан. Их единственная вина состоит в том, что они родились до рождения Христа. И вдруг вместе с ними — Саладин. Он-то родился после Христа, но главное он — «неверный»! Почему так решил Данте? Ведь у Саладина нет на это никаких прав. Может быть, гений ошибся? А может быть, просто последовал за легендой? Ведь мифы о Саладине, одни из самых изысканных, витиеватых, как восточный узор на ковре, напоминающие искусство Востока, рождались уже при его жизни.
О нем в самых восторженных и восхитительных тонах пишут не только арабские биографы, что совершенно естественно, потому что для них он — их Петр I, реформатор, истинный правитель, его всячески превозносят и христианские биографы. И получается, что образ его — это миф двух цивилизаций, случай нечастый, а может быть, и уникальный. Видимо, сама эпоха, XII век, Крестовые походы, и в ответ — та священная война, или «священный поход», как первым назвал Саладин борьбу против христиан, стали источником этих мифов. Их различная стилистика зависит от того, к какой цивилизации принадлежит тот или иной рассказ о Саладине.
Недавно вышел фильм о Крестовых походах — «Царствие Небесное», сразу же замеченный публикой и встреченный ею с большим интересом. Авторы, режиссер, актеры, операторы — все, на мой взгляд, работали очень добросовестно и создали почти идеально достоверную картину, за исключением незначительных ошибок, о которых можно и не говорить, потому что главное — достигнуто. Очень точно психологически передано, что, в сущности, каждый, кто принял участие в Крестовых походах, нес с собой свою мечту. Мечта, возможно, у всех была разная, и зависела от обстоятельств — домашних, нравственных, материальных. Но мечта была. И там, на Востоке, эти замыслы либо воплощались в жизнь, либо погибали. Романтический ореол, которым окружили потомки тему Крестовых походов, коснулся и Саладина. Третий, самый знаменитый, крестовый поход (1189–1192) начинался как «поход трех королей» — Фридриха I Барбароссы (Германия), Ричарда I Львиное Сердце (Англия) и Филиппа II Августа (Франция). А Саладин был первым, кто организовал реальную оборону и наступление против крестоносцев, пришедших из Западной Европы.
Напомню, что такое Крестовые походы. В 1095 году на юге Франции, в городе Клермоне, римский папа Урбан II обратился к христианам с призывом отправиться на Восток и освободить Иерусалим, окружающие его земли и главное — Храм Гроба Господня от неверных — турок-сельджуков. И в общем, конечно, ни он, ни другие представители Церкви не ожидали, что призыв этот всколыхнет не только воинов-рыцарей, но и самые глубины народных масс и вызовет поразительный энтузиазм. Около 100 тысяч человек, как считают современные исследователи, отправились на Восток по первому зову папы! Это очень много.
Первыми двинулись крестьяне с криком «Так хочет Бог!» Они не были вооружены и не знали, куда идут. Что же толкало их на это, мягко говоря, непростое путешествие? В речи Урбана II, блестящем экземпляре ораторского искусства, демонстрирующем неплохое знание психологии, красной нитью проходит мысль, адресованная не только рыцарям, часть которых разорялась и беднела в то время, но и крестьянам: «Кто здесь горестен и беден, там будет радостен и богат». Тысячи самых разных людей услышали папу. Помимо религиозного чувства, которое владело ими, они, уставшие от жизненных невзгод, шли за радостью и благополучием. Им казалось, что если они совершат подвиг во имя Христа, он наградит их безбедной и счастливой жизнью.
В XVIII веке, в эпоху Просвещения, как только не называли это предприятие! Самым странным примером человеческого безумия, страшной эпидемией, охватившей внезапно всю Европу… Просветители клеймили то, что для крестоносцев было целью и смыслом жизни. Время поразительно меняет многие суждения и по-новому расставляет акценты. Нам тоже важно понять ту эпоху и события, которые ее наполняли. Римский папа Иоанн Павел II в XX веке принес извинения за Крестовые походы. И это очень существенно. Потому что порыв, поднявший людей с мест и бросивший их на многие годы в пучину ненависти, зла и жестокости, стоил неисчислимых бед и страданий и европейцам, и, конечно, жителям Ближнего Востока. Личность Саладина, его качества, особенности характера и поведения проявляются особенно ярко именно во время Крестового похода. Тогда он и обретает свою славу.
Но начнем сначала. Саладин родился в 1138 году в Тикрите, небольшой деревушке посреди страны курдов на правом берегу Тигра. (Любопытно, что в этой же деревушке родился Саддам Хусейн.) По происхождению он курд. Его первое имя Юусуф, а Салах ад-дин или Саладин — это не имя, а прозвище, данное ему при рождении и означающее «благочестие веры». Интересно, что оно стало его судьбой, вело его на протяжении всей жизни. Саладин не родился правителем. Вообще мы очень мало знаем о раннем периоде его жизни. Забыв на минуту, что он курд, скажем, что он суннит и именно на суннитской версии мусульманства настаивал самым категорическим образом. Его культ в Ираке был связан именно с этим.
Его родня — не последние люди на Востоке — состояли на службе халифа. Его дядя — полководец Фатимидского халифа Нур ад-Дина. Юный Саладин не обделен вниманием родственников, которые серьезно заняты его образованием. Он изучает религию, философию, литературу, увлекается поэтами-суфи-ями и их идеями, например такой: «Походить на Бога, погружаться в Бога». Кажется, юношу ждет судьба интеллектуала, философа или поэта. Военные интересы не для него, и меч в его руке — вещь невозможная. Так живет он на протяжении тридцати двух лет — срок немалый, целая жизнь.
В тридцать два года Саладин начинает делать политическую и военную карьеру, а в 33 — он уже правитель Египта.
Вместо тихого, поэтичного, философствующего Юсуфа прямо на глазах, совершенно неожиданно, как по волшебству, рождается полководец, политик, правитель, султан — жесткий человек действий и поступков. Чтобы не впасть в идеализацию и не последовать за Данте, посмотрим на нашего героя пристально с разных сторон.
Его «уход» от художественных и поэтических грез, в которых он пребывал большую часть своей жизни, был вынужденным. Дядюшка из семьи Айубидов, основав новую династию, буквально вытолкнул Саладина на военную службу. Почему он так поступил, сказать трудно — никакие, даже самые мелкие черты в характере Саладина не могли натолкнуть на это решение. И тем не менее, дядя поступил именно так, и человечество обрело одного из выдающихся полководцев.
Очень скоро при поддержке Саладина удалось предотвратить захват крестоносцами Египта. Этот новоявленный военный вдруг проявляет удивительные качества. Никто не ждал от него такой бешеной энергии, такой беспрекословной властности и главное — поразительной способности рождать новые идеи. Думаю, первая и главная причина молниеносного восхождения Саладина состоит в том, что вместо обороны он предложил перейти в наступление, отправиться в священный поход и раз и навсегда остановить крестоносцев. Так вопрос еще никто не ставил, защищались, оборонялись — да. Но и только. Хотя идея Саладина лежала на поверхности.
