Манхэттенское безумие (сборник) Чайлд Ли

К своим детективным расследованиям Дэнни отнесся очень серьезно, а я – нет. Я не был даже уверен, что Бродвейский Палач существует в действительности, хотя меня крайне озадачивало то, каким образом – если, конечно, не считать это результатом действия потусторонних сил – этот ловкач умудрялся публиковать в колонках личных объявлений все эти поразительно подходящие сообщения.

В тот же самый день, когда мы с Дэнни игрались с разными теоретическими предположениями, Палач вдруг объявился на Кейп-Код[40] и завалил свою пятую жертву, Джастина Джентри, стареющего актера и любимчика женщин, который был широко известен тем, что вынуждал руководство увольнять второстепенных актеров, работников сцены, режиссеров, костюмеров и всех прочих, кто был ему не по вкусу. При подготовке одного спектакля он даже пытался избавиться от драматурга, автора пьесы. Погиб он в результате несчастного случая на воде (лодка перевернулась), но не нужно забывать про сообщение в газетах, которое гласило: МАССАЧУСЕТС ДАЛЕКО ОТ НЬЮ-ЙОРКА.

– Итак, – сказал я Эван, – этим убийством завершилась карьера Бродвейского Палача – по крайней мере, насколько я знаю.

– Но это же еще не всё! Как насчет последнего отрывка, про не самый высокий этаж? Кого убили под эту мелодию?

– Насколько я знаю, никого.

– Тогда почему он попал в твой список?

– Потому что это еще не конец истории.

Дэнни отошел от театральных дел, но по-прежнему продолжал изредка делать что-то для телевидения, теперь уже на видеопленке, пока не умер в 1978 году, как раз в то время, когда хозяева его любимого отеля «Макалпин» собирались перестроить его и превратить в многоквартирный дом. Ну, по крайней мере, он не присутствовал при том, как раздолбали и разнесли «Марин-Грилл», а лет через десять возвели на его месте универсальный магазин «Гэп». При одной из наших последних встреч Дэнни заметил, что Макс Бялысток, игравший главную роль в «Продюсерах» Мела Брукса, вполне мог вдохновляться примером Нэта Сперлока, хотя и выглядел более смешным и совсем не таким гнусным. Дэнни не дожил до появления на сцене мюзикла с Натаном Лэйном, но ему нравился этот фильм с участием Зиро Мостела[41].

А жизнь шла себе и шла, и я с годами почти забыл про Бродвейского Палача. Происходило множество всяких других событий. Восьмидесятые годы, вероятно, были для меня более насыщенными, чем семидесятые. И только пару лет назад, уже проживая свои последние дни счастливым столетним старикашкой в «Плэнтейн-Пойнт», я вдруг вспомнил про наш с Дэнни общий интерес к тем убийствам и подумал, а не попробовать ли снова расследовать эти дела и попытаться их раскрыть, просто в виде интеллектуального упражнения, конечно. Так я и сделал, некоторым образом.

Я собрал воедино некоторые улики и следы и получил в итоге довольно шаткую теорию, которая самому мне казалась вполне стройной, но вряд ли смогла бы убедить кого-то другого – и, безусловно, рассыпалась бы в прах в любом суде. Кроме всего прочего, все мои подозреваемые, участники той вечеринки в Нью-Йорке, уже умерли… Все ли? Ну, не совсем. Артур Беласко, сын Элмера, в последние четверть века сделал очень приличную карьеру в качестве продюсера на Бродвее – честного и порядочного продюсера, должен добавить. Он все еще продолжал работать, и весьма активно – да почему бы и нет, он ведь совсем еще молодой, ему только перевалило за восемьдесят, а тут он еще и заявился в Калифорнию в рамках пропагандистской поездки, рекламируя свои недавно изданные мемуары. В «Плэнтейн-Пойнт» проживало много постояльцев из шоу-бизнеса, вот я и предложил нашей молодой и энергичной организаторше культурных программ, вечно старающейся разнообразить жизнь своих подопечных гериатриков, позвонить ребятам из команды Артура и устроить так, чтобы он заглянул к нам во время поездки по Калифорнии, может, выступил бы коротенько перед нами, подписал и продал бы несколько книг. А как только он оказался в нашем городе, я позвонил ему в отель и пригласил заехать ко мне, пока он здесь.

Некоторые люди с годами меняются очень мало в отличие от остальных, и на морщинистом лице Артура я читал ту же самую дерзость и нахальство двадцатидвухлетнего парня, с которым встречался в 1946 году. Он тоже меня помнил, хотя с тех пор мы с ним не виделись. Артур огляделся вокруг, осмотрел все напоминавшие о былой деятельности вещицы, заполнявшие мою гостиную, и заявил, что это вызывает воспоминания. Я же хотел вызвать одно-единственное воспоминание и обсудить его за бокалом «Реми Мартен ХО».

Когда он увидел в моей «галерее известных преступников» фото Дэнни Креншоу с дарственной надписью, я небрежно заметил:

– Думаю, вы помните ту вечеринку у Дэнни в сорок шестом году?

– Отлично помню! Отель «Макалпин». Теперь это называется «Хералд-тауэрс». Они сбили все те потрясающие фрески и стенную роспись в ресторане в цокольном этаже. Кажется, они теперь украшают какую-то станцию подземки… Не станешь же спорить с прогрессом, не так ли?

– Можно и поспорить, только прогресс не станет нас слушать. Вы подробности той вечеринки включили в свои мемуары?

– Нет, они туда никак не лезли, так что в итоге были отрезаны на монтажном столе, как сказали бы в Голливуде. Мы их, конечно, записали. Мы – это моя дочь Элинор и я, она помогала мне готовить эту книгу. А те события так запечатлелись у меня в памяти, что я смог их почти подробно восстановить, слово в слово, и записать на магнитофон. Ничего не пропустил.

– Насколько я помню, Элинор тогда была совсем еще младенцем. Но она тоже присоединилась к семейному бизнесу, не так ли?

– Да еще как! Она гораздо более талантливая актриса, чем ее папочка, как мой отец беспрестанно мне напоминал. Много работает на телевидении, в театре, в кино.

– Но вернемся к тому вечеру в апартаментах Дэнни. Я знаю, что у вас отличная память, но сомневаюсь, что вы дословно помните все разговоры, которые вели, и все вечеринки, на которых успели побывать со времен Второй мировой войны.

– Конечно, нет, но тот вечер мне не забыть ни за что. Особенно обмен мнениями о той песенке старика Гершвина между Дэнни, его женой и Джерри Кордовой. Элинор этот кусок страшно понравился.

– Вы не могли бы прислать мне распечатку этой записи? Она могла бы мне пригодиться.

– Конечно, пришлю. С радостью. А откуда вдруг такой к этому интерес, Себ?

– Я считаю, что именно тогда вы и ваш отец задумали поиграть в Бродвейского Палача.

Глаза Артура Беласко сперва расширились, потом сузились. Он огляделся вокруг, как затравленное животное. Потом заговорил нараспев, словно речитативом, и в его голосе звучала угроза:

– Себ, я не знаю, что вы думаете или знаете и каким образом вы это узнали. Но если вы рассчитываете, что все еще будете дышать, когда я отсюда уйду, то нам следует прийти к взаимопониманию, договориться…

И его рука потянулась к оттопыренному карману пиджака.

– Ничего у вас не выйдет, – сказал я. – Вы же не будете стрелять в меня в моих апартаментах.

– Есть и другие способы, – заявил он, и его глаза засветились безумным блеском. – Я же специалист в этом деле, не так ли?

Я сохранял непроницаемое выражение лица так долго, как только мог. Потом все же рассмеялся.

– Ваш папаша был прав. Вы бездарный актер.

Тут он тоже засмеялся и достал из кармана трубку.

– А я вас все-таки провел, хоть и на минутку, а?

– Может быть, только на минутку, – согласно кивнул я.

– Ну, на минутку и вы меня провели. Я, знаете ли, слыхал про эту сумасшедшую теорию Дэнни, и, возможно, в этом что-то есть. Но чтобы убийцами были мой старик и я? Притянуто за уши, и я рад, что вы всерьез так не думаете.

– А вот и думаю! И всерьез, – сказал я. – Артур, мы с вами отлично понимаем, что шансы на то, что можно будет предъявить кому-то обвинение в серии убийств, которые полиция даже не признает уголовными преступлениями, да еще и после стольких лет, равны нулю. Кроме того, нет никаких доказательств, чтобы подкрепить эту мою теорию в суде. И еще мы понимаем – что бы я сейчас ни сказал, вам нечего бояться, и у вас нет причин вытаскивать свою «пушку», чтобы шлепнуть меня, да еще и в такой приятный день. Но я был бы рад, если бы вы – просто между нами – признались в этом и рассказали, как вам удалось все проделать.

– Ну вы и нахал! – сказал Артур, все еще принимая это за шутку. – Прежде всего, какие у вас имеются доказательства?

– О’кей, сейчас представлю. Первое – все эти песенки. Две из тех, что содержали указания на убийства, были взяты из постановки «Капризы Зигфелда», а всем известно, что ваш отец в тот момент работал на «Зигфелда».

– Ну-ну. И что с того?

– А вот и еще кое-что. Большая часть песен, если не считать Ирвинга Берлина, это песенки незначительных и малоизвестных бродвейских композиторов. Никакого тебе Гершвина, Портера, Роджерса или Керна. Вместо них – Шон, Блицстайн и Браун. Но одна песня принадлежала Курту Вейллу, и именно его ваш отец назвал тогда лучшим бродвейским композитором.

– Фило Ванс и Чарли Чан[42] отбросили бы это как несущественное.

– О’кей, но давайте посмотрим на ваши алиби. Элмер не мог совершить все эти убийства. Вы не могли совершить все эти убийства. Но попеременно вы оба могли все их совершить. Вы с Элмером шутили по поводу того, что он желает, чтобы вы вошли в семейный бизнес. А не могло ли так случиться, что он позвал вас и в это дело, в этот свой проект?

– Ох, если б он и впрямь был серийным убийцей, то, вероятно, так и поступил бы. Прекрасный он был семьянин, мой папаша… Ну, что еще у вас имеется?

– В сообщении перед убийством Нэта Сперлока говорилось о ком-то, собирающемся бежать марафонскую дистанцию. Связь сразу не очевидна, как в других случаях. Но Нэт Сперлок и Элмер Беласко вместе работали над провалившимся мюзиклом под названием «Бостонский марафон».

– Я его помню. В Бостоне он и провалился, где ж еще?

– Может быть, Элмер стал тогда одной из жертв Нэта.

– Ну, мы его достаточно сильно ненавидели. И, тем не менее, все это слишком хило.

– Ну и пусть себе будет хило. Но самую лучшую улику я приберег напоследок. Те строки насчет Массачусетса и Нью-Йорка взяты из шоу под названием «Новые лица»; оно было выпущено в пятьдесят втором году, но на сцене не появлялось до мая того года. А в конце пятидесятого, когда произошло убийство Джастина Джентри, вы работали над сатирическим музыкальным ревю, в котором должны были выступать разные юные таланты. По мне, так это и были «Новые лица».

– Так оно и было. Я горжусь тем, что работал над этим шоу. Невероятный подбор актеров! Пол Линде, Эрта Китт, Кэрол Лоуренс, Эллис Гостли, Мел Брукс! Но на что вы намекаете?

– А вот на что. Перед самой премьерой, когда еще шли репетиции, сколько людей знали текст этой песенки про Лиззи Борден? Только те, кто был связан с подготовкой спектакля. И тот, кто поместил эту строку в колонку личных объявлений, чтобы предсказать убийство Сперлока, должен был участвовать в подготовке этого шоу еще до премьеры.

– Вот это уже лучше, Себ, должен признать. Но все равно, это всего лишь необоснованные подозрения. Откуда вам знать, сколько народу слышали эту песенку еще в период подготовки, да мало ли кто еще мог слышать этот текст? Автор мог, например, целый год перед этим распевать ее на каких-нибудь бродвейских вечеринках. Джерри Кордова мог ее сыграть, это мы легко можем себе представить.

– О’кей, это лишь предположение. Спекуляция. И я вовсе не ожидаю, что смогу кого-то этим убедить и удовлетворить. Я просто хочу удовлетворить собственное любопытство. Так почему бы вам просто не признаться мне, что это сделаливы? Вы и ваш отец?

Артур помотал головой.

– Извините, Себ, но должен вас разочаровать. Вы выстроили умную теорию. Роузи Паттерсону она бы страшно понравилась. Но мой отец и я не были убийцами. – Секунду помолчав, он хитровато улыбнулся. – Мы, конечно, могли это сделать, и если б сделали, это не было бы преступлением. Это было бы услугой обществу. Помните ту книжку, что написал О. Джей Симпсон[43]?

– Где он заявил, что не делал этого, но если б сделал, то сделал бы это именно так?

– Совершенно верно. Идея! Вот я, просто для развлечения, приготовлю для вас такой номер в стиле О. Джея Симпсона на тему о Бродвейском Палаче.

– Начиная с Клода Ансельма.

– Ох, это, видимо, проделал бы папочка, в одиночку. Допуская, конечно, что это был и впрямь первый номер в той серии, а не просто нападение случайного грабителя, как все тогда полагали. Папаша люто ненавидел Ансельма. Они работали вместе, так что он знал, как тот обычно действует. Он бы выследил этого мерзавца и убил бы его, а потом смылся бы оттуда, зная, что его никто никогда не станет подозревать. Но, предположим, я узнал бы об этом. Может, я виделся с ним сразу после убийства и заметил что-то, что навело бы меня на такую мысль. Может, когда он избавлялся от орудия убийства. Окровавленная клюшка для гольфа вполне подошла бы. Ну, и заставил бы его рассказать мне правду, и он заставил бы меня согласиться держать язык за зубами. Конечно, у меня не было бы никаких проблем в смысле моральной стороны дела. А потом эта бредовая выдумка Роузи вдохновила бы нас и инспирировала продолжение. Папаша ведь однажды такое уже проделал, не так ли? Так почему бы ему не повторить это, особенно если я буду ему помогать? Да еще и опубликовать на следующий день в колонке личных объявлений ту строчку из песни, намекнув на то, что Ансельм был скверным игроком в гольф. В те времена ничего не стоило тиснуть такое объявление анонимно. А потом, после этого, мы бы поставили перед собой более сложную задачу, и это был бы настоящий вызов. Например, предсказать убийство в газетах еще до того, как мы его совершим. Может быть, у меня возникло такое желание, чтобы доказать папочке, что я и впрямь хороший актер, что я могу нацепить какой-нибудь жуткий парик и совершить праведное убийство и отлично замести все следы… Слушайте, а ведь из этого может выйти отличная история, забойный сценарий! Я уже почти жалею, что это не происходило в действительности. Ну, посмотрим, что там у вас есть еще?

– Моник Флоре.

– Ах да, та сучка… Это могла быть лично моя работа. Я бы изменил внешность, так чтобы никто меня не узнал, – актеру это сделать нетрудно; даже бездарному, как сказал бы мой папочка. Может, начернить лицо?.. Нет, в Гарлеме так рисковать нельзя. Но можно наклеить усы, волосы зачесать как-то иначе, подкрасить их под седину, чтобы выглядеть старше… Я отправился бы в «Савой» и танцевал бы там с нею под оба джаз-банда…

– А откуда бы вы узнали, что она будет в «Савое»?

– Я бы назначил ей там свидание, представился бы чужим именем, обронил ненароком несколько известных имен, чтоб она решила, что я тоже из театрального мира, предложил бы помочь в дальнейшей карьере или еще что-нибудь, сообщил бы, что моя жена меня не понимает. Моник перед этим вздором ни за что не устояла бы. Она однажды даже пыталась подставить и захомутать моего папашу. Вы про это не знали, да? Если б она преуспела, это убило бы мою мать, но он умудрился вылезти из этого дерьма до того, как оно его полностью накрыло. А потом мы бы вместе вышли из «Савоя» и пошли гулять по улицам, и я высматривал бы удобный случай и возможность, а потом столкнул бы ее под поезд подземки.

– В это вечернее время на платформе не было бы много народу. Вы бы здорово рисковали.

– Ну, раз уж мы пришли к этому решению, неужели вы думаете, что мы бы так уж беспокоились насчет риска? Как бы то ни было, у меня были все шансы проделать это и позже, если в тот момент платформа оказалась почти пустой. Но нужно было проделать это именно в тот вечер, ведь сообщение уже появилось во всех газетах, а вряд ли стоит платить за рекламу спектакля, а потом его отменять.

– А как насчет Эстерхази?

– Это сделал бы папочка. Меня в то время и в городе-то не было. Эстерхази любил всякие истории в духе плаща и кинжала. Если б папочка позвонил ему и договорился тайно встретиться в какой-нибудь дешевой и малоизвестной гостинице, он явился бы туда, несмотря на землетрясение. И никому бы про это не сказал ни слова. Я получил кое-какие знания о воздействии разных лекарственных препаратов во время своего краткого пребывания в медицинском институте, и они пригодились бы, чтоб изобразить естественную смерть. Я объяснил бы папаше, как все это проделать, и это стало бы моим вкладом в общее дело. Папаша напичкал бы его снотворным, вытащил бы его оттуда через черный ход и зарыл бы его в снегу, как покойника. Причина смерти: обморожение.

– Трудная задача для человека его возраста.

– Себ, вы же должны помнить, какой сильный был мой папочка. А Эстерхази был размером с мелкого жокея. Так что папа вполне мог справиться.

– А как со Сперлоком?

– Хм-м… да, это было посложнее, не правда ли? Застрелен насмерть, оружие не найдено, копам пришлось признать, что это убийство… И как, черт побери, мы сумели бы это проделать?!

– Хотите сказать, что вы в тупике?

– Нет-нет, дайте минутку подумать… Здорово получается, правда? Нам и в случае со Сперлоком пришлось бы действовать вместе. И опять-таки папаша был вполне в состоянии устроить встречу тайком, может быть, в гостинице возле Гармент-дистрикт.

– В «Макалпин», например?

– Ага, надо признать, это был бы весьма подходящий ход. Но скорее где-нибудь подальше, чтобы не так бросаться в глаза. Ну-ка, посмотрим… Я бы купил целую стойку с одеждой, набитую длинными пальто, чтобы потом спрятать за ними труп, и спрятался бы в каком-нибудь укромном месте – например, за мусорными баками позади отеля. А папаша тем временем занимался бы отстрелом Сперлока, незаметно для окружающих выманив его на лестницу черного хода, а потом помог бы мне спрятать тело. Мы могли бы даже подвесить его на стойку между этими пальто, но, наверное, это не сработало бы. Если б кто-то начал толкать стойку, чтобы поставить ее туда, где ее потом обнаружили, он сразу понял бы, что она какая-то необычно тяжелая, так что его вполне могли потом принять за убийцу или соучастника. Эти стойки – вполне привычное зрелище на улицах в том районе, любая из них совершенно не бросается в глаза, почти невидима, как почтальон в известном рассказе Честертона. Мне пришлось бы толкать стойку и высматривать себе путь скорейшего ухода с места преступления, а потом я оставил бы стойку и предоставил бы копам полную возможность найти тело и потом чесать в затылке. А папочка мог бы избавиться от револьвера любым доступным способом.

– Остается один Джентри.

Тут Артур широко и насмешливо мне улыбнулся.

– Вам придется устроить спиритический сеанс, чтобы выяснить про него. Я был далеко от места убийства, так что папочке пришлось бы справляться самому. Тут можно только сказать, что у него был опыт работы на воде и вообще он был сильный, несмотря на возраст. Он вполне мог найти подходящий способ. Ну, вот вам и все дела. Именно так все это и могло быть проделано – если б это проделали мы.

– Но вы это не проделывали.

– Черт побери, конечно, нет.

– Ну, продолжая наши гипотетические предположения, подумаем, почему вы остановились, если уж все это проделали, и проделали успешно?

– Черт, я и не знаю… Может, мы планировали кое-что еще, но так и не осуществили. Могу спорить, нашлось бы немало других мерзавцев, которых нам хотелось бы прикончить, но мы не смогли придумать способа, как это сделать безопасно.

– Безопасно для вас?

– Для невинных посторонних людей. Сами-то мы никогда не были в полной безопасности. Это отчасти и вызывало такое возбуждение! Мы могли бы уделать кого-то еще в память о Дэнни, в апартаментах которого и зародилась мысль об этой серии убийств. А как это лучше всего проделать, если не столкнуть, например, какого-нибудь мерзавца с верхнего этажа Эмпайр-стейт-билдинг, чтобы он расплющился о тротуар внизу? Конечно, такое трудно осуществить, да и не могли мы позволить, чтобы наша жертва прихватила с собою нескольких несчастных пешеходов внизу. Это превратило бы нас в убийц, а не в благодетелей общества, не так ли? Но если б мы сумели проделать такую штуку с Эмпайр-стейт-билдинг, то непременно опубликовали бы в газетах ту строчку из мюзикла «За счет города». Там, помните, моряк получает увольнение на берег на двадцать четыре часа и читает в своем путеводителе, что непременно должен посетить Вулворт-тауэр, откуда открывается самый лучший вид на город, а женщина-водитель такси говорит ему: «Это не самое высокое место в городе».

– Если б так оно и произошло, как вы считаете, кто-нибудь мог бы вас вычислить?

– Только не копы и не какой-нибудь писатель-детективщик, это уж точно.

– Нет, кто-то из близких. Ваша дочь Элинор, например. Она ведь тоже из бродвейского театрального мира.

– Она выросла от ролей инженю до ведущих ролей, а потом от ролей мамаш до древних старух, и видела все лживые театральные штучки, которыми мы пробавлялись. Хорошее слово – лживые. Сплошь «Кошка на раскаленной крыше». Ее бы это отнюдь не шокировало, она бы нас не выдала. Если б все так и было, вы ж понимаете… Можно мне еще бокал этого бренди, Себ?

Мы в тот день расстались совершенно по-дружески. Признался ли Артур, хотя бы косвенным образом, во всех убийствах, совершенных Бродвейским Палачом, или это была просто игра двоих старых чудаков, забавлявшихся, чтобы весело провести время? Артур уже умер – а ведь в тот день в «Плэнтейн-Пойнт» он казался мне таким здоровым и полным сил! Так что никто из участников той вечеринки у Дэнни не дожил до сего времени, кроме меня самого. Если это был еще один способ связать нас с моей правнучкой, мне это вполне подходило. Эван начала проявлять интерес к музыке, созданной задолго до ее появления на свет, стала прослушивать старые записи с участием тогдашних звезд на любых нынешних устройствах для прослушивания, что были в ее распоряжении, открывая для себя биг-бэнды, свинг, классический джаз. Именно на это я и рассчитывал, когда задал ей задачку с теми старыми песенками.

А потом однажды утром я прочитал в одной из газетенок со скверной печатью некролог, посвященный некоему банкиру и инвестору с Уолл-стрит, Эджертону Мейкпису, у которого руки были по локоть в крови во время последнего финансового кризиса, но которого, конечно же, никогда ни в чем не обвиняли, не преследовали и не возбуждали никаких исков. Он недотягивал до класса Берни Мейдоффа[44], но был близок к этому. Он финансировал некоторые постановки на Бродвее, однако, что более важно, кое-кто на Бродвее потерял при его содействии тонны денег. Он погиб, утонув в Ист-Ривер во время посещений «Саут-стрит сипорт», своего рода тематического морского парка, посвященного XIX веку и располагающего целой флотилией исторических кораблей. И мне пришло в голову, что это снова принялся за работу Бродвейский Палач, но новый, представитель следующего поколения, дочка и помощник при подготовке мемуаров, Элинор Беласко, может, при содействии какого-нибудь соучастника. Но я быстренько отбросил эту мысль.

Однако в тот же самый день Эван заявилась ко мне с очередным визитом, очень возбужденная.

– Дедуль, – сказала она, – это все разошлось в виртуале. Все это постят и перепостят, в жутких количествах!..

– Попробуй сказать это нормальным языком, – попросил я.

– Это разошлось по всему Интернету, и никто не понимает, откуда оно взялось.

– Что именно?

– Цитата. «А нам плевать, мы не моргнем и глазом,/ Пусть банки в Йонкерсе и лопнули все разом!»

ДЖОН Л. БРИН является автором восьми романов, два из которых вошли в шорт-лист претендентов на «Дэггер эуорд», а также более сотни рассказов. Его последняя книга – это «Угроза ностальгии и другие истории». Он уже давно выступает в качестве обозревателя и колумниста журналов «Эллери Куинн мистери мэгэзин» и «Мистери син», он дважды лауреат премии «Эдгар эуорд» по категории литературных критиков. Проживает в Южной Калифорнии, но, тем не менее, очень любит Нью-Йорк.