Забытый этаж Фролов Андрей
Крумм, в отличие от других звероморфов допущенный к пиру и сидевший неподалеку, с интересом поднял голову. Грибную похлебку из глиняной миски кот ел без охоты и энтузиазма, часто кривясь и облизывая усы, но совсем от угощения отказываться не стал.
– Нет, – твердо ответила девочка, рассматривая морщинистые лица трудогуликов. – Эти не такие. Я просто знаю. Чувствую… – И было в ее словах что-то, отчего брат не захотел спорить.
В этот момент дело дошло до традиционных речей, которыми урожайщики продолжали пир. Начиналось все со старшего за каждым конкретным столом – Мудрослова или самого Сеятеля. Анабелла встала, взяла в обе руки ритуальную чашу из желтого металла. Говорила недолго, но от сердца и с жаром, желая каверне процветания, женщинам и детям здоровья, мужчинам храбрости, а грибам приплода. Затем советница отхлебнула, передала чашу по кругу, и ребята заметили, что за соседними столами происходит то же самое – гулы проговаривали что-то важное или желанное, пили и передавали чашу соседу.
– Ой-ой, – пробормотала Настя, уже предполагая, что совсем скоро очередь дойдет и до них троих.
Крумм, наблюдавший за пиром из-за ребячьих спин, поспешил предупредить:
– Будьте осторожны, друзья, – негромко донеслось из его ошейника. – Грибной отвар урожайщиков крепко бьет в голову…
И вот не прошло и четверти часа, как сосуд с отваром (прислужники постоянно подливали в него, чтобы не пустел) добрался до наших героев. Первым на его пути оказался Димка, принявший чашу из рук гула-соседа со смущением и благодарностью.
– Спасибо вам, – кратко сказал мальчик, и его щеки окрасились румянцем, – что помогаете, причем за просто так…
И сделал глоточек – осторожный и крошечный. Однако едва жидкость коснулась губ, глаза его вспыхнули, он довольно улыбнулся и пригубил еще. Над столом прокатился одобрительный возглас, а Мудрослов удовлетворительно кивнула. Забрав у брата чашу, на ноги поднялась Настя. Вся мебель в поселке была изготовлена для низкорослых трудогуликов, а потому оказалась очень комфортной для юных заботинцев.
Принюхиваясь к напитку, девочка чуть не скривилась в гримасе неодобрения. Но тут же вспомнила, что близнецов в Урожае приняли как своих – взрослых и равных (благодаря Крумму и проницательности советницы). А это многое значило и требовало решительности…
– Желаю жителям каверны по три ведра с одного куста, – смущенно подбирая слова (очевидно, близнецы не имели большого опыта в произнесении подобных речей), сказала Анастасия, вспоминая присказки маминых знакомых агрономов. Обвела взглядом собравшихся за столом и остановилась на Анабелле. – Пусть не коснется ваших ферм болезнь или гниль, пусть всегда полными будут закрома!
И тоже отпила, хоть и значительно меньше, чем Дмитрий. Судя по лицу сестры, напиток ей очень понравился, а потому Витя без сомнений принял у нее сосуд. Прокашлявшись, встал.
– Спасибо за оказанную честь, – произнес он, чуть заметно поклонившись Мудрослову. – Желаю, чтобы напасти и горе обходили ваш дом стороной, а змей спал вечно!
И тоже глотнул, тут же ощутив, как мгновенно теплеет в груди, а шумный горячий поток врывается в сознание, делая мысли легкими и свободными. Его слова были встречены дружным ликованием, а Анабелла снова кивнула. И в этом коротком величественном жесте читалось, что женщина не ошиблась в чужеродцах…
Гостю шумно захлопали, со всех сторон в его честь поднялись чаши и пузатые фляжки. Краем глаза мальчик заметил, как брат (лицо Димки раскраснелось) потянулся к ближайшему кувшину, наполнил керамический стакан и тоже вытянул руку, радуясь вместе с гулами.
Витя опустился на скамью, чувствуя легкое головокружение. Настроение при этом приподнялось, а окружающие стали казаться еще дружелюбнее и приятнее. Настя, благодушно вздохнув, откинулась на твердую спинку и уставилась в потолок каверны, где медленно вращали лопастями гигантские вентиляторы. Димка попивал из стакана, с каждым глотком улыбаясь все веселее и шире.
– Уф, друзья, что-то я напердякался на неделю вперед, – шепотом сознался он. Погладил себя по животу, сыто икнув и глупо хихикнув. – Прямо от пуза…
– Напердякался… – Настя задумчиво покатала выражение на языке, продолжая следить за ржавыми лопастями. – Слова-то такого нет… Ты, Димочка, где его взял-то?..
– Как это нет? – возмутился тот. – Есть такое слово! – Снова потянулся к стакану, но Витя легко похлопал его по руке:
– Димка! Ты бы не налегал, ладно? Чувствуешь же, как по башке бьет…
– Ой, отстань, – фыркнув, отмахнулся брат, скривившись и выпятив губу. – Ты мне что, папка? – И тут же, резко сменив тон, взглянул преданно и честно. – Ох, Витек, ты бы только знал, как я тебя люблю! Даже несмотря на твой характер, вот клянусь тебе… Ик… – Он запоздало прикрыл рот ладонью и снова хихикнул. – Ну, пускай ты Ходящим завидуешь, что памятник не нам, а им поставили… Ик… – Новый смешок. – Пусть ты нас сюда уронил, бывает… Но ты все равно хороший! Я тебя лю…
Димкин язык начал заплетаться, и Крумм с интересом подступил к столу. Анабелла, занятая выдачей распоряжений, за гостями не следила. Настя продолжала пребывать в эйфории, а вот Витька покраснел до кончиков ушей. На его левой щеке ярко вспыхнул пунктир шрамов.
– Кажется, тебе пора остановиться, – негромко и с плохо скрываемой злобой процедил он сквозь плотно сжатые губы. – Мы с Настей тебя тоже любим, но сейчас ты переходишь…
Витя не договорил, потому что в этот момент все семеро Мудрословов поднялись со своих мест, а Верховный Сеятель отдал приказ переходить к следующей стадии торжества. Выяснилось, что за время буйного пира оркестр переместился с балкона на площадь, и, едва дождавшись взмаха княжеского посоха, тут же вдарил что-то бодрое, танцевальное, ритмичное.
Гулы и гулки, пошатываясь и смеясь, ринулись из-за столов, обступили лежащую куклу-змея просторным подвижным кольцом. Дима, рассеянно переключив внимание с брата, мгновенно забыл, о чем только что шла речь. Подхватив полный стакан, мальчишка вдруг вскочил с лавки, беспечно оттолкнув ногой бесценный школьный ранец, и устремился к урожайщикам.
– Пляски! – радостно завопил он, расплескивая грибной отвар. – Ура!
Витя попробовал удержать кутилу за рукав, но промахнулся и чуть не свалился на землю. Подтянул ранец к себе, тяжко вздохнул. Настя оставила вентиляторы и теперь наблюдала за танцующими, с удивлением отмечая, какими маленькими были гулские дети, тоже резвящиеся среди празднующих. Рядом со спасгородцами они казались настоящими карликами, но при этом не испытывали ни малейшего стеснения. Равно как и князь с советниками, охотно веселящиеся наравне с рядовыми членами своего клана.
Минуту Настя размышляла о чем-то важном (во всяком случае, так казалось по ее лицу), а затем вдруг поднялась на ноги. И не успел брат сказать ей о странном поведении Димки, как девочка уже влилась в круг на площади и начала отплясывать вместе со всеми. Впервые после Цветокамня она отбросила капюшон, перестав стыдиться коротко остриженного затылка.
В каверне окончательно стемнело. Обширные потолочные колонии погасли, погрузив грот в сонный полумрак, разрываемый лишь светом городских фонарей. Снова начали взрываться хлопушки и петарды. Наполненные ими коробки стояли почти на каждом столе, и любой желающий мог привнести в праздник еще немного шума, проведя чиркачом по шершавой поверхности и швырнув бумажный цилиндрик в воздух. С террас дворца-оползня запустили несколько фейерверков побольше, на несколько секунд раскрасив радостные лица сполохами красного и ярко-желтого. Электрические гирлянды гасили одну за другой. Слуги снимали со столов прозрачные шары со светлячками, встряхивали и перевешивали на столбы вокруг площади.
Крумм подсел поближе. Сейчас он казался таким мягким, таким уютным, что кота хотелось потискать и даже подергать за усы, несмотря на грозные клыки. Витя сдержался, с недовольством заметив, что не совсем управляет своими желаниями…
– В начале следующего Цикла Бодрствования у твоего брата будет болеть голова, – доверительно сообщил звероморф. – Крумм знает по собственному опыту.
Мальчик не ответил. Музыка сменилась, к ним усталой походкой вернулись Настя с Димкой. Оба раскраснелись, улыбались до ушей и наперебой обсуждали гостеприимство трудогуликов. На скамью плюхнулись тяжело, чуть не перевернув ее, что вызвало новый приступ смеха. Однако уже в следующую секунду Дмитрий помрачнел. Отставил стакан (почти опустевший), обнял брата за напряженное плечо.
– Эх, Витька, а ведь р-радоваться нечему… Ик… – многозначительно произнес он, качая головой. Отцовским жестом запустил пятерню в грязные патлы. – Как там сейчас мамка с папкой? Как Летяга моя ненаглядная?.. Ик… – Казалось, Димка вот-вот расплачется. – Ох, как же я т-т-тоскую…
И снова потянулся к кувшину… но тут на его колено легла увесистая лапа Крумма. Взгляд мальчика с трудом сфокусировался на морде звероморфа, брови поползли вверх.
– Ты чего, Кр-руммчик? – спросил он, а Настя прыснула, прикрывая рот ладошкой.
– Довольно отвара, друг Дима, – требовательно проурчал ошейник саблезубого, и для убедительности зверь покачал головой. – Ты еще ребенок, тебе нельзя…
– Но я хочу! – с негодованием отрезал тот. – Пусти меня. Это п-помогает не грустить! Ик…
– Пойми, – вместо того чтобы убрать лапу, Крумм чуть заметно выпустил когти и сжал Димкино колено, не позволяя мальчику отвлекаться. – В Катакомбурге… да и в вашем мире, Крумм уверен… есть масса способов изгнать грусть. Но даже гулы, очень крепкие и привычные, пьют отвар только в Циклы ритуальных пиров. Трансгуманисты же хмельную настойку обходят стороной. У них есть сосательный камень и нет гулского здоровья. А ты сейчас решил обпиться, как дурной, сорвавшийся с цепи арсилит. Уверен, что хочешь угнаться за существами, многократно превосходящими тебя в силе?
Димка, осознавший, что опасные когти «пожимают» его беззащитную ногу, застыл, слушая. Настя тоже внимала Крумму, а Витя облегченно вздохнул, постаравшись, чтобы этого никто не заметил. Он был рад, что с братом решился побеседовать именно полосатый, избавив его от этой нелегкой работы…
– Отвар не решает проблемы. Он ее усугубляет, – продолжал котяра, разговаривая с близнецами как со взрослыми, не пытаясь ничего укрыть или переиначить. – Пока твой мозг пьян, ты ничем не поможешь ни маме с папой, ни брату с сестрой. Чтобы справиться с трудностями жизни, нужно иметь трезвую голову. И холодный рассудок. И об этом в Катакомбурге знают даже примитивные сторожевые звероморфы…
Невольно обернувшись к псам-стражникам, наблюдавшим за праздником с окраины поселка, Настя нахмурилась. Яростно потерла щеки и даже подергала себя за мочки ушей. Убрала стакан из-под Димкиной руки, тем самым признавая правоту четвероногого проводника.
– Но почему урожайщики пьют отвар целыми бочками? – неуверенно спросила она.
– Да, многие кланы используют напитки счастья, чтобы совершить ритуал, – честно признал Крумм, кивнув девочке. – Но никто из них не злоупотребляет зельем. Это плохо. Последствия. Хорошее настроение быстро перерастает в тоску. Веселье – в задумчивость и неразговорчивость. Восхищение – в неприязнь. А еще появляется зависимость. И когда не можешь прожить без глотка ни единого Цикла, считай, что твоя песенка спета. Отныне ты не стоишь ни грамма синдриния. Перестаешь быть нужным всем, кто рядом, – маме, сестре, брату или Летяге, кем бы она ни была…
Дима, молча слушавший монолог звероморфа, наконец кивнул. К столу тянуться перестал, плечи его обмякли, а глаза почти закрылись. Словно дождавшись этого момента, рядом появилась Анабелла и двое гулов-мужчин. Советница тепло улыбнулась близнецам, прикоснувшись к кончику пухлого носа.
– Благодарю за добрые слова на празднике, други, – сказала она, пока урожайщики бережно поднимали засыпающего Димку на руки. – Мы выступаем еще до начала Цикла Бодрствования, а поэтому гостям пора отдохнуть. Постели приготовлены в грузовой колеснице, – она протянула ладонь в сторону каравана, – Крумм может лечь с вами.
В этот момент Витя и Настя вдруг тоже почувствовали, как сильно умаялись и до чего же им хочется спать. Яркие переживания, стрельба и торговля, погони и схватки, нервотрепки и шумный праздник – все это наслоилось одно на другое, и идея отправиться в постель (детям стало тепло от одной этой мысли) казалась просто гениальной.
– Хорошего отдыха, уважаемая Мудрослов, – машинально пробормотала Настя, выбираясь из-за стола и не отдавая себе отчета в словах. – Алмазы в сон, Птицы вон!
Анабелла улыбнулась, а наши герои зашагали за урожайщиком, аккуратно несшим заснувшего Димку к веренице самокатов. Крумм, поклонившись советнице, мягко поспешил следом. Пользуясь ее разрешением спать внутри колесницы, он собирался снова согревать маленьких путешественников теплом своего пушистого тела.
Глава восьмая,
в которой кланы проводят традиционное сборище, а кое-кто включается в аукцион
Пробуждение оказалось рваным и болезненным.
Витька, открыв глаза, первым делом заметил сестру, уже сидящую у борта машины и потирающую лицо. Поднялся на жесткой лежанке, собранной из пледов и спальных мешков (во время сна она казалась самой мягкой из существующих на свете перин). Зевнул, чувствуя, как отдает в затылок тягучей головной болью.
Димка, разметав постель, еще спал, бормоча и подрагивая, – что снилось ему, можно было лишь гадать. Крумм наблюдал за заботинцами из дальнего угла кузова, устроившись среди массивных ящиков, хотя Витя мог поклясться, что сквозь дрему он явственно ощущал его приятную мягкую шерсть… Звероморф следил за детьми равнодушно, но в его взгляде мальчик все же уловил оттенки неодобрения.
Кое-как встав на ноги и придерживаясь за пирамиды груза, среди которого отдыхали гости Урожая, Настя пробралась в угол будки. Там располагался отгороженный занавеской туалет. Когда девочка вышла, туда проследовал Витя.
Коробка-кузов, куда их поместили после пира, была просторна, герметична и темна – свет давали лишь затухающий жучиный фонарь под потолком да бледные желтоватые лучи, пробивающиеся сквозь вертикальные щели-окна в левой стене. Сладко пахло сушеными грибами. Двустворчатые погрузочные двери были заперты, как и небольшой люк, ведущий в кабину водителя. От работавшего под днищем парового двигателя внутри стояла влажная жара.
Наконец проснулся и Димка. Тяжело поднялся, держась руками за голову, будто та могла скатиться с плеч; застонал и облизнул пересохшие губы. Хмыкнув, Витя подтолкнул к нему школьный ранец, на котором спал вместо подушки и который так неосмотрительно был брошен минувшим вечером.
– Больше не теряй, – едко прокомментировал он, усаживаясь на приземистый пластмассовый бочонок. – Как самочувствие?
– Где мы? – вопросом на вопрос ответил Дима.
Скривился от качки, забрал ранец и сонно проверил его содержимое.
Пыхтящую от натуги колесницу действительно раскачивало, причем временами весьма основательно. Несмотря на качественные рессоры, машина и ее пассажиры ощущали каждый ухаб и малейшую кочку. Болтанка была непривычной. Наслаиваясь на последствия празднества Умиротворения и Благодарности, она заставляла желудки бунтовать и замутняла сознание. Убедившись, что ценные вещи на месте, Димка устремился в туалет, где его стошнило…
– Проснулся, родной? – с еще большей едкостью осведомилась Настя, пытаясь пятерней причесать короткие, как у мальчишки, волосы. – Голова, наверное, болит?..
– Не то слово, – покорно согласился гуляка, устало возвращаясь на лежанку и утирая рот рукавом куртки. – Мы едем на Торжище?
– Верно, – наконец подал голос и Крумм, глаза которого в полумраке мерцали драгоценными камнями.
– И уже не один час, – подтвердила девочка. – Я проснулась первой, трудогулики уже были в пути. Кажется, проехали пять или шесть каверн, но наверняка сказать сложно, – и она многозначительно посмотрела на окна.
Те были узки и располагались высоко даже по человеческим меркам. А хоть бы и ниже: слюдяные пластинки, заменявшие стекла, были забраны мелкой сеткой, мутны и не позволяли толком рассмотреть происходящее снаружи. Однако Витя все равно попробовал выглянуть, привстав на цыпочки.
Заметил размытые холмы и овраги нежилой (во всяком случае, навскидку) незнакомой каверны, двух трусящих вдоль борта гвард-терьеров, родственников Бруно. Несмотря на заверения Мудрослова Анабеллы в том, что на урожайщиков никто и никогда не нападает, на некотором отдалении караван сопровождали несколько боевых шагоходов. Их наездники, вооруженные ружьями, зорко поглядывали по сторонам.
– Да уж, крепко ты вчера набрался, – усмехнулся Витя, возвращаясь на бочку. Может быть, он был бы и рад позлиться чуть подольше, хотя бы для острастки, но так уж близнецы были устроены, что долго держать зла друг на друга не могли. – Помнишь хоть что-нибудь?
– Почти ничего, – заливаясь краской стыда, ответил Димка. – Обжираловку помню, пляски, салют… Еще сказки жуткие про змея какого-то… Ох, ну и суеверный же народ эти гулы, придумают ведь…
– А может, вовсе это и не сказки? – вдруг спросила Настя, сидевшая возле Крумма. – Мне показалось, урожайщики правда верят в Сер-Пентоборга, его безумие и сны наяву…
– Вот ты, сеструха, меня сейчас ни капельки не удивила, – отмахнулся Димка, возвращаясь к привычному амплуа задиры и насмешника. Потер щеки ладонями, зевнул, тяжко вздохнул. – Ты и сама через провода только правой до сих пор перешагиваешь…
Девочка насупилась, уши ее порозовели. Потому что брат сказал правду – она до сих пор оставалась самой пугливой и суеверной из всей троицы, и не думая прощаться с детскими страшилками. И на самом деле перешагивала провода на полу только правой ногой, потому что считалось – «переступишь левой, мама сляжет с холерой». Дима же продолжал давить:
– Ты еще пророчество Благодати вспомни… – саркастически посоветовал он, но заметил осуждающий взгляд Виктора и поспешно замолчал.
Возникла тяжелая пауза, в тишине которой было слышно, как скрипят колеса повозки, пыхтит двигатель, поскрипывают ящики с продуктами и мелко позвякивает край решетки, отвинтившийся от оплетки оконца. Крумм, благоразумно решивший нарушить неприятное молчание, неспешно потянулся и сказал:
– Гулы оставили друзьям завтрак. – И обернулся к ящику, на котором стоял накрытый тряпкой поднос. – Поешьте, силы понадобятся.
Настя откинула тряпицу, обнаружив под ней кувшин сладкой воды и горку гренок из грибной муки. Витя от предложения отказываться не стал, вместе с сестрой захрустев хлебцами. А вот Дмитрия еще трясло, и он ограничился лишь стаканом питья.
– И долго нам еще ехать? – спросил он, когда голод и жажда были усмирены.
– Полагаю, нет, – ответил звероморф. Кисточки на его ушах затрепетали, словно кот пытался уловить и разгадать происходящее снаружи. – Караван миновал уже шесть каверн. Скоро прибудет на Торжище. Друзья Крумма готовы к тому, что произойдет далее?
Близнецы переглянулись. Сейчас, в полумраке движущегося фургона, покачивающиеся, сонные и бледные, они казались особенно маленькими, уязвимыми и беспомощными. А последний вопрос саблезубого только усугубил это ощущение. Настя, в горле которой застрял кусок хлебца, сдавленно сглотнула:
– А к чему мы должны быть готовы, Крумм?
Не торопясь с ответом, тот поднялся на ноги. Снова потянулся, сладко зевнул, непроизвольно вызвав зевоту у всех троих ребят. Пройдясь по фургону и обтекая корзины и коробки с грацией хищника, полосатый негромко пояснил:
– Будет торговля, – он казался задумчивым, пребывающим в ожидании какого-то важного, очень ответственного момента. – Будут продавать собратьев Крумма. И Киртану тоже будут продавать, на что Крумм надеется. Важно выбрать момент. Не позволить себя запугать или переиграть. Не отступить перед прожженными торгашами из гулских кланов. Не спасовать перед заносчивостью арсилитов. Потому что если друзья Крумма совершат ошибку…
– Мы не ошибемся, – громко вставил Дима, но из-за вчерашних злоупотреблений его голос звучал не очень убедительно.
– Если ценность Отзвука не преуменьшена, – с жаром добавила Настя, стремясь поддержать его энтузиазм, – мы справимся, Крумм, не волнуйся! А потом ты отведешь нас к Лифту… верно?
Кот смерил девочку долгим взглядом ослепительно-зеленых глаз.
– Крумм дал слово, – твердо ответил он, на чем разговор был окончен.
Теперь все смотрели на ранец, лежащий подле Димки, – на обыкновенный школьный портфель, пригодный для носки на спине, скрывающий в своих исцарапанных дерматиновых недрах сокровище, на которое надеялись все четверо. Несмотря на духоту и жар, исходящий от пола, ребятам стало холодно и неуютно…
Настя вздохнула, и тут от головы каравана вдруг донесся низкий протяжный гудок. Сигнал подхватила вторая колесница, за ней – последующая, и так до самого хвоста, пока все самокаты гулов не загудели в унисон. Витя пулей оказался у окна и заметил, как шагатели устремились вперед, а их наездники стали зачехлять ружья. Скорость механизированной колонны замедлилась, и без того неверный свет померк.
– Въезжаем на Торжище, – проинформировал Крумм, укладываясь на живот (в условиях качки морфу было неуютно и приходилось постоянно выпускать когти, чтобы не потерять равновесие). – Осталось миновать последний портал…
Фургон окутала тьма тоннеля, ведущего к заветной каверне. Фонарь со светлячками под потолком почти погас, удивительные насекомые засыпали. Под тяжелыми колесами машины хрустели и перестукивались камни. Край тарелки от завтрака мерно отзванивал о бочок кувшина, его звон раздражал и умиротворял одновременно. Спасгородцам казалось, что они приближаются к порогу чего-то важного, ответственного, и платой за их храбрость станет отнюдь не только освобождение сестры звероморфа…
А потом в окна-бойницы брызнул луч яркого света, и все догадались, что вереница паровых колесниц выбралась на открытое пространство. Крумм навострил уши, задумчиво вслушиваясь в гул за бортом. Димка застегнул куртку и натянул ранец на плечи. Витя снова приник к окну, за которым мог видеть лишь нечеткие обманчивые образы.
– Эх, не разобрать ничего… – с досадой пробормотал он, и саблезубый тут же привлек его внимание:
– В потолке люк.
– Ой, точно!
Мальчик благодарно кивнул и начал осторожно карабкаться по ящикам и тюкам. Настя, проверявшая, плотно ли застегнуты липучки на голенищах ботинок, неодобрительно нахмурилась, но промолчала. Добравшись до потолка, Витя открыл задвижку и распахнул люк. Внутрь тут же ворвался хаотичный пестрый гул, вызвавший у близнецов сразу две яркие ассоциации: первая – в концертном зале настраивает инструменты огромный оркестр; вторая – кто-то разозлил пчелиный улей одной из городских ферм…
Осторожно высунувшись наружу, Виктор какое-то время молчал, судорожно вцепившись в края проема. Остальные, обеспокоенные его неподвижностью, тревожно переглянулись.
– Ты чего там, Витек? – спросил брат, а Настя даже подергала его за штанину.
– Этого не описать, – просипел мальчик, наклоняясь внутрь, и они заметили, как возбужденно блестят глаза за линзами очков. – Поднимайтесь, вы должны это видеть…
Уговаривать не пришлось – оба полезли наверх, стараясь не опрокинуть коробки и корзины на лежащего внизу Крумма. И хоть под потолочным люком было совсем немного места, они все же смогли, тесно прижавшись друг к другу, высунуть головы.
Вам хорошо известно, как много удивительного повидали наши герои за время своих путешествий. Однако картина, открывшаяся им в этот момент, сумела поразить детей до глубины души. И ни тряска, ни хлопья горячего пара, летевшие в лицо, не могли помешать насладиться впечатляющим зрелищем…
Димка присвистнул, Настя охнула.
Каверна, в которую прибыл караван, была не просто искусственной пещерой – освобожденным от всего лишнего пространством в толще земли… Она являлась цельным произведением искусства мастеров древности, единым архитектурным объектом, титанической постройкой, сооружением высочайшего порядка. Центр грота занимала огромная круглая арена, идеально плоская и покрытая толстым резино-асфальтовым ковром. Диаметр площади оценить было непросто, но большая часть Заботинска на ней бы разместилась с легкостью. А во все стороны от круга, заменяя стены, к сферическому потолку поднимались ступенчатые террасы, на каждом уровне которых можно было играть в футбол.
Торжище оказалось гигантским котлом, перевернутым конусом, острие которого срезали, цирком Летней Ярмарки, увеличенным в тысячи раз. Витька, с приоткрытым ртом рассматривавший уходящие вверх ярусы, мельком подумал, что от этого места наверняка бы остался в восторге грозный Мистицион, способный изготовить и показать здесь иллюзию невиданного ранее масштаба.
Внутри монолитных скальных стен пролегали ровные и широкие, аккуратно обработанные проходы-каньоны, по одному из которых и полз сейчас караван урожайщиков. Таких проспектов было немало – словно симметричные спицы гигантского колеса, они начинались от порталов периметра и выводили точно в центр амфитеатра. Над «спицами» столь же строго были протянуты струны, подведенные к каменным швартовочным вышкам. Ни шахт, ни сталагмитов, подпирающих своды, не наблюдалось.
По краям арену усеивали двадцатиметровые колонны, изящные и массивные одновременно. На террасах то тут, то там виднелись обломки серых памятников, элегантных портиков, мраморных перил, фонтанов или эффектных парадных лестниц. Освещение давали не потолочные колонии плесени, а многочисленные прожектора, часть которых была разбита, но половина функционировала вполне исправно.
– Вероятно, часть каверн электрифицирована благодаря геотермальным источникам… – пробормотал Виктор, но его предположение осталось без внимания остальных.
О чем вообще можно было размышлять в столь торжественный и захватывающий момент? На фоне подавляющего великолепия пещеры казалось, что ребята стали совсем крохотными, уменьшенными до размера кукол…
– Для чего было создано это место? – сдавленно спросила Настя, покусывая ноготь на большом пальце.
– Кто знает? – философски ответил Витя. – Может быть, во времена строительства Спасгорода тут проводили общие собрания? Вроде наших Ярмарок… Но одно очевидно – его создатели постарались на славу, это уж точно.
Караван тем временем продолжал движение, пыхтящей гусеницей выползая на темно-серую матовую арену. Возница-урожайщик в полуоткрытой кабине колесницы услышал детские голоса. Обернулся, на пассажиров посмотрел с неодобрением, но ничего не сказал и вернулся к управлению самокатом. А близнецы, вдосталь насладившись видами просторной светлой каверны, наконец заметили не только устройство грота, но и существ, его наполнявших…
Торжище (как процесс, а не как географический объект), судя по всему, уже начиналось. Во всяком случае, тут было немало тех, кто давно прибыл на место и подготовился к мероприятию заблаговременно и основательно. Многие ярусы-ступени занимали шатры, модульные домики и торговые палатки. Флаги и вымпелы кланов висели почти на всех стенах, колоннах и столбах, чередуясь с аляповатыми рекламными растяжками.
На дальнем конце арены концентрация самоходной техники просто зашкаливала – там устроили стоянку, куда представители кланов после разгрузки отгоняли свои колесницы и шагоходы. В центре возвышались девять помостов (еще несколько строилось под звонкую дробь молотков), по которым сновали гулы и арсилиты. Пространство вокруг сцен занимали торговые ряды, напомнившие рынок Цветокамня.
Из порталов все прибывали и прибывали делегации. Иногда это был лишь одинокий самокат; иногда – целая группа, как у представителей Урожая; иногда – процессия всадников на ходунах или ездовых звероморфах. В каверне стоял невообразимый шум и галдеж, усиленный особенной акустикой амфитеатра.
Троица, стараясь не сверзиться на Крумма, оживленно вертела головами, разглядывая как уже знакомых подземников, так и совершенно новых и необычных.
Вот они увидели (Настя судорожно вдохнула) шумную процессию Нерях, разряженных и вооруженных небрежно и разномастно. Заметили статных арсилитов, двигавшихся сквозь толпу с пренебрежением и надменностью профессиональных танцоров. Долго всматривались в отряд гулов, одетых настолько неприметно и так похожих друг на друга, что запомнить их внешность не представлялось возможным. Удивились необычной сбруе еще одного из гулских кланов – перемотанные ремнями крепыши были сплошь покрыты железными шипами и лезвиями, торчащими из плеч, локтей и даже пяток (перед такими прохожими толпа благоразумно расступалась, стараясь держать дистанцию). Похихикали над бородачами, волосы которых были так густо измазаны гипсом, что закаменели и потрескались. Подивились на арсилитов, выряженных в совершенно одинаковые строгие одежды, да еще и передвигавшихся ровным строем исключительно по команде старшего. Обратили внимание на представителей незнакомого клана гулов, настолько увешанных приборами, датчиками, циферблатами и различными механическими примочками, что под ними не было видно ни одежды, ни лиц…
Сновало по Торжищу и немало звероморфов, причем как занятых в работе, так и свободно прогуливающихся по просторам арены. Могучие рогатые тянули жестяные телеги и волокуши-упаковки с материалами для строительства сцен. Под самыми богатыми арсилитами с нарочитой бравадой гарцевали разумные кони. За ними, собранные в цепи-караваны, выступали звери, похожие на лошадей, но несущие на спине огромный мохнатый горб. Сторожевые псы, напоминавшие стражей Урожая, зорко поглядывали за происходящим с верхних ярусов амфитеатра.
Еще тут были животные, ранее не виданные детьми. Например, миниатюрные волосатые существа, невероятно похожие на людей, но поросшие шерстью с ног до головы, с длинным цепким хвостом и трехпалые – они восседали на плечах торговцев, время от времени что-то нашептывая своим хозяевам.
Над головами торжищан, без остановки гудя моторами, сновали разнокалиберные Локо. Похожие на гигантские разноцветные бусины, они поочередно и спешно швартовались к вышкам, высаживали пассажиров и торопливо убегали на новый вызов.
Свою долю гомона, гама и предпраздничного бардака вносили и артисты, решившие воспользоваться скоплением разномастных обитателей Катакомбурга и подзаработать сребров или синдриния. Фокусники показывали трюки с картами и проволочными кольцами; плевались огнем хмурые гулы с ожогами на лицах; акробаты без устали скакали и выстраивали живые пирамиды, многие вышагивали над толпой на невероятно длинных и хрупких ходулях. Где-то играла музыка. Надрывались громкоголосые зазывалы, рекламирующие товары и заманивающие посетителей Торжища в лавки, на аукционы и презентации…
Караван остановился.
Колесницы расположились по кругу, и трудогулики тут же приступили к разгрузке. Повсюду раздавались властные команды нескольких Мудрословов, сопровождавших торговую экспедицию. Наши герои спустились в фургон, где их дожидался нетерпеливо переминавшийся на месте Крумм. Дверцы тут же распахнулись, гулы начали вынимать и складировать ящики. Через дверной проем было заметно, как несколько урожайщиков поднялись на ближайший ярус амфитеатра, где начали установку шатров, украшенных клановыми гербами. Стараясь никому не мешать, ребята спешно выскользнули из грузовика, сбились в кучку и осмотрелись.
– Основательно обживаются, – прокомментировал Димка, поправляя лямки ранца.
– Торжище будет вестись восемь полных Циклов, – негромко ответил ему звероморф, жадно втягивая воздух, наполненный сотнями разных запахов. – За это время тут будут заключать и расторгать политические союзы. Продавать вещи, провиант и сородичей Крумма. Наверняка сыграют несколько свадеб. Проведут игрища и турнир. Большой Торг – видное и важное событие в жизни кланов Катакомбурга…
– Всемогущие Процессоры, – вдруг просипел Витька, дергая брата и сестру за рукава. – Это же Глиняные…
Ребята побледнели. Крумм оскалился при упоминании своих врагов, а затем все обернулись в сторону, указанную мальчиком. Обернулись – и действительно заметили процессию угловатых, приземистых и весьма грозных на вид гулов, прокладывавших путь сквозь толпу. От Следопытов веяло дикой энергией, неукротимой злостью и надменностью. Ни вожака, ни Киртаны среди охотников заметно не было.
– Они идут на аукцион, – с рычанием произнес полосатый кот, пригибаясь. – Крумм готов спорить на свою жизнь, что Глиняные Следопыты постараются избавиться от живых трофеев как можно раньше. Так сэкономят на кормежке и охране пленников…
– Значит, нам следует пойти за ними? – как можно обыденнее поинтересовалась Настя, хотя голос девочки подрагивал, как и ее губы.
– Да, – признал Витя, но предупреждающе поднял палец: – Однако сперва нужно сказать спасибо!
С этим согласились все, и даже саблезубый, проявлявший все больше нетерпения.
Обогнув самокат и стараясь не попадаться под ноги работяг, дети и звероморф отправились на поиски Анабеллы. Которую почти сразу и обнаружили – женщина стояла на металлической подножке грузовой колесницы, торопливо отдавая распоряжения и строго покрикивая на лентяев. Пышная полосатая прическа княжеской советницы виднелась издали, будто черно-белый путеводный маяк. Заметив гостей, гулка улыбнулась, что-то сказала подмастерью и легко спрыгнула на упругое дно арены.
– Легка ли была ваша дорога? – спросила Мудрослов, прикасаясь к кончику носа.
– Да, конечно, – поклонился Виктор, повторяя вежливый жест. – А вообще мы хотели поблагодарить за гостеприимство и возможность добраться до Торжища. Спасибо вам.
Урожайщица улыбнулась, не спеша с ответом. Еще раз внимательно осмотрела всех троих, кивнула разумному зверю. И негромко сказала следующее:
– Вы действительно необычные существа, друзья Урожая, – Анабелла прищурилась, стараясь говорить так, чтобы не расслышали трудогулики, увлеченные обустройством лагеря. – До прошлого Цикла я и подумать не могла, что старинные сказки про поверхность не лгут. Но убедилась и поражена в самое сердце. Не могу знать, мир или войну принесли вы в Катакомбург… я не арсилит, чтобы читать мысли других и чувствовать оттенки аур… Но я немало прожила на свете и вижу перед собой хороших и честных подростков. А потому желаю удачи в любом начинании, и пусть разольется над вами милосердие спящего Сер-Пентоборга! Отныне вы желанные гости клана. Отныне мы все – множество камней единой горы, из разобщенного малого составляющие великое и монолитное. А после того как он научился вести себя при общении с Бруно, это приглашение касается даже Крумма…
Покосившись на морфа, она лукаво улыбнулась одними глазами. Хищник, тихонько фыркнув, только повел усами. И пусть его поза или взгляд говорили – ах-ах, Мудрослов Анабелла, как смешно! – он все равно почтительно поклонился советнице.
А затем гулка повернулась, чтобы снова взобраться на подножку самоката, и возобновила командование. Ребята, к своему удивлению крайне расстроенные этим расставанием, побрели прочь…
– Друзья-чужеродцы уловили, что хотела сказать советница? – посