Цветы на нашем пепле Буркин Юлий

– Почему? – полюбопытствовал Грег, отметив, кстати, насколько все-таки английский Лабастьера лучше, чем у Миам, хотя он уже и привык к ее акценту.

– Скоро узнаешь, – ответил Лабастьер. – Я славлю, кстати, и собственную мудрость, за то что не уничтожил ваш звездолет, несмотря на то, что тот представлял моему миру явную угрозу. – Сказав это, экс-император включился в общую работу.

После этих слов Грег сообразил, что вряд ли они полетят куда-то, кроме «Звездного Странника», и, не теряя времени на расспросы, принялся помогать бабочкам. Выглядело это так: он высовывал наружу руку, двумя пальчиками захватывал с грузового флаера ящики и расставлял их внутри, вдоль стен единственного ангара, в котором помещался сам. Почти сразу из действующих лиц бабочки превратились в зрителей, так как Грег делал все настолько быстро, что тем просто не стоило мешаться. Под конец один из Лабастьеров отогнал флаер в чащу леса и вернулся на собственных крыльях.

Миам что-то бросила Лиит, и та двинулась вглубь корабля – туда, где, по всей видимости, находилась рубка… Но Грег поймал ее, обхватив пальцами за талию и приподнял над полом. Та смешно замахала ногами и крыльями, а Грег обратился к Миам:

– Будь добра, объясни этому милому пилоту, что еще один такой же взлет – и бескрылый умрет. Я говорю это вполне серьезно.

Миам о чем-то быстро посовещалась с одним из Лабастьеров, затем что-то сказала Лиит, а потом, наконец, ответила Грегу:

– Отпусти ее. Она взлетит со всей возможной осторожностью. Наш возлюбленный муж Лабастьер Первый… – от удивления такой переменой Грег выпучил глаза, – …говорит, что несколько минут для задуманного им предприятия роли не играют.

Грег осторожно поставил Лиит на пол, та озорно на него глянула, чмокнула в только что державший ее палец и юркнула в коридор.

– И что же, если не секрет, за предприятие задумал твой возлюбленный муж? – спросил Грег, передразнивая Миам интонацией.

– К сожалению… – начала она, но ее перебил сам Лабастьер:

– У нас считается невежливым в присутствии кого-либо говорить о нем в третьем лице…

– У нас тоже, – признался Грег, – но я не знал, что и у вас…

– Я уже сказал Миам, что скоро все объясню, но только на борту вашего звездолета, – сказал Лабастьер. – Что же касается твоей иронии по поводу ее вежливого ко мне обращения, то должен сообщить тебе: Миам – прекрасная жена, и я всегда ценил ее красоту и ум. Но интересы своего народа она ставила превыше всего, и это тоже делает ей честь. Многих махаонов угнетало, что их император – маака, и я прекрасно сознавал это… Меня обвиняли и в прочих грехах и преступлениях. Я даже склонен согласиться со многим из того, что мне инкриминировали. Еще никому не удавалось править народами, не обагрив руки кровью… Но я отрекся от трона, и у нас с Миам нет более политических разногласий. Есть лишь любовь и взаимное уважение.

– А почему ты отрекся?

– Я же сказал: все объяснения – на борту звездолета.

На этот раз Лиит была на высоте. Только по некоторой тяжести во всем теле Грег догадался, что шаттл уже в полете.

– Мы выведем людей из анабиоза? – спросил Грег.

– Это мы решим вместе, когда все вы будете знать, что, собственно, происходит.

– Как мне осточертели все эти тайны мадридского двора! – в сердцах воскликнул Грег. – А поесть мне тут дадут или нет?!

– Я предусмотрел это, – заявил Лабастьер. – В одном из ящиков – завтрак для тебя. Подожди…

Двое других Лабастьеров вскрыли ящик и подволокли его к Грегу. Внутри обнаружились грамм триста сушеного гороха. Видно, никогда бабочкам не понять красот науки гастрономии… Но это все-таки лучше, чем ничего. Грег забросил в рот горсточку горошин, разжевал их, смачивая обильно выделяющейся от голода слюной и, почувствовав вкус, с укором бросил Миам:

– Видала? А вы бы меня голодом уморили…

– Мудрость нашего возлюбленного мужа не имеет границ, – без тени иронии заявила та.

– А почему ты говоришь «нашего», а не «моего»? – спросил Грег, забрасывая в рот новую порцию гороха.

– Потому что я выступаю от имени всех самок, находящихся на борту корабля. – Все мы – жены нашего мужа Лабастьера Первого… – она запнулась, не зная, как продолжать титулование…

«И Лиит?..» – с легкой ревностью подумал Грег.

– Императором меня сейчас называть, конечно, не следует, – пришел ей на помощь Лабастьер, – от престола я отрекся, а вот титул «Внук Бога» остается в силе. Впрочем, я и на нем не настаиваю, не я его выдумал, и мне это абсолютно не важно. Знали бы вы, дети мои, как мне сейчас легко! Всего тринадцать воплощений вместо сотен тысяч! А скоро будет двенадцать! Я чувствую себя практически обычной бабочкой, и это так хорошо… А ответственность за судьбы мира?! Как она надоела мне! Я взвалил ее когда-то на себя сам, и сотни лет не мог сбросить эту ношу. Но вот, наконец, обстоятельства заставили меня сделать это… И это здорово.

«Ишь, разоткровенничался, – подумал Грег, перемалывая челюстями очередную горсть гороха. – Ладно, ладно. Посмотрим, как ты запоешь на борту звездолета… И Лиит, значит, тоже… М-да…»

10

Поймал Охотник ящерицы хвост,

Сама ж она со смехом убегает.

Порой коту она свой дарит хвост,

И тот, ворча, им голод утоляет.

Она свободна, весела… А хвост…

Хвост очень скоро новый отрастает.

«Книга стабильности» махаон, т. XXIV, песнь XI; «Трилистник» (избранное).

Стыковка прошла без приключений. Прихватив груз, все перебрались в «Стар Стрейнджер» и на автопилоте отправили шаттл на Землю. Затем, не сговариваясь, почти все собрались в просторной кают-компании. Почти все – это все самки, Грег и двое Лабастьеров, а остальные десять его «воплощений» разбрелись по отсекам корабля. Впрочем, учитывая, что все они – суть единая общность, объединенная телепатическим полем, сколько их тут присутствует, один или все двенадцать, не имело ни малейшего значения.

Грег включил искусственную гравитацию. Самки, примостившись на спинках и подлокотниках гигантских для них кресел, испытующе поглядывали на Лабастьеров, но задавать вопросы не решались. Грег, устроившийся в кресле капитана, понял, что инициативу придется брать в свои руки.

– Ну, вот мы и в звездолете, – констатировал он. – Может, наконец, объяснишь нам, в чем, собственно, дело? – обратился он к одному из воплощений, стоящему на овальном столе.

– Да, пожалуй, пора! – с явным подъемом согласился тот. – Но начать мне придется с некоторого исторического экскурса.

– Так начинай, – кивнул Грег.

– Думаю, будет правильно, если я буду вести его сразу на двух языках…

После этих слов второй Лабастьер вспорхнул Грегу на плечо и, усевшись там, весь последующий разговор переводил ему прямо в ухо.

– Все вы, конечно, знаете, что моя неверная жена Наан бежала с одним из моих, насильно отторгнутых от меня воплощений…

– Так ты все-таки признаешь, что это правда? – воскликнула одна из самок.

– А я никогда и не отрицал этот факт, – заявил Лабастьер.

– Но буквально вчера, на празднике, ты заставил бескрылого сказать, что следов Наан в космосе нет!..

– А разве это не так? – глянул Лабастьер на Грега. Тот лишь кивнул, подтверждая сказанное, и маака продолжил: – Сбежать-то они сбежали, но вот то, что нашли пригодный для жизни мир, – крайне сомнительно. Не о том ли писал аноним в Книге Стабильности:

  • – Летим, летим к луне, луне,
  • Летим под звон цикад.
  • Но в чем секрет ее: она
  • Все так же далека?..
  • Мы не отступим, не свернем,
  • Пусть будет смерть легка. –

И не потому ли эта строфа столь популярна в последние годы?

Самки промолчали. Видимо, так оно и было, хотя Грег никакой связи между эти шестистишием и побегом Наан не прочувствовал.

– Однако у меня были некоторые косвенные подтверждения тому, что Наан и предавшее меня воплощение все-таки выжили. Я не хочу останавливаться на этом подробнее, так как сейчас у меня появились более точные сведения. Об этом и расскажу…

– Другой мир бабочек существует?! – воскликнула Миам.

– Да, – лаконично отозвался Лабастьер.

Грег тем временем тихонько спросил у того воплощения, что сидело у него на плече:

– Но почему ты называешь Наан «неверной», а Миам и остальные тебя, вроде, не возмущают? Они ведь тоже пытались бежать и, кстати, боялись твоего гнева…

Тот так же тихо ответил:

– Пытались, но не сбежали. Нужно быть великодушным. Кроме того, я лояльно отношусь к их политическим играм, они меня забавляют… А Наан изменила мне с другим самцом, ведь отделенное от меня воплощение – это не я. Эти же девять жен верны мне.

– А со мной не считается? – поинтересовался Грег.

– Нет, конечно, – подтвердил Лабастьер. – Ты не бабочка, и тебя они развлекали по моему повелению… Но хватит об этом… Я уже рассказал самкам, что планету, на которой устроили колонию Наан и воплощение-предатель, они назвали Безмятежной. Но, как я и опасался с самого начала, правители колонии не могли терпеть даже мысли о том, что на Земле остался я. Они так боялись меня и так дорожили благоденствием своей колонии, что дабы исключить возможность моего вмешательста в их дела, решили вместе со мной уничтожить всю Землю.

– Как?! – воскликнула одна из самок, а другая – та, которую Миам называла Дипт-Дейен – подхватила: – Ты лжешь!

– Нет, милая Дейен, я не лгу. Подумайте сами, стал бы я в каком-то ином случае сокращать количество своих воплощений с десятков тысяч до жалких двенадцати? Земля обречена, и я покидаю ее.

Впервые подала голос Лиит:

– Возлюбленный наш супруг, пожалуйста, расскажи нам подробнее о планете Безмятежной и той опасности, которая грозит Земле.

С удивлением ощущая самую настоящую ревность Грег тоже задал вопрос:

– И еще. Если даже так, то зачем было убивать свои воплощения, раз они и так погибли бы вместе с Землей? И потом, почему мы никуда не спешим? Неужели спасти Землю нет возможности?

– Не надо заваливать меня вопросами. Я все последовательно расскажу вам и так. Возможности спасти Землю я не вижу. И не только Землю, но и всю Солнечную систему. К Солнцу сейчас мчится тот самый звездолет, который когда-то украла у меня Наан. А в нем – обширные запасы полония. Взрыв превратит Солнце в сверхновую. Скорость звездолета такова, что изменить его курс уже невозможно.

– Кто им управляет? – не удержался Грег.

– Прекрати суетиться, бескрылый, я еще не ответил на твои прежние вопросы! До взрыва осталось около трех часов, потому мы и не спешим. Мы можем уйти в гиперпространство сейчас, а можем перед самым взрывом, значения это не имеет… Почему мои воплощния убили себя? Потому что иначе я не мог покинуть Землю. Я не мог разделиться пополам. Ящерица не делится пополам, а отбрасывает свой мертвый хвост… Я уменьшился настолько, насколько мне было небходимо, чтобы уйти… Огромное число воплощений мне нужны были лишь затем, чтобы править Землей и служить своим народам. Теперь это стало невозможно, и я избавился от балласта… Если вы думаете, что мне было приятно переживать все эти смерти, то вы сильно ошибаетесь.

– Ты так легко бросаешь свои народы на погибель?! – вскричала Миам.

– Нет, не легко. Но я не могу что-либо изменить. Заметь к тому же: уничтожить Землю решили такие же заговорщики, как вы, а вовсе не я… Решили и смогли. Теперь о Безмятежной. Правит ею король Лабастьер Шестой – потомок моего воплощения-предателя. Это дикий мир, сознательно чурающийся технического прогресса. Он по-своему гармоничен и напоминает тот период в истории бескрылых, который они называли «средневековьем». – Сидящий на плече Грега Лабастьер быстро пояснил: «Мои жены изучали вашу историю…» – Жители Безмятежной ведут натуральное хозяйство, передвигаются верхом на местных животных, которых они называют «сороконогами»… На планете нет ураний, там есть только два вида бабочек – махаоны и маака, но они живут вместе, так называемыми «семейными квадратами»: самец и самка маака сожительствуют в таком браке с самцом и самкой махаон…

Лабастьеровы жены ошеломленно переглянулись. Грег понял, что для бабочек точно так же, как и для большинства людей, вопросы семейной морали важнее, казалось бы, более глобальных проблем.

– Этот закон введен для того, чтобы маака и махаоны жили в мире, – пояснил Лабастьер. – И это работает. В конце концов, король Безмятежной в какой-то степени – я, и я восхищаюсь его находчивостью.

– Откуда ты все это знаешь?! – не выдержал Грег. Не обратив внимания на его вопрос, тот продолжал:

– Короли Безмятежной, имеющие одну со мной природу, избрали очень странный путь самосовершенствования. Родившемуся наследнику надевают «блокиратор», и, лишенный телепатической связи, он живет и развивается, как обычная бабочка – с единственным сознанием в единственном теле. Затем, когда рождается наследник у него, он передает блокиратор ему. И только тогда телепатически сливается со своим отцом, а иногда и с дедом, и получает весь запас привезенных с Земли знаний…

Эти подробности, на фоне приближающегося конца света, показались Грегу незначительными, но самки слушали Лабастьера разинув рты, а значит, для них все это было действительно очень важно. Тот продолжал:

– Чтобы поддерживать такую цепочку, король может иметь только одного сына. Но однажды случился сбой – королева родила думателя…

«Какого еще думателя?» – нахмурился Грег. Но воплощение, сидевшее у него на плече, тихо пояснило:

– Я тебе рассказывал. Это живое хранилище знаний, куколка, так и не ставшая бабочкой… – И поспешно продолжил перевод: – Думателя скрыли от всех и поселили в Золотом Замке (так простые жители Безмятежной прозвали украденный у меня звездолет), а королева, в качестве исключения, дабы династия не пресеклась, родила еще одного, нормального ребенка… Именно Лабастьеру-думателю и пришла в голову замечательная идея уничтожить Землю. Для профилактики. И именно он, получив согласие короля Лабастьера Шестого, мчится сейчас в звездолете к Солнцу. Находясь с некоторых пор в непрерывной телепатической связи со мной. Отсюда у меня и вся эта информация.

Лабастьер перевел дух и продолжил:

– Но он хитер, этот думатель. Моя порода. Он знал, что, когда мы свяжемся с ним, я подчиню его своей воле. Я его, а не он меня, так как он один, а я един во многих воплощениях, и моя ментальная сила кратна их количеству. Потому думатель специально вынырнул из гиперпространства так далеко от Земли, что телепатическая связь между нами была еще невозможна. Направив корабль на Солнце, он на поглотителях разогнал его до такой скорости, что изменить его курс стало уже нельзя… Он неуправляем. Вот и всё. Я сообщил вам все сведения, которые хотел сообщить. Да! Я, конечно, же знаю теперь координаты Безмятежной, туда мы и отправимся. Это благословенная планета, – улыбнулся он, – ее удивительные пейзажи в лиловых тонах стоят сейчас перед моим внутренним взором…

Лабастьер смолк. Молчали и остальные. Первой опомнилась Лиит:

– Это ужасно, – сказала она, и Грег заметил, что в ее глазах блеснули слезы. – Миллионы бабочек Земли…

Лабастьер пожал плечами:

– Я ничего не могу с этим поделать.

– Неувязочка есть, – заметил Грег. – Если этот «думатель» такой умный, он должен был предусмотреть, что войдя с ним в контакт, ты узнаешь координаты Безмятежной.

– И что из этого? – пожал плечами Лабастьер. – Будучи в какой-то степени мной, то есть, зная меня, как самого себя, он был уверен, что новый звездолет я строить не буду, так как ничего хорошего из этой затеи не вышло. Не мог же он предугадать появление вашего корабля. А если бы не это, спасения бы мне не было.

– Почему ты рассказал нам все это только здесь, на звездолете, почему не на Земле? – спросила Лиит.

– Чтобы вы не вздумали спасать кого-то еще. Знаю я вас: решили бы прихватить с собой родственников или попытались бы выдумать способ сасения Земли… Всё это могло поставиь под угрозу мой единственно реальный план. И теперь нам всем уже некуда деваться… Есть один-единственный путь – на Безмятежную. – Самки растерянно перешептывались, и Лабастьер добавил: – Я, между прочим, легко мог оставить на Земле и вас. Так что вы должны бы быть мне благодарны, а не роптать, как прежде.

У Грега появился новый вопрос:

– Что в ящиках?

– Оружие. Натоящие оружие настоящей технологической цивилизации…

– Ты собираешься захватить Безмятежную силой? – почти утвердительно произнесла Миам. – Ты хочешь властвовать на ней так же, как властвовал на Земле?

– Да нет, не обязательно, – нехорошо усмехнулся Лабастьер. – Возможно, и по-другому… А еще у меня в ящиках, точнее, в специальных холодильных контейнерах, – куколки двух видов бабочек: моих фаворитов ураний и истребленных приамов. Когда-то я стер с лица Земли этих никчемных чернокожих дикарей… Но сотню их куколок на всякий случай припрятал. Разве это не забавно, привезти ураний и приамов на Безмятежную. Хочется посмотреть на «семейный восьмиугольник»…

– Ты сам рассказал нам, что на Безмятежной бабочки счастливы, и ими правит справедливый король, – сказала одна из самок, имени которой Грег еще не знал. Среди других она была самой трудолюбивой и расторопной. – Теперь ты хочешь осквернить и этот мир?

– Возлюбленная моя Наиль, а тебя не смущает, что именно этот «справедливый» король отправил своего пособника взрывать Солнце? И ты хочешь, чтобы я, император Земли, отказался от мести?

– Я не оправдываю этого короля, – возразила Наиль. – Если то, что ты рассказал, правда, меня возмущает уже то, что он принуждает к противоестественному сожительству махаонов и маака… Но ведь и он, и этот думатель в звездолете – плоть от плоти твои. Ты и твои воплощения коварны одинаково. Вы сами, никого не спрашивая, берете власть над бабочками и решаете их судьбы. И вот к чему это приводит! Гибнет Земля, гибнут народы… – Наиль распалялась, видно, она была из тех натур, которые больше молчат, но уж если заговорят, то высказывают все без остатка. Говоря, она нервно затрепетала крыльями и сейчас порхала над креслом. – Ты всегда хвалился перед нами, своими подданными, тем, что за время твоей власти на планете не случилось ни одной междоусобной войны. Но чего это стоит теперь, когда вы, Лабастьеры, погубили ее, погубили всех, кто живет на ней?! Но ты не грустишь. У тебя теперь есть новая идея. Ты хочешь разобраться со свим непокорным воплощением на Безмятежной, а страдать от этого вновь будут простые бабочки! Есть только один способ спасти бабочек – избавить их от тебя!..

Она говорила что-то еще, но сидевшее на плече Грега воплощение замолкло… А затем внезапно выдернуло из-за пояса бластер-плазмобой и выстрелило. Наиль рухнула замертво.

– Моему терпению тоже есть предел, – заявил стоящий на столе Лабастьер, разведя руками. – Кто-то ещё хочет высказаться?

Самки сидели в оцепенении. «Только не я, – подумал Грег. – Эта сцена словно пробудила его от летаргии, и мысли понеслись галопом. – А какую роль в очередном своем кровавом плане ты уготовил нам, людям? Не «девятым же углом» ты видишь нас в семействе бабочек… Да и вобще, вся эта ситуация ничуть не увеличила наших шансов. Нужней мы тебе не стали…» И тут Грег отчетливо осознал, что дела-то его сейчас плохи, как никогда. Ведь чтобы пережить гиперпрыжок, он, в отличие от бабочек, должен залечь в анабиоз… А разбудят ли его вновь?

Нужно действовать. Сейчас, только сейчас, пока на корабле еще царит неразбериха. Это его корабль, и он знает тут каждый закуток… Но что, что он может предпринять?! Мысли Грега судорожно метались в поисках выхода. Захватить рубку? Это ничего не даст, ведь гиперпрыжок делать нужно, без этого корабль сгорит вместе с Землей, а саркофаги находятся не в рубке, а в анабиозном отсеке… Взять в заложники одного из Лабастьеров?.. Бесполезно, он расстается со своими воплощениями так же легко, как мы обстригаем ногти… Согнать бы всех этих бабочек – и самок, и самцов – в одну каюту да запереть… Но он не сможет противостоять двадцати: несмотря на малый размер, их бластеры – мощное оружие. Разбудить экипаж?.. Ерунда, чтобы прийти в себя, людям нужно несколько часов. Да и вообще, как раз сейчас, перед прыжком им нужно находиться именно в анабиозе. К тому же кроме Лабастьера координат Безмятежной никто не знет, а ведь понятно, что и для людей спасение сейчас только там… Все эти мысли пронеслись в голове Грега за несколько секунд, и он так и не нашел решения.

Возможно, похожий хоровод идей вертелся и в головах самок. Так во-всяком случае, показалось Грегу, машинально оглядывающему их лица. Все были потрясены только что совершенным Лабастьером злодеянием. Пауза и оцепенение затянулись. По-видимому, Лабастьер расценил это как выражение скорби по убитой, и, чтобы сгладить впечатление, прервал тишину первым.

– Мне очень жаль возлюбленную жену мою Наиль, – сказал он. – Хотя виновата она сама. Но мы похороним ее с честью. Надеюсь, подобное не повторится. Мы отправляемся в другой мир, и действовать мы должны сообща. Никто не имеет права ни на споры, ни на сомнения… В конце концов, вы все еще мои жены, и я – ваш муж и господин…

И тут Грег заметил, что Лиит делает ему какие-то знаки глазами, явно стараясь обратить на себя его внимание. Убедившись, что он внимательно на нее смотрит, она с многозначительным видом плавно подняла свободную от оружия руку и похлопала себя по плечу. Грег почему-то сразу понял, что она имеет в виду, и чуть заметно кивнул.

Дальнейшее действие заняло лишь несколько секунд. Другую руку, с бластером, Лиит выбросила вперед и выстрелила в разглагольствующего Лабастьера. А Грег одновременно с этим схватил воплощение, сидевшее у него на плече, и с размаху шмякнул им об пол.

Осталось десять! Самки ринулись вон из кают-компании.

– Не убивайте всех! – крикнул Грег Миам. – Без него нам не найти Безмятежную!

В коридоре звездолета уже слышна была пальба. «Если эта крылатая семейка повредит что-нибудь важное, нам всем крышка, никуда мы не полетим», – успел подумать Грег. Ситуация принимала самый отвратительный оборот из всех возможных. Ему через час в анабиоз, а на борту звездолета идет бойня… Что ж, раз так, надо ее поскорее закончить.

Грег поднялся с кресла, осторожно перешагнул через телльце убитого им воплощения и подошел к оружейному шкафу. Открыл его и чертыхнулся. Бластеров там не было, зажимы были пусты. Видно, мудрый Лабастьер Первый очистил звездолет от человеческого оружия еще до того, как разбудил его. И теперь из всех бодрствующих на корабле безоружен он один. С другой стороны, как раз ему, пока что, никто и не угрожает… «Жалко будет, если убьют Лиит», – подумал Грег, подходя к дверному проему и осторожно выглядывая из кают-компании.

И как раз в этот миг мимо него из коридора в комнату метнулась бабочка. Лабастьер! Грег выбросил руку и поймал самца за крыло.

– Прочь! – крикнул тот и, неловко извернувшись, пальнул в Грега из бластера. Но промахнулся, слишком уж в неудобной и неказистой позе он оказался. Перехватив противника одной рукой за торс, другой Грег без особого труда вырвал у него из рук бластер и бросил оружие на пол.

– Отпусти меня немедленно, бескрылый убийца! – крикнул Лабастьер, пытаясь вырваться. Несмотря на высокий регистр, голос его звучал повелительно и по-настоящему угрожающе.

– От убийцы слышу, – отозвался Грег и вновь перехватил Лабастьера – так, чтобы удерживать его руки прижатыми к телу. В ответ маака, извернувшись, укусил его за палец. Ойкнув, Грег немного изменил хватку – так, чтобы тот больше не смог до него дотянуться зубами.

При этом Грег стоял спиной к двери и подпрыгнул от неожиданности, когда сзади раздался приглушенный голос Миам:

– Бескрылый! Мы пропали! Я не смогла удержать их. Убиты все воплощения…

– Не все, не все, успокойся, – отозвался Грег, оборачиваясь и демонстрируя ей зажатого в кулаке Лабастьера. – Вот он, голубчик.

Неожиданно тот бросил что-то самке на певучем языке махаонов. Пораженно его выслушав, Миам перевела:

– Он сказал, чтобы мы не надеялись. Что он скорее покончит с собой, чем приведет нас на Безмятежную.

Искоса глянув на Грега с такой яростью, что у астронавта мурашки пробежали по коже, Лабастьер проскрипел по-английски:

– Я был прав. Земля гнусна и достойна гибели.

Грег моментально понял в чем дело:

– Он отался один, и теперь его сознание во власти того, кто летит к Солнцу! Вы его называли «думателем». Быстро собери в рубке всех, кто остался! – не выпуская из рук Лабастьера, сам он уже бежал туда. – Я запрограммирую гиперпрыжок куда попало, лишь бы нас не зацепило взрывом сверхновой, а сам залягу в анабиоз. – Миам летела рядом, ловя его слова, как манну небесную. – Когда мы вынырнем из гиперпространства, думатель уже погибнет, к тому же мы будем достаточно далеко, и Лабастьер снова станет собой. Он укажет нам путь к Безмятежной, это в его интересах… Ваша задача сейчас – связать его и беречь, как зеницу ока!

…В живых осталось четыре самки, и Грег с радостью увидел среди них Лиит. А вот Дипт-Дейен уже не было… К моменту бунта, после того, как Лабастьер застрелил Наиль, самок было восемь. Как им удалось разделаться с девятью воплощениями императора, потеряв лишь половину своего состава?.. Но сейчас было не до расспросов.

Связанный по рукам и ногам, с ртом, заклеенным куском липкой ленты из-под ошейника Грега, последний Лабастьер лежал на сиденье кресла второго пилота. Если он не врал, превращение Солнца в сверхновую случится менее, чем через час. На то, чтобы уйти в анабиоз, Грегу понадобится двадцать пять минут. Заканчивая программирование такого гиперпрыжка в неизвестность через тридцать минут, на который уйдет треть корабельных запасов полония, Грег наставлял порхавших вокруг препуганных самок:

– Лучше не разлепляйте ему рот. Миам, переведи это остальным. Он обязательно придумает новую хитрость и попытается убедить вас помогать ему. Прошу вас, не поддавайтесь на его уговоры. Не препятствуйте моему пробуждению. Вы уже убедились: мы можем поладить. И спастись мы можем только вместе… Да… И уберите трупы в холодильник.

Грег положил ладонь на пусковой планшет. Звездолет опознал в нем члена экипажа, и приборы указали на то, что отсчет времени начат.

– Миам, – Грег не отрывал взгляд от дисплея. – Скажи Лиит: «Если бы ты была бескрылой, я бы сказал, что влюблен в тебя…» Это я так, на всякий случай. Пусть знает. Если что стрясется… – произнеся это, он кинулся в анабиозный отсек и установил свой саркофаг на автоматическое выведение из анабиоза сразу по выходу корабля из гиперпространства.

Забираясь внутрь и напяливая кислородную маску, Грег подумал: «Черт! А есть-то как хочется! На корабле море провизии… Земляничный джем… Лягушачьи лапки… И, – бог ты мой! – пиво нескольких сортов… Но времени, времени нет совсем…»

Часть вторая.

Модель

1

Гелиотроп и кот ведут неспешный спор.

– Что жизнь твоя? Пустое прозябанье, –

Так укоряет кот.

Гелиотроп цветком качнет ему в укор,

И кот пристыжено замолкнет от сознания,

Что сам он не цветет…

«Книга стабильности» махаон, т. II, песнь X; «Трилистник» (избранное).

– И все-таки вы были правы, Ваше Величество, – сказал Дент-Лаан. Но, судя по голосу, он и себя-то с трудом сумел в этом убедить.

Отряд спешился. Кроме четверых членов королевского семейного квадрата в него вошли пожелавшие посетить родные места командир гвардии Ракши и его жена, оружейница Тилия. Семь остальных сороконогов несли, естественно, по двое, лучших воинов гвардии.

Оторвав взгляд от усыпанной останками бабочек каменной площади, король Лабастьер Шестой укоризненно посмотрел на своего друга и со-мужа:

– Не надо успокаивать меня, Лаан, – покачал он головой. – Ты ведь прекрасно помнишь, как процветало это селение до моего вмешательства в его жизнь, как по-своему счастливы были эти бабочки…

Сказав это, он двинулся через площадь, ведя Умника под уздцы, с оставшейся на нем королевой Мариэль.

– Вот именно что «по-своему», – пробормотал Лаан.

Передней лапой сороконог коснулся высохшей оболочки гусеницы, та рассыпалась в прах, а король, увидев это, нахмурился еще сильнее.

– Это было ненастоящее счастье, мой господин, – продолжила его мысль Мариэль, разглядывая громадное пирамидальное строение на краю площади. – Помните ли вы бал в этом замке – доме правителя Дент-Маари?

– Еще бы, – откликнулся король. – Я прекрасно помню бал, помню самого Маари, помню слова и лица… Каждое слово.

Весь отряд медленно двигался через площадь, обходя скелеты бабочек, обряженные в истлевшее и иссушенное палящим солнцем тряпье, кое-где уже поросшие курган-травой.

– Лживые слова и лживые лица! – бросил Лаан.

– И я хотела сказать то же самое, – отозвалась Мариэль. – Даже тогда, когда мы еще не знали, что все они находятся во власти т’анга, мне казалось, что вокруг меня – марионетки, управляемые кем-то куклы, не имеющие собственной воли…

– Но я помню дочь Маари, красавицу Женьен, – покачал головой король, – Помню, как она поднялась высоко над крышами домов, а затем, сложив крылья, рухнула вниз… Разве можно совершить такое, не имея воли?

Он не мог не вспомнить и о том, что перед этим, в порыве раскаяния, просил Женьен стать его женой… Но говорить этого вслух Лабастьер не стал, сознавая, что королеве было бы не очень приятно узнать об этом.

– Мой король, – против обыкновения вмешался приблизившийся к ним и уловивший суть разговора Ракши, – позвольте и мне высказать свое мнение.

– Слушаю тебя, мой молчаливый друг.

– Мариэль права. Эти существа не были бабочками в полном смысле слова, так как они не имели свободы воли. И поступок той синеглазой девушки, которую я тоже прекрасно помню, лишь подтверждает это. Т’анг управлял ими при жизни, а, издохнув, за те же ниточки уволок их за собой…

– Я надеялся, что не всех, – вздохнул король. – Я надеялся, что погибли только самые слабые, и жизнь в этом селении восстановится…

– Там, где земля закована в камень, жизни быть не может, – заявил Лаан. – Не жалейте их, мой король. Если помните, мы, ваши тогдашние спутники, на себе испытали блаженный морок мокрицы-чародея. И даже сейчас, несмотря на время, если бы мне предложили отдать свою жизнь за еще одну порцию этих чар… Я не уверен, что смог бы устоять.

– Вы не преувеличиваете, друг мой? – с недоверием глянул на него король.

– Преувеличиваю, – признался Лаан. – Сейчас я, памятуя об ответственности за сына, конечно, отказался бы… Но потом всю жизнь жалел бы об этом.

Отряд добрался до противоположного края площади.

– Спасибо вам, друзья, за то, что вы стараетесь помочь мне не чувствовать себя виноватым… – сказал король. – И я склонен согласиться с вами. Но только потому, что, убивая т’анга, я не знал о его бесплодии и не знал о том, что это приведет к гибели всех жителей селения… Побуждения мои были благими. А если бы знал… Они никому не мешали. Да, несчастные были поражены его чарами, но никакого вреда это никому не приносило. И, кто знает, как все обернулось бы, если бы я позволил событиям идти своим чередом.

– Все было бы точно так же! – уверенно заявил Лаан. – Рано или поздно т’анг издох бы, а с ним погибли бы и все его бабочки.

– Не факт, – возразил король. – Возможно, медленно угасая, он терял бы свою силу, и бабочки понемногу выходили бы из-под его влияния. Возможно, также, смертельным для них стало именно то, что т’анг умер в тот самый момент, когда они были под воздействием его чар, а если бы это случилось в другое время…

– Но вы же сами сказали, что ничего этого не знали! – воскликнул Ракши.

Невесело усмехнувшись, Лабастьер Шестой обернулся к нему:

– Это лишь подтверждает то, что король не имеет права на скоропалительные решения. В особенности если результаты их необратимы.

– Мой король, – обратилась к нему супруга в диагонали Дипт-Фиам, которая до сих пор молча прислушивавшалась к разговору и внимательно осматривавшаяся. – По-моему, мы убедились, что помогать тут некому… Кое-какие признаки заставляют меня считать, что многие из этих бабочек умерли не сразу после гибели т’анга, а позднее, от распространившегося в селении недуга, – как и многие самки махаон, Фиам была достаточно сведуща в вопросах медицины. – И опасность заразиться имеется до сих пор.

– Разложение плоти вызвало болезни, погубившие тех, кто остался… – мрачно откликнулся Лабастьер. – Раз вы считаете нужным, дорогая, мы не будем продолжать эстафету смерти и немедленно покинем это гиблое место. Ракши, прикажите всем занять свои места, и поспешим. До вечера отойдем отсюда как можно дальше, разобьем лагерь в травянистом лесу и заночуем. С тем, чтобы днем, перебравшись через обрыв, быть в родном селении вашей жены.

Ракши отдал приказ, и гвардейцы вспорхнули в седла. Лабастьер Шестой обернулся к его сороконогу, нашел глазами Тилию и сказал ей:

– Посмотрим, посмотрим, правильно ли истолковал ваш дядюшка послабления в законе по поводу сложных приспособлений…

Та, озорно улыбнувшись, бросила в ответ:

– Я уверена, что правильно. Вот только не уверена, одинаково ли мы с вами понимаем это слово.

– Если бы не моя личная симпатия, я счел бы этот ответ за дерзость, – покачав головой, усмехнулся Лабастьер и двинулся вперед.

Отряд был готов к предстоящему спуску с крутого обрыва, и тот прошел без сучка и задоринки. А вот встреча, которую устроил королю Дент-Пиррон, не походила ни на что виденное им ранее, и, если бы не явный комизм, наверное, не на шутку рассердила бы его. Уже издали отряд заметил на горизонте облако, которое, при ближайшем рассмотрении оказалось толпой снующих в воздухе бабочек. Очень медленно, медленнее пешехода, перемещалось это облако навстречу монаршему отряду, и если бы тот значительно быстрее не двигался сам, воссоединились бы они дня через два.

Когда же, наконец, расстояние сократилось настолько, что облако перестало восприниматься монолитным, и стало возможным рассмотреть каждую отдельную бабочку, все прояснилось. В центре этого клубка, размахивая крыльями, висел прицепленный флуоновой нитью к огромному желтому воздушному пузырю толстяк Дент-Пиррон в своем фамильном серебристо-золотисто-полосатом одеянии.

Снующие вокруг него бабочки то подталкивали вперед пузырь, то тянули самого Пиррона за руки и за ноги, то с хохотом отлетали в сторону, уступая место другим.

Лабастьер Шестой нахмурился. Самым естественным ему виделось все же разгневаться. Такое впечатление, что Пиррон специально избрал для встречи с ним способ на грани фола. Ведь еще во время их знакомства они обсуждали «летательный пузырь» как запретное изобретение. С другой стороны, толстяк был королю глубоко симпатичен, и Лабастьер надеялся, что тот сумеет как-то разумно обосновать свое поведение.

– Мой король! – понимая щекотливость ситуации, заговорила Тилия. – Я уверена, дядюшка лишь желал выказать вам должное почтение. Ведь этикет предписывает навстречу особо важным гостям лететь, расправив крылья. Подняться на крыльях Пиррон не может, последний же ваш меморандум «О приспособлениях и изобретениях» делает воздушные пузыри абсолютно дозволенными.

– Из чего это следует? – саркастически осведомился король.

– Цитирую, – отозвалась Тилия: – «Дозволенными считаются приспособления, имеющие в своей конструкции не более трех движущихся относительно друг друга деталей…» Летательный пузырь не содержит в своей конструкции и двух движущихся относительно друг друга деталей…

– Но отдельным параграфом в меморандуме сказано: «К недозволенным относятся и те приспособления, которые используют необычные качества материалов, не встречающиеся свободно в окружающей природе»!

– Ваше величество! – запальчиво вскричала Тилия. – Это один из самых спорных тезисов вашего меморандума, и мы, ваши верные подданные, головы сломали, толкуя его! Все мы прекрасно знакомы со способностью к полету шар-птиц и птиц-пузырей, повсеместно встречающихся в природе Безмятежной. Так можно ли считать способность наполняющего их газа поднимать предметы – необычной, а тем паче «не встречающейся свободно в окружающей природе»?

– Это казуистика, и вы сами это знаете.

– О нет! Это королевский закон, по которому ваши подданные строят свою жизнь! И если он позволяет им некоторые свободы, пользующиеся этим подданные ничуть не виноваты!

– Вы будете учить меня писать законы?

– Мой король!..

– Ладно, – остановил ее Лабастьер, так как они уже приблизились к Пиррону настолько, что тот мог их услышать. – Я принял к сведению ваше мнение, посмотрим, что обо всем этом думает сам толстяк.

– Король! Король! – закричал Пиррон еще издалека. – Как я скучал! Как я счастлив! Туш, болваны, туш! – с этими словами Дент-Пиррон быстрым движением обрезал или отвязал державшую его нить и довольно опасно грохнулся на розовый мох одновременно с тем, как желтый пузырь стремительно ушел в голубое небо. Оставшиеся порхать над землей музыканты грянули туш. Музыка звучала отвратительно нестройно и визгливо.

– В чем дело, Пиррон?! – вскричал Лабастьер. – Я ведь еще в прошлую нашу встречу разрешил вашим музыкантам репетировать сколько угодно. Отчего же они играют все так же омерзительно?

– Очень просто! – воскликнул толстяк, резво вскакивая на ноги. Сорвав с лысины такой же желтый, как шар, берет, он утер им раскрасневшуюся потную физиономию. – Я приказал им на этот раз встречать вас, как и подобает, в воздухе. А играть на лету – это, знаете ли, особое искусство, и в этом они пока не преуспели…

– Так пусть спускаются вниз или пусть смолкнут, – велел король.

– А вы бы что предпочли, мой король? – спросил Пиррон с таким искренним интересом в голосе, что Лабастьер не удержался от улыбки. Захихикали и окружившие их жители селения.

– Я бы предпочел тишину.

– Отлично! – воскликнул толстяк. – Эй, олухи! Вы слышали, что сказал король? Тишина! – Оркестр умолк, и Пиррон продолжил распекать музыкантов: – Убирайтесь с глаз моих долой! И чтобы сегодня на балу в честь нашего дорогого короля не было ни единой фальшивой ноты! Ясно? Или я раз и навсегда отберу у вас инструменты! – Пиррон обернулся к Лабастьеру: – Ваше величество, вы позволите мне несколько отвлечься от общения с вами и обнять мою любимую племянницу…

– …Единомышленницу и агента при дворе, – закончил тот за него. Дент-Пиррон протестующе замахал руками и хотел что-то возразить, но король опередил его: – Давайте, давайте, обнимайтесь. О ваших семейных происках поговорим потом.

Тилия выпорхнула из седла сороконога из-за сидящего впереди Ракши и, приземлившись перед дядюшкой, кинулась в его объятия. Ракши же тронул повод, и, поравнявшись с королем, тихо сказал:

– Ваше Величество, я не могу оставаться равнодушным, видя, что моя жена попала в вашу немилость…

– Оставь, – махнул рукой Лабастьер. – Ты ведь знаешь, я люблю Тилию, как родную сестру. Но, мне кажется, пришло время кое-что уточнить в наших принципиальных позициях. И сделать это, по-моему, наиболее уместно именно сейчас.

– Девочка моя, – тем временем причитал Пиррон, сжимая синеглазую самку в объятиях, – чем это мы так досадили нашему возлюбленному королю? Впрочем, можешь не объяснять, – сказал он, отстраняясь. – Я прекрасно понимаю, в чем дело. Проклятие изобретательства, нависшее над вверенным мне селением, оно не может не настораживать верховную власть… Но я борюсь с этим пороком, борюсь всеми силами… – говоря это, Пиррон уже отпустил племянницу и повернулся к Лабастьеру. – Каково же бывает мое удивление, когда королевские глашатаи вновь и вновь приносят мне высочайшие указы значительно более мягкие, чем мои собственные внутренние установки…

– Пиррон, – сказал Лабастьер, спрыгнув с сороконога, – бросьте ломать комедию. Вам ли не знать, что эти указы – плоды неустанных трудов вашей племянницы? Мне не в чем ее винить, она умеет обосновывать и доказывать, и все эти указы, как последней инстанцией, подписаны мною. И все же… Давайте так. Сейчас вы подробнейшим образом, ничего не скрывая, отчитаетесь передо мной во всем, что тут у вас в мое отсутствие наизобретали, а потом мы все вместе выработаем дальнейшую линию поведения в этом вопросе.

– Отличный план! – воскликнул Пиррон. – Я всецело с ним согласен! Но, Ваше Величество, не забывайте: сегодня вечером – бал в вашу честь, и нам… Э-э-э… Мне… придется прервать… Э-э…

– Что вы мямлите?! Нам придется прервать обсуждение?

– Э-э… Нет, мой король. Мне придется прервать мой отчет…

Страницы: «« ... 3031323334353637 »»

Читать бесплатно другие книги:

Томас Ковенант снова в Стране – и снова волшебному миру угрожает смертельная опасность. Лорды собира...
Когда-то давно инспектор снов Сверир схватился со зморой – способным управлять снами чудовищем в обл...
У подруг Анны и Веры всё было отлично – любящие мужья, обеспеченное существование. Казалось, женском...
Ничем не примечательный американец Томас Ковенант заболевает проказой и становится изгоем. Привычный...
Некогда он был великим мастером магии в мире хаоса. Был… пока не переступил черту. Пока не дерзнул о...
На планете Габриэль, далекой колонии Земли, убит Бертран Бартоломью Сайкс, единственное достоинство ...