Защитница. Тринадцатое дело Гольман Иосиф
– Я его выбросила, – честно сказала Фадеева. – Но это не важно. Я насчет вашего мужа.
– Что с ним? – у Ольги зашлось сердце.
– Все нормально, – сказала та. – Слепнев вначале заартачился, мол, мужа вашего до суда не выпустит, передач не пропустит. Но в итоге насчет инсулина разрешил, я проследила. И одеяло теплое передали.
– Откуда у майора такое благородство, насчет инсулина? – поинтересовалась Ольга. – Он, вроде, настроен был по-боевому.
– Гохман Слепневу в лицо сказал, при всех нас, что если инсулин не будет передан, то коллектив больницы обвинит его в покушении на предумышленное убийство их пациента. В заявлении на имя генерального прокурора РФ.
– Так и сказал? – потряслась адвокатесса. Ну и дела!
– Так и сказал.
– А тот не пытался пугать?
– Конечно, пытался. Старик ответил, что свое отбоялся. И теперь очередь бояться майора.
– Круто. – И вдруг до Ольги кое-что дошло. – А вы-то что там делали?
– Я же говорю, делегация ходила. От больницы, еще Мадина Ибрагимовна была, зав. хирургией Толоконников, главный терапевт Кирсанова и главврач, Мария Викторовна. Вряд ли вы их знаете. А пошли, потому что сначала, по телефону, Слепнев запретил передачу лекарства.
– Вы действительно герои, – сказала Шеметова. У нее вдруг дыхание перехватило от благодарности к этим людям.
И слезы на глазах выступили.
Они с Олегом влезли в драку – это их работа, дающая одновременно удовольствие и деньги.
Мадина пошла спасать адвоката, сражающегося за ее ребенка.
Гохман – бесстрашный старик, прошедший войну и приблизившийся к естественному концу жизни.
А Марья Ивановна с неведомыми Кирсановой и Толоконниковым?
А Фадеева, с ее двумя малолетними детьми?
А Богданов?
Ей вдруг стало очень тепло на душе.
Нет, не перевелись на Руси богатыри.
Не в кольчугах, не с мечами – то «богатырство», как у них с Олегом, узко профессиональное.
А самые обычные люди, со своими интересами и тревогами. Со страхами, надеждами и каждодневными делами, от которых не увильнуть. Опасающиеся всяких разборок, готовые подчиняться почти любой власти.
Но когда эта пугающая власть заставляет простых людей делать что-то откровенно гадкое – они не готовы оставаться тихими и безропотными. А очередная подлость зарвавшейся элиты вполне может стать началом конца ее власти.
В общем, работа закипела прямо в кафе.
Одни уходили, другие приходили.
Через час подъехали аж две милицейские машины, уже не ДПС, а городские. Но остановились поодаль и в процесс не вмешивались, только наблюдали.
Через два часа подъехал Гескин, с Муной, Воликом и соглашением на защиту Олега Всеволодовича Багрова, в котором были прописаны оба адвоката. Наскоро перекусив и переговорив с коллегой, Волик помчался в ИВС, разыскивать несчастного узника.
Клюевская семейка и примкнувшие к ним соратники далеко не уходили, хотя стены «Лебедя», к большому облегчению хозяйки кафе, покинули. Перед уходом Иван подробно рассказал адвокатессе, что как минимум двенадцать человек, случайно проезжая мимо поста ДПС, видели, как его сотрудники в грубой форме задерживали несчастного Олега Всеволодовича, не оказывавшего тем никакого сопротивления. Если дюжины свидетелей мало, то там было еще много народу, тоже все случайно проезжали.
Ольга ответила ему, что этот ресурс непременно учтет, хотя очень надеется, что столько очевидцев не понадобится.
Здесь многое зависело от завтрашнего судьи.
Если попадется такой же невменько, как Слепнев, то ристалище будет первостатейным. Если же в судебное заседание войдет разумный человек, то Олега выпустят и без театрализованных массовок.
Шеметова очень рассчитывала на второй вариант. Вряд ли майор Слепнев, несмотря на все его местное могущество, успел подчинить себе судебную систему. Да и не захочет умный судья столь серьезно подставляться ради узко корпоративных интересов отдельно взятого негодяя.
Чуть не полный рабочий день провела Ольга Шеметова в кафе «Лебедь».
Можно сказать, сроднилась с ним.
Уже музыканты подошли, инструменты стали настраивать к вечернему загулу.
На улице быстро темнело.
И в этот момент появились еще знакомые персонажи.
Сначала из ИВС вернулся Волик. Новости его были не первой важности.
Настроение у Багрова боевое – а каким ему еще быть?
Очень беспокоился о любимой, не схватили ли супостаты и ее тоже.
Эта часть сообщения не могла оставить адвокатессу равнодушной. Ладно уж, простит она ему этот чертов штамп. Точнее, его отсутствие.
Затем Волик рассказал, что у Олега инсулина минимум на три дня. Что всю принесенную еду Багров съесть не смог, не изза отсутствия аппетита, а изза ее количества. И что назавтра собирается обрести свободу, чтобы вновь вступить в бой. «Мотивации – выше крыши, – засмеялся Волик. – Он бы и на шпагах с ним не отказался схватиться».
«Это точно, – подумала Шеметова, вновь о своем девичьем. – Насчет подраться – это у нас запросто. Вот жениться – это у нас уже сложнее».
Вслух, понятное дело, ничего не сказала.
Но хитрющий Волик, похоже, и без слов все понял. И даже бессовестно подмигнул – типа, сама виновата, старуха. Обними и дожми до результата.
Шеметова уже собиралась уходить – сначала думала в местную гостиницу, но после всех сегодняшних треволнений Мадина жестко объявила, что ночевать Ольга эту ночь будет у Клюевых.
Как вдруг появились новые люди.
Сначала девушка, не местно накрашенная. Затем парень, сгибающийся под тяжестью кофра. И, наконец, еще двое, с осветительными приборами.
– Вы адвокат Шеметова? – спросила девушка, безошибочно выделив ее из пяти-шести присутствующих в зале женщин.
– Да.
– Я – Марина Кольцова, корреспондент областного ТВ, отдел происшествий. Хочу взять у вас интервью по резонансному делу об…
– Спасибо, поняла, – ответила Ольга, пока неуверенная, что хочет это интервью давать. Но тут позвонил Береславский, и посоветовал не отказывать областному каналу.
Во-первых, потому что Береславский старался.
Во-вторых, потому что чем больше шума, тем хуже Слепневу. Ведь Слепнев – вовсе не носитель какой-либо идеологии. Эти бесчисленные российские слепневы – просто маленькие такие крантики на трубах, по которым туда-сюда бегают денежки.
Каждый крантик, конечно, может мнить себя чем-то или кем-то серьезным. Но остается лишь крантиком.
«Бабки» туда – «бабки» сюда.
А деньги – такая субстанция, которая, как известно, шума не любит. И если около какого-то крантика начинаются излишние завихрения и шум – сантехнику этого участка системы проще сменить крантик, чем разбираться с причиной шума.
«Гениально», – оценила про себя адвокатесса простоту аналогии, разработанной профессором. Все так и есть.
О кей, интервью будет.
Как оказалось, не одно.
Потому что следом зашел потрепанный мужичок лет сорока с потертой сумкой через плечо. Взгляд быстрый и насмотренный, а кофе заказал подешевле.
Журналист отдела происшествий областной газеты, решила Ольга.
Не угадала.
Завотделом московской городской.
– Пошумим? – улыбнулся он адвокатессе.
– За интерес или за деньги? – сразу обозначила позицию Шеметова. А то так никаких гонораров не хватит.
– Этот вопрос мы решили с неким вашим знакомым, – отказался обсуждать тему журналист.
– С кем же? – поинтересовалась Ольга, уж в принципе понимая, о ком идет речь.
– Лысый, наглый, веселый, – заржал тот.
– Толстый? – уточнила она.
– Обязательно, – согласился журналист. – И щедрый. По крайней мере, для друзей.
А Ольга вспомнила очередные афоризмы от Ефима Аркадьевича.
На этот раз – о продажных журналистах.
Он утверждал, что далеко не все журналисты – продажны. Но будь даже и все они, – поголовно, стопроцентно, – политическими проститутками, свобода СМИ все равно делает их полезнейшими членами человеческого сообщества. Причем, автоматически, по определению.
Ведь кто-то купит одного, кто-то – другого. Всех одновременно может «купить» только диктатор, а это уже другая постановка задачи.
Так вот, в данной постановке, даже будь все журналисты исчадиями ада, они своей общей, суммарной, интегральной работой (причем, независимо от своего желания и целей) все равно будут способствовать правильному развитию общества и победе справедливости. Именно потому, что один купит одного, а другой – другого. Таким образом, члену социума будут представлены все точки зрения на проблему, и публично вскрыты все темные делишки и грешки каждой стороны любого конфликта.
В итоге пришлось задержаться еще на час.
Когда закончились вопросы, уже пришли первые вечерние посетители, заиграла музыка.
Надо было собираться – Иван Клюев со товарищи терпеливо ждал девушку в раздевалке.
И тут появился еще один гость.
Точнее, гостей было много – люди пришли на юбилей уважаемого человека.
Но Шеметову как магнитом привлек лишь один.
Майор Слепнев, собственной персоной, в гражданском костюме, да не простом, а с маленькой черной бабочкой.
Увидел адвокатессу – удивился. Конечно, он знал про штаб оппозиции в «Лебеде». Однако был неприятно поражен столь интенсивной и длительной ее работой. Тем более, успел заметить, как оператор с помощником запихивали в кофры камеру и свет.
Впрочем, Слепнев был не из тех, кто избегал драк, иначе – просто не поднялся бы столь быстро по служебной лестнице.
Он как бы между делом подошел к столику Ольги.
За стеклянной стенкой в раздевалке сразу напряглась группа шеметовской поддержки.
– Ну что, все воюем? – хохотнул майор. Но как-то не искренне, почуял уже битый волк, что легких побед с этими наглыми москвичами не будет. Ну, да ничего. Значит, будут тяжелые. Волков бояться – во власть не ходить.
– А куда ж деваться? – развела руками адвокатесса. – Можно подумать, у нас есть выбор.
– У вас был выбор, – подчеркнул прошедшее время Слепнев.
– У нас не было выбора, – устало ответила Шеметова. – По крайней мере, до тех пор, пока мы в профессии.
– Ладно, ваше дело, – махнул рукой майор. И вдруг, как волк в сказке, на секунду выглянул из-под овечьей шкуры. – Глядите, как бы ваша карьера здесь не закончилась. Причем, навсегда.
– Могу вам сказать лишь то же самое, – выпрямилась в ответ Шеметова. – Жену вы в Городке уже потеряли. Можете и остальное потерять.
Его как плеткой ударили.
– И что же я могу еще потерять? – бледный от бешенства спросил Слепнев. И Шеметова ответила, хотя точно знала, что лучше было бы промолчать. Но Олег сидел в тюрьме, и она не смогла удержаться от встречного удара.
– Только у вас, Георгий Витальевич, есть все мотивы для убийства полковника Иванова. Перечислить?
– Попробуйте, – прошипел тот.
– Ревность – он увел у вас женщину, – как плетью била Шеметова. – Карьера – его место перепало вам. Деньги – автобизнес работает, но полковник с довольствия снят.
– Все? – мог бы майор – убил бы ее на месте. Но – не мог, только лицо апоплексически побагровело.
– Пока все. Но мы работаем, – уже не сдерживаясь, ответила Шеметова.
Хотя самой себе была вынуждена признаться, что в данный момент действовала в высшей степени неправильно, позволив себе стать куда более женщиной, нежели адвокатом.
А что вы хотите от женщины, чей любимый – в тюрьме?
Глава 13
Москва, Электрозаводская. Благотворительный концерт
Этот дом мало кому знаком, даже из тех, кто живет неподалеку.
Рядом с Яузой, но не на набережной.
Памятник городской усадебной архитектуры – а расположен между фабричным корпусом и рядовым советским Домом Культуры.
Зато те, кому он все-таки знаком, бывают здесь частенько.
Ибо сегодня в этом доме, как и сто лет назад, кипит московская культурная жизнь.
Конечно, эстрадных звезд здесь не увидишь.
Зато прочие – захаживают. И не только бродят по роскошным наборным паркетам, разглядывая купеческие интерьеры. Но зачастую сами не прочь взять в руки инструмент и усладить гармониями наполненное Историей здание.
На первом этаже и части второго – много небольших помещений для студийной и индивидуальной работы. Места хватает всем: небольшой хоровой студии, историческому кружку, балетному классу.
Однако, несомненно, сердце дома – актовый зал.
Когда-то здесь выступали мастера давно ушедших поколений. Теперь их эстафету подхватили нынешние.
Конторские пришли практически в полном составе.
Валентина Семеновна, секретарь конторы, а по жизни – контороуправительница, даже мужа своего привела, что случалось крайне редко.
Он сразу робко сел в предпоследний ряд и до начала концерта диспозицию не менял. Похоже, Валентина и в семье практиковала единоначалие и матриархат.
Волик помог Маринке с платьем и инструментом – все это было в довольно громоздких мешках и футлярах. Наконец, Марина скрылась в артистической уборной, а Томский отправился разглядывать необычные интерьеры дома-музея. Он тоже был тут в первый раз, хотя жена, как оказалась, выступала на этой сцене не единожды.
Гескин со своей Муной последовали примеру мужа Валентины, заранее заняв места. Но не в предпоследнем ряду, как тот, а поближе – акустические усилители на предстоящем концерте были не в почете. По крайней мере, в части классического струнного квартета.
Антон пришел с девушкой, пристально рассмотренной всеми сотрудниками конторы. Тошка, можно сказать, был сыном их адвокатского полка, так что интерес к ее нынешней избраннице имел основания. То есть, избранниц-то он менял довольно часто. Но в этот раз нечто неуловимое подсказывало, что проистекавшая в данный момент love story, похоже, не одномоментная. Уж слишком резво независимый и знающий себе цену молодой адвокат Антон Крымов бегал и прыгал вокруг этой юной девчонки. Она же вела себя – с точки зрения присутствующих дам – исключительно правильно. А именно – Сашенька принимала все эти знаки внимания с абсолютно естественной мимолетной благодарностью.
Типа – не она инициатор исключительной Антошкиной обходительности, а просто жизнь так устроена, что в ней всегда есть место для прекрасной королевишны и желающего ей услужить молодого человека. А уж принц он или не принц – станет понятно позже.
– Молодец девчонка, – оценила подросшую смену Ольга Шеметова.
– Да уж, взяла Антоху в оборот, – подтвердил Багров, распаковывая цветы, которые они наметили подарить в конце выступления Маринке.
Ольга даже секунд на тридцать взгрустнула: уже несколько лет Олег Всеволодович жил с ней в одной квартире. А вот сказать кому-то, что она взяла его в оборот – было бы неправдой. «Зато я классный адвокат», – попыталась подсластить себе пилюлю Шеметова, однако пилюля упорно не желала становиться слаще.
В этот миг в зал ворвался Ефим Береславский. Очки, как всегда, сверкали. Взъерошенные волосы, там, где они еще оставались, свидетельствовали о том, что персонаж последние минут десять страшно торопился. Да, в руках он нес одну небольшую картину.
Почти одновременно в другую дверь этого же зала плавно въехала тележка, влекомая супругой Береславского, Натальей. На тележке было работ пятнадцать, средних и крупных, плюс пяток легких мольбертов, с наклейками галереи Ефима Аркадьевича.
Профессор принялся размахивать руками и объяснять что-то арт-директору гостеприимного дома искусств. А Наталья, ничем не размахивая, быстро и ловко начала развешивать привезенные картины, выставляя наиболее значимые из них на мольберты.
– Как слаженно работают! – аж языком зацокал Волик. В их прекрасном союзе с Маринкой слаженность также присутствовала, но роль умного профессора как правило исполняла супруга.
Тут и дочка Ефима нарисовалась, Лола. Высокая, красивая, в роскошном вечернем наряде с яркими крупными аксессуарами.
Уже знакомые конторским пианист и саксофонист преданно сопровождали вокалистку. Им всем плюс четвертому товарищу – звукорезу, то есть звукорежиссеру – предстояло подготовить всю акустику для выступления. Причем установить аппаратуру и барабанную установку – барабанщик как раз вбегал в двери – предстояло так, чтобы не мешать выступлению классического квартета, которым все эти электронные приблуды были изначально не нужны.
Тем временем Наталья Береславская закончила выставлять картины. Подбирал их профессор, и в этот раз его выбор был, как всегда, оригинален.
Присутствовали работы лишь одного из его художников, и только графические: акварель, тушь, смешанная техника. Немолодой уже мастер жил много лет в деревне в Ярославской губернии. Однако по его работам угадать корни было практически невозможно.
Вот волхвы разглядывают новорожденного. Точный мастерский рисунок лишь несколькими акварельными мазками превращен в живописное полотно.
Вообще лаконизм изобразительных средств – при серьезных достижениях в плане эмоций и выразительности – был потрясающим.
И очень, очень разная тематика.
Это могли быть апрельские березы, вновь изображенные считанными штрихами и мазками. Причем, роль последнего, искрящегося снега исполняла сама бумага. Однако эти скупые штрихи и мазки полностью воссоздавали несметное богатство красок просыпающегося после долгой зимы весеннего леса, не только визуально, но даже на уровне ощущений.
А рядом – три смешных человечка с трагическими лицами (именно смешные, и именно с трагическими) с удовольствием поглощали изображенные парой штрихов, но совершенно узнаваемые смартфоны и планшеты.
Работа так и называлась – «Пожиратели гаджетов». Любой мог найти свое объяснение увиденному. Ребенок – нелепый, однако смешной сюжет. Взрослый – протест против коммуникаций, которые порой не объединяют, а разъединяют людей.
– Вот эту очень хочу, – указала на «Пожирателей гаджетов» Шеметова.
– Сколько она стоит? – спросил Олег.
– Шестьдесят тысяч, – ответил Береславский, взглянув в прайс.
Тысячу с небольшим евро было не мало, но и не так уж много для довольно крупной графической работы. Если бы Шеметова не затеяла небольшой ремонт, в связи с чем названная сумма стала напряжной…
Ольга, честно говоря, ожидала, что профессор сбросит цену. Она не раз убеждалась, что этот человек непостижимым образом был одновременно алчен и щедр.
Ан не тут-то было!
Дисконта не последовало. Адвокатесса ходила по залу – до начала еще было время – то и дело оглядываясь на задевшую ее вещицу.
– Я хочу, чтоб она была моей, – про себя пробормотала она.
– Так давай плюнем на ремонт и купим, – предложил Багров: оказалось, что она все-таки пробормотала заветное достаточно громко.
– Нет, это глупо, не купить индукционную плиту, потому что купили картинку.
– Можно подумать, ты часто готовишь, – сказал было Олег, но вовремя запнулся. Все четыре блюда, что входили в меню Шеметовой она время от времени созидала. Ну и что, что не каждый день?
– Ладно, закрыли вопрос, – сказала обиженная адвокатесса. Тем более, что зал начал наполняться гостями, а джазмены, собрав акустику, уже приступили к настройке и проверке звука, саунд-чеку.
Около картин начали останавливаться люди. Ольга несколько раз тревожно оглядывалась, когда слышала одобрительные возгласы. Картины действительно покупали, но, к ее счастью, «Пожиратели гаджетов» оставались стоять на мольберте.
Для себя она уже решила, что если провидение оставит ей эту работу до завтра, то ремонт пройдет дольше намеченного, однако странные и смешные «Пожиратели» будет висеть на ее стене. Единственно, что оставалось под вопросом – где: дома или в конторском кабинетике.
Концерт, разумеется, тоже организовывал Береславский.
Он же приглашал гостей.
Даже по их количеству можно было судить о степени коммуникабельности профессора. Пришло не менее семидесяти человек, если с конторскими. И кого только среди приглашенных не было!
С некоторыми Шеметова уже пересекалась на мероприятиях Ефима Аркадьевича, например, с доктором Балтером, умным и подвижным эрудитом лет шестидесяти (см. роман «Авдотья и Пифагор» – прим. авт.). С ним всегда было интересно поговорить, хотя сама его профессия – хирург-онколог – напрягала неподготовленного человека. Впрочем, подготовленного напрягала еще больше: специализировался доктор лишь на запущенных, сложнейших случаях сочетанного рака, когда смертельная опухоль, разрастаясь, поражала два или более органа.
Или с директором компании «Фестивальный флот» Сан Санычем. Ну, этого знали почти все друзья профессора, многие проекты которого проводились на судах компании (см. роман «И весь ее джаз» – прим. авт.). Наверное, и сегодня, начнись уже навигация, концерт тоже бы состоялся на корабле.
Некоторых Шеметова пока не знала.
Сухощавый улыбчивый человек, восторженно представленный Береславским, оказался генералом полиции. Профессор представил его как настоящего человека и друга. Адвокатесса инстинктивно насторожилась, и оставшись с профессором наедине, высказала сомнение в его представлении. Ефим всерьез обиделся:
– У меня плохих людей в друзьях не водится, – запальчиво сообщил он.
Может, так оно и было. Однако Шеметова сильно подозревала, что это сам профессор, в силу особенностей характера, склонен видеть в своих друзьях исключительно хорошее. Хотя кто его знает, решила после трезвого размышления адвокатесса. Будь на верху власти лишь злодеи, жить в России стало бы невозможно. А пока разве плохо живем?
Перед самым началом концерта Ольга увидела Леонида Богданова. Он сидел в первом ряду, одетый не по-вечернему, в свитере и джинсах. Правая рука бывшего музыканта была загипсована и на перевязи. «Непонятно» – еще подумала адвокатесса. Вроде как операции предполагались после сбора денег. Может, часть сам набрал?
Хотела подойти поговорить, но дали занавес.
Береславский в роли ведущего был краток, но убедителен.
– Сегодня мы собрались на два праздника сразу, – сообщил он зрителям. И сам себя поправил. – Даже на три.
После чего добросовестно их перечислил.
– Во-первых, это изобразительное искусство. Все, наверное, знают, что я однажды покинул бизнес. Но вкусив радости от этих работ, вернулся, уже в качестве галериста. Во-вторых, – продолжил он, – мы услышим много хорошей музыки. Это и джаз, и, на мой взгляд, самый оптимистичный композитор последних трех веков – Моцарт. Очень важно – думаю, не только для меня, – что Моцарта будет исполнять некая, знакомая многим присутствующим виолончелистка. Вдохновенно исполнять! Несмотря на то, что всего три года назад, в очень плохой для Марины и тех, кто ее любит, день, ей объявили, что дальнейшая жизнь в музыке для нее закрыта.
Все зааплодировали и посмотрели на Маринку, которая снова была в своем роскошном, в пол, зеленом бархатном платье. Она встала и без микрофона громко сказала:
– Спасибо вам! Без вас у меня вряд ли что-то бы получилось!
Маленький зал вновь взорвался аплодисментами.
– Марин, а Леониду что-нибудь скажешь? – спросил Береславский. Та уже дошла до микрофона, установленного сбоку от рядов, для выступающих из публики.
– Леонид, я желаю вам, чтобы через год вы сыграли с нами в отчетном концерте!
И снова взрыв аплодисментов.
Историю Леонида уж точно знали все, заплатив за билет на концерт достаточно серьезную сумму.
– Отдельное спасибо клинике реконструктивной хирургии. Здесь не только максимально снизили стоимость операций, но и взялись за дело до поступления первых денежных средств! – объявил профессор, указывая микрофоном на элегантную даму, вставшую в зрительном зале. – Эмма Витальевна, вам слово!
– Спасибо большое, и за концерт, и за демонстрацию реальной дружбы, – сказала та. – Мы сделаем все, что в наших силах. Результаты первого вмешательства, по оценкам наших хирургов, дают хороший прогноз на будущее. Надеюсь, скоро услышу вашу игру, Леонид.
Богданов поднялся с места, покрасневший, взволнованный. Нет, он не чувствовал себя в сказке. Путь, выбранный им, был долгим, очень болезненным и тяжелым. Зато он напрямую вел к утерянному было смыслу жизни.
– Спасибо! Большое спасибо! – только и сказал он.
Первое отделение было джазовым.
Лола пела здорово, ребята отменно играли. Хотя душевный настрой собравшихся был таков, что будь на ее месте районная художественная самодеятельность – тоже, наверное, хлопали бы отчаянно.
Ведь максимальное удовольствие люди получают именно тогда, когда помогают другим. Почему ж они это делают столь не часто? Возможно, из лени. Или по инерции. А, может, просто по неведению, так и не почувствовав, что отдать, подарить – бывает куда приятней, чем взять или получить.
В антракте Ефима окружили гости.
– Твоя дочь – классная, – сказал ему Балтер.
– Она же моя дочь, – просто и скромно ответил тот.
– А как ваша идея насчет Агентства Неотвратимой Справедливости? – не без ехидства спросила Шеметова. Возможно, если б Береславский скостил ей цену на «Пожирателей гаджетов», она бы не стала задавать этот вопрос. Но ведь не скостил.
– Отлично! – неожиданно ответил профессор, вновь вдохновенно заблестев стеклами очков. – Растет, как снежный ком!
– Когда с горы или когда в гору? – поинтересовалась подошедшая дочка. Да, все-таки в этой семейке нету пиетета к гениальному папаше.
– С горы, детка, – ответил он. – Кстати, в третьей вещи кто-то куда-то не совсем туда спел.
– В джазе это называется импровизацией, папочка.
– Да? – восхитился Береславский. – Жаль. Выходит, не смогу к вам присоединиться, я ж всегда точно в нотки пою. Может, мне вам хоть на подтанцовках помочь?
– Пап, это невозможно, – абсолютно серьезно возразила та.
– Почему же? – удивился профессор. – Да вся публика будет ваша!
– Твоя она будет, пап, твоя! – уже открыто смеясь, объяснила дочка. – Увидев тебя на подтанцовках, публике уже будет не до чего!
Ефим сделал жест, олицетворяющий всю скорбь поруганного родительского авторитета. Как в известном фильме: «Я же тебя ростила!». Но, конечно, любому было видно, что он гордится дочерью.
– Так что насчет АНС? – уже всерьез заинтересовалась Шеметова, не в силах поверить, что из этого безумия что-то могло получиться.
– Пока обработано около двух сотен жалоб, – сообщил тот. – Написано более ста двадцати заявлений.
– Да, не густо, – с некоторым даже сочувствием сказала адвокатесса. Идея-то как раз была очень неплоха. Если б закон разрешал групповые иски, да было бы официально введено прецедентное право…
– Зато, знаете, какая интересная особенность? – заговорщицки сказал Береславский.
– Какая же? – решив предоставить профессору свое внимание в качестве утешительного приза, спросила Ольга.
Читать бесплатно другие книги:
