Тень греха Картленд Барбара
Остаться — означало уступить требованиям Джайлса и выйти замуж за лорда Кроуторна, а Селеста с самого начала решила для себя, что этому не бывать.
Она нисколько не преувеличивала, когда сказала брату, что скорее умрет, чем согласится стать леди Кроуторн.
Достигнув живой изгороди, девушка остановилась — перед ней во всей красе стоял Монастырь.
Необыкновенное, великолепное зрелище предстало в ночной тиши.
Чистый лунный свет позволял рассмотреть и елизаветинскую крышу, и каминные трубы, и створчатые окна.
Селеста всегда, даже ребенком, ощущала особенную духовную, почти священную атмосферу этого места, созданную в давние времена монахами и сохранившуюся вопреки течению времени.
Это был ее дом, и теперь он принадлежал человеку, которого она любила.
Интересно, скоро ли граф привезет туда невесту? Ей вспомнились слова леди Имоджен о том, что Монастырь — идеальное место для бала-маскарада.
«Я бы с удовольствием оделась домашним привидением — там обязательно должен быть призрак!»
А может быть, призрак, бродящий по имению, — это она сама?
Может быть, если она станет призраком, граф будет чаще ее вспоминать?
Думать о нем, зная, что он рядом, спит в главной спальне, было невыносимо, и Селеста, отвернувшись от Монастыря, направилась в другую сторону.
Заросшая мхом тропинка вела туда, где кусты живой изгороди подходили к сосновому лесу, окружавшему дом сзади и защищавшему его от постоянно дующих с моря северо-восточных ветров.
Неслышно шагая по пружинящей мягкой подстилке, Селеста приближалась к дому, который оставался пока скрытым деревьями.
Занятая своими мыслями, она остановилась вдруг как вкопанная, услышав впереди мужские голоса.
Кто бы это мог быть?
Будь жив отец, она подумала бы, что это егерь, либо вышедший на ночную охоту, либо высматривающий браконьеров.
Но после смерти отца всех егерей отпустили, а о новых, если бы граф взял кого-то, уже говорили бы в деревне.
Если это не егеря, то кто же тогда? И что могут эти люди делать ночью в лесу?
Движимая любопытством и скрытая деревьями, Селеста повернула на голоса.
Подойдя ближе, она раздвинула густые листья рододендронов и увидела небольшую песчаную полянку. Под раскидистой елью сидели двое незнакомых мужчин.
За полянкой начиналась тропинка, которая, как знал здесь каждый, вела к Монастырю.
— Который час? — низким голосом спросил один из незнакомцев.
Грубоватая внешность незнакомцев подчеркивалась шейными платками и надвинутыми на глаза шляпами, а характерный выговор выдавал в спрашивавшем кокни[14].
Его товарищ вытащил из кармана часы.
— Двадцать минут одиннадцатого, — ответил он. — У нас еще две минуты. Как его милость и сказал.
— Что будем делать, если попадемся кому на глаза? — В голосе первого проскользнуло беспокойство.
— Кто нас увидит, если мы пройдем по потайному ходу? — усмехнулся второй, тот, что постарше. — Как туда попасть, я знаю. А как войдем, так и тревожиться не о чем.
— Надеюсь, ты прав.
— Главное, Сэм, делать все так, как сказано. Ты заходишь первым и бьешь ножом, ежели он спит. Стреляешь только в крайнем случае, ежели он будет сопротивляться.
— Да знаю, знаю, — отмахнулся первый, тот, что помоложе. — Потом идем по тому же ходу прямо сюда.
— А здесь нас уже будет ждать его милость. С денежками. Ты смотри, Сэм, не ошибись. Заплатят золотом! Как мы и хотели.
С этими словами тот, что постарше, поднялся.
— Ну, пойдем. Что бы ни случилось — не паникуй.
— Тебе хорошо говорить, — заныл тот, что помоложе, — но бить-то придется мне. А что делать, если он не спит?
— Идем! — оборвал его второй, и оба незнакомца двинулись через лесок к дому.
Селеста как будто окаменела.
Теперь она все поняла.
Так вот что имел в виду Джайлс, когда сказал, что графа не будет.
Вспомнила она и кое-что еще.
«…Остается только надеяться, что он успеет — хотя бы ради леди Имоджен — насладиться своим богатством», — говорил лорд Кроуторн.
Все стало ясно.
Теперь Селеста знала, о чем Джайлс и лорд Кроуторн шептались в гостиной и почему брат был так уверен, что сумеет вернуть поместье.
Джайлс — убийца!
Но возможно ли такое? Возможно ли, чтобы ее брат выступил подстрекателем преступления, которое должно вот-вот совершиться?
Никто, кроме ее самой и графа, не знал о тайном ходе, что вел прямиком в главную спальню.
Мысль о том, что люди, которых она видела, уже подбираются к Мелтаму, чтобы убить его, вывела ее из замешательства и подтолкнула к действию.
Пробежав назад по тропинке, Селеста свернула в сад и поспешила к дому через кусты роз и аллеи с высаженными ее матерью цветочными бордюрами.
Запыхавшись от быстрого бега, она направилась к садовой двери, через которую всегда выходила из дома, когда жила в Монастыре.
Дверь, конечно, была закрыта. Об этом позаботились слуги его светлости. Но о чем они не знали, так это о сломанной давным-давно защелке на окне, починить которую никто так и не удосужился.
Как она и ожидала, створки открылись легко и беззвучно.
В следующее мгновение Селеста проскользнула в дом, который знала как свои пять пальцев, и побежала по длинным коридорам к старой лестнице, что вела на второй этаж.
Главная спальня находилась довольно далеко от площадки, на которую выходила лестница, и Селеста боялась, что убийцы опередили ее.
На ночь дом погрузился в тишину, нарушаемую только стоявшими в холле большими напольными часами. Ночной сторож, если он и был, ничем о себе не напоминал.
Селеста подошла к двери в главную спальню и, не постучав, открыла ее.
В комнате царил полумрак. Прежде чем лечь, граф раздвинул шторы на одном окне, и струившийся в него лунный свет разливался по потертому красному ковру серебристой лужицей.
Большая дубовая кровать оставалась в тени, и, подойдя ближе, Селеста разглядела на подушке темную голову графа.
Он спал.
Будь у Селесты кинжал и дурные намерения, даже она могла бы легко расправиться с ним.
Она наклонилась и положила руку ему на плечо.
— Милорд!
Он проснулся мгновенно, как и положено человеку, долгое время служившему в армии и привыкшему всегда быть начеку.
— Что?.. — Граф нахмурился и недоверчиво произнес: — Селеста? Почему вы здесь?
— Сюда идут двое, — быстро сказала она. — Идут по тайному ходу, чтобы убить вас.
Граф тут же сел.
— О чем вы говорите? — спросил он негромко, очевидно поняв по ее тону, что она не шутит.
— У первого кинжал, у второго пистолет, — продолжала Селеста. — Но стрелять будут только в крайнем случае, если не смогут заколоть.
Граф поднялся с кровати, потянулся за лежавшим на стуле халатом и, накинув его на плечи, почти растворился в темноте.
— У вас есть пистолет? — прошептала Селеста.
— Нет. Думаю, справлюсь и без него.
Он огляделся, как будто искал какое-то оружие, но потом вдруг взял ее за руку и отвел к стоявшему в углу комоду.
— Станьте за него. Пригнитесь и не высовывайтесь.
Она молча подчинилась.
Граф быстро пересек комнату.
Панель, закрывавшая вход в убежище, находилась справа от камина, и Селеста с замиранием сердца ждала, что же предпримет граф.
Он наклонился, взял лежавшую на решетке тяжелую железную кочергу и, отступив, прижался к стене рядом с входом в потайной коридор.
Несколько секунд прошли в полнейшей тишине, а потом Селеста услышала легкий щелчок задвижки. Дверца открылась совершенно беззвучно, так что, если бы граф спал, он ничего бы не услышал.
Сначала появилась голова, потом первый незнакомец ступил в комнату.
Двигался он осторожно и неслышно, и Селеста сразу решила, что этот человек, по-видимому, опытный вор и, может быть, даже убийца.
Пока первый пробирался к кровати, из тайного коридора выскользнул второй преступник.
Граф подождал, когда оба оказались в комнате, и нанес разящий удар.
Кочерга взметнулась и с силой обрушилась на голову второго незнакомца, который рухнул на пол как подкошенный.
Первый мгновенно обернулся, и Селеста вскрикнула — в его руке блеснул клинок.
Впрочем, пустить свое оружие в ход он уже не успел — апперкот в челюсть отправил убийцу в нокдаун. Падая, он ударился головой о дубовую кровать, после чего грохнулся на ковер.
— Вот и разобрались! — спокойно заметил граф и, наклонившись, подобрал оружие — пистолет и кинжал.
Селеста выпрямилась и выступила из-за комода.
Граф повернулся, и она увидела, что он улыбается.
— Идемте! — Он протянул руку. — Я уведу вас отсюда, а уж потом подниму тревогу.
Она шагнула к нему, и он обнял ее за плечи, словно защищая от двух лежащих на полу убийц.
— Все хорошо, — сказал граф, почувствовав, как она дрожит. — Бояться больше нечего, и вы спасли мне жизнь.
Селеста не ответила. Опасность миновала, бояться и впрямь было нечего, но дрожала она лишь потому, что он был рядом и его рука лежала на ее плечах.
Граф закрыл дверцу в потайной коридор и открыл ту, что выходила на лестничную площадку.
— Кто-нибудь видел, как вы сюда пришли? — спросил он.
— Н-н-нет… — ответила она и не узнала собственный дрожащий голос. — Н-н-никто.
— Как вы узнали, что они собираются убить меня?
— Я услышала их разговор… В лесу.
— Почему вы были в лесу?
— Я… Мне не спалось.
— К счастью для меня.
Он провел ее по коридору и у выхода на главную лестницу спросил:
— Вы пришли этим путем?
Селеста покачала головой:
— Нет. Я вошла со стороны сада. На одном из окон сломана защелка.
— Тогда вам лучше так же и уйти. А я разбужу слуг.
Они вместе спустились по лестнице.
Увидев открытое окно, граф закрыл его на задвижку, повернул ключ в замке и посмотрел на Селесту.
Бледная, с падающими на плечи длинными светлыми волосами, она была невероятно мила. — Нужно ли мне благодарить вас за спасение?
Волосы у него немного спутались, и без шейного платка он выглядел моложе и не таким импозантным, каким она привыкла его видеть. — Что вы с собой сделали? — спросил вдруг граф.
Она сообразила, что стоит у окна, в лунном свете, и он, должно быть, заметил темные круги у нее под глазами.
— Я… я не могу вам сказать… сейчас…
— Хорошо, скажете позже, но только сегодня. Беспокоиться не о чем, а нам еще нужно продумать план действий. И…
Он не договорил и вдруг, словно не сдержавшись, привлек ее к себе.
Она не стала отворачиваться, но потянулась ему навстречу, и губы их встретились.
Поцелуй получился легким и нежным — так лунный свет касается водной глади.
Но, когда Селеста не отстранилась, внутри у нее как будто загорелся огонек. И в тот же миг она поняла, что и граф чувствует то же самое.
Губы его напряглись, требуя большего, разжигая в ней страсть, равную той, что уже пылала в нем.
Близость пьянила. Все ее мысли унесло волной нахлынувшего восторга, и свет растворился в туманной дымке. Осталось только желание уступить сокрушительной силе и испытать чудо любви.
Она хотела сказать, что любит его, но их губы слились, и слова были невозможны.
А потом, прежде чем Селеста успела сообразить, что происходит, он выставил ее за дверь.
— Идите домой, моя дорогая. Не хочу вмешивать вас в эту неприятную историю.
Дверь закрылась. Звякнули засовы.
Несколько секунд она стояла неподвижно, ничего не понимая, кроме того, что в ее жизни случилось нечто важное и замечательное, но потом, стряхнув оцепенение, повернулась и побежала тем же путем — через сад, мимо розовых кустов и цветочных бордюров.
Добежав до леса, она нырнула под сень деревьев и оказалась на той самой тропинке, по которой шла, пока не услышала мужские голоса.
На мгновение Селеста замерла в нерешительности, а потом — хотя и не сомневалась уже, что именно Джайлс дал этим людям нужные указания, — решила, что должна сама во всем убедиться.
Неужели это на самом деле он? Неужели ее брат ждет сейчас возвращения убийц, чтобы отдать им деньги?
Кровавые деньги!
Деньги, запачканные кровью человека, которого они должны были убить!
Теперь, когда графу ничто не угрожало, Селеста ощутила в себе силу, которой не было раньше.
Она уже не боялась.
Она пойдет и потребует объяснений.
Она скажет ему все, что думает о его недостойном, заслуживающем презрения поведении.
Она скажет, что теперь, после всего случившегося, у него нет ни малейшего права требовать, чтобы она вышла замуж за лорда Кроуторна.
Достигнув полянки, на которой сидели те двое, Селеста сбавила шаг. Сначала ей показалось, что там никого нет. Но потом она увидела, что… На земле лежал человек.
Не веря своим глазам, Селеста подумала, что это всего лишь плод ее воображения.
Она подошла ближе и замерла, узнав в лежащем Джайлса.
Он был мертв.
Глава восьмая
Опустившись рядом с братом на колени, Селеста увидела в лунном свете расплывшееся на одежде темно-красное пятно.
Его застрелили, и она, еще не дотронувшись до его лба, поняла, что не ошиблась.
Сама поза Джайлса указывала на то, что пуля сразила его насмерть.
Одна рука была вытянута, и палец указывал на какие-то начертанные на песке значки.
Нет, не значки — буквы!
И эти буквы складывались в слова, ошибиться в значении которых было невозможно.
МЕНЯ УБИЛ МЕЛТАМ
Последняя буква была прописана не до конца, как будто умирающему недостало сил, но остальные определенно вывела уверенная и твердая рука.
Глядя в ужасе на слова обвинения, Селеста вдруг ясно поняла, что именно случилось, кто оставил эту надпись на песке и кто ответственен за смерть ее брата.
Одно не подлежало сомнению: спавший в своей комнате граф не мог застрелить Джайлса и вернуться в Монастырь до прихода наемных убийц.
Следовательно, ее брат погиб здесь, пока дожидался их возвращения с тем, чтобы расплатиться золотом за совершенное преступление.
Смерть Джайлса была на руку только одному человеку — лорду Кроуторну, и только смертью он мог отомстить графу за нанесенное оскорбление.
Теперь ей открылся весь зловещий замысел.
Она наклонилась, стерла ладонью начертанную на песке обвинительную надпись и прошептала короткую молитву. Ничего больше для брата Селеста сделать не могла.
Выпрямившись, она оглядела полянку, высматривая возможные улики против графа, а затем повернулась и поспешила по тропинке через лес.
Там, в лесу, стоя на коленях перед телом брата, Селеста сумела сохранить спокойствие, но в коттедже, в собственной комнате, самообладание покинуло ее.
Случившееся казалось сном. Мучимая бессонницей, она всего лишь вышла прогуляться и оказалась вовлеченной в череду страшных событий.
Сначала она с ужасом узнала о заговоре против графа, а потом с болью и стыдом поняла, что единственным человеком, который мог указать убийцам тайный ход, был ее брат.
И в завершение, как будто этого было мало, она обнаружила Джайлса мертвым, убитым тем, кто уже давно стал его злым гением.
Лорд Кроуторн хладнокровно использовал ее брата, чтобы обвинить в преступлении графа, который никак не смог бы защитить свою честь, потому что был бы мертв.
Какая изощренная ловкость! Какая дьявольская хитрость!
Теперь Селеста поняла, почему с самого начала, с первого взгляда, прониклась к лорду ненавистью и отвращением, почему инстинктивно, еще не зная его толком, увидела в нем зло и порок.
И если бы она не предупредила вовремя графа, лорд Кроуторн достиг бы своей цели.
Ей и сейчас еще не верилось, что человек, которого она любила, был на волосок от смерти.
Если бы убийцы проникли в спальню графа чуть раньше, когда он спал, у него не было бы ни единого шанса.
Селеста представила его лежащим на кровати с кинжалом в груди, мертвым, и с полной ясностью осознала, что без него в ее жизни не осталось бы ничего стоящего.
Не в силах стоять, девушка тяжело опустилась на кровать и попыталась разобраться в себе, принять тот факт, что она любит графа, любит всем своим существом, и что эта любовь полностью изменила ее жизнь.
А ведь совсем недавно она с полной уверенностью говорила графу, что никогда и ни в кого не влюбится, и свято верила в то, что ненавидит его.
И вот он вошел в ее жизнь, и теперь она любит его больше всего на свете, и нет для нее другого рая, как только быть рядом с ним.
Но быть с ним рядом невозможно, а значит, остается только одно — уехать.
В тот миг, когда граф поцеловал ее, провожая из дома, она поняла, что простое прикосновение губ соединило их в единое целое.
В тот миг она принадлежала ему, а он принадлежал ей.
Они были едины! Они были неразделимы!
А потом он отпустил ее.
«Идите домой, моя дорогая. Не хочу вмешивать вас в эту неприятную историю».
Но она уже замешана!
Замешана до такой степени, что ее собственный брат оказался соучастником задуманного убийства и сам погиб от руки того, кому пообещал в жены свою сестру.
Селеста закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, но мысли вязли в ощущении слабости и беспомощности, и вопрос «где искать спасения?» оставался без ответа.
Она хотела быть с графом, быть с ним телом и душой. Желание это отдавалось почти физической болью. Но если он женится и при этом попытается защитить ее, то лишь навредит себе.
Лорд Кроуторн никогда не позволит графу увести ее у него и изо всех сил будет ему вредить.
Теперь Селеста уже знала, на что он способен пойти, чтобы опорочить и оболгать человека, которого возненавидел до такой степени, что не остановился бы даже перед убийством.
— Нет, — прошептала она, — я не должна навязываться графу.
Конечно, он постарается помочь ей, но при этом неизбежно навлечет на себя неприятности, а этого Селеста допустить не могла.
Не в первый уже раз она подумала о том, что ей не вырваться из тени греха, упавшей на нее после бегства матери, что тень эта не только лишила ее надежды на счастье, но и накрыла собой Джайлса, приведя его к смерти.
Но все же, живой или мертвый, он сам пытался совершить убийство, и если это не удалось, то лишь благодаря счастливой случайности.
Селеста поежилась, вспомнив, как мчалась, подгоняемая страхом, к Монастырю, как проникла в дом и взлетела по лестнице.
А если бы опоздала?
Об этом не хотелось и думать.
Она спасла графа, но теперь обязана сделать кое-что еще. Ей нужно уйти из его жизни.
Он женится на леди Имоджен и, даже если будет вспоминать иногда странное и чудесное волшебство их поцелуя, это никак не отразится на исполнении им своих обязательств и никак не изменит того факта, что он не мог предложить ей ничего, кроме «покровительства».
Селеста снова вспомнила свое заявление:
«Я скорее умру, чем приму ваше предложение!» Какая глупость и наивность!
Теперь она понимала: нет ничего прекраснее, чем знать, что на свете есть мужчина, способный защитить тебя от всех страхов и опасностей.
Джайлс умер, но лорд Кроуторн жив, и пусть у него нет никаких законных средств, чтобы заставить ее выйти за него замуж, Селеста подозревала, что он просто не оставит ее в покое и не даст жить спокойно.
— Я должна уехать! — сказала она себе и, вскочив с кровати, принялась укладывать вещи в кожаный сундучок, который принесла накануне вечером с чердака.
Страх придал ей сил и подтолкнул к действию. Селеста уже не помнила, когда работала с такой энергией.
Она достала из комода и уложила все присланные из Парижа платья, на которые так ни разу и не взглянула.
Вещей оказалось больше, чем предполагалось. Селеста даже не вела им счет и, услышав от Наны, что именно содержится в очередной присланной коробке, никогда больше к посылке не обращалась.
Звезды померкли, и луна сошла с неба, когда комод наконец опустел, а его содержимое перекочевало в кожаный сундучок.
Лишь тогда она легла на кровать и позволила себе закрыть глаза.
Впереди ее ждал нелегкий путь, а еще раньше — тяжелое объяснение с Наной.
Селеста понимала, что должна отдохнуть и набраться сил, но сон не шел.
В семь она поднялась и переоделась в элегантное платье из голубого шелка.