Знаменитые расследования Мисс Марпл в одном томе нужен Кристи Агата

I

– Барышня! Эй, вы! Зайдите сюда.

Люси удивленно повернула голову. Старый мистер Крэкенторп энергично манил ее пальцем из своей двери.

– Я вам нужна, мистер Крэкенторп?

– Не надо так много болтать. Зайдите сюда.

Люси повиновалась повелительному жесту. Старый мистер Крэкенторп схватил ее за руку, втащил в комнату и закрыл дверь.

– Я хочу вам кое-что показать, – сказал он.

Люси огляделась вокруг. Они находились в небольшой комнате, очевидно предназначенной на роль кабинета, но так же очевидно не использовавшейся в этом качестве уже очень давно. На письменном столе возвышались кипы пыльных бумаг, а с потолка в углах фестонами свисала паутина. Воздух был пыльный и затхлый.

– Вы хотите, чтобы я убрала эту комнату? – спросила она.

Старый мистер Крэкенторп яростно затряс головой.

– Не вздумайте! Я запираю эту комнату на ключ. Эмма хотела бы навести здесь свой порядок, но я ей не разрешаю. Это моя комната. Видите вот те камни? Это геологические образцы.

Люси посмотрела на коллекцию из двенадцати или четырнадцати кусков камня; некоторые были отполированы, некоторые остались необработанными.

– Красиво, – любезно согласилась она. – Очень интересно.

– Вы совершенно правы. Они интересные. Вы умная девушка. Я их не всем показываю… Я вам покажу еще кое-что.

– Это очень любезно с вашей стороны, но мне действительно нужно вернуться к своей работе. В доме шесть человек…

– И они меня объедают! Разорить хотят… Вот и всё, что они делают, когда приезжают сюда! Едят. И не предлагают заплатить за то, что съедают… Кровопийцы! Все ждут моей смерти… Ну, я пока умирать не собираюсь – и не умру, чтобы доставить им удовольствие. Я гораздо крепче, чем полагает даже Эмма.

– Я в этом уверена.

– И я не такой уж старый. Она делает вид, что я старик, обращается со мной как со стариком… Вы ведь не считаете меня старым, правда?

– Конечно, нет, – ответила Люси.

– Разумная барышня… Взгляните на это.

Он показал пальцем на большую выцветшую схему, висящую на стене. Люси увидела, что это генеалогическое древо; некоторые надписи были сделаны так мелко, что пришлось бы воспользоваться лупой, чтобы прочесть имена. Дальние предки, тем не менее, были написаны крупными, гордыми заглавными буквами с коронами над ними.

– Мы – потомки королей, – заявил мистер Крэкенторп. – Это семейное древо моей матери, а не отца. Он был простолюдином! Вульгарным стариком! Не любил меня. Я всегда его превосходил. Пошел в материнскую родню. У меня природная склонность к искусству и древней скульптуре, – он в них не разбирался, старый глупец… Я не помню матери, она умерла, когда мне было два года. Последняя из их семьи. Они разорились, и она вышла за моего отца. Но вы посмотрите сюда – Эдуард Исповедник, Этельред Неразумный – и все им подобные… И это было еще до прихода норманнов. До норманнов – это уже кое-что, правда?

Он повел ее через комнату к огромному предмету мебели из темного дуба. Люси смущала сила пальцев, вцепившихся в ее руку.

Сегодня в старом мистере Крэкенторпе действительно не было заметно никакой слабости.

– Видите этот шкаф? Он из Лашингтона, это было поместье моей матери. Эпоха королевы Елизаветы. Чтобы его сдвинуть, нужно четыре человека. Вы не знаете, что я храню в нем, а? Хотите, я вам покажу?

– Покажите, пожалуйста, – вежливо согласилась Люси.

– Вам любопытно, да? Все женщины любопытны. – Старик вынул из кармана ключ, отпер дверцу нижней части шкафа и достал оттуда небольшой сейф, выглядевший на удивление новеньким; его он тоже открыл ключом. – Взгляните сюда, моя дорогая. Вы знаете, что это такое?

Он поднял маленький цилиндр, завернутый в бумагу, и развернул с одного конца. На его ладонь высыпались золотые монеты.

– Посмотрите на них, юная леди. Посмотрите на них, прикоснитесь к ним. Знаете, что это такое?.. Держу пари, не знаете! Вы слишком молоды. Соверены, вот что это такое. Добрые золотые соверены. То, чем мы пользовались до того, как вошли в моду все эти грязные клочки бумаги. Они стоят намного больше, чем глупые клочки бумаги. Я собирал их много лет… У меня в этой коробке еще много других вещей. Много чего я сюда положил. Всё готово на будущее. Эмма не знает, никто не знает. Это наша тайна. Понимаете? Вы знаете, почему я вам это рассказываю и показываю?

– Почему?

– Потому что не хочу, чтобы вы думали, что я – бессильный, больной старик. Этот старый пес еще полон жизни. Моя жена уже давно умерла. Вечно всему противилась. Ей не нравились имена, которые я дал детям, – хорошие, саксонские имена, – она не проявляла никакого интереса к семейному древу. Правда, я никогда не обращал внимания на ее слова, а она была слабым существом, всегда уступала… А вот вы – бойкая кобылка, очень славная кобылка, правда. Я дам вам один совет. Не тратьте себя понапрасну на молодого человека. Молодые люди глупы! Вам надо подумать о будущем. Вот погодите… – Его пальцы впились в руку Люси, он нагнулся к ее уху. – Больше я ничего не скажу. Ждите. Эти дураки думают, что я скоро умру. А я не умру. Не стоит удивляться, если я многих из них переживу. А там посмотрим! О да, там посмотрим… У Гарольда нет детей. Седрик и Альфред неженаты. Эмма… Эмма никогда уже не выйдет замуж. Она немного увлечена Куимпером, но тот и не подумает жениться на Эмме. Есть еще Александр, конечно. Да, есть Александр… Но, знаете, я люблю Александра… Да, это затруднение. Я люблю Александра.

Он на мгновение замолчал, нахмурился, потом сказал:

– Ну, девушка, так как? Что скажете?

– Мисс Айлзбэрроу…

Голос Эммы слабо донесся из-за закрытой двери. Люси с благодарностью ухватилась за представившуюся возможность.

– Мисс Крэкенторп зовет меня. Я должна идти. Большое спасибо за все, что вы мне показали…

– Не забудьте… наша тайна…

– Я не забуду, – пообещала Люси и поспешно вышла в холл, не совсем уверенная: получила ли она только что условное предложение вступить в брак или не получила.

II

Дермот Крэддок сидел за письменным столом в своем кабинете Нового Скотленд-Ярда. Он непринужденно развалился в кресле, опираясь локтем на стол, и беседовал по телефону, держа трубку у уха в той же руке. Говорил по-французски – этим языком он владел достаточно бегло.

– Это всего лишь моя идея, как вы понимаете, – сказал он.

– Но это явно удачная идея, – произнес голос на другом конце линии, из парижской префектуры. – Я уже начал проводить расследование в этих кругах. Один мой агент сообщает, что у него появились два или три следа. Если у таких женщин отсутствует какая-то семейная жизнь – или любовник, – они очень легко исчезают из поля зрения, и никого это не беспокоит. Они уезжают в турне, или у них появляется новый мужчина, – никому до этого нет дела. Жаль, что на той фотографии, которую вы мне прислали, ее так трудно опознать. Удушение не улучшает внешний вид… Ну, с этим ничего не поделаешь. Сейчас пойду читать последние сообщения от моих агентов по этому делу. Возможно, что-то появится. Au revoir, mon cher[19].

Крэддок вежливо попрощался, и в этот момент перед ним на стол положили листок бумаги. На нем было написано: «Мисс Эмма Крэкенторп. К детективу-инспектору Крэддоку. По делу Ратерфорд-холла».

Инспектор положил трубку и сказал констеблю:

– Пригласите мисс Крэкенторп ко мне.

В ожидании он откинулся на спинку кресла и задумался.

Итак, он не ошибся: есть нечто такое, что известно Эмме Крэкенторп; возможно, не так много, но что-то есть. И она решила ему это нечто рассказать.

Крэддок встал, когда она вошла, пожал ей руку, усадил в кресло и предложил сигарету, от которой она отказалась.

Затем наступила недолгая пауза. Полицейский решил, что она пытается подобрать нужные слова. Он подался вперед.

– Вы пришли о чем-то мне рассказать, мисс Крэкенторп? Я могу вам помочь? Вас что-то беспокоит, не так ли? Какая-то мелочь, может быть, которую вы считаете не относящейся к делу, но, с другой стороны, она может иметь к нему какое-то отношение… Вы приехали сюда, чтобы рассказать мне о ней, не так ли? Вероятно, она имеет отношение к личности покойной? Вам кажется, что вы знаете, кто она такая?

– Нет, не совсем так. Я думаю, что это очень маловероятно. Но…

– Но есть некая возможность, и это вас беспокоит. Лучше расскажите мне об этом, потому что тогда мы сможем вас успокоить.

Эмма помолчала несколько секунд, затем заговорила:

– Вы видели троих моих братьев. У меня был еще один брат, Эдмунд, который погиб на войне. Незадолго до того, как он погиб, он написал мне из Франции…

Она открыла сумочку, достала старое, пожелтевшее письмо и прочла из него:

Надеюсь, это не станет для тебя потрясением, Эмма, но я собираюсь жениться, на француженке. Все произошло очень внезапно, но я знаю, что тебе понравится Мартина и что ты позаботишься о ней, если со мной что-нибудь случится. В следующем письме я напишу обо всем подробно, к тому времени я уже буду женатым человеком. Осторожно сообщи эту новость старику, ладно? Наверное, он взорвется…

Инспектор Крэддок протянул руку. Эмма поколебалась, но отдала ему письмо и быстро продолжила:

– Через два дня после этого письма мы получили телеграмму, в которой сообщалось, что Эдмунд пропал без вести, его сочли погибшим. Позднее нам уже точно сообщили, что он убит. Это было как раз перед Дюнкерком, тогда царила неразбериха… Насколько я сумела выяснить, в армии не осталось никаких документов о его женитьбе, но, как я уже сказала, тогда царила неразбериха. Я не получала никаких известий от той девушки. После войны я пыталась навести какие-то справки, но знала только ее имя, а эта часть Франции была оккупирована немцами, и трудно было что-то выяснить, не зная фамилии девушки, да и вообще ничего о ней. В конце концов я решила, что эта женитьба так и не состоялась и что девушка, наверное, вышла замуж за другого человека еще до конца войны; или, возможно, ее саму убили.

Инспектор Крэддок кивнул. Эмма продолжала:

– Вообразите мое удивление, когда всего месяц назад я получила письмо, подписанное «Мартина Крэкенторп».

– У вас оно с собой?

Женщина вынула из сумочки и вручила ему письмо. Инспектор с интересом прочел его. Оно было написано наклонным французским почерком – почерком образованного человека.

Дорогая мадмуазель!

Надеюсь, это письмо для вас не станет потрясением. Я даже не знаю, сообщил ли вам ваш брат Эдмунд, что мы поженились. Он говорил, что собирается это сделать. Его убили всего через несколько дней после нашей женитьбы, и одновременно немцы заняли нашу деревню. После окончания войны я решила, что не буду писать и обращаться к вам, хотя Эдмунд велел мне это сделать. Но к тому времени я создала для себя новую жизнь, и в этом не было необходимости. Однако сейчас все изменилось. Я пишу это письмо ради моего сына. Видите ли, он – сын вашего брата, а я уже не могу дать ему те преимущества, которые он должен иметь. Я приеду в Англию в начале следующей недели.

Пожалуйста, сообщите мне, могу ли я приехать и повидать вас? Мой адрес для писем – 126 Элверс-кресент, дом 10. Еще раз надеюсь, что это не станет для вас большим потрясением.

Заверяю вас в своих искренних чувствах,

Мартина Крэкенторп.

Крэддок несколько секунд молчал. Он внимательно прочел письмо еще раз, потом отдал его Эмме.

– Что вы сделали, получив это письмо, мисс Крэкенторп?

– Мой зять, Брайан Истли, в тот момент приехал к нам, и я поговорила с ним об этом. Потом позвонила брату Гарольду в Лондон и посоветовалась с ним. Тот очень скептически отнесся ко всей этой истории и посоветовал быть очень осторожной. Мы должны, сказал он, тщательно проверить документы этой женщины.

Эмма помолчала, потом продолжила:

– Конечно, это был вполне здравый совет, и я с ним согласилась. Но если эта девушка – женщина – действительно была той Мартиной, о которой писал мне Эдмунд, я считала, что мы должны с радостью принять ее. Я написала на тот адрес, который она мне дала в письме, и пригласила ее приехать в Ратерфорд-холл и познакомиться с нами. Через несколько дней я получила телеграмму из Лондона: «Сожалею, вынуждена неожиданно вернуться во Францию. Мартина». Больше никаких писем от нее не было и никаких новостей – тоже.

– Когда все это произошло?

Эмма нахмурилась.

– Незадолго до Рождества. Я помню это, потому что сначала хотела предложить ей провести с нами Рождество, но мой отец и слышать не захотел об этом, поэтому я предложила, чтобы она приехала в выходные после Рождества, пока все члены семьи будут еще здесь. По-моему, та телеграмма, где говорилось, что она возвращается во Францию пришла всего за несколько дней до праздника.

– И вы считаете, что та женщина, труп которой нашли в саркофаге, может оказаться Мартиной?

– Нет, конечно. Но когда вы сказали, что она, возможно, иностранка… ну, я невольно засомневалась… может быть… – Голос ее замер.

Крэддок быстро и ободряюще заговорил:

– Вы поступили совершенно правильно, рассказав мне все. Мы займемся этим делом. Должен сказать, почти наверняка та женщина, которая вам писала, действительно вернулась во Францию и сейчас жива и невредима. С другой стороны, существует совпадение в датах, как вы и сами совершенно правильно заметили. Как вы слышали на дознании, смерть той женщины, по свидетельству полицейских медиков, наступила примерно две или три недели назад. Не волнуйтесь, мисс Крэкенторп, предоставьте все это нам. – И небрежно прибавил: – Вы советовались с мистером Гарольдом Крэкенторпом. А как насчет вашего отца и других братьев?

– Мне пришлось сказать отцу, конечно. Он очень разволновался. – Она слабо улыбнулась. – Он убежден, что все это подстроено, чтобы выманить у нас деньги. Мой отец очень волнуется из-за денег. Он считает – или делает вид, будто считает, – что он очень беден и должен откладывать каждый пенни. Думаю, у старых людей иногда бывают такие навязчивые идеи. Разумеется, это неправда, у него очень большой доход, и он не тратит и четверти из него – или раньше не тратил, пока не так давно не повысили подоходный налог. Несомненно, у него отложено много денег по запас. – Она помолчала, потом продолжала: – Я рассказала и двум другим братьям тоже. По-видимому, Альфред счел это шуткой, хотя и он тоже подумал, что она почти наверняка самозванка. Седрика это просто не заинтересовало, он склонен к эгоцентризму. Мы предполагали, что наша семья примет Мартину и мы пригласим нашего поверенного, мистера Уимборна.

– А что мистер Уимборн думал по этому поводу?

– Мы не успели обсудить с ним это дело. Мы как раз собирались это сделать, но тут пришла телеграмма от Мартины.

– Вы не предпринимали никаких дальнейших шагов?

– Предпринимала. Я написала на тот адрес в Лондоне с пометкой «переслать адресату» на конверте, но не получила никого ответа.

– Очень любопытное дело… Гм… – Инспектор пристально посмотрел на нее. – Что вы сами думаете об этом?

– Не знаю, что и думать.

– Какова была ваша реакция в то время? Вы считали письмо искренним или были согласны с отцом и братьями? И ваш зять, кстати, что он думал?

– О, Брайан считал это письмо искренним.

– А вы?

– Я… не была уверена.

– А какие чувства оно у вас вызвало, если предположить, что эта женщина действительно была вдовой вашего брата Эдмунда?

Лицо Эммы смягчилось.

– Я очень любила Эдмунда. Он был моим любимым братом. Письмо показалось мне именно таким, какое написала бы такая девушка, как Мартина, при данных обстоятельствах. Описанный ею ход событий был совершенно естественным. Я предположила, что к моменту окончания войны она либо снова вышла замуж, либо была вместе с каким-то мужчиной, который защищал ее и ребенка. Потом, возможно, этот человек умер или оставил ее, и ей показалось правильным обратиться к семье Эдмунда, как он сам того хотел. Письмо мне показалось искренним и естественным, – но, конечно, Гарольд сказал, что если его написала самозванка, то это была женщина, которая знала Мартину и владела всеми фактами, и поэтому могла написать очень правдоподобное письмо. Мне пришлось признать справедливость его утверждения, но все равно…

Она замолчала.

– Вам хотелось, чтобы оно было настоящим? – мягко спросил Крэддок.

Эмма с благодарностью посмотрела на него.

– Да, мне хотелось, чтобы оно было настоящим. Я была бы так рада, если бы у Эдмунда остался сын…

Крэддок кивнул.

– Как вы говорите, письмо на первый взгляд кажется достаточно искренним. Что удивительно – так это последующие события, внезапный отъезд Мартины Крэкенторп в Париж и то, что потом она не давала о себе знать. Вы ответили ей доброжелательно, были готовы принять ее… Почему же тогда, даже если ей пришлось вернуться во Францию, она больше вам не писала? Это в том случае, если она настоящая Мартина. Если же она самозванка, то, конечно, это проще объяснить. Я думал, что вы могли обратиться к мистеру Уимборну, а он предпринял расследование, которое испугало женщину. Но вы мне сказали, что этого быть не могло. Однако возможно, что один из ваших братьев сделал нечто подобное. Возможно, у этой Мартины было такое прошлое, которое не выдержало бы проверки. Она могла предположить, что ей придется иметь дело только с любящей сестрой Эдмунда, а не с упрямыми, подозрительными деловыми людьми. Она, возможно, надеялась получить у вас деньги для ребенка – впрочем, едва ли он теперь ребенок, скорее мальчик лет пятнадцати или шестнадцати, – а вы бы не стали задавать ей вопросов. Но вместо этого она обнаружила, что ей придется столкнуться с чем-то другим. В конце концов, я думаю, возникла бы серьезная юридическая проблема. Если Эдмунд Крэкенторп оставил сына, рожденного в законном браке, он стал бы одним из наследников состояния вашего деда?

Эмма кивнула.

– Более того, как мне говорили, он бы в свое время унаследовал Ратерфорд-холл и землю вокруг него – вероятно, теперь она стала очень ценной территорией под застройку.

Эмма выглядела слегка ошеломленной.

– Да, я об этом не подумала.

– Ну, я бы не стал беспокоиться, – сказал инспектор Крэддок. – Вы правильно поступили, что приехали ко мне и все рассказали. Я наведу справки, но мне кажется вероятным, что нет никакой связи между женщиной, которая написала письмо – и которая, вероятно, пыталась выманить у вас деньги, – и женщиной, чей труп нашли в саркофаге.

Эмма встала и с облегчением вздохнула.

– Я так рада, что рассказала вам… Вы были так добры…

Крэддок проводил ее до двери, потом позвонил детективу-сержанту Уэтероллу.

– Боб, у меня для вас есть задание. Сходите по адресу Элверс-кресент, дом десять. Возьмите с собой снимок убитой женщины из Ратерфорд-холла. Посмотрим, что вы сможете узнать о женщине, называющей себя миссис Крэкенторп – миссис Мартина Крэкенторп, которая или жила там, или заходила за письмами, между, скажем, пятнадцатым декабря и концом месяца.

– Хорошо, сэр.

Крэддок занялся другими делами, которые ждали его внимания на письменном столе. Во второй половине дня он отправился к театральному агенту, с которым дружил. Его расспросы ничего не дали.

Позже, когда инспектор вернулся в свой кабинет, он нашел на письменном столе телеграмму из Парижа.

Ваши сведения могут относиться к Анне Стравинской из «Балета Марицкой». Предлагаю вам приехать. Дессэн, префектура.

Крэддок вздохнул с большим облегчением, и лицо его прояснилось.

Наконец-то! Конец, подумал он, сказке о Мартине Крэкенторп… Инспектор решил отправиться ночным паромом в Париж.

I

– Так любезно с вашей стороны пригласить меня на чай, – сказала мисс Марпл Эмме Крэкенторп.

Сегодня она выглядела особенно мягкой и пушистой – просто образец милой старой дамы. Мисс Марпл широко улыбалась, глядя вокруг себя: на Гарольда Крэкенторпа в темном костюме хорошего покроя, на Альфреда, с очаровательной улыбкой предлагающего ей сэндвичи, на Седрика, стоящего у камина в потрепанной твидовой куртке и хмуро взирающего на остальных членов семьи.

– Мы очень рады, что вы смогли прийти, – вежливо ответила Эмма.

Не чувствовалось ни намека на ту сцену, которая разыгралась в тот день после ланча, когда Эмма воскликнула:

– Боже мой, я совсем забыла… Я сказала мисс Айлзбэрроу, что она может сегодня пригласить к чаю свою старую тетушку.

– Отмени приглашение, – резко сказал Гарольд. – Нам еще о многом нужно поговорить. Нам здесь не нужны посторонние.

– Пусть она выпьет чаю на кухне или еще где-нибудь вместе с этой девушкой, – предложил Альфред.

– О нет, этого я не сделаю, – твердо ответила Эмма. – Это было бы очень невежливо.

– А-а, пускай приходит, – сказал Седрик. – Мы можем кое-что у нее выспросить об этой чудесной Люси. Я бы хотел больше узнать об этой девушке. Должен сказать, я не вполне ей доверяю. Слишком уж она умная.

– У нее хорошие рекомендации и абсолютно подлинные, – возразил Гарольд. – Я дал себе труд их проверить. Необходимо быть уверенным. То, как она повсюду тут шныряла, а потом нашла труп…

– Если бы мы только знали, кто эта проклятая женщина, – сказал Альфред.

Гарольд сердито прибавил:

– Должен сказать, Эмма, я думаю, ты просто сошла с ума, когда пошла в полицию и рассказала им, что та мертвая женщина может оказаться французской девушкой Эдмунда. Теперь они будут уверены, что она приехала сюда и, вероятно, один из нас ее убил.

– О нет, Гарольд. Не надо преувеличивать.

– Гарольд совершенно прав, – сказал Альфред. – Не знаю, что на тебя нашло. У меня такое ощущение, что за мною повсюду следят переодетые агенты в штатском.

– Я ей говорил, что не надо этого делать, – сказал Седрик. – Тогда Куимпер встал на ее сторону.

– Это не его дело, – сердито возразил Гарольд. – Пускай занимается своими таблетками и порошками и национальным здравоохранением.

– Ох, перестаньте ссориться, – устало попросила Эмма. – Я очень рада, что эта старая мисс Как-ее-там придет к чаю. Нам всем будет полезно присутствие чужого человека, чтобы не повторять снова и снова одно и то же. Мне же нужно пойти и немного привести себя в порядок.

Она вышла из комнаты.

– Эта Люси Айлзбэрроу… – начал Гарольд, потом замолчал. – Как говорит Седрик, странно, что она сунула свой нос в амбар и открыла саркофаг – это задачка под силу разве что Геркулесу… Возможно, нам следует что-то предпринять. Мне показалось, что за ланчем она вела себя довольно враждебно.

– Оставьте ее мне, – предложил Альфред. – Я быстро узнаю, если она что-то задумала.

– Я хочу сказать, зачем она открыла этот саркофаг?

– Может быть, она вовсе и не Люси Айлзбэрроу, – высказал предположение Седрик.

– Но какой был бы смысл… – Гарольд выглядел совершенно расстроенным. – О, проклятье!

Они переглянулись со встревоженными лицами.

– А тут еще к чаю придет эта мерзкая старуха… Именно тогда, когда нам надо подумать…

– Мы обсудим все сегодня вечером, – сказал Альфред. – А пока порасспросим старую тетушку насчет Люси.

Последняя доставила мисс Марпл к назначенному часу и усадила у камина, и теперь та улыбалась снизу вверх Альфреду, который предлагал ей сэндвичи, с одобрением, которое всегда выказывала красивым мужчинам.

– Большое спасибо… Можно попросить?.. О, сардины с яйцом, это очень мило. Боюсь, я всегда жадничаю за чаем. С годами, знаете ли… И, конечно, вечером только очень легкий ужин… Я должна проявлять осторожность.

Она снова повернулась к хозяйке:

– Какой у вас прекрасный дом. И в нем так много красивых вещей… Эти изделия из бронзы, они напоминают мне те, что покупал мой отец на Парижской выставке… Правда, их покупал ваш дедушка? Они в классическом стиле, правда? Очень красивые. Как приятно, что с вами ваши братья… Так часто семьи разбросаны – Индия, хотя я полагаю, теперь с этим покончено, – и Африка – западное побережье, там такой плохой климат…

– Два моих брата живут в Лондоне.

– Это очень хорошо для вас.

– Но мой брат Седрик – художник и живет на Ибице, это один из Балеарских островов.

– Художники очень любят острова, не так ли? – сказала мисс Марпл. – Шопен ведь жил на Майорке, да? Но тот был музыкантом… Это я Гогена имею в виду. Грустная жизнь, потрачена зря… Сама я не слишком люблю изображения туземных женщин, и хотя знаю, что им очень восхищаются, мне никогда не нравился этот ярко-горчичный цвет. Глядя на его картины, чувствуешь раздражение.

Она посмотрела на Седрика с легким неодобрением.

– Расскажите нам о детских годах Люси, мисс Марпл, – попросил Седрик.

Пожилая дама восторженно улыбнулась ему.

– Люси всегда была такая умная, – ответила она. – Да, ты была умной, дорогая, не перебивай меня. Очень хорошо успевала по арифметике. Я помню, когда мясник слишком много взял с меня за кусок говядины…

Мисс Марпл погрузилась в бурный поток воспоминаний о детстве Люси, а от него перешла к собственному опыту жизни в деревне.

Поток воспоминаний прервало появление Брайана с мальчиками, очень мокрыми и грязными, после старательных поисков улик. Принесли чай, и с ним вошел доктор Куимпер, который слегка приподнял брови, оглядываясь по сторонам после того, как его представили старой даме.

– Надеюсь, ваш отец не заболел, Эмма?

– Нет, то есть он немного устал сегодня после ланча.

– Избегает гостей, полагаю, – произнесла мисс Марпл с лукавой улыбкой. – Я хорошо помню моего собственного дорогого папочку. «Ждете в гости толпу старых дамочек? – спрашивал он у мамы. – Пришлите мне чай в кабинет». Он был очень капризным в этом отношении.

– Прошу вас, не думайте… – начала Эмма, но тут вмешался Седрик:

– Он всегда пьет чай в кабинете, когда приезжают его любимые сыновья. Этого следует ожидать с точки зрения психологии, а, доктор?

Доктор Куимпер, поглощавший сэндвичи и кофейный торт с откровенным удовольствием человека, у которого обычно слишком мало времени на еду, ответил:

– Психология хороша, если ее оставить психологам. Беда в том что сегодня все стали психологами-любителями. Мои пациенты точно сообщают мне, какими комплексами и неврозами они страдают, не оставляя мне возможности сказать им это самому… Спасибо, Эмма, я выпью еще чашечку. Сегодня у меня не было времени на ланч.

– Жизнь врача, как я всегда думала, так благородна и полна самопожертвования, – сказала мисс Марпл.

– Вы не можете быть знакомы со многими врачами, – возразил доктор Куимпер. – Их прозвали пиявками. И они зачастую и есть пиявки! Во всяком случае, нам сегодня платят, государство заботится об этом. Никаких выписанных счетов, которые никогда не оплачивают. Беда в том, что все пациенты твердо намерены получить все, что можно, от правительства, и в результате, если малышка Дженни два раза за ночь кашлянет или малыш Томми съест пару зеленых яблок, наш бедный доктор должен приезжать к ним среди ночи… А, ладно! Восхитительный торт, Эмма. Какая вы замечательная кулинарка!

– Это не я, а мисс Айлзбэрроу.

– Вы печете не хуже, – возразил преданный Куимпер.

– Вы зайдете посмотреть отца?

Она встала, и доктор последовал за ней. Мисс Марпл смотрела им вслед.

– Мисс Крэкенторп – очень преданная дочь, как я вижу, – заметила она.

– Лично я представить себе не могу, как она терпит старика, – откровенно высказался Седрик.

– У нее здесь очень удобный дом, а отец очень к ней привязан, – возразил Гарольд.

– С Эммой все в порядке, – сказал Седрик. – Она рождена, чтобы стать старой девой.