Оракул Шведов Сергей

— Понятия не имею. Тебе не кажется странным горячее желание Коляна Ходулина помочь родной тетке?

— Хочешь сказать, что ему надо было срочно слинять из города?

— Если верить графу Глинскому, то он чем-то крупно насолил императору, а потому и вынужден был покинуть столицу и укрыться в деревенской глуши. А поскольку мы с тобой уже выяснили, что наша императрица за пределами заколдованного круга ездит на «мерсе», то почему бы ни предположить, что и ее супруг занимает видное положение в нашем городе.

— Резонно, — согласился Аполлон, опустошая очередную банку пива.

— В таком случае напряги свои извилины и попытайся припомнить, не приходилось ли тебе сталкиваться с этой женщиной, я имею в виду «императрицу», в здешних злачных местах.

— Так уж сразу и злачных, — возмутился Кравчинский. — Если я и был несколько раз в казино или стриптиз-баре, то это вовсе не означает, что я враг народа. Честно говоря, эта женщина показалась мне смутно знакомой, но с кем и когда я видел ее, вспомнить не могу. В конце концов, она ведь и прическу поменяла и платье. Ты не возражаешь, если я у тебя переночую. Не хочется беспокоить родителей в поздний час.

— Спать будешь на раскладушке.

— Уговорил, — проявил покладистость характера поэт. — На твой продавленный диван я и не претендую. А куда ты, кстати, спрятал диадему?

— Положил в дупло дерева на том самом месте, где завалил компанию фон Дорна.

— Слышал бы тебя сейчас наш хороший знакомый Анатолий Сергеевич Рябушкин, нам бы до конца жизни пришлось баланду хлебать.

Кравчинский улегся на старенькую раскладушку, жалобно скрипнувшую под его далеко не хлипким телом, и захрапел почти мгновенно. Ярослав уснул далеко не сразу, мучительно анализируя ситуацию. Вырваться из заколдованного круга им вроде бы удалось, но не исключено так же, что оракул просто раздвинул границы своего влияния. В любом случае, не следовало сбрасывать со счетов следователя прокуратуры Рябушкина. Человек он, судя по всему, настырный, и по своей ли воле или по желанию иных заинтересованных лиц, но непременно наведается в отдаленную деревушку, которая, к слову, не столь уж отдаленная, и добраться до нее можно будет за каких-нибудь три часа. Кузнецов заподозрил Рябушкина в преступной связи с фон Дорном. Точнее, с субъектом, который в заколдованном круге исполнил сразу Две роли, — незадачливого преображенца и хитроумного старшего оперуполномоченного. Первого из них Ярослав ранил, второго убил, но это ровным счетом ничего не означало в том мире, где смерть всего лишь предвестник воскресения. Был человек, знавший и об оракуле, и о диадеме гораздо больше, чем Кузнецов, но знал далеко не все, а потому и разыграл хитроумную комбинацию, в хитросплетениях которой запутались очень многие люди, включая и самого Ярослава.

— За тобой «императрица», — сказал детектив поутру Кравчинскому. — Ее приметы тебе хорошо известны. Наверняка кто-нибудь из твоих приятелей и подружек ее знает.

— Слушаюсь, товарищ начальник, — вздохнул Аполлон. — А ты чем собираешься заниматься?

— Мы пойдем другим путем, — процитировал Ярослав известного исторического персонажа.

Путь, избранный детективом, особой оригинальностью не отличался. Используя свои связи, он попытался выяснить, не покупал ли кто-то из финансовых тузов земельный участок подле отдаленной деревушки с неоригинальным названием Горелово. Ярославу повезло в том смысле, что никто не собирался делать из заурядного приобретения куска земли в неперспективном районе государственную тайну. В том числе и сам новый обладатель собственности. Фамилия этого финансового магната была Хлестов, а имя-отчество Петр Васильевич. Довольно известная в городе фигура, хотя и не без пятен в биографии. Но в общем и целом Петр Васильевич Хлестов характеризовался знающими его людьми положительно, был вхож в высокие областные и городские кабинеты и, по слухам, пользовался покровительством чинов из федерального центра. Человеком Хлестов был не бедным, но на вопросы о происхождении его богатства знающие люди только пожимали плечами. Одно только Ярослав уяснил твердо: ничего мистического в обогащении бывшего скромного банковского служащего не было, все свершилось в соответствии с правилами и нравами нашего реформаторского времени. С совсем уже отмороженными уркаганами Хлестов отношений не имел, но и в чрезмерной святости подозревать его не было никаких оснований.

Ярослав без труда узнал адрес видного финансиста и совершенно официально напросился к нему на прием. Нельзя сказать, что господин Хлестов страдал излишней демократичностью и готов был заключить в объятия любого встреченного на пути бродягу, но за детектива хлопотали люди не то чтобы влиятельные, но известные Петру Васильевичу с наилучшей стороны. Видимо поэтому он дал согласие на встречу с незнакомым человеком, занимающимся к тому же сомнительным с точки зрения солидного финансиста бизнесом.

Кузнецову понравился как офис банкира, так и его кабинет. Ничего лишнего, все строго и по-деловому. И даже секретаршей при большом боссе числилась не накрашенная красотка, а строгая женщина средних лет, которую совершенно очевидно держали Здесь за чисто деловые качества, а не за сексуальные Достоинства. Между прочим, и сам Хлестов был далеко не молод, во всяком случае, за сорок ему перевалило Уже давно. Внешность финансиста тоже нельзя было назвать импозантной. Довольно толстый дядька среднего роста с уныло отвисающим носом и сильно прореженной временем шевелюрой. На вошедшего детектива он почему-то взглянул брезгливо.

— Сразу предупреждаю, молодой человек, что не приемлю шантаж ни в какой форме. Вы только даром потеряете время.

— Господь с вами, Петр Васильевич, я и в мыслях не держал ничего подобного, — запротестовал Ярослав, присаживаясь на предложенный финансистом стул.

— Насколько мне известно, вы частный детектив, — Хлестов нервно закурил, — и вас наняла моя жена.

— Я действительно частный детектив, Петр Васильевич, более того, у меня была возможность познакомиться с вашей женой, но никаких деловых отношений я с ней не поддерживал и не поддерживаю. Просто случайно узнал, что на вас готовится покушение, и счел своим долгом предупредить.

— Вам нужны деньги? — криво усмехнулся Хлестов.

— Деньги нужны всем,—пожал плечами Кузнецов, — но в данном случае я пришел к вам не за гонораром. Вы ведь приобрели два участка земли в районе села Горелово?

— Кажется, да. — Финансист сморщил лоб. — Вообще-то приобретал не я, а моя супруга. Не знаю, правда, зачем ей это понадобилось.

— Следовательно, вы не в курсе, что на этих участках расположены два уникальных дворца, построенных, если не ошибаюсь, в восемнадцатом веке.

— О каких-то развалинах речь действительно шла. Я даже выделил небольшую сумму Светлане Алексеевне, но этих денег не хватило бы даже на фундамент.

— Тем не менее эти дворцы восстановлены. Более того, они доверху набиты антиквариатом. По самым скромным подсчетам стоимость собранных там ценностей приближается к ста миллионам долларов. Впрочем, я не эксперт и могу ошибиться.

— Шутить изволите. — Хлестов действительно рассмеялся. — Моя супруга весьма небогатый человек, собственно, она живет на мои подачки. Мы расстались, но не успели развестись. Нет, это попросту невозможно.

— Хотите сказать, что это кто-то другой построил дворцы на ваших землях.

— Зачем? — удивленно вскинул голову финансист.

— Так я вас об этом и спрашиваю, уважаемый Петр Васильевич, зачем постороннему человеку вкладывать немалые деньги в восстановление дворцов, стоящих на чужой земле? Скажите, эти участки никто у вас не пытался купить?

На полном лице Хлестова явственно отразилось недоумение. Похоже, он никак не мог понять, что хочет от него этот настойчивый молодой человек в плебейской джинсе. Более того, он просто-напросто не верил пришедшему. В конце концов, Петр Васильевич был опытным деловым человеком и отлично понимал, в какую копеечку влетит восстановление и реконструкция развалин, приобретенных им по случаю и без особого желания.

— Значит, вы все-таки были в Горелово?

— Был один раз. Место там живописное. Мне даже историю одну рассказали забавную про призрак. К сожалению, я не запомнил фамилию графа, шныряющего по окрестностям и пугающего местных крестьян.

— Речь идет о графе Глинском, — поведал финансисту детектив. — Исторический персонаж, был близок в годы молодые к императрице Екатерине. Но что-то не поделил с Петром Третьим, и это стоило императору головы. История довольно темная: его то ли забили канделябрами, то ли проткнули шпагой. Но по официальной версии император скончался от желудочных колик. Так вот, этот граф Глинский был очень богатым человеком. И очень большим негодяем. Грабил купеческие обозы, насиловал женщин по окрестным деревням. За что и поплатился.

— Не понимаю, зачем вы мне это рассказываете? — удивился Хлестов. — Вся эта история с Глинским любопытна, конечно, но какое она имеет отношение ко мне?

— Самое прямое, Петр Васильевич, вы купили не только землю, вы купили еще и головную боль.

— Вы мистик?

— Нет. Я вполне продвинутый и скептически настроенный человек. Вам о кладе, зарытом последним владельцем этого дворца, ничего не говорили?

— Но это же пустая болтовня!

— Ошибаетесь, Петр Васильевич. Я собственными глазами видел диадему, когда-то принадлежавшую семье Глинских. Она выглядит приблизительно вот так.

Кузнецов взял бумагу и ручку и в меру своих художественных способностей попытался нарисовать вещицу, занимавшую его все последние дни. Получилось довольно похоже. Во всяком случае, Хлестов надел очки и принялся пристально изучать рисунок.

— Конечно, не берусь утверждать, что это та самая диадема, но похожую вещь я действительно купил у одного человека для своей бывшей жены. По сходной цене, кстати.

— Должен вам сказать, Петр Васильевич, что вы совершенно напрасно называете Светлану Алексеевну бывшей женой, ибо юридически она не только ваша жена, но и прямая наследница.

— Вы, кажется, на что-то намекаете? — нахмурился Хлестов.

— Возможно. Вы знакомы с Николаем Ходулиным? По тому, как побурело лицо Хлестова, Ярослав без труда определил, что Петр Васильевич испытывает к его старому приятелю весьма негативные чувства. И, уж конечно, разногласия между двумя джентльменами возникли не в финансовой сфере. Светлана Алексеевна была лет на пятнадцать моложе своего мужа и, видимо, отличалась легким и непоседливым нравом. А стареющему Хлестову оставалось лишь мучиться ревностью. И в один далеко не прекрасный момент у финансиста сдали нервы, и он решил устранить очередного фаворита своей непостоянной супруги.

— Не устранить, а всего лишь проучить, — угрюмо бросил Хлестов.

— Но вы бы не очень огорчились, если бы его проучили до смерти. Вы недооценили Ходулина, Петр Васильевич, но это не самая главная ваша ошибка. Нельзя доверять столь важное дело, как сведение счетов с соперником, посторонним людям. Кстати, ведь именно этот человек продал вам диадему, да еще и намекнул при этом, что она краденая, потому и стоит так дешево.

— Это он вам сказал?

— Вы имеете в виду Ходулина?

— Нет, я имею в виду Стеблова.

— К сожалению, со Стебловым я не знаком, Петр Васильевич. Он ваш сотрудник?

— Можно сказать и так. — Хлестов поморщился.

— Выполняет некоторые деликатные поручения, — догадался Ярослав. — Это, случайно, не курносый такой, с конопушками?

— Значит, вы с ним все-таки знакомы?

— Да, вероятно, встречались.

Не мог же Ярослав вот так прямо заявить встревоженному финансисту, что не далее как вчера он застрелил его ненадежного помощника из пистолета, признанного экспертом-криминалистом пугачом. Надо отдать должное этому Стеблову, он оказался обязательным и исполнительным сотрудником и последовал за Светланой Алексеевной в деревенскую глушь, дабы помешать ей насладиться любовными утехами на лоне природы. Оставалось выяснить, когда судьба свела конопатого Стеблова с человеком, известным Ярославу под фамилией фон Дорн? Судя по всему, это знакомство состоялось не в окрестностях села Горелово, иначе откуда бы у скромного молодого человека, шестерящего на солидного дядю, взялась диадема, представляющая собой историческую и музейную ценность?

— Скажите, Петр Васильевич, среди ваших знакомых нет случайно человека по фамилии Доренко?

— Нет, — покачал головой Хлестов. — А вы случайно не пошутили насчет дворцов, молодой человек?

— Я видел их собственными глазами, Петр Васильевич.

— Любопытно. — Хлестов нервно забарабанил пальцами по столу. — Неужели она нашла этот графский клад?

— Клад был найден еще в двадцать седьмом году крестьянином села Горелово неким Кривцовым. В свою очередь Кривцов был, скорее всего, убит Николаем Глинским, племянником последнего хозяина дворца. А в итоге клад попал в руки Терентия Филипповича Доренко, старшего оперуполномоченного ОГПУ. Во всяком случае, в его руки попала та самая диадема, которую вы по дешевке приобрели для своей жены. Чтобы завладеть этой диадемой, Доренко пришлось отправить на тот свет полдюжины своих оппонентов. И скорее всего счет смертям еще не закрыт. У вас, кстати, есть шанс оказаться в этом скорбном списке, Петр Васильевич.

— Вы говорите загадками, молодой человек.

— С вашего позволения — Кузнецов Ярослав Всеволодович. Вот вам номер моего мобильника. Если возникнут вопросы —звоните, не стесняйтесь, господин Хлестов.

Детектив покинул офис финансиста в хорошем настроении. Полученную информацию следовало обдумать и систематизировать. Но в любом случае уже сейчас было очевидно, что история эта закрутилась не сама по себе. Человек, продавший диадему через Стеблова финансисту Хлестову, преследовал далеко идущие цели. То, что это был субъект, известный ему как Доренко-фон Дорн, Ярослав практически не сомневался. Другое дело, что в нашем мире он носил другую фамилию, и это обстоятельство осложняло и без того непростое положение.

Кузнецов связался по мобильнику с Кравчинским и назначил поэту рандеву неподалеку от офиса финансиста. Аполлон ждать себя не заставил и через десять минут явился на доклад к начальнику на своей дребезжащей лайбе. Ярослав подсел к нему в машину на переднее сиденье.

— Слушай, детектив, меня не покидает ощущение, что за мной кто-то следит. Может, это нервное и мне следует обратиться к психиатру?

— С психиатром успеешь, — отозвался Кузнецов, оглядываясь по сторонам. — Трогай помаленьку.

Кравчинский явился не пустым, но со своей информацией он запоздал. Ярослав уже знал имя «императрицы» и то, в каких отношениях она находится с Ходулиным. Тем не менее слушал он Кравчинского с большим интересом, ибо поэт расцвечивал свой рассказ такими увлекательными подробностями, каких, пожалуй, не найдешь и в авантюрном романе. Если верить несостоявшемуся романисту, то Светка Хлестова была по меньшей мере атаманшей местных разбойников, готовых на куски порвать любого по ее приказу. Кузнецов сделал скидку на воображение поэта, но тем не менее пришел к выводу, что «император», он же финансист, далеко не все знает о прошлом и настоящем своей женушки.

— В общем, Колян, что называется, попал. Неудивительно, что он не горит желанием возвращаться в наш негостеприимный мир. Здесь его точно пришибут.

— Ходулина заказал Хлестов. Правда, финансист утверждает, что он хотел всего лишь проучить нашего дорогого друга, но что-то слабо верится. Кстати, на роль мстителя за поруганную честь финансиста подрядился не кто иной, как наш с тобой хороший знакомый, курносый и конопатый Стеблов.

— Теперь мне все понятно! — воскликнул поэт. — Ну конечно же, как я сразу не догадался. У них у всех была цель, и именно поэтому они оказались персонажами спектакля.

— Какая цель? — не понял детектив. — Ты о чем?

— Да все о том же, Ярила. Ты зачем поехал в эту дыру?

— Дурака повалять, — недовольно буркнул Кузнецов.

— Вот! — торжествующе воскликнул Кравчинский. — Не было у тебя никаких особых желаний. Ну, разве что найти человека, укравшего самогонный аппарат. Да и это желание было у тебя весьма хиленьким. Найдем — хорошо, не найдем — черт с ним. А у меня даже такого желания не возникло. Неинтересны мы с тобой оказались оракулу, понимаешь? У Коляна же цель была. Во-первых, ему нужно было спрятаться, а во-вторых, уладить любым способом свои дела с «императором» — финансистом, заимевшим на него зуб. И у Светки Хлестовой было горячее желание посчитаться с муженьком, не оставшись при этом в накладе. Даже у конопатого была цель — разобраться с Коляном. И компьютер, порывшись в памяти, нашел для них подходящую историю, которую они с упоением принялись разыгрывать. Эта история была созвучна их переживаниям, идеально созвучна, именно поэтому они в ней устроились с такими удобствами. К тому же оракул нашел выход из ситуации, в которой они оказались. Идеальный выход, заметь, наиболее соответствующий их внутренним потребностям.

— Ничего себе выход, — рассердился Ярослав, — убить человека.

— А что ты хочешь от машины. Для компьютера это всего лишь игра. Пешками он двигает или людьми — ему без разницы. Важно, чтобы задача решалась оптимально.

— Но ведь речь-то шла об императоре, я на всякий случай подглядел ответ, который оракул предлагал императрице.

— Правильно. Но это в Горелово мы имели дело с императрицей, а здесь в городе она вновь стала Светкой Хлестовой. Светка не помнит, кем она была там, зато очень хорошо знает ответ на поставленную задачу.

— То есть этот чертов оракул запрограммировал ее на убийство мужа?!

— А я тебе о чем толкую.

Выстрел прозвучал настолько неожиданно, что Кравчинский едва не выпустил руль из рук и резко ударил по тормозам. Наверное, это и спасло ему жизнь, поскольку вторая пуля пролетела мимо несчастной «Лады».

— Это в нас, что ли, стреляют? — тупо спросил Аполлон, глядя на аккуратное отверстие в лобовом стекле, оставленное первой пулей.

— Гони! — коротко скомандовал Ярослав, озираясь по сторонам.

Стрелявших он вычислил сразу. Да они, собственно, не особенно и прятались, нагло повиснув в своем коричневом «форде» на хвосте у потенциальных жертв. Место, в котором друзья на свою беду оказались, было не то что совсем глухое, но довольно безлюдное. Тихий переулочек, расположенный не совсем на окраине города, но вдали от основных городских магистралей. Прохожих на тротуарах практически не наблюдалось, если не считать пьяного гражданина в кепочке, который, услышав выстрелы, удивленно огляделся по сторонам и погрозил кулаком двум резво стартовавшим друг за другом машинам. Кравчинский прорывался к центру города, что ему удалось сделать не без проблем, поскольку его жестянка не отличалась большой резвостью. Развязный «форд» ее без труда доставал и все время норовил поцеловать в бампер. Хорошо еще, что из его салона, где сидели двое амбалов, больше не стреляли. Соревнования в скорости продолжались на слишком оживленных магистралях, и преступное поведение киллеров было бы здесь замечено и отмечено многочисленными свидетелями. В «форде» явно выбирали момент для результативной атаки, то обгоняя «Ладу», то заходя ей в хвост. Ситуация, что ни говори, была критической, и развязка могла наступить в любой момент. Ярославу показалось, что он узнал в сидящем за рулем «форда» ублюдке конопатого и курносого знакомца по фамилии Стеблов, но полной уверенности у него не было. Гонка проходила на повышенных скоростях, Кравчинский то и дело бросал машину из стороны в сторону, чем чрезвычайно нервировал собратьев по нелегкой шоферской доле. Надо было предпринять что-то неординарное, способное поставить обнаглевших преследователей в тупик.

— Рули к ГУМу, — распорядился Кузнецов.

— Меня же оштрафуют, — возмутился Кравчинский.

— Зато не убьют!

Распугав самым хамским образом прогуливавшийся перед универмагом народ, Аполлон остановил свою «Ладу» у крыльца, после чего приятели в спешном порядке покинули машину и, не обращая внимания на вопли рассерженных их поведением обывателей, ринулись внутрь здания. Расчет Кузнецова оправдался. «Форд», не ожидавший такого маневра от потенциальных жертв, не рискнул последовать за «Ладой» в гущу торговой жизни и затаился где-то на обочине.

— Надо бы сменить имидж, — с усмешкой сказал слегка осунувшемуся после пережитого стресса Кравчинскому детектив.

К счастью, деньги у приятелей были. К роскоши они не стремились, к элегантности тоже, так что переодевание не заняло много времени. Старую одежду сунули в ближайшую урну и покинули универмаг через черный ход, слегка повздорив на выходе с обслуживающим персоналом, который никак не мог взять в толк, что стесненные жизненные обстоятельства мешают иной раз людям пользоваться ходом парадным..

Местоположение гадского «форда» Ярослав определил сразу. Он стоял в двадцати метрах от универмага, и его пассажиры могли без труда контролировать как черный ход, так и парадный. Возле правой дверцы иномарки нервно прохаживался молодой человек в темных очках, модной кепочке с длинным козырьком. Одет он был не по погоде. Но легкая курточка, видимо, скрывала пистолет, сунутый за пояс. Несмотря на маскировку, Ярослав теперь уже с уверенностью опознал в нем Стеблова. К счастью, конопатый смотрел в этот момент в другую сторону и прозевал выход на сцену своих оппонентов. Друзья разделились, детектив шел впереди, пряча лицо под козырьком кепочки не менее щегольской, чем у конопатого, а поэт скромно держался поодаль, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень незаинтересованности в надвигающихся грозовых событиях. Ярослав внезапно круто изменил маршрут, легко перепрыгнул через металлическое ограждение и предстал перед Стебловым в тот момент, когда тот менее всего рассчитывал его увидеть.

— Здравствуйте, — вежливо поприветствовал его Кузнецов и нанес растерявшемуся оппоненту удар по печени. Пока конопатый переживал свалившуюся на его голову весьма болезненную неприятность, детектив успел вытащить у него из-за пояса пистолет. Тычок дулом под ребра был менее сокрушительным, чем, первый удар, но тоже весьма чувствительным. Стеблов, видимо, по глазам бывшего десантника определил, что время для препирательств ныне не самое подходящее, и покорно полез на заднее сиденье «форда», за рулем которого уже утвердился поэт. Операция по захвату «языка» заняла не более трех минут. Если напарник Стеблова и заметил неладное, то, во всяком случае, вмешаться в ход событий не успел. «Форд» уверенно вывернул со стоянки и неспешно покатил от универмага в центральную часть города.

— Что же вы так неосторожно, Стеблов, — покачал головой Ярослав, — открыли стрельбу, чуть ли не в центре города. Воспитанные урки так себя не ведут.

— Пока что тебя просто предупреждают, Кузнецов, но если ты и дальше станешь лезть в чужие дела, тебе не поздоровится.

Конопатый не выглядел испуганным, похоже, был абсолютно уверен, что немедленная расправа ему не грозит, а его похитители не принадлежат к числу садистов, пытающих своих жертв.

— Ты на кого работаешь, Стеблов?

— На Хлестова. Петру Васильевичу не понравилось, что ты вздумал его шантажировать, и он попросил меня сбить с тебя спесь.

— «Форд» числится в угоне? — осведомился от руля Кравчинский, кося глазом на сотрудника ГИБДД, который вроде бы хотел его тормознуть, но в последний момент почему-то передумал.

— Машину я взял у Хлестова, — криво усмехнулся пленник.

— А почему так топорно работаешь, Стеблов? Коляна Ходулина устранить не сумел, вздумал за нами поохотиться и тоже облажался.

— Говорю же, не собирались мы вас убивать. Напарник погорячился.

— Ты мне лапшу на уши не вешай, дорогой. Фамилия заказчика?

Удар Ярослав нанес хоть и без замаха, но чувствительный, Стеблов растерянно икнул и едва не сполз с сиденья.

— Я тебя умоляю, Ярослав, только не стреляй в салоне, — попросил Кравчинский. — Вот доедем до ближайшего лесочка, там его и кончай.

Стеблов приходил в себя целую минуту. Детектив его не торопил. Надо же было человеку обрести дыхание для предстоящего разговора.

— Итак, вы вышли из леса, точнее, выехали из него на машине. Что было потом? — настойчиво спросил детектив у задержанного.

— Ничего, — глухо отозвался Стеблов. — Если не считать того, что Крот обнаружил пропажу диадемы.

— Диадему вы взяли у Ефросиньи?

— Если знаешь — зачем спрашиваешь?

— А задержали вы нас на дороге возле Горелова тоже по приказу Крота? — поинтересовался внимательно прислушивавшийся к разговору Кравчинский.

— Мы следили за твоей «Ладой», пока она стояла во дворе у ходулинской тетки, но задремали под утро. Пришлось вас потом догонять.

— Ну, догнали, и что было дальше? — задал вопрос Ярослав.

— А у тебя что, память отшибло?

С памятью у детектива как раз все было в порядке, и он отлично помнил все подробности той встречи с товарищем Доренко, но в данном случае его интересовало, как те события отразились в мозгах Стеблова. Ведь этот человек находился в зоне, контролируемой оракулом, по меньшей мере двое суток. И даже выступал там в двух ипостасях, преображенца и сотрудника ОГПУ. Но, похоже, Стеблов ничего о сыгранных ролях не помнит и его интерпретация событий коренным образом отличается от той, что могли бы ему предложить Кравчинский с Кузнецовым. Похоже, Аполлоша был прав в своих предположениях: подробности происходящего стираются из памяти людей, выходящих из зоны контроля компьютера, но цели и чувства остаются прежними.

— Ты ничего странного в тех краях не приметил?

— Ну как же! — встрепенулся Стеблов. — Я лично видел по меньшей мере пять вспышек. А от местных слышал, что это инопланетяне балуют.

— Ефросинью-то вы зачем убили? — вкрадчиво поинтересовался Ярослав.

— Не убивал я ее,—дернулся Стеблов.—Даже в избушку не входил, стоял на стреме.

Судя по всему, курносый «преображенец» избытком интеллекта похвастаться не мог. Крутым он тоже не был, так, шестерил на подхвате у сильных мира его, получая за оказанные грязненькие услуги крохи с барского стола. Таких если и нанимают в киллеры, То очень неумные люди. А финансист Хлестов дураком не был и в людях наверняка разбирался неплохо. Не стал бы он нанимать Стеблова для устранения Коляца Ходулина, разве что действительно поручил пощупать морду удачливому любовнику своей жены.

— Я тебе предлагаю на выбор одно из двух, Стеблов; либо ты нас сейчас проводишь к Кроту, либо я тебя отвезу в прокуратуру, где ты расскажешь гражданину следователю об убийстве гражданки Ходулиной.

Вообще-то Ефросинья была жива, но Стеблов об этом знать не мог, а потому и перетрусил не на шутку. Тем не менее свое согласие он дал не сразу, поломавшись для приличия минут пять. У шестерок тоже есть своя гордость.

— Крот живет за городом, у него свой особняк. Не хуже того дворца, где обитает призрак.

— Выходит, ты видел этого графа? Стеблов смутился, даже порозовел слегка:

— Только вы не смейтесь, мужики. Мамой клянусь, у меня ни в одном глазу не было. Ночью, когда мы с Гришкой сидели в засаде, он проскакал мимо нас с целой ордой холопов. Факелы у всех в руках, сабли, топоры. У меня волосы на голове дыбом встали. Гришку чуть удар не хватил. Ужас! Кроту рассказали, а он только засмеялся. Почудилось, мол. Тот еще фрукт. Чувствую, зря я с ним связался. Что-то крутит он. Бабу эту зачем-то пришил. Кому, скажи, она мешала? Да и вел себя как натуральный псих.

— Это он приказал тебе нас устранить?