Что такое крестоносцы на Ближнем Востоке? Не будем говорить про кровавое безумие, но скажем, что их идея была в высшей степени утопической и абсолютно нереальной. Что реально могут выстроить в пустыне люди, которые понятия не имели, куда они идут и что им предстоит сделать? Хроники сохранили очень любопытные детали первых походов крестьян, называемых крестоносцами, этих орд голодных, несчастных людей, совершавших погромы на своем пути. Добравшись таким образом до Германии и увидев большой собор в Кельне, они спрашивали: «Скажите, это не Иерусалим?» Они были вне реальности, и в этом смысле то, что они хотели построить, — Царство Божие, — было скорее внутри них, чем вовне. Но и внутри не было ничего, кроме страданий, боли и отчаянья.
И вот руководителем сопротивления крестоносцам становится Саладин. Обладая умом и обычным здравым смыслом, совсем нетрудно понять, что в этой ситуации не обороняться, а завоевывать надо. И по натуре-то он завоеватель. А здесь, как говорится, сам Бог велел. Свое-то царство, отнюдь не небесное, Саладин создал путем завоеваний. Он покорил области в северной Африке, Йемен, северную часть Месопотамии, подчинил Дамаск, а потом и всю Сирию. И только потом пришел к идее священного похода.
Но Салах ад-Дин, он же Саладин, не султан. Как же стал он султаном? Вопрос что называется «на засыпку». Все, что связано с его приходом к власти, вызывает большое подозрение у специалистов. Скорее всего, власть он узурпировал. Он был назначен первым министром за свою энергию, за редкую работоспособность и за разумность в решении сложных вопросов. И хотя в Египте он оставался чужеземцем, «сирийцем» — так называли и курдов, и евреев, и представителей других ближневосточных народов, — но придворные довольно быстро стали его бояться и решили его убить. Это должен был сделать евнух, начальник гаремов султана. Говорили даже, что сам халиф ал-Адид вложил в руки слуги меч. Но… как бы мы сказали сейчас, до Саладина дошла информация вовремя, и евнух был схвачен. Он был подвергнут страшным пыткам, во время которых во всем признался.
Пытки Саладина не смущали. В те времена по отношению к врагам милосердие не являлось добродетелью. И он расправился с заговорщиками быстро и жестоко. При этом нубийская гвардия, темнокожие стражи султана (именно эта гвардия должна была подстраховывать покушение), была перебита без всякой пощады. После этого Саладину никто не смел противоречить. А султан вскоре умер. Главное — очень вовремя.
Так выдвинулся наш герой, перейдя от философии и поэзии к решительным действиям в придворной, политической и военной жизни. Все больше и больше он проявлял себя как успешный полководец, завоеватель и создатель некоего, пока довольно рыхлого государственного образования на Ближнем Востоке. Именно оно, по его соображениям, и должно было противостоять крестоносцам. Не могло не противостоять. И вот почему.
В 1096 году в ходе Первого крестового похода было создано Иерусалимское королевство, которое с некоторыми перерывами просуществовало до конца XIII века. Эта была совершенно утопическая попытка переселить часть Западной Европы на ближневосточную почву, хотя в ее реализацию было вложено много сил и энергии. Но утопическая — только на первый взгляд. Дело в том, что западноевропейскому рыцарству стало тесно в своем регионе. С конца X столетия в Европе действовал принцип майората. Это значило — все неделимое земельное владение доставалось после смерти отца только старшему сыну. А куда деваться средним и младшим? Уже с рожденья они были обделены, лишены крова над головой. Как в западноевропейской сказке: одному сыну — мельница, а другому — только кот. И не все коты оказываются волшебными. Вера в прекрасную сказку — таков был ответ массового сознания на сложнейшую жизненную коллизию.
Продать свой меч, вернее себя с мечом, тоже невозможно — еще нет сильных, крепких, централизованных монархий, которым можно будет служить. Пока действуют вооруженные отряды, и в них — рыцари, лишенные наследства, средние и младшие сыновья, очень быстро превращающиеся в разбойников. Рыцарский разбой становится бичом Западной Европы. И в призыве папы Урбана II пойти на Восток могло содержаться и это стремление — умиротворить Европу. «Выпустить пар», снять напряжение, убрав наиболее буйную и активную часть рыцарства, направив ее в новые земли, — вот чего хотела западноевропейская верхушка во главе с церковью.
Иерусалимское королевство было почти образцовым феодальным государством. Во всяком случае отцы-основатели стремились сделать его таким. Был разработан свод прав, и он сохранился, — это «Иерусалимские Ассизы». Кстати, он более совершенный, чем в Западной Европе, где правила соблюдались больше по традиции, чем по закону. Цели, которые преследовали составители свода — обеспечить гарантированное поступление ренты от крестьянства. Понятно, что этнически крестьяне здесь совершенно иные, чем в Западной Европе, потому иные и традиции культуры, и сельского хозяйства, и торговли. Но было предпринято много усилий, чтобы сделать это королевство жизнеспособным и жизнестойким.
В фильме «Царствие Небесное» показано историческое событие — падение Иерусалима в 1187 году. Королем в это время был Ги де Лузиньян, представитель французской знати из Пуату. Ги вошел в историю, в воспоминания современников как неудачливый, неумелый и недальновидный правитель, который все время проигрывал в интеллектуальных состязаниях с Саладином. И причина понятна. Его окружала толпа грубых и бездарных людей, в то время как Саладин приблизил к себе умных, толковых и исполнительных. По не вполне ясным причинам Ги не руководил обороной Иерусалима, руководил ею барон д’Эбелин. Как только Лузиньян вышел с войском из города, так сразу оказался в плену. Но… Саладин его отпустил. И в некоторых арабских хрониках находится очень нестандартное объяснение этому поступку — Саладин якобы считал, что для него лучше, если во главе крестоносного воинства будет стоять слабый, некомпетентный и заносчивый правитель. В это легко поверить, потому что умен был Саладин, вот этого у него не отнимешь.
И вот Иерусалим, город, находившийся под властью христиан восемьдесят лет (а это немалый исторический срок), пал. В знаменитой «Истории Крестовых походов» французского историка Мишо — наверное, лучшей романтической версии падения Иерусалима — проникновенно описывается, какое горе испытали христиане. Вот они рыдают, целуют землю, по которой проходил Иисус Христос, идут, повторяя его крестный путь, на Голгофу. Скорбь их непомерна.
