Печенька, или История Красавицы Уилсон Жаклин
– Да выиграл я обе партии! – Папа злобно сверкнул глазами. – Я как-никак в гольф играть умею, а соперники были тупые, как пробки. Не понимаю! Я им привел все нужные доводы… Обстряпать дельце для них проще простого, а они все скулят, якобы это не от них зависит. Как это бесит – целый день их обхаживаешь, а толку чуть. Вообще никакого толку!
Я топталась у самой двери.
– Это все насчет того проекта, «Заливные луга»? – спросила мама. – Ты же вроде говорил, там все улажено…
– Один трусливый кретин взял и все разладил! Говорит, разрешение ни за что не дадут.
– Ах, боже мой, – вздохнула мама.
– «Ах, боже мой»! И все? Больше слов не нашлось? А что ты скажешь, когда пайщики потребуют вернуть деньги, а мне будет нечем отдавать? Тоже скажешь «Ах, боже мой!», когда моя фирма развалится и нас выгонят из этого чудесного дома на улицу? Вот и будем сидеть в канаве, как дураки!
Я на цыпочках выскользнула в прихожую, кусая ногти.
– Джерри, ну не надо! Ты же всегда находишь решение. Пока что сядь, отдохни, расслабься. Приготовить тебе ванну?
– Лучше пожрать приготовь! Подыхаю с голоду. Сунь что-нибудь в микроволновку. Я в еде не привередливый. Что делать, я тебя выбрал не за кулинарные таланты, а за твою красоту.
Я терпеть не могу, когда папа говорит о маме словно о кукле какой-нибудь.
– Сию минуту, дорогой! – ответила мама.
Она и говорила словно кукла. Как будто у нее в спине кнопка – нажмешь, и она повторяет, как попугай, две-три дурацкие фразы. Я знала, что она просто старается успокоить папу, и все равно меня корежило.
Зато папа, кажется, и правда подобрел.
– Выглядешь ты сегодня на «отлично», крошка! И волосы так мило вьются. А Красавица где? Посмотрим на ее новую прическу!
– Ах, Красавица пошла к себе, наверх, – громко сказала мама. – Очень устала на празднике.
Я метнулась по лестнице, прыгая через две ступеньки, но каблуки меня подвели. Я споткнулась и грохнулась, больно стукнувшись коленками.
– Красавица? – Папа выглянул из гостиной. – Эй, Красавица, я с тобой разговариваю! Иди сюда, на свет. Дай на тебя полюбоваться!
Я спустилась вниз, не дыша.
– Господи, ну и вид! – сказал папа. – Еще страшней, чем была!
Слезы защипали мне глаза. Я сжала губы, изо всех сил стараясь не заплакать.
– Джерри, замолчи! – сказала мама.
– А ты мне рот не затыкай в моем собственном доме! – еще больше разозлился папа. – Черт возьми, что они с ребенком сделали? Какие-то крысиные хвосты на голове!
Он брезгливо дернул меня за волосы.
– Прекрати! Не смей делать ей больно! – сказала мама.
– Да я ее едва тронул. И ты выложила реальные деньги – мои деньги! – за этот кошмар?
– Вся затея была глупая! Красавица еще маленькая, незачем ей завиваться. Кудряшки ей просто не идут. И потом, гостей специально предупредили, что на празднике будет купание в бассейне. Конечно, она намокла!
– Красавица, мы же с тобой обсуждали, что ты будешь только ногами болтать в воде! В чем дело? С чего ты вдруг решила сигануть в бассейн и погубить свою новую прическу? Разве ты не хочешь хорошо выглядеть? И не строй кислую рожу! Губы еще кусает, как будто кролик несчастный. Стой прямо, не сутулься и живот не выпячивай!
– Не смей так разговаривать с нашей чудесной дочкой! – крикнула мама. – Красавица, иди к себе, моя хорошая.
Я бегом помчалась в свою комнату, зажав уши, чтобы не слышать, как мама с папой из-за меня ссорятся. Посмотрела на свое отражение в венецианском зеркале. Попробовала расчесать волосы, но они по-прежнему липли к голове. Я снова посмотрела на свое отражение – круглая физиономия, толстый живот, нелепая одежда. Правду папа сказал, я действительно страшилище.
Неудивительно, что Скай, Арабелла, Эмили и другие девчонки зовут меня Уродиной. Это не просто из-за имени, я на самом деле урод, урод, урод! Я как будто смотрелась в кривое зеркало в «Комнате смеха». Мои волосы свисали все ниже и ниже, лицо искривилось, как у горгульи, а туловище раздулось, будто воздушный шар. Одежда, наоборот, съежилась. На блузке чуть пуговицы не отлетели, а из-под юбки показались трусы.
Я размахнулась и швырнула в зеркало щетку для волос. Кр-рак! И мое отражение треснуло пополам. Я в ужасе застыла, раскрыв рот. Я разбила зеркало! Роскошное зеркало венецианского стекла, которое папа специально купил для моей комнаты. Трещина змеилась от верхнего края до самого низу.
Зажмурившись, я взмолилась: пусть окажется, что это ошибка, обман зрения, мне просто померещилось из-за того, что я так расстроилась. Осторожно глянула сквозь ресницы, но, хоть все и расплывалось в глазах, уродливую трещину было ясно видно.
Я пинком отправила щетку в дальний угол и рухнула на колени прямо на ковер, сжимая кулаки. В левом я все еще держала Алджернона Алоцвета. Почему я его не швырнула в зеркало? Он мягкий, отскочил бы от стекла, и все. Алджернон вопросительно и чуть насмешливо смотрел на меня.
– Ой, как плохо, – прошептала я. – Папа ужасно сердится, даже когда я нечаянно что-нибудь разобью. А как увидит зеркало, сразу поймет, что я нарочно щетку бросила.
Я раскачивалась взад-вперед. Снизу доносился раздраженный папин голос. Наверное, он все еще кричал, какая у него безобразная, неудачная дочка.
– Ненавижу его. Я не виновата, что уродина! Он мой папа, он должен меня любить, как бы я ни выглядела. Был бы он добрый и смешной, как папа Роны! Ох, как я хотела поменяться с ней местами!
Алджернон Алоцвет чуть-чуть наклонил голову, как будто кивнул. Наверное, он тоже хотел поскорее вернуться к Роне, а не торчать тут со мной.
Глава 8
На следующее утро папа опять уехал играть в гольф. Как только за ним захлопнулась дверь, мама выскочила из кровати и босиком выбежала на лестничную площадку.
– Красавица, солнышко, ты не спишь? Можно теперь я к тебе приду уютно полежать?
– Нет, мама, не входи!
– Нельзя? Почему? Что случилось? – Мама открыла дверь. – Хочешь еще поспать?
– Да. Нет… Ох, мама! – всхлипнула я.
Мама включила свет. Я посмотрела на зеркало – вдруг оно за ночь по волшебству стало целым? Трещина выглядела еще ужаснее, чем вчера.
Мама так и вздрогнула и прикрыла рот рукой.
– Господи! Разбить зеркало – семь лет невезения! Как это вышло?
– Мама, не сердись! – умоляла я.
– Ты что?! Когда это я на тебя сердилась? – Мама подошла к кровати и крепко меня обняла. – Ты, наверное, задела его? Не бойся, я понимаю, что это случайно получилось.
– Нет, мам, нарочно! – очень тихо сказала я.
– Нарочно? – изумленно переспросила мама.
– Я бросила в него щетку… То есть в меня, в мое отражение.
– О боже, – сказала мама и заплакала.
– Мама, прости! Я заплачу€ за него из своих карманных денег! Пожалуйста, не плачь!
– Я не из-за зеркала плачу, а из-за того, что папа поступил по-свински, расстроил тебя. Наговорил глупых гадостей. Солнышко, ты очень хорошенькая! Твои волосы в своем естественном виде такие мягкие, блестящие, и глаза у тебя красивые, и щечки розовые, и кожа чудесная, такая нежная! Не огорчайся из-за папы, моя маленькая!
– Ты сама из-за него огорчаешься.
– Да, правда… Ничего, я постараюсь давать ему отпор! Знаю, он нервничает, у него неприятности на работе, но нельзя же это вымещать на нас!
Мама посмотрела на зеркало, провела пальцем вдоль трещины.
– Можно его как-нибудь починить? – спросила я.
– Не говори ерунду, – сказала мама.
– Что же делать?
– Очень просто – купим другое зеркало, а это потихоньку вынесем на помойку.
– Мама, оно же сотни фунтов стоит! А у меня от денег на подарок для Роны осталось всего семь фунтов.
– Глупенькая, это я куплю новое зеркало!
– Мама, у тебя совсем нет денег!
Папа не хотел, чтобы мама работала, даже в его фирме. Он говорил, у нее теперь одна работа: содержать в порядке наш счастливый дом. И денег ей не давал. Если нужно сделать какие-нибудь покупки, мама каждый раз должна была просить, чтобы он их оплатил. Папа даже не разрешил ей завести собственную кредитную карточку.
Мама задумчиво прикусила ноготь.
– Что-нибудь продам, – решила она. – Пару колечек или, может быть, ожерелье.
– Мам, так нечестно, это же я разбила зеркало! Давай я продам свои украшения?
У меня были золотая цепочка с настоящим бриллиантиком, еще серебряный браслет, бусы из бирюзы и маленькое золотое колечко с моими инициалами.
– Вряд ли за твои украшения много дадут, а у меня их масса. Я уже продавала одну-две вещички в том, знаешь, ювелирном магазине около рынка. Очень нужно было.
– Ох, мам!
Я знала, что эти деньги мама потратила на меня. Иногда по субботам она возила меня в Лондон, в разные художественные галереи. Папе мы не говорили – он терпеть не мог живопись. Кричал, что все эти шедевры старых мастеров – сплошь религиозная нудятина, а современное искусство – чушь и жульничество. Маме, по-моему, тоже в галереях было скучновато. Она часто зевала и потирала поясницу, но героически шла вперед в своих туфлях на каблучках. И открытки мне покупала с моими любимыми картинами, а я их наклеивала в альбомы. У меня собралась целая мини-галерея – можно смотреть, когда захочется.
– Вот вырасту, стану художницей и накуплю тебе много-много всего! – сказала я.
– Считается, что все талантливые художники живут впроголодь на чердаках, – ответила мама. – Вот и мы с тобой будем сидеть на хлебе и воде! Кстати, вспомнила – хочешь сегодня заняться готовкой?
– Готовкой? – Я даже глаза вытаращила.
– Да, а что? Хочу испечь печенье. Ты сможешь взять его с собой в школу, угостишь девочек.
Я вдруг сообразила, к чему она ведет.
– Чтобы они начали звать меня Печенькой?
– Почему не попробовать?
– Ой, мама, ты такая хорошая! Только… – Я запнулась. – Ты умеешь печь печенье?
– Конечно, умею! То есть… Вряд ли это так уж трудно. Помнишь, как мы с тобой пекли кексики?
Я помнила. Кексики мы делали из готовой смеси, и все равно получилось ужасно. Мы добавили слишком много яиц – думали, так будет вкуснее. И поставили противень в духовку на самый верх, чтобы кексы подрумянились. А они сгорели до черноты, но внутри остались жидкими. Мы все равно их намазали сверху глазурью, я все съела и сказала – очень вкусно. Может быть, зря?
– Мам, а у тебя есть готовая смесь для печенья?
– По-моему, такой не бывает. Придется все делать самим, – ответила мама.
Сначала мы позавтракали кукурузными хлопьями с молоком, а потом закатали рукава и взялись за печенье. Мама нашла в дальнем углу шкафа старый пакет муки – еще с тех пор, когда мы в детском саду лепили фигурки из смеси муки с водой. Мама разбила в муку яйцо и добавила чуть-чуть молока. Мы долго месили тесто. В конце концов получились два больших кома. Мы их обминали, пока они не сделались круглыми и ровными.
Я сказала:
– Такие симпатичные! Надо их чем-то раскатать!
Скалки у нас не было. Мама взяла вместо нее бутылку вина. Формочек для вырезания тоже не было, но мама отвинтила крышку от банки с вареньем и стала вырезать из тонко раскатанного теста кружочки.
– А я сделаю человечков! – объявила я.
– Таких, как пряничный человечек? – спросила мама.
– Вроде того.
Я сделала из теста фигурку женщины – очень аккуратно вырезала юбку, а к бледным ножкам прилепила туфельки на каблуках. Оторвала несколько кусочков теста и раскатала их в длинные тонкие колбаски, пальцами закрутила в виде кудряшек и приделала к голове женщины. Булавкой процарапала на лице большие глаза, маленький носик и улыбающийся рот. Я и сама улыбалась, бережно укладывая ее на противень.
Потом сделала еще одну фигурку – поменьше ростом и почти квадратную. Слепила ей платье из теста и пышную прическу. Глаза получились косыми, нос пупырем, а рот печально скривился. Я подумала, да и обрезала ей волосы – пусть будет короткая мальчишеская стрижка. Стало даже лучше. Я отлепила нарядное платье и сделала штаны из теста. Она прямо похорошела. Я чуть-чуть подправила рот, и девочка заулыбалась.
Мама подошла посмотреть на готовые фигурки.
– Красавица, как здорово! Это я? А это кто? Какой-то мальчик? Ой, нет, это ты с короткими волосами! Такая лапочка!
Я сказала:
– Хочу короткую стрижку! Как ты думаешь, папа очень рассердится, если я подстригусь?
Мама только головой затрясла:
– Даже не думай!
Я подвинула девочку из теста поближе к ее маме и начала лепить из теста мужчину.
– Это папа? – спросила мама.
Я не ответила.
Сначала я сделала туловище, потом прикрепила к нему руки и ноги. Булавкой нарисовала на рубашке клеточки, а на длинные ноги надела удобные джинсы. Целую вечность процарапывала булавкой лицо – все старалась придать ему доброе, ласковое выражение. Конечно, это был не папа.
Я начала лепить еще одну фигурку, толстенькую, на четырех лапках, с длинными висячими ушами. Потом осторожно подняла ее и положила на грудь человечку в клетчатой рубашке. Он обхватил ее обеими руками.
Мой противень был заполнен. Я погладила милых человечков из теста. Мне было совестно, что я сажаю их в горячую духовку.
– Надеюсь, вам не будет больно, – по-глупому прошептала я. – Постараюсь, чтобы вы не пригорели!
Мама поставила над моим свой противень с простыми круглыми печеньицами, и мы закрыли дверцу духовки.
– Тра-ла! – сказала мама. – Здравствуй, Печенька-дочка!
– Привет, Печенька-мама, – ответила я.
Мама включила радио – там передавали какую-то поп-музыку, и мы пустились в пляс в пижамах. Мы танцевали не так изящно, как Скай, а бешено скакали по комнате, отбивая такт ложками по краю стола. Когда музыка смолкла, мы без сил повалились на стулья.
– Печеньем пахнет! – У меня даже кончик носа зашевелился, как у Лили. – Думаешь, уже готово?
– Мы его только-только печься поставили! Пойдем пока, оденемся и умоемся.
Я умылась и оделась в рекордные сроки, потому что боялась, вдруг мама неправильно рассчитала время. Я решила на всякий случай заглянуть в духовку. Совсем чуть-чуть приоткрыла дверцу, чтобы не выпустить оттуда жар. Заглянула – и открыла дверцу во всю ширь, уставившись на противни.
– Мама! – закричала я. – Ужас какой!
Мама прибежала в кухню в одном белье.
– Ты обожглась? Разбила что-нибудь? Красавица, что случилось?
– Посмотри на печенье! – завопила я.
Мамины аккуратные печеньица распухли и слиплись в одну громадную кривую лепешку. И мои чудесные человечки тоже распухли, превратились в карикатурных уродцев. Сэм стал жутким толстяком – круглая башка и громадное пузо. Лили раздулась в громадный шар. Крошечная мама сделалась великаншей, и кудряшки у нее покорежились – будто змеи извиваются на голове.
Я вышла хуже всех – совсем квадратная, в широченных штанах, из-за короткой стрижки похожа на мужчину. И не просто на какого-нибудь там мужчину. Я была точь-в-точь похожа на папу.
Я надела кухонную рукавичку и вытащила противень из духовки. Схватила фигурку, изображающую меня, и, хоть она была страшно горячая, мигом откусила ее противную голову.
– Красавица, перестань! Обожжешься! И не порти своих человечков. Может, они выглядят немного странно, зато наверняка вкусные! – сказала мама.
Мы подождали, пока они чуть-чуть остынут, и осторожно надкусили. Они оказались плотными, твердыми и безвкусными, как картон.
– Ах, боже мой, – сказала мама и, взяв рукавичку, разломала печенье на мелкие кусочки. – Гадость ужасная, правда?
– Угу.
– Правильно папа говорит – кулинар из меня никакой. – Мама совсем поникла.
– Неправда, еще какой! – Я поперхнулась и нерешительно добавила: – Наверное, ты сможешь научиться.
– Не умею я учиться. В школе всегда была двоечницей, – вздохнула мама. – Тупая, как бревно, вот я какая.
– Нет, ты не такая! Ты… умница и раскрасавица, – сказала я.
– Ну, тогда ты… милашка-умняшка, – сказала мама.
– А может, нам нужна кулинарная книга? – сказала я, стряхивая обломки печенья в мусорную корзину. – Чтобы точно знать рецепт. Вдруг мука была какая-нибудь неправильная? И, может, мы чего-нибудь не доложили? Что нужно, чтобы печенье было мягче и слаще?
– Масло и сахар! – воскликнула мама. – Точно, я завтра поищу кулинарную книгу. Это будет пункт второй в моем списке. Первый – новое зеркало венецианского стекла.
Я даже вздрогнула.
– Прости! – сказала мама. – Не думай сейчас об этом, ну его. Пойдем телевизор посмотрим? Кажется, по воскресеньям показывают выпуски Сэма и Лили за всю неделю?
Мы с мамой уютно устроились каждая в своем углу дивана, подобрав под себя ноги. При папе мы никогда себе такого не позволяли – он говорил, что мы испачкаем диванные подушки. Мама листала воскресную газету, а я погрузилась в мир «Кроличьего домика».
Все пять выпусков на этой неделе я уже видела и поэтому могла шепотом подсказывать нужные слова. В конце, после всех повторов, пошел специальный пятиминутный воскресный выпуск.
– Эй, привет! – сказал Сэм.
Лили у него на руках приветственно подергала носом, но ее больше интересовало что-то внизу, на земле. Она неуверенно заерзала.
– Спокойно, Лили! Это всего лишь маленькая черная кошечка пришла с нами поздороваться.
Сэм наклонился, чтобы мордочка Лили оказалась на одном уровне с котенком. Зверюшки настороженно смотрели друг на друга.
– Лили, познакомься, это Лаки. Лаки, это Лили. – Сэм посмотрел прямо на меня. – А это моя очень хорошая подружка, ее зовут Красавица. Поздоровайся с ней, Лаки.
Лаки послушно мяукнула, облизывая лапку.
– Ой, Лаки, ты такая славная! – шепнула я.
Лили поглядела на меня с упреком.
– Конечно, не такая славная, как Лили, – сказала я.
– Лаки будет жить в соседнем доме, а сейчас она просто зашла познакомиться с соседями, – объяснил Сэм. – Лаки, ты каждый день будешь нас навещать?
Лаки серьезно кивнула.
– Ну, это очень здорово! Ты же будешь переходить нам дорогу, а если черная кошка дорогу перейдет – значит, день будет удачным. Примета такая.
– Лаки, вот бы ты нашей соседкой была, – прошептала я. – У меня впереди семь лет невезения – знаешь, сколько надо удачи, чтобы это перевесить?
– Семь лет?! – ужаснулся Сэм. – За это время ты станешь совсем взрослой! За что тебе такое горе-злосчастье? Что ты сделала?
– Зеркало разбила, – призналась я.
– Всего-то? – сказал Сэм. – Не бойся, Красавица, не будет у тебя семи лет невезения. В такие приметы только старые бабушки верят.
Я посмотрела на маму – она увлеченно читала статью о моде.
– Ну, и молодые мамы тоже, – сказал Сэм. – Все равно это глупое суеверие. Я считаю, Красавица, мы сами создаем себе удачу.
– У меня не очень-то получается, – вздохнула я. – Ах, Сэм, если бы я могла поселиться с тобой и Лили в «Кроличий домик»!
– Мы были бы рады, – сказал Сэм.
– Как ты думаешь, мы когда-нибудь встретимся?
Сэм посмотрел мне прямо в глаза.
– Да, встретимся.
– Правда? Прямо так, лицом к лицу?
– Обязательно. Лицом к лицу. А в случае Лили – ухом к уху.
Лили тихонько фыркнула, как будто засмеялась. Потом Сэм напомнил всем, чтобы присылали рисунки с изображением своих домашних любимцев, и попрощался.
– Пока, Сэм! Пока, Лили! – громко сказала я.
– Пока, Сэм и Лили, – сказала мама, переворачивая страницу.
Голос в телевизоре пропел:
– Кто к нам в гости приходил?
– «Кроличий домик»! Сэм и Лили! – хором ответили мы с мамой.
Я встала с дивана.
– Мам, я пойду, порисую немножко.
Я взяла альбом, цветные карандаши и устроилась на кровати у себя в комнате, скрестив ноги. Рядом усадила Алджернона Алоцвета – сказала ему, что собираюсь его рисовать.
– Как будто ты – мой домашний любимец. Отправлю твой портрет Сэму в «Кроличий домик».
Алджернон посмотрел на меня свысока. Он, кажется, обиделся, что я назвала его своим домашним любимцем, и ни в какую не хотел позировать – то падал носом вперед, то опрокидывался назад, а то и вовсе кубарем летел с кровати на ковер.
– Ну, не хочешь – не надо! Не буду тебя рисовать. Нарисую лучше Маврикия Морехода.
Я разделила лист в альбоме на четыре части. В первой нарисовала, как я смотрю на Маврикия, который сидит на подносе на дне рождения Роны. Я улыбаюсь во весь рот, глядя на его мохнатую мордочку. Во второй четвертушке я нарисовала свои руки, которые бережно держат Маврикия. Он важно развалился, упираясь задними лапками в большой палец, и тоже улыбается.
В третьей четвертушке я нарисовала, как плещет вода, а бедный Маврикий из последних сил сражается с волнами и широко разевает рот – зовет на помощь. И в последней части – как бедный утопленник Маврикий лежит в гробике, скрестив лапки на груди, а кругом венки из ромашек и одуванчиков.
Не так-то легко было расположить все четыре картинки, чтобы они хорошо смотрелись вместе. Я без конца стирала и снова рисовала, но в конце концов получилось ничего себе.
Мама зашла посмотреть, как у меня дела, и так восхитилась, будто я – гениальный художник.
– Отправь это Сэму! – сказала мама.
– Что ты, мам! Я уже слишком большая, и картинка у меня дурацкая, – сказала я и захлопнула альбом.
– Красавица, ты такая талантливая! – Мама запнулась. – Папе покажем, когда он придет с работы?
– Нет!!!
– Он бы гордился тобой.
– Не-а. Он только разозлится. – Я надула щеки и проговорила басом: – Нет бы тебе нарисовать нормальную картинку с медведем, а не эти идиотские комиксы!
Мама засмеялась:
– Ох, перестань! Да, именно так он и сказал бы. Ладно, не будем ему показывать.
Глава 9
Когда папа вернулся с гольфа, я хотела спрятаться и переждать, но он прямо с порога начал орать на весь дом, чтобы я к нему подошла. Я не решилась отсиживаться у себя в комнате, а то вдруг он сюда явится. Увидит зеркало и просто лопнет от злости.
Я вышла в прихожую, низко опустив голову и нервно дергая прядку волос, но папа на этот раз был в хорошем настроении.
– Привет, привет, любимая моя маленькая Красавица! – Лицо у папы было красное, и от него пахло выпивкой. – Ну, где моя хорошенькая малышка? Выглядишь чудесно, дорогая!
У меня тоже лицо вспыхнуло. Папа старался загладить вчерашнее. Только мне от таких его стараний лучше не стало – наоборот, внутри все сжалось.
Папа погладил меня по голове и пощекотал под подбородком.
– Ты моя малышка, – умиленно повторил он.
– Пап, я уже не маленькая.
– Знаю-знаю, ты быстро растешь. День рождения уже не за горами.
Я перестала дышать. Тут в прихожую вышла мама.
– Я все организовал! – объявил папа и чмокнул меня в щеку.
– Что ты организовал, Джерри? – спросила мама.
Она заметила, какое у меня лицо.
– Глупышка Дилли! День рождения Красавицы, что же еще.
– Джерри, а точно ли нужно устраивать большой праздник? – спросила мама. – Только представь: толпа детей бесится по всему дому, хватают все липкими от сладостей руками…
– Мы не здесь будем праздновать! – отрезал папа. – Я в гольф-клубе поговорил кое с кем. Там был один тип из правления театра. Он обещал забронировать для меня места в первом ряду партера на мюзикл «День рождения в сказке». Отлично, правда? На этот спектакль билеты распроданы на полгода вперед. Тут главное – знакомство с нужными людьми! А чтобы праздник получился незабываемым, я договорился еще с одним малым, у него собственный парк лимузинов. Так что, Красавица, приглашай своих подружек – все поместятся в длиннющий белый лимузин. Ну, что скажете?
Читать бесплатно другие книги:
