Холодная песня прилива Хейнс Элизабет
— Все нормально? — настойчиво спросил он, лицо выражало тревогу.
— Я все еще чуточку пьяна, — призналась я, словно к этому все и сводилось. — Извини. Мне было хреново, и я решила: напьюсь и пусть весь мир провалится в тартарары.
На столе в нише дожидался большой бумажный пакет, а внутри — две упаковки жареной картошки. Я достала из кухонных шкафчиков соус, соль и уксус.
— Я еще выпивки принес, — сказал Карлинг. — Подумал, может, у тебя заканчивается.
Две бутылки вина, красного и белого. Соблазнительно. Я улыбнулась ему — лучшей моей пьяной улыбкой.
— Открой, — попросила я, протягивая ему штопор. — Я уже не помню как.
Лишь принявшись за еду, я почувствовала, как голодна. Я съела все подчистую, выскребла даже остатки соуса с бумаги. Карлинг со своей порцией расправлялся не столь поспешно, а вино прихлебывал так изящно, будто сидел в ресторанном зале, а не в закутке полуотремонтированной старой баржи на Медуэе.
— Так, — произнес он наконец. — Почему тебе стало хреново?
Я пожала плечами. Хмель развеялся, но я все еще чувствовала близость слез, они могли хлынуть в любой момент.
— Да просто мне было одиноко, только и всего. Не стоит меня жалеть. Мне редко бывает одиноко, но вот сегодня так случилось.
— Но теперь уже лучше? Разделим одиночество на двоих?
— Хорошее предложение. Почему у тебя грустный вид? — чуть позже спросила я.
Он засмеялся невесело и подлил мне вина:
— Не грустный. Просто старею.
— Ты еще молод.
— Старше тебя.
— И что с того?
— Ну, вот сегодня я чувствую себя старым. И это неплохой предлог для того, чтобы напиться.
Я улыбнулась ему: впервые мне было по-настоящему хорошо с ним.
— Надо бы что-то покрепче, — заметила я.
— Угадала, — откликнулся он и достал из сумки (я только сейчас заметила ее на трапе, ведущем в рубку) бутылку водки. — Надеюсь, ты это пьешь.
— Черт возьми! — ответила я. — Лишь бы не денатурат.
С этой минуты все у нас с ним пошло веселее, мы пили рюмку за рюмкой, по радио передавали джаз, который нам обоим не слишком-то пришелся по вкусу, и каждый раз, когда один из нас кривил рожу, заслышав негармоничную ноту, мы это дело запивали. Так мы становились все пьянее и пьянее.
Сумка с вещами и бутылка водки подсказали мне, что Карлинг решил остаться на ночь, а судя по количеству потребляемой водки, не собирался спозаранку на работу. И как только эта мысль просочилась в мой бедный мозг, я позволила себе расслабиться — хотя бы на один вечер.
Сегодня ночью на баржу никто не полезет.
По крайней мере до утра клад Дилана в безопасности.
Глава 23
Следующий ход Данкерли сделал опять-таки в пятницу.
Я предвкушала вечер, выступление, и, хотя рабочая неделя выдалась на редкость хлопотная, она уже заканчивалась, мне не терпелось отправиться в «Баркли» и выпустить пар.
Во второй половине дня у нас проводились собрания — еще одно весьма непопулярное нововведение Данкерли. В ту пятницу, на мою беду, кроме меня, на работе никого не было. День оказался таким напряженным, что я даже не успела заметить отсутствия коллег. Двое болели. Гэвин уехал на Тенерифе. Люси взяла полдня отгула, чтобы сделать маникюр. Мы с Данкерли остались наедине.
Должно быть, отдел кадров, проверив мою жалобу, велел ему оставить меня в покое. Во всяком случае, после того столкновения в кабинете я его почти не видела. А теперь он сидел напротив меня за большим столом и таращился на меня так пристально, что мне сделалось не по себе.
Минут десять мы ждали молча, пора было начинать собрание. Данкерли откашлялся и произнес:
— Что ж, Дженевьева, похоже, нынче нас только двое?
— Похоже на то, — согласилась я.
— И какой у тебя отчет?
Я поглядела на распечатанные к собранию листы отчета о продажах и подтолкнула их к боссу. В этом месяце я вышла на первое место в команде. Чуть не сдохла, но желание поскорее вырваться отсюда подхлестывало меня.
Он быстро пролистал страницы и кивнул.
— Вот видишь, — сказал он, — чего можно добиться, стоит только захотеть?
Я промолчала. Не решалась и слова произнести, а то сорвусь.
— Слушай, — продолжал он, — мне кажется, ты неверно истолковала мои намерения.
Брови у меня поползли вверх.
— Неужели? И какие же у вас были намерения?
— Заставить тебя переспать со мной.
Я ожидала чего угодно, но только не этого. Должно быть, вид у меня был изумленный, я залилась краской.
Его мое смущение только рассмешило.
— С чего бы тебе удивляться, при твоей работе? Я, конечно, имею в виду вторую твою работу.
— Если мы закончили, мне пора вернуться к делам, — сказала я.
— Работаешь ты на совесть, Дженевьева.
— Зря вы затеяли этот разговор. А вдруг я все записываю?
— Не так ты умна, как воображаешь.
Злость подступила к горлу. Понимал ли он, что нашел уязвимое место?
— Ты засранец, ясно?
— Очень может быть. Ну так что? Согласна?
— Переспать с тобой? И не мечтай.
— Нет, я не о том. Согласна отозвать свое заявление?
— Нет, — сказала я. — Чего ради? Ты мне еще лишний повод добавил.
— Советую тебе отозвать заявление, пока все не узнали, каким образом ты подрабатываешь.
— Знаешь что? Пойди и расскажи. Мне по фигу. Пожалуй, я сама всем расскажу. Приглашу всех в клуб, и посмотрим, что они скажут. Позову их в качестве моих личных гостей. Всех, кроме тебя.
Я резко поднялась, чуть не уронив стул, и, громко хлопнув дверью, вышла из конференц-зала.
Мы прикончили первую бутылку вина, и запас водки сократился на четверть, прежде чем Карлинг снова меня поцеловал. Мы сидели рядышком на диване, смеясь над чем-то не таким уж смешным, и я от хохота повалилась на него и пробормотала:
— Извини!
Он сжал мое лицо обеими руками, словно боялся промахнуться, и от этой мысли я опять засмеялась, а потом уже не могла ни смеяться, ни говорить, потому что он накрыл своими губами мои губы. Пока он целовал меня, я забралась ему на колени и уселась так, чтобы контролировать процесс, хотя от выпитого того и гляди рисковала свалиться. Он крепко держал меня руками за талию.
Наконец я остановилась, давая ему шанс перевести дыхание.
— Я же говорил, что этого делать нельзя, — сказал он.
— Не очень-то я умею соблюдать инструкции.
— Тем паче когда мы оба пьяны.
— Ты никогда прежде не занимался сексом по пьяни?
— Разумеется, занимался. Так сейчас это происходит?
— Что именно?
— Секс по пьяни?
— Ну, мы же протрезвеем постепенно. И у нас будет еще и секс на трезвую голову.
В спальне было темно и холодно. В салоне работала дровяная горелка, да и алкоголь согревал изнутри, а в каюте меня пробрала дрожь. Поспешно раздевшись, я забралась под чистое одеяло. Карлинг раздевался медленнее, складывая одежду в аккуратную стопку на стуле, поверх моей отнюдь не слишком аккуратной груды. Он придавал этому чересчур много значения, а я, наверное, слишком мало.
Тело у него оказалось суперское. Даже сквозь хмель я чувствовала, какой он теплый и сильный, в прекрасной форме, не накачанный, а крепкий и ловкий, с длинными руками и ногами. Он лег со мной рядом и тут же притянул меня к себе. Люк немного пугал меня: прошлой ночью я увидела там лицо на фоне темного неба. Подумать только, всего лишь прошлой ночью! А кажется — давным-давно.
Пусть и по пьяни, но секс вышел отличный. Переплетенные в темноте, незнакомые друг с другом тела, непривычные реакции. Прерывистое дыхание, потные ноги прижимаются друг к другу в танце, новом для обоих партнеров. Наши ощущения, когда все закончилось, были сродни облегчению. Он сразу уснул, не храпел, но дышал тяжело, его тело надежно загораживало меня от двери каюты. Если сегодня кто-нибудь вздумает наведаться сюда, сперва наткнется на Джима. Хотя проснется ли он после такого количества спиртного?
Он мне нравился, спору нет. Достаточно ли этого? Или я поступила дурно, перепихнувшись с мужчиной, которого любила ничуть не больше, чем соседей по марине? Боже, да к Малькольму я была куда больше привязана, чем к Карлингу, вот только с Малькольмом не легла бы в постель, останься он последним мужчиной на земле. И снова я стала думать о Дилане, где он и что бы он сказал, узнав о моих подвигах. Я прямо-таки видела, как рассказываю ему об этом. Он стоит передо мной, руки скрещены на широкой груди.
«Я трахалась с полицейским».
Он приподнимет бровь, как бы спрашивая: «И что дальше?» Скорчит гримасу, давая понять, что ждал от меня большего.
И несколько часов спустя, когда я добралась до «Баркли», я все еще злилась. Клуб был битком набит, — похоже, в нем проводилось разом несколько мальчишников, отметила я, пробираясь сквозь толпу посетителей к гримерной. Фица не было видно, но это ничего не значило: он вполне мог явиться позже. У большой сцены Дилан разговаривал с Никсом. Они были явно поглощены беседой, и все же Дилан поднял голову и кивнул мне, когда я проходила мимо.
Я переоделась к первому танцу, сделала несколько растяжек для разогрева и уже не впервые пожалела, что не имею права сама выбирать музыку. Сейчас бы что-нибудь быстрое, агрессивное. Сбросить напряжение, а уж потом, успокоившись, я смогу танцевать и медленнее. На этот раз повезло: на сцену я вышла под «Сексуальную суку» Давида Гетта и Эйкона. Можно было бы и покруче, но и этого хватило: я чувствовала себя в силах вонзить острый каблук в пах любого мужчины, который решился бы проявить неуважение.
Четверть часа — и первое выступление закончилось. Я постаралась от души, добавила круток и кувырков, сделала шпагат вверх ногами, прижавшись к шесту, — до тех пор этот элемент я проделывала только разок-другой. Если выполнять его неправильно, смотрится плохо. У Фица на вечеринке получилось как надо.
Закончив, я всмотрелась в лица столпившихся у сцены мужчин и убедилась, что не подкачала.
В гримерной я выпила воды и утерла полотенцем пот с лица. Отличная разминка для начала. Присутствия Дилана я не замечала, пока не привела себя в порядок, да и тут бы не заметила, если б Шанель не взвизгнула:
— Дилан, ты что пялишься на Виву? А ну прекрати!
Но он вовсе не пялился, стоял в дверях, стена стеной, лицо бесстрастное. Поймав мой взгляд, проговорил только:
— Тебя зовет Фиц.
Я глянула на часы над туалетным столиком. Времени терять не хотелось: скорей бы вернуться в зал, денег заработать. Чуть не бегом я побежала вслед за Диланом по лестнице в служебные помещения, спотыкаясь на дурацких шпильках.
— Зачем зовет, ты не в курсе?
— Не спрашивай меня, — только и ответил он.
Я думала, там, как всегда, собралось несколько состоявших при Фице парней, однако на этот раз Фиц принял меня один на один. Дрожь пробрала меня, хотя я и разогрелась на шесте: почему Фиц решил встретиться со мной наедине? Чем мне это грозит?
— Вива, хочешь чего-нибудь?
Пить особо не хотелось, но требовался предлог, чтобы вернуть Дилана:
— Да, воды.
Фиц кивком отослал Дилана, пересек комнату и закрыл дверь.
Я улыбнулась ему.
— Садись, дорогая, — пригласил он, указывая на диван.
Я повиновалась. Так вот отчего меня трясло: окно у меня за спиной было приоткрыто, ветерок слабо колыхал тяжелые шторы. Снизу доносился шум транспорта.
— Итак, — заговорил он, — тебе понравилась моя вечеринка?
— Да, — сказала я. — Классно время провела.
— Согласна повторить?
— Еще бы.
— В следующие выходные.
И на этом все? Мог бы спросить меня перед закрытием клуба или передать через Дилана.
Фиц остановился передо мной, слегка расставив ноги и засунув руки в карманы дорогого шелкового костюма. Послышался стук в дверь, и Дилан приоткрыл ее. Он принес воду на подносе, точно так же как в прошлый раз: лед и на серебряном блюдечке — ломтик лимона. Все это он поставил на стол у дивана и вышел из комнаты, не сказав ни слова, не глянув ни на Фица, ни на меня. Плотно прикрыл за собой дверь.
Фиц посмотрел ему вслед и обернулся ко мне, склонив голову набок, словно что-то обдумывал.
— Ты ему нравишься, — заметил он.
— Никогда бы не догадалась, — ответила я. — Он на меня лишний раз и не взглянет.
— В прошлые выходные вы долго о чем-то беседовали, — продолжал он. — О чем ворковали?
— Он советовался насчет девушки, за которой ухаживает, — мгновенно сымпровизировала я. Правду я сказать не могла и, хотя боялась, что Фиц сразу же разгадает мою уловку, все же не собиралась выдавать Дилана.
К моему величайшему облегчению, Фиц расхохотался.
— Хитрюга, — сказал он. — Я все же думаю, что высмотрел он тебя. Наверное, хочет и тебе глаза отвести.
Я тоже рассмеялась, и Фиц вернулся к столику с напитками. Он налил себе полный стакан чего-то — судя по цвету, виски, — вернулся и сел рядом со мной. Рядом, но не вплотную.
— Видишь ли, — заговорил он, — для меня это камень преткновения.
— Что — это? — переспросила я, и мне снова стало не по себе.
— Что он ухлестывает за тобой.
— Почему же?
Фиц осушил стакан глоток за глотком. Тяжело вздохнул, поставил стакан на стол — для этого ему пришлось перегнуться через меня.
— Видишь ли, дорогая Вива, я бы и сам приударил за тобой, а этот здоровяк куда привлекательнее.
Я улыбнулась:
— Ты запал на меня, Фиц?
Он с напускной скромностью наблюдал за мной со своего края дивана:
— А то ты сама не знаешь!
Я пила воду, выгадывая время на обдумывание ответа.
— Не думала, что ты обращаешь внимание на девочек, — сказала я наконец. — Ты же так всегда занят.
Он пристально глянул на меня, словно оценивая услышанное.
— Ты не такая, как все, — сказал он. — Вот почему ты мне приглянулась. Ты же не станешь крутить мне яйца, а, Дженевьева?
— Смотря, какой смысл ты в это вкладываешь, — сказала я. — Я работаю на тебя, и работа мне нравится. Если ты выделишь для меня время сверх танцев, буду рада. Но я не хочу бросать клуб, Фиц. Так что если между нами что-то и будет, пусть это не мешает работе. Понимаешь меня, Фиц?
— То есть ты не прочь время от времени перепихнуться, но постоянные отношения тебе ни к чему?
— Грубовато, но в целом верно.
Он медленно кивнул, будто подобного ответа и ждал.
— Что ж, — сказал он наконец, — ты и правда не такая, как все. Совсем другая.
— Мне пора, — спохватилась я. — Внизу много народу.
— Ага, — сказал он. — Не буду становиться между тобой и твоей работой.
Он поднялся и помог мне встать. У двери он галантно поцеловал мне руку.
— Меня секс между делом не устраивает, Дженевьева, — сказал он. — Если я не сумею завоевать твое сердце, предпочту, чтобы ты оставалась самой ценной моей сотрудницей.
— Спасибо, — поблагодарила я.
Вниз я почти бежала, будто вырвалась из львиного логова, причем без единой царапины. Разве могла я провести разговор лучше? Еще бы выбить себе гонорар повыше за следующую приватную вечеринку, а то разговор о достойном вознаграждении как-то отошел на второй план.
Дилан ждал меня возле гримерной и проводил до двери в зал.
— Ну? — спросил он.
Я улыбнулась.
— Он решил, что ты ухлестываешь за мной, — сообщила я.
Дилан рассмеялся, и я пошла искать какого-нибудь симпатичного джентльмена.
Я проснулась с отчаянной головной болью. Почувствовала ее еще прежде, чем открыла глаза.
Я была одна — Карлинг ушел. Голова бессильно упала на подушку, но даже это движение причинило боль: подушка соприкоснулась с шишкой у виска.
Попить бы сейчас!
С трудом поднявшись, я подобрала с полу футболку и по пути в душевую натянула ее на себя. Я попила из-под крана, провела влажными ладонями по волосам, приложила горсть холодной воды к растущей шишке. Затем я умыла физиономию и наконец решилась посмотреться в зеркало. Выглядела я хуже, чем надеялась. Было холодно, так что я вернулась в спальню, надела джинсы и носки и проследовала на камбуз. Оказывается, Карлинг вовсе не ушел. Он сидел у стола в столовой нише, листая экземпляр «Уотервейз уорлд», — должно быть, нашел его на полке. Благодаря лучу проникавшего сквозь световой люк солнца он выглядел так, будто вот-вот вырастит нимб. Выглядел куда лучше, чем я.
— Доброе утречко! — бодро произнес он.
Я откашлялась и прохрипела:
— Привет!
Он снова поставил чайник на плиту, а я присела по другую сторону стола. Припомнила, что в ящике остались болеутоляющие, но была не уверена, смогу ли встать и добыть их.
— Судя по твоему виду, тебе следует отправиться обратно в постель, — засмеялся он.
— Большое спасибо, — поблагодарила я. — Минутка-другая, и я приду в себя.
— Да, — продолжал он, — я только что общался с твоим соседом. Опять. Похоже, он здорово удивился при виде меня.
— С которым из них?
— В выходной я говорил с ним. Лет за пятьдесят. Седые волосы торчат во все стороны.
— Малькольм? И что он сказал?
— Он просто сказал: «О!» — а я объяснил, что если он к тебе, так ты поднимешься чуть позже. На это он ответил «спасибо» и ушел.
Несколько минут мы в молчании прихлебывали кофе. Я гадала, почему он еще здесь, и то радовалась, что не пришлось с утра оставаться в одиночестве на пустом судне, то возмущалась тем, что теперь придется поддерживать беседу. Хотя он, конечно, молодец: как только я вошла, сразу отложил журнал в сторону.
— Я рада, что ты здесь, — решила я наконец.
Он и удивился, и обрадовался:
— Это хорошо. Я боялся, не злоупотребил ли я твоим гостеприимством.
— Тебе надо сегодня ехать на работу?
— У меня сегодня и завтра отгулы. Я собирался поднажать и разделаться со всем, до чего руки не дошли за неделю, — ну, знаешь, покупки, стирка и прочие увлекательные занятия. А ты? У тебя что запланировано?
— Я собиралась поехать присмотреть ванну, — сказал я.
— Для самостоятельной сборки?
— Только если другого выхода не будет. Сначала посмотрю на рынке подержанные. Если подходящей не будет, придется покупать новую. К сожалению, для барж почти ничего не выпускают.
Пауза. Я призадумалась, не голоден ли мой гость и есть ли у меня на борту хоть какая-то пригодная к употреблению еда.
— Я хотел кое о чем тебя спросить, — снова заговорил он.
— Звучит тревожно.
— Я спрошу только один раз, не захочешь — не будешь отвечать. Договорились?
— Конечно.
— Что с твоими запястьями?
Я опустила взгляд на руки. Коровища тупая, я выложила их на стол, даже не позаботившись прикрыть красноречивые следы рукавами свитера или как-то их замазать. На обоих запястьях появилась тонкая корочка — дугой, не сплошным кольцом, но в тех местах, где провод натер и прорвал кожу. Это было похоже на браслеты, розовые шнурки.
— Если и отвечу, ты не поверишь.
— Попытайся.
Еще не совсем протрезвевшая, я была не в силах спорить:
— Какие-то люди ворвались на баржу, когда я спала. Они связали меня. Вот и все.
— Когда это произошло?
— Прошлой ночью.
— Ты не звонила в полицию?
Я покачала головой:
— Утром Малькольм нашел меня и разрезал провод. К тому времени уже не было особого смысла кого-то вызывать.
Он вытаращился на меня.
— Что ты так смотришь?
— Ушам своим не верю. На тебя напали, а ты говоришь об этом словно между прочим.
— А что мне делать? Валяться на полу и рыдать? Придется как-то жить с этим дальше.
— И ты не боишься, что они могут вернуться?
— Конечно боюсь, — призналась я. — Но что я могу поделать?
— Дженевьева, о подобных случаях нельзя умалчивать. Если нечто подобное произойдет снова, звони девятьсот девяносто девять. Обещаешь?
— Конечно, — сказала я. Мне стало тоскливо: он вдруг перешел на официальный тон.
Карлинг провел рукой по волосам.
— Я не должен здесь находиться, — пробормотал он. — Не должен делать этого.
— Я тебя силой не держу, — заявила я, повернулась к нему спиной и направилась в спальню. — Захлопни дверь, когда будешь уходить.
Я вытянулась на постели, прислушиваясь, когда же раздадутся шаги вверх по трапу к рубке, а потом за Карлингом захлопнется дверь, но было по-прежнему тихо. Хорошо хоть стены перестали вращаться. Осталась легкая дурнота, и мозг грызла упорная боль. Мне бы отоспаться, и все придет в норму. Часок-другой поспать, и я вылезу на свежий воздух, сяду на велосипед, отправлюсь смотреть ванны.
Через минуту он замаячил в дверном проеме. Я повернула голову, чтобы получше его рассмотреть, подумала, что надо бы извиниться, встать или хотя бы сказать что-то уместное, но я просто смотрела, как он входит в каюту, подходит к кровати и стаскивает с себя через голову рубашку. На этот раз он не потрудился аккуратно сложить вещи ровной стопкой, он срывал их, спеша как на пожар, и бросал куда попало.
На лестнице по пути в зал я столкнулась с Кэдди.
— Чего он хотел? — спросила она, перекрывая настойчивым шепотом грохот басов из зала.
— Еще одна вечеринка, — ответила я.
Кэдди явно огорчилась.
— Ты же вроде бы не хотела? — всполошилась я.
— Не в том дело. Просто…