А что же победитель Саладин? Вместо того чтобы учинить резню, как это сделал Ричард Львиное Сердце, когда захватил Аккру, Саладин печально смотрит на страшную картину разрушения, как пишут все хроники, и арабские, и христианские, смотрит без всякого злорадства победителя. А потом объявляет побежденным: идите с миром и возьмите столько, сколько можете унести. Увидев, что многие несли на себе престарелых родных, раненых, Саладин был так растроган, что тут же отменил для бедняков и так сравнительно скромный выкуп за выход из города. Он нашел еще и слова ободрения для королевы Сибиллы… Умен был человек!
Но самое главное — по его приказу был сохранен Храм Гроба Господня, самая бесценная святыня всех христиан. Все остальные церкви — их было много — тут же переделывались в мечети, омывались водой с розовыми лепестками (считалось, что так будет стерта память о прошлом). Он великодушно разрешил христианам совершать паломничество к Храму Гроба Господня, правда, за умеренную плату. Но и это еще не все его благодеяния. Когда генуэзцы отказались бесплатно пускать на свои корабли беглецов из Иерусалима, Саладин и его брат заплатили за них. Что двигало им в его добрых делах? Я склонна думать, что для него не прошли напрасно его интеллектуальные штудии.
Однако как он попал на трон? Никогда не признавался открыто тот факт, что Саладин — основатель новой династии Эйюбидов. А где же старая? Известно, что Саладин, при всех его привлекательных личных качествах, о демонстрации которых заботился и он сам, и его окружение, был жесток с врагами и расправлялся с ними очень сурово. И это не вяжется с рыцарской моралью, которой он придерживался. Как свидетельствуют исторические хроники, ударом меча Саладин лично обезглавил взятого в плен барона Роже де Шатийона прямо в своем шатре. Уж этот поступок — нарушение всех рыцарских норм! Более того, кровью врага он осквернил свой шатер. Но справедливости ради надо сказать, что в Средневековье убийство врага не считалось грехом. Расправиться с противниками, жестоко наказать их — вот закон того времени. И Восток в этом отношении не сильно отличался от Запада. Меч и вера — это сочетание было вполне гармоничным в ту эпоху. В связи с этим можно вспомнить и о 230 храмовниках, рыцарях-тамплиерах, очень воинственных, обезглавленных по приказу Саладина, поскольку именно они были главной силой сопротивления восточному рыцарству. Полагаю, Саладин был убежден, что действует правильно.
Так почему же восточный кодекс чести оказался более живучим, чем западный? Думаю, тут целый комплекс причин. Во-первых, будем иметь в виду разницу путей развития Востока и Запада. Средневековая Европа — это цивилизация, ограниченная сроком жизни в 1000 лет. На Востоке понятие Средневековья в привычном смысле слова вообще не существует. Европейское тысячелетие растягивается там на время, значительно большее. А во-вторых, Востоку гораздо более свойственна эволюция в процессах социальных, экономических и духовных, нежели революция — Западу. Здесь не происходит, как на Западе, таких гигантских подвижек, скачков, переворотов, как Возрождение, Реформация, во время которых меняются коренным образом существеннейшие представления и ценности, а вместе с этим и установления нравственного порядка, такие, как рыцарский кодекс. Можно констатировать, что в Западной Европе он не дотянул до середины XV века и был окончательно изжит во время Столетней войны.
Восток эволюционирует, но при этом сохраняет традицию мощной центральной власти, по сути безграничной, поскольку халиф — это и духовный лидер, и лидер политический. В средневековой Европе короли уверены, что их власть от Бога, но с этим вечно кто-то спорит! На Востоке не спорит никто. Здесь царит полнейшая уверенность в том, что подданные и их властители слиты с божеством. Понятно, что в такой жесткой системе процессы самого разного свойства эволюционируют, меняются очень медленно. Кодекс чести относится к их числу. Но где-то к XVIII века он тоже отмирает, потому что нет ничего вечного.
Однако вернемся к истории Саладина и его антиподу Ричарду Львиное Сердце. Или другу? История с династическим браком переходит из романа в роман. В романе Вальтера Скотта «Талисман» она хорошо описана. Ричард якобы должен был отдать свою сестру то ли Саладину, то ли его брату. Версия сомнительная, так как речь шла о том, чтобы отдать христианку в жены «неверному». Думаю, это было совершенно невозможно. Идея принятия другой веры еще не пришла в мир. Вера была тем смыслом, которым руководствовались люди в жизни. И если католичка, скажем, могла перейти в православие, то мусульманину стать христианином или христианину сменить веру на мусульманскую в то время было практически невозможно. Слишком велик был водораздел, который проходил между двумя мировоззрениями. Я думаю, этот миф сотворила молва, опираясь на рыцарский кодекс. Именно этот кодекс чести объединял людей разных вероисповеданий, создавал те горизонтальные связи, при которых становились возможны любые союзы.
«Горизонтальная» близость рыцарей оказывалась подчас важнее, чем «вертикальная». Единое нормативное поведение — благородство, законы чести, поклонение красоте — все это было превыше всего. И тогда не важно становилось, кому ты служишь. Но религия, к сожалению, и в эту идеалистическую, придуманную игру вносила свои коррективы.
Чем труднее складывалась судьба Иерусалима, тем сложнее налаживались возможные связи и контакты, тем более грозным становился окрик Церкви. И рыцарство со своим кодексом и неписаными законами отступало перед вопросами, ответы на которые все время искали, словно не ведая, что они давно даны. В Библии. История эта вечна. Иерусалим вновь возвратился под власть христиан в 1228 году, но в 1244-м — опять потерян. Нет Саладина, но дело, им начатое, продолжается.
Саладин умер сразу после Третьего крестового похода. Умер естественной смертью. И сразу в его державе, как всегда после таких сильных личностей, начинаются безумные распри и отчаянная борьба претендентов на престол. Восток переживает то, что мы называем в нашей истории «феодальной раздробленностью». И чем крупнее была личность, на время державшая земли под железной своей дланью, тем ожесточеннее, безнадежнее эти распри после его ухода из жизни. Но не из Истории.
Раннее новое время
Николай Коперник
Переосмысление Вселенной
Для людей XXI века фигура Николая Коперника значит куда больше, чем для его современников в XV–XVI веках. При его жизни мир вовсе не был взволнован его открытием. Как известно, «большое видится на расстоянии». А ведь он, в сущности, перевернул картину Вселенной.
Коперника можно назвать «тихим революционером». Он жил и работал на окраине Европы начала Нового времени — на границе Польши и Пруссии. Он сам говорил, что живет в отдаленнейшем уголке земли, и не стремился к тому, чтобы о его открытии много шумели. Со своей первой книгой он знакомил только друзей и близких знакомых.
Коперник хорошо понимал, чего ему могут стоить его идеи. Он родился за 75 лет до Джордано Бруно, казненного инквизицией прежде всего за следование учению Коперника, и за 91 год до Галилео Галилея, который тоже принимал его теорию и за это подвергался преследованиям.
Важно и то, что Коперник — человек эпохи Возрождения. С этой точки зрения он малоизвестен — мы традиционно сводим все к астрономии. А деятели Возрождения были людьми многогранными. Был таким и Коперник.
Он родился 19 февраля 1473 года в польском городе Торуни (Торне). После долгой борьбы Тевтонский орден признал себя вассалом польского короля, и земли Западной Пруссии находились под властью Польши. Торн — торговый город на правом берегу Вислы, в нижнем ее течении. За 20 лет до рождения сына отец Коперника переселился туда из столичного Кракова. Николай Коперник-старший занимался торговлей и был человеком состоятельным. Его не раз избирали судьей, как говорили, — за справедливость.
Мать Коперника звали в девичестве Барбара Ватцельроде. Ее брат Лука сделал довольно успешную карьеру на церковном поприще. Простой каноник стал епископом. Николай — четвертый ребенок в семье — был любимцем дядюшки. В возрасте девяти лет мальчик лишился отца, и дядя взял на себя его воспитание, образование и карьеру. Он увидел незаурядные способности Николая и сделал все, чтобы развить их.
В 1491 году восемнадцатилетний Коперник поступил в Краковский университет — один из лучших университетов Европы, основанный в 1364 году, куда уже проникла, как пишут некоторые современники, «гуманистическая зараза». Среди профессуры и студентов были популярны тексты древних авторов — они казались интереснее, чем труды отцов церкви.
Дядя хотел, чтобы Николай получил богословское образование, но тот поступил на факультет искусств. Там увлекались комментированием произведений Аристотеля, Вергилия, Овидия, Цицерона, Сенеки. На кафедре астрономии изучались труды Эвклида, Птолемея и других античных мыслителей. Николай увлекся астрономией. Но на его личности заметно отразились и занятия литературой.
Любимым учителем Коперника стал профессор математики и астрономии Альберт Брудзевский. Имя его было столь известно в Европе, что студенты из многих европейских стран специально приезжали слушать его лекции. Брудзевский был известен как убежденный сторонник взглядов Аристотеля и Птолемея на устройство Вселенной. В соответствии с их геоцентрической системой Земля — центр Вселенной, а вокруг нее вращаются все остальные планеты. Но, похоже, что у Брудзевского были некоторые сомнения, и Коперник чутко уловил их.
В 1494 году Лука Ватцельроде, уже ставший епископом, отправил своего любимого племянника Николая вместе с его братом Андреем в Италию, для продолжения обучения. Коперник провел там девять лет, которые стали самым счастливыми в его жизни. Поступив в старейший в Европе Болонский университет, он оказался в среде самых передовых людей своей эпохи и ощутил себя частью этого сообщества ученых-гуманистов. Он овладел греческим языком настолько, что мог сводобно читать и переводить подлинные тексты: Аристотеля и Птолемея по астрономии, Платона по литературе и философии. Здесь же он встретил учителя астрономии — замечательного профессора по имени Доменико Мария Новара, который оказал на него огромное влияние.
Лука Ватцельроде тщательно планировал жизнь любимого племянника и рассчитывал, что тот вернется на берега Вислы. Поэтому он добился, чтобы в 1497 году Николай Коперник был заочно избран каноником Вармийского капитула. 16 таких каноников осуществляли исполнительную власть при епископе, который управлял церковной епархией. Коперник получил хорошую должность, которая гарантировала ему неплохие пребенды — так называли церковное жалование. В источниках нет прямых сведений о его рукоположении в священники. Но, так или иначе, он стал служителем церкви.
Сразу после заочного избрания каноником Коперник получил трехлетний оплачиваемый отпуск для продолжения образования. Поэтому до 1499 года он оставался в Болонье.
В 1500-м Коперник почти на год приехал в Рим. Это был особый год — здесь, в центре Италии, готовились к празднованию столетнего юбилея Римской курии — администрации Святого Престола в Ватикане. Римские папы умели пышно праздновать юбилеи, подтверждая свой авторитет и претензии на вселенскую духовную власть. Город был наполнен людьми, всюду устраивались пиры и шествия. В Риме царил дух праздника Возрождения. Но после празднеств Копернику все же пришлось отправился к месту будущей службы.
Однако, вернувшись на родину, он очень скоро сумел выхлопотать себе еще один отпуск — на сей раз для получения медицинского образования. К тому моменту Коперник еще не имел докторского диплома. Но параллельно с богословием он хотел освоить и медицину для того, чтобы помогать страждущим. Несомненно дядюшка тоже болел, и ему, конечно, могли пригодиться советы племянника. Так что он дал согласие, и Николай отправился в Падую, где учился преимущественно по трудам Авиценны — основоположника медицины той эпохи. Так Коперник стал квалифицированным медиком. Его даже сравнивали порой с легендарным древнегреческим целителем Эскулапом.
В 1503 году Николай получил, наконец, докторскую степень в области канонического права. Это произошло в небольшом университетском городе Феррара. Итак, после девяти лет в Италии он — философ, юрист, врач, математик, астроном. Сохранился портрет, где Коперник держит в руке ландыш — символ медицины. Не исключено даже, что это автопортрет. Если он был и художником, то это прекрасно вписывается в общую картину. Человек науки и искусства, фигура, характерная для эпохи Возрождения.
Но для маленького польского города, куда Коперник прибыл к месту службы, такая личность вовсе не была типичной. Что заставило молодого ученого все-таки возвратиться в польскую провинцию? Скорее всего — чувство долга, благодарность дяде, который так много для него сделал. Не вернуться к нему было бы непорядочно. А непорядочных поступков Коперник не совершал.
Городок на севере Польши, куда он приехал, был по сравнению с Италией совершенно захудалым, хотя епископский двор в Гейльсберге считался богатым и даже роскошным. Несколько лет Николай провел при дяде. Вместе с ним присутствовал в 1512 году в Кракове на венчании короля Польши Сигизмунда I, а затем на коронации молодой королевы. Это большие государственные события, и приглашение на них было большой честью.
На обратном пути Лука Ватцельроде тяжело заболел. Ему говорили, что надо остановиться и подлечиться. Но, как многие пожилые люди, он твердил: «Нет, нет. Только домой». До дома он доехал, но очень быстро скончался. Николай, не раз лечивший дядю, оказался уже не в состоянии помочь.
Лишившись покровителя, Коперник отправился туда, где ему предстояло прожить многие годы, ведя почти затворнический образ жизни.
Это старинный городок Фромборк в северной Польше, на берегу Балтийского моря. Николай поселился в городской башне близ собора, построенного в XIV веке. Сам он говорил, что старался быть ближе к звездам. Действительно, живя в башне, он получил возможность наблюдать за звездным небом, которое волновало его все сильнее.
