Vip-зал Лапидус Йенс
— Так что мне сделать, чтобы узнать об этом?
— Это не всегда легко, особенно если спрашивает знакомый человек. Но в то же время важно, чтобы кто-то близкий был рядом и поддерживал их все это время. Знаете, многие боятся, что им никто не поверит, что взрослые скажут, что это глупости.
— Но что будет, если я приду сюда с ними?
— Прежде всего хочу сказать, что для перенесшего насилие полезно побывать у врача. Чтобы мы знали, что физическое здоровье не пострадало. Тогда не нужно будет об этом беспокоиться. Но необязательно делать это сразу. Для начала мы с детьми можем просто встретиться.
Рикард оказался хорошим человеком. С ним она чувствовала себя спокойнее. Они еще немного поговорили, пока не вышло время посещения.
Когда они пожимали руки на прощание, он сказал:
— И еще кое-что. Если окажется, что преступление имело место, вам нужно знать, что я обязан заявить в полицию.
Уходя оттуда, она подумала, что ей нужно самой просмотреть компьютер Матса, чтобы узнать, что было на этом диске. Но что делать, если там будут фото или видео с их детьми?
Нужно перестать об этом думать, эти мысли невыносимы. Пусть сначала Рикард с ними встретится.
И все равно она не могла перестать думать об этом ноутбуке.
По крайней мере, нужно его спрятать в более безопасное место, куда Матс никогда не сможет попасть.
Было поздно.
Пьяные подростки бродили кругом в поисках места, куда бы их пустили, несмотря на возраст. Пьяные двадцатипятилетки слонялись тут же в поисках клуба, куда их пустят, несмотря на провинциальный видок. Пьяные сорокалетние, чуть не падая, пытались отыскать бар, где на них бы не смотрели как на старперов.
Высокий сезон на «Стуреплан» как раз начался.
Тедди позвонил Яну Крона, как только получил сообщение от Яна из «Редвуда». Тот ответил, но осмысленной беседы не получилось. Музыка и шум на заднем плане оглушали. Единственным, что Тедди разобрал, были слова «Я в ”Кларе”».
Очередь в клуб напоминала толпу у ограждений на Ибице. Люди напирали, размахивали руками, подпрыгивали, чтобы их было лучше видно, и кричали на охранников. Главный секьюрити, встав на табуреточку, указывал на счастливцев. Но настоящие распоряжения исходили из раковины микрофона у него в ухе. Остальные охранники медленно прохаживались туда-сюда, задрав подбородки и ни на кого не глядя.
Настоящие «ВИПы» без проблем проскальзывали мимо толпы в шлейфе блондинистых девиц с искусственным загаром. Тедди помнил, что так всегда было. Потом были еще позеры, изо всех сил пыжащиеся, чтобы примкнуть к высшему классу. Но им все равно приходилось платить по шесть тысяч за стол, уповать на свою известность или подкупать охрану потными скомканными пятисоткроновыми бумажками.
В глазах большинства читалось отчаяние.
Власть тиранов.
Некоторые вещи в этом городе так и не изменились.
Он вспомнил об Эмили. Она бы вписалась сюда. Интересно, как все прошло с Исаком. Если она и с ним общалась в своем высокомерном духе, могут возникнуть проблемы.
Он увидел, как два парня, пряча руки в карманах, в пуховиках с меховыми воротниками расслабленной походочкой проскользнули мимо очереди. Одного из них он узнал, Даниэля. Он четыре года отсидел в корпусе «Б» за наркоторговлю.
Он бы с радостью пролез в клуб без очереди, как Даниэль, но это было бы сложнее, чем протолкнуть диван в зад одной их этих девах в очереди, как выразился бы Деян.
Он ходил туда-сюда вокруг этой толпы, радуясь, что он высокого роста. Через головы жаждущих праздника он видел шефа охраны и четырех секьюрити.
На них были толстые куртки «Helly Hansen», которые еще больше увеличивались в объеме из-за бронежилетов, скорее всего, надетых под ними. Черные перчатки, темные брюки, грубые ботинки, черные шапки — полный комплект.
Тедди пробился вперед сквозь толпу, стараясь делать это по возможности осторожно, чтобы никого не провоцировать, но одновременно достаточно решительно, чтобы подойти вплотную к веревке.
В метре от охранника он остановился, наклонился к нему и произнес, самую, должно быть, злоупотребляемую фразу:
— Ты меня узнал?
Охранник уставился на него безо всякого интереса.
— Увы.
Человеческая масса медленно отталкивала Тедди от входа. Он огляделся. Он в Эстермальме, «золотом» районе. Вряд ли в целой Швеции найдется место, которое пробуждало бы такие разные чувства, как это. Некоторые не могли себе представить, что можно жить или просто выпить кофе в ином месте. Для других слово «Эстермальм» стало ругательством. Тедди вспомнил, как они с Деяном научились взламывать и заводить «Порш Кайен». Это было больше десяти лет назад, тогда «Кайены» только появились в Швеции, но в Эстермальме их уже были целые стада.
За четыре дня они взломали больше пятнадцати машин. Через Ивана они переправили их в Белград, а там переоформили как немецкие и продали в серьезные салоны.
Покупатели выстроились в очередь. Тедди зарабатывал по полмиллиона в неделю.
Он вспомнил, как тратил эти деньги: золотые часы «Breitling» и три безумные недели на «Стуреплан». Если бы только у него еще были эти часы, за них неплохо бы дали в ломбарде. Но на второй год в тюрьме он продул их в карты.
Он задумался, как же попасть внутрь.
Бармен, которому Шип чуть не размолол руку, ответил на десятом звонке. Сначала он отказывался понимать, с кем говорит, но после того как Тедди осторожно напомнил ему о блендере и своем немного агрессивном приятеле, тот наконец сказал:
— Ну хорошо, что тебе нужно?
— Ничего особенного. Выйди к охране и проследи, чтобы меня впустили.
Через десять минут Тедди был в клубе. Он даже не видел нахмуренной физиономии бармена, скорее всего, тот просто звякнул начальнику охраны.
Здесь все было иначе, чем в прошлый раз. Теперь на клуб опустились сумерки. Повсюду стояли ведерки с «Магнумом» и просто с шампанским. Молодые люди с шелковыми платочками в нагрудных карманах, зализанными прическами или нарочито небрежно зачесанными волосами сидели за отгороженными столиками. На них были пиджаки с блеском, расстегнутые рубашки и кожаные ремни с логотипом на пряжке: «Gucci» и «Herms». Кроме них, Тедди заметил пару потрепанных рокеров в бакенбардах и кепках, либо они были ненастоящие, либо их пустили для атмосферы. Девушки сидели рядом с этими модниками и потягивали коктейли или ждали, пока им нальют шампуня.
На танцполе гремел хаус, что-то знакомое, но названия Тедди не помнил. В Халле и Эстерокре в общей комнате часто шумело радио, но он редко обращал внимание на то, что именно там крутили.
Тедди осмотрелся, увидел Даниэля, тюремного приятеля, который сидел за столом, ломящимся от бутылок и девушек. Но ни Яна, ни бармена не было видно.
Он побродил по залу пару минут, вглядываясь в лица людей, сидящих за столиками. Почему-то ему вспомнилась квартира Пола Аллена из «Американского психопата».
Яна все еще не видно.
В конце концов Тедди подошел к официантке и спросил, нет ли здесь еще танцпола.
На ней был фартук с рекламой шампанского «Taittinger».
— Да, вон там у нас VIP-зал.
За дверью была еще одна, и между ними стоял охранник.
— Прошу прощения, — сказал он, — но это VIP-зал, сюда пускают только постоянных гостей.
Время шло к четырем, а прошедшие сутки были весьма насыщенными. У Тедди уже не было сил на препирательства.
— Я от Кума, — сказал он. — Впусти меня.
Стены VIP-зала были оклеены чем-то вроде бархатных красных обоев, висящие на потолке лампы сияли.
Здесь было полно народу, но наверху, на маленьком балконе с лестницей, он увидел Яна, Акселя и Карла вместе с другими молодыми людьми и девицами.
Тедди вскарабкался по лестнице наверх.
Они его не заметили, просто не могли себе представить, что он окажется здесь.
Он подошел и положил руку на плечо Яна.
Ян обернулся к нему. Его зрачки были размером как пуговицы на пиджаке, а кожа вокруг ноздрей покраснела.
— Привет, — сказал он, очевидно, не узнавая Тедди.
Тедди наклонился к его уху:
— Мы можем отойти на минутку? Мне нужно с тобой поговорить.
Они встали у бара, но ничего не заказали.
Ян о чем-то переговорил сначала с одним барменом, потом с другим, о чем — Тедди не понял.
Через несколько минут Ян протиснулся за барную стойку и что-то сказал парню, который, кажется, распоряжался в баре. Тедди вежливо ждал. Бар-шеф напряженно улыбнулся. Ян протрусил к балкончику, где раньше сидел. Тедди увидел, как Аксель что-то ему передал. Ян снова вернулся и протянул шефу несколько купюр. Еще через минуту бармен поставил перед ними два больших бокала. Тедди посмотрел на зеленые листья, которые плавали в холодном напитке среди кубиков льда.
Они получили по мохито. И Ян, кажется, успокоился.
Гремела музыка.
— Как дела? — спросил Тедди.
— Отлично. Ты что-то хотел?
— Ты под кайфом?
— Прости?
— Я спросил: ты под кайфом?
Ян сделал глоток из своего бокала.
Тедди наклонился ближе, так что его губы почти касались уха Яна:
— Ты под коксом?
Ян поставил бокал на стойку.
— Тебе какое дело?
— Вообще-то, никакого, я просто хочу, чтобы ты разбирал, что я говорю. Чтобы голова у тебя была достаточно ясной.
— Да все нормально.
— Я хочу спросить тебя о Филипе.
— Я так и думал. Что-то случилось? Ты узнал что-то новое?
— К сожалению, я не могу об этом говорить.
— Вам нужно пойти в полицию. Они и за мной охотятся. Знаешь, твоя коллега, эта малышка Эмили, она мне утром угрожала судом, если я пойду в полицию. Но знаешь что? Мне насрать, я все равно туда пойду самое позднее завтра cob, если вы до тех пор не сделаете реальный прорыв.
— Cob?
— «Close of Business», в конце рабочего дня то есть.
— Понятно. Но скажи, тебе снова звонили?
— Да, мне серьезно угрожали, между прочим, не далее как вчера. Со скрытого номера. Орали и орали, но я думаю, это те же люди. Они кричали, что найдут меня и застрелят, если я не приду в нужное место в нужное время.
— Ты туда пришел?
— А ты как думаешь?
— Нет, это было бы глупо. Расскажи побольше о Филипе. У вас же общее дело?
— Да, но вы же это уже знаете. Мы мало зависим друг от друга и связываемся в основном по почте или по телефону, когда нужно. У нас свои инвестиции в отдельные проекты. Наша компания — ольше для персонала и чтобы были помещения и так далее.
— С Филипом в последнее время не происходило ничего необычного?
— Насколько я припоминаю, нет.
— Он не казался напуганным?
— Нет, вряд ли. Только то, что мы говорили об этих мерзких угрозах, и все. Мы же уже это все обсудили.
— Он вел себя странно?
— Нет.
— Расскажи мне что-нибудь о нем, Ян, что угодно.
Глаза Яна бегали туда-сюда.
— Ну, Филип всегда был немного необычным, должен сказать.
— В каком смысле?
— Не знаю, сложно объяснить. Всегда собой недоволен. Неуверенный, с плохой самооценкой.
— На него давили дома?
— Да, возможно. Но на кого не давят?
— У него были враги?
Ян ухмыльнулся.
— Нет, но иногда он бросался на других людей. Как будто хотел компенсировать неуверенность в себе, унижая других. Я слышал, как в том месяце он накричал на Линнею, нашу рецепционистку. Она после этого взяла больничный на три дня.
— Понятно. Она расстроилась?
— Да, ужасно. Но уже начинает привыкать.
— Можешь вспомнить еще подобные случаи?
— Нет, сейчас ничего не приходит в голову.
Музыка все так же гремела из больших динамиков вдоль стен.
— Послушай, есть еще кое-что, — сказал Тедди.
Ян сделал еще один глоток.
— Мы нашли место, где держали Филипа, но его там уже нет. Там мы нашли один предмет, на котором были следы твоего ДНК.
— Что?
— Ты можешь объяснить, как твой ДНК оказался на вещи из этой квартиры?
Диджей сменил песню на еще более громкую, чем раньше. Надо бы уйти отсюда в более тихое место, но Тедди хотел сначала услышать ответ. Он наблюдал за Яном.
Друг и партнер Филипа не мог ни секунды стоять спокойно. Он переносил вес с ноги на ногу и двигал свой бокал туда-сюда по стойке.
После недолгого молчания он спросил:
— Как вдруг у вас оказался мой ДНК?
— Это неважно. Но его частицы нашлись на одном предмете из квартиры.
— Каком предмете?
— На бутылке виски.
Ян вздрогнул. Его огромные зрачки забегали.
— Я понятия не имею. Это очень странно. Может быть, Филип ее раньше получил от меня?
Тедди обдумывал наводящие вопросы. Ян накачан наркотиками по уши. Сложно оценить его реакцию, хотя понятно, что он не в состоянии придумать вразумительное объяснение.
Оглушающая музыка давила на барабанные перепонки.
Всю эту новую информацию надо было обсудить с Магнусом или с Эмили. Но уже поздно.
Кто-то протиснулся между ним и Яном.
Аксель Нильссон. Он повернулся к Яну и прокричал так, что даже Тедди услышал:
— Что он тут делает?
Тедди не слышал его ответа.
Затем Аксель повернулся к Тедди.
— Тебе лучше уйти. Никто не в восторге от того, что случилось с Филипом. Мы просто хотели немного отдохнуть сегодня вечером и забыть обо всех этих неприятностях.
Тедди попытался что-то сказать, но Аксель не желал его слушать.
— Ян только что пришел, так что оставь его в покое. Не знаю, как тебя сюда пустили, но это VIP-зал, здесь все проблемы остаются за дверью. Это место не для всех.
За решеткой
Они каждый день болтали по нескольку раз.
Тедди старался при каждой возможности встретить ее. Когда он видел ее в будке, то плевал на запрет стучаться в стекло и колотил в него и махал ей, чтобы она вышла, просто чтобы задать какой-нибудь идиотский вопрос: «Знаешь, когда моя очередь убираться в коридоре? Что дадут на обед в воскресенье? Будешь участвовать в хоккейном матче между нами и вами?»
Когда он видел, что она шла отпереть комнату для встреч чьей-то девице, он ждал, пока она закончит. Она была дотошная, проверяла, чтобы на подносах не было металлических предметов. Пластмассовые кружки, пластмассовый термос с водой для чая и кофе, пластмассовые ложки, кусочки сахара, пирамидки молока, печенье и салфетки. Тедди знал правила.
Линда, Дарко и остальные приходили к нему где-то раз в месяц.
Когда он видел, как Сара искала в чьей-то камере наркотики или спрятанные мобильники, он усаживался у светло-зеленой бетонной стены в коридоре и наблюдал за ней.
Это выглядело, как будто они не закончили длинную беседу, без предисловий.
Хотя у них каждый раз была всего минута, это все равно было важно.
Они говорили обо всем. Обсуждали ее учебу, готовку, что происходило в Стокгольме и Швеции, пока он сидел здесь и гнил, политику, Нобелевскую премию по литературе. Они говорили о сериалах, хотя он так и не видел последние, в тюрьме разрешали брать только по диску в неделю. «Клан Сопрано», «Клиент всегда мертв», «24 часа». Она обожала «24 часа». Тедди больше всего нравился «Сопрано», но они сошлись на том, что со вторым сезоном «Прослушки», тем, с портовой мафией, сравниться не могло ничто. Прежде всего, у них было одинаковое чувство юмора. Они смеялись над одними и теми же вещами. Тем, как Шип произносил слово «нюхнуть» как неразборчивое «нюфнуть», над дурацкой татухой охранника Хаглунда: паутиной на локте. Юмор был главным составляющим в их коктейле, ее смех был самым прекрасным звуком, какой он только знал.
Однажды Шип пихнул его в бок, когда они сидели в общей комнате.
— Ты на нее реально запал, чувак, ни секунды ей не даешь продохнуть.
— Да ты сам не знаешь, что болтаешь, — только и пришло ему в голову.
Недели летели.
Он не мог выбросить ее из головы.
Одним утром в начале сентября она зашла в его камеру. Чтобы охранник сам ходил к заключенным — это было необычно, если речь не шла об особой проверке.
Тедди совсем не возражал.
Он сидел на койке, листая книгу Софи Оксанен[17], все еще в футболке и боксерах. В окна светило теплое осеннее солнце, и на стене напротив — тени от покрашенных в белый прутьев. Решетка.
Пол пластмассовый, объемные обои на стенах покрашены в оранжевый, крошечный письменный стол, койка и стул сделаны из светлого дерева. Все-таки камера казалась почти домом.
Он отложил книгу, опустил ноги на пол и поправил покрывало рядом с собой.
— Не присядешь?
Сара села рядом с ним, ее лицо было всего в пятидесяти сантиметрах от его.
— Я уволилась, — сказала она.
На несколько секунд Тедди перестал дышать. Голова закружилась, он посмотрел в окно, но не увидел ничего, кроме серого бетона стены в пятнадцати метрах. Он снова повернулся к ней, оглядел камеру. Стены давили на него.
Он здесь не справится без нее.
— Слишком много занятий или как? — наконец выдавил он.
Сара заламывала пальцы, раньше он никогда не видел, чтобы она так нервничала.
— Нет, не в этом дело. Я хорошо справляюсь с учебой, несмотря на работу. Это твоя вина, Тедди.
— Моя вина? — Он три раза сглотнул. — Потому что мы стали использовать Эмму? Но мы же это прекратили.
— Это совсем ни при чем. Я бы очень хотела здесь работать, даже на полную ставку. Но не получится.
Она на несколько секунд замолчала.
— Я дошла до того, что мне хочется сделать кое-что, чего я сделать не могу, Тедди, в этом проблема.
Он слышал, как Локи в соседней камере задыхался, пытаясь делать приседания, здоровяком ему все равно не стать, как бы ни пытался.
— Я думала, что я схожу с ума, но теперь я поняла. Дело в моем отношении к тебе. Это сложно, я не знаю, как об этом сказать. Я не могу сконцентрироваться, когда ты рядом. Я хочу что-то, чего не могу получить. Понимаешь, что я пытаюсь сказать?
Тедди не знал, что ответить. Его сердце колотилось вдвое быстрее обычного, лицо, наверное, превратилось в сплошную улыбку, в то же время в ушах эхом звучали ее слова: она хотела уйти.
— Так нельзя, я не могу работать в таких условиях. Из меня плохой сотрудник.
Он положил руку на край кровати, чувствуя, как рука коснулась ее пальцев.
Он повернул лицо к ней.
Она смотрела на него.
Тедди сказал:
— Такие, как я, не влюбляются, ты знала?
21 февраля
Это была другая комната. Он понял по полу — теперь какие-то каменные плитки.
Руки снова связаны строительной стяжкой. Ноги тоже несвободны.
Его заставили встать на колени и положить голову на стул. Глаза были завязаны. Затем шею ему обмотали скотчем, одновременно оборачивая его вокруг стула. Его связали вместе со стулом, так что если ему удастся встать, стул все равно будет привязан к голове. Как имплантированная деревянная тюрьма.
Еще он слышал, как что-то гремело, когда он шевелился. Джокер сообщил ему, что с этого момента его посадили на цепь. Филип не знал, к чему его приковали.
Несмотря на повязку на глазах, тряпку или что там было, он мог, посмотрев вниз, увидеть кусок стены. На ней не было обоев, и он не увидел ни одного окна.
Он попробовал пошевелить руками, но сразу почувствовал, что в этот раз их скрутили гораздо крепче, чем в прошлый. Стяжки врезались в старые раны. Поза вызывала ту же боль в плечах, что и раньше.
Джокер в тишине провел его к машине. В машине он надел на него повязку и предложил кое-что выпить. Филип стиснул губы.
— Деньги не пришли. Время вышло. И ты еще пытаешься смыться от ответственности.
Голос Джокера звучал по-настоящему раздраженно. Филип почувствовал, как что-то мокрое шлепнулось ему на затылок. Слюна?
Он был как в тумане, и в ногах кололо. Может, отморозил. Он всхлипнул и решил, что у него жар — он, должно быть, несколько часов провел на улице.
Он, однако, сам был удивлен, что не стал задыхаться и не запаниковал. Может потому, что так давно не спал.
Он просто идиот, раз думал, что получится.
Он вспомнил, как они на него напали и как увезли из квартиры. Блевотина, застрявшая в тряпке, которой ему завязали рот.
Багажник, куда его запихнули.
О другом он тоже думал.
Стефани однажды спросила, любит ли он ее. Они лежали в его постели. Она медленно его поглаживала, потом наклонилась и оттянула крайнюю плоть с пениса. Целовала головку и ласкала его под мошонкой. Но ничего не произошло, у него не встал.
Она отсосала у него по мере возможностей. Вялый хер. Она гладила его по заду, по спине, но ничего не произошло. Она положила его руку себе на грудь и помогла ему ее помассировать. Она облизала нижнюю часть члена, мошонку. Поводила пальчиком у ануса. Ничего.
Она подползла к его лицу для поцелуя. Он отвернулся. Ему не хотелось, чтобы во рту был вкус его собственного конца.
И тогда она спросила. Дурацкий вопрос, чтобы задавать его среди прелюдии, если это можно так назвать.
— Да, конечно, — ответил он с улыбкой.
Стеффи его отпустила.
— Я тебе не верю.
Филип перекатился на бок и обнял ее. Шелковые простыни заскрипели, он их купил в «Северной Компании», лучшем универмаге в городе. Он посмотрел сверху вниз на ее маленький вздернутый носик и голубые глаза.
— Почему нет?