Холодная песня прилива Хейнс Элизабет

Глава 20

В понедельник утром я не видела Данкерли. Он проводил встречи, первый день недели выдался напряженный. Под вечер я вздохнула с облегчением, опасения отступили. Видит бог, Данкерли и без того умел превратить мою жизнь в ад, только не хватало вложить ему в руки лишнее оружие. Собрание коллектива у нас всегда проходило по вторникам. Обычно босс нацеливался на одного из нас, кого считал отстающим, и давал ему дрозда. Вторника мы всегда ждали со страхом.

Однако на этот раз все пошло по-другому. Босс оглядел помещение, проверяя, все ли на месте. Я почувствовала, как его взгляд прилип ко мне, — так ощущаешь на себе чужое прикосновение в вагоне метро. Но унижать он никого не стал, ни других, ни меня. Сидел тихо, что-то записывал, лицо и лысина порозовели и блестели от пота. Уточнил последние данные по объемам продаж и доходам, а как только с этим разобрались, отпустил нас и сам скрылся.

— Что за черт? Что с ним такое? — удивился Алан.

Мы праздновали первое спокойное собрание с момента вступления Данкерли в должность, пили кофе и со всех сторон обсуждали, что же нашло на шефа. Меня преследовало опасение, что это как-то связано с нашей встречей в клубе, но я, понятное дело, молчала.

На работе Данкерли стал меня избегать, и я потихоньку успокаивалась. Возможно, он тоже смущен, боится, как бы я не рассказала всем, что он ходит по стриптиз-клубам. Впервые за долгое время вернулось удовольствие от дневной работы — теперь, когда на меня перестали постоянно давить. Но в следующий выходной в «Баркли» и этому пришел конец.

Он явился рано, один, без приятелей. Занял столик прямо перед основной сценой и таращился на нее в радостном предвкушении, точно ребенок, впервые попавший в цирк.

Я любовалась его уродской физиономией через приоткрытую дверь гримерной.

Теперь у меня уже не оставалось сомнений в том, ради чего он явился, но деваться мне было некуда.

Он неотрывно следил за каждым моим танцем. Не сдвигался с места, кроме как в перерывах между моими выступлениями. Я выкладывалась на всю катушку, потому что я всегда так делала, но под его взглядом стала неуклюжей. Во втором танце я соскользнула с шеста и едва удержалась на ногах. Он засмеялся. Этот гад засмеялся в голос.

Гнев во мне вспыхнул огнем, и все остальные танцы я отработала безукоризненно, темпераментно. Показала ему, что почем.

Я догадывалась, что ему понадобится еще и приватный танец, и не удивилась, когда Хелена заглянула в гримерную и окликнула меня. У меня оставалось еще два выхода.

— У тебя клиент, — сказала она.

— Я так и думала.

— Дело в том, что он требует приватного танца с шестом бесплатно. Я сказала ему, что ничего не выйдет, но он велел спросить тебя. Знакомый?

— Да. Идиот гребаный!

— Я так понимаю, ты не собираешься танцевать для него?

Я ответила ей выразительным взглядом.

— Он тебе досаждает?

— Есть чуток. Сидит в первом ряду и действует на нервы, по правде говоря.

— Ясно, — сказала она и вышла из комнаты.

Когда я вернулась в зал, его уже не было.

Закончив выступление, я поговорила с Хеленой. Оказывается, его выставили. Больше его в клуб не пустят, пообещала она.

Я чуть не бросилась ей на шею.

Вторую половину дня я занималась разными делами, стараясь отвлечься от мысли о следах в иле, прямо под иллюминатором, но эта мысль никак не покидала меня. Кто-то побывал тут, когда начался отлив, — ранним утром, пока я еще спала.

Каюта после работы наждаком была покрыта мелкой пылью-, так что пришлось вытирать все поверхности влажной тряпкой. Работая, я поглядывала в иллюминатор, словно опасалась увидеть за ним чье-то лицо. Наконец стемнело, и, кроме пустого черного круга, я уже не различала ничего.

Закончив в каюте уборку, я прополоскала тряпку и оставила ее сохнуть. Час был не поздний, однако я совершенно вымоталась и, отправившись в постель, провалилась в беспокойный сон, а прилив тем временем прибывал, размывая следы под иллюминатором, пока они вовсе не исчезли, словно их никогда и не бывало.

Всю неделю после того, как его выставили из «Баркли», Ян Данкерли избегал меня. Я уже надеялась, что пронесло, что охранники, выводя его силой из клуба, вложили ему в голову каплю ума.

Разумеется, я ошибалась.

Наступила пятница. С тех пор как я начала танцевать, я редко участвовала в завершавших неделю корпоративных попойках, но большинство коллег регулярно отправлялись в паб надираться за счет фирмы, а дальше — либо по домам лечить похмелье, либо продолжать пить, но уже за свой счет.

Данкерли не часто присоединялся к нам. Кому-то из начальства он объяснял, что считает правильным оставлять иногда команду повеселиться без него, это развивает в сотрудниках чувство независимости. Чушь собачья. Просто он знал, как мы его «любим», и за пределами офиса кто-нибудь вполне мог ему врезать, особенно после бутылки-другой. Но на этот раз, явившись около восьми в «Разбойник», я застала там босса с бокалом красного. Я засиделась допоздна, распределяя мероприятия на будущую неделю. Я часто это делала по пятницам, чтобы подвести итоги своей дневной работы и переключиться на «Баркли».

Я заметила, что он уже слегка пьян, жирная лысина блестела в свете ламп, освещавших барную стойку. Мне бы развернуться и задать стрекача, но я устала и уже несколько часов предвкушала свой стаканчик вина.

— Дженевьева! — произнес он, изгибая руку дугой так, будто ожидал, что я нырну в его потную подмышку и прижмусь к нему.

— Ян, — ответила я, — по какому случаю?

Он хотел рассмеяться, но только фыркнул, от чего стал совсем уж похож на пьяного идиота.

— Подумал, стоит выпить с командой, — ответил он во всеуслышание, а затем драматическим шепотом, только для меня: — Потом, может, еще куда-нибудь наведаюсь. Что порекомендуешь?

— Порекомендую идти домой, — сказала я.

Данкерли бросил на меня злобный взгляд. Да уж, я дала маху.

— Извини, — с трудом выдавила я улыбку. — День был трудный.

Я взяла стакан бургундского, отхлебнула глоток. Один стакан, приказала я себе. Один — и вон отсюда. Я попыталась отвлечься разговором с коллегами, но все таращились поверх моего плеча на Данкерли, словно опасались, как бы он не взорвался.

— Странно он себя ведет, — сказал Гэвин. — Как будто возбужден или что.

Я рассмеялась: Гэвин точно уловил суть. Никому из коллег я пока еще не рассказывала о «Баркли». И вряд ли кто-нибудь с ходу поверит мне, вздумай я рассказать.

За пару минут я прикончила стакан и попрощалась с Гэвином:

— Я пошла.

— Что? Нет, еще рано.

Я подмигнула ему:

— У меня свидание! Серьезное! — Ничем иным он бы не удовлетворился.

— Правда? С кем?

— Расскажу в понедельник, — посулила я в расчете, что за выходные потребляемое Гэвином спиртное отшибет у него воспоминания о нашем разговоре.

На том я поцеловала его в щеку и двинулась к двери.

Данкерли пошел за мной. Я этого не замечала, пока не спустилась в метро, и вдруг он напер на меня сзади в толпе, спешившей на Окружную линию. Час пик еще не закончился, я ушла из бара рано.

— Куда торопишься? — заговорил он мне прямо в ухо, обдавая винными парами и запахом кукурузных снеков с сыром.

— Домой, — ответила я. — Ты-то почему не в баре, Ян? Все удивятся, куда ты ушел.

Даже посреди людской толпы я чувствовала исходившую от него угрозу и вынуждена была разговаривать с ним любезно, хотя готова была столкнуть его на рельсы.

— Ты сегодня выступаешь? — спросил он, разом покончив с вопросом, узнал ли он меня.

— Нет, — солгала я.

— Жаль, — сказал он. — Я собирался снова попросить тебя насчет приватного танца.

Женщина, стоявшая рядом с нами на платформе, окинула нас быстрым взглядом и уткнулась в рекламу кофе на дальней стене.

— Тебя вряд ли впустят туда, Ян.

Голос его повысился на полтона:

— И кому я этим обязан? Сука наглая!

— Что ты сказал?

— Сказал, что ты наглая сука! — Последние два слова он выкрикнул во весь голос.

Люди на платформе то оглядывались, то делали вид, будто смотрят в другую сторону, однако вмешиваться, разумеется, никто не стал. Он мог полезть мне под юбку, и никто не сдвинулся бы с места.

Нас обдало порывом ветра из туннеля. Я развернулась и пошла прочь, но он (я к этому была готова) поплелся за мной. Пришлось расталкивать пассажиров, пытавшихся влезть в набитую электричку.

— Куда пошла, бля! — орал он мне поверх людских голов.

Я не отвечала. Я решила вернуться домой на такси. Туда-то он за мной увязаться не сможет. Мне представилось, каково это будет, оказаться с ним в поезде, почувствовать, как в мою задницу упрется его жалкий набухший член.

«Лучше умереть, — твердила я про себя. — Лучше умереть».

Однако у выхода из метро ни одного такси не обнаружилось. Начинался дождь, и прохожие спешили мимо, не обращая внимания на засранца, который, стоя вплотную ко мне, орал что-то про суку самовлюбленную.

— Тебя давно пора проучить! — блеял он.

— Оставь меня в покое, — сказала я. — Правда, Ян, ступай-ка обратно в паб. Это уже ни в какие ворота не лезет.

Мои увещевания не помогли, скорее еще больше его обозлили.

— Слушай, — заявил он. — Ты подрабатываешь на стороне. Этого достаточно, чтобы тебя уволить. Я мог бы сообщить кому следует.

— Мог бы, мог бы. А как ты объяснишь, откуда тебе это стало известно?

Это озадачило его, но он сразу же оправился:

— Никаких объяснений не потребуется. Если спросят, скажу, что получил информацию.

— На основании слухов сотрудника уволить нельзя. И знаешь что? Мне по-любому наплевать. Расскажешь кому-нибудь, где я работаю, — жизни рад не будешь, ясно? Твоя жена знает, где ты провел вечер? Думаешь, она развеселится, узнав об этом?

Я здорово обозлилась и уже почти кричала, и вот тут люди начали оборачиваться. К счастью, как раз в этот момент показалось такси с горящим огоньком, и я замахала руками и даже выскочила на проезжую часть, чтобы вынудить его остановиться. Я запрыгнула на пассажирское сиденье и попросила водителя ехать быстрее, просто вперед, но, пожалуйста, побыстрее. Данкерли ухватился за ручку дверцы, но водитель нажал на газ, и ему пришлось разжать руку.

В такси я заплакала. Он напугал меня, этот подонок: окажись мы в безлюдном месте, на что бы он решился? Пустил бы в ход силу? Заломал бы меня?

— Ты как, лапонька? — посочувствовал таксист.

— Все нормально, — всхлипывала я. — Спасибо.

Он доставил меня домой. Пришлось отдать ему тридцать фунтов из моих сбережений. Денег у меня к тому времени было много, но то обстоятельство, что пришлось запустить руку в лодочный фонд, привело меня в ярость.

К тому же я понимала, что мне еще предстоит столкнуться с Данкерли. Лучше не станет, будет только хуже. Он сумеет отравить мне каждый рабочий день, и так до тех пор, пока я сама не уволюсь. Денег все еще не хватало. Требовалось заработать достаточно, чтобы уволиться, и поскорее.

Я резко очнулась, сердце колотилось, а отчего — я сама толком не понимала.

Сев в постели, я отодвинулась к краю, подальше от светового люка, хотя за ним было темно, сплошь серые тучи. Рано еще просыпаться.

Что-то меня разбудило, но что? Я напрягала слух, но, кроме тихого покачивания лодки, кроме шума воды, не слышала ничего. Разве что вдали какой-то звук — автомобиль, вероятно?

И вдруг — прямо над головой. На крыше каюты. Я замерла, вслушиваясь изо всех сил, сердце колотилось в панике. Оба мобильных телефона — и мой, и Дилана — остались в столовой. Толку-то от них там. А если мне понадобится позвонить? Завтра прихвачу их с собой в постель…

В прямоугольнике люка на фоне серого неба проступил силуэт человека.

Я резко втянула в себя воздух и отползла еще дальше в угол. Отсюда мне был виден только черный абрис в сером поле. Он двигался, пытался заглянуть в спальную каюту. Послышался голос, недостаточно внятный, чтобы разобрать слова, на палубе раздались шаги. Мгновение — и в дверях каюты возникла чья-то фигура.

Я хотела крикнуть, но было уже поздно. Он увидел меня в моем углу, подскочил, схватил подушку и зажал ею мне рот. Так резко, что я врезалась головой в стену позади кровати, из глаз посыпались искры. В следующее мгновение я уже брыкалась и извивалась, отбиваясь изо всех сил.

— Прекрати! — прошипел он. — Сейчас же перестань, сука тупая!

Я забилась еще сильнее, и он сжал пальцами мне шею, давил, пока я не перестала дышать. Тут-то я перепугалась по-настоящему.

— Ты перестанешь дергаться, наконец?

Ответить я не могла — слишком крепко он пережал мне глотку, — так что попыталась кивнуть в надежде, что он заметит это движение в темноте. В каюту вошел еще один человек.

— Что ты делаешь, на хрен?

— Да она как начала брыкаться, — шепотом пояснил первый.

Он убрал руку с моей шеи, и я, захлебываясь, втянула воздух в измученные легкие.

Нападавший толчком перевернул меня лицом вниз, они вместе ухватили меня за руки и чем-то скрепили запястья, пластиковые кольца впились мне в руки.

— Дженевьева, — заговорил второй, — попытайся объяснить, что тут происходит.

— Что? О чем вы? — громко завыла я. Они-то шептались, но я не собиралась приглушать голос на собственной лодке.

Он за волосы приподнял мою голову и с такой силой опустил ее на подушку, что я прикусила губу. Рот наполнился кровью. Я сплюнула.

— Не упрямься, хуже будет. Расскажи, что ты затеяла, и покончим с этим, или я запру тебя тут и сам обыщу лодку. Что предпочтешь?

— Отвали, — сказала я. — Мой парень вернется после работы. Вот-вот подъедет.

Он рассмеялся:

— Ага, как же. Твой парень — это мистер Карлинг? Нынче он побудет дома с миссис Карлинг. Сюда-то он верняк не заедет. С тобой животики надорвешь, Дженевьева.

Порыв ветра я ощутила за миг до того, как его кулак врезался мне в голову, сбоку, за ухом, — один раз, второй. Голова закружилась, меня чуть было не стошнило.

— Хватит дурить! Поняла?

Жужжание, звон, я не сразу сообразила откуда, потом дошло: изнутри моей головы.

— Не знаю, — пробормотала я. Рыдания и подушка заглушали мои слова. — Не знаю, о чем вы.

На баржу поднялись еще люди. Расшвыривали все подряд в камбузе.

Голос второго человека, того, который помешал первому задушить меня, я узнала. Это был Никс, Робби Никс, один из людей Фица.

— Никс? — позвала я.

На миг в каюте повисла тишина, прерываемая только грохотом в салоне и на камбузе.

— Заткнешься ты, шлюха гребаная! — прошипел он наконец.

Удар — петарда взорвалась у меня в голове, и каюта со всеми, кто был в ней, исчезла.

Глава 21

После этого случая с Данкерли я села и подсчитала, сколько у меня денег. Чтобы приобрести баржу в приличном состоянии требовалось от восьмидесяти до ста штук. Небольшое суденышко можно было купить гораздо дешевле, но там не хватало пространства. А мне требовалось достаточно места, чтобы превратить судно в дом, я же собиралась жить там, а не проводить летние выходные. Сверх стоимости судна, нужно было еще предусмотреть расходы на ремонт — еще двадцать или тридцать тысяч при скверном раскладе, если понадобится капитальный ремонт или судно придется вытаскивать из воды для сварочных работ. И сколько-то денег на жизнь, чтобы продержаться как минимум год, хотя я и прикидывала вариант работы на полставки, после того как налажу процесс.

От нужной суммы я успела скопить примерно две трети, причем основную часть составляли деньги, вырученные годом ранее за квартиру. Никак недостаточно для того, чтобы уволиться. Еще одна проблема: сколько бы я ни зарабатывала в клубе, имелись также издержки. Одежда, обувь, косметика — при всей моей экономности я ежемесячно тратила целое состояние только на макияж. Итог: трудиться придется еще не менее полугода; разве что Фиц будет вновь приглашать меня к себе на приватные вечеринки, тогда я смогу заработать быстрее.

Я не была уверена, что терпения у меня хватит надолго.

Данкерли отвязался от меня, однако вновь стал самим собой — прежним невыносимым начальником. Он поставил перед нами очередные цели, от каждого требовалось больше усилий. А мы и так работали на износ. Откуда возьмутся дополнительные объемы продаж, никто не понимал. Я оставалась только из-за денег. Многие компании в нашем секторе активно избавлялись от сотрудников. Шансов найти другую работу не предвиделось, тем более что рекомендацию мне предстояло получать у Данкерли.

Нет, решила я, придется работать тут и постараться каким-то образом ужиться с Данкерли.

После инцидента в метро прошла неделя, вновь наступила пятница, и тут выяснилось, что Данкерли отнюдь не намерен успокаиваться. Я открыла свой ящик и на стопке бумаг обнаружила рекламку стриптиз-клуба. С флаером в руках я прошагала в кабинет Данкерли. Он сидел в одиночестве, притворяясь, будто занят. Я хлопнула бумажку ему на стол.

— Это что еще? — в ярости спросила я.

Босс растянул рот до ушей.

— Понятия не имею, о чем речь, — заявил он. — А что? Ты ищешь вторую работу?

— Зачем вы это делаете? — спросила я уже не так громко.

Он переменился в лице:

— Ты знаешь зачем. Ты подстроила, чтобы меня выгнали из клуба. Унизили.

— Ничего я не подстраивала. — Я попыталась слегка приукрасить правду. — Управляющая сказала мне, что вы хотели приватный танец бесплатно. Такого никто не одобрит, сами понимаете. У них даром ничего не делается, и подобную просьбу они сочли наглостью, потому-то вас и выгнали.

— А за пределами клуба ты бы согласилась сплясать для меня даром?

— Разумеется, нет! — отрезала я.

— Почему же?

— Потому что ты засранец мелкий и к тому же мой босс, так что предложение в любом случае неуместно!

— Сука придурочная! — взвизгнул он. — Убирайся, на хрен, из моего кабинета!

Я наведалась в отдел кадров. Если босс взялся меня преследовать, я отвечу тем же: в эту игру могут играть двое. Я сидела в кабинете перед дамой из кадров и, задыхаясь, со слезами, жаловалась ей на граничившее с сексуальным домогательством поведение босса. Она выслушала с сочувствием мой рассказ о том, как мы встретились в ночном клубе, как он прицепился ко мне и что с тех пор продолжаются непристойные предложения. Я показала ей рекламный листок.

— Он сунул его в мой ящик, — сказала я.

— Откуда известно, что это сделал он?

— Я пошла к нему и спросила. Сначала он отрицал, а потом… потом сказал, что мне придется станцевать для него.

— Ясно.

Кадровичка велела написать заявление, включив в него все эпизоды, какие я смогу припомнить, все случаи, когда босс позволил себе жесты или слова, которые я считаю оскорбительными. Меня все еще трясло, я здорово переволновалась, и она, заметив это, предложила уйти пораньше, она, мол, это уладит.

У меня оставалось еще много работы, мне следовало бы вернуться к себе и заняться делами, тем более теперь, когда перед нами поставили новые грандиозные задачи, но при одной мысли о Данкерли мне так поплохело, что я послушалась даму из кадров и отправилась домой.

Вечера и выходных я ждала с нетерпением. Поскольку боссу-засранцу вход в клуб воспрещен, мне предстояло отлично провести время: потанцую, пообщаюсь со своими постоянными клиентами, разомнусь хорошенько и вдобавок денежек заработаю.

Я открыла глаза и тут же зажмурилась: свет был слишком ярким, а у меня все болело, от затылка до пяток.

Я не сразу поняла, где нахожусь, потом увидела, что лежу на полу. Кто-то что-то говорил мне, однако я не разбирала слов, как будто находилась под водой. Я слышала только собственное дыхание, стук сердца, ток крови в сосудах.

— Джен? Ох, слава богу!

— Мальк?

Он вышел из моего поля зрения, приговаривая:

— Где чертовы ножницы?

В ящике на кухне, хотела я ответить. Почему я не могу пошевелить руками? Затем память начала возвращаться: мужчины здесь, на лодке, в моей каюте…

Нахлынула волна ужаса, я забилась, и тут снова подоспел Малькольм:

— Тише-тише. У тебя руки связаны кабелем, а я ножниц никак, мать их, не найду, там все вверх дном.

— Были кусачки в трюме. В коробке с инструментами…

Но видимо, и в трюме тоже все вверх дном. Теперь я все поняла. Значит, сверток Дилана отыскали. Чудо еще, что меня оставили в живых.

Малькольм отыскал кусачки в кладовке под шпателем. Больно было ужасно, когда он подсунул кусачки под веревку, давя на ободранную проводом кожу. Щелчок — и пластиковый кабель разорван, а я воплю от боли: руки освободились, кровь вернулась в онемевшие кисти и пальцы. Сначала я не могла подняться. Лежала на полу каюты и плакала, рыдала навзрыд. Как я угодила в это безумие, из которого не выпутаться? Чем заслужила такую беду?

Малькольм уселся на полу, спиной к моей кровати, и пристально следил за мной.

— Полежи немного, — посоветовал он. — Готова будешь встать — цепляйся за мою руку.

Я уткнулась лицом в ковер и продолжала плакать. Руки болели ужасно.

— Господи, Мальк… Я до смерти перепугалась…

— Ты разглядела их? — спросил он.

Я покачала головой и попыталась отлепиться от пола. Малькольм наклонился, ухватил меня под мышки, подтянул и помог усесться на кровать.

— Было темно… О боже! Что они здесь натворили, Малькольм? «Месть» повреждена?

— Все не так уж страшно, — ответил он. — По-моему, они только разбросали вещи. Случись это у нас, ты бы вообще не заметила, что кто-то побывал. Попрошу-ка я их заглянуть: «Тетушка Джин» будет лучше выглядеть после такой приборки.

Я невольно улыбнулась.

— Хочешь, чтоб я позвонил копам? — Судя по голосу, у него подобное желание отсутствовало напрочь.

Я снова покачала головой:

— Нельзя.

— Хреново это, Джен, — заметил он.

— Что? Что я не звоню в полицию?

— Нет. Эти разборки. Наверное, все дело в том свертке, про который ты мне говорила. — Он покачал головой, провел рукой по волосам. — Они же в любой момент могут вернуться. Того гляди и за нас примутся. Если не получат от тебя, чего им надо, будут угрожать нам, и Джози…

— Остынь, Малькольм. Я даже не уверена, за этим ли они приходили.

— Да разумеется, блин, за этим, за чем же еще?! Куча бандитов обыскивает твою лодку, избивает тебя — и не за этим?

Я пожалела о том, что рассказала ему про тот сверток. Теперь он орал на меня, бегая взад-вперед по палубе.

— Послушай, — сказала я. — Ведь они ушли ни с чем?

— Почему ты решила, что они так и не отыскали сверток?

— Не знаю. Может, и отыскали. Но почему-то мне кажется, что нет.

— Хочешь, чтобы я проверил?

— Нет, не хочу! — Господи, он выводил меня из терпения, вечно во все лезет, рвется помочь. — Спасибо. Честное слово, я уже оклемалась. Чуть позже проверю. Сперва надо прийти в себя. Немножко в порядок себя привести. Зайди попозже.

— Ладно, если тебе так лучше. — Он слегка обиделся. Стоял, переминался с ноги на ногу, явно пока не собирался уходить. — Я зашел сказать, что мы похоронили Освальда, — пробурчал он. — Нашли тихий уголок в парке. Он приносил нам оттуда подарочки. Один раз даже крольчонка. Он был бы доволен, что мы выбрали для него такое местечко.

— Как Джози?