— Ничего он не приказывал, — отмахнулся Стеблов. — Это у Гришки очко заиграло. Сдадут нас-де эти сыщики в прокуратуру, будем срок мотать за убийство деревенской бабы. А тут случай удобный подвернулся Хлестовский «форд» стоял без присмотра. Вот мы и решили, устраним вас, а на олигарха спишем. Все знают, что у Пети на Коляна Ходулина зуб, а вы как-никак его дружки. К тому же ты у него был сегодня. Двойная выгода: и вы покойники, и Хлестов в тюряге.

— А какая тебе лично выгода, если Хлестова посадят?

— Денежки-то его Светке достанутся, а уж она бы не забыла нашей с Гришкой услуги. Очень может быть, что Стеблов и не врал. Кроту, а точнее, Доренко-фон Дорну смерть детектива с поэтом сейчас невыгодна. Ему нужна диадема, а получить ее он сможет только из рук Ярослава. Эти два олуха царя небесного могли своими выстрелами поломать игру очень умного человека.

— Как фамилия Крота?

— Фамилия у него простая, как огурец, — Иванов. Такой весь из себя незаметный. То ли из ментов он, толи из гэбэшников. Со связями мужик. И не бедный, далеко не бедный.

— Диадему ты по его совету Хлестову продал?

— Само собой. Он мне ее и дал. У меня таких ценностей сроду не водилось. Здесь, мужики. Вон его Дом, третий справа.

Домишко был действительно ничего себе, дворец не дворец, но на звание хором вполне мог претендовать. Хотя нельзя сказать, что он слишком уж выделялся среди собратьев. Судя по всему, в этом пригородном поселке обитали люди небедные, способные обеспечить себе не просто комфортное, а роскошное проживание. Иные дома здесь были обнесены солидными заборами, но хоромы Крота в этом смысле удивляли своей доступностью. Возможно, что хозяин просто не успел отгородиться от окружающего мира. Но в любом случае это облегчало сыщикам задачу по проникновению в дом. Кравчинский аккуратно подрулил к крыльцу и притормозил. Стеблов выразил желание покинуть приятную компанию, но не успел этого сделать. На пороге особняка вдруг появился хозяин с улыбкой на устах и раскинутыми в стороны для дружеского объятия руками:

— Петр Васильевич, какими судьбами?

Ничего удивительного в том, что Крот, он же Иванов, он же Доренко, он же фон Дорн, опознал машину своего знакомого, не было. Сюрпризом для него явилось то, что из хлестовского «форда» вылез совсем не тот человек, которого он рассчитывал увидеть.

Гражданин Иванов был шокирован до такой степени, что едва не захлопнул дверь перед носом у дорогих гостей. Однако дуло пистолета, направленное ему в лоб, заставило владельца особняка изменить решение. Улыбка вновь появилась на его слегка вытянутом лице с небольшим, но заметным шрамом над правой, бровью.

— Не ожидал, — честно признался он. — Но тем не менее здравствуйте, дорогой коллега по нечаянному приключению.

— Здравствуйте, фон Дорн, — не менее любезно приветствовал знакомого Кузнецов. — Рад видеть вас в добром здравии.

— А почему фон Дорн? — На лице хозяина промелькнуло удивление и даже, кажется, испуг, но он очень быстро овладел собой. — Ах да, конечно. Прошу в дом, господа.

Взгляд, брошенный Кротом на своего проштрафившегося подручного, был достаточно красноречив, но незадачливый «гэпэушник» только руками развел, настаивая на своей полной невиновности.

Внутри особняк Крота выглядел не менее пристойно, чем снаружи. Мебель, надо признать, была подобрана со вкусом. Впрочем, дальше обширного холла гостей не пустили. Зато в качестве компенсации угостили превосходным вином. Во всяком случае, хозяин настаивал, что вино превосходное, и пригубивший кислятину Ярослав не стал с ним спорить.

— Дом построен на дедушкино наследство? — полюбопытствовал детектив, отставляя недопитый бокал.

— Почему вы так решили? — изобразил удивление господин Иванов.

— Простите, как ваше имя-отчество?

— Аркадий Семенович.

— Если Иванов ваша настоящая фамилия, значит, фон Дорн был вашим дедушкой по матери.

— Фамилия моей мамы была Доренко.

— Пусть будет так, — не стал спорить Ярослав, — А дедушку звали Терентием Филипповичем?

Аркадий Семенович с ответом на заданный детективом вопрос не спешил. Скорее всего его сейчас волновала степень осведомленности гостя как в делах давно минувших, так и в проблемах нынешних. Что касается дел минувших, то Ярослав, безусловно, знал если не все, то очень многое. Он, например, был абсолютно уверен, что Терентий Филиппович Доренко покинул контролируемую оракулом зону не с пустыми руками. А о своих там приключениях он либо рассказал внуку, либо оставил потомкам записки. Но в любом случае его внук Аркадий Семенович Иванов Действовал не с завязанными глазами.

— Я своего деда практически не знал, он умер, когда я был еще младенцем. Но записки он действительно оставил, тут вы правы, Ярослав. Признаться, поначалу я отнесся к ним без должного пиетета. По молодости лет мне показалось, что дедушка от скуки принялся сочинять фантастический роман, но устыдился его неправдоподобности и бросил это малопочтенное занятие. Однако, ознакомившись с биографией Терентия Филипповича, я понял, что такие люди романов не пишут даже от скуки. Он действительно нашел клад графа Глинского, но вывезти его не сумел. Он ведь был не один, с двумя товарищами, с которыми не сумел или не захотел договориться. Вывез он из Горелова только диадему, но даже этой вещью, представляющей немалую ценность, он не сумел распорядиться. Времена были уж больно суровые. Он не показывал диадему даже своим близким и прятал ее в тайнике на даче. Именно там я ее и нашел, пользуясь зашифрованными записями деда. К сожалению, мне не удалось расшифровать ту часть его записей, которая содержала сведения о кладе, хранящемся у села Горелово. Я понял только, что ключом к этой загадке является диадема.

— Ваш дед писал об оракуле?

— Да, — после короткого замешательства ответил Иванов. — Хотя, честно говоря, я не совсем понял, что это такое.

— Когда вы решили заняться поисками клада?

— Это произошло случайно. Я узнал, что Светлана Хлестова присмотрела участок земли подле села Горелово. А хороший знакомый Светланы, Николай Ходулин, рассказал нам как-то историю, связанную с развалинами дворца. Вы, вероятно, ее знаете. Вот тут я вспомнил о диадеме, и даже поведал Светлане в общих чертах историю происхождения этой вещицы. Ей диадема очень понравилась, и она уговорила меня ее продать. К сожалению, Петр Васильевич Хлестов, муж Светланы, человек очень ревнивый, и мы воспользовались услугами Стеблова, дабы у Хлестова не возникло никаких подозрений.

— Словом, вы решили переложить возможный риск, связанный с этой вещицей, на своих знакомых? — вмешался в разговор доселе молчавший Кравчинский.

— У вас, конечно, имеются основания думать именно так, Аполлон, но у меня есть оправдание, на мой взгляд, довольно существенное. Я не верил. Не верил и все. В конце концов, я ведь нормальный человек, выросший в стране воинствующего атеизма. Конечно, оракул мог быть порождением инопланетян. Но я ведь в инопланетян не верил. Ну, может быть, где-то там, у них, в пустыне Калахари, но не у нас же под боком в заурядном селе Горелово. Или возьмите призрака. Это же суеверие.

— А Светлана Алексеевна в призрака поверила?

— Представьте себе. Хотя над ней смеялся даже поведавший нам эту историю Ходулин.

— А когда вы поняли, что не все в этой истории вымысел?

— Хлестов выделил жене на восстановление дворца деньги. Сумма была мизерная, я сказал об этом Светлане, но она была увлечена своим проектом, и доводы разума на нее не действовали. Каково же было мое удивление и даже, если угодно, потрясение, когда я узнал, что Хлестовой удалось восстановить целых два дворца, затратив на это сумму, которой не хватило бы для строительства приличной собачьей, конуры. Вы, вероятно, были в этих дворцах, а потому способны оценить степень моего изумления.

Я деловой человек. Мне не составило труда подсчитать, сколько вся эта роскошь стоит. Цифра получилась умопомрачительная. Все картины, все статуи, что вы там видели, — это ведь подлинники. Причем подлинники из коллекции графов Глинских. Я решил, что Светлане несказанно повезло, и она нашла клад, перепрятанный моим дедом. Не скрою, стало обидно. Из-за собственного легкомыслия я потерял богатство, на которое имел кое-какие права. В общем, не судите меня строго, но я решился на кражу. Благо охраны во дворце не было практически никакой. То есть ходил там в сторожах некий Егорыч, старичок-одуванчик, напоить которого мне труда не составило. Я отобрал десять самых ценных картин и погрузил их в багажник. Скорее всего, Светлана Алексеевна даже не заметила бы пропажи. Она ведь не подозревала, какие сокровища ей достались нежданно-негаданно. Я не испытывал угрызений совести, ибо считал, что беру свое. Увы, я ухватил руками воздух. Картины исчезли из моего багажника, как только я отъехал от села Горелово. И вот тогда я понял, что оракул — это не выдумка моего предка, решившего переложить часть своей вины на некие сверхъестественные силы, а реально существующее нечто, обладающее воистину безграничными возможностями, ключом к овладению которыми является диадема. Я решил вернуть себе эту драгоценность. Попробовал поговорить со Светланой, но Ходулина оказалась не столь проста, как я полагал по своему мужскому самомнению. Кое о чем она, видимо, догадалась сама, кое-что ей наверняка поведал любовник. Но ключевой фигурой в этом раскладе была, конечно, Ефросинья. Честно говоря, я до того ошалел от всех этих невероятных событий, что, представьте себе, вообразил ее той самой экономкой, которая ублажала плоть старого графа Глинского. О ней пишет мой дед.

— Он убил ее, чтобы завладеть диадемой, — спокойно пояснил Ярослав.

— Кого ее? — Вздрогнул увлеченный собственным рассказом Аркадий Семенович.

— Экономку, бабушку нынешней Ефросиньи.

— Бог ты мой, — схватился за голову Иванов, — как же это я не сообразил-то сразу. И ведь чуть с ума не сошел от раскаяния. Ну, спасибо, Ярослав, если бы вы знали, какой сняли камень с моей души… Я ведь, признаться, считал, что это я ее… В припадке умопомрачения…

Скорее всего Иванов сейчас не притворялся. Да и вообще его рассказ показался Ярославу достаточно искренним. Возможно, Аркадий Семенович сместил кое-какие акценты, но в общем и целом его воспоминания вполне совпадали с происходившими вокруг оракула событиями. Единственное, в чем Иванов путался, так это во временных рамках, видимо, в силу каких-то причин не всегда улавливая различия между самим собой и своим дедом.

— Скажите, Аркадий Семенович, вы помните все, что с вами происходило в зоне отчуждения?

— В том-то и дело, Ярослав, что не все. Ко многому я был, конечно, готов, ибо прочитал записки деда. Когда Светлана Алексеевна пригласила меня на новоселье, я уже знал, что встречу в отстроенном оракулом дворце призрака. Я даже догадывался, кто будет играть роль этого призрака. Вы, вероятно, не в курсе, что экономка Ефросинья была незаконнорожденной дочерью старого графа и прабабушкой Николая Ходулина. В общем, встречу с Друбичем на балу у графа Глинского я помню. Там был очень неприятный момент с дуэлью, который меня, признаюсь, пугал. Дед писал, что лейб-гвардии поручик Друбич его ранил. Во всяком случае, именно после удара шпагой дед пришел в себя. То есть вновь стал Доренко Терентием Филипповичем. И далее его приключения продолжались уже в этом качестве.

— А своего старого фронтового знакомого Друбича ваш дед встретил раньше, чем состоялся бал у призрака?

— Разумеется, Ярослав. С этой встречи все и началось. Точнее, все началось с диадемы, которую обнаружил племянник старого графа Николай Глинский.

— Ваш дед встречался с оракулом?

— Да. встречался. Хотя пишет об этом крайне скупо. Вся эта история с призраками на него очень сильно подействовала. Потом, эта странная дуэль…

— Лейб-гвардеец поручик Друбич убил на той дуэли фон Дорна. Убил, а не ранил, Аркадий Семенович.

— Вы хотите сказать, что эта история с Глинским и императрицей происходила в действительности? И что фон Дорн и Друбич действительно дрались на дуэли?

— Да.

— Но откуда вы это узнали?

— От вас, Аркадий Семенович. Впрочем, в тот момент вы звались Терентием Филипповичем.

— Клянусь, Ярослав, я этого не знал. Нет ничего подобного в записках моего деда.

— Скорее всего, эти реальные воспоминания Терентия Филипповича Доренко-фон Дорна вложил в ваши уста оракул.

— Вы, следовательно, настаиваете, что настоящая фамилия моего деда была фон Дорн?

— Безусловно, и он был прямым потомком того самого фон Дорна, которого убил в восемнадцатом веке на дуэли мой предок поручик Друбич. Но, надо сказать, ваш дедушка расплатился с долгами и в двадцать седьмом году прошлого века отправил в мир иной бывшего офицера с той же ненавистной, надо полагать, всем фон Дорнам фамилией.

— Здесь вы правы, Ярослав, — кивнул Иванов. — Дед, правда, называет Друбича шпионом и контрой, но дело, конечно, не только в этом. Он не доверял Друбичу, боялся, что тот его обманет. Более того, он заподозрил, что Друбич и Глинский пытались его отравить. Ибо всех этих призраков воспринимал, как бред собственного, воспаленного отравой ума. О существовании диадемы он тогда и подумать не мог. Он следил за Друбичем и Глинским, рыскал за ними по лесу и даже подговорил каких-то бродяг на них напасть во время радения, устроенного экономкой Ефросиньей.

— Монголо-татары, — усмехнулся памятливый Кравчинский.

— Дед пишет просто о бродягах, которых Друбич с Глинским перестреляли из револьверов. А при чем здесь монголо-татары?

— Это, видимо, ошибка оракула или его ноу-хау, — пояснил Аполлон. — А вы разве не помните, как договаривались с этими печенегами?

— К сожалению, я многого не помню, господин Кравчинский. В частности, я очень хорошо помню, как Стеблов с Гришкой доставили вас во дворец, а дальше последовала вспышка и провал в памяти. Есть несколько моментов, которые я помню довольно отчетливо, но они слишком уж совпадают с тем, что я вычитал в воспоминаниях деда. В частности, я помню посещение оракула, убийство Ефросиньи и засаду, устроенную на вас, Кузнецов. Иногда ко мне словно бы возвращалась собственная память, и я пытался проанализировать ситуацию. Знаете, как это бывает во время ночного кошмара, вроде бы очнулся, обрел себя в реальности и вновь провалился в пучину сна.

— А чем закончилась ваша засада на поручика Друбича?

— Яркой вспышкой. Видимо вмешался оракул, как вы его называете.

— Нет, Аркадий Семенович, оракул здесь ни при чем, — отозвался Ярослав. — Это я застрелил Стеблова и Гришку, а вам проткнул горло шпагой.

— Правильно. — Иванов поднялся с кресла. — Ваше лицо, Кузнецов, я запомнил. Поэтому и был уверен, что диадема у вас.

— Очнувшись, вы позвонили Рябушкину и попросили нас задержать?

— Анатолий Сергеевич мой старый приятель. — Аркадий Семенович развел руками, — Надеюсь, он не доставил вам больших неудобств?

— Мы расстались мирно, — пожал плечами детектив. — Но я очень надеюсь, господин Иванов, что продолжения эта криминальная история иметь не будет?

— Разумеется нет, Ярослав! Войдите же в положение человека, пережившего чудовищный стресс. Кстати, а где же все-таки диадема?

— Я ее оставил там, в лесу, в укромном местечке. Верну я вам ее только при одном условии, Аркадий Семенович: вы должны помочь мне вытащить из века восемнадцатого Николая Ходулина и его родственницу Катюшу.

— Прямо скосу, задали вы мне задачку, Ярослав. Тут надо крепко подумать, чтобы не наломать дров. Этот оракул, надо признаться, произвел на меня очень сильное впечатление. Что он собой представляет, по-вашему?

— Мы полагаем, что это скорее всего компьютер. Разумеется, не наш. Не земной. А кто и зачем забросил его к нам, сказать трудно.

Иванов потер острый подбородок и вновь опустился в кресло. На лице его читалось сомнение. Ярослав верил этому человеку и не верил. Скорее всего тот все-таки кое-что утаил от своих собеседников. Похоже, у Аркадия Семеновича имеются свои планы в отношении оракула, и именно поэтому ему нужен ключ к инопланетной системе — диадема императрицы. Но в любом случае доверять Иванову нельзя. Коварный человек и явно себе на уме.