Защитница. Тринадцатое дело Гольман Иосиф
В этот раз Ольга приехала в Городок не с безумным Федей, а с любимым Олегом Всеволодовичем.
Правда и ехала почти вдвое дольше. Зато к горлу ничего не подступало, как в те незабываемые мгновения, когда полуслепой Федя то свирепо жал на газ, то – на тормоз. Промежуточные состояния у этого водителя почему-то практически отсутствовали.
На въезде в город, на стационарном посту дорожной полиции, опять был шмон. Более того, на этот раз данные о пришельцах даже вносились в портативный компьютер. Как будто они и в самом деле были пришельцы.
Не забыли спросить про цель приезда.
Адвокаты ответили, что намерены пообщаться со свидетелями по делу.
Можно сказать – почти правда. Цель сегодняшней поездки – рекогносцировка на местности.
Визиты в СИЗО в плане не стояли, все необходимое с томящимися в узилище братьями было обговорено. Защитники теперь хотели пообщаться с некоторыми, причастными к делу: с отпущенными из ИВС гражданами, ставшими участниками оговоров, с их местными адвокатами. Да и просто с горожанами, от которых хоть что-то могло зависеть.
Единственная официальная встреча предстояла с нынешним исполняющим обязанности начальника РОВД Городка Георгием Витальевичем Слепневым. И то, по вопросу, имеющему к юриспруденции лишь косвенное отношение.
Дело в том, что Николай Клюев из положенных ему четырех лекарств получал в камере лишь два. Формально было сообщено, что остальные относятся к разряду запрещенных, в связи с присутствием наркосодержащих компонентов. Неформально – что так решил лично Слепнев, используя снабжение лекарствами как один из рычагов давления на будущего процессуального противника.
И сейчас Олег Всеволодович собирался с ним говорить на эту тему, имея на руках заключение, в котором черным по белому было написано, что лекарство наркотиком не является.
Документ тоже появился не сам по себе. Его составил друг лечащего врача Клюева, к которому Ольга подъезжала в Москве. На факс или мэйл рассчитывать не стали, так как важна была большая синяя печать, это заключение завершавшая.
С самим лечащим врачом, Михаилом Аркадьевичем Гохманом, Олег также, еще будучи в Москве, побеседовал по телефону. Положив трубку, весь покрасневший и с гневными глазами, кратко пересказал Ольге разговор.
Оказывается, Гохман на встречу к Слепневу ходил сам. Рассказал тому и про необходимость совместного приема Клюевым всех препаратов, и про отсутствие наркосодержащих компонентов в запрещенных к передаче лекарствах.
Слепнев, улыбаясь, в ответ объяснил пожилому врачу, что теперь в Городке все решает он, Георгий Витальевич. Пока еще майор, но представление на повышение уже ушло в Москву. И должность, которую он твердо намерен занять, даже не подполковничья, а полковничья.
Гохман осведомился, какое отношение это имеет к лечению лейомиосаркомы носоглотки. В ответ услышал, что теперь он, Слепнев, имеет прямое отношение ко всему, что происходит в Городке. Более того, без его высочайшего повеления ничего в Городке происходить и не будет. Так что пусть заведующий ЛОР-отделением и дальше им заведует, ни во что ненужное не встревая. Во избежание, как говорится, последствий.
Ошарашенный Гохман, после долгой паузы, задал последний вопрос: не стыдно ли будущему полковнику так разговаривать с человеком, который лечил его родителей, его жену, да и его самого?
Тот сразу посерьезнел, чуть сбавил тон и чрезвычайно откровенно поделился с врачом сокровенным.
Нет, не стыдно.
Мир так устроен, причем – не им, Слепневым.
Он всегда был так устроен.
Кто сильный, тот и прав.
Против доктора, к его счастью, Слепнев ничего не имеет. Если, конечно, доктор не станет ему, Слепневу, сильно мешать.
В этом случае майор лишится хорошего врача, а доктор – всего сразу. Причем врача при таком раскладе найти будет легче, чем работу, свободу и здоровье.
В общем, все очень конкретно объяснил.
У доктора даже давление поднялось.
Он вышел из кабинета, не протянув будущему хозяину Городка руки.
– Как все запущено, – прокомментировала Ольга рассказ партнера-любимого.
Да, в стране победившей Вертикали все потихоньку двигалось в сторону феодальщины и средневековья.
Впрочем, Шеметова никогда не сочувствовала идеям, что, мол, пора валить. Отчасти потому, что не считала другие места свободными от недостатков. Отчасти – потому что твердо была убеждена: загнать все в русло большого и маленького деспотизма уже не получится.
Причем – не только у нынешних вертикальщиков, но и вообще ни у кого. Трагедия, если и повторяется, то, как правило, фарсом.
Хотя, конечно, все эти маленькие и большие деспоты проходят по конкретным людским судьбам. А конкретному человеку масштаб трагедии не важен – миллионы ли пострадали от беспредела, или всего-навсего двое-трое, коли в числе этих двоих-троих – ты сам, собственной персоной. Со своей единственной, богом и родителями данной, жизнью.
Короче, пусть общественные процессы, даже негативные, идут своим чередом, а Ольгина профессиональная жизнь – своим. Пока что у нее есть и силы, и желание с этими негативными процессами драться.
Первая деловая встреча состоялась в кафешке при автозаправке. Именно здесь пару лет назад Толя Клюев обработал кулаками пухлые щеки московского мажора, чуть не сбившего с ног его любимого папу Ваню.
Такое странное место для рандеву выбрал Михаил Петрович Косицын, адвокат Володи Власова, бывшего одноклассника Николая Клюева.
Одноклассники – это уж на всю жизнь. А приятелем он теперь точно стал бывшим, потому что именно Володя, в присутствии Косицына, подписался под признанием, где рассказал, как они с Клюевым Николаем (точнее – Клюев с ним) обстреливали дом нынешнего руководителя РОВД из гранатомета РПГ-7.
Признание было написано максимально «комфортно» для Власова. Он сам не стрелял, базуку и боеприпас – да, таскал, не более того – даже не знал заранее, зачем Клюев притащил его на этот тихий бережок. Ну, и поскольку здорово разбирался в оружии, помог привести реактивную гранату в боевое положение и зарядить гранатомет – мысли ж не было, что будут по живым людям палить.
Красной нитью в его показаниях проходила любовь к оружию. Потому и поперся с Николаем в лес, что хотелось «в полигонных условиях» опробовать как базуку, так и якобы бывшие при них гранаты РГД-42 и Ф-1.
Гранаты предположительно были приобретены Клюевым у «черных копателей», и Власов, любитель и знаток оружия, помог привести их в боевое состояние.
Единственная реальная вина Власова – именно он посыпал дорожку отхода красным перцем. Собачки служебные потом обчихались, и след не взяли.
Перец Володя захватил из дома, несколько упаковок, полные карманы, так что не жадничал, сыпал щедро. А взял по просьбе того же Клюева, намекнувшего ему, что потом, после стрельб, собирается подломить некий магазинчик.
Короче, Володя, согласно этой бумаге, конечно, не ангел. Но уж точно не потенциальный убийца и террорист. Так, мелкий жулик, правда, с любовью к оружию.
А потому, после подписания сего документа подследственный был отпущен из ИВС под подписку о невыезде.
Кто просидел хоть денек в следственном изоляторе, тот понимает разницу между арестом и подпиской о невыезде…
Олег, Ольга и Михаил Петрович сидели за крохотным круглым столиком в полутемной кафешке.
Дебелая буфетчица, добрая знакомая местного адвоката, явно хорошо к нему относилась. И чай налила в особенную, не общепитовскую чашку, и кафешку на четверть часа закрыла, повесив табличку, и даже крутым бочком к немолодому адвокату игриво прижалась.
Михаил Петрович ответно ей улыбнулся, он, видать, тоже питал к даме теплые чувства. Наверное, и место встречи по этому же поводу подобрал.
Сам Косицын выглядел, честно говоря, не очень. Глазки умные, однако, окруженные темными, нездорово отекшими кругами. Большой нос и дрябловатые не по возрасту щеки часто прорезаны тонкими сине-красными жилками. Не нужно было быть медиком, чтобы определить вредные привычки юриста.
Ольга и Олег заранее знали о пагубных пристрастиях Косицына. Но из соображений тотальности исследования решили его не пропускать. Старательным многое удается из того, что не получается у ленивых.
– Ну, что, друзья, намерены сокрушить местную Немезиду? – хрипловато хихикнул Михаил Петрович.
– Да бог с ней, с Немезидой, – улыбнулась Ольга Викторовна. – У нас задачи попроще.
– Как вы видите ваши цели? – посерьезнел юрист. Москвичи уже знали, что когда-то он действительно был хорошим юристом. Служил в прокураторе. И как многие пьющие прокуроры, заканчивал профессиональную карьеру здешним же адвокатом.
– Вытащить невиновных из тюрьмы, – ответил Олег. – Вот и все цели. Власть свергать не намерены.
– И слава богу, – сказал Косицын. – У всех свергателей жизнь короткая.
Мужик явно начинал томиться, и Багров догадывался – почему.
– Вы выпить не хотите, за встречу? – наконец, прорвало того.
– Я за рулем, – вежливо отказался Олег Всеволодович. Он быстро терял надежду на хоть какую-то пользу от этой встречи, и не собирался ее затягивать.
– А я – не против, – к большому удивлению Олега Всеволодовича, вдруг сказала его партнерша. – Времени немножко есть.
– Отлично! – обрадовался Михаил Петрович и сделал знак прибирающейся у стойки буфетчице. – Валюша, налей нам по чуть-чуть.
– Здесь нельзя, – попыталась посопротивляться дама, но Косицын обезоружил ее улыбкой. Улыбка у него и в самом деле была хорошая, не прокурорская какая-то.
Впрочем, Багров все равно не понимал, зачем терять время на пожилого алкоголика. Весь его послужной список протестовал против каких-то совместных игр. Похоже, женское чутье Ольги дало сбой.
В итоге выпили коньячка.
Косицын успел налить себе прилично, пока Валюша бутылку не отобрала. Потом она села рядом, и себе налила тоже не на понюхать. Ольга свою порцию ограничила до символической.
– За что пьем? – спросил Косицын.
– За справедливость, – серьезно ответила Шеметова.
– Не дождетесь, – после длинной паузы ответил бывший прокурор. Пауза ушла на опустошение чашки.
– Если просто ждать – точно не дождемся, – улыбнулась в ответ адвокатесса.
– А если не просто – башку сломаете, – стоял на своем Михаил Петрович.
– Пока не сломали, – вступил Багров. Он по-прежнему считал, что тратить драгоценное время на пьяную болтовню нецелесообразно. Попытались с Косицыным – не получилось. Значит, нужно пытаться со следующими.
Ольга же успешно делала вид, что ровно никуда не торопиться. Олег про себя удивлялся: что она увидела в опустившемся юристе?
– Это вы просто у нас в городе не работали, – упрямо гнул свое тот.
– Чем же ваш город отличается от прочих? – поинтересовался начавший раздражаться Олег Всеволодович.
– Вот все говорят, что время пошло взад, – Косицын так и сказал: взад. – Типа свободу зажимают. И демократию.
– А вы считаете, куда оно пошло? – спросила внимательно слушавшая Шеметова.
– В Городке – никуда! – пьяно хохотнул Косицын. – Оно остановилось. Причем – лет сто назад. Или двести. Просто никто не заметил. Да, Валюша? – призвал он в союзники буфетчицу.
– Да, Миша, – согласилась та. – Но лучше б тебе помалкивать.
– Почему? – удивился тот.
Женщина ответила своеобразно:
– Потому что ты – дурень. А другого у меня нет.
Олегу стало как-то неловко.
Увидел людей, сравнил с шаблоном и расставил по местам в привычных схемах.
А люди оказались живые.
Впрочем, чем эти живые люди могли помочь ему в его деле, он все равно пока не видел.
Поэтому взял быка за рога.
– Михаил Петрович, – сказал Багров. – Мы точно знаем, что ваш подзащитный оговорил нашего. Мы сможем с вами как-то посотрудничать?
– Это я ему посоветовал, – ответил Косицын, наливая себе еще коньяку. Правда, его руку ловко перехватила буфетчица.
– Вы? – даже Шеметова удивилась.
– Я, – еще раз подтвердил тот. – Иначе, боюсь, получилось бы, что стрелял Вовка. А он – мухи не обидит. И в тюрьме ему ничего не светит.
– А кому-то в тюрьме сладко? – не понял Багров.
– Братовья отсидят – не моргнут, – ответил Косицын. – А у этого место будет у параши. Если не под шконкой. Слабый он.
– Значит, слабому можно оговорить другого? – спросила Ольга.
– Вот же москвичи! – беззлобно рассмеялся Михаил Петрович. Похоже, он стремительно пьянел. – Это у вас там – газеты, телевизоры, оппозиция. А у нас оппозиций не бывает. Все в одной и той же позиции.
Шеметова начинала не понимать, почему Косицын, несмотря на свой пессимизм, вообще согласился на их встречу.
– То есть, если мы схватимся жестко, вы нам категорически не поможете? – спросила она.
– Ни-ко-гда! – по слогам произнес адвокат. И добавил:
– Живу я здесь, понимаете?
– А зачем тогда вообще согласились встречаться? Вдруг кто узнает?
– Не узнает. Моя Валюша – кремень! – похвастался он, обняв благодарно прильнувшую к нему буфетчицу.
– А встречаться-то зачем? – гнула свое Ольга. – Если вы все в одной позиции.
– Чтоб на вас посмотреть. И, может, сообщить что-нибудь, – вдруг, словно мгновенно протрезвев, сказал Косицын.
– Посмотрели – сообщайте, – широко улыбнулась Шеметова.
– Вовка в армии не служил.
– И что? – не поняла Ольга.
– Нежный он очень, – не отвечая на ее вопрос, улыбнулся Михаил Петрович. – Прям как девица красная. Вы меня понимаете?
– Начинаю понимать, – ответила та, доставая блокнот и ручку. Могла бы на телефон записать, но Косицын бы наверняка замолчал. А тайком – не хотелось.
– Короче, он в показаниях и про тип гранатомета, и про ручные гранаты – все «написал». С марками, с цифрами. А опознать – точно не сможет. В глаза не видывал. Эти идиоты списали из методички, а я вмешиваться не стал.
– Хорошо, – сказала Шеметова, заканчивая запись. Не густо, но лучше, чем ничего.
– А еще он признался, что дорожку отхода красным перцем посыпал. Десять пачек из дома принес. У матери из шкафа взял.
– И что? – снова не поняла Шеметова.
– У матери аллергия на красный перец. Вплоть до анафилактического шока. – Бывший прокурор явно не забыл умные слова. – В больницу возили, а то б померла.
– Давно возили? – начала понимать Ольга.
– Года три назад. Я заранее у Гохмана неофициально выяснял. Все записи в больнице остались.
– То есть, красного перца в доме быть не могло? – вопрос был риторический.
– Исключено. А он из дома принес. Десять пачек. Даже из какого шкафа и с какой полки взял – все написано.
– Спасибо. Вы – молодец, – искренне поблагодарила Шеметова. Непонятно пока, как это использовать – но чем больше подобных фактов, тем проще будет развалить обвинение. Тем более, что впереди маячил суд присяжных. А они, как правило, реально пытаются вникнуть в дело. И увидев столько вранья, могут не поверить остальному.
– Он – не молодец, – с сожалением покачала головой Валюша. – Он – дурень. Найдет приключений на свою старую задницу.
Однако, противореча сказанному, обняла Косицына за плечи своей большой белой рукой.
– Спасибо большое, – уходя, поблагодарили москвичи. – Если еще что-то вспомните – звоните.
– За успех вашего безнадежного дела, – поднял свою опять не пустую чашку старый юрист.
День начался удачно.
А вот далее выпали сплошные разочарования.
Адвокат Епишева, тоже местный, не только отказался встречаться, но и пригрозил рассказать «органам», если они еще будут ему звонить. Епишев, «сдавший» намерение Николая Клюева «убивать ментов», конечно, не был коренным свидетелем обвинения. Но все равно обидно.
Гохман встретиться не отказывался, однако поскольку он лежал с сердечным приступом в своей же больнице, адвокаты сами перенесли встречу.
Оставалось только одно дело.
Беседа московского адвоката Олега Всеволодовича Багрова с участником следственной группы, начальником местного РОВД Георгием Витальевичем Слепневым. Пока – и.о. начальника РОВД. Впрочем, Багров почему-то не сомневался, что Слепнев свой вожделенный пост получит.
Тенденция, однако.
Ольга в райотдел не пошла, поехала в семью Клюевых. Утешать и психологически поддерживать – такая обязанность не прописана ни в одном адвокатском контракте. Но она имеется в душе каждого нормального адвоката.
А Багров прошел по пути, который в прошлый раз достался Шеметовой.
Ему быстро выписали пропуск и проводили в кабинет.
Слепнев встретил широкой улыбкой и крепким, энергичным рукопожатием.
– Ну, что, надеюсь все-таки на сотрудничество, – сказал он. – Ваша супруга излишне романтична. Ну, так она женщина, ей положено.
Олег промолчал, ожидая, когда ему расскажут принципы предполагаемого сотрудничества.
Ожидание оказалось до неприличности недолгим.
Похоже, они тут, в своем Городке, совсем берега потеряли. Хотя, с другой стороны, разве в Москве сильно по-другому? Заходят посадить – посадят. Раньше, при Сталине – за рытье подземных ходов в Японию. Сегодня – гораздо гуманнее: за налоги, за мошенничество, за пантомимы в церкви. И не на «десять лет без права переписки», а кому «двушечку», кому «пятерочку». И лишь самым упорным – побольше.
Однако в Москве Олег ни разу не сталкивался со столь откровенными непотребными предложениями. Правда, прежде чем их озвучить, майор попросил сдать ему мобильный телефон, который был немедленно убран в сейф. Затем Слепнев включил какой-то мудрый прибор. Надо полагать, проверял, нет ли на Багрове неких хитрых устройств. Убедившись, что нет, сразу перешел к сути.
– Итак, что мы имеем, – разговор еще не начался, а уверенный в себе майор уже подытоживал. – Два брата. Один убийца, болен раком, вот-вот помрет. Второй – здоровяк, тоже преступник. Тоже может надолго сесть. С диспозицией согласны?
– Нет, конечно, – улыбнулся Багров.
– Это неважно, – улыбнулся в ответ Георгий Витальевич. – Вариантов развития два. – Тут он сделал паузу.
– Какие же? – включился Олег.
– Первый – правильный. Убийца сознается и будет не жестоко, с учетом смертельной болезни, осужден. Хотя до суда, скорей всего, не доживет. Ему пара месяцев от силы осталась. Его брат окажется невиновным и выйдет на свободу. Надо же кому-то кормить детей и племянников?
– Надо, – согласился адвокат. – А что со вторым вариантом?
– Второй – неправильный, – продолжил майор. – Убийца не сознается и все равно помирает до суда. Даже, может, быстрее.
– Без лекарств? – уточнил Багров.
– Ну не будем же мы в следственный изолятор наркотики возить, – мягко улыбнулся Слепнев. – Короче, этот вариант во всех смыслах неправильный. Убийца и помирает быстрее, и мучается больше. А брат, вместо того, чтобы работать за двоих, идет на зону по трем неприятным составам. Выбор направления практически целиком зависит от вас с Ольгой Викторовной.
«Навел-таки справки о нас», – подумал Олег Всеволодович. – «И не такой уж он всесильный. Микрофона-то испугался».
– У меня тут справка есть, – выложил бумажку на стол адвокат. – В лекарствах нет наркотиков.
– Неважно, – даже не посмотрел на нее Слепнев. – Вы сразу ответите, или нужно время посоветоваться, подумать? – задал он главный вопрос.
– Сразу, – сказал Багров.
Майор перестал улыбаться. Видать, понял, что будет сказано дальше.
– Думаю, братья не виновны, – Олег тоже четко, по пунктам, выдавал свое решение. В Ольгином мнении он не сомневался, так что их решение, несомненно, было обоюдным. – Думаю, в их отношении имеется оговор и преступления со стороны правоохранительных органов.
– Что вы еще думаете? – жестко спросил Слепнев. Его глаза были прищурены, как будто майор уже смотрел в прицел.
– Еще я думаю, что тоже готов предложить вам два варианта, хороший и не очень.
– Валяйте, – разрешил тот.
– Хороший – выпускаем братьев, прекращаем оговоры, восстанавливаем справедливость и стараемся все забыть.
– А плохой? – спросил майор.
– Не выпускаем братьев. Шьем им дела, которые разваливаются в суде присяжных и привлекают к делу общественное внимание. Начинаются настоящие поиски настоящих убийц.
– И чем же второй вариант плох? – зло улыбнулся вновь испеченный начальник РОВД.
– Слишком долго. Слишком рискованно. Слишком непредсказуемо, – ответил Багров.
– Вроде все правильно понимаете, – задумался майор. – А тоже ведете себя, как юноша романтический.
– Профессия у нас такая, – спокойно ответил Олег Всеволодович.
– Значит, вы все окончательно решили? Пока не покинули кабинет, можете передумать. Да и потом можете, только условия будут уже другие.
– Мы все окончательно решили, – подвел черту Багров.
– Хорошо, – согласился майор. – Пошло-поехало. Великая битва быка с тепловозом.
– Однажды теленок уже бодал дуб, – напомнил майору адвокат. – И дуб рухнул.
– Только не в нашем случае, – поднялся изза стола тот, давая понять, что аудиенция закончена.
– И в нашем – тоже, – Багров также встал, ожидая свой телефон. – Не берите на себя слишком много. Вы не бог.
– Это почему же? Здесь, в городе, я именно бог и есть.
– Не-а, – весело ответил адвокат. – Боги прослушки не боятся и телефоны в сейфы не прячут.
Он вышел из кабинета, спиной ощущая два глаза-ствола.
Конечно, Олег не хотел войны. Однако, жизнь порой ставит в такие ситуации, когда выбирать уже не приходится.
Глава 7
Снова Стожки. Библиотекарь Беляева и прапорщик Бойко. ЧП в деревенском доме
Она действительно не видела никакого будущего рядом с Бойко.
Не то что общего, но даже хотя бы частично совместного.
Конечно же, Неонила была очень благодарна бравому прапорщику. Страшно даже вспомнить, как она валялась на мокром дощатом мостике, зареванная и несчастная, искренне уверенная, что ее нога сломана безвозвратно, а жизнь закончена. В таком контексте появление Петра Ивановича не могло рассматриваться иначе как подарок судьбы. Да и дальше, весь ее так бездарно начавшийся отпуск, он сделал все, чтобы заслужить если не любовь, то большую благодарность.
Благодарность заслужил. Искреннюю.
И все же – не любовь.
Потому что Неонила – как-никак столичная интеллигентка в энном поколении. Пусть это качество уже лет сто не рассматривается в родной стране как достоинство, но истинным интеллигентам гримасы и ужимки текущей власти мало интересны. Им текущая власть параллельна в самом прямом смысле этого математического понятия. Эстетически не пересекаются. Интеллигенты самодостаточны. И если так можно сказать – самогорды.
Нет, нет, упаси бог, Неонила Беляева никогда не делила людей на белую и черную кость. А слова чернь или плебей вызывали у нее, как и всех представителей прослойки-недокласса, яростное негодование. Неонила Леонидовна готова была грудью встать на защиту человека из народа. Но, если честно, не готова была делить с ним свою единственную жизнь. Даже в таком варианте, когда больше делить было не с кем.
Бойко в этом плане отличался от нее разительно. Он-то как раз был готов немедленно разделить со спасенной библиотекаршей все то немногое, что у него было. Более того, в его от рождения неглупой, хоть и упертой, голове даже мыслей не возникало, что симпатичных друг другу людей могут разделять некие нефизические субстанции, типа «читал ли ты Кафку?».
Точнее, не так.
Дураком-то прапорщик точно не был. И сразу понял, что Кафку нужно-таки прочесть.
Единственная проблема – на момент столь ярко вспыхнувшей привязанности он не знал такой фамилии – Кафка. Просто нутром чуял, что для повышения его шансов субтильная, однако столь желанная, библиотекарша должна выдать прапорщику некие свои «военные тайны». Он же постоянно слышал их чириканье с пансионатской библиотекаршей, Беллой Эдуардовной, их мгновенный переброс неведомыми именами или событиями. Этакая связь на своем птичьем, секретном для окружающих, языке.
Вот прапорщик и решил язык тот изучить, понимая, что иначе до столь взволновавшей его женщины не добраться.
Выведав десяток заветных имен, Петр Иванович приступил к их освоению. Начал, разумеется, с главного. Неспешно, но обстоятельно прочитал избранное в двух небольших, грязно-желтого цвета, томах. Поразился прочитанному и от всего сердца пожалел автора. Википедия подтвердила его подозрения о тяжелой жизни бедного Франца Кафки. Ненавистная скучная работа плюс букет различных болезней, включая импотенцию – как говорится, спасибо, не надо. Наверное, оттого и книжки такие странные сочинял.
Нет, своим будущим детям он бы подобное чтение не посоветовал. Хотя, например, история превращения несчастного клерка в насекомое захватила даже обычно не склонного к рефлексии прапорщика. «Странно, но интересно», – сделал он вывод о прочитанном. И не преминул вставить пару фраз в разговор с Неонилой.
Далее были еще несколько славных имен, незнание коих совершенно очевидно лишало Петра Ивановича доступа к… не будем писать – телу, хотя это так и есть. Короче, Петр Иванович явно рос в культурном смысле.
Библиотекарь Беляева понимала, конечно, откуда растут у прапорщиков интеллектуальные ноги, но волей-неволей одобряла процесс приобщения. А как еще могла реагировать библиотекарь на читательскую активность?
Лишь единожды Бойко допустил ошибку. Зато – почти фатальную, сочтя вполне научной книгу о новом прочтении истории, в котором Иван Грозный и хан Батый были одним и тем же человеком. Заметив закипающий в глазах любимой гнев, быстро перевел все в шутку. Нет, прапорщик был однозначно умным и находчивым человеком.
А еще – однозначно влюбленным.
Итак, сначала Нила не отвергала тянущегося к знаниям прапорщика из соображений профессиональных: он же к знаниям тянулся, пусть и не только к ним.
Потом – из соображений бытовых.
Бойко,краснея и смущаясь, напросился к ней в гости.
Долго, держа спину прямо, пил чай. По ходу дела исправил сразу три ошибки. Заметив косой взгляд, перестал наливать горячий напиток из чашки в блюдце. Затем разом прикрыл многолетнюю привычку дуть на кипяток для его охлаждения. И наконец убрал оттопыренный от чашки мизинец.
Это было сложнее всего. Мизинец сам собою отрывался от миниатюрной фафоровой ручки вправо, равновесие, что ли, поддерживал. И лишь неимоверным усилием воли Петр Иванович его контролировал.
После чая с пирожными – их тоже принес Бойко – бывший прапорщик деловито прошелся по квартирке Неонилы. В итоге в туалете появился свет (до этого без малого год хозяйку выручал лишь фонарик в мобильном телефоне), в унитазе перестала постоянно течь тоненькая струйка воды, а дверь в спальню, наконец, начала закрываться, причем без скрипа. Последним преимуществом влюбленному прапорщику воспользоваться практически пока не удалось, но он, помня старика Суворова, четко знал, что любую крепость можно взять. Если не штурмом, то осадой. Главное, чтоб правила осады соблюдались неукоснительно.
Постепенно квартирка Нилы преобразилась.
Нет, она не стала больше или роскошнее. Просто все в ней теперь работало, причем без запредельных люфтов и неприятных звуков. Отодранное было привернуто или приклеено обратно, а разболтанное свинчено и отрегулировано.
Неонила, конечно, не слепая. И не из детского сада. Все видела, все понимала. И не сказать, чтоб ей было неприятно.
Однако даже слегка жалела бравого военного пенсионера. Несмотря на теперешнее знание Кафки, вряд ли ему что-либо светило. Как девушка – пусть и не юная, но – честная, пыталась намекнуть на это обстоятельство, но прапорщик делал вид, что не понимает столь тонких намеков.
Библиотекарша не настаивала.