С течением времени Коперник становился более и более одинок. В 1516 году умер его любимый брат Андрей. После Италии он заболел некой загадочной и очень заразной болезнью, чем-то вроде проказы, и видеться с ним с тех пор было нельзя. Теперь он ушел навсегда.
Коперник сформулировал три цели в жизни, к достижению которых потом неустанно стремился. Первая — как можно более добросовестно исполнять долг церковного пастыря. Вторая — никогда не отказывать в медицинской помощи неимущим. И третья — все оставшееся время посвящать научным занятиям.
Надо сказать, что жизнь не позволила ему сосредоточиться на третьем пункте, потому что те обязательства, которые он взял на себя, заставляли его немало делать и для города Фромборка, и даже для короля Польши. Например, в 1519 году Копернику как человеку, известному своей ученостью, от лица короля предложили принять участие в монетной реформе. Польская монета становилась неполновесной, и это было очень опасно для государства. И Коперник создал трактат о чеканке монет. В нем сформулирован открытый автором закон: «Худшие деньги вытесняют лучшие». Коперник пишет: «Между многими бедами, угрожающими царствам и республикам, особенно важны четыре — раздор, смертность, неурожай и упадок стоимости монеты. Три первых причины известны всякому. Что касается четвертой причины, то многие не обращают на нее внимания именно потому, что она вредит государству не вдруг, она оказывает вредные действия мало-помалу, как бы втайне». Когда король Сигизмунд начал реформу монетной системы, в его указах содержались формулировки, взятые из трактата Коперника.
Человек эпохи Возрождения — это не только мыслитель, но и инженер, практик (таковым был, например, Леонардо да Винчи). И Коперник построил во Фромборке гидравлическую машину, поднимавшую воду на большую высоту. Она обеспечивала работу водопровода. Эта система сохранялась до начала XIX века, снабжая водой весь город. Есть сведения о том, что то же устройство было установлено и в других городах при личном участии Коперника.
А он, истинный человек Возрождения, параллельно занимался переводами. Еще при жизни дядюшки в 1509 году он опубликовал переводы с древнегреческого на латынь трудов византийского писателя Феофилакта Симокатты.
В университетах Европы сохранились интереснейшие автографы Коперника, и в том числе некоторые рецепты, написанные его рукой. Например, настойка для укрепления здоровья: гвоздика, анис, кардамон, корица, смола, шафран, сок алоэ. Звучит вполне современно. Правда, в другом рецепте отчетливо слышится отголосок Средневековья: лимон, шафран, жемчуг, смарагд (изумруд), рог единорога, золото, серебро, красный коралл.
Но и этим разносторонность натуры Коперника не ограничивалась. Между Тевтонским орденом, некогда истребившим коренное население Пруссии, и Польшей шла постоянная борьба за Восточную Пруссию. Когда в 1516 году началось очередное военное столкновение, Копернику было поручено заняться обороной Фромборка и некоторых других польских городов от тевтонской опасности. В течение нескольких лет (1516–1520) он занимался этим очень энергично, инспектируя состояние укреплений и организацию их ремонта и обновления. Коперник даже ездил на переговоры с главой Тевтонского ордена.
Когда Папа Римский Григорий XIII начал реформу юлианского календаря, он предложил Копернику, известному всей Европе астроному, принять в ней участие. Его пригласили на Собор. Но Коперник, сославшись на здоровье, туда не поехал. Ему не хотелось быть служителем Рима.
Вскоре, когда началась жестокая борьба между реформацией и контрреформацией, оказалось, что и в этих столкновениях Коперник не желает быть ни на чьей стороне. Вообще, несмотря на постоянную активную деятельность, душа его тянулась к звездам, которые были так хорошо видны из его башни. И служить он стремился только Вселенной.
Инструменты для наблюдения звездного неба он изготовил своими руками, как потом, через 90 с лишним лет, Галилей сделал собственноручно первый телескоп. Инструменты Коперника были трогательно-наивно простыми. Они не давали большой точности наблюдений. Поэтому полученные им астрономические результаты надо принимать с осторожностью. Он и сам понимал, что его расчеты требуют поправок. И, тем не менее, его система перевернула представления человечества о Вселенной.
Видимо, к 30-м годам XVI века Коперник уже вполне осознал и сформулировал сущность своего учения. Для той эпохи это был «мир наизнанку». Астрономические взгляды современников Коперника восходили к древнегреческому астроному Клавдию Птолемею, творившему в Александрии во II веке новой эры. Его «Великое математическое построение астрономии» в 13 книгах вошло в историю под арабизированным названием «Альмагест» и стало своего рода научной библией для ученых последующих столетий.
По представлениям Птолемея, мир устроен так: земля неподвижна, и она есть центр Вселенной. Правда, почти за 600 лет до Птолемея греческий ученый Аристарх Самосский высказывал предположение, что Земля движется вокруг Солнца. Этим ученым восхищался в III веке до новой эры великий Архимед, иногда Аристарха называют «Коперником древности». И в первоначальной версии астрономического труда Коперника Аристарх упоминался, но потом был, из осторожности, вычеркнут.
Коперник вообще отличался большой осторожностью. Ему удавалось избежать преследований. В этом отношении показательна такая история. Как каноник, член капитула, Николай не должен был жениться. Долгие годы с ним жила экономка Анна Шиллингс. Как писали современники, у многих были такие экономки. Но в 1539 году, за четыре года до смерти Коперника, когда ему было за 60, очередной епископ по имени Датиск выразил недовольство тем фактом, что в доме каноника проживает женщина. Для Коперника это был страшный удар. Потерять человека, с которым прожил долгие годы, разрушить свой относительно спокойный быт! Он просил о снисхождении, но епископ настаивал на своем. И тогда Коперник не только удалил Анну от себя, но и написал епископу покаянное письмо.
Понятно, что когда он осознал, что совершает переворот в представлениях о Вселенной, он не решился громко заявить об этом. Надо помнить, что еще была жива память о том, как был сожжен Ян Гус. Церковь уничтожала тех, кто выступал против нее. Как же страшен должен был быть удар по тому, кто разрушил одобренное церковью мировидение. Вот почему свой гениальный труд «De revolutionibus orbium coelestium» (традиционный перевод названия на русский язык — «О движении небесных сфер») Коперник долго держал под спудом. Известность ему принесло другое, маленькое сочинение — комментарии к собственному гениальному труду.
В 1539 году во Фромборк приехал немецкий профессор математики Георг Иоахим фон Лаухен, вошедший в историю под именем Ретик. Он был знаком с комментариями, которые переходили в рукописи из рук в руки, и решил познакомиться с великим астрономом лично. Ретик стал правой рукой Коперника, его учеником и сторонником, написав восторженный трактат о труде, который автор не решался опубликовать. Несмотря на ожидания читателей и уговоры Ретика, Коперник продолжал сомневаться. Он давал рукопись друзьям и забирал обратно, опасаясь преследований.
Правда, папа, до которого тоже дошли слухи о книге, отнесся к ней неожиданно спокойно. Католическая церковь была поглощена борьбой с Реформацией. У нее уже был враг — Мартин Лютер. Идеи же Коперника казались настолько отвлеченными, что не слишком пугали. Позже церковь опомнилась и включила труд Коперника в индекс запрещенных книг. Но это произошло уже после его смерти.
Интересно, что Лютер и его сторонник Филипп Меланхтон сразу отнеслись к воззрениям Коперника нетерпимо. Лютер просто назвал великого мыслителя дураком: «Этот дурак утверждает, что Земля движется. Это что такое? Как это может быть?» А Меланхтон писал: «Уймите этого сарматского мыслителя». Для него поляк — это примерно то же, что сармат. Так воспринимали современники отдаленность Польши от центров интеллектуальной жизни.
Чем же была столь поразительна книга Николая Коперника? В ней излагалось шесть аксиом. Коперник — опять же из осторожности — назвал свои постулаты аксиомами, чтобы в случае чего сказать, что они не требуют доказательств.
Аксиома первая — у всех небесных тел и орбит существует только один центр. Вторая — центр Земли не является центром мира. И это после полутора тысяч лет господства концепции Птолемея! Третья — все планеты обращаются вокруг Солнца. Те движения, которые мы видим на небе, являются не следствием движения неба, а результатом вращения Земли. Мы обращаемся вокруг Солнца так же, как и всякая другая планета.
Как было в это поверить? Сокрушительная концепция Коперника уничтожала общепринятое мировидение. А поскольку оно было санкционировано церковью, подрывавшие его идеи звучали революционно. Но Коперник не хотел быть ни революционером, ни мучеником!
Борцами и мучениками оказались его последователи. Джордано Бруно знал, что, развивая взгляды Коперника, может попасть на костер, и сделал свой выбор. Он погиб, отстаивая идею множественности миров. И Галилео Галилей, который, согласно преданию, произнес: «А все-таки она вертится», не сомневался в правоте Коперника. Окончательно же его правоту доказал Иоганн Кеплер в начале XVII века.
Ретик много лет убеждал Коперника решиться на публикацию. В этом его поддерживал еще один друг ученого — прогрессивный епископ Тедеман Гиза. Наконец согласие было получено. Книга «О движении небесных сфер» вышла в Нюрнберге буквально в последние дни жизни автора. На всякий случай он посвятил свой великий труд Римскому Папе Павлу III. Предисловие не было подписано, но известно, что оно принадлежало перу теолога и математика Сеандра. Заботясь о безопасности Коперника, он характеризовал великую книгу чуть ли не как шутку, отвлеченную игру ума.
Перед смертью Коперник успел взять свою книгу в руки. И хотя на лице его была радость, но, как свидетельствовали очевидцы, его мысли были уже далеко. А вскоре он мирно ушел из жизни. Долгое время считалось, что могила ученого находится в Торуни. Но несколько лет назад его останки (их принадлежность подтвердил генетический анализ) были обнаружены в кафедральном соборе Фромборка. Весной 2010 года их торжественно перезахоронили в том же костеле, близ алтаря.
Трактат «О движении небесных сфер», попав в индекс запрещенных книг, был исключен оттуда только в 1834 году. В XIX веке Копернику начали ставить памятники. В 1873 году его потрясающий портрет создал польский художник Ян Матейко. Сопоставляя время, в которое жил Коперник, с масштабом его открытия, люди следующих столетий отдавали ему все большую дань уважения.
Трудно сказать, кем осознавал себя сам Коперник в первую очередь: инженером, медиком, философом… Но в Истории он остался создателем картины мира, которую приняло затем все человечество.
Генрих IV
Король Наварры и Франции
Генрих IV известен далеко не только во Франции и отнюдь не одним специалистам. Широкая публика знает его по романам и фильмам. Его образ, прославленный, например, Александром Дюма, буквально пронизан романтикой.
Но существует и более объективная информация об этой личности. Генрих IV жил с 1553 по 1610 год — в эпоху, когда во Францию пришло Возрождение. Сохранились послания, написанные им самим, а также обращенные к нему. Исследователи отмечают его изящный эпистолярный стиль.
Кто такой Генрих IV с точки зрения истории? Он основатель новой династии, одной из тех трех, которые правили во Франции. При этом все три дома были в родстве друг с другом. Первой стала династия Капетингов, правившая 361 год — с 987 по 1328. Ее сменила династия Валуа. Эти короли оставались на французском престоле в течение 261 года (с 1328 по 1589 г.). Наконец, третья династия — Бурбонов — была правящей 241 год (с 1589 по 1830 г., с перерывами на революции).
Генрих IV пришел к власти в результате гражданской войны. Но он ни в коем случае не был узурпатором. Он законный король, хотя и состоявший с Генрихом III Валуа, по подсчетам немецкого историка Эрнста Хинрикса, лишь в 22-й степени родства. Родство не прямое и не близкое, зато по мужской линии, как и предписывал закон, начиная с VI века.
Славен Генрих IV и тем, что был одним из лидеров партии гугенотов, французских кальвинистов. Утверждение новой религии рядом с традиционной католической во Франции оказалось весьма драматичным. Потому особенно поразительно, что Генрих уцелел во время Варфоломеевской ночи — резни, устроенной католиками в ночь на 24 августа 1572 года (праздник святого Варфоломея). Как именно ему удалось спастись, никто не знает, и Александр Дюма в романе «Королева Марго» выдвинул лишь одну из возможных романтических версий, согласно которой его спасла жена Маргарита Валуа.
А еще Генрих IV известен как человек, который шесть раз менял веру. Это много даже для его бурной эпохи и наводит на мысль о том, что к вопросу вероисповедания он, видимо, относился с известной долей толерантности.
И наконец, в 1598 году, через 26 лет после Варфоломеевской ночи, именно Генрих IV подписал Нантский эдикт, или Эдикт о веротерпимости. Это великий документ эпохи. В эру нетерпимости принять Эдикт о веротерпимости была способна только незаурядная личность.
Генрих родился 13 декабря 1553 года в Беарне. Это Гасконь — область на юго-западе Франции, откуда происходил самый знаменитый герой Дюма д’Артаньян. Культура Гаскони была настолько специфической, что некоторые парижане вообще не считали гасконцев французами. Такое происхождение создавало дополнительные трудности на пути будущего короля к власти.
Отец Генриха — первый принц крови Франции Антуан Бурбон; мать, Жанна д’Альбре, — королева Наваррская, а бабушкой Генриха по материнской линии была знаменитая гуманистка Маргарита Наваррская, которая дружила с Рабле, а самые знаменитые свои произведения написала в подражание Боккаччо. Маргарита умерла в 1543 году и внука не видела. Но Генрих как будто унаследовал от нее интерес к Рабле, Монтеню и другим писателям-гуманистам.
Воспитывались Генрих, два его брата и две сестры в Беарне, среди полей, лесов, без придворной роскоши. Родители сознательно не баловали детей ни едой, ни одеждой, чтобы те не слишком выделялись на фоне патриархальной беарнской жизни. Позже Генрих был потрясен богатством и изысканностью Парижа и не раз слышал, в том числе от своей первой жены Маргариты Валуа, как он плохо одевается.
Когда Генрих был ребенком, во Франции правили Валуа и никому в голову не могла прийти мысль о том, что он унаследует власть: у Екатерины Медичи — жены французского короля Генриха II — росли три сына.
Генриху было семь лет, когда его мать приняла кальвинизм. Принято считать, что кальвинизм — религия буржуазии. Это упрощение. Да, принципы кальвинизма во многом импонировали буржуазии. Но было и немало аристократов, которым не нравилось то, что делала католическая церковь. Им не по душе были ее демонстративное богатство, роскошь, жадность и аморализм некоторых священников. Недовольные приняли кальвинизм.
В случае Жанны д’Альбре нельзя говорить ни о каком расчете. Политически переходить в кальвинизм было невыгодно. Наварра — это маленькое королевство на границе католической Франции и суперкатолической Испании. Да и муж королевы, поколебавшись, не принял ее новых взглядов. В конце концов их брак распался.
Антуан Бурбон поступил на службу к французскому королю и вернулся в католическую веру. Жанна оставила его и возвратилась в Наварру. Это была искренняя и очень страстная женщина, пользовавшаяся на родине большим уважением. Ходили упорные разговоры о том, что умерла она не своей смертью (это случилось непосредственно перед женитьбой Генриха), а была отравлена по приказу Екатерины Медичи. Хотя это не доказано, но подозрения небезосновательны: Екатерине Медичи такие яркие персоны, тем более женского пола, были при дворе не нужны.
В 1561 году, перед тем как родители Генриха расстались, он оказался в Париже, при французском дворе. Прибыли они туда не по приказу (Наварра оставалась карликовым, но независимым королевством), а по приглашению, не принять которое от столь могучего соседа было невозможно.
Незадолго до этого, в 1559 году, умер Генрих II. Гибель его была нелепа: он скончался от раны, полученной на турнире. Через два года умер от болезни его старший сын Франциск II. Екатерина Медичи стала регентшей при малолетнем сыне Карле IX и предпочла на всякий случай приблизить к себе наваррских родственников. Антуан Бурбон получил красивую, но ничего не значащую должность — генеральный наместник Франции. Эффектное название, материальное обеспечение и лояльность.
Когда Жанна д’Альбре вернулась в Беарн, Генрих остался при французском дворе. За столом он сидел между юным королем Карлом IX и принцессой Маргаритой Валуа — своей будущей первой женой.
Франция была уже на пороге религиозных войн. В 1560 году, во время правления Франциска II, случился так называемый Амбуазский заговор. Герцоги Гизы попытались в Амбуазском замке похитить юного короля Франциска II, чтобы реально править страной. Что давало им основания на это рассчитывать? Они вели свое происхождение не от Капетингов, а от самого Карла Великого. Феодальная аристократия, время которой уже прошло, билась за свое особое положение не на жизнь, а на смерть. Гизов жестоко казнили.
Иногда историю религиозных войн начинают с 1562 года, со знаменитых убийств в Васси, где примерно 60 гугенотов были зарублены отрядом католиков во главе с герцогом Гизом прямо во время молитвы за то, что молились «неправильно».
А впереди было еще 30 лет кровопролитных сражений за веру.
Маленький Генрих, несомненно, стал заложником ситуации. После Амбуазского заговора Екатерина Медичи вела себя особенно осторожно. Итальянская принцесса из Тосканы, из дома Медичи, и французская аристократка по линии матери, она была весьма жестким человеком.
Что происходило во Франции? Партии сильных мира сего представляли, как часто бывает в истории, Север и Юг. Юг страны — это провинциальное дворянство богатых городов. Там появилось движение Соединенных провинций Юга, своего рода конфедерация.
А северная часть Франции — это Католическая Лига во главе с герцогами Гизами, которые вдруг сочли, что по праву древности рода престол должен быть у них. К этой мысли их подтолкнула общая нестабильность в стране, появившаяся идея смены конфессии. Они подняли знамя верности католицизму. К тому же дети Екатерины Медичи выглядели бесперспективными правителями Франции.
В первые десять лет брака у Генриха II и Екатерины вообще не было потомства, и уже появились мысли о бесплодии королевы, когда она начала одного за другим производить на свет детей. Однако они были слабы здоровьем и обладали некоторыми особенностями характера, заставлявшими окружающих чувствовать, что у дома Валуа нет надежного наследника. Это и вдохновило враждебную группировку.
Кстати, Александр Дюма весьма точно передал эту придворную атмосферу. По легенде, когда-то очень давно Екатерина Медичи просила ей погадать. Она вообще верила в предсказания — вокруг нее были такие фигуры, как, например, лучший врач и колдун эпохи Нострадамус. Оказалось, что ее сыновей сменит наваррец. Генрих Наваррский был в это время ребенком, и, увидев его лицо в зеркале, королева не смогла его узнать.
В пятнадцатилетнем возрасте Генрих Наваррский, все еще без мысли о престоле, оказался вовлеченным в гражданскую войну. Сама жизнь выдвинула его в лидеры партии кальвинистов. Дело в том, что сразу после смерти отца-католика Генрих вернулся к вере матери. К матери он относился трепетно, в одном из писем признавался, что не испытал большего горя, чем то, которое принесло ему известие о ее смерти в 1572 году.
А партии кальвинистов нужна была заметная фигура. Родственник правящего дома Валуа по мужской линии вполне годится на эту роль. Бунтующая, сепаратистски настроенная южная Франция готова была признать его своим лидером. В итоге он стал некоронованным королем Юга.
В 1568–1569 годах Генрих воюет вместе с официальными лидерами кальвинистов принцем Конде и адмиралом Колиньи. Несмотря на молодость, он проявляет себя хорошо. Ему было 17 лет в 1570 году, когда король Карл IX и адмирал Гаспар Колиньи подписали Сен-Жерменский мирный договор. Кальвинистам были предоставлены четыре города-крепости — Ла-Рошель, Монтобан, Коньяк и Ла-Шарите.
С 1572 года, после смерти матери, Генрих — король Наварры. Екатерина Медичи предпочитает крепить дружбу с наваррским домом и вспоминает свой давний план — брак между Генрихом и ее дочерью Маргаритой.
Сделать его членом семьи означает лишить кальвинистов лидера. Она надеется, что в нем возобладают родственные чувства, тем более что он вполне расположен к этому браку. В тот момент еще не было понятно, насколько не расположена к нему Маргарита.
Свадьба состоялась за 6 дней до трагедии Варфоломеевской ночи. Вскоре по улицам Парижа полились потоки крови. В других городах Франции тоже было массовое избиение, уничтожение гугенотов. Несколько месяцев после этого вода в реках Франции была отравлена и негодна для питья — столько попало туда крови и мертвой человеческой плоти.
Но спустя годы Маргарита Валуа вспоминала совсем не об этом: «Наша свадьба совершалась с таким триумфом и великолепием, как никакая другая. Король Наварры и его свита были в богатых и красивых одеяниях, а я по-королевски в бриллиантовой короне и горностаевой пелерине. Трен (т. е. шлейф) моего голубого платья несли три принцессы. Свадьба совершалась по обычаю, предусмотренному для дочерей Франции».
Брак этот юридически продлился 28 лет — до официального развода. А фактически, как свидетельствуют все очевидцы и специалисты, занимавшиеся этой эпохой, он, видимо, никогда не был осуществлен. Однажды Екатерина Медичи, обеспокоенная тем, что у Генриха есть при дворе возлюбленная, мадам де Сов, а у Маргариты — кавалер де ля Моль, сказала дочери: «Если ты хочешь, чтобы я призвала твоего мужа к порядку, то я заставлю его вести себя так, как положено супругу». Маргарита, по ее собственному признанию, ответила, что не хотела бы уподобляться той римлянке, которая сказала, что у ее мужа дурно пахнет изо рта. Ответ фигуральный, но внятный. И это о человеке, который, как Дон Жуан, покорил немыслимое количество красавиц! Все они были от него в восторге. Все, кроме законной жены.
Вот как писал о Генрихе ближайший друг и соратник, личный паж, а после министр финансов, путей сообщения, артиллерии герцог Сюлли: «Он был статным, сильным, дородным, имел хороший цвет лица и живые, приятные черты. Его обхождение было столь дружественным и привлекательным, что даже строгость и важность, которую иногда он употреблял, никогда не отнимали у него врожденного доброго и веселого выражения лица. Дамы обожали его манеры, его улыбки, он был балетоманом, обожал придворные балеты, любил итальянские комедии. Любил посмеяться, был равнодушен к собственной одежде». Он покровительствовал архитектуре. Его любимым развлечением была охота. Настоящая куртуазная фигура. И как драматична была его жизнь!
Ему не исполнилось и двадцати лет, когда чудовищные события Варфоломеевской ночи заставили его ради спасения жизни сменить веру. Жертвами резни стали многие гугеноты, приехавшие на свадебные торжества. Они парадно, пышно оделись (не так часто они бывали в Париже!) и вызвали крайнее раздражение у парижан, уже не первый год страдавших от гражданских войн. Боком вышло провинциальным еретикам их мелкое тщеславие!
Судя по всему, Екатериной Медичи и Карлом IX поначалу было задумано лишь несколько политических убийств: принца Конде, адмирала де Колиньи. Лидеры католиков тщательно к этому готовились. Но обернулось все массовой резней. Роль Карла IX в этих событиях до конца не ясна. Одни говорят, что он лично стрелял через окно по бегущим гугенотам, другие считают, что он в отчаянии прятался где-то в дальнем зале дворца.
Сцены Варфоломеевской ночи были столь ужасны, что навсегда стали символом страшной человеческой трагедии. Почему убивали детей? Очень прагматично. По действовавшим тогда законам, если не оставалось прямого наследника, все имущество переходило в казну.
Но для чего надо было, убив Колиньи, отрубать ему голову, полоскать в реке, дабы «очистить от кальвинизма», таскать ее по городу, а потом отправлять Римскому Папе? В этом было что-то иррациональное. Народ, раздраженный налогами, плохим снабжением, впал в безумие. Вот что пишет поэт Агриппа д’Обинье — очевидец, чудом вырвавшийся из Парижа: «Французы спятили! Им отказали разом и чувства, и душа, и разум».
Генрих, вынужденный, конечно без всякого желания, сменить веру на католическую, остался в Лувре заложником. Вероятно, лидеры католиков — король Карл IX и его мать Екатерина Медичи — почему-то решили, что выгоднее его сохранить. Может быть, как противовес Гизам.
То, что Генрих был именно пленником, а не свободным человеком, подтверждается многими фактами. Например, его заставили участвовать в усмирении Ля-Рошели. Эта крепость стала неофициальной столицей Конфедерации городов Юга, в создании которой Генрих участвовал как гугенот.
Теперь же двор принудил его участвовать в подавлении бунтующей Ля-Рошели. Заложник, к тому же морально раздавленный, — это очень ценно.
А самое мучительное, что он должен был сделать, — подписать указ о запрете протестантской веры в родном Беарне. Политика во все времена жестока, а в эту эпоху она жестока откровенно. Генриха заставили предать гасконцев и, может быть, навсегда потерять их симпатии. После этого Екатерина Медичи могла не опасаться его усиления. Он лишался опоры.
Генриху наверняка было очень трудно. Жизнь при французском дворе страшно его тяготила. К тому же в коридорах Лувра происходили страшные вещи. Очевидцы с ужасом отмечали развратные нравы французского двора. Один из иностранных дипломатов, употребив не вполне дипломатическое выражение, назвал Лувр публичным домом.
И вот в феврале 1576 года, после четырех лет жизни в положении заложника, Генрих Наваррский бежал из Парижа. Бежал во время королевской охоты. Это был план, продуманный и выполненный очень четко. Помогли хорошие сытые лошади, способные скакать быстро и далеко. Генриха, молодого, здорового и с раннего детства упражнявшегося в верховой езде, не смогли догнать.
Он бежал на родину. В Беарне его по-прежнему уважали, хотя его вероотступничество было для подданных тяжелым ударом. Прибыв в родные края, он сейчас же объявил, что возвращается к кальвинизму. Это сразу же вернуло ему ведущую позицию в религиозных войнах, которые полыхали во Франции. Ему было только 25 лет, но он выдвинулся на первые роли не только благодаря своему высокому происхождению, но и, прежде всего, благодаря природным лидерским качествами.
Религиозные войны традиционно делят на три этапа: первый — 1560–1580; второй — 1585–1596; и, наконец, третий — 1598 год, когда был принят Нантский эдикт.
Католики составляли большинство, а гугеноты — меньшинство. Взаимная ненависть участников этих столкновений постоянно усиливалась.
Ни правых, ни виноватых в этом конфликте и быть не могло.
Обе стороны, но особенно католики, активно искали внешних союзников. Гизы пошли на сотрудничество с испанцами, тем более что страной правил фанатичный католик король Филипп II. Во Франции появились испанские отряды. Со временем они вступили в Париж. Это придало войне совершенно новый характер.