Обнаженная жара Касл Ричард
— Почему вы солгали, что в последнее время не контактировали с Кэссиди Таун?
— Возможно, потому, что такие мелочи не запоминаются.
— Солей, вы сшибли ее со стула посреди ресторана. Назвали свиньей и пригрозили воткнуть нож в спину.
Солей со вздохом возвела глаза к потолку, словно ожидала найти ответ среди арматуры сценических прожекторов.
— Ну, вы же знаете, как она умерла, — заговорила она наконец. — И как вы думаете, почему мне не хотелось вспоминать, что я тогда наговорила?
Хит должна была признать, что в этом есть определенная логика, но вслух она сказала другое:
— Я пытаюсь найти убийцу. Каждая ваша ложь усиливает впечатление, что вы виновны, и заставляет меня тратить драгоценное время.
— Ну и что?
Хит достала снимки.
— Вы когда-нибудь видели этого человека?
Солей посмотрела на фото из водительского удостоверения Эстебана Падильи.
— Нет.
— А этого? — Никки показа ей фоторобот техасца. — Его не знаете?
— He-а. Выглядит как персонаж «Плохого Санты».[106] — Певица самоуверенно улыбнулась.
— А этого? Тоже не знаете? — протянув ей посмертное фото лица Дерека Сноу, Никки увидела, как Солей покидает вся ее самоуверенность.
— О господи…
Фото выпало у нее из рук.
— Его звали Дерек, — сказала Хит. — Тот самый Дерек, которого вы спьяну подстрелили прошлой зимой в «Дрэгонфлае». И не этот ли Дерек позвонил вам, когда вы сидели с Зейном Тафтом? Я спрашиваю потому, что после звонка вы поспешно ушли, а вскоре Дерек Сноу был убит.
— Я не могу… я не… — бормотала побледневшая певица.
— Двое связанных с вами людей были убиты в ту ночь, Солей. Подумайте хорошенько и объясните мне, что происходит. Кэссиди Таун что-то писала о вас? Только не врите больше.
— Мне нечего вам сказать.
Танцоры возвращались на сцену. Солей Грей, убегая, растолкала их.
— Ты не хочешь ее задержать? — спросил Рук.
— Зачем? Что я ей предъявлю: дачу ложных показаний? Или припомнить старое и обвинить в незаконном ношении оружия? Мне это ничего не даст. Адвокаты вытащат ее так быстро, что она успеет к ночному эфиру. Предпочитаю сохранить эту карту, чтобы разыграть в подходящий момент. Пока я добилась чего хотела: надавила и заставила ее нервничать.
— Ну и ладно. Но если она скомкает концовку «колеса» и в эфире, ты будешь виновата.
Они посидели в заднем ряду зала, ожидая продолжения репетиции. Опыт подсказывал Никки, что иногда трудные собеседники передумывают, если дать им время, и она надеялась, что Солей вернется в более благоразумном настроении. Но они напрасно четверть часа мерзли в холодной студии: режиссер объявил перерыв на ужин, а Солей так и не вышла.
Выйдя из зала и свернув к лифтам, они услышали крик:
— Ох ты, господи, да это же Никки Хит!
— Только этого сейчас не хватало, — прошептала Никки.
— Может, успеем удрать? — предложил Рук.
— Никки!
Снова услышав голос, Никки остановилась и, на глазах у Рука, раздражение на ее лице сменилось радостным удивлением. Оборачивалась Никки уже с сияющей улыбкой.
— О боже!
Развернувшись, Рук увидел перед собой тощего парня с волосами песочного цвета, в футболке с треугольным вырезом и джинсах. Парень приближался к ним, широко раскинув руки. Никки бросилась в его объятия, радостно пискнула, и оба расхохотались. И закачались взад-вперед, не размыкая рук. Журналист, не зная, куда деваться, сунул руки в карманы. Расцепившись, Никки и ее приятель восторженно уставились друг на друга.
— Ты смотри, — воскликнула Никки, — без бороды!
— А ты все такая же, — сказал парень. — Нет, стала еще красивее.
Рук заметил гортанное «р», не такое раскатистое, как у шотландцев, но явно иностранное.
И тут Никки его поцеловала. Быстро, но, как отметил Рук, прямо в губы. И наконец, продолжая держать парня за руку, обернулась к журналисту:
— Это Петар. Мой старый друг по колледжу.
— Правда? — Журналист протянул руку. — Я Джеймсон.
— Джеймс? — переспросил Петар.
— Джеймсон. А вы… Питер? — Рук умел бить по больному месту.
— Нет, Петар. Все так ошибаются.
— Нет, ну подумать только, — Никки потрясла Петара за руку, — а я и не знала, что ты в Нью-Йорке.
— Да, я здесь работаю помощником продюсера.
— Петар, ты стал продюсером! Это же здорово!
Парень застенчиво огляделся.
— Тс-с! Меня уволят, если услышат. Не продюсер, а помощник продюсера.
— Устраиваете гостей в отели и ведете предварительные беседы? — напомнил о себе Рук.
— Совершенно верно. Джим понимает в нашем деле.
Никки улыбнулась Руку:
— Джим… мне нравится.
Петар пояснил:
— Предварительные интервью нужны, чтобы Кирби знал, о чем спрашивать гостей. У него на каждого около шести минут, поэтому я беседую с ними заранее и предлагаю ему список возможных тем, иногда какие-нибудь забавные истории.
— Вроде литературного раба, — заметил Рук.
— Нет, лучше, — нахмурился Петар. — Мое имя значится в титрах. Слушайте, у меня есть немного времени, пойдем в фойе? Можно поесть или выпить что-нибудь, вспомнить прошлое…
Рук попытался перехватить взгляд Никки.
— Мы бы с удовольствием, но…
— С удовольствием, — перебила Никки. — Несколько минут у нас найдется.
Шоу выходило в прямом эфире и не могло длиться часами, так что в артистическом фойе никого не было. Рук начал дуться. Он надеялся повести Никки ужинать, и вот они сидят и жуют цыпленка по-тайски и роллы из копченого лосося.
— День выдался на редкость удачный, — болтал Петар. — Пять минут назад Солей Грей почему-то отказалась участвовать в программе… — Хит повернулась, чтобы поймать взгляд Рука, тот уже смотрел на нее. — Это означает, что ее место может занять другой гость, — мне проще. И тут ты, Никки. Сколько же лет прошло?
Никки откусила крошечный кусочек ролла и ответила:
— Нет-нет, годы считать не будем.
— Нет уж, — вставил Рук.
Она вытерла губы салфеткой.
— Я встретилась с Петаром, когда семестр училась за границей, в Венеции. Изучала постановку оперы в театре «Ла Фениче»[107] и познакомилась с потрясающим хорватом с факультета кино.
«Акцент, — подумал Рук. — Р-р-р!»
— У нас был безумный роман без продолжения. То есть это я думала, что продолжения не последует. Но когда вернулась в Штаты, чтобы продолжить обучение в Северо-Восточном, угадай, кто объявился в Бостоне?
— Пит? — воскликнул Рук.
Никки рассмеялась.
— Ну не могла же я отправить его назад?
— Конечно, не могла. — Петар тоже смеялся.
Рук сосредоточено макал кусочек цыпленка в арахисовый соус.
— Знаешь, — сказал Петар, — я, как увидел статью о тебе в том журнале, сразу подумал, что надо бы тебя найти.
— Что же не нашел?
— Сам не знаю. Жизнь у тебя могла сложиться по-разному. Ну, ты понимаешь…
— Она вечно занята, — встрял Рук. — На самом деле нам уже пора идти.
— Серьезное расследование?
Никки огляделась и, убедившись, что вокруг никого, сказала:
— Кэссиди Таун.
Петар одновременно кивнул и помотал головой. Рук попытался было понять, как ему это удалось, но решил, что подражать не стоит.
— Это явилось неожиданностью. И в то же время нет. У нее было не много друзей, но мне она нравилась.
— Ты ее знал? — спросила Никки.
— Конечно. Как не знать. При моей работе то и дело сталкиваешься с колумнистами, пиарщиками, издателями. Одни хотят протолкнуть своего автора на шоу, другие узнать, кто выступает, а третьи, как Кэссиди, интересуются, как держались гости, с кем пришли, что рассказывали помимо того, что попало в эфир…
— Значит, вас с Кэссиди кое-что связывало? — Рук постарался вложить в эти слова грязный намек, чтобы Никки почувствовала.
— Еще как! — подхватил не уловивший двусмысленности Петар. — Она была самым приятным человеком на свете? Нет. Наживалась на людских слабостях? Да. Но скажу вам, когда я здесь только начинал, чуть не провалился, и Кэссиди взяла меня под свое крыло. Приучила к дисциплине, объяснила, как важно соблюдать сроки, как вести себя с пиарщиками, которые хотят продвинуть свою звезду на первое место, как подготавливать знаменитостей, чтобы они не замыкались во время важного интервью… Она меня спасла.
— Прости, Петар, — улыбнулась Никки. — Ты сказал, она приучила тебя дисциплине, и дальше я уже не слушала.
— И еще соблюдать сроки, Никки, — представляешь?
Пока старые друзья смеялись каким-то давним воспоминаниям, Рук представлял себе Петара десять лет назад: как этот дикий хорват шаркал по ее спальне в халате, приговаривая: «Ни-ки, не могу видеть туфля».
Когда смех затих, Петар придвинулся к Никки, коснувшись ее колена. Рук это заметил, и еще заметил, что она не отстранилась.
— Я слышал, она над чем-то работала.
— Знаю, — сказал Рук. — Над чем-то крупным.
— Рук готовил статью о ней, — объяснила Никки.
— О, тогда она тебе говорила, над чем работает?
Гадая, знает ли Петар или хочет выудить, что знает он, Рук протянул:
— Мм, только в общих чертах.
— Я тоже не знаю. — Петар пальцем подобрал каперс с тарелки Никки, сунул в рот и продолжил: — Мне говорил один знакомый из издательского мира, что она писала разоблачительную статью. И после ее выхода кое-кто из очень могущественных людей попал бы в тюрьму на очень долгий срок.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
На следующий день Джеймсон Рук поднялся в пять утра, чтобы навести порядок. Приняв душ и одевшись, он сварил себе кофе, а затем принес в кабинет швабру, совок и ведро с чистящим средством — пора было вступить в борьбу с разгромом, устроенным позавчера техасцем. Остановившись в дверях, Рук оценил последствия смерча, пронесшегося через его уютное рабочее место: разбросанные папки, вывернутые ящики стола, разбитые стекла рам с картинами, грамотами и журнальными обложками. Ящики с собранными материалами перерыты, на полу запеклась кровь, в шкафчиках все перевернуто, книги раскиданы, абажуры сорваны с ламп, кресло писателя стало его тюрьмой… «Ну, — подумал Рук, — по сути так оно и есть».
Взглянув на разруху, он пришел в замешательство. Рук просто не знал, с чего начать, поэтому поступил самым логичным образом: поставил в угол швабру, совок и ведро и, присев к компьютеру, вошел в «Google».
Он усмехался, набирая имя «Петар Матич», звучавшее как название эротической игрушки. «Лучше бы не заглядывать, — подумалось журналисту, — иначе едва ли утро будет посвящено наведению порядка».
К его удивлению, поисковик выдал множество Петаров Матичев. Видный финансист, учитель, кливлендский пожарный и так далее, но только не давний поклонник Никки. Тот мелькнул только на второй странице. Единственная ссылка относилась к документальному фильму, снятому им в свое время в Таиланде, — «Новые друзья, старые миры». Заметка была краткой: «Студент-кинематографист и искатель приключений из селения Каменско в Хорватии, живущий в США, Петар Матич, удостоился гранта на съемки фильма, знакомящего мир с недавно открытыми видами». Итак, Петар — из тех ребят, что снимают двухголовых змей и птиц с шерстью под крыльями.
Затем Рук ввел «Петар Матич Никки Хит» и обрадовался, не найдя соответствий. Особенно ему понравилось, что Хит не участвовала в съемках. Рук выбросил из головы назойливое видение того, как Никки ползает по джунглям в компании хорватского Ромео, и взялся выметать битое стекло.
Примерно через полчаса его телефон заиграл мелодию из «Сетей зла».[108]
— Заметь, предупреждаю заранее, — сказала Никки. — Я за углом, и у тебя ровно две минуты, чтобы шугануть кошек.
— Что, всех? Вот к этой я успел привязаться! Подожди минутку. — Притворившись, будто прикрыл трубку ладонью, Рук громко проговорил: — Вы меня искушаете, миссис Робинсон!
И услышал голос Никки:
— Поберегись, Рук. Как бы тебе опять не остаться с разбитым носом.
Она принесла с собой кофе — конечно, не идущий ни в какое сравнение с божественным кофе Джеймсона Рука — и пакетик теплых бейглов.
— Я прикинула, что все равно буду в центре, так что можно навестить редактора Кэссиди Таун и уже оттуда ехать в участок. — Заметив что-то в его лице, Никки насторожилась. — Что такое?
— Ничего. Не знал, что мы с тобой едем в издательство.
— Ты не хочешь? Рук, ты же всюду рвешься меня сопровождать. Прямо золотистый ретривер — делаешь стойку каждый раз, когда звенят ключи от машины.
— Нет, я хочу, конечно. Просто жаль, что я так мало успел. Здесь по-прежнему черт ногу сломит.
Никки вместе с чашкой и надкушенным кунжутным бейглом отправилась в кабинет оценить обстановку.
— Да ты и не начинал!
— Нет, начал, а потом сел за компьютер поработать над статьей о Кэссиди.
Никки взглянула на монитор, где крутился скринсейвер с Большим Лебовски[109] — плавающее по шару для боулинга изображение его лица. Потом ее взгляд упал на игрушечный вертолетик с радиоуправлением рядом с компьютером. Она тронула рукой фюзеляж.
— Еще теплый.
— Злодеям от тебя не укрыться, Никки Хит!
До поездки в издательство оставалось еще с полчаса, и Никки принялась собирать разбросанные бумаги. Рук пристроил вертолетик на подоконнике и произнес настолько непринужденно, насколько это возможно, когда человек «забрасывает удочку»:
— Должно быть, здорово вот так столкнуться со старым приятелем?
— Еще бы не здорово! Тем более когда кругом одни ловушки. — И тут же спросила: — Ты считаешь, что он попал в число трофеев Кэссиди, да?
— Что? А, я об этом и не думал. — Рук поспешно отвернулся, чтобы поставить собранные ручки в сувенирную кружку из музея Марка Твена. — А ты так думаешь, да?
— Понятия не имею. Иногда хочется принять хоть что-то за чистую монету. — Под ее взглядом Рук опять отвернулся, на сей раз к коробочке со скрепками. — Никак не ожидала услышать, что Кэссиди кому-то помогала, вот как Пету.
«Пет!»[110] — Рук сдержался, чтобы не закатить глаза.
— Ну, насколько я знал Кэссиди, она была жесткой, но не чудовищем. Хотя и альтруисткой я бы ее не назвал. Уверен, помогая Пету разобраться в тонкостях закулисного мира, она получала своего человека на телевидении, который чувствовал себя обязанным ей.
— А был у нее хоть кто-то, кого можно назвать близким другом?
— Насколько я знаю, нет. Она обрекла себя на участь одинокого волка. Не то чтобы жила одиноко, но свободное время проводила среди цветов, а не среди людей. Видела керамическую табличку у нее на стене — у выхода на балкон? «Когда жизнь тебя разочаровывает, остается сад!»
— Похоже, Кэссиди немало приходилось разочаровываться.
— Все же, — заметил Рук, — нельзя ставить человеку в вину заботу о живых тварях. Включая растения.
Никки выпрямилась с кипой листов в руках и подровняла их, постучав по животу.
— Не знаю, что куда, так что кладу пока на тумбу. По крайней мере, освободила тебе место для игр с вертолетиком.
Рук трудился бок о бок с Никки, сваливая осколки на приспособленный под мусор кухонный поднос.
— Знаешь, мне нравится заниматься с тобой домашним хозяйством.
— Даже не думай, — посоветовала она. — Хотя… гм. Чем увлечь девочку из полиции, как не уборкой места преступления?
На тумбе место закончилось, и следующую пачку Никки сложила на рабочий стол. При этом она задела клавишу «пробел» и скринсейвер мигнул, уступив место результатам поиска в «Google»: «Петар Матич Никки Хит».
Не зная, успела ли Никки прочесть, Рук закрыл ноутбук, пробормотав что-то насчет «мешается под руками». Если Никки и видела, то никак этого не показала. Рук заставил себя несколько минут поработать молча, собирая книги, потом небрежно обронил:
— Я звонил тебе вечером, но ты не взяла трубку.
— Знаю, — только и ответила Никки.
Вчера, выходя из студии «Еще позже», Рук пригласил ее в ресторан, но Никки отказалась, сославшись на накопившуюся со вчерашнего дня усталость.
— От секса со мной? — спросил он тогда.
— Ну еще бы! Рук, ты меня вымотал!
— Правда?
— Не в упрек тебе, но, если ты не забыл, прямо перед ночью блаженства с тобой у меня было очень веселое свидание с техасцем. После достаточно насыщенного рабочего дня.
— Все это относится и ко мне.
Никки нахмурилась:
— Прости, но разве ты дрался с техасцем? Скорее, просто сидел в кресле, а потом перевернулся.
— Ты меня ранишь, Никки. Ты как бичом отстегала меня насмешкой!
— Нет, — уточнила она, не скрывая довольной улыбки, — пояском халата.
После этого Руку еще сильнее захотелось провести с ней ночь, однако Никки, как всегда, стойко защищала свою независимость. Рук отправился домой в самом мрачном расположении духа: писательская фантазия уже рисовала ему вероятные последствия обмена телефонами между старыми друзьями по колледжу.
Засовывая на место том «Оксфордского словаря английского языка», он сказал:
— Я не сразу решился позвонить. Боялся тебя разбудить. — Поставив на место еще один синий том, он добавил: — Ты ведь сказала, что хочешь спать.
— Ты меня проверяешь?
— Я? Что за бред!
— Если хочешь знать, я скажу.
— Ник, мне ни к чему это знать.
— Когда ты звонил, меня не было дома. — Для заядлого игрока в покер Рук скрывал свои чувства не лучше кролика Роджера[111] после порции виски. Наконец Никки договорила: — Я не могла заснуть и поехала в участок. Хотела посмотреть в базе ФБР сведения о подобном оружии, клейкой ленте и склонности к пыткам. Иногда modus operandi[112] кое-что подсказывает. Вчера ночью я ничего не обнаружила, но связалась с аналитиком из Национального центра расследований уголовных преступлений в Квантико — там обещали заняться этим подробнее. Еще я переслала им отпечатки с ленточной катушки.
— Значит, ты все это время работала?
— Не все время, — отрезала она.
Так и есть. Она успела заглянуть в «Google». Или не успела, а на самом деле была с Петаром.
— Вы хотите меня помучить, детектив Хит?
— А вам этого хочется, Джеймсон? Чтобы я вас помучила? — С этими словами она допила кофе и понесла чашку на кухню.
— Это кодекс, приятель, — пояснил Каньеро. — Этот дурацкий кодекс не позволяет людям нам помогать.
Они с напарником сидели в своей неприметной тачке напротив «Похоронного бюро Морено» на углу 127-й и Лексингтон-авеню.
Дверь в похоронное бюро все не открывалась, и Таррелл озирался по сторонам, наблюдая, как поезд тормозит у станции «Гарлем», последней перед Центральным вокзалом, где ему предстояло высадить утренних пассажиров из Фэрфилда.
— Какая глупость! Особенно когда речь идет о семье. Я к тому, что должны же они понимать: мы разыскиваем убийцу их родственника.
— Не ищи смысла, Тэрри. Кодекс велит не доносить, и не важно о чем.
— Чей кодекс? Не похоже, чтобы у семьи Падильи имелись преступные связи.
— Этого и не нужно. Это заложено в культуре. Даже если тебя не убьют за донос, он тебя принижает. Никто не хочет быть подлым доносчиком — таково правило.
— Тогда на что мы надеемся?
— Не знаю, — пожал плечами Каньеро. — Может, на исключение?
Черный фургон дважды просигналил, подъехав к дверям похоронного бюро. Оба детектива взглянули на часы. Они знали, что тело Эстебана Падильи выдадут из полицейского морга в восемь утра. Сейчас была четверть девятого, и они молча наблюдали, как металлическая шторная дверь поднялась и двое служителей вышли, чтобы принять темный мешок с телом убитого.
Почти ровно в девять подъехала и остановилась рядом белая «хонда» девяносто восьмого года.
— Пошли, — встрепенулся Таррелл. И выругался, узнав в водителе необщительного кузена, с которым они имели дело прошлым вечером. Когда тот скрылся за дверью, Таррелл буркнул: — Вот тебе и исключение!
Они молча просидели еще десять минут, никого больше не дождались, и Таррелл завел мотор.
— И я подумал о том же, — промолвил его напарник, когда «тараканья тачка» выехала на улицу.
На их стук в доме на Восточной 115-й никто не отвечал. Детективы уже собрались уходить, когда из-за двери по-испански спросили: «Кто там?» Каньеро представился и поинтересовался, нельзя ли с кем-нибудь поговорить. После продолжительной паузы зазвенела цепочка, лязгнул засов, дверь приоткрылась, и мальчик-подросток попросил их показать значки.
Пабло Падилья провел детективов в гостиную. Насколько они понимали, дело было не в гостеприимстве, а в нежелании, чтобы они мелькали на улице перед домом. Каньеро подумал, что закон «не донеси» должен основываться на солидарности, но такой взгляд, как у этого мальчика, он видел у жертв террористов или запуганных бандой мирных жителей из вестернов с Клинтом Иствудом.
Каньеро, которому приходилось вести беседу, потому что только он знал испанский, решил начать помягче:
— Сочувствую вашей потере.
— Вы нашли того, кто убил дядю? — отозвался мальчик.
— Мы работаем, Пабло. Потому и пришли сюда. Чтобы найти того, кто это сделал, арестовать и запихнуть его куда подальше. — Детектив хотел подчеркнуть, что убийца не останется на улице и не сможет отомстить тем, кто помогал полиции.
Подросток поразмыслил над его словами и оценивающе посмотрел на копов. Каньеро заметил, что Таррелл, хоть и держался на заднем плане, внимательно прислушивался и наблюдал. Кажется, напарника особенно заинтересовали многочисленные чехлы для одежды, висевшие на двери. Мальчик тоже заметил его взгляд.
— Это мой новый костюм. Для похорон. — Голос, хоть и срывался, звучал гордо.
Заметив слезы в глазах мальчика, Каньеро поклялся про себя никогда не называть убитого Койотменом.
— Пабло, все, что ты скажешь, останется между нами, понимаешь? Как если бы ты позвонил по анонимному телефону. — Не дождавшись ответа, детектив продолжал: — У твоего дяди Эстебана были враги? Кто-нибудь желал ему зла?
Мальчик медленно покачал головой и только потом ответил:
— Нет, я не знаю никого, кто бы мог это сделать. Он всегда был веселым, его все любили.
— Это хорошо, — проговорил Каньеро, отметив про себя, что для того, зачем он пришел, это плохо, но все-таки улыбнулся.
Пабло как будто немного расслабился, и, когда детектив начал деликатные расспросы о друзьях, девушках, вредных привычках, вроде азартных игр и наркотиков, мальчик отвечал — коротко, как водится у подростков, но отвечал.
— А как начет работы? — спросил Каньеро. — Он развозил продукты?
— Ему не нравилось, но водительский опыт у него был, и пришлось соглашаться на то, что подвернулось. Знаете, работа есть работа, пусть и не такая хорошая.
Каньеро бросил взгляд на Таррелла, который не мог следить за разговором, но по лицу напарника понял, что тот что-то нащупал. Снова обернувшись к Пабло, Каньеро произнес:
— Я слышал, так бывает. Ты вроде сказал: «Не такая хорошая»?
— Угу.
— Не такая хорошая, как что?
— Ну, это не совсем удобно, но он умер, так что, наверное, можно рассказать. — Мальчик поерзал и подложил под себя ладони. — У дяди была работа, знаете, получше. Но пару месяцев назад… его вдруг уволили.
Каньеро кивнул.
— Жаль. А чем он занимался?
Пабло отвернулся, заслышав лязг ключа в замке, и детектив поспешил напомнить о себе.