Защитница. Тринадцатое дело Гольман Иосиф

Глава 5

Пансионат «Стожки», а также деревня Стожки. Библиотекарша и прапорщик. Продолжение банкета

А в пансионате «Стожки» вдруг все круто поменялось.

Нет, безликие панельные корпуса не раскрасились в одночасье радужными красками. Еда не стала разнообразней и вкусней. И даже дырки между планками на горбатом мостике остались столь же зияющими.

Но зато теперь, проходя мимо них, московский библиотекарь Неонила Леонидовна Беляева была надежно поддерживаема крепкой мужской рукой.

Плохую еду отчасти игнорировали, собираясь в роскошных интерьерах пансионатской библиотеки, у Беллы Эдуардовны Дехтярь.

Здесь, кроме кожаного дивана и металлического рыцаря, имелись также холодильник, самовар и электроплитка на две конфорки. С помощью последней прапорщик Бойко сотворял кулинарные чудеса, причем еду варил не из топора, а из вполне пристойных ингредиентов. Он же их и приобретал, в местном магазинчике, а самое ценное – у туземных теток из близ лежавшей деревеньки, давшей название пансионату.

Так что вкусно было неимоверно.

Неонила дважды пыталась вручить прапорщику деньги за продукты, но Бойко их отверг:

– Не положено!

– Это ж не Америка! – хохотала, оставшись наедине с расстроенной Нилой, неполиткорректная Белла Эдуардовна. – Здесь дамы, если они с мужиком, за себя платить не должны. Как и обижаться на харрасмент.

– Во-первых, я вообще-то не с мужиком, – не соглашалась с той Неонила. – А, во-вторых, харрасмент меня бы тоже не устроил.

– Слушай, детка, – не переставая смеяться, советовала ей старшая подруга, – прибирай его к рукам. Ты что, не видишь, как он на тебя смотрит? Да и от харрасмента не отказывайся. Вот я бы, например, точно не отказалась. Уж на что прежний директор дурак был, а мужчина видный. Жалко, что он чужой собственностью все больше увлекался, а не чужими бабами.

Неонила краснела от таких речей, однако на прогулки ходила, и втроем, и даже вдвоем. Правда – очень слабо представляя себе дальнейшее развитие их отношений с прапорщиком.

Нет, это было просто невозможно.

Может, она – птица и невысокого полета. Но уж точно интеллигентная птичка. А этот…

Даже не птица, а… овцебык какой-то!

В этом месте рассуждений сознание Неонилы Леонидовны вновь раздваивалось.

Ее напрягало в новом знакомце абсолютно все: проскальзывавшее в разговоре фрикативное «г», усы торчком, тренировочные штаны, которые тот искренне считал универсальной одеждой. Еще от него пахло дешевым табаком. И он, скорее всего, не читал Кафку.

Слава богу, что хоть вообще что-то читал.

Оказалось, они не просто так с Беллой были знакомы. В нынешнем малочисленном заезде прапорщик Бойко был у нее единственным абонированным читателем.

– Что он хоть читает-то? – поинтересовалась Нила у коллеги-подруги. – «Фауста», поди?

– Вообще-то это тайна, – засмеялась Белла. – Типа врачебной. Но тебе скажу. «Фауста» он не читает.

– Слава богу, – выдохнула та. – А я уже волновалась.

– Сказки он читает, – раскрыла страшный секрет прапорщика его библиотекарша.

– Русские народные? – изумилась Неонила. Действительно, неожиданный поворот. Свидетельство, так сказать, высокого уровня интеллектуального развития.

– И русские народные тоже, – подтвердила подруга. – Он уже четвертую книгу берет. Сказки народов мира, волшебные сказки. Сейчас вот Гарри Поттера ему принесла, из дома. Он, оказывается, на отпуск запланировал прочесть.

– А в магазине слабо купить, или зарплата не позволяет? – вслух порассуждала столичная библиотекарша.

– Злая ты, Нилка! – снова засмеялась Белла. – Будешь такая злая – он тебя бросит!

– Он не может меня бросить! – завелась Неонила. – Потому что никогда не получит.

– Никогда не говори никогда, – уже серьезно сказала, видимо, более опытная, подруга.

Нет, даже скромной в своих ожиданиях Неониле Леонидовне отношения с прапорщиком Бойко не казались верхом мечтаний. Откровенно говоря, вообще никак не казались.

Но, с другой стороны, – выше ведь не зря говорилось о раздваивании ее сознания, – будучи по жизни честным человеком, Нила вынуждена была отметить, что ей с прапорщиком Бойко гораздо спокойнее, уютнее и комфортнее, чем без оного. Это даже немного пугало. Легко же, оказывается, человек меняет высокие интересы на вкусные и питательные.

Впрочем, пока что она ничего не меняла.

Высокие интересы сохранялись – Белла ей щедро выдавала из своих закромов прекрасную литературу. А то, что прапорщик на двухконфорочной плитке творит чудеса – это ведь отдельная история?

А, может, и не чудеса вовсе. Просто после поганой столовки свежесваренная, пышущая паром, картошечка с укропчиком, да с жареной курочкой, которая вчера еще бегала по родным Стожкам – такое само по себе выглядело волшебством.

А если это все еще запить неким напитком, настаиваемым лично Беллой Эдуардовной…

Он был так вкусен, этот напиток – с запахом смородиновых листьев и кисловатым привкусом облепихи – что вчера Неонила выпила несколько больше, чем обычно себе позволяла скромная московская библиотекарша.

Нет, потом ей вовсе не было плохо.

Ей было очень даже хорошо.

Тепло, вкусно и весело. В высокоинтеллектуальных Нилиных мозгах крутились исключительно приятные и беспечальные мысли. Правда, они были не вполне связными.

Ну и еще ноги не ходили.

По окончании посиделок Бойко отвел ее в номер, причем слово отвел – не совсем подходит для вчерашней ситуации. Нила повисла на мощной руке Петра Ивановича, стараясь перебирать нижними конечностями хотя бы в такт. Не всегда получалось, однако прапорщик тактично не замечал необычного состояния спутницы.

И даже, доведя до номера, не попытался им – необычным состоянием, то бишь – воспользоваться.

Нила, кстати, решила, что если попытается – получит по своим овцебычьим рукам.

А когда все-таки не попытался – слегка расстроилась. Почти до слез. Неужели она даже таких бывших прапорщиков не интересует?

И тем не менее, время с появлением на ее жизненном горизонте усатого отставного военного пошло гораздо быстрее и проходило значительно веселее. Насчет гораздо быстрее – из казавшегося поначалу бесконечным отпуска остался всего один день.

Насчет веселее – не успела завершиться одна вечеринка, как намечалась следующая.

На этот раз Белла пригласила своих новых друзей из пансионата к своим старым друзьям из Стожков. Петр Иванович тоже их знал, по каким-то своим каналам.

Собственно, жителями Стожков те бывали только по выходным, в остальное время трудясь в столице. И сейчас, прибыв на уикенд, пригласили Беллу и Петра в гости. А та уже позвала Нилу.

Петр Иванович, получив приглашение, обрадовался и согласился мгновенно.

Неонила – предварительно взяв паузу. На самом деле ей хотелось пойти, это был ее последний день в пансионате, не в номере же его просиживать? Смущал лишь вчерашний опыт. И хотя голова не болела – Белла сотворила напиток по всем канонам – библиотекарше было слегка стыдно. А еще она нервничала изза того, что так вчера и не поняла главное. А именно – что ее напрягло бы больше: приставания со стороны Бойко, если бы они последовали, или то, что они так и не последовали?

В конце концов, трезво все взвесив, решила, что отсутствие каких-либо отношений лучше, чем их наличие. Петр Иванович, при всех своих замечательных качествах, вряд ли смог бы стать Нилиным принцем. Даже по нижней мерке предъявляемых потенциальному принцу условий.

Из этого следовало, что на вечеринку к друзьям Беллы пойти стоит, а вот от лишней рюмки лучше воздержаться. Чтобы, как говорится, не было потом мучительно стыдно.

Итак, решение принято.

В первой половине дня ограничились прогулкой с Петром Ивановичем по территории, чуть задержавшись на достопамятном месте ее падения. А во второй, накрасившись и поправив приеску, Неонила пошла на прощальный вечер этого отпускного сезона – назавтра утром пансионатский автобус отвезет ее со скромными пожитками до первой станции московского метро.

Бойко встретил Беляеву двумя приятными деталями.

Первая – легко вычисляемая: в руке он нес букетик полевых цветов. Не букет, и тем более – не букетище, а именно букетик, то есть, как раз то, что любила Неонила.

Он наблюдательный, этот прапорщик.

Как-то оговорилась, что цветы любит, но ей жалко, когда охапка красоты вскоре превращается в комок мусора. И вот теперь каждодневно получает крошечный букет разноцветных скромных цветов.

Вторая приятная деталь – Петр Иванович, несмотря на предстоящие сельские посиделки, отказался от идеи тренировочного костюма, как многоцелевой одежды. Теперь он был в скромных джинсах и легкой рубахе. Все, разумеется, идеально чистое и такое же идеально выглаженное.

Ах, да, есть еще и третья приятная деталь.

Вот почему она его сперва не узнала.

Его усы не исчезли вместе с трениками. Но бывшие объемные прапорщицкие стали довольно модными небольшими и подстриженными щеточкой.

Нет, он не стал от этого принцем.

Однако Неониле было приятно. Заметил ее отношение. И поступил в соответствии с ее отношением.

Спасибо.

И, впрочем, хватит на том.

Подхватили Эдуардовну и направились в Стожки.

Пересекли по висячему скрипучему мостику полуречку-полуручей и, собственно, уже пришли.

Деревня Стожки, когда-то не самая маленькая в Московской области, выродилась в одну-единственную улицу. Сходишь с мостика, еще двадцать метров земляной дороги – и вот она. На этой улице жили всего трое «аборигенов» – круглогодичных местных жителей. Точнее, жительниц. Еще точнее – по-настоящему местной была только одинокая старушка Семеновна. Вторая местная была тетя Наринэ со своим многочисленным семейством. Именно она держала и кур, и козу. Зимой жила одиноко, летом наезжали внуки.

Она угодила сюда четверть века назад, и ей было почти без разницы, где поселить своих троих детей, потому что бежала Наринэ с детьми из Сумгаита. Бежала без мужа. Его убили все в том же Сумгаите, одном из первых кровавых мест, где напрочь сломался тезис о братских народах, населявших бывший СССР. То есть, народы, по большому счету, все равно братские. Но когда начинаются крупные переделы, бывает, что и брат идет на брата.

Кроме Нарине и старушки Семеновны в деревне постоянно живущими была лишь одна неполная семья. Та еще семейка. Сильно пьющая мамаша и ее маленький ребенок. Московскую квартиру пропила, переехала сюда. На что жили непонятно. Ребенка вечно подкармливали друзья Беллы. Но это по выходным. Кто его кормил по будням и долгой зимой, было неясно.

Белла Эдуардовна по поводу упомянутой родительницы высказывалась неоднократно, но всегда однозначно. Смысл ее слов заключался в предложении разными способами, соответственно полу, но со стопроцентной надежностью, лишить подобных товарищей способности к размножению.

Нила подавленно молчала, она вообще тяжело переносила рассказы о любых детских страданиях. А Петр Иванович лишь зло крякал. По его виду было понятно, что – представься возможность – лично осуществил бы озвученные хирургические мероприятия.

Тем временем практически дошли до места тусовки.

Вообще Стожки реально походило на настоящую деревню. Два десятка домиков, смотрящих окошками в глаза друг другу, были с двух сторон окружены лесом. С третьей шел овраг с уже упомянутой недоречкой. С четвертой тянулось небольшое польцо, засеянное, как объяснил Петр Иванович, овсом.

Вид затерянной деревушки тоже был раритетным. Белла Эдуардовна уже рассказала собравшимся местные новости. Польцо взращивало свой овес в последний раз, так как было приватизировано и продано строительной фирме. И со следующего сезона деревня Стожки увеличится как минимум впятеро. А как максимум – кто ж его знает. Строительной фирме, чем коттеджный поселок больше, тем лучше.

Рожковы, Беллины и Петра Ивановича друзья, только что приехали из Москвы. Так что последующий банкет еще следовало приготовить.

Рожковых было трое: Виталий, его жена Валентина, и их ласковый и нежный зверь. Именно так супруги представили довольного крупного ротвейлера, страшного, как и положено породе, снаружи, и доброго, как уверяли хозяева, внутри.

Неонила с опаской погладила зверя по плоской черной башке. Ей было страшновато вначале. А потом даже обидно. Потому что Аргентум – так его звали официально – попросту не заметил ее ласк, словив на свежем воздухе приятную июльскую дремоту. Затем хозяева насыпали парню сухой корм в миску, и он, услыхав чудесный шум – стук гранул об алюминий – рванул к еде, вновь проигнорировав Нилу.

А вот прапорщик ее точно игнорировать не собирался.

Галантно подставив ей руку, Бойко направился с Неонилой к тетушке Наринэ, благо, куриц он у нее покупал уже не однажды.

Наринэ ковырялась на огороде, полола сорняки.

Услыхав гостей, разогнулась, вытерла лицо белоснежной тряпочкой и повела в дом.

Там все было чистенько, уютно.

Нилу удивило лишь пианино в углу деревенской избы.

– Вы играете? – машинально спросила она и остановилась, уловив бестактность в собственном вопросе.

Играю, – спокойно ответила Наринэ, почему-то вздохнув. – Зимой, когда время есть, сажусь иногда. Раньше мечтала о минутке свободной. А теперь маюсь, когда нечем заняться. Вот дети пианино и привезли.

– А… – хотела было спросить Нила, но опять усомнилась в вопросе.

– Откуда у деревенской тетки такие навыки? – неожиданно рассмеялась та. – Я же бакинскую консерваторию закончила когда-то.

Увидев не снятый немой вопрос в Нилиных глазах, договорила уже без улыбки. Впрочем, и без особого трагизма.

– Когда мужа убили, пришлось удирать. В чем были, в том в Москву и убежали. Детей в охапку, такси, автобус, поезд. Тогда границ еще не было. Кто-то жил у родных, кто-то надеялся на государство.

– А почему в Москву? – наконец, спросила Нила.

– Она казалась нам самым безопасным местом. Представить себе не могла, что здесь будут стрелять.

– А родственники? – не выдержал прапорщик.

– Мы с мужем – необычные армяне, – невесело усмехнулась Наринэ. – У нас не было более-менее близких родственников.

В итоге ей пришлось договорить то, что вначале не собиралась.

– Мужнины родные погибли в Спитаке, в землетрясении. Я сама – очень рано осиротела. Когда его не стало, я осталась одна в самом прямом смысле. И трое детей. Короче, Москва – потому что видела погром и верила, что в Москве такого не будет. Деревня – потому что на земле не умрешь с голоду.

– Вы молодец, – с нескрываемым уважением сказала Неонила.

– Да ладно, – даже не поняла сути похвалы Наринэ. – Куда от детей денешься? Родились – расти.

– Да уж, как положено, – согласился с ней Петр Иванович, но все же добавил. – А вы, конечно, молодец.

– А где сейчас ваши детки? – спросила Неонила.

– Работают. Все с высшим образованием, – с нескрываемой гордостью заявила Наринэ.

– А где ж они в школе учились? – не поняла Нила.

– В Городке. Если везло – на пансионатском автобусе, если нет – на рейсовом. Потом я автомобиль купила.

– А по музыкальной части кто-нибудь из них пошел?

– Не до музыки нам было, – просто сказала Наринэ. – Зато внуков точно обучу. Пусть их игру дед послушает, – у несгибаемой Наринэ заблестели глаза.

– Ваш муж доволен вами, даже не сомневайтесь, – глухо сказал прапорщик Бойко.

После минутной заминки приступили собственно к цели прихода. Обратно ушли с двумя увесистыми, уже ощипанными, курицами, – Петр Иванович, оказывается, договорился заранее по телефону, – парой десятков яиц и свежей, только что с грядки, зеленью.

– Не повезло ей, – затворив калитку, сказала Неонила. – Такая тяжелая жизнь получилась.

– Повезло, – после паузы ответил прапорщик. – Жизнь получилась.

– Пожалуй, вы правы, – после гораздо более длительной паузы ответила женщина.

А на даче Рожковых народу прибыло.

Мальчик лет трех за обе щеки уплетал бутерброд с сыром – горячая пища пока не подоспела. Он опасливо глянул на подошедших и еще активнее принялся за еду.

– Это наш Мишка, – объяснила Валентина. От такого объяснения вопросов только добавилось.

Оказалось, что Мишка – как раз сынок той горе-мамаши, которой лучше было бы не размножаться вовсе.

При внимательном взгляде на Мишку его неудачное происхождение становилось очевидным.

Довольно дорогой летний комбинезончик – как выяснилось, тоже подарок Рожковых, от их старшего внука – был таким грязным, как будто его вовсе не стирали. Сандаль имелся только на одной ноге.

Впрочем, всю глубину беды демонстрировали вовсе не проблемы с одеждой.

Гораздо больше Неониле не понравилось другое. Глаза мальчишки сверкали не детским недобрым блеском. По крайней мере до тех пор пока он не доел свои бутерброды – во всех окружающих несчастный ребенок видел только пищевых конкурентов. А бедного Аргентума, пришедшего на запах сыра, даже чувствительно огрел палкой по голове. Пес рыкнул, приподняв губу, но получив хозяйский шлепок, от греха подальше удалился к забору, в тенек.

– Мишенька, нельзя собачку бить, – сказала Валентина. У мальчика на этот счет было явно иное мнение.

– А он говорит уже или нет? – спросила Нила, еще не услышавшая от пацана ни одного человеческого слова.

– Говорит, говорит, – странно усмехнулся Виталик. – Иногда такое скажет…

– Понятно, – дошло до Неонилы. И в самом деле, мамаша сволочь.

Тем временем мужчины соорудили самодельный гриль, и по-быстрому замаринованные курицы заняли свое место на адской карусели.

А Мишка… исчез.

Только что был – и уже нет.

– А был ли мальчик? – спросила Белла Эдуардовна. Вот что значит – библиотекарь.

– Был, – подтвердила Валентина. – Сейчас от курицы запах пойдет – снова появится.

– Как он пса палкой-то, – покачал головой Петр Иванович. – Ответку не боится получить?

– Аргентум мухи не обидит, – отмахнулась хозяйка. – Он от Мишки, как от огня бежит. Тому все кажется, что Арька у него что-нибудь отберет.

– Я бы все ж собаку убирал, – потрогав свой укороченный ус, выдал окончательное мнение прапорщик.

– Куда ж его уберешь? – резонно спросил Виталик. – Мы на выходные только приезжаем. Домик маленький. Да и в Москве он всю неделю в четырех стенах сидит. Если еще и здесь не выпускать…

Насчет запаха курицы Валентина оказалась права.

Мальчик вернулся.

Да не один, а, похоже, с мамой.

Обрюзгшая женщина неясного возраста пришла вместе с сыном.

– Соседи, не одолжите сотню-другую? – обратилась он к Рожковых.

– Нет, Маша, – четко сказала Валентина. – Не одолжим.

– Ну и черт с вами, – сказала та. Однако не ушла, а наоборот, присела на траву. Неонила инстинктивно отпрянула в сторону – от нее исходил неприятный сильный запах.

– Маша, я положу тебе кусок курицы и, пожалуйста, уходи, – сказал Виталий. Та приняла одноразовую тарелку с приличным куском курятины. Мишка полез к ней с вытянутой рукой – тут же получил затрещину. Громко заплакал, но кинулся не со двора, а в открытую дверь домика Рожковых.

– Ну ты и сволочь, – сказала Белла Эдуардовна.

– Твое какое дело? – повернулась к ней женщина. Рожковы молчали, не желая втягиваться в конфликт. Их можно понять: такая тварь и дом спалит – не моргнет. Если уж ей своего ребенка не жалко.

– Вали отсюда, курва рваная, – тихо, но очень отчетливо сказала пансионатский библиотекарь Белла Эдуардовна Дехтярь. Потом она добавила еще несколько словосочетаний, уже вовсе нелитературных. Все это произносилось тихо и четко. Опытный человек легко мог просчитать дальнейшее: сейчас последует совершенно не дамский удар.

Соседка Рожковых была более чем опытным человеком. Молниеносно схватив из корзинки кусок хлеба, она рванула со своей курицей за калитку.

А Белла уже плакала, да так, что успокаивать ее кинулись обе присутствующие женщины.

– У меня пять выкидышей! Я ЭКО делала, сколько денег, сколько боли! А эта сука рожает и на помойку выбрасывает! – всхлипы, сдавленный шепот, вперемежку с матом.

Испуганные мужчины отошли на перекур, женщины отпаивали Беллу водой и принесенной из домика валерьянкой.

Наконец, все успокоилось.

– Извините, – сказала Белла.

– Забыли, – ответил ей Петр Бойко.

Обед прошел в молчании, пока Белла окончательно не пришла в себя.

Тут и Мишка появился, для него оставили шикарный кусок грудки. Мальчик принялся за мясо, быстро и некрасиво заглатывая плохо прожеванные куски.

– Не спеши, Мишенька, – сказала Валентина. – Это твой кусочек, никто не заберет.

Пацан сверкнул глазами, слегка сбавив темп. Но видно было, что он настороже.

– Как волчонок, – вздохнула Неонила.

– Вырастет – будет волком, – сказал Виталик. – Старшие уже. Один в тюрьме, другой в спецшколе.

– А если я его заберу? – спросила Белла. – Уеду с ним, хрен найдет.

– Она свои права знает, – не одобрила план Валентина. – Потом он же ей деньги дает, она на станции с ним попрошайничает.

– А как же органы опеки? – возмутился Петр Иванович.

– Органы в порядке, – усмехнулась Валентина. – Это ж не их ребенок.

– Страшно брать, даже если отдаст, – сказал ее муж. – Наследственность.

На этот раз над импровизированным столом повисло долгое молчание.

После еды еще немножко посидели, поговорили на разные темы. Веселье и утреннее настроение так и не вернулись.

Отъезд был на следующий день, в одиннадцать утра. Петр Иванович, скопивший отпуски, оставался еще на неделю, а Неонила уезжала.

Белла проводила ее утром, обменялась адресами и побежала в библиотеку: новый заезд оказался более склонным к чтению.

А Петр Иванович пошел провожать женщину до автобуса.

– Не надо, зачем время терять, – пыталась отказаться Неонила. – Чемодан же на колесиках.

– Не положено, – мрачно ответил тот. – Колесики мелкие. В гравии застрянут.

И в самом деле большую часть пути он протащил Нилин чемодан за ручку, на весу. Да еще дождик пошел, как в неделю заезда. Одна она на этих трехстах метрах точно получила бы массу впечатлений.

– Спасибо вам за все, – искренне сказала Неонила, садясь в автобус.

– Это вам спасибо, – ответил прапорщик. Был он сейчас весь унылый, выглядел старше своего возраста и вовсе не оправдывал свою фамилию.

Водитель включил трескучий двигатель древнего ПАЗика.

– Можно я вам позвоню? – спросил Петр Иванович.

«А смысл?» – подумала про себя Неонила.

Вслух же сказала иное.

– Можно, конечно, – ответила она.

Пусть звонит, ей не жалко.

Глава 6

Городок. Адвокаты, чиновники и граждане.

Страницы: «« « 12345678 » ... »»