Гордость и предубеждение и зомби Остин Джейн

Глава 28

На следующий день каждый миг поездки приносил Элизабет новые и интересные впечатления. Они мчались в Хансфорд с новым кучером и удвоенным числом вооруженных охранников. На этот раз, к счастью, путешествие оказалось благополучным, и, едва въехав в Хансфорд, они сразу принялись высматривать дом священника, ожидая увидеть его за каждым поворотом. С одной стороны дороги тянулась ограда Розингс-парка. Припомнив все, что она слышала о его хозяевах, Элизабет улыбнулась.

Наконец вдали показался дом мистера Коллинза. Дом, окруженный садом, спускающимся к самой дороге, зеленый заборчик, живая изгородь — все свидетельствовало о том, что они на месте. Элизабет сразу почувствовала себя спокойно, поскольку о зомби в Хансфорде не было слышно вот уже много лет. Многие приписывали это присутствию леди Кэтрин де Бэр — столь великой воительницы, что сраженные недугом не осмеливались даже приближаться к ее дому.

В дверях показались мистер Коллинз и Шарлотта, и экипаж остановился у небольших ворот, за которыми начиналась усыпанная гравием дорожка, ведущая к дому. Завидев друг друга, все принялись кивать и улыбаться, и вот уже путешественники вышли из кареты, радуясь встрече. Но когда миссис Коллинз поприветствовала Элизабет, та была весьма опечалена ее видом. Она не видела Шарлотту несколько месяцев, и эти месяцы сказались на ней не самым лучшим образом: кожа на лице ее подруги заметно посерела и была покрыта язвами, речь стала ужасающе неразборчивой. То, что этого не замечали другие, Элизабет приписывала лишь их непроходимой глупости — в особенности это касалось мистера Коллинза, который, очевидно, даже не подозревал, что его жена на три четверти мертва.

Их провели в дом, и едва они очутились в гостиной, как мистер Коллинз с чрезмерной пышностью во второй раз поприветствовал их в своем скромном жилище и настойчиво повторил приглашение своей супруги подкрепиться с дороги.

Элизабет была готова узреть мистера Коллинза во всем его блеске и не могла отделаться от мысли, что, расписывая размеры комнаты, мебель и вид из окон, он прежде всего обращался к ней, как бы намекая на то, сколько она потеряла, отказавшись стать его женой. Но хотя все казалось уютным и опрятным, ей так и не удалось вознаградить мистера Коллинза даже вздохом сожаления. После того как они просидели в гостиной достаточно долго, чтобы восхититься каждым предметом обстановки, мистер Коллинз пригласил их прогуляться по саду. Работа в саду была одним из самых достойных его развлечений, и Элизабет оценила попытки Шарлотты порассуждать о том, как это полезно для здоровья, хотя понять, что она говорит, было довольно затруднительно.

Из сада мистер Коллинз хотел провести их по двум своим лугам, но дамы, чья обувь не была пригодна для прогулок по заиндевелой траве, повернули обратно, и пока сэр Уильям сопровождал мистера Коллинза, Шарлотта провела подругу и сестру по дому. Он был небольшим, зато удобным и отлично выстроенным. Но хотя Элизабет и радовалась, что ее подруга благополучно устроилась, печаль не покидала ее, поскольку Шарлотте недолго оставалось наслаждаться своим счастьем.

Ей уже сообщили, что леди Кэтрин еще в Розингсе. Во второй раз она услышала об этом за обедом, когда присоединившийся к ним мистер Коллинз заявил:

— Да, мисс Элизабет, в ближайшее воскресенье вы удостоитесь чести лицезреть леди Кэтрин де Бэр в церкви, и думаю, нет нужды упоминать о том, в какой вы придете восторг. Она невероятно любезна с моей дорогой Шарлоттой. Два раза в неделю мы обедаем в Розингсе, и нас ни за что не отпускают домой пешком. Ее светлость всегда велит заложить для нас свой экипаж. Точнее, один из своих экипажей, так как у нее их несколько.

— Деди Кэфрин вефьма почтенная… умная дама, — провыла Шарлотта, — и заботливая фофедка.

— Истинно так, моя дорогая, я это всегда говорю. Она из тех людей, уважение к которым просто не может быть чрезмерным.

Поскольку весь обед проходил в такой манере, Элизабет то и дело поглядывала на Шарлотту, которая, склонившись над тарелкой, ложкой заталкивала гусятину и подливу куда-то в направлении рта, впрочем, без особого успеха. Пока она проделывала это, лопнул один из нарывов у нее под глазом и кровавый гной заструился по ее щеке, попав в рот. Очевидно, добавка пришлась ей по вкусу, поскольку взмахи ложкой заметно участились. Элизабет, однако, не удержалась, и ее слегка стошнило в носовой платок.

Остаток вечера прошел в разговорах о новостях из Хартфордшира и пересказах того, что уже было изложено в письмах. Затем, уединившись наконец в своей комнате, Элизабет смогла как следует поразмыслить о том, насколько ухудшилось состояние Шарлотты и почему никто, даже такой великий борец с зомби, как леди Кэтрин, этого не замечает.

На следующий день где-то после полудня, когда Элизабет переодевалась у себя в комнате для прогулки, внезапный шум снизу, казалось, переполошил весь дом, и стоило ей прислушаться, как кто-то в безумной спешке взлетел вверх по лестнице, выкликая ее имя. Элизабет схватила катану, распахнула дверь и столкнулась с Марией, которая воскликнула:

— О, Элиза, дорогая! Скорее иди в столовую, прошу тебя! Там такое творится! Ничего не буду тебе говорить, поторопись и спускайся сию же минуту!

Поскольку Мария больше ничего не сказала, они обе побежали в столовую, окна которой выходили на дорогу, чтобы увидеть то, что ее так поразило. Оказалось, всего-навсего две дамы в фаэтоне остановились у ворот.

— И это все?! — вскричала Элизабет. — Я ожидала увидеть по меньшей мере дюжину неприличностей, а это всего лишь леди Кэтрин с дочерью.

— Ну что ты, Лиззи, милочка, — сказала Мария, пораженная ее оплошностью, — это не леди Кэтрин. Пожилая дама — миссис Дженкинсон, приживалка, а вторая леди — мисс де Бэр. Какая она хрупкая! Кто бы мог подумать, что она так худа и мала ростом?

— Весьма невежливо с ее стороны держать Шарлотту на таком ветру. Отчего бы ей не зайти в дом?

— О, Шарлотта говорит, она почти никогда не заходит. А когда удостаивает такой чести, то это величайшая милость с ее стороны.

— Она мне нравится, — сказала Элизабет, вдруг кое-что вспомнив. — На вид она тщедушна и угрюма. Прекрасно подойдет мистеру Дарси. Идеальная партия для него.

Мистер Коллинз с Шарлоттой стояли у ворот, разговаривая с дамами, а сэр Уильям застыл в дверях, созерцая явленное ему величие и беспрестанно кланяясь, стоило мисс де Бэр посмотреть в его сторону, чем немало позабавил Элизабет. Наконец темы для беседы были исчерпаны, дамы поехали дальше, и все вернулись в дом. Едва увидев обеих девушек, мистер Коллинз бросился поздравлять их с выпавшей им удачей, сообщив, что все они приглашены назавтра к обеду в Розингс. Очевидно преисполнившись восторга, Шарлотта повалилась на землю и принялась запихивать в рот охапки хрустящих осенних листьев.

Глава 29

— Признаюсь, — сказал мистер Коллинз, — меня бы не удивило, если бы ее светлость позвала нас провести воскресный вечер в Розингсе и выпить чаю. Зная о ее предупредительности, я даже на это рассчитывал. Но кто бы мог подумать, что вам окажут столько внимания? Вообразить только — вы недавно приехали и уже получили приглашение к обеду!

— Меня все это не так удивило, — откликнулся сэр Уильям, — ведь о ее безупречных манерах и непревзойденном владении боевыми искусствами наслышана вся европейская знать.

На следующее утро только и разговоров было, что о визите в Розингс. Мистер Коллинз дотошно перечислял все, что им предстояло увидеть, дабы великолепие комнат, обилие прислуги, личная охрана леди Кэтрин из двадцати пяти ниндзя и роскошнейший из обедов не слишком ошеломили их.

Перед тем как дамы ушли переодеваться, он сказал Элизабет:

— Дражайшая кузина, не беспокойтесь по поводу своего наряда. Леди Кэтрин не требует от нас такого же изящества в одежде, какое столь свойственно ей и ее дочери. Я бы посоветовал вам просто надеть самое приличное из ваших платьев — большего не потребуется. Леди Кэтрин не станет думать о вас хуже, если вы будете скромно одеты, впрочем, ее мнения не поколеблет и то, что ваши боевые навыки не выдерживают никакого сравнения с ее мастерством.

Услышав такое оскорбление, Элизабет сжала кулаки, но из привязанности к своей на три четверти мертвой подруге придержала и язык, и меч.

Пока они одевались, он то и дело подходил к дверям их комнат и просил их поторопиться, поскольку леди Кэтрин не любит дожидаться никого к обеду. Стояла прекрасная погода, и они с удовольствием прошли пешком около полумили через парк.

Пока гости поднимались по ступеням, ведущим в холл, тревога Марии возрастала с каждым мгновением, и даже сэр Уильям с трудом сохранял спокойствие. Элизабет, напротив, не утратила присутствия духа, хоть ее потчевали историями о талантах леди Кэтрин с тех самых пор, как она взяла в руки свой первый клинок. Ее не пугала встреча с человеком, превосходящим ее в богатстве и знатности, однако сам вид женщины, которая сразила девяносто живых мертвецов при помощи одного лишь промокшего под дождем конверта, мог быть довольно устрашающим.

Миновав переднюю, они последовали за слугами в комнату, где сидели леди Кэтрин с дочерью и миссис Дженкинсон. Ее светлость, с видом величайшего снисхождения, поднялась им навстречу, и поскольку миссис Коллинз условилась с супругом, что возьмет на себя церемонию представления, то не обошлось без трудностей — Шарлотта изо всех сил пыталась говорить внятно.

Несмотря на то что сэру Уильяму доводилось посещать дворец Сент-Джеймс, он был сражен окружающим великолепием, и ему хватило духу лишь на то, чтобы отвесить очень низкий поклон и молча усесться на отведенное ему место. Его дочь, перепуганная чуть ли не до обморока, примостилась на краешке стула, не зная, куда глядеть. Элизабет чувствовала себя вполне уверенно и принялась спокойно рассматривать сидевших перед нею дам. Леди Кэтрин оказалась высокой дородной женщиной с резкими чертами лица, которое, возможно, когда-то было привлекательным. Ее фигура, некогда безупречная, с годами слегка расплылась, но пронзительный взор в точности соответствовал описаниям, которые так часто слышала Элизабет. У леди Кэтрин были глаза человека, чьи руки в свое время вершили Божье правосудие. Элизабет задумалась о том, сохранили ли эти руки свою прежнюю ловкость.

Рассмотрев мать, в чьем облике и манерах она вскоре отыскала некоторое сходство с мистером Дарси, она перевела взгляд на дочь и почти разделила изумление Марии ее худобой и малым ростом. Ни лицом, ни фигурой две дамы ничуть не походили друг на друга. Мисс де Бэр выглядела бледной и болезненной, черты ее лица, хоть и приятные, были совершенно невыразительными, и она большей частью молчала, лишь иногда тихонько обращаясь к миссис Дженкинсон, которая и вовсе не представляла собой ничего примечательного и только выслушивала все, что ей говорила мисс де Бэр.

Так они просидели несколько минут, после чего их направили к окну полюбоваться видом. Мистер Коллинз не преминул указать им все красоты, а леди Кэтрин любезно прибавила, что вид особенно хорош летом.

Обед был чрезвычайно изысканным, со всей обещанной мистером Коллинзом прислугой и сервировкой. Сам же он, как и предсказывал, по желанию ее светлости занял место на противоположном конце стола и выглядел так, будто переживает один из величайших моментов своей жизни. Обстановка не располагала к разговорам. Элизабет охотно поддержала бы беседу, но ее усадили между Шарлоттой и мисс де Бэр, и первой то и дело приходилось напоминать о существовании столовых приборов, а вторая за весь обед так и не раскрыла рта.

Когда дамы вернулись в гостиную, то им ничего не оставалось, кроме как выслушивать рассказы леди Кэтрин о ее попытках изобрести сыворотку, которая замедлит или вовсе исцелит проявления неведомого недуга. Элизабет удивилась, услышав об этом, поскольку все стремления отыскать лекарство от этой чумы считались последним прибежищем наивных простаков. В течение пятидесяти пяти лет этим были озабочены величайшие умы Англии.

Ее светлость дотошно и бесцеремонно расспрашивала Шарлотту о ее домашних делах, на все у нее находился совет, и она объясняла, как следует вести хозяйство в столь небольшом семействе. Элизабет обнаружила, что от внимания великой дамы не ускользала ни одна деталь, когда это давало ей возможность поучать других. Иногда, прерывая беседу с миссис Коллинз, она обрушивала лавину вопросов на Марию и Элизабет — в особенности доставалось последней, о чьей семье леди Кэтрин почти ничего не знала.

— Мистер Коллинз сказал, что вы владеете боевыми искусствами, мисс Беннет.

— Да, хоть и вполовину не столь хороша в них, как ваша светлость.

— О, в таком случае я как-нибудь понаблюдала бы за вашим боем с одним из моих ниндзя. Ваши сестры тоже умеют сражаться?

— Да.

— Полагаю, вы обучались в Японии?

— Нет, ваша светлость, в Китае.

— В Китае? Эти монахи по-прежнему сбывают свое неуклюжее кунфу англичанам? Полагаю, вы учились в Шаолине?

— Да, ваша светлость, под началом мастера Лю.

— Что ж, думаю, выбирать вам не приходилось. Будь у вашего отца больше средств, он отвез бы вас в Киото.

— Матушка бы не возражала, но отец не выносит Японии.

— А ниндзя еще живут с вами?

— У нас никогда их не было.

— Не было ниндзя! Как такое возможно? Вырастить пятерых дочерей без единого ниндзя! В жизни не слышала ни о чем подобном. Ваша матушка, должно быть, не знала отдыха, защищая вас.

Элизабет с трудом удержалась от улыбки, заверяя леди Кэтрин, что все было вовсе не так.

— Но кто же оборонял вас во время первой битвы? Без ниндзя вы, я уверена, смотрелись весьма жалко.

— Полагаю, что так и было, особенно в сравнении с другими семьями, но мы так желали выстоять и были так привязаны друг к другу, что с легкостью расправлялись с нашими противниками даже в самом нежном возрасте.

— Будь я знакома с вашей матерью, то настоятельно рекомендовала бы ей нанять отряд ниндзя. Я всегда говорю, что основу образования составляют длительные и постоянные упражнения. Будь моя дочь более крепкого здоровья, я послала бы ее в лучшие додзё Японии, едва ей исполнилось четыре. Кто-нибудь из ваших младших сестер выезжает в свет, мисс Беннет?

— Да, сударыня, все.

— Все?! Сразу все пятеро? Как странно! А ведь вы лишь вторая по старшинству. Младшие выходят в свет при незамужних старших! Но ваши младшие сестры, должно быть, еще очень юны?

— Да, самой младшей нет и шестнадцати. Возможно, она еще слишком молода, чтобы бывать в обществе, но, право же, думаю, младшим всегда тяжело приходится, когда они лишены общества и развлечений лишь потому, что старшие сестры не могут или не желают рано выходить замуж. Младший ребенок имеет такое же право наслаждаться дарами юности, как и старший. И лишиться их по такой причине! Не думаю, что это может способствовать сестринской любви и деликатности нрава.

— Право же, — сказала ее светлость, — ваши суждения весьма решительны для столь молодой особы. Скажите, сколько вам лет?

— Учитывая, что три моих младших сестры уже совсем взрослые, — с улыбкой ответила Элизабет, — ваша светлость вряд ли может рассчитывать на то, что я признаюсь.

Леди Кэтрин была явно ошеломлена, не получив ответа сразу. Элизабет заподозрила, что она первая, кто вообще осмелился ответить шуткой на столь величественную бесцеремонность.

— Уверена, вам не может быть больше двадцати, и нет никакой необходимости скрывать свой возраст!

— Мне двадцать лет.

Тут к ним присоединились джентльмены, и после чая были разложены карточные столы. Леди Кэтрин, сэр Уильям и чета Коллинзов уселись за «Склеп и Саркофаг», а мисс де Бэр пожелала сыграть в «Выпори Викария», и Мария с Элизабет удостоились чести составить ей компанию вместе с миссис Дженкинсон. За их столом царила непереносимая скука. Все разговоры велись исключительно об игре, разве что миссис Дженкинсон то и дело беспокоилась, не холодно ли мисс де Бэр, не душно ли, не слишком ли светло или темно. За другим столом атмосфера была более оживленной. Говорила в основном леди Кэтрин, указывая другим на ошибки или вспоминая какой-нибудь случай из жизни. Мистер Коллинз был занят исключительно тем, что соглашался с каждым словом ее светлости, благодарил ее за каждый отыгранный им пустой склеп и извинялся, если, по его мнению, выигрывал их слишком много.

После того как у Шарлотты изо рта вытекла третья чашка чаю, она с изменившимся лицом встала из-за стола, хватаясь за живот и извиняясь:

— Пссстите, фаша ффетлость…

Леди Кэтрин даже не отозвалась, а мистер Коллинз и сэр Уильям были так увлечены игрой, что и вовсе не заметили происходящего.

Элизабет увидела, как Шарлотта, сделав легкий реверанс, поковыляла в дальний угол комнаты, подняла подол платья и принялась усаживаться на корточки. Элизабет тотчас же, извинившись, покинула свое место и, стараясь не привлекать внимания, схватила Шарлотту за руку и сопроводила в уборную, где ее подругу на целую четверть часа одолел приступ столь тяжкой дурноты, что приличия не позволяют нам описывать ее на этих страницах.

Вскоре столы разобрали, миссис Коллинз был любезно предложен и сразу же заказан экипаж, принятый ею с превеликой благодарностью. Затем все собрались у камина, чтобы узнать, какую же погоду, по решению леди Кэтрин, им ожидать назавтра. Их прервало объявление о том, что карета подана, и после множества поклонов сэра Уильяма и изъявлений признательности со стороны мистера Коллинза они наконец отбыли. Едва они отъехали от Розингса, как кузен пожелал узнать, какое мнение сложилось у Элизабет обо всем, что она видела, и ради Шарлотты она изложила свои впечатления в смягченной форме. Встреча с «Екатериной Великой» обернулась сплошным разочарованием, к тому же Элизабет не могла простить ей оскорбительные высказывания в адрес ее храма и наставника.

Глава 30

Сэр Уильям пробыл в Хансфорде лишь неделю, однако этого времени ему хватило, чтобы убедиться в том, что его дочь устроена самым благополучным образом. По утрам мистер Коллинз катал сэра Уильяма в своей двуколке, показывая ему окрестности, но после его отъезда семейство вернулось к обычному распорядку дня.

Несколько раз они удостаивались визита леди Кэтрин, и каждый раз она находила, на что обратить внимание. Она допытывалась, чем они заняты, разглядывала шитье, советуя все переделать, придиралась к обстановке, распекала горничных за небрежность, а если и принимала какое-нибудь угощение, то лишь для того, чтобы сообщить миссис Коллинз, что та покупает слишком много мяса на столь небольшую семью.

Элизабет вскоре заметила, что хотя эта великая дама и не участвовала больше в обороне страны, но делами своего прихода, о которых ей в мельчайших подробностях докладывал мистер Коллинз, она занималась весьма рьяно. Всякий раз, когда о ком-нибудь из прихожан сообщалось, что он недоволен, задирист или слишком беден, она тотчас же отправлялась в деревню, чтобы уговорить их разрешить споры или уладить все самой при помощи своего по-прежнему грозного клинка.

Развлечение в виде обеда в Розингсе повторялось по два раза на неделе, и, если не считать того, что после отъезда сэра Уильяма вечером раскладывали лишь один карточный стол, визиты эти мало чем отличались от первого. В один из таких вечеров Элизабет попросили выйти на бой с ниндзя ее светлости, дабы развлечь собравшееся общество.

Бой состоялся в огромном додзё леди Кэтрин, который из самого Киото по кирпичику притащили японские крестьяне. Ниндзя были одеты в традиционные темные одежды, маски и туфли таби, Элизабет же переоделась в платье для боевых упражнений и взяла верную катану. Когда леди Кэтрин поднялась, чтобы объявить начало боя, Элизабет, бросая противникам вызов, завязала себе глаза.

— Дорогое дитя, — сказала ее светлость, — прошу вас отнестись к этому сражению со всей серьезностью. Мои ниндзя не окажут вам снисхождения.

— Так же, как и я им, ваша светлость.

— Мисс Беннет, напоминаю, что вы недостаточно хорошо владеете боевыми искусствами. Вашим наставником был китайский монах, а эти ниндзя обучались в лучших додзё Японии.

— Если я и впрямь не умею сражаться, то ваша светлость будет избавлена от необходимости долго за этим наблюдать.

Элизабет заняла боевую позицию, и леди Кэтрин, поняв, что не сумеет переубедить эту странную и упрямую девчонку, щелкнула пальцами. Первый ниндзя выхватил меч и, издав боевой клич, кинулся к Элизабет.

Когда его клинок был всего в нескольких дюймах от ее горла, она отскочила в сторону и катаной вспорола ему живот. Ниндзя рухнул на пол — его внутренности вываливались из разреза быстрее, чем он успевал заталкивать их обратно. Элизабет сунула меч в ножны, склонилась над ним и удушила ниндзя его же толстой кишкой.

Леди Кэтрин снова щелкнула пальцами, и в бой вступил следующий ниндзя — двигаясь вперед, он бросал сюрикены. Элизабет выхватила катану и парировала первые три, затем перехватила в полете четвертый сюрикен и бросила в его хозяина, попав тому в бедро. Ниндзя вскрикнул и обеими руками закрыл рану, куда тотчас же обрушился клинок Элизабет, отрубив ниндзя не только руки, но и ногу, за которую он так крепко ухватился. Ниндзя свалился наземь и был тотчас же обезглавлен.

Разочарованная таким началом, леди Кэтрин возлагала самые большие надежды на последнего ниндзя — самого опасного из всех троих. Но стоило ей щелкнуть пальцами, как Элизабет метнула катану через весь додзё, пригвоздив ниндзя к деревянной балке. Элизабет сняла повязку и подошла к своему противнику, который, задыхаясь, хватался за торчащий из груди меч. Мощным ударом она проломила его грудную клетку и вытащила наружу все еще бьющееся сердце. Все, за исключением леди Кэтрин, с отвращением отвернулись, а Элизабет откусила кусочек, запачкав кровью подбородок и платье.

— Любопытно, — жуя, промолвила Элизабет. — Я испробовала много сердец, но, осмелюсь заявить, японские нежнее всего на вкус.

Ее светлость покинула додзё, ни единым словом не отметив мастерство Элизабет.

— Дорогое дитя, — сказала ее светлость, — прошу вас отнестись к этому сражению со всей серьезностью. Мои ниндзя не окажут вам снисхождения.

Прочих развлечений было мало, поскольку доход Коллинзов был скромнее доходов их соседей. Однако это совершенно не огорчало Элизабет, и в целом она прекрасно проводила время — ведя недолгие, томительные и невнятные беседы с Шарлоттой и наслаждаясь прогулками, поскольку март в этом году выдался неожиданно теплым. Больше всего Элизабет полюбила бродить по небольшой рощице, примыкавшей к парку, где она отыскала укромную тропинку, всей прелести которой, казалось, не замечал никто, кроме нее, — там ее точно не могло настигнуть любопытство леди Кэтрин.

Так, спокойно и размеренно, прошли ее первые две недели в Хансфорде. Приближалась Пасха, и за неделю до нее в Розингсе прибавилось обитателей — немаловажное событие для столь небольшого общества. Вскоре после приезда Элизабет узнала, что через несколько недель тут ожидается мистер Дарси, и хоть она охотнее бы встретилась с кем угодно, но не с ним, своим присутствием он разнообразит их вечера в Розингсе, а она сможет убедиться в тщетности надежд мисс Бингли, наблюдая за ним и его кузиной, которую леди Кэтрин избрала ему в жены. Ее светлость явственно предвкушала его приезд, отзывалась о племяннике с величайшим восторгом и, казалось, была раздосадована тем, что мисс Лукас и Элизабет уже много раз с ним встречались.

В доме священника о его прибытии узнали практически сразу, поскольку мистер Коллинз все утро прохаживался по дороге, с которой был виден въезд в Хансфорд, чтобы первым увидеть приезд мистера Дарси и затем, низко поклонившись сворачивавшей в Розингс карете, поспешить домой с великой вестью. На следующее утро он бросился в Розингс засвидетельствовать свое почтение. Раскланиваться ему пришлось не с одним, а с двумя племянниками леди Кэтрин, поскольку мистера Дарси сопровождал полковник Фицуильям, младший сын его дяди. К величайшему удивлению всех обитателей Хансфорда, вместе с этими джентльменами мистер Коллинз и вернулся домой.

Шарлотта, увидев из окна кабинета, что они уже подходят к дому, немедленно бросилась в гостиную и сообщила барышням, какой чести они удостоились, прибавив:

— Таким жнаком внимания я обявана тебе, Элива. Мистадарфи не прифол бы так фкоро, чтобы повидаться фо мной.

Элизабет едва успела отказаться от незаслуженного комплимента, как звон колокольчика возвестил о приходе джентльменов, и вскоре все трое вошли в гостиную. Полковнику Фицуильяму, который шел впереди всех, на вид было лет тридцать. Его нельзя было назвать красавцем, но внешность и манеры выдавали в нем истинного джентльмена. Мистер Дарси совершенно не изменился с тех пор, как они виделись в Хартфордшире. Он с обычной сдержанностью поклонился миссис Коллинз и, каковы бы ни были его чувства к ее подруге, поздоровался с ней так же бесстрастно. Элизабет ответила реверансом, не говоря ни слова.

Полковник Фицуильям с легкостью, свойственной благородному воспитанию, сразу завязал беседу и говорил весьма непринужденно, в то время как его кузен, обменявшись с миссис Коллинз парой слов о ее доме и саде, надолго замолчал. Однако затем он все же отыскал в себе достаточно любезности, чтобы справиться о здоровье семейства Элизабет.

Она ответила то, что обычно говорят в таких случаях, и, немного помедлив, добавила:

— Моя старшая сестра вот уже три месяца живет в столице. Вам не доводилось с ней встречаться?

Она прекрасно знала, что они не виделись, но хотела посмотреть, не выдаст ли в нем что-нибудь его осведомленности о происшедшем между семейством Бингли и Джейн. И хотя ей показалось, что у него слегка дернулось веко, он отвечал, что не имел удовольствия видеться с мисс Беннет. Больше они об этом не говорили, и джентльмены вскоре ушли.

Глава 31

Всех в доме священника восхитили манеры полковника Фицуильяма, и дамы чувствовали, что с его приездом их вечера в Розингсе станут более оживленными. Однако прошло несколько дней, прежде чем их снова пригласили к обеду, — теперь, когда в доме были гости, леди Кэтрин не нуждалась в их присутствии. Лишь через неделю после приезда полковника, в день Пасхи, обитателей Хансфорда вновь удостоили внимания: выходя из церкви, леди Кэтрин просто попросила их прийти вечером.

Приглашение было, разумеется, принято, и в назначенный час они присоединились к обществу, собравшемуся в гостиной леди Кэтрин. Ее светлость любезно поприветствовала их, но было заметно, что она дорожит их компанией лишь тогда, когда не может найти другой.

Полковник Фицуильям, казалось, искренне обрадовался их появлению, как спасению от скуки в Розингсе, да и к тому же его весьма заинтересовала прелестная подруга миссис Коллинз. Усевшись рядом с ней, он увлеченно рассказывал о боях в Манчестере, чудесах, на которые способны новейшие механические ружья, и своих излюбленных способах умерщвления сраженных недугом. Элизабет еще никогда не было так весело в этой гостиной. Они беседовали так живо и беззаботно, что привлекли внимание не только леди Кэтрин, но и мистера Дарси.

Он то и дело поглядывал на них с любопытством, и это же чувство, несомненно, разделяла леди Кэтрин, которая, впрочем, не стала его скрывать, вмешавшись в их разговор:

— Что ты такое говоришь, Фицуильям? О чем вы беседуете? Что ты рассказываешь мисс Беннет? Я желаю знать!

— Мы говорили о боевых искусствах, сударыня, — сказал он, не видя возможности уклониться от ответа.

— О боевых искусствах? Тогда, будь добр, говори громче. Эта тема мне особенно приятна. Раз уж вы говорите о боевых искусствах, мне тоже есть что сказать. Думаю, во всей Англии мало кто отдается им с таким рвением, как я, или может похвастаться такими же прирожденными талантами. Если бы здоровье Энн было покрепче, я уверена, она стала бы такой же великой истребительницей зомби, как и я. Как продвигаются занятия Джорджианы, Дарси?

Мистер Дарси тепло и похвально отозвался о достижениях своей сестры в кулачном бою и мастерском обращении с клинком и Браун Бесс.

— Весьма рада слышать, что она так преуспела, — сказала леди Кэтрин, — и прошу, передай ей мой наказ — если она не будет регулярно упражняться, то не достигнет высот.

— Уверяю вас, сударыня, — ответил он, — что в этом совете нет нужды. Она занимается очень усердно.

— Тем лучше. В таких случаях переусердствовать невозможно, и в следующем письме я непременно напишу ей, чтобы она ни в коем случае не пренебрегала упражнениями. Я всегда твержу юным девицам, что боевыми искусствами нельзя овладеть в совершенстве без каждодневной практики. Я уже несколько раз повторила мисс Беннет, что ей не удастся освоить и половину моих навыков, если она не будет постоянно упражняться. У миссис Коллинз нет додзё, но я всегда рада видеть мисс Беннет в Розингсе — она может приходить сюда хоть каждый день и биться с моими ниндзя — разумеется, больше никого не убивая. В той части дома она никому не помешает.

Мистер Дарси, казалось, несколько устыдился бесцеремонности своей тетушки и ничего не ответил.

После кофе полковник Фицуильям напомнил Элизабет о том, что она обещала продемонстрировать собравшимся невероятную силу своих пальцев, и при помощи подвязки она закрепила подол платья у щиколоток. Затем леди Кэтрин и остальные наблюдали за тем, как Элизабет, встав на руки, подняла ноги к потолку — подол платья благодаря подвязке по-прежнему держался на месте.

Стоя таким образом, она оторвала руку от пола, так что вес ее тела теперь удерживала только одна рука. Мистер Дарси расположился так, чтобы смотреть прямо в лицо очаровательной балансерке. Увидев это, Элизабет, как только выдалась возможность, произнесла с лукавой улыбкой:

— Вы желаете смутить меня, мистер Дарси, снизойдя до того, чтобы вот так глядеть на меня? Я вовсе не боюсь. Прирожденное упрямство не позволяет мне смущаться, когда того желают другие. Любая попытка напугать меня лишь придает мне храбрости. — Ив доказательство своих слов она приподняла ладонь так, что теперь касалась пола лишь пальцем.

— Не стану говорить, что вы заблуждаетесь, — ответил он, — поскольку вы и сами вряд ли верите в то, что я вынашиваю планы вас смутить. Также я имею честь знать вас достаточно долго и понимать, что иногда вы с превеликим удовольствием высказываете суждения, которые вам не принадлежат.

Элизабет от души рассмеялась такому своему портрету и сказала полковнику Фицуильяму:

— Ваш кузен может прелестно меня отрекомендовать, научив вас не верить ни единому моему слову. Какое несчастье, что мне довелось столкнуться с человеком, который может вывести меня на чистую воду именно там, где я надеялась оставить по себе более-менее пристойное впечатление. Право, мистер Дарси, как неблагородно с вашей стороны рассказывать обо всех моих недостатках, изученных вами в Хартфордшире. Мне ничего не остается, как отплатить вам той же монетой, и услышанное может неприятно поразить ваших близких.

— Я вас не боюсь, — улыбаясь, ответил он.

— Умоляю, расскажите, в чем же он мог провиниться! — вскричал полковник Фицуильям. — Мне хочется знать, как он ведет себя в незнакомом обществе.

— Я расскажу, но готовьтесь к ужасающим подробностям.

Элизабет оттолкнулась от пола кончиком пальца, мягко ступила на ноги и развязала подвязку.

— Первый раз я повстречала его, как вам, наверное, известно, на балу в Хартфордшире, и знаете ли вы, как он там себя вел? Он танцевал всего четыре танца, хоть кавалеров недоставало, и мне доподлинно известно, что многие юные леди просиживали у стены, потому что их некому было пригласить. Мистер Дарси, тут вам отпереться не удастся.

— Тогда я не имел удовольствия быть представленным ни одной леди в том собрании, за исключением тех, с которыми я приехал.

— Верно, на балах ведь обычно людей не представляют друг другу. Итак, полковник Фицуильям, что мне вам еще показать? Мои пальцы к вашим услугам.

— Быть может, — сказал Дарси, — мне и стоило бы искать новых знакомств, но я не располагаю талантом рекомендовать себя незнакомым людям.

— Стоит ли нам спросить вашего кузена, в чем же причина этого? — осведомилась Элизабет, по-прежнему обращаясь к полковнику Фицуильяму. — Стоит ли нам поинтересоваться, отчего же разумный и образованный человек, выучившийся к тому же на искуснейшего убийцу, не располагает талантом рекомендовать себя незнакомым людям?

— На этот вопрос я, пожалуй, и сам могу ответить, — сказал Фицуильям. — Он не утруждал себя приобретением этого таланта.

— Конечно, у меня нет счастливой способности, свойственной некоторым людям, которые с легкостью могут беседовать с теми, кого видят впервые в жизни, — согласился Дарси. — Я не могу, как это делают многие, подстраиваться под тон их беседы или делать вид, что заинтересован их заботами.

— Мои пальцы, — сказала Элизабет, — не столь сильны, как пальцы вашей тетушки. Им недостает ни свойственной ей мощи, ни стремительности, ни способности убивать с той же легкостью. Мне всегда казалось, что это целиком моя вина, поскольку я не утруждала себя упражнениями. Но мне никогда не приходило в голову, что моим пальцам это неподвластно.

Мистер Дарси улыбнулся:

— Вы совершенно правы. Своим временем вы распорядились гораздо лучше.

Тут вмешалась леди Кэтрин, которая желала знать, о чем они беседуют. Элизабет тотчас же прицепила подвязку и принялась ходить по комнате на кончиках пальцев. Понаблюдав за ней некоторое время, леди Кэтрин изрекла:

— Мисс Беннет может неплохо освоить Коготь Леопарда, если она будет упорнее заниматься и прибегнет к помощи японских мастеров. Я вижу в ней способность принимать любые позы.

— И я тоже, — сказал Дарси так многозначительно, что Элизабет залилась румянцем.

Элизабет наблюдала за Дарси, пытаясь понять, насколько он привязан к мисс де Бэр, но ей ни разу не удалось заметить хоть какое-то проявление любви. Его поведение натолкнуло ее на мысль, которая могла бы стать неплохим утешением для мисс Бингли, — будь та его родственницей, вероятность стать его женой у нее была бы такая же, как и у мисс де Бэр.

Леди Кэтрин продолжала наблюдать за упражнениями Элизабет, беспрестанно советуя ей заниматься еще больше. Элизабет выслушивала ее светлость с вежливой сдержанностью и по просьбе джентльменов продолжала ходить на руках до тех пор, пока им не подали экипаж.

Глава 32

На следующее утро, пока миссис Коллинз с Марией отправились за какой-то надобностью в деревню, Элизабет медитировала в одиночестве и вздрогнула, заслышав звон дверного колокольчика. Подъехавшего экипажа она не слышала и подумала, что к ним вполне могла наведаться леди Кэтрин. Поэтому она быстро затушила благовония, но когда дверь открылась, то, к ее великому удивлению, в комнату вошел мистер Дарси.

Казалось, он был тоже изумлен тем, что кроме нее в комнате никого нет, и извинился за свое вторжение, пояснив, что полагал застать дома всех дам. Затем они сели, и когда Элизабет расспросила о здоровье всех обитателей Розингса, воцарившееся молчание грозило затянуться надолго.

Необходимо было срочно отыскать какую-нибудь тему для разговора, и, пытаясь придумать что-то, Элизабет вспомнила, когда именно она в последний раз видела мистера Дарси в Хартфордшире. Желая узнать, чем он оправдает их поспешный отъезд, она сказала:

— Как внезапно вы все уехали из Незерфилда тогда в ноябре! Мистер Бингли наверняка был приятно удивлен тем, как скоро вы к нему присоединились, ведь, если я не ошибаюсь, он уехал лишь за день до вас. Надеюсь, и он, и его сестры были в добром здравии, когда вы уезжали из Лондона?

— В превосходном, благодарю вас.

Элизабет поняла, что другого ответа ей не дождаться, и после небольшой паузы произнесла:

— Насколько я понимаю, мистер Бингли не имеет намерения возвращаться в Незерфилд?

— Не слышал, чтобы он прямо говорил об этом, но вполне вероятно, что в будущем он будет проводить там совсем немного времени. Он несколько опасается зомби, а их число в той части страны постоянно увеличивается.

— Если он собирается бывать в Незерфилде лишь наездами, то, возможно, для тамошнего общества было бы лучше, если бы он вовсе отказался от этого дома. Тогда его смогла бы занять другая семья, более заинтересованная в боевых искусствах. Но мистер Бингли, вероятно, арендовал дом для собственного удобства, а не для удобства своих соседей, и потому нам следует ожидать, что он покинет или сохранит Незерфилд по тем же причинам.

— Не удивлюсь, — сказал Дарси, — если он оставит дом, как только ему представится случай купить что-то более подходящее.

Элизабет промолчала. Она не решалась больше спрашивать о его друге и, не придумав другого предмета для разговора, решила, что теперь его поиском должен озаботиться мистер Дарси.

Он понял намек и вскоре заговорил.

— Дом кажется весьма уютным. Полагаю, леди Кэтрин во многом помогла его обустроить, когда мистер Коллинз переехал в Хансфорд.

— Не сомневаюсь, и вряд ли кто-то мог принять ее доброту с большей благодарностью, чем он.

— Брак мистера Коллинза, похоже, оказался весьма… удачным.

Элизабет уловила некоторое сомнение в его голосе. Неужели он понял, что Шарлотта поражена недугом?

— Воистину его друзья могут только радоваться тому, что он повстречал одну из немногих разумных женщин, которая не только согласилась выйти за него замуж, но и составила его счастье. Моя подруга — удивительно здравомыслящий человек, хоть я и не уверена, что брак с мистером Коллинзом — ее самый мудрый поступок. Впрочем, она, кажется, вполне счастлива, и с практической точки зрения для нее это весьма удачная партия.

— Должно быть, она рада тому, что поселилась так близко от семьи и друзей.

— Близко, вы говорите?! Почти пятьдесят миль!

— Да что такое пятьдесят миль по дороге, свободной от зомби? Полдня езды, может, чуть больше. По мне, так это очень близко.

— Мне и в голову не пришло бы счесть расстояние одним из достоинств этого брака! — воскликнула Элизабет. — И я ни за что не соглашусь, что миссис Коллинз живет недалеко от своих родных.

— Это доказывает вашу привязанность к Хартфордширу. Полагаю, вам кажется далеким все, что находится дальше Лонгборна и его окрестностей.

Он проговорил это с улыбкой, смысл которой Элизабет, кажется, разгадала: вероятно, он имел в виду Джейн и Незерфилд, поэтому, зардевшись, она ответила:

— Сэр, вы забываете, что я дважды побывала на Востоке, в самых диких его краях, а этот путь, как вы знаете, долог и кишит медведями. Уверяю вас, мои представления о мире несколько шире пределов Лонгборна. Однако поскольку мистеру и миссис Коллинз никогда не доводилось совершать подобных путешествий, то, думаю, расстояния они воспринимают так же, как и все обычные люди. Посему я уверена, что моя подруга не стала бы говорить, что живет недалеко от своих близких, даже будь расстояние между ними вполовину меньше.

Мистер Дарси придвинул свой стул немного ближе.

Элизабет удивилась. В Дарси явно произошла какая-то перемена. Тут он отодвинулся обратно, взял со стола газету и, листая ее, спросил более прохладным тоном:

— Довольны ли вы сообщениями из Шеффилда?

За этим последовал краткий обмен мнениями по поводу недавних побед английской армии — довольно спокойный и немногословный с обеих сторон, который был прерван появлением вернувшихся с прогулки Шарлотты и ее сестры. Обе они весьма удивились, обнаружив Дарси и Элизабет тет-а-тет. Дарси сообщил им об ошибке, вынудившей его нарушить уединение мисс Беннет, и через несколько минут, ни с кем особенно не поговорив, ушел.

— Фдо бы эдо вначило? — хрипло провыла Шарлотта, едва за ним закрылась дверь. — Даагая Элива, он, даверное, в дебя вдюбдён, инафе не прифол был дак зап'осто.

Но когда Элизабет рассказала о том, что он почти все время молчал, то даже Шарлотта, вопреки всем своим надеждам, вынуждена была признать, что это маловероятно. Перебрав множество вариантов, они наконец сошлись на том, что Дарси зашел к ним, не найдя себе другого занятия, — неудивительно для этого времени года. Земля еще до конца не оттаяла, поэтому и свежих зомби, и нового охотничьего сезона нужно было ждать до наступления весны. В Розингсе были леди Кэтрин, книги и бильярд, однако джентльмены не могут все время сидеть в четырех стенах. Поэтому, привлеченные либо близостью дома священника, либо удовольствием от прогулки или от общения с его обитателями, оба кузена стали наведываться туда почти каждый день. Они заходили по утрам, иногда вместе, иногда поодиночке, а время от времени их даже сопровождала их тетка. Было ясно, что полковник заходит потому, что ему искренне приятно хансфордское общество, и это убеждение еще больше всех к нему располагало.

Но отчего мистер Дарси так часто появлялся у Коллинзов, было совершенно непонятно. Вряд ли он искал общества, поскольку мог просидеть у них десять минут, не раскрывая рта, а если и говорил что-то, то будто бы принуждал себя к этому. Он не оживлялся даже тогда, когда миссис Коллинз принималась грызть свою руку. Тому, что осталось от Шарлотты, хотелось бы верить, что причиной всему любовь, и не к кому-нибудь, а к ее подруге Элизе. Во время их визитов в Розингс и его визитов в Хансфорд она наблюдала за ним, но без особого успеха, поскольку ее мысли часто перескакивали на другие темы, как, например, желание вгрызться в сочную теплую мякоть свежего мозга. Разумеется, мистер Дарси частенько поглядывал на подругу миссис Коллинз, но истолковать его взгляд было невозможно.

Он смотрел на нее серьезно и пристально, однако Шарлотта все же не замечала в его глазах восхищения, а иногда ей и вовсе казалось, что он просто погружен в свои мысли. Думая о мыслях мистера Дарси, она вновь ощущала желание пожевать соленого, похожего на цветную капусту мозга.

Несколько раз она намекала Элизабет на то, что мистер Дарси, возможно, неравнодушен к ней, но Элизабет только смеялась в ответ. Поэтому миссис Коллинз решила не возвращаться к этой теме, дабы не пробуждать в своей подруге надежды, которые могли обернуться разочарованием. Желая Элизабет счастливого будущего, она иногда представляла ее женой полковника Фицуильяма. Он, вне всякого сомнения, был превосходным человеком, Элизабет ему явно нравилась, да и положение в обществе он занимал самое прочное. Но в противовес всем этим достоинствам мистер Дарси обладал более крупной головой, а значит, у него было больше мозга, которым можно полакомиться.

Глава 33

Во время прогулок по парку Элизабет несколько раз довольно неожиданно сталкивалась с мистером Дарси. Понимая, что лишь на редкость несчастливая случайность могла привести его туда, где раньше ей никто не встречался, Элизабет позаботилась о том, чтобы этого не повторилось, и предупредила его, что это ее любимая тропинка. Поэтому чрезвычайно странно, что они встретились там второй раз. Более того, за вторым разом последовал и третий. Мистер Дарси говорил мало, да и она не стремилась поддержать беседу, однако во время их третьей прогулки она вдруг с удивлением отметила, что он постоянно задает ей мало связанные меж собой вопросы. По душе ли ей Хансфорд, какие кости она ломала и следует ли, по ее мнению, вступать в брак таким ревностным воинам, как они.

Однажды, гуляя там, она перечитывала недавнее письмо Джейн и размышляла над строками, особенно выдававшими печаль ее сестры, как вдруг вместо мистера Дарси она неожиданно увидела идущего ей навстречу полковника Фицуильяма.

Быстро спрятав письмо и заставив себя улыбнуться, она сказала:

— Вот уж не знала, что и вы тут гуляете.

— Раз в году я обычно делаю обход всего парка, — ответил он, — а после намеревался заглянуть в Хансфорд. Вы идете дальше?

— Нет, я как раз собиралась возвращаться.

Она повернула назад, и они вместе пошли по направлению к пасторскому дому.

— Вы и правда уезжаете из Кента в субботу? — спросила Элизабет.

— Да, если только Дарси снова не отложит отъезд. А я целиком в его власти. Он устраивает все так, как ему заблагорассудится.

— И если он недоволен результатом своих действий, то может хотя бы утешиться богатством выбора. Не знаю никого, кто более мистера Дарси наслаждался бы возможностью поступать по своему усмотрению.

— Да, он любит делать все так, как ему вздумается, — ответил полковник Фицуильям. — Как и все мы, впрочем. Просто он может себе это позволить, ведь Дарси богат, привлекателен и смертельно опасен. Я знаю, о чем говорю. Сами понимаете, младшему сыну не привыкать к тому, что он зависит от других и постоянно ограничен в желаниях.

— Думаю, младшему сыну графа это все же не так знакомо. Нет, действительно, что вы знаете о зависимости и самопожертвовании? Разве были вы когда-ни-будь настолько стеснены в средствах, что не могли куда-нибудь поехать или купить понравившуюся вещь?

— Вы попали в точку, мисс Беннет, — не могу сказать, что мне довелось испытать невзгоды такого рода. Но недостаток денег сказывается на делах более серьезных. Как вам известно, младшие сыновья обязаны служить в королевской армии.

— Да, но смею предположить, что сына графа вряд ли отправят на передовые.