Лучше поздно, чем никогда. Как начать новую жизнь в любом возрасте Шер Барбара

Я лишилась убежденности, что светофор для меня всегда будет переключаться на зеленый, той приятной уверенности, что достоинства, в основном пассивные, которые обеспечивали мне одобрение в детстве, автоматически гарантируют не только ключи от Фи Бета Каппы[6], но и счастье, славу и любовь хорошего человека…

Джоан Дидион[7], «О самоуважении» (из книги «И побрели в Вифлеем»)

Не кажется ли вам, что мой нарциссизм – самое интересное на свете?

Норман Раш[8], Mating («Спаривание»)

Сцена приготовлена с момента нашего рождения. Мы начинаем жизнь как стопроцентные нарциссы. Когда мы проголодались, нас невозможно урезонить, мы с изумлением и возмущением орем во всю глотку, требуя еды. Если родители спят, заняты или устали – это их проблема, не наша. Это не говорит о том, что мы плохие или никого не любим, напротив – мы переполнены любовью и нежностью. Но только пока все по-нашему.

К счастью, такой эгоцентризм вызывает положительный отклик у родителей. Когда дело касается детей, все родители становятся немного сумасшедшими, как бы здраво они ни относились ко всему остальному. Родители готовы защищать нас, как тигры, хотят, чтобы мы были счастливы, и, самое главное, считают нас настолько милыми, что наш эгоизм их забавляет, они даже гордятся им. Как и наш нарциссизм, их обожание – мощное средство для выживания представителей человеческого рода.

Нам же их любовь кажется абсолютно закономерной. Мы уверены, что ее заслуживаем. Родители улыбаются нам, мы улыбаемся в ответ и думаем, как это прекрасно, что важнее нас нет ничего на свете.

Но весьма скоро эта иллюзия начинает развеиваться.

День за днем, год за годом наша жизнерадостная эгоцентричность подвергается ужасным нападкам. Выйдя из младенчества, постоянно с удивлением, затем с негодованием и, наконец, с испугом обнаруживаем, что взрослые не всегда хотят нам угождать. И что иногда они даже сердятся на нас! Или даже любят кого-то еще, кроме нас! Перепуганные и уязвленные, мы отчаянно боремся с такой несправедливостью и идем на все, чтобы вернуть то, что было вначале, когда мы вызывали обожание и умиление и были центром своей вселенной, а взрослые со всех ног бежали исполнять каждое наше желание.

Именно эта реакция, эти бесконечные попытки вернуть себе статус самого любимого малыша и управляют нашей первой жизнью.

Если вам кажется, что я преувеличиваю, – это потому, что взрослому нелегко представить, каким потрясением для жизненной системы маленького ребенка оказывается утрата его значимости. Но вообразите себе ситуацию: однажды вы едете на работу, и внезапно, без предупреждения, кислород из атмосферы исчезает на минуту. Вы в шоке хватаете ртом воздух и не понимаете, что случилось. Если такое произойдет повторно, вы разовьете бурную деятельность, приложите все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы чувствовать себя в безопасности. Похожим образом мы страдаем, подрастая – каждый раз, когда наш нарциссизм сталкивается с реальностью и мы на секунду осознаем, каково быть незащищенным, лишенным своих привилегий, перестать быть любимцем судьбы.

Речь не о неприспособленности к жизни. Мы полностью соответствуем программе. Просто мы еще об этом не знаем.

У этого болезненного процесса есть биологическая цель. Трагедия утери безоговорочной любви и наши отчаянные попытки вернуть ее – все это блестяще, хоть и безжалостно, спроектировано, чтобы сохранить наш биологический вид. Так запускается цепная реакция, которая заставляет нас покинуть родительский дом, найти партнеров, как можно чаще производить на свет потомство, защищать и охранять своих детей, пока они не подрастут настолько, чтобы делать то же самое.

Поэтому мы так страстно конкурируем со своими братьями и сестрами за внимание. Поэтому, вырастая, покидаем семьи, где несправедливо с нами обходятся, и отправляемся искать кого-то, кто будет любить нас, как мы заслуживаем. Именно поэтому стараемся быть красивыми, успешными и вновь достойными обожания. И поэтому, когда наши собственные малыши проявляют любовь к нам и только к нам, мы отвечаем им на это сумасшедшей любовью.

Потому-то нас и охватывает паника в середине жизни: мы внезапно понимаем, что проиграем эту битву.

Через сорок примерно лет мы поднимаем глаза и видим горящую надпись на стене[9]. Мы не относимся к счастливчикам, не ведающим горестей, неудач и потерь. Что происходит с остальными, может случиться и с нами. И как будто плохого мало – обрушивается еще один удар: мы смертны. Поверить невозможно, но это так. Мы тоже однажды умрем – как все прочие люди.

Вот так-то. Неважно, какие сделки мы заключили, на какие уступки и компромиссы пошли, – нас ожидает пренеприятное известие: природа согласна только на безоговорочную капитуляцию. Наша неистовая борьба с неизбежным терпит крах. В глубине души мы понимаем, что начинаем уставать от борьбы, но знаем, что нужно сражаться еще настойчивее, просто чтобы не сдавать позиций. Ибо даже думать не хочется о тягостном будущем: мы закончим так же, как старые львы из документальных фильмов о природе – когда-то могущественные, а теперь катастрофически дряхлеющие.

Праздник окончен.

Но борьба за то, чтобы удержаться хотя бы на подобии главной сцены, изматывает: совершенно не хочется по четыре часа в день ради плоского живота изнурять себя тренировками, и неудобная обувь не вызывает восторга. Мы уже не уверены, как прежде, что завоевание чужого сердца даст нам все, что мы действительно хотим. Но разве возможно прекратить попытки?! Что тогда останется – только навсегда перейти во второй сорт?

Безотрадная картинка, правда? Кто-то из вас ожесточенно мотает головой и отрицает, что когда-либо думал о таком. Но гораздо больше тех, кто удивляется, как я прочла их мысли. Ответ прост. Я слышала про эти унылые ожидания в каждом разговоре с теми, кто страдал от кризиса среднего возраста.

Но ничего подобного не случится!

Тогда отчего мы все в это верим? Потому что так мы устроены. Это часть переживаний первой жизни – той жизни, что начинается с рождения, когда поднимается занавес и вы оказываетесь в центре внимания. Средний возраст приводит вас к финальному акту первой жизни – многолетней, напряженной, динамичной драмы, в которой вы боролись за возвращение своих первоначальных позиций.

Но вы еще не знаете, что за всеми бурными усилиями и мучениями скрыта ваша подлинная уникальная личность, в которой вовсе не было нарциссизма. Это великолепное создание появится только тогда, когда нарцисс проиграет битву за право быть любимчиком. Драма закончится, упадет занавес, вы покинете театр и выйдете в прекрасную действительность.

Вам предстоит удивительное открытие: все эти беспощадные атаки на ваш нарциссизм подарили вам билет в замечательную вторую жизнь.

Нарциссизм управляет этим шоу.

В греческой мифологии Нарцисс – полубог, настолько прекрасный собой, что в него влюблялись все, кто его видел. Включая его самого. Он был так очарован своим отражением в ручье, что не мог оторвать глаз от него и умер от голода. В некоторых вариантах мифа рассказывается, что он попытался поцеловать себя, упал в воду и утонул. В любом случае миф служит серьезным предостережением против чрезмерного эгоцентризма.

Однако мы все равно ничего не можем поделать с этим. Почему?

Потому что первые сорок лет жизни принадлежат не нам, а биологии.

Видите ли, если у природы и есть любимчики, то это не отдельные личности, а человеческий вид в целом. Мы думаем, что нарциссические чувства вроде ревности, соперничества, одержимости, даже подавленности, которую вызывает любая потеря, – досадные сбои, причина которых – неустойчивая психика или неправильное воспитание. Но все указывает на то, что эти эмоции носят биологический – и неизбежный – характер, они заложены в нас природой с целью выживания и присутствуют с самого рождения.

Восхищение вашей матери вами, своим младенцем, – черта универсальная, присущая всем животным. С этого восхищения началась ваша жизнь. Благодаря ему вы были жизнерадостны, чувствовали безопасность и интерес к жизни. Это очень полезно для представителей вашего рода. И вы, и ваша мать верили, что ее восхищение вечно, и какое-то время вы действительно были самым главным в ее жизни. Взглянув на нее, вы видели любовь, которая принадлежит только вам, никому больше. Если же появлялся еще ребенок, она была генетически запрограммирована смотреть с таким же выражением лица на этого ребенка, чтобы он чувствовал себя так же счастливо и безопасно, как и вы когда-то. А вы начинали сходить с ума.

Опять же, очень хорошо для человеческого рода.

Даже без других детей эта перемена все равно бы казалась ужасной и даже более непостижимой; вы смотрели бы, как мать постепенно переносит свое внимание с вас на остальную жизнь, и не понимали бы, в чем провинились.

Так или иначе, то, что вы перестали быть центром внимания, было первым и самым мощным в серии эмоциональных триггеров, существующих, чтобы заставить вас следовать плану природы. Ваши будущие поступки предопределялись тем, что у вас отняли восхищение и любовь, которые так отчаянно были нужны, а также ужасными последствиями этого – не проходящим чувством утраты, восполнить которую вы старались в течение стольких лет.

Ваши страдания, рожденные этим предательством, соперничество и ревность, борьба за возвращение утерянной любви – все эти переживания, тяжким грузом ложащиеся на детей, совершенно необходимы для выживания человеческого рода. Они – та сила, что втягивает нас в биологическую гонку.

Почему я так уверена, что это биологические импульсы? Ну, всякий раз, когда встречаешь какую-то человеческую особенность – например, нарциссизм у маленьких детей – повсюду, даже в изолированных группах людей, почти не имеющих контактов с другими группами, можно предположить, что эта черта чем-то ценна для выживания, что она, сколько существует человечество, передается через поколения. За миллионы лет все сомнительные свойства и особенности наших предков выветрились, и в результате остались нынешние способы реагировать на мир вокруг.

Значит, то, что осталось, природе «нравится». Это оказалось полезным, и теперь это часть плана по защите всего рода.

Конечно, мы знаем, что не существует никакой дамы по имени Матушка Природа, которая носит гирлянды из листьев и решает, когда прийти весне. Но когда любые растения или животные выживают и процветают, это означает, что они передают дальше качества, которые помогут выживать и процветать и их потомкам. В таких случаях можно сказать, что природа или биология к этому благоволят. Ведь если какое-то свойство не дает отдельной особи успешно размножаться или препятствует заботе о потомстве, ее гены погибают вместе с ней и исчезают из общего генетического фонда.

Нарциссизм, таким образом, явно свойство выживания. Он очень полезен в младенчестве, потому что заставляет настойчиво держаться за родителей. Полезен и когда мы вырастаем – подталкивает заполнить любовную потребность в партнере. Нарциссизм снова пригождается, когда мы яростно защищаем своих детей, потому что они для нас гораздо более ценны, чем чужие. В результате нарциссизм оказывается важным союзником в войне за выживание представителей нашего вида.

Мы можем этого не осознавать, но борьба нашего биологического вида становится нашей борьбой.

Сами не осознавая, мы страстно хотим того, что нужно от нас нашему биологическому виду. Нам необходимо быть сильными, красивыми и умными, соревноваться за лучших партнеров и хватать самый большой кусок мяса для своего потомства. У нас полно побуждений и эмоциональных потребностей, которые нужно удовлетворять. И мы хотим получить удовлетворение!

Конечно, мы думаем, что ублажаем только себя. Однако, как только человек выполняет задачи, обеспечивающие выживание ему подобных, полезность этих неодолимых порывов резко уменьшается. Но в середине жизни драйв лишь слегка замедляется и прежние цели кажутся единственно достойными. Нас все еще тянет участвовать в соревновании, а этого уже не требуется.

И об этом мы тоже не знаем. Но знаем, что теперь все сложнее добывать лучших партнеров и самый крупный кусок мяса. И нас это не радует.

Для каждого существа в отдельности это выглядит жестоким, но для вида в целом отлично работает.

Довольно безжалостно, когда тебя вот так выкидывают из игры.

А может быть, жестоко для начала то, что мы в нее были призваны. Мы ведь отдали много сил и лет на благо человеческого рода и не имели возможности сосредоточиться на том, что мы – как личности – хотим от жизни. Но такова цена за то, чтобы жить. Без этого мы бы как минимум тут с вами не разговаривали.

Дело в том, что наше неудовольствие всем этим предполагается. Если бы получалось задерживаться в игре как можно дольше, стараясь сохранить молодость, не исключено, мы бы произвели на свет еще одного младенца.

Когда же гормоны окончательно иссякают, благосклонность биологии перемещается на членов группы, способных к размножению. Они одарены заманчивыми телами, густыми волосами и прочими чертами, привлекательными для спаривания и начинающими увядать после сорока. Даже здоровье этих более молодых и способных к зачатию участников сообщества охраняется сильной иммунной системой, в то время как нашему здоровью позволено слабеть.

А разве опытные старшие члены племени, которые наставляют и направляют остальных, не важны для выживания? Да, вероятно, важны. Но их количество должно быть сбалансировано по отношению к имеющимся ресурсам. Наверное, кто именно ценен для маленькой группы людей, было гораздо понятнее в древности, когда пищи не хватало, выбор партнеров был уже, когда много матерей и большинство младенцев умирали при родах, а продолжительность жизни была крайне мала. Мы живем настолько дольше сейчас, что эти закономерности нелегко разглядеть. Мы все ощущаем свою значимость, независимо от того, полезны мы своему биологическому виду или нет. И трудностей, таких как прежде, больше нет в нашей жизни, потому что мы на славу поработали над этим. Люди создали потрясающие технологии, чтобы избавиться от господства прежних правил. Достижения медицинской науки позволяют нам оставаться молодыми и жить гораздо дольше, чем наши предки. Природа по-прежнему может выронить нас из рук, но технологии зачастую ловят нас, прежде чем мы грохнемся оземь. Болезнь или несчастный случай, которые прежде убивали, теперь не окончательный приговор.

Однако факт остается фактом: в сорок нас начинают исключать из игры «кто популярнее», хотя мы все еще не прочь удовлетворять наши нарциссические потребности. В отличие от пещерных людей нам доступна роскошь волноваться о годах, ожидающих впереди и явно лишенных (как нам кажется) личных удовольствий. Столкновение нашего страстного стремления вызывать желание с убывающей способностью его вызывать настолько похоже на первые, эгоцентрические чувства младенца, что это невозможно не заметить.

И тем не менее в жизни есть периоды полного счастья и удовлетворенности, когда эти яростные битвы стихают почти совсем.

Приступы нарциссизма во всю мощь разворачиваются три раза за нашу жизнь. Между ними лежат своеобразные антракты.

Наша поглощенность собой непостоянна. Она усиливается и ослабевает в разные периоды нашей жизни. Иногда абсолютно необходимо, чтобы все было по-нашему, в другое время мы можем успокоиться и наслаждаться окружающим миром.

Стремление во что бы то ни стало удовлетворять свои потребности активизируется в три важнейших периода жизни: в детстве (когда мы отчаянно вцепляемся в матерей); в юности (когда нас ведет столь же сильная жажда найти такую же любовь в своих партнерах); и когда мы сами обзаводимся детьми (и крепчайшим образом привязываемся к собственным младенцам). В эти три периода нами управляют биологические страсти, а не голос разума. Властные импульсы заставляют делать все возможное, чтобы оставаться рядом с матерью, обладать возлюбленными, защищать своих детей.

Но в промежутках между этими периодами мы расслабляемся и переживаем совсем иные чувства. Первый антракт случается до наступления юности, приблизительно между восемью и одиннадцатью годами. Когда человек делает первые шаги, заботясь о себе, отчаянная нужда в родителях ослабевает. Мы начинаем признавать, что бессильны оставаться самым любимым существом для матери, утешаем себя обещаниями исправить эту несправедливость, когда вырастем, а пока задвигаем борьбу на задний план. Несколько лет можно свободно заниматься своими интересами, а не действовать в интересах человеческого рода. На этом этапе мы незаурядны – мыслим ясно и творчески, открыты дружбе и очень любознательны. Девочки не боятся быть умнее мальчиков, потому что они еще не стараются завоевать их любовь. Мальчики еще не пытаются доказать, что они настоящие мужчины. Какое-то время мы реально руководствуемся здравым рассудком.

Затем, около тринадцати лет, в дело вступят гормоны, и все чудесные качества падут под бешеным натиском подросткового созревания.

Но когда осядет пыль, где-то с двадцати до тридцати, если удалось встретить подходящие любовные отношения, мы вступаем в брак и расслабленно переживаем еще один приятный антракт. Бывает даже немного странно: мы так неистово добивались этих отношений, а наш партнер из фантастического объекта желания превращается в обычного человека – такого же, как мы сами. Но мы ничего не имеем против. Появляются дети, или планируется их появление в будущем, мы всемерно стараемся создать крепкий дом и вполне наслаждаемся жизненным уютом.

Некоторое время.

И тут, как раз тогда, когда ожидаешь, что гормоны будут влиять на жизнь все меньше и меньше, опять приходит беспокойство. Ни детей, ни работы, ни иных занятий уже недостаточно, чтобы нас развлечь. Мы начинаем тосковать по интенсивности желания любви, нам нужно это желание вместо удовлетворенности любовью, которая уже есть. Любовь, казавшаяся замечательно долговечной, тускнеет в наших глазах. Тревожит мысль: вдруг мы не любим по-настоящему, вдруг упускаем что-то. Что-то очень важное.

А у нас просто кризис среднего возраста.

Почему именно сейчас? Потому что природа еще не намеревалась позволить нам жить комфортно. Война за выживание вида еще не закончена, и природа хочет, чтобы нас тянуло в бой, как воинов после слишком долгого мирного затишья.

Любовь – важная проблема середины жизни, и я посвятила ей целую главу в этой книге. Пока же признаем, что насмешка природы, в частности, в том, что самые действенные наркотики производит наше тело, когда мы романтически или эротически влюблены. Как ярки воспоминания о райском блаженстве секса, когда их подпитывает тоска желания! Мы вспоминаем ощущение полноты жизни, связанное с другим человеком, которое не испытывали с раннего детства (ну или с последнего приступа романтического одурения). Мы чувствуем себя обделенными и грустим. Надежное, ясное тепло хорошей дружбы-любви по сравнению с этим выглядит бесцветным и унылым.

Так что даже хорошие отношения не удержат нас в здравом уме навсегда. Дьявол найдет занятие для праздных гормонов, и в середине жизни одному или обоим партнерам начинают казаться очень привлекательными другие люди. Временами нас выводят из равновесия подозрения, что то же чувствует и супруг, а вернувшиеся неуверенность, мучительные желания и страдания подозрительно напоминают юношескую любовь. Этот кошмарный дискомфорт – серьезная угроза для стабильного брака.

Но к чему все это сумасшествие? Зачем природе нужно, чтобы мы опять чувствовали себя как в юности?

Потому что юная любовь производит на свет младенцев. Вот так все просто. И если небольшое временное помрачение рассудка заставит нас плодиться, что ж, так тому и быть.

Еще раз повторю: отдельной личности это может быть не слишком приятно, но явно полезно для выживания биологического вида.

А что насчет отношений с нашими детьми в такую пору?

Отношения с ними развиваются параллельно со стадиями покоя и турбулентности в наших отношениях с партнерами. Когда дети совсем маленькие, мы настороже двадцать четыре часа в сутки из опасения, что они могут навредить себе. С каждым годом мы волнуемся меньше и меньше, ведь они становятся самостоятельнее. Когда детям около восьми и у них период относительной вменяемости, у нас появляется возможность для чудесной передышки. На этом этапе наши отношения носят самый ровный, самый хороший характер. Детям уже требуется меньше внимания для обеспечения безопасности, но они дружелюбны и по-прежнему любят нас, потому что еще не вступили в период полового созревания.

Подростки опять сводят нас с ума.

Много внимания уделяется тому, какими ненормальными становятся подростки. Но когда наши дети достигают этой стадии, мы и сами становимся ненормальными. Мы боимся их, чувствуем себя растерянными и сердитыми. Жить с ними – все равно что иметь в доме табун возбужденных скачками лошадей. Мы в ужасе, что они навредят себе, и, конечно, наша работа – заботиться о них, но они слишком большие, чтобы их контролировать, и они крушат мебель! Мы не хотим этих забот. Мы все еще очень любим их, но так долго держали их на первом месте, а теперь очень хотим вернуться к собственной жизни.

Однако мы опять на страже, опять отложили свою жизнь до лучших времен, в точности как это было в их младенчестве. Только на сей раз они решили нас отвергать!

И можно понять почему. Мы тоже стали неуживчивыми и неразумными, отчасти из-за того, что происходящее кажется несправедливым, отчасти из-за того, что напуганы. Если они постригутся налысо или повесят серьгу в нос, мы ведем себя как на грани нервного припадка. Одновременно собственные биологические метания заставляют их отталкивать нас и искать любовь в других местах. Вероятно, мы все еще им нужны, но они нетерпимы к нашим доводам и не хотят больше нас обнимать.

Можно зайти совсем далеко и сказать, что они выталкивают нас из гнезда!

Из-за этого отторжения мы чувствуем себя обиженными и одинокими. Подливает масла в огонь то, что их бьющие через край гормоны будоражат наши собственные. Отторжение и гормоны – взрывоопасная смесь, и, если не следить за собой, мы, выйдя в мир, способны сами вести себя как подростки. Да, сейчас, в середине жизни.

Заметили, что ваши шансы произвести потомство неимоверно возросли? Прямо перед тем, как ваша фертильность сойдет на нет, вы начинаете думать о спаривании с кем-то новым. Только посмотрите!

Природа не упускает никакой возможности.

Не думайте, что вы в безопасности, если у вас нет детей.

То же самое случится, даже если вы ими не обзавелись. Вас может устраивать и жизнь, и карьера, вы можете жить с ясной головой в своем антракте – почти до сорока. И тут неожиданно оглянетесь вокруг – и вот они, молодые люди с упругим телом, дышащие вам в затылок на работе или пытающиеся отнять мяч на баскетбольной площадке. Даже если они не представляют реальной угрозы, вашему нарциссическому представлению о себе наносится удар, и неслабый. Они красивее вас, и у них больше драйва, потому что их подстегивает голод юности. Эти молодые люди хотят всего, что есть у вас, и даже больше.

Перед их появлением вы как раз начали удобно устраиваться в жизни. Накопили солидный рабочий опыт, выполнили многое из того, что хотели, и ваша жажда свершений стала утихать. Замыслы, издалека казавшиеся блестящими, с близкого расстояния выглядели не столь пленительными. Вы неоднократно обжигались и начали с уважением относиться к огню. В отличие от наступающих на пятки молодых с их «плевать на осторожность!», вы научились оценивать затраты прежде, чем бросаться на новую цель.

И вдруг в один прекрасный день, когда вам было около сорока, на работе появилась целая куча двадцатилетних, так и рвущихся в бой.

Шок надвигающейся опасности заставляет очнуться. Мы утрачиваем так нелегко завоеванную безмятежность. Их внезапное появление на арене пугает нас до смерти. Мы и боимся, что они захватят нашу территорию, и завидуем их энтузиазму.

«Мне очень грустно – как бы мне ни нравилась моя работа, я уже никогда не буду относиться к ней с таким воодушевлением», – объяснил Марти, крупный руководитель в большой корпорации.

«Смотрю на этих молодых девиц, наводящих красоту перед зеркалом, и поражаюсь их поглощенности собой. Самой-то мне просто повезет, если приду на работу в одинаковых сережках после того, как соберу детей в школу поутру», – вздохнула Лесли, редактор по профессии.

Глаза молодых отражают еще кое-что, что нелегко перенести. А именно – нас.

Они глядят на нас точно так же, как мы когда-то глядели на сорокалетних, – снисходительно. Понятно, они немного пока знают, но что-то в нас еще осталось, что одного возраста с ними, и это что-то с ними согласно. Мы видим себя как тех, у кого все в прошлом, кто замедляется, чьи шаги тяжелеют, – как людей, которые выбыли из гонки.

Эти мысли заставляют вздрогнуть и очнуться. Постойте-ка, с нами еще не покончено! Что тут происходит? Внезапно мы, до сих пор изо всех сил старавшиеся создать вокруг себя умиротворенность и комфорт, хотим покинуть безопасную зону и снова выйти на охоту. Мы начинаем сомневаться в себе. Мы беспокоимся о своей внешности, как подростки. Нам страшно, что никто нас не полюбит. На нас нападает паника. Неужели наше время прошло?

Может, и нет. Но идиллический антракт закончен.

Похоже, что ты все-таки не самый любимый.

Мы делаем судорожные попытки удержать угасающую молодость, затем понимаем, что исход игры предопределен и все, что можно, – это пытаться на какое-то время оттянуть неизбежное. И вот мы стареем и внезапно снова хотим того же, что хотят молодые, но ясно осознаем, что от будущего этого не дождешься. Впереди ожидает все меньше красоты, меньше энергии, меньше здоровья, меньше любви и ослабевающий социальный статус. И хотя поверить в это невозможно, где-то вдали маячит смерть. Нам казалось, что мы особенные, но только посмотрите, как все обернулось! У нас на руках те же карты, что судьба сдает всем остальным. Мир вовсе не вращается вокруг нас.

Это совсем не то, что нам обещали.

На протяжении всей жизни мы неуклонно теряли положение «самого любимого ребенка», делали все, что могли, чтобы смягчить это, и, когда почти преуспели, внезапно обрушился самый сокрушительный удар – что же удивляться кризису среднего возраста?

Вполне логично, что мы ожесточаемся.

Философия вкратце: жизнь – отстой, а потом ты умираешь.

Теперь вы старый солдат, лишенный иллюзий. Вам все ясно про жизнь. Вы узнали про нее все, что можно, видите, наконец, общую картину и расстались с детскими заблуждениями насчет счастья и удачи.

Я недавно подслушала великолепную формулировку: «Средний возраст – это когда решаешь, что убивать себя незачем, потому что дошло, что и так умрешь».

Но расслабляться пока рано. Вы чувствуете себя старше и мудрее, чем есть на самом деле.

Ваше ожесточение – всего лишь стадия, еще одна попытка взять все в свои руки. Цинизм – только первый этап развенчания иллюзий, и под его защитой вы протянете не так долго, как кажется.

Ну что, похоже я описала ваши чувства?

Задайте себе следующие вопросы.

1. Поражает ли вас, что с вами случаются такие же дурные вещи, как и с любым другим?

2. Нет ли у вас чувства, что вроде было обещано: появится кто-то и обеспечит вам отличную жизнь, а затем этот кто-то не явился?

3. Когда-либо казалось, что вы так усердно старались делать все правильно, а все же не достигли успеха, который заслуживали?

4. Впадали ли вы в отчаяние по поводу того, как сложилась жизнь, хотя другие считают, что все у вас неплохо?

5. Что вы чувствуете, когда более молодые пользуются вниманием, которое когда-то доставалось вам? Нет ли чувства, что оно принадлежит по праву вам, но теперь его никогда не получите, потому что появились те, кто помоложе?

6. Вы никак не можете забыть, что вам перевалило за сорок?

Если вы ответили «да» на любой из этих вопросов, не сомневайтесь: вы запрограммированы держаться за свое место в центре сцены.

Я хочу убедить вас сдаться.

Очень нелегко игнорировать ощущение несправедливости. Если предательски лишают того, что вам полагалось, это наносит удар по вашей базовой и самой требовательной составляющей – по ребенку, каким вы были когда-то. В основе попыток оставаться молодым и обожаемым лежит именно мучительное чувство несправедливости. Но борьба эта высосет все силы и поглотит слишком много драгоценного времени. Так что, хотя голос разума и слишком слабое оружие против столь сильных эмоций, давайте по крайней мере разберемся с мифами о том, какое счастье снова стать самым любимым.

На самом деле, если, конечно, вы не актер или профессиональный исполнитель и не связаны со сценой и зрительским вниманием, быть звездой совсем не так весело, как кажется.

И вот почему.

Во-первых, если вы работаете на признание своей “звездности”, вам не до собственной индивидуальности, не до своей сущности.

Для себя вы всегда будете главной персоной, это неизбежно и вполне закономерно. А чтобы ваша жизнь идеально вам подходила, надо хорошо осознавать свою индивидуальность. Однако индивидуальность и звезда – совершенно разное. Собственно говоря, они прямо противоположны по смыслу и не могут сосуществовать. Почему? Потому что индивидуальность прислушивается к вашей глубинной сути, чтобы вы знали, что хотите, что необходимо, и следит за тем, что происходит вокруг, чтобы вы знали, куда шагнуть дальше, в то время как ваша звезда прислушивается только к аплодисментам и следит только за своим отражением в глазах окружающих. Участвовать и в том и в другом одновременно невозможно.

Во-вторых, вы уже переросли это.

Быть любимцем в детстве было прекрасно, как и сидеть на руках у папы или мамы, но это вас больше не устраивает. Это действует угнетающе и лишает независимости. Взрослые, как бы сильно им ни хотелось оставаться детьми, не выносят опеку в больших дозах. Если бы кто-то реально окутал вас обожанием и заботой, как родитель ребенка, вряд ли бы это пришлось вам по вкусу. Скорее вызвало бы беспокойство, нервозность и раздражение. Вам это уже слишком не по возрасту.

«Я всегда мечтала, чтобы меня обожали, но каждый раз, когда кто-то начинает смотреть на меня преданными и восхищенными глазами, мне становится не по себе и в голове вертится одно: “Это совсем не то, что я хотела. Я хотела, чтобы меня кто-то обожал и боготворил, э-э-э… кто-то… кто не так сильно меня обожает”».

Я не слишком-то доверяю преклонению и обожанию во взрослых отношениях. Такие чувства проявляют люди, которые хотят либо обращаться с вами как с младенцем, либо возвести на пьедестал. Хотя в начале отношений обе стороны могут это не осознавать, подобный сорт рабского преклонения обычно бывает формой ревности и слегка замаскированной злостью. Случается и нормальный вариант, когда партнер высоко ценит вас, но тогда он должен хорошо думать и о себе самом. И такие люди не станут ни перед кем преклоняться, потому что настоящая прочная любовь не содержит обожания.

Да обожание и не идет больше на пользу. Лучше от него отказаться, потому что, подобно материнскому молоку, обожание слишком насыщено для пищеварительной системы взрослых. Без него вам будет лучше.

В-третьих, нужно отказаться от звездного статуса, потому что его и так у вас отобрали.

Нельзя выиграть гонку, если вас не допустили даже к старту. Да и жажда выигрывать у вас не та уже, что прежде – и правильно. Сейчас нужно другое – подготовиться к новой, лучшей жизни. Масса людей мечтает быть на первых ролях и с огромным энтузиазмом стремится к этому. Такой энтузиазм предполагает определенную неосведомленность, а вы уже более чем хорошо информированы. Но не переживайте слишком об утрате веры в Санта-Клауса, не тратьте время на сожаления, лучше подумайте, что в действительности осталось в прошлом и что вы обретаете взамен. Признав, что в этой игре не выиграть, вы получите несравнимо больший приз: вашу индивидуальность, которая не нуждается в свете софитов.

В-четвертых, вас ожидает работа, а звезда не может ее выполнить.

В своей второй жизни вы станете восстанавливать заброшенные мечты и развивать таланты, которые не ценили в первой жизни. Подобно искусному краснодеревщику или ювелиру, вы будете испытывать счастье, углубляясь в выбранное занятие. Стать мастером может только тот, кто готов безраздельно погрузиться в свое ремесло и слишком увлечен, чтобы терять драгоценное время в поисках восхищения.

В-пятых, следует отказаться от звездного статуса, потому что быть нарциссом скучно.

Скучно, потому что вы будете узнавать только то, что может послужить лично вам. Вы в состоянии воспринимать исключительно то, что касается вас. «Как я выгляжу? Как мне это удается? Что я получу?»

Мир, который наполнен только вами, вашими мнениями, вашим статусом, вашими стараниями хорошо выглядеть, – так себе мир. Вы не видите восхитительное разнообразие вокруг, а заперты в комнате с зеркалами, где отражаетесь только вы и то, что выгодно вам. Пройдет сколько-то лет, и от сосредоточенности на таком узком поле вам станет тошно. Развитому интеллекту нужны занятия поинтереснее. Он хочет, чтобы ваша зацикленность на себе перестала его тормозить.

Хорошая новость в том, что вы снова готовы узнавать новое, а это то, для чего наши души рождены. Однако, заранее настроившись на то, что все должно иметь отношение к вам лично, вы отказываетесь видеть идеи, объекты, личности такими, какими они существуют сами по себе.

Стоит начать смотреть вокруг и видеть все вещи в реальном свете, а не с точки зрения того, как они могут служить в восхождении к славе, и мир превращается в огромный университет. Все становится увлекательным и новым.

В-шестых, вас изнурила гонка за аплодисментами.

«Я не могу обходиться без восхищения, но устал работать на это каждый день», – поделился со мной недавно один клиент.

Если чего-то недостает, очевидно, вы будете стремиться это восполнить. Как с почти любой зависимостью, вы вовсе не хотите от нее отказаться, а просто стремитесь заполнить пустоту. Но, как и наркотик, аплодисменты не могут удовлетворить надолго и потребность в них нужно восполнять снова и снова. Через какое-то время вы поневоле захотите прикладывать не так много усилий. Это изматывает – каждый день собираться с силами, чтобы выиграть еще одну гонку, чтобы очаровывать, ублажать, манипуляциями добиваться внимания.

Вот шесть причин перестать стремиться к положению звезды. Шесть веских причин перестать относиться к среднему возрасту как к кризису, а просто взять и выйти из игры и больше не волноваться по поводу того, как несправедливо потерять все, на что вы рассчитывали. Так и надо поступить, да?

К несчастью, знать что-то и делать это – вовсе не одно и то же.

Вот почему нам нужно ответить еще на один вопрос.

Когда же нужно отказаться от статуса звезды?

Вы, скорее всего, не задали бы этот вопрос, потому что думаете, что знаете ответ: конечно, прямо сейчас. У меня же совсем другой ответ: надо отказаться от звездного статуса тогда, как вы будете к этому готовы, – и ни секундой раньше. Если попытаться расстаться с ним прежде, чем будете готовы, вас наверняка ожидает неудача. Покончить с нарциссическим взглядом на жизнь – непростая задача, и бросить призывный клич недостаточно, чтобы вас вдохновить. В вас живет маленький ребенок, упрямый, как питбуль, с несгибаемой, почти фанатичной решимостью вернуть все, чтобы было как раньше. Пока вы верите, что есть хоть малейший шанс быть любимцем, вы не отступитесь. А вы, скорее всего, верите, что такой шанс есть. Не потому, что для этого существуют какие-то основания, а потому, что вы не в силах поверить в иное.

Но я помогу с этим справиться. На следующих страницах мы рассмотрим важные установки, вынесенные вами из первой жизни, и раскроем некоторые истины, о которых вы, возможно, никогда не задумывались. То, что утром вашей жизни казалось чистым серебром, обернется блестящей мишурой. То, что вы оплакиваете как большую потерю, окажется иллюзией.

«Ах, но расставаться с иллюзиями так печально!» – сказала мне одна подруга.

Печали не будет. Особенно когда вы поймете, что расчистили место для чего-то стоящего. И как же выглядит это самое стоящее? Как ни странно – весьма похоже на ваш первый «антракт», тот, что случился, когда вам было около восьми.

Вернемся к первой передышке в биологической борьбе.

При прочих равных, если исключить чрезвычайные обстоятельства, в каждом из антрактов живется хорошо, потому что в это время мы чувствуем себя в безопасности и можем расслабиться и быть самими собой. Но антракт, что приходит за несколько лет до начала полового созревания, – это полная и ничем не омраченная передышка. Мы, конечно воспринимаем свое состояние как данность, но, по сути, оно необычно. По большей части мы уже не пытаемся получить родительское внимание, как делали, когда были совсем маленькими, и еще не пытаемся вылепить из себя некий идеал, чтобы удостоиться любви романтической.

Мы просто знаем, кто мы, и у нас есть некоторая свобода, чтобы действовать согласно этому правилу.

В этом возрасте мы в основном ни с кем не состязаемся, нам интереснее быть с друзьями и исследовать мир, чем следить, кого родители любят больше. Врожденная любознательность никуда не делась, а вдобавок появилась некоторая независимость, так что мы начинаем изучать мир вокруг. В наших интересах и способностях проявляются признаки индивидуальности. Мы не алчны и не зациклены на себе, но точно знаем, чего хотим. В это время, можно сказать, мы наиболее «настоящие мы».

Оставайся мы всегда такими, неизвестно, что бы делали мы в будущем. Но этот первый антракт длился недолго. Начало полового созревания снесло его с дороги, как мощное наводнение. Следующие антракты приходили и уходили, но только сейчас воды потопа по-настоящему начали отступать.

А теперь самое интересное. Уравновешенная, осознанная личность, которой вы были, пока не вступили в фертильный возраст, – это та же личность, которая вот-вот вернется, когда вы из этого возраста выйдете. Это замечательный подарок, и природе от него вроде бы нет никакой пользы. Почему же мы его получаем? Неужели биология добрее, чем мы воображали?

Эгоистичные и неэгоистичные гены

Писатель Сэмюэл Батлер[10] однажды сказал, что курица – всего лишь способ одного яйца произвести другое яйцо. Роберт Райт, автор книги «Моральное животное», соглашается: «… гены, наиболее приспособленные к выживанию и воспроизводству копий себя, – это гены, которые побеждают… как бы они этого ни добивались, с их точки зрения, они делают это из эгоизма. Потому-то книга Ричарда Докинза и называется “Эгоистичный ген”»[11].

Мне хотелось бы предположить, что существует и «неэгоистичный ген», не нацеленный строго на выживание, а действующий во время наших антрактов вменяемости – то есть тогда, когда нам удается ускользнуть из хватки биологических требований. И что именно «неэгоистичный ген» обеспечивает потенциал для всплеска креативности, любознательности, прилива сил и интеллектуального роста – всего, что характеризует успешную вторую жизнь. Часто люди говорят об этом в том же ключе, как, например, Маргарет Мид[12], которая рассказывает о своем «пыле в постменопаузу».

Но как это может помогать выживанию нашего биологического вида?

В конце концов, изумительная ясность, ощущение собственного «я», способность спокойно, уверенно, с удовольствием учиться, не собственнически любить друзей, пробовать свои расцветающие таланты – все эти качества могли быть как-то биологически полезны, когда мы были молодыми и фертильными, но по достижении середины жизни они кажутся безвозмездным даром. Какой от них прок сейчас, в возрасте, до которого наши предки зачастую не дотягивали? И в этот раз у антракта, похоже, не видно конца. Даже наш мозг развивается до очень преклонного возраста.