Непобедимая жара Касл Ричард
— Никаких жалоб на Мюллера нет? — спросила она.
— Совершенно никаких. Агент сказал, что Мюллер был надежным парнем, трудился как следует, в неприятности не ввязывался и заработал ему кучу денег. Единственная проблема возникла совсем недавно после смерти бойфренда Мюллера, — говорил Раймер. — Агент пояснил, что из-за случившегося его самый лучший танцор начал менять квартиры, пока в итоге буквально не забился в нору, перестал отвечать на звонки и все такое.
— А как умер этот бойфренд? — поинтересовалась Хит.
— Я знал, что ты это спросишь, поэтому уже все проверил: смерть естественная. У него был какой-то врожденный порок сердца, и в один прекрасный день моторчик заглох.
Детектив Таррелл, сидевший за своим столом, повесил трубку так торопливо, что не попал на рычаг. Быстро поправив телефон, он схватил пальто и подбежал к Хит.
— Частный самолет Лоренса Хейса только что сел в Тетерборо.
Нью-йоркская штаб-квартира «Лансер стандард» занимала два верхних этажа высотного офисного здания с тонированными окнами, расположенного на Вандербильт-авеню, на расстоянии полквартала от Центрального вокзала. Это было одно из тех строений, мимо которого люди снуют каждый день, приезжая в город и спеша на обратный поезд, и на которые не обращают особого внимания — если только вы не являетесь клиентом дорогого ателье, расположенного на первом этаже, или эксклюзивного фитнес-клуба, занимающего подвал.
— Мистер Хейс ждет вас? — спросила женщина, сидевшая за стойкой администратора в вестибюле.
Детектив Хит подумала о работе, которой занимаются эти наемные солдаты и шпионы, потом об агенте, замеченном Руком в машине у ее подъезда, и ответила:
— Бьюсь об заклад, мистер Хейс уже знает о нашем появлении.
Женщина предложила им присесть, но трое детективов отошли от розовой мраморной стойки и стали ждать. Тараканы настояли на том, чтобы сопровождать Хит. Возможно, Цербер в патрульной машине и подстраховывал ее на дороге, но Таррелл и Каньеро не желали отпускать ее одну в офис наемного убийцы.
Прошло несколько секунд, и они услышали какое-то жужжание; два могучих охранника открыли обшитые деревом двери, ведущие во внутренние помещения. Проходя мимо мужчин, Никки заметила, что пиджаки их скроены таким образом, чтобы оставить место для наплечной кобуры. Она задумалась: может быть, владельцу дорогого ателье на первом этаже удалось заключить выгодный контракт на пошив одежды для соседей? Прежде чем детективы двинулись дальше, охранники закрыли двери, ведущие в вестибюль; щелкнули замки. После этого один из верзил приложил большой палец к сканеру, и вторая дверь отъехала в сторону.
Поднявшись по винтовой лестнице, покрытой ковром, они оказались на верхнем этаже здания, в приемной шикарного офиса Лоренса Хейса. Один из сопровождающих сухо обратился к полицейским:
— Прошу сдать оружие.
— Забирайте, посмотрим, как это у вас получится, — таким же тоном ответил Каньеро.
Хит тоже ни в коем случае не собиралась расставаться с пистолетом; она подумала: интересно, что выйдет победителем из этой игры в гляделки — три нью-йоркских копа против двух наемников.
Дверь открылась, и Хейс сказал:
— Расслабьтесь, пусть заходят как есть.
Хит узнала его; она нашла его фотографии в Интернете, а год назад видела посвященный ему репортаж в программе «20/20»; тогда он лично руководил рискованной операцией, в ходе которой его группа на вертолете спасла одного из наемников, похищенных талибами. Он обладал мужественной внешностью, как герой фильма «Лучший стрелок», однако оказался ниже ростом, чем ожидала Никки. В телепередаче Хейс, смеясь, говорил о себе как о «разъяренной кобре длиной метр семьдесят», и Хит подумала, что он прав; особенно напоминали об опасной змее его настороженные глаза и напряженные мышцы под черной рубашкой и облегающими джинсами «Gap».
Хейс взял с дивана свой чемодан, запихнул его под стол и жестом пригласил полицейских садиться. Сам он уселся напротив них в коричневое кожаное кресло; цвет кресла прекрасно сочетался с его песочными, как у Стива Маккуина, волосами и полученным в пустыне загаром. Он сидел, небрежно закинув ногу на ногу, темные очки болтались в вырезе рубашки, на лице сияла ковбойская улыбка. Все это, по мнению Никки, было замечательно, однако, усевшись между Тарреллом и Каньеро, она напомнила себе, что этот человек, возможно, убил — или приказал убить — отца Графа и отправил отряд наемников в Центральный парк, чтобы покончить с ней. И Никки хотела узнать, так это или нет, или хотя бы услышать ответы этого человека и посмотреть, как он будет себя вести.
— Чем я могу быть полезен, детективы?
Хит решила с самого начала выбить почву у него из-под ног.
— Во-первых, можете рассказать мне, что вы чувствовали, убивая отца Графа.
Реакция Хейса показалась ей любопытной. Нет, даже чудной. Он не возмутился, не занервничал, напротив: откинул голову на спинку кресла и улыбнулся. И, словно диктор в документальном фильме, заговорил, обращаясь к потолку:
— Итак, наша девушка начинает с жалкой попытки вывести подозреваемого из равновесия. Классический первый ход, даже, можно сказать… — Здесь он взглянул ей в глаза и закончил: —…избитый.
— Вы не ответили на мой вопрос, мистер Хейс.
— Вам придется очень постараться, мисс. — И он снова заговорил с нарочитой издевкой: — О! Провал после первого же вопроса! Ответ вызвал раздражение; насмешки и пренебрежительное отношение к слабому полу выбили ее из колеи. Что же детектив будет делать дальше?
Хит прекрасно понимала, что происходит. Хейс применял определенную психологическую тактику: сбить ее с толку и отвлечь от разговора. Возможно, именно такой тактике поведения на допросах он учил своих наемников на базе в Эли. Она приказала себе не обращать внимания на пустую болтовню и невозмутимо продолжила:
— Где вы были в ночь, когда убили вашего приходского священника?
— А что?
— А то, что я подозреваю вас в убийстве и мне нужно знать ваше местонахождение в тот вечер.
— Применена Стратегия Номер Два, — объявил он. — Проводится тактическое отступление от уверенного «что вы чувствовали» к бесхребетному «я подозреваю вас». Почему, о, почему ко мне присылают дилетантов?
— Ваше местонахождение, мистер Хейс.
— Вместо… чего? Ах, нахождение. — Он рассмеялся. — Найти меня можно во многих местах. Ей потребуется немало времени на то, чтобы проверить их все.
Никки решила сменить стратегию; она вытащила фото Серхио Торреса и протянула его Хейсу.
— Знаете этого человека?
— Это не человек. Это фотография. — Он подмигнул Никки. — О, только не говорите мне, что у нашей прославленной блюстительницы порядка нет чувства юмора.
— Его зовут Серхио Торрес, — продолжила Хит, — и я хочу знать, не работает ли он у вас в фирме.
Он кивнул.
— На этот вопрос я отвечу. — Хейс подождал, наслаждаясь моментом. — Я не подтверждаю и не отрицаю того, что люди являются моими сотрудниками, ради их же собственной безопасности, а также из соображений национальной безопасности. — Он снова рассмеялся и сказал, обращаясь к Тарреллу: — Может, спросите у Джулиана Ассанжа?
— Итак, вы никогда его не видели? — настаивала Хит.
— Хм, для меня они все на одно лицо.
Каньеро, сидевший рядом с Хит, напрягся. Она слегка коснулась его руки локтем — он снова откинулся на спинку дивана.
Хейс поднял руку, как ученик в школе.
— Можно задать один вопрос? — Она промолчала, и он продолжил: — А почему вы расспрашиваете меня об этом… hombre?[81]
— Потому что в тот день, когда он пытался меня убить, вашего агента видели в машине напротив моего дома. — Она в первый раз заметила, что Хейс утратил хладнокровие. Он не выказывал признаков тревоги; однако сейчас в глазах кобры сверкнул новый огонек.
— Позвольте мне кое-что сообщить вам, офицер. Даже если бы я решил вести за вами наблюдение, вы бы никогда об этом не узнали.
На этот раз Хит взяла на себя роль диктора: подняв глаза к потолку, она заговорила:
— Неуязвимый командир отряда наемных убийц, проваливший слежку, пытается спасти свою репутацию с помощью бравады, мысленно делая себе заметку отыскать и ликвидировать водителя, занимавшегося наблюдением. — Она снова посмотрела на него и бросила: — Дилетанты. — Пока он переваривал эту речь, она вытащила копию электронного письма, полученного от архиепископа, и зачитала вслух: — «Вы когда-нибудь слышали о Тикритской разминке? А я слышал, падре. Испытывая невыносимую боль, вы начинаете молить о смерти, но вам причиняют боль снова и снова. Самая интересная часть — это когда вы обращаетесь к Богу за милосердием, а Он смотрит на вас сверху и плюет на мусорный мешок, заменяющий вам душу».
— Он защищал этого извращенца, посмевшего прикоснуться к моему ребенку. — Надменное спокойствие генерального директора куда-то испарилось, ярость родителя вырвалась на свободу.
— Так вы не отрицаете, что писали это? — уточнила Хит.
— Вы меня не слушаете! Эти люди совращают невинных детей, а потом прячутся за своими сутанами и прикрывают друг друга!
Никки подняла лист бумаги:
— Это описание очень напоминает обстоятельства смерти отца Графа.
— Отлично. Одним лицемерным ублюдком, защищающим извращенцев, стало меньше. — Он сидел, задыхаясь от гнева, стиснув руки в кулаки.
Никки поднялась:
— Мистер Хейс, я бы дала вам свою визитную карточку, но уверена, что вы и без того прекрасно знаете, где меня найти. Если у вас появится алиби на ночь убийства, лучше сообщите о нем мне. Или я вернусь и арестую вас. В вашем… местонахождении.
Они молчали до тех пор, пока не вышли на Вандербильт-авеню; все трое были уверены в том, что здание нашпиговано микрофонами, а возможно, даже видеокамерами.
— Что этот парень о себе воображает? — возмутился Таррелл.
— Все рассчитано, Тэрри. Психологический прием, дымовая завеса, так сказать. — И Хит продолжила: — Ребята, мне нужно, чтобы вы и дальше копали насчет Серхио Торреса. Если понадобится, найдите детский сад, в который он ходил. Подружки, товарищи по банде, сокамерники, все. Выясните, с кем он был связан, и тогда мы найдем нашего убийцу.
Каньеро поднял глаза на здание с тонированными оконными стеклами.
— А ведь мы были так близко.
— Недостаточно, — возразила Хит. — Я не услышала от Хейса ничего существенного. Он сказал только, что рад смерти священника, а не то, что он его убил.
— Ну, а как же письмо? — спросил Таррелл.
Никки покачала головой:
— Любой адвокат от него камня на камне не оставит, потому что в письме Хейс нигде не говорит, что собирается пытать падре. Все фразы — чистая риторика. Угроза не выражена явно.
— Рассказывай это отцу Графу, — хмыкнул Каньеро.
— Хоть мы с вами и в меньшинстве, ребята, но мы трое понимаем, что здесь замешано гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Дело не только в отце Графе, — сказала Хит. — Не забывайте о нападении на меня и о загадке капитана Монтроза.
— Ты же не думаешь, что он имел какое-то отношение к убийству? — воскликнул Таррелл.
— Конечно нет, я в этом уверена. Но надо продолжать заниматься этим, потому что никто не знает, куда это может нас вывести.
— Очень жаль, что наш новый начальник так не считает, — заметил Каньеро.
Телефон Хит зажужжал. Она вытащила его и взглянула на экран; это было сообщение от Зака Хамнера. «Пожалуйста, зайдите в комнату для совещаний ПП1 на 10 этаже через 30 мин». Никки охватило ликование. Она ответила кратким «хорошо» и сказала, обращаясь к Тараканам:
— Держите хвост пистолетом, мальчики. Не забывайте, Айронс у нас временно.
Снег валил крупными хлопьями, и дорога в центр, на Парк-Роу, превратилась для Никки в кошмар. Она пожалела о том, что не поехала на метро: так было бы гораздо быстрее. Нужно было только спуститься на станции «Центральный вокзал» неподалеку от офиса Хейса, сесть на скоростной поезд 4-й или 5-й линии и выйти на Сентер-стрит. Пятнадцать, в худшем случае двадцать минут. Но Таррелл и Каньеро напомнили Никки о том, что люди, покушавшиеся на нее в парке, все еще на свободе, и она сдалась, позволив им усадить себя в полицейскую машину к Церберу.
Харви был молчуном, и ее это вполне устраивало; она старалась успокоиться перед важнейшим событием своей жизни, разговоры ей сейчас были совершенно не нужны. За всю поездку они обменялись лишь несколькими фразами: когда стало ясно, что Никки опаздывает, Харви предложил включить мигалку, но она отказалась. Он попытался компенсировать это агрессивными обгонами и ревом гудка. Когда Никки вышла из машины на Сентер-стрит перед зданием муниципалитета, ее слегка подташнивало от напряжения и быстрой езды.
Хит вошла в вестибюль здания штаб-квартиры за десять минут до назначенного срока, хотя думала, что опоздает. Ей требовалось время, чтобы собраться с мыслями. После получения звания лейтенанта и присяги ей, возможно, предложат обратиться к комитету с какими-то словами, и ей не хотелось выглядеть жалко. Особенно если вспомнить намеки Филлис на возможное дальнейшее продвижение и получение командования над участком. Услышав от Никки беспомощный лепет, боссы могут и передумать. Она пожалела о том, что рядом нет Рука, но, вспомнив, что у нее есть с кем разделить свой триумф, Хит немного успокоилась. Отметить они смогут потом. Стряхнув с пальто снег, Никки огляделась в поисках укромного уголка, где можно было бы посидеть и подумать.
Кресла, где они недавно так приятно беседовали с заместителем комиссара Ярборо, оказались свободными, но Никки застыла на месте, не дойдя до них: она увидела Там Швайду. Журналистка стояла спиной к Хит, закрывая блокнот и пожимая руку чиновнику, отвечающему за связи с прессой. Никки быстро свернула к лифтам, надеясь остаться незамеченной, но было уже поздно.
— Детектив Хит? Никки Хит, подождите.
Никки остановилась и обернулась. Офицер по связям с общественностью окинул ее беглым взглядом, прошел мимо и вошел в лифт.
— Как вам понравилась моя статья? — спросила Там, подбегая к ней.
— Прошу прощения, Там, но у меня сейчас очень важная встреча, и я боюсь опоздать. — Никки нажала на кнопку лифта и добавила: — Простите, не хочу быть невежливой. — И еще дважды нажала на кнопку.
— Послушайте, я об этом не напишу ни слова. — Журналистка выставила руки. — Смотрите, никаких ручек и бумажек. Абсолютно конфиденциально. Так что вы думаете?
— Я могу сказать одно: мне бы хотелось, чтобы вы задумались над тем, какой вред причиняете полиции подобными статьями, а особенно над тем, что вы очернили доброе имя хорошего человека.
Там Швайда, казалось, не слышала ее слов; с детской улыбкой она пробормотала:
— Ага… Но ведь там все верно написано, да? То есть я же просила вас о помощи, но вы отказались.
— Я в таких делах не участвую, — отрезала Никки.
Двери лифта открылись, и она вошла в кабину.
— Но у вас все равно все отлично получилось, согласны?
— Что у меня получилось?
— Джейми, конечно. Вы не могли говорить со мной лично, поэтому попросили Джейми все мне рассказать.
Хит быстро шагнула обратно в вестибюль.
— О чем вы говорите? Хотите сказать, что вашим источником был Джей… Рук? — Хит подумала, что ее хотят одурачить. Она считала, что болтунами оказались Гинсбург, Галлахер или оба сразу. Не веря своим ушам, она повторила, обращаясь скорее к себе, а не к журналистке: — Вы получили материал от Рука?
— Ну да, Джейми прислал мне по почте свои заметки. О боже, а я думала, вы знаете. — Никки смотрела на нее, лишившись дара речи. — Никки Хит, теперь я понимаю, что вы действительно превосходный детектив. Вы только что заставили меня раскрыть свой источник. — Там хлопнула себя ладонью по лбу. — Ничего себе журналистка, да?
Рук. Ей нужно было с ним поговорить. Но не сейчас, она не могла. Когда Никки завернула за угол и оказалась у дверей комнаты для совещаний на десятом этаже, полицейский в форме обратился к ней:
— Детектив Хит?
— Я здесь, — ответила она, подходя.
— Можете войти, — сказал офицер, — если вы готовы.
Никки была совершенно не готова, и это было еще слишком мягко сказано. На этой неделе произошло достаточно событий, способных выбить ее из колеи. А теперь, вдобавок ко всему, она услышала ошеломляющую новость о том, что Там Швайде все рассказал Рук. И что связывает его с этой длинноногой дурочкой? Обрывки подобных мыслей кружились у Никки в голове, не давая сосредоточиться, и ей сейчас больше всего хотелось развернуться и убежать отсюда прочь. Однако она попыталась отвлечься от этого, заставила себя думать только о шевронах лейтенанта, ожидавших ее в зале для совещаний, о шансе стать командиром Двадцатого участка и наконец взять в свои руки контроль над делом Графа. Она кивнула копу и ответила:
— Я готова.
По ту сторону двери не оказалось никакой важной комиссии. В дальнем конце стола, лицом к Никки, сидел только один человек, и это был Зак Хамнер. Остальные пятнадцать стульев пустовали, но Хит заметила на столе салфетки со следами от кофейных чашек и беспорядочно сдвинутые кресла; видимо, только что здесь закончилось большое совещание.
Следующим важным признаком того, что что-то пошло не так, было суровое выражение лица Хамнера. Далее, он не предложил ей сесть. Он сплел перед собой пальцы и произнес:
— Никки Хит, с этого момента вы отстранены от исполнения служебных обязанностей до дальнейших распоряжений.
Это был жестокий удар, и Никки почувствовала, что сейчас разрыдается. Она заморгала, и ей показалось, что она споткнулась и куда-то проваливается, — таким сильным было потрясение. Пока она пыталась взять себя в руки, боковая дверь открылась — вошли Ловелл и де Лонгпре, «люди в черном» из отдела внутренних расследований, и остановились неподалеку. «Хаммер» продолжил:
— Пожалуйста, сдайте нашим сотрудникам оружие и жетон.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Иногда Никки, чтобы не упасть, оперлась о спинку стоявшего перед ней кресла, оно начало вращаться, и в результате она окончательно потеряла равновесие. Детектив Хит вошла в эту комнату уверенным шагом, думая, что ее ждет повышение и соответствующие перспективы, однако оказалось, что, переступив порог, она шагнула в пропасть. Хит ощущала тошноту, ужас, недоумение, она походила на один из автомобилей, виденных ею на улицах Нью-Йорка: потеряв управление, они кружились на льду и стремительно неслись навстречу неизбежной катастрофе.
Детектив де Лонгпре потребовал отдать жетон. Никки заставила себя твердо стать на ноги и выпрямилась. Затем подчинилась. Его напарник, Ловелл, стоял рядом, протянув руку за пистолетом. Хит даже не посмотрела в его сторону. Она вытащила из кобуры «зиг-зауэр» и подала его рукоятью вперед, пристально глядя при этом в глаза Заку Хамнеру.
— Что происходит, Зак?
— Вас отстраняют от работы с объявлением официального выговора. Достаточно ясно?
Никки неожиданно поняла, что все это значит, и ноги у нее подкосились.
— Выговор?.. За что?
— Во-первых, за то, что вы говорили с прессой. Если у вас есть какие-то проблемы, нужно идти к нам, а не выносить сор из избы.
— Я не говорила с прессой.
— Ложь. Вчера вы доставали меня с похоронами Монтроза, а когда вышло не по-вашему, пригрозили обратиться к общественности. Потом появляется это. — Он поднял экземпляр «Ledger», испещренный красными пометками. — Газету читал сам комиссар.
— Я была расстроена. Сказала лишнее. — Никки старалась говорить спокойно, чтобы убедить его в разумности своих доводов. — Но это была пустая угроза. Мне не следовало этого говорить.
— Надо было думать над своими словами. Вы смешали Департамент с грязью, опозорили себя и упустили шанс подняться по карьерной лестнице, выпадающий только раз в жизни. Думаете, после всего этого вас произведут в лейтенанты? В лучшем случае отправят выписывать штрафы за неправильную парковку. Как доверить вам руководство подразделением, если вам самой ни черта нельзя доверять? — Он дал ей осмыслить услышанное и продолжил: — Послушайте, все это, конечно, красивые слова. Амбиции — это хорошо. Но только не за счет репутации Департамента, Хит, — никогда, ни за что. Потому что есть одна вещь, которой мы здесь не потерпим, — и это измена. Вы предали нас.
— Я этого не делала!
— Но кто-то же сделал, как видите. Хоть представляете себе, какие проблемы вы нам создали?
Никки задумалась. Если она назовет имя Рука, это ей не очень поможет, лишь создастся впечатление, что она пытается выкрутиться. Даже Там Швайда уверена в том, что Хит намеренно использовала Рука. «Хаммер» подумает о том же самом еще раньше, чем она договорит. Поэтому Никки повторила правду:
— Это не я.
— Продолжайте твердить это, Хит. Посмотрим, утешит ли вас ложь, когда вы будете сидеть дома. — Зак поднялся, собираясь уходить.
— Но я руковожу расследованием.
— Больше не руководите.
С этими словами «Хаммер» вышел из комнаты вместе с «людьми в черном» и оставил Никки в одиночестве.
Никки настолько глубоко была погружена в свои мысли, что не видела ничего вокруг, и поэтому прошла мимо машины Цербера, скрытой за снежной пеленой. Харви, опустив стекло, окликнул ее, назвав детективом, на что она формально больше не имела права. Она развернулась, пошатываясь, и нетвердым шагом направилась к машине, чувствуя, что сейчас ее вполне можно принять за пьяную.
— Да, не денек, а сплошное дерьмо, — заметил он, и Хит не сразу сообразила, что он говорит о погоде. — Вы даже не заметили меня из-за снега.
Он включил стеклоочистители — щетки со скрипом поехали по стеклу, сдвигая в сторону слипшиеся белые комья; однако стекло в ту же минуту покрылось свежим слоем снега. Теперь жизнь Никки очень напоминала погоду: сплошное дерьмо. Ей захотелось выйти из машины и уйти куда-нибудь далеко, за снежную завесу, чтобы скрыться от всех.
— Куда едем? — спросил Харви. — В участок, к вашим детективам?
Этот невинный вопрос внезапно вернул ее к Новой Реальности. У Никки Хит больше не было детективов. Она отвернулась, притворяясь, что вытирает запотевшее стекло, чтобы Харви не увидел слез.
— Домой, — ответила она. — Пока домой.
Как только Никки открыла дверь, Рук бросился ей навстречу и поскользнулся, потому что был в одних носках.
— Я сейчас такое узнал — не поверишь!
Если бы он подождал, перевел дыхание, то угадал бы ее настроение, понял, что она вне себя, остановился бы и, наклонив голову набок, спросил, в чем дело. Но вместо этого он тут же повернулся к ней спиной и с криком «Да!» бросился к стоявшему на обеденном столе ноутбуку, размахивая в воздухе кулаками. Никки вошла в квартиру следом за ним, не слыша собственных шагов и не чувствуя пола под ногами. Ей казалось, что она плывет, что она — Никки едва не усмехнулась при этой мысли — отстранена от происходящего.
Рук, уткнувшийся в свой «МасВоок Pro», просто лопался от радости.
— Эта мысль все грызла и грызла меня. Я вспомнил, что слышал кое-что о «Лансер стандард». Послушай только: «Лансер стандард» — «Звездные Наемники». — Он повернулся к ней, готовый расхохотаться, но Хит резко хлопнула крышкой ноутбука, и Рук подскочил на месте.
— Зачем ты это сделал? — спросила она.
Нахмурившись, он пристально взглянул ей в лицо:
— …Ник?
— Можешь перестать прикидываться. Там Швайда мне все рассказала.
— Там? — Он озадаченно посмотрел на нее. — Ты разговаривала с Там? О чем?
Никки взяла со стола пресловутую газету и помахала ею у него перед носом.
— Об этом. О статье, из-за которой меня только что отстранили от работы. Они считают, что это я рассказала все газетчикам.
— О боже, — Рук вскочил. — Тебя отстранили? — Он шагнул к ней.
— Не трогай меня! — Она вытянула перед собой руки, и он остановился. — Уйди… Отойди от меня.
Рук лихорадочно соображал и через несколько секунд понял, в чем дело; но Никки уже была на кухне. Он поспешил за ней, догнал ее в тот момент, когда та открывала холодильник.
— Ты что, правда думаешь, что я имею к этому какое-то отношение?
— Мне не нужно думать. Мне об этом сказали. Твоя чешская девушка, обожающая преувеличения. — И она швырнула ему газету, которую все еще держала в руках.
Рук машинально поймал ее.
— Там? Там сказала тебе, что я — ее источник? — Рук сообразил, что все еще держит злополучную газету, и отбросил ее прочь, с глаз подальше. — Это ложь.
— Великолепно. Теперь ты называешь меня лгуньей, — бросила Хит.
— Нет, нет, я тебе верю. Просто не понимаю, зачем ей было так говорить. — Он почувствовал, что теряет контроль над ситуацией, и воскликнул: — Никки, выслушай меня! Я ничего ей не рассказывал.
— Ага, как же. Еще не хватало, чтобы ты здесь же во всем признался.
— Ну как ты могла поверить, что это я?
Хит отодвинула в сторону вино и взяла бутылку минеральной воды: сейчас ей нужна была ясная голова.
— Во-первых, я читала эту писульку, которая… как ты выразился? Попахивает желтой прессой? Так вот, еще от нее здорово воняет тобой. Назвать церемонию прощания «проблемой, которую будет не так-то просто решить»… Что еще? «Жаркие дебаты»?
— Ну, послушай, я… — Он смолк и поморщился, будто проглотил нечто отвратительное.
— Значит, это твои выражения. — Она отставила воду и схватилась за бутылку вина.
— В некотором роде. Но я ни с кем не делился. Это похоже на совпадение.
— Это смахивает на наглую ложь. Там говорит, что ты отправил ей текст по электронной почте.
— Да ты что! Ничего подобного.
Никки указала на ноутбук на обеденном столе:
— А что за секретную статью ты там все это время набирал, а?
— Ну, хорошо, сейчас расскажу. Да, я делал кое-какие заметки для статьи об этом случае с Монтрозом.
— Для чего?!
— Ну вот, видишь? Поэтому я ничего и не говорил. Я знал, что она тебе не понравится после журнала с твоим фото на обложке.
— Рук, это полное безумие. Ты прятал ее, потому что прекрасно знал, что я буду против?
— Нет… Да. Но я собирался рассказать. Потом.
— Чем дальше, тем хуже; лучше бы ты молчал.
— Послушай, я занимаюсь журналистскими расследованиями, а эта история — вовсе не государственная тайна.
— Там Швайда сказала, что ты все передал ей.
— Нет.
— А что еще ты ей выболтал?
— О боже. О нет! Теперь я понимаю, что происходит, — сказал он. — Все-таки в каждой женщине живет зеленоглазая ведьма.[82]
Никки с грохотом поставила бутылку на стол.
— Да ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти! Не вздумай делать из меня дешевку!
— Прости, я знаю, это был удар ниже пояса.
— А то я без тебя не поняла, черт бы тебя побрал. Теперь моя очередь. — И она дала волю гневу, выплескивая эмоциональное напряжение последних дней. — Забирай свои вещи и вали отсюда к чертовой матери.
— Никки, я…
— Сейчас же.
Он помолчал, потом пробормотал:
— Я думал, ты мне доверяешь.
Но она уже исчезла в коридоре с бутылкой в руке. Щелкнул замок на двери спальни, и больше Рук ничего не смог добиться от Хит.
На следующее утро Никки, как всегда, поднялась рано, приняла душ и оделась в обычную рабочую одежду, несмотря на то, что теперь в этом не было никакой необходимости. Пока она была в ванной, Таррелл и Каньеро, стремясь как-то ее поддержать, оставили голосовое сообщение. Как и все в участке, они уже знали о том, что Хит отстранили, и отправили ей так называемое «тараканье послание».
— Привет, э-э-э, детектив или… уж не знаю, как вас теперь называть, — начал Каньеро.
Таррелл, звонивший по параллельной линии, его перебил:
— Послушай, напарник, давай проявим немного такта, а? Привет, это Тараканы. Тебе в камере разрешают принимать звонки? Мы хотели напомнить, что твоя немытая чашка из-под кофе все еще киснет здесь в раковине, в участке.
— Точно, — подтвердил Каньеро. — И если думаешь, что мы собираемся мыть за тобой посуду, то здорово ошибаешься. Итак, если тебе нужна чашка, знаешь, где ее найти. Увидимся.
Никки хотела перезвонить им, но вместо этого присела на подлокотник кресла, стоявшего у окна, глядя, как команда уборщиков сгребает с проезжей части выпавший за ночь снег. Хоть какое-то занятие. Сидя у окна, Никки подумала было снять их на мобильный — вдруг получится выложить в Интернете видео, на котором снегоуборочная машина срезает крыло у припаркованного автомобиля.
Ага, именно это и поможет ей вернуться на работу: компромат на муниципальные службы.
Ее одиночество было отнюдь не безоблачным. Обвинения Зака Хамнера не давали покоя. Он обвинил ее в измене. Сначала Хит решительно отвергла это, но потом вдруг подумала: «А что, если я действительно их предала?» Никки не сделала ничего плохого, однако другая, объективная Никки Хит — та, что просыпалась по ночам и копалась в собственных переживаниях, — продолжала бередить незажившую рану. Хит спрашивала себя, не причинила ли вреда другим ее связь с Руком? Она надеялась, что нет. А потом она задумалась о своих амбициях. «Хаммер» упрекнул ее за это, и она тоже осыпала себя упреками за самонадеянность, уверенность в получении звания лейтенанта, угрозы обратиться в газеты.
Но больше всего ее мучил вопрос доверия. Хамнер сказал: «Вы не можете руководить людьми, если вам нельзя доверять». Никки было безразлично, что думает о ней эта канцелярская крыса; Хит никак не могла решить, как ей самой теперь относиться к себе. Можно ли доверить ей полицейский участок?
Телефонный звонок прервал размышления Хит и вернул ее к реальности. Судя по номеру, звонили из штаб-квартиры. Никки торопливо схватила телефон, и он едва не выскользнул у нее из рук.
— Алло? Вы меня слышите?
— Никки Хит, это Филлис Ярборо. Надеюсь, вы не против, что я звоню по личному номеру.
— Сегодня со мной иначе не связаться. — Хит постаралась говорить небрежно, не делая акцента на этом факте. Словно так оно и должно было быть.
— Да, я слышала, — ответила заместитель комиссара. — Могу я говорить с вами откровенно? Все это — дерьмо собачье.
Никки рассмеялась; несмотря на то что, вопреки ее надеждам, никто не собирался возвращать ей жетон, она обрадовалась звонку.
— Спорить не буду.
— Просто хочу, чтобы вы знали — если вы еще не в курсе, — что решение не было принято единогласно. Один человек был против — и он сейчас говорит с вами.
— О… Я не знала. Но спасибо. Это много для меня значит.
