Гордость и предубеждение и зомби Остин Джейн

Глава 1

Всякий зомби, располагающий мозгами, жаждет заполучить еще больше мозгов — такова общепризнанная истина. Никогда еще истина эта не была столь очевидной, как во время недавних событий в Незерфилд-парке, когда все восемнадцать его обитателей были убиты и сожраны толпой оживших мертвецов.

— Дорогой мистер Беннет, — как-то раз сказала его супруга, — известно ли вам, что Незерфилд-парк снова сдан?

Мистер Беннет ответил отрицательно и продолжил свое ежеутреннее занятие по заточке клинков и полировке мушкетов, поскольку случаи нападения неприличностей за последние недели серьезно участились.

— Тем не менее он сдан, — продолжила она. Мистер Беннет ничего не ответил.

— Неужели вы не хотите узнать, кто его занял? — с нетерпением воскликнула его жена.

— Женщина, я чищу мушкет! Можете болтать все, что вам вздумается, но не отвлекайте меня от обороны поместья!

Миссис Беннет этого было достаточно.

— Так вот, дорогой мой, миссис Лонг говорит, что Незерфилд нанят состоятельным молодым человеком и что он бежал из Лондона в карете, запряженной четверкой лошадей, как раз когда неведомый недуг добрался до Манчестера.

— Как его имя?

— Бингли. Холостяк, у которого четыре или пять тысяч в год. Какая удача для наших девочек!

— Как это? Он что, может обучить их еще лучше владеть мечом или обращаться с мушкетом?

— Ах, вы просто невозможны! Неужели непонятно? Я надеюсь, что он женится на одной из них.

— Женится? В такое-то время? Разумеется, этот Бингли не имеет подобных намерений.

— Намерений? Вздор, ну вы и скажете тоже! Однако он может влюбиться в одну из них, и потому вы должны нанести ему визит, как только он приедет.

— Не вижу тому достаточных причин. Кроме того, не стоит выезжать куда-либо без особой надобности, иначе мы рискуем потерять еще больше лошадей и экипажей из-за этой нежити, что в последнее время тревожит и наш любимый Хартфордшир.

— Но подумайте о ваших дочерях!

— Я о них и думаю, глупая вы женщина! Мне хотелось бы, чтобы их головы были заняты боевыми искусствами, а не забиты, как ваша, мечтами о замужестве и богатстве! Поезжайте к этому Бингли, раз уж вам так того хочется, но позвольте напомнить, что ни одна из наших девочек не может похвастать чем-то особенным; все они глупы и невежественны, как и их мать, разве что у Лиззи инстинкт убийцы поболее развит, чем у сестер.

— Как можете вы, мистер Беннет, так оскорблять собственных детей? Вам доставляет удовольствие донимать меня. Никакого сострадания к моим несчастным нервам!

— Вы ошибаетесь, дорогая моя. Я питаю самое искреннее уважение к вашим нервам. Мы с ними старые приятели. Вот уже двадцать лет я только о них и слышу.

В мистере Беннете настолько причудливо сочетались живой ум, саркастический нрав, сдержанность и самообладание, что за двадцать три года их совместной жизни жена так и не научилась разбираться в его характере. Понять ее было не в пример проще. Миссис Беннет была невежественной женщиной недалекого ума и вздорного нрава. Любое свое расстройство она приписывала разыгравшимся нервам. А стоило ее нервам разыграться — со времен первой вспышки неведомого недуга, приключившейся в ее молодости, это случалось практически постоянно, — она тотчас же начинала искать утешения в обычаях, которые многим теперь казались пустяками.

Делом всей жизни мистера Беннета было защищать своих дочерей от смерти. Делом всей жизни миссис Беннет было выдать их замуж.

Глава 2

Мистер Беннет одним из первых нанес визит мистеру Бингли. Он сразу намеревался так поступить, хоть до последнего и уверял жену, что никуда не поедет, и потому она оставалась в неведении до вечера того самого дня, когда визит состоялся. Открылось все следующим образом. Наблюдая за тем, как его вторая дочь вырезает герб Беннетов на рукояти своего нового меча, мистер Беннет неожиданно заметил:

— Надеюсь, Лиззи, мистеру Бингли это понравится.

— Откуда нам узнать, что может понравиться мистеру Бингли, — с досадой отозвалась ее мать, — если мы не будем ему представлены.

— Вы позабыли, матушка, — сказала Элизабет, — что мы встретимся с ним на следующем балу.

Миссис Беннет не удостоила ее ответом, однако же, будучи не в силах сдержаться, напустилась на одну из своих дочерей:

— Ради всего святого, Китти, перестань так кашлять! Можно подумать, будто ты заражена!

— Маменька, какие ужасные вещи вы говорите, ведь вокруг так много зомби! — капризно отозвалась Китти. — А когда твой следующий бал, Лиззи?

— Через две недели, считая с завтрашнего дня.

— Через две недели! — воскликнула ее мать. — И мы так и не сумеем свести с ним знакомство, поскольку сами не будем ему представлены. О, как бы мне хотелось никогда в жизни не слышать об этом Бингли!

— Мне жаль это слышать, — сказал мистер Беннет. — Доведись мне узнать об этом утром, я бы не поехал к нему с визитом. Как все неловко вышло! Но раз уж я нанес ему визит, знакомства нам теперь не избежать.

Дамы, как того и хотел мистер Беннет, были просто ошеломлены — миссис Беннет в особенности. Однако когда первые порывы ликования миновали, она принялась утверждать, что ничего другого и не ожидала.

— Дорогой мистер Беннет, какое великодушие! Но я знала, что сумею убедить вас. Я не сомневалась, что ваша любовь к девочкам не позволит вам пренебречь подобным знакомством. Ах, как вы мне угодили! И какая дивная шутка — поехать утром и словечком нам ни о чем не обмолвиться до самого вечера!

— Не вздумайте после этого снисхождения ожидать поблажек в дисциплине, — сказал мистер Беннет. — Девочки продолжат упражняться, как прежде, до Бингли мне дела нет.

— О, разумеется! — воскликнула миссис Беннет. — Пусть будут столь же убийственны, сколь и прекрасны.

— Что же, Китти, теперь можешь кашлять, сколько вздумается. — С этими словами мистер Беннет вышел из комнаты, утомленный восторгами своей жены.

— Девочки, какой у вас превосходный отец! — сказала миссис Беннет, как только за ним затворилась дверь. — Нечасто нам выпадает случай порадоваться, с тех пор как Господь решил замкнуть врата Ада и обрек мертвецов бродить среди живых. Лидия, ангел мой, хоть ты и младше всех, но сдается мне, что именно с тобой мистер Бингли будет танцевать на следующем балу.

— О, меня этим не смутишь! — решительно отозвалась Лидия. — Хоть я и самая младшая, но в искусстве соблазна мне нет здесь равных.

Остаток вечера прошел в догадках о том, как скоро мистер Бингли отдаст визит и когда его следует пригласить у них отобедать.

Глава 3

Как, однако, ни старались миссис Беннет и ее дочери, им не удалось добиться от главы семейства сколь-ни-будь удовлетворительного описания мистера Бингли. Они подступались к нему самыми различными способами: забрасывали вопросами, прибегали к хитроумным уловкам и тонким намекам, однако мистер Беннет не поддавался никаким ухищрениям, и им пришлось довольствоваться знанием из вторых рук, полученным от их соседки леди Лукас. Ее сведения были самого лестного характера. Сэр Уильям был им совершенно очарован. Мистер Бингли был молод, чрезвычайно хорош собой и в добавление ко всему собирался быть на следующем же балу в сопровождении большого общества. Ничего лучшего и желать было нельзя!

— Ах, если мне только доведется увидеть одну из девочек счастливой хозяйкой Незерфилда, — сказала миссис Беннет своему супругу, — и столь же удачно пристроить замуж всех остальных, то мне бы и желать более было нечего.

— Мне тоже, коли доведется увидеть, что все пятеро переживут нынешние невзгоды Англии, — ответил тот.

Через несколько дней мистер Бингли отдал визит и около десяти минут беседовал с мистером Беннетом в библиотеке. Он лелеял надежду увидеть и юных леди, о чьей красоте и боевой сноровке он был наслышан, однако повидал лишь их отца. Юным леди повезло несравненно больше: из окна верхнего этажа им удалось разглядеть, что приехал он на вороной лошади, носит голубой сюртук и за спиной у него прилажен французский карабин — оружие для англичанина чрезвычайно экстравагантное. Однако из его неуклюжего обращения с этим оружием Элизабет заключила, что он едва ли умелый стрелок и, скорее всего, не владеет боевыми искусствами.

Вскорости было отправлено приглашение к обеду, и миссис Беннет уже принялась обдумывать блюда, которые прославят ее как превосходную хозяйку, но ответ мистера Бингли расстроил все ее планы. Дела вынуждают его на следующий день быть в Лондоне, а посему он не может принять их любезное приглашение и т. д. и т. п.

Миссис Беннет была весьма разочарована. Она и представить не могла, что за дела могли вызвать его в столицу так скоро после его приезда в Хартфордшир. Леди Лукас несколько уняла ее тревогу, высказав предположение, что он отправился в Лондон лишь затем, чтобы привезти друзей, с которыми намеревался быть на балу; и вскоре последовало известие, что с мистером Бингли на ассамблее будут двенадцать дам и семь джентльменов. Такое количество дам стало поводом для волнения среди барышень, но вскоре их приободрили слухи о том, что дам будет всего шесть — пять сестер мистера Бингли и его кузина. Однако же компания, появившаяся на балу, состояла всего из пяти человек — самого мистера Бингли, двух его сестер, мужа старшей сестры и еще одного молодого человека.

Мистер Бингли был хорош собой и вел себя как истинный джентльмен; у него было приятное выражение лица и простые, непринужденные манеры. Его сестры были видными женщинами и держались с большим достоинством, но, судя по всему, вряд ли владели боевыми искусствами. Его зять, мистер Херст, был довольно заурядным джентльменом, но зато друг Бингли, мистер Дарси, вскоре привлек внимание всей залы своей высокой статной фигурой, правильными чертами лица, аристократическим обликом и — этот слух разнесся уже через пять минут после его появления — тем, что со времен падения Кембриджа он сразил более тысячи неприличностей. Джентльмены сочли его весьма представительным мужчиной, дамы объявили его куда красивее мистера Бингли, и все собравшиеся взирали на него с восхищением, которое вскоре, однако, сменилось негодованием, вызванным его манерами. Обнаружилось, что он горд, высокомерен и угодить ему решительно невозможно.

Мистер Бингли тотчас свел знакомство со всеми главными представителями местного общества; он держался легко и непринужденно, танцевал все танцы подряд, возмущался, что ассамблея заканчивается так рано, и поговаривал о том, что даст бал и у себя в Незерфилде. И хотя он не так искусно владел оружием, как мистер Дарси, его любезность говорила сама за себя. Полная противоположность своему другу! Мистер Дарси был самым спесивым и неприятным человеком на свете, и все собравшиеся надеялись, что более им не доведется с ним встретиться. Среди тех, кто особенно ополчился на него, была миссис Беннет, чье общее недовольство поведением мистера Дарси переросло в острую неприязнь после того, как он пренебрег одной из ее дочерей.

Из-за недостатка кавалеров Элизабет Беннет была вынуждена пропустить два танца — как раз в это время мистер Дарси находился неподалеку от нее, и ей удалось подслушать беседу между ним и мистером Бингли, который на несколько минут отвлекся от танцев, пытаясь уговорить своего друга присоединиться к ним.

— Ну же, Дарси, — сказал он, — вы обязаны потанцевать, я настаиваю. Видеть не могу, как вы совершенно бессмысленно тут стоите.

— Ни в коем случае. Вы знаете, что я не выношу танцев с незнакомыми дамами. А в подобном собрании это и вовсе будет невыносимо. Ваши сестры уже ангажированы, а во всей зале не найдется другой дамы, танцевать с которой не было бы для меня сущим наказанием.

— Право же! — воскликнул мистер Бингли. — Я еще ни разу в жизни не видел больше прелестных девушек, чем за сегодняшний вечер, а некоторые из них так и вовсе обворожительны!

— Вы танцуете с единственной хорошенькой девушкой в зале, — сказал мистер Дарси, поглядев на старшую мисс Беннет.

— Она само очарование! Но вон там, прямо за вашей спиной, сидит ее сестра, очень приятная барышня, на мой взгляд, и тоже очень хороша собой.

— Которая же? — Обернувшись, он взглянул на Элизабет и, встретившись с ней взглядом, отвернулся и холодно произнес: — Она недурна, но не настолько, чтобы привлечь мое внимание, а я нынче не в настроении уделять время девицам, которыми пренебрегли другие мужчины.

Когда мистер Дарси удалился, Элизабет почувствовала, что кровь застыла у нее в жилах. Никогда в жизни ей не наносили подобного оскорбления.

Кодекс воинской чести требовал, чтобы она постояла за свое достоинство. Элизабет, стараясь не привлекать к себе внимания, потянулась к лодыжке и нащупала скрытый под платьем кинжал. Она намеревалась проследовать за мистером Дарси на улицу и перерезать ему горло.

Но стоило ей коснуться рукояти клинка, как в зале поднялся крик, сопровождаемый звоном бьющихся окон. В залу, двигаясь неуклюже, но быстро, повалили неприличности в погребальных одеждах различной степени неряшливости. У одних саваны истлели до такой степени, что выглядели решительно непристойно, на других были сюртуки столь засаленные, что казалось, они сотканы в основном из нечистот и засохшей крови. Плоть их претерпевала разные степени гниения — тела умерших недавно еще хранили упругость и были слегка зеленоватого оттенка, в то время как плоть давних покойников была серой и ломкой. Их глаза и языки давно превратились в пыль, а черепа скалились вечными застывшими улыбками.

Нескольких гостей, имевших несчастье стоять слишком близко к окнам, немедленно схватили и употребили в пищу.

Нескольких гостей, имевших несчастье стоять слишком близко к окнам, немедленно схватили и употребили в пищу. Вскочив, Элизабет увидела, что миссис Лонг пытается вырваться из лап двух ужасных созданий женского пола, которые, вцепившись зубами ей в голову, раскусили ее череп как скорлупу грецкого ореха, окропив фонтаном темной крови канделябры, подвешенные к потолку.

Гости разбегались кто куда, но голос мистера Беннета был ясно слышен среди общего смятения: — Девочки! Пентаграмму смерти!

Элизабет немедленно присоединилась к четырем своим сестрам — Джейн, Мэри, Кэтрин и Лидии, уже стоявшим в центре танцевальной залы. Каждая из них, выхватив из-под платья кинжал, встала на конце воображаемой пятиконечной звезды. Из центра комнаты они начали единовременно расходиться, выставив вперед одну руку с острым клинком и скромно спрятав другую за спину.

…мистер Дарси наблюдал, как Элизабет и ее сестры пробиваются вперед, обезглавливая на своем пути одного зомби за другим.

Из угла залы мистер Дарси наблюдал, как Элизабет и ее сестры пробиваются вперед, обезглавливая на своем пути одного зомби за другим. До этого он знал лишь одну женщину во всей Великобритании, которая владела клинком с таким же мастерством, изяществом и смертельной точностью.

Когда барышни добрались до стен залы, все неприличности были уничтожены.

За исключением нападения, вечер для всего семейства выдался вполне приятным. Миссис Беннет наблюдала, как незерфилдское общество превозносит ее старшую дочь. Мистер Бингли танцевал с ней дважды, и его сестры любезно оказали ей внимание. Джейн была польщена так же, как и ее мать, однако выказывала свой восторг гораздо более сдержанно. Элизабет разделяла радость Джейн. Мэри слышала, что мисс Бингли доложили о ней как о самой образованной девушке в местном обществе, а Кэтрин и Лидии посчастливилось ни разу не остаться без кавалера, что для них и представляло основную прелесть бала. Поэтому они в добром расположении духа вернулись в Лонгборн — деревушку, где они жили, занимая самое видное положение среди тамошних обитателей.

Глава 4

Оставшись наедине с Элизабет, Джейн, которая прежде была весьма сдержанна в своих похвалах мистеру Бингли, призналась сестре, как сильно он ее впечатлил.

— Он таков, каким и надлежит быть молодому человеку, — сказала она. — Разумный, добродушный, полный жизни. И я ранее не встречала столь очаровательных манер — он держится так непринужденно и так безупречно воспитан!

— Да, — ответила Элизабет, — однако в пылу битвы ни он, ни мистер Дарси не спешили хвататься за меч или дубину.

— Что до меня, то я была очень польщена повторным приглашением на танец. Подобного комплимента я никак не ожидала.

— Он и впрямь очень мил, и раз уж он тебе нравится, то я не буду этому препятствовать, хоть ему и недостает отваги. Тебе, бывало, нравились кавалеры гораздо глупее его.

— Ах, Лиззи!

— О, тебе легко удается любить всех людей, ты ведь ни в ком не видишь изъянов. Я ни разу в жизни не слышала, чтобы ты о ком-нибудь дурно отозвалась.

— Мне просто не по душе поспешные суждения.

— Несмотря на твой здравый смысл, ты так искренне не замечаешь глупости и недостатков окружающих! Полагаю, его сестры тебе тоже понравились? А ведь их манеры вовсе не те, что у мистера Бингли.

Сестры его, впрочем, были дамами весьма утонченными, и даже учтивыми, когда это входило в их намерения, но в то же время особами гордыми и тщеславными. Обе они были довольно привлекательны, получили воспитание в одном из первых частных лондонских пансионов, но почти не были обучены боевым искусствам, изучению которых так много времени посвящали Элизабет и ее сестры — как в Англии, так и во время поездок на Восток.

Что до самого мистера Бингли, то их с мистером Дарси связывала прочнейшая дружба, несмотря на столь заметную разность их характеров. И хоть Бингли был вовсе не глуп, Дарси обладал поистине острым умом. И при этом он был надменным, замкнутым и очень взыскательным человеком, а манеры его, хоть и безупречные, не располагали к нему людей. Где бы ни появлялся Бингли, он тотчас же вызывал всеобщую приязнь, Дарси же производил на всех отталкивающее впечатление.

Однако никто — даже мистер Бингли — не подозревал, что у Дарси была причина, чтобы держаться так холодно. До недавнего времени он представлял собой само воплощение любезности и был жизнерадостным и чрезвычайно предупредительным юношей. Но вся его натура переменилась навеки из-за предательства, говорить о котором у него не хватало духу.

Глава 5

На небольшом, но все же небезопасном расстоянии от Лонгборна проживало семейство, с которым Беннеты поддерживали особенно тесные отношения. Сэр Уильям Лукас прежде занимался пошивом саванов столь благородного покроя, что король решил пожаловать ему дворянство. Дела его шли неплохо, однако из-за неведомого недуга нужда в его услугах вскоре отпала. Многие считали, что слишком накладно одевать покойников в дорогое платье, если они все равно запачкают его, выбираясь из могилы. Поэтому сэр Лукас вместе с семьей перебрался в свое поместье, которое находилось в миле от Меритона.

Леди Лукас была женщиной очень приятной и достаточно недалекой, чтобы быть миссис Беннет полезной соседкой.

У Лукасов было несколько детей, и старшая из них, умная и рассудительная молодая женщина лет двадцати семи, была близкой подругой Элизабет.

— Для вас, Шарлотта, вечер начался весьма удачно, — обратилась миссис Беннет к мисс Лукас, пытаясь быть любезной. — Ведь первый танец мистер Бингли танцевал с вами.

— Да, но, кажется, второй танец понравился ему гораздо больше.

— О, полагаю, вы намекаете на Джейн, потому что он приглашал ее дважды и потому что она так доблестно сражалась с неприличностями.

— А разве я не рассказывала вам, что случайно расслышала его разговор с мистером Робинсоном? Мистер Робинсон все расспрашивал мистера Бингли: понравилось ли ему местное общество, не правда ли, мол, что в зале полно хорошеньких девушек, и кого бы он назвал самой хорошенькой? И мистер Бингли незамедлительно ответил на последний вопрос: «О, разумеется, старшую мисс Беннет! На сей счет не может быть двух мнений!»

— Право же, это весьма откровенное высказывание!

— Зато слушать мистера Дарси куда менее приятно, чем его друга, не так ли? — сказала Шарлотта. — Бедняжка Элиза! По его мнению, она всего лишь «недурна»!

— Прошу вас, не внушайте Лиззи мыслей о том, что его невежливость может хоть кого-то оскорбить, ведь он такой неприятный человек, что понравиться ему было бы сущим несчастьем! Прошлым вечером миссис Лонг сказала мне… — Голос миссис Беннет дрогнул при воспоминании о том, как отвратительные создания вгрызались в череп миссис Лонг. Несколько минут дамы сидели в приличествующем случаю молчании.

— Мисс Бингли рассказала мне, — наконец произнесла Джейн, — что в кругу незнакомых людей он очень немногословен, зато с самыми близкими своими друзьями он необычайно приветлив.

— И все же, — сказала мисс Лукас, — его гордость не кажется мне столь оскорбительной, поскольку ей можно найти оправдание. Не удивительно, что такой превосходный молодой человек, у которого есть всё — и богатство, и благородное происхождение, будет о себе достаточно высокого мнения. Иными словами, он имеет право быть гордым.

— Действительно, это так, — отвечала Элизабет, — и я легко простила бы ему его гордость, не задень он мою. Я перерезала бы ему горло, если бы меня не отвлекло нападение неприличностей.

— Гордость, — заметила Мэри, свято уверенная в основательности своих суждений, — недостаток, как мне кажется, весьма распространенный. Прочитанные книги лишь укрепили меня в этом мнении.

Элизабет, не сдержавшись, закатила глаза, а Мэри между тем продолжала:

— Однако же тщеславие и гордость — понятия разного толка, несмотря на то, что эти два слова зачастую используются как синонимы. Человек может быть гордым, не будучи при этом тщеславным. Гордость скорее относится к тому, что мы сами думаем о себе, тщеславие — к тому, что мы хотим, чтобы другие думали о нас.

На этом месте Элизабет принялась откровенно зевать. Она всегда восхищалась отвагой Мэри в бою, но в остальное время находила ее несколько утомительной.

Глава 6

Лонгборнские дамы вскоре навестили обитательниц Незерфилда. Приятные манеры Джейн еще более расположили к ней миссис Херст и мисс Бингли, и хотя мать семейства была объявлена невыносимой, а младшие сестры — не заслуживающими внимания, двух старших они сочли достойными более близкого знакомства. Выказанное предпочтение обрадовало Джейн, но Элизабет по-прежнему замечала, как они высокомерны в обхождении. Кроме того, очевидно было, что Бингли восхищен Джейн. От внимания Элизабет также не ускользнуло и то, что Джейн уже вполне готова серьезно в него влюбиться, однако она с удовлетворением думала, что чувства ее сестры вряд ли станут известны окружающим. Этой мыслью Элизабет поделилась со своей подругой мисс Лукас.

— Быть может, это и неплохо, — ответила Шарлотта, — но иногда подобная сдержанность может обернуться недостатком. Если женщина столь же искусно скрывает свои чувства и от того, к кому она их питает, то ей может и не представиться случая удержать его. В девяти случаях из десяти женщине стоит выказывать больше привязанности, чем она испытывает на самом деле. Бингли, несомненно, нравится твоя сестра, но без ее поощрения этим все может и закончиться.

— Но она поощряет его — насколько это позволяет ее характер. Не забывай, Шарлотта, она в первую очередь воин и лишь затем — женщина.

— Что ж, — сказала Шарлотта, — я всем сердцем желаю Джейн успеха, но, на мой взгляд, выйди она за него замуж завтра — и вероятность того, что она будет с ним счастлива, столь же велика, как если бы она перед тем целый год изучала его характер. Счастье в браке — полностью дело случая, и лучше знать как можно меньше о недостатках того, с кем тебе придется прожить всю оставшуюся жизнь.

— Шарлотта, ты меня насмешила, но все это неправильно, и ты знаешь, что это неправильно, и сама так ни за что не поступишь.

— Не забывай, Элизабет, я ведь не воин, как ты. Я всего лишь глупая девица двадцати семи лет, да еще и незамужняя.

Внимательно наблюдая за своей сестрой и мистером Бингли, Элизабет и не подозревала, что за ней самой с возрастающим интересом наблюдает его друг. Поначалу мистер Дарси с трудом согласился признать ее хотя бы хорошенькой, на балу смотрел на нее безо всякого восхищения, а когда им довелось встретиться в следующий раз, он взглянул на нее лишь затем, чтобы отметить ее недостатки. Но стоило ему доказать своим друзьям и самому себе, что в ее лице сложно отыскать и одну правильную черту, как он тотчас же заметил, что прекрасное выражение темных глаз, впрочем, как и ловкость Элизабет в обращении с клинком, делают это лицо необычайно для него притягательным. Вслед за этим открытием последовали и другие, не менее опасные. Хоть он и нашел несколько изъянов в ее сложении, но был вынужден отметить, что у нее легкая и стройная фигура, а руки удивительно мускулистые, хоть и не настолько, чтобы умалить ее женственность.

Ему захотелось разузнать о ней побольше, но перед тем, как самому заговорить с ней, он стал для начала прислушиваться к ее беседам с другими. Такое поведение привлекло ее внимание. В этот раз большое общество собралось в поместье сэра Уильяма Лукаса.

— С чего бы вдруг мистеру Дарси слушать наш разговор с полковником Форстером? — спросила она Шарлотту.

— На этот вопрос может ответить лишь сам мистер Дарси.

— Право же, если он снова себе это позволит, я дам ему понять, что все замечаю. Я еще не простила оскорбление, которое он нанес моей чести, и еще не раздумала прибить его голову у себя над камином.

Мистер Дарси вскоре подошел к ним. Элизабет повернулась к нему и спросила:

— Не правда ли, мистер Дарси, я была невероятно красноречива в разговоре с полковником Форстером, особенно когда встал вопрос, стоит ли ему давать бал в Меритоне?

— Вы выразились весьма энергически по этому вопросу, и если уж он так стоит, то почему бы и не дать?

— Вопрос был лишь в том, стоит ли давать, мистер Дарси.

— Вот что, — произнесла мисс Лукас, внезапно зардевшись, — я пойду и открою инструмент, Элиза, и, надеюсь, ты понимаешь, к чему я клоню.

— Ну и странная же ты подруга, право! Вечно хочешь, чтобы я пела и играла на публике!

Играла Элизабет довольно мило, но отнюдь не виртуозно. После нескольких песенок сестра Мэри потеснила ее у инструмента и, отыграв долгий концерт, с радостью присоединилась к своим младшим сестрам, которые вместе с прочими Лукасами и двумя-тремя офицерами затеяли танцы в дальнем углу залы.

Мистер Дарси стоял рядом с ними, в молчаливом неодобрении подобного способа провести вечер, исключавшего всякую возможность какой-либо беседы, и был так поглощен своими мыслями, что заметил стоявшего возле него сэра Уильяма Лукаса, только когда тот произнес:

— Какое дивное развлечение для молодежи, вы не находите, мистер Дарси?

— Несомненно, сэр, впрочем, оно также в чести и в менее приличных обществах, чем нынешнее. Плясать умеет любой дикарь. Да что там, полагаю, даже зомби могут достигнуть известных успехов в танце.

Сэр Уильям лишь улыбнулся, не зная, что и сказать в ответ на подобную грубость. Тут он с облегчением заметил, что к ним приближается Элизабет.

— Моя дорогая мисс Элиза, отчего вы не танцуете? Мистер Дарси, позвольте вас уверить, что эта юная леди — самая достойная партия для танца. Уверен, вы не откажетесь потанцевать со столь прелестной партнершей.

Взяв Элизабет за руку, он подвел ее к мистеру Дарси, который был отнюдь не прочь воспользоваться приглашением. Но она тотчас же отпрянула назад и, слегка смутившись, сказала сэру Уильяму:

— Право же, сэр, я вовсе не хочу танцевать. Прошу вас, не думайте, что я подошла к вам в надежде отыскать себе партнера.

Мистер Дарси в самых вежливых выражениях попросил ее оказать ему честь и протанцевать с ним, но Элизабет была непреклонна. Насмешливо улыбнувшись, она удалилась. Ее отказ отнюдь не умалил ее достоинств в глазах мистера Дарси, и он не без восхищения вспоминал о ней, когда к нему обратилась мисс Бингли:

— Думаю, что могу угадать причину вашей задумчивости.

— Не думаю, что вам это удастся.

— Вы размышляете о том, как это невыносимо — провести еще множество вечеров таким образом — среди подобного шума, косности, ничтожности и вместе с тем невероятного самодовольства этих людей! Я бы многое дала, чтобы услышать вашу отповедь в их адрес!

— Уверяю вас, вы заблуждаетесь. Я размышлял о более приятных материях — о том, сколько радости может доставить взгляд прекрасных глаз очаровательной женщины.

Мисс Бингли тотчас же пристально взглянула на него и пожелала узнать, какая же дама вдохновила его на подобные размышления. Мистер Дарси ответил:

— Мисс Элизабет Беннет.

— Мисс Элизабет Беннет? — переспросила мисс Бингли. — Защитница Лонгборна? Героиня Хартфордшира? Я в полном замешательстве. Право же, у вас будет прелестная теща, и, разумеется, объединив ваши силы и превосходное владение боевыми искусствами, вы одолеете полчища неприличностей.

Мистер Дарси слушал, как она забавлялась подобным образом, с совершенным безразличием; его невозмутимость убедила ее, что повода для тревоги нет, и она еще долго продолжала отпускать шутки такого рода.

Глава 7

Вся собственность мистера Беннета ограничивалась лишь имением, приносившим ему две тысячи фунтов в год, которое, к несчастью для его дочерей, могло достаться только наследнику мужского пола и, за отсутствием таковых в семействе Беннетов, должно было отойти их дальнему родственнику. И, уже ко всеобщему несчастью, поместье находилось в низине, что делало его оборону крайне затруднительной. Состояния же миссис Беннет, хоть и достаточного в ее нынешнем положении, едва ли хватило бы в случае утраты имения. От отца, который был поверенным в Меритоне, она унаследовала четыре тысячи фунтов.

Ее сестра была замужем за мистером Филипсом, который служил клерком у их отца и возглавил контору после его смерти. Брат миссис Беннет перебрался в Лондон, где получил ученую степень, а ныне владел несколькими фабриками, работавшими на нужды обороны.

Деревушка Лонгборн находилась всего в одной миле от Меритона — расстояние для юных девиц самое удобное, и поэтому, невзирая на то что неприличности частенько нападали на проходящих путников, сестры Беннет наведывались туда по три-четыре раза на неделе, чтобы навестить свою тетушку и расположенную неподалеку шляпную лавку. Двое младших, Кэтрин и Лидия, были там самыми частыми гостьями. Будучи легкомысленнее старших сестер, они за неимением других развлечений отправлялись в Меритон, чтобы скрасить утренние часы и заодно отточить по дороге боевые навыки. Однако сейчас у них было предостаточно и новостей, и поводов для радости — неподалеку был расквартирован милицейский полк; всю зиму солдаты должны были выворачивать из промерзлой земли гробы и предавать их огню. Все офицеры поселились в Меритоне.

Теперь любой визит к миссис Филипс приносил множество прелюбопытнейших новостей. С каждым днем они получали все больше сведений об именах офицеров и их связях в обществе, а также самые свежие известия с полей сражений при Дербишире, Корнуолле и Эссексе, где шли самые ожесточенные бои. Ни о чем другом они и говорить не могли, и даже огромное состояние мистера Бингли, одно упоминание о котором приводило их мать в неописуемый восторг, в их глазах не могло сравниться с мундиром лейтенанта и его вдохновенными историями о том, как он обезглавил неприличность одним ударом меча.

Однажды утром, выслушав очередные излияния на эту же тему, мистер Беннет спокойно заметил:

— Судя по тому, что мне довелось услышать, вы, должно быть, две самые глупые девицы во всей стране. Что-то такое я всегда подозревал, но теперь убедился в этом окончательно.

— Поражаюсь, дорогой мой, — сказала миссис Беннет, — тому, с какой готовностью вы объявляете своих дочерей глупыми.

— Раз уж у меня глупые дети, это не должно быть для меня новостью.

— Да уж, но ведь они у нас необыкновенно умны. Вы забываете, как быстро они овладели всеми этими восточными трюками, на изучении которых вы так настаивали.

— Навыки, позволяющие сразить парочку пораженных недугом, не прибавят им ума, особенно если умения эти употребляются только для того, чтобы покрасоваться перед смазливыми офицерами.

— Мама, — воскликнула Лидия, — тетушка говорит, что полковник Форстер и капитан Картер уже не так часто посещают мисс Уотсон, как по приезде, и теперь она частенько видит их на кладбище Шепердс-Хилл, где они поджигают склепы.

Ответить миссис Беннет помешал вошедший лакей, который принес записку для старшей мисс Беннет. Записку доставил слуга из Незерфилда, и ему было велено дожидаться ответа.

— Ну же, Джейн, от кого это письмо? О чем там говорится?

— Это от мисс Бингли, — сказала Джейн и зачитала письмо вслух.

Дорогой друг,

Если вы не проявите снисхождение и не отобедаете сегодня со мной и Луизой, то мы с ней опасаемся окончательно возненавидеть друг друга, ибо затянувшийся tetea-tete двух женщин может перерасти лишь в размолвку. Приезжайте сразу же, как получите эту записку, разумеется, если дороги свободны от неприличной нечисти. Мой брат вместе с другими джентльменами обедает сегодня у офицеров.

Навеки Ваша, Кэролайн Бингли

— Обедать в гостях, — сказала миссис Беннет, — экое ужасное неудобство, учитывая, насколько неспокойно на дороге до Незерфилда.

— Могу ли я взять коляску? — спросила Джейн.

— Нет, моя милая, лучше поезжай верхом — собирается дождь, а в такую погоду неприличности как грибы лезут из влажной земли. Мне будет спокойнее, если ты сможешь передвигаться быстрее, да и к тому же в случае дождя они предложат тебе остаться на ночь.

— Это был бы неплохой замысел, — заметила Элизабет, — будь вам точно известно, что они не захотят отвезти ее домой.

— И все же я бы предпочла поехать в коляске, — сказала Джейн, явно обеспокоенная тем, что ей придется ехать одной.

— Душенька, я уверена, что у твоего отца нет лишних лошадей. Ведь все они нужны на ферме, не так ли, мистер Беннет?

— На ферме нужно гораздо больше лошадей, чем у меня имеется, — их уже немало пожрали на этих дорогах.

Посему Джейн была вынуждена отправиться верхом, и мать проводила ее до дверей, бодро уверяя, что погода непременно испортится. Надежды миссис Беннет оправдались — не успела Джейн уехать, как хлынул дождь, и мягкая земля разверзлась, выпустив наружу сотни отвратительных созданий, которые хоть еще и могли похвастаться полуистлевшими нарядами, но уже утратили все хорошие манеры, столь выгодно отличавшие их при жизни.

Сестры тревожились за Джейн, однако их матушка ликовала. Дождь не переставал весь вечер. Джейн никак не могла вернуться домой.

— Как я все удачно устроила! — без конца повторяла миссис Беннет, как будто бы помимо всего прочего она устроила еще и дождь. Но лишь на следующее утро ей довелось узнать, насколько удался ее хитроумный план. Сразу же после завтрака слуга из Незерфилда принес записку для Элизабет:

Милая Лиззи,

Нынче утром мне сделалось дурно, верно из-за того, что по пути в Незерфилд мне пришлось сразиться с несколькими проклюнувшимися из-под земли неприличностями. Мои великодушные друзья и слышать не хотят о моем возвращении домой, пока, я не поправлюсь. Они также настояли на том, чтобы послать за доктором Джонсом, поэтому не беспокойся, если услышишь, что он навещал меня, — я в полном здравии, если не считать пары синяков и небольшой царапины.

Твоя, и т. д.

— Что же, моя дорогая, — заметил мистер Беннет после того, как Элизабет прочла письмо вслух, — если ваша дочь умрет или — хуже того — подхватит неведомый недуг, мысль о том, что все это делалось ради мистера Бингли и по вашему настоянию, будет весьма утешительной.

— О, я не думаю, что она умрет. Никто не умирает от синяков и царапин. О ней прекрасно позаботятся.

Элизабет, которая уже места себе не находила от волнения, была полна решимости навестить Джейн, даже несмотря на то, что идти ей пришлось бы пешком, так как запрячь коляску было никак нельзя, а наездницей она была никудышной. Она объявила всем свое решение.

— Что за глупости! — вскричала ее мать. — Идти пешком, когда кругом столько нежити, да еще и по такой грязи! В каком виде ты доберешься туда, если вообще доберешься живой!

— Вы позабыли, что я ученица мастера Пей Лю из Шаолиня, маменька. Кроме того, нынче у нас на каждую неприличность причитается по три солдата. Я вернусь домой к обеду.

— Мы проводим тебя до Меритона, — сказали Кэтрин и Лидия.

Элизабет согласилась, и они отправились в путь вместе, вооруженные лишь кинжалами, спрятанными под платьями. Мушкеты и катаны[1] были более действенными средствами защиты, но считались неподобающими для дам, и поскольку сестры не ездили верхом, когда оружие можно было приторочить к седлу, им пришлось соблюдать приличия.

— Если поторопимся, — сказала Лидия, пока они осторожно продвигались вперед, — то можем застать капитана Картера до того, как он уйдет.

В Меритоне они распрощались; младшие сестры отправились в гости к одной из офицерских жен, а Элизабет пошла дальше одна, быстро пересекая поле за полем, карабкаясь через заграждения и перепрыгивая лужи. Во время одного из таких поспешных прыжков у Элизабет развязался шнурок на ботинке. Не желая появляться в Незерфилде в столь неопрятном виде, она нагнулась, чтобы завязать его.

Внезапно раздался ужасный визг, весьма похожий на тот, что издают свиньи, когда их режут. Элизабет сразу поняла, в чем дело, и проворно выхватила кинжал. С клинком наготове она развернулась, и перед ней предстало печальное зрелище — три неприличности, разинув рты, тянули к ней руки. Тот, что стоял ближе всех, казалось, умер совсем недавно — его саван еще не выцвел, а глаза не подернулись пылью. Он удивительно быстро заковылял по направлению к Элизабет, но когда оказался на расстоянии вытянутой руки, она вонзила кинжал ему в грудь и рванула его наверх. Лезвие прошло сквозь его лицо и шею, выйдя наружу через макушку. Он упал наземь и затих.

Второй была дама, гораздо покойнее своего спутника. Она бросилась на Элизабет, неуклюже размахивая когтистыми руками. Пренебрегая приличиями, Элизабет задрала юбку и ловко ударила ее ногой прямо в голову, которая тотчас же рассыпалась облаком костяной пыли. Она тоже упала и умерла снова.

Пренебрегая приличиями, Элизабет задрала юбку и ловко ударила ее ногой прямо в голову…

Третий же был чрезвычайно высокого роста и, несмотря на то что был мертв уже порядочное время, по-прежнему обладал поразительной силой и ловкостью. Не успела Элизабет восстановить равновесие после удара ногой, как существо схватило ее за руку и вырвало кинжал. Она успела освободиться, не дав ему вцепиться в нее зубами, и приняла Позу Журавля, которую сочла весьма подходящей для оппонента такого роста. Как только мерзкая тварь приблизилась, Элизабет нанесла ему сокрушительный удар ниже пояса. Его конечности переломились, и беспомощная неприличность свалилась на землю. Она схватила кинжал и обезглавила последнего своего противника, а потом подняла его голову за волосы и издала такой победный клич, что его было слышно на мили вокруг.

Наконец Элизабет добралась до Незерфилда — с гудящими от усталости ногами, запачканными чулками и раскрасневшимся от долгой прогулки лицом.

Ее провели в комнату для завтрака, где собрались все, кроме Джейн, и где появление Элизабет вызвало чрезвычайное удивление. То, что она прошла пешком три мили — одна, в такую слякотную погоду, когда вокруг так много неприличностей, показалось мисс Бингли и миссис Херст почти невероятным, и Элизабет поняла, что они считают такое поведение недоподобающим. Однако же приняли они ее весьма любезно, а что до их брата, то он был не просто вежлив с ней, в его манерах были искреннее добродушие и приветливость. Мистер Дарси едва произнес пару слов, мистер Херст — и того меньше. Первый не знал, восхищаться ли ему дивным румянцем, который появился на щеках Элизабет после прогулки, или сомневаться, стоило ли ей предпринимать столь рискованное путешествие, имея при себе лишь кинжал. Второй же мог думать исключительно о завтраке.

Справившись о здоровье сестры, Элизабет получила неутешительные ответы. Мисс Беннет плохо спала всю ночь, металась в жару и утром ослабела настолько, что не смогла встать с постели. Элизабет поднялась к ней, в душе беспокоясь, что ее дорогая сестра пала жертвой неведомого недуга. После завтрака к ним присоединились сестры Бингли, и Элизабет даже прониклась к ним симпатией, видя, с какой заботой и участием они относятся к Джейн. Вскоре приехал аптекарь и, осмотрев больную, объявил, к вящему облегчению всех присутствовавших, что виной всему не неведомый недуг, а сильная простуда, которую Джейн подхватила, сражаясь под дождем с неприличностями.

Когда пробило три часа, Элизабет почувствовала, что ей пора возвращаться. Мисс Бингли предложила ей коляску. Но Джейн так не хотелось расставаться с любимой сестрой, что мисс Бингли пришлось вместо коляски предложить ей погостить пока в Незерфилде. Элизабет с благодарностью согласилась, и тотчас же в Лонгборн отправили слугу, который должен был предупредить семью, привезти необходимую одежду и, по особой просьбе Элизабет, ее любимый мушкет.

Глава 8

В пять часов вечера Элизабет удалилась, чтобы помедитировать и переодеться, и в половине шестого ее позвали к столу. Джейн было гораздо лучше. Услышав это, сестры мистера Бингли раза три или четыре повторили, что они весьма опечалены, что простуда — это просто ужасно, что сами они терпеть не могут хворать, и более к этой теме не возвращались. Увидев, что они выказывают заботу о Джейн, только когда та находится рядом, Элизабет вновь укрепилась в своей неприязни к ним.

Из всего собравшегося общества мистер Бингли был единственным, к кому она испытывала расположение. Он искренне тревожился за Джейн и к ней самой относился с необычайным радушием, так что Элизабет не чувствовала себя совсем уж непрошеной гостьей, каковой, судя по всему, ее считали остальные.

После обеда она сразу же вернулась к Джейн, и мисс Бингли принялась высмеивать Элизабет, как только та вышла из комнаты. Ее манеры были признаны из рук вон скверными — смешением гордости и нахальства, в ней не было ни красоты, ни шика, ни красноречия. Миссис Херст выразила полное согласие с сестрой и прибавила:

— Иными словами, ей нечем гордиться, кроме своих незаурядных боевых навыков. Мне вовек не забыть, в каком виде она появилась сегодня утром. Она выглядела совершеннейшей дикаркой.

— И впрямь, Луиза. Разгуливать в одиночку в столь опасное время — лишь потому, что ее сестра слегка простудилась?! А что за прическа! Волосы все растрепались.

— А ее нижняя юбка? Надеюсь, ты заметила, как она была испачкана — дюймов на шесть в грязи, не меньше. И частички разлагающейся плоти на рукавах — их, несомненно, оставил кто-то из нападавших.

— Быть может, твое описание и верно, Луиза, — сказал Бингли, — но ради меня ты зря старалась. Мне показалось, что мисс Элизабет Беннет выглядела чрезвычайно хорошо, когда вошла в комнату сегодня утром. И ее грязная нижняя юбка совершенно ускользнула от моего внимания.

— Зато вы, мистер Дарси, уж я уверена — заметили всё, — не унималась мисс Бингли, — и полагаю, вам бы не хотелось, чтобы ваша сестра появилась где-нибудь в подобном виде?

— Разумеется, нет.

— Пройти целых три мили или сколько там, утопая по щиколотку в грязи, и совсем, совсем одной! В то время как неприличная нежить денно и нощно подстерегает путников на дорогах и обрекает их на верную гибель? Что же означает подобная эскапада? Мне кажется, это верный признак самодовольства наихудшего сорта и пренебрежение приличиями, столь свойственное провинциалам.

— Это верный признак любви к сестре, что весьма похвально, — сказал Бингли.

— Боюсь, мистер Дарси, — тихонько заметила мисс Бингли, — что подобная выходка серьезно сказалась на вашем мнении о ее прекрасных глазах.

— Вовсе нет, — ответил тот, — после прогулки они блестели еще ярче.

За этим последовала небольшая пауза, и миссис Херст заговорила вновь:

— Но к мисс Джейн Беннет я весьма расположена, она и впрямь милая девушка, и я всем сердцем желаю ей хорошей партии. Но, боюсь, с такими родителями и столь низким происхождением ей вряд ли представится подходящий случай.

— Кажется, ты сказала, что их дядюшка служит поверенным в Меритоне?

— Да, а другой их дядя живет где-то в Чипсайде.