Непобедимая жара Касл Ричард
Продюсер бросил на него осторожный взгляд и продолжил:
— Это было, по-моему, в две тысячи пятом. Алан оказался таким талантливым, что я взял его в «Обратный отсчет» после заключения контракта на продажу шоу.
— А до этого, — спросила Хит, — он работал в каком-то другом шоу?
— Нет; на самом деле, нанимая его, я некоторым образом шел на риск, потому что раньше он работал в новостях.
— В какой-то сети или на местном канале? — спросил Рук.
— Ни то ни другое. Он сотрудничал с одной из компаний, предоставляющих услуги операторов-фрилансеров скромным местным телеканалам. Ну, знаете, таким, которые не могут заставить членов профсоюза сидеть по ночам и ждать, когда можно будет заснять аварию или ограбление. Вместо этого при необходимости они покупают ролики у фрилансеров.
— Вы не помните, на кого тогда работал Алан Барклей? — спросила Хит.
— «Готэм аутсорс». — Смартфон Стила зажужжал, и он взглянул на экран. — Послушайте, мне надо идти работать. Это все, что вы хотели узнать?
— Конечно. Спасибо, — сказала Никки.
Продюсер поднялся и, прежде чем уйти, спросил:
— Вы мне не объясните одну вещь? Вы, ребята, разве не делитесь друг с другом информацией?
— Простите, не понимаю, о чем вы, — произнесла Никки.
— Где-то неделю назад здесь был один из ваших детективов и задавал мне точно такие же вопросы.
Специалист по найму из «Готэм аутсорс» держался раздраженно, как диспетчер такси. Не отворачиваясь от монитора, окруженного динамиками и несколькими десятками всяких жужжащих приборов, из которых непрерывно доносились голоса, он бросил:
— Я уже рассказывал все это вашему человеку десять дней назад, вы же знаете.
— Капитану Монтрозу, верно?
— Ага, тому мужику, который сам себе устроил «десять-восемьдесят», — хмыкнул он, имея в виду полицейский радиокод, означающий «отмена».
Хит захотелось дать ему по голове с такой силой, чтобы наушники впечатались в его куриные мозги. Рук, либо почувствовав ее настроение, либо сам разделяя его, вмешался:
— Так расскажите снова, это займет всего пару минут. Долго Алан Барклей у вас работал?
— Начал в две тысячи первом. После Одиннадцатого сентября мы удвоили штат и среди прочих наняли его.
— Вы были довольны его работой? — спросила Хит, усилием воли сдерживая ярость.
— Был, но до определенного момента.
— Объясните, — попросила она.
— Этот парень оказался моим лучшим оператором. Прекрасное видео, отличный работник, не боялся приближаться к опасным объектам. А потом он просто взял и кинул меня. Adios.[115] Даже не пришел, не сообщил, что увольняется, не сказал «поцелуй меня в мою красную королевскую задницу». Исчез, и все. — Он поцокал языком. — Фрилансеры. Эти гады ничем не лучше папарацци.
Хит не терпелось поскорее расстаться с этим убожеством, но ей нужно было узнать еще кое-что.
— А вы не помните дату его неожиданного исчезновения?
Тот раскинул руки в стороны, показывая на комнату, забитую полицейскими рациями и телевизионными мониторами.
— Я что, похож на человека, запоминающего даты?
— А вы все-таки попробуйте вспомнить, — сказал Рук.
Менеджер усмехнулся:
— Вы не коп. Копы не носят таких дорогих часов. Вы из меня ничего не вытянете.
Рук вскочил, пронесся мимо Никки, сорвал с парня наушники и, развернув его в кресле, приблизил к нему лицо.
— Послушай, Эд Мэрроу,[116] подумай, какие убытки ты понесешь в случае, если я звякну в соответствующее заведение и городские инспекторы на несколько ночей запрут твои фургоны в гараже? — Он помолчал. — Так и думал, что тебя это заинтересует. — Затем Рук записал на бумажке свой номер и сунул ее в нагрудный карман менеджера. — Начинай вспоминать.
Проснувшись, Хорст Мюллер разинул рот от удивления: над больничной койкой стоял Рук, помахивая перед лицом немца огромным шприцем.
— Не волнуйтесь, герр Мюллер, — нежно произнес он, — я не сделаю вам ничего плохого. Но теперь вы видите, как легко будет нехорошим людям убить вас во время сна? — Рук снова поводил перед Мюллером шприцем. Тот следил за ним широко распахнутыми круглыми глазами, делавшими его похожим на кота с часов «Кит-Кэт».[117] — Вы лежите в больнице, и ликвидировать вас — проще простого. Я слышал о наемных убийцах, которые переодеваются медбратьями и вводят яд в капельницу жертвы. — Мюллер на ощупь принялся искать кнопку вызова медсестры. Рук, улыбнувшись, взял пульт свободной рукой. — Для того чтобы остаться в живых, нажмите «один».
На лице Хорста выступили капельки пота. Хит постучала по плечу Рука и сказала:
— По-моему, он все понял.
— Точно. Хватит крутиться вокруг да около… О, прошу прощения, мистер стриптизер… Это было слишком жестоко, даже для меня.
— Чего вы от меня хотите? — выдавил Мюллер.
Никки пододвинула к кровати стул и села.
— Хотим дать вам понять: если вы не поможете нам поймать тех, кого так боитесь, я не смогу защитить вас от них. Никто не сможет. Вы никогда не будете в безопасности. Нигде. — Она подождала, пока смысл ее слов дойдет до него. — Итак, у вас есть выбор: ждать, пока они придут, или же помочь мне поймать их прежде, чем они до вас доберутся.
Мюллер перевел взгляд с детектива на Рука, стоявшего у нее за спиной. Журналист показал шприц и подмигнул.
— Ну ладно, — вздохнул немец. — Хорошо.
Хит достала блокнот.
— Кто в вас стрелял?
— Я не знаю, правда.
— Это были те же самые люди, которые вас пытали?
Он поджал губы.
— Я не видел, кто в меня стрелял, другие были в масках.
— Сколько их было?
— Двое. Двое мужчин.
— Почему, Хорст? Что происходит, что им нужно?
— Не знаю, кто они такие, но им нужна какая-то вещь. Они думают, что она у меня, но у меня ничего нет. Правда.
Она взглянула в его умоляющие глаза и решила поверить. Для начала.
— Давайте поговорим о том, что же им было нужно. — Немец снова спрятался в свою скорлупу, и Никки решила ему помочь. — Это имеет какое-то отношение к вашему бойфренду, верно? К Алану? — Никки заметила, как резко изменилось выражение лица Мюллера, и обрадовалась тому, что они с Руком прощупали почву, прежде чем устраивать этот допрос.
— Ja, это верно.
— И что же это такое, Хорст? — Бывший танцор молчал, и поэтому Никки снова пришлось подсказывать. Она хотела выудить из него как можно больше информации, пока он был в настроении говорить; к тому же Мюллер еще не оправился после ранения и быстро утомлялся. — Это деньги? — Он покачал головой. — Но это ведь какая-то ценная вещь. — Он кивнул. — Никки перечислила свои варианты: драгоценности, произведения искусства, наркотики — и получила в ответ то же покачивание головой. И наконец Хит задала свой последний вопрос, к которому и хотела его подвести. — Это видеозапись, так?
Мюллер пошевелился, и Хит поняла, что оказалась права. Она предположила, что Алан, оператор, мог, скорее всего, держать у себя именно видеозапись, представлявшую ценность для некоторых людей — в зависимости от того, что на ней было.
— Скажите мне, что на этом видео, Хорст.
— Вы должны мне поверить, я не знаю. Алан специально не стал мне говорить, вы понимаете почему. Он сказал, что это слишком опасно. Вот почему он держал запись в секрете столько лет. Сказал, что есть люди, готовые ради нее на убийство. И вот… — Во рту у Мюллера пересохло, и Никки протянула ему стакан с водой, чтобы он смог попить через соломинку.
Она спросила:
— Значит, кто-то убил Алана из-за этой записи?
— Нет, у него было больное сердце: врожденный порок. Несколько недель назад у него случился приступ, и ему пришлось лечь в больницу.
Никки записала.
— И что же стало причиной этого приступа?
Выражение лица больного снова изменилось. Что это было: признание вины? Нет, Хит множество раз приходилось видеть на допросах такой взгляд. Это была покорность, отказ от борьбы.
— Вы ведь все равно заставите меня сказать, правда?
Хит молча ждала; Мюллер прикрыл глаза, затем снова открыл.
— Хорошо. Да, один полицейский детектив расспрашивал его. Его зовут Монтроз.
Никки отметила про себя, что он сказал «зовут», а не «звали».
— О чем он расспрашивал?
— О том видео. Через столько лет этот Монтроз смог выйти на Алана! Вы можете в это поверить? Он сказал, что поговорил с каким-то сторожем, который видел Алана в ту ночь, когда было снято видео. Алан, мой Алан… он все отрицал и послал копа подальше, но дорогой Алан был напуган. Он так расстроился. Мы отправились в постель, а полчаса спустя мне пришлось звонить «Девять один один», из-за его сердца. Ему стало плохо. В больнице его соборовали.
— Отец Граф?
Мюллер кивнул.
— Тогда он и исповедался в грехе — в том, что скрывал это видео. Священник сказал: «Нет-нет, Алан, ты должен искупить свой грех, отнести это в полицию». Но Алан отказался. Я знаю, что они много раз спорили из-за этого потом, после того как Алан вышел из больницы. Думаю, священник связался с полицией, хотел прощупать, получится ли у него передать им видео как бы от имени Алана, но мой друг не собирался его отдавать. И он отказался освободить отца Графа от соблюдения… как же это…
— Тайны исповеди? — подсказал Рук.
— Точно. Церковного закона, что велит священнику держать исповедь в секрете, несмотря ни на что. Но когда Алан умирал от второго сердечного приступа, он велел мне передать видео отцу Графу, чтобы тот сделал с ним все, что посчитает нужным.
— А почему отец Граф просто не отнес его Монтрозу? — спросил Рук.
— Он и собирался это сделать. Но прежде я должен был отдать ему эту штуку. Я ждал несколько дней — потому что тоже боялся. Наконец мы встретились с ним в офисе моего агента, где я передал ему видео; я думал, что с этим покончено.
Теперь Никки поняла, зачем Монтроз и отец Граф звонили друг другу и зачем капитан обыскивал дом священника. После того как Граф сообщил Монтрозу, что он собирается забрать видео у Мюллера в офисе агента, кэп принялся его искать, подобно тем, другим…
— Куда пошел отец Граф после того, как вы передали ему видео?
— Не знаю. Я ужасно боялся за свою жизнь, я побежал прочь, понимаете? — Из-за сильного волнения акцент усилился, и слов немца почти невозможно было разобрать.
— Однако они вас все-таки нашли, так? — заговорил Рук.
— Я сделал ошибку: вернулся в нашу старую квартиру, где мы жили с Аланом. Я думал, что теперь, избавившись от злосчастного видео, я могу рискнуть. У меня там было несколько фотографий Алана, которые мне хотелось забрать. Мне так его не хватает. — Никки снова протянула Мюллеру стакан с водой, но он покачал головой. — Они меня там ждали.
— Эти люди напали на вас? — Она показала ему фото Торреса и Стелджесса.
— Трудно сказать. Они были в трикотажных масках. Включили музыку на полную громкость и привязали меня к кровати. Потом начали пытать какой-то электрической штукой, которая жгла тело. Поймите меня, это была жуткая боль. Жуткая.
— Хорст, как вам удалось от них сбежать?
— Когда они вышли в другую комнату, чтобы позвонить кому-то по телефону, я сумел высвободиться. Понимаете, когда-то в Гамбурге я работал ассистентом фокусника, Залмана Великолепного. Я вылез в окно, спустился по пожарной лестнице и убежал.
— Но почему они прекратили пытку и отправились звонить?
Никки закрыла блокнот и пристально взглянула на Мюллера. Тот неловко пошевелился под ее взглядом и пробормотал:
— Эта электрическая штука — самое ужасное, что мне приходилось испытывать в жизни, понимаете? Видите, у меня до сих пор остались шрамы.
Никки знала, почему он снова заговорил о боли. Она не могла его судить, но и не собиралась отвечать за него, поэтому просто молча ждала.
— Они мучили меня снова и снова, понимаете. — На глазах у Мюллера выступили слезы, и он шмыгнул носом. — Это ужасно, я сожалею об этом, но… я им рассказал. Я сказал, что отдал видео… Отцу Графу.
И Мюллер, закрыв глаза, всхлипнул от стыда.
В Трайбеку Хит и Рук возвращались в мрачном молчании. Когда они проехали полпути, Рук заговорил:
— На его совести смерть отца Графа. Должно быть, тяжкое бремя.
— Мне жаль его, Рук. Кто знает, как бы мы повели себя, оказавшись на его месте. — Они снова помолчали. Проехали квартал, и у нее зазвонил телефон. — Таррелл, — сказала Никки, взглянув на экран. — Привет, Тэрри, что у тебя?
— Парочка новостей, которые наверняка тебя заинтересуют. Во-первых, твой парень Девэйн действительно позвонил. Криминалисты сейчас спускают воду из резервуара на крыше «Грейстоуна» и готовятся искать пулю. Каньеро присматривает за ними.
— Отлично. Будем надеяться, что где-нибудь там найдется наша пуля.
— А сейчас у меня есть еще одна потрясающая новость. В свободное время, оставшееся после поддержания порядка на рабочем столе, я проверил финансовые дела отца Графа.
«Бог мой, — подумала Хит, — как же я люблю этих Тараканов!»
— И представь себе, что я нашел? Помнишь ту папку «Эмма» в его почтовом ящике? Оказалось, что у Графа был общий счет в банке с некоей Эммой Кэрролл. Сейчас на нем всего несколько сотен, но за последний год там появлялись суммы в двадцать-тридцать тысяч.
— Тэрри, ты лучший. По крайней мере, будешь таковым, если у тебя найдется адрес этой Эммы Кэрролл. — Таррелл продиктовал адрес, и, закончив разговор, Никки наклонилась к водителю такси: — Прошу прощения, планы меняются. Перекресток Парк-авеню и Шестьдесят шестой.
Оглядев ближайшие многоквартирные дома с верхнего этажа любого здания на Манхэттене, можно обнаружить одну-две застекленные террасы. Эмма Кэрролл встретила их именно на такой террасе, и Никки поразилась тому, как тепло и светло здесь было, несмотря на то что снаружи стоял трескучий мороз. Тем не менее лицо женщины совершенно не соответствовало веселой обстановке. Эмма Кэрролл была довольно привлекательна — кое-кто сказал бы, что она похожа на женщину-вамп. Однако глаза у нее опухли, взгляд погас — либо от успокоительных, либо от горя, либо от того и другого.
— Я все никак не могу в это поверить, — сказала она, когда они сели. — Отец Граф был превосходным священником и прекрасным человеком.
— Вы были близки? — Хит оценивала ее, размышляя о том, не замешана ли здесь запретная связь, но не заметила никаких признаков; ошибалась Никки редко. Она гордилась своим внутренним радаром, реагирующим на ложь.
— Да, но, пожалуйста, не подумайте ничего такого. Нас с отцом объединяли взгляды на церковь и ее роль в защите прав человека и социальной справедливости. — Эмма отпила глоток спиртного, звякнув кубиками льда. — И зачем нам было портить себе жизнь какими-то непристойностями?
— Мне известно, что у вас с отцом Графом также был общий счет в банке. Время от времени на него поступали крупные суммы денег, — заметила Хит.
— Разумеется, был. Ведь я являлась не только жертвователем, но и казначеем; деньги предназначались для благотворительных целей, это были пожертвования в организацию по защите прав человека, деятельность которой мы поддерживали.
— Которая называется «Justicia a Guarda»? — уточнил Рук.
Эмма Кэрролл впервые проявила какие-то признаки жизни.
— Да. Я так рада, что вы о них знаете.
— На самом деле мы знаем совсем не так много. — И — снова ради Хит — Рук добавил: — У нас, так сказать, общение по электронной почте.
Никки не обратила внимания на этот намек насчет Паскуаля Гусмана и спросила Кэрролл:
— Итак, вы занимались сбором средств для дела этой организации и одновременно были ее банкиром?
— Ну, так все начиналось. Но с недавних пор я немного отошла от административных вопросов, в основном ищу новых жертвователей. Я почти не пользуюсь этим банковским счетом, а направляю людей прямо к человеку, связанному с организацией. Мне кажется, они довольны тем, что имеют возможность передать деньги из рук в руки, и администратор «Justicia» — очень приятный человек.
Никки открыла блокнот.
— Могу я узнать его имя?
— Конечно. Его зовут Алехандро Мартинес. Произнести по буквам?
— Нет, — сказала Хит. — Я знаю, как это пишется.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Рук подкрепил первую утреннюю чашку кофе порцией эспрессо и спросил:
— Мама, ты уверена, что справишься?
— Справлюсь с чем — с ролью богатой светской львицы? Справлюсь — не то слово. Вернее будет сказать, что я рождена для нее, деточка.
Никки сняла с Южной Доски Убийств полицейскую фотографию Алехандро Мартинеса и сказала:
— Обдумайте все еще раз, Маргарет, прежде чем соглашаться. Вам предстоит встретиться с этим человеком. Он крупный торговец наркотиками, недавно вышел из тюрьмы. Он утверждает, что покончил с прошлым, и в то же время отмывает деньги через церковь. Возможно, он даже стоит за пытками и убийством священника.
— Какой аристократический подбородок, а? — ответила Маргарет Рук. — Если вы думаете, что я упущу шанс посмотреть, как эти глаза ощупывают меня из-за букета мимозы, то сошли с ума.
Когда Рук высказал идею попросить Эмму Кэрролл устроить встречу Мартинеса с «жертвователем», готовым расстаться с крупной суммой денег, Хит сразу согласилась. Наличные должны были послужить приманкой, а затем можно было выследить деньги и выяснить, куда они в конце концов попадают. Когда Никки поняла, что завтракать с Мартинесом предстоит матери Рука, было уже поздно: дело было на мази, Эмма позвонила «казначею».
— Еще не поздно отказаться, — предупредила Никки. — Не надо ложной гордости, если вас что-то волнует, отменим встречу.
— Больше всего меня сейчас волнует то, какую светскую львицу выбрать из всех ролей, что мне пришлось исполнять за свою карьеру на Бродвее. Может быть, Эльзу Шредер из «Звуков музыки»?[118]
— Это та, которую фон Трапп променял на Марию? — переспросил Рук.
— О… — Маргарет поморщилась. — Слишком много раз мужчины уходили от меня к гувернантке, я не в силах вынести это снова. Можно попробовать Веру Симпсон из «Приятеля Джои».[119] — Она снова присмотрелась к снимку. — Нет, такой на нее не отреагирует, слишком уныло. Что у нас есть еще… Ага! Придумала! Мюриэл Юбэнкс из «Отпетых мошенников».[120] Та, которую соблазнил жулик. Превосходно.
— Делай как тебе удобнее, мама, но на этот раз соблазняешь ты.
— А как?
— Вот этим. — Рук положил на стол большую сумку «Луи Виттон». — Здесь десять тысяч долларов из моего гонорара за будущий фильм о Чечне. Мы с Никки всю ночь переписывали серийные номера, так что смотри, никаких чаевых, и не вздумай прикарманить что-нибудь из этой сумки.
— Джеймсон, ты твердо решил испортить мамочке развлечение, да?
Они приехали во взятой напрокат машине за час до назначенного времени, чтобы занять удобное для наблюдения место поблизости от ресторана «Кассис» на Коламбус-авеню. Хит и Рук выбрали это заведение потому, что оно было небольшим и вокруг было довольно спокойно, так что, сидя в машине, они могли слышать разговор, происходящий за столиком.
— И как это будет выглядеть? — спросила Маргарет с заднего сиденья. — В кино обычно обматываются проводами.
— Вот! — воскликнул Рук. — Я достал это у своих новых друзей в магазине шпионского оборудования. — И он протянул матери смартфон.
— И все? Дорогой, а я надеялась на провода.
— Тогда снимайся в сериале «Джамп-стрит, двадцать один».[121] У этой детки имеется самое современное устройство подавления помех и сверхчувствительный микрофон. Положи ее рядом с собой на диван, и мы будем слышать все. Здесь также есть навигатор. Надеюсь, нам не придется тебя искать, но, даже если что-то пойдет не так, хочу быть уверен в том, что мы тебя выследим.
— Превосходно, — произнесла Никки. — То, что надо.
— Ты еще не все видела. — Он протянул ей мобильный. — Поскольку враги взломали мою почту, я волнуюсь за наши телефоны. В шпионском магазине я заодно купил нам по новому сотовому. Я уже настроил навигаторы и кнопки быстрого набора.
Хит нажала на кнопку на своем новом телефоне. Мобильный Рука зазвонил.
— Алло?
— Зануда, — сказала она и повесила трубку.
Сидя в машине, они наблюдали за тем, как миссис Рук устраивается за столиком у окна, который они велели ей занять. Также по указанию Хит Маргарет уселась лицом к залу — так с улицы можно было наблюдать за Мартинесом и его руками.
— Знаете, я вам вот что скажу, — донесся из динамика ее голос, — вам, может, так и удобно, но мне — не очень-то; из окна ужасно дует.
Рук, проверив, не включен ли микрофон, пробормотал:
— Актеры, что поделаешь.
Пока они молча сидели и ждали появления торговца наркотиками, телефон Хит зазвонил, и Рук спросил:
— Уверена, что не хочешь воспользоваться тем телефоном, что я тебе купил?
— Это звонят из ФБР; думаю, на этот раз можно поговорить.
Приятельница Хит из Национального центра расследований уголовных преступлений в Квантико начала с извинений за задержку.
— У меня не сразу получилось раздобыть сведения о Серхио Торресе, потому что я уперлась в стену, и мне потребовалось получить несколько официальных разрешений. — Хит ощутила прилив адреналина. — Но ради тебя я теребила начальство до тех пор, пока мне не дали доступ. Досье на этого человека засекречено, так как он был сотрудником правоохранительных органов и работал под глубоким прикрытием.
— Так Серхио Торрес был копом?! — воскликнула Никки, и Рук, прекратив барабанить пальцами по рулю, резко обернулся к ней.
— Точно, — подтвердила аналитик из ФБР. — Все сведения о правонарушениях, тюремный срок — все это по-настоящему. Часть легенды, придуманной, чтобы помочь ему втереться в доверие к бандитам.
— Где именно он работал?
— Торрес был сотрудником отдела по борьбе с наркотиками вашего Департамента, а конкретно — Сорок первого участка. Это в…
— В Бронксе, — перебила Хит. — Я знаю, где это. — В этот момент она заметила элегантно одетого Алехандро Мартинеса, идущего по тротуару по направлению к их машине. Никки быстро поблагодарила сотрудницу ФБР, повесила трубку и вцепилась в Рука. — Давай целоваться.
Она притянула его к себе и впилась поцелуем в его губы, а затем так же внезапно отстранилась.
— Это для того, чтобы Мартинес меня не заметил.
— А я и не жалуюсь. — Пока они смотрели, как Мартинес целует руку Маргарет и садится, Рук сказал: — Если я правильно понял, то наш Человек-Чупа-чупс на самом деле оказался Копо-чупсом?
В ресторане за столиком шла обычная светская болтовня, и Хит быстро передала Руку содержание телефонного разговора. Затем прислушалась и пробормотала:
— Ну-ка, ну-ка, мне это не нравится.
Из динамика доносился голос Мартинеса, предлагавшего перейти за столик в глубине ресторана.
— Я некомфортно себя чувствую, сидя у окна.
— Надо скорее вытаскивать ее оттуда, — сказала Хит.
— Нет. — Она никогда не видела Рука таким испуганным. — Ты не знаешь маму. Если я вмешаюсь, когда она играет роль, я об этом сильно пожалею.
Маргарет быстро сообразила, как выкрутиться, и повела себя в соответствии с ролью.
— О, но вы не понимаете. Это мой обычный столик, я люблю смотреть на людей и люблю, когда они на меня смотрят, — особенно в компании такого приятного мужчины, как вы, мистер Мартинес.
— Ну что ж, очень хорошо, — послышался спокойный голос. — Но только если вы будете называть меня Алехандро.
— Это означает «Александер», верно? Обожаю это имя. У меня есть сын, и его второе имя — Александер.
Никки насмешливо покосилась на Рука.
— Ты права, Никки, надо вытаскивать ее оттуда.
— Нет-нет, — возразила Хит. — Я узнаю столько интересного.
Поздний завтрак Маргарет и Алехандро проходил подобно любому первому свиданию — то есть состоял из легкого разговора и историй из жизни, выслушиваемых с притворным интересом.
— Меня всегда в дрожь бросало, когда я слышал интимные разговоры матери с мужчинами, — заметил Рук. И тут же поспешил исправить промах: — Только не подумай, что я подслушивал. Никогда. — И он резко сменил тему. — Мне кажется, что информация о том, что Торрес занимался наркотиками в Сорок первом, превосходно укладывается в нашу картину.
— Рада слышать.
— Сначала дослушай до конца, — проворчал он. — А уж потом можешь разносить мою теорию в пух и прах. — Она жестом ведущей телешоу велела ему продолжать. — Первое: кто еще работал в этом же отделе и участке? Стелджесс. Второе: кого убили на этой территории? Хаддлстона. Третье: кто в те времена был здесь крупнейшим торговцем наркотиками? Собеседник моей матери. Тот же самый джентльмен, чьи деньги, полученные от Управления по борьбе с наркотиками, найдены на чердаке отца Графа. Поэтому да, Никки Хит, парочка фактов связана друг с другом.
Никки улыбнулась ему:
— Мне очень не хочется признавать твой успех, но продолжай. И на что же указывают эти связанные друг с другом факты?
— Чувствую, что речь идет об организованной банде наркодилеров, действующей в Бронксе. Я себе представляю это так: дилеры сумели обойти Управление и с помощью государственных денег подкупили продажных копов, чтобы те, в свою очередь, не мешали им зарабатывать дальше. Я бы сказал, остроумно. Погоди-ка… — Он прислушался к разговору за столиком в «Кассис» — Мартинес смеялся над рассказом Маргарет о том, как она нагишом купалась в фонтане в Линкольн-центре. Рук пробормотал: — Если бы только она сделала это ночью…
— Твоя теория не совсем нелепа, Рук. Но как сюда вписывается Граф? И «Justicia a Guarda»?.. Или они не вписываются?
— Я как раз думаю об этом. Помнишь, мой человек в Колумбии, Ти-Рекс, рассказал, что Паскуаль Гусман из «Justicia» несколько недель назад получил какой-то тайный груз? Что же это за тайна такая? Наркотики? Как говорит Чарли Шин, «А то!». И я вот что думаю… точно так же, как наш друг, сидящий вот там в ресторане и чья рука сейчас лежит на колене моей матери… Гусман занимался отмыванием грязных денег через отца Графа, который ни о чем не подозревал и считал, что это пожертвования от филантропов для la raza justicia.[122] Но в конце концов священник обнаружил, что на самом деле это деньги от продажи наркотиков, и все, гуд-бай, падре.
Никки задумчиво рассматривала дома напротив.
— Ну, допустим. Тогда зачем им связываться со всякими Эммами Кэрролл и Маргарет Рук?
— Элементарно, — бросил Рук. — Во-первых, дополнительные деньги на взятки. И, что еще важнее, это помогает поддерживать видимость законности. Вероятно, именно поэтому отец Граф не интересовался подробностями.
— До тех пор, пока…
Рук нахмурился, обдумывая ответ. Внезапно лицо его просветлело.
— …до тех пор, пока он не услышал о существовании видеозаписи. Точно, готов поспорить. Уверен, что это видео, из-за которого они готовы в лепешку разбиться, — компромат на продажных копов из Сорок первого.
— Возможно, — снизошла Никки.
— Я тебя не убедил?
— Ты убедил меня лишь в том, что у нас есть версия. И неплохая — наконец-то. Но нам не хватает веских доказательств. Я не могу идти в Департамент со сказочкой. Особенно если вспомнить о том, что меня отстранили с вынесением выговора.
— И что нам теперь делать? — спросил он.
— То же, что и сейчас: ждать, пока появятся деньги.
После завтрака, состоявшего из moules frites[123] и салата frisee au lardon,[124] который Маргарет объявила превосходным, она оплатила счет. Хит, наблюдавшая за ними в бинокль, отметила, что Мартинес даже не посмотрел в сторону чека. Когда официант забрал деньги, наступила неловкая пауза, означающая переход к истинной цели встречи. Пауза оказалась недолгой. Алехандро Мартинес был отнюдь не из застенчивых.
— Эмма сказала, что вы готовы поддержать наше дело.
— О, разумеется. Я очень заинтересована. Вы искренне в него верите?
— Конечно. Сам я не из Колумбии, но, как сказал великий Чарльз Диккенс: «Милосердие начинается дома, а правосудие — по соседству».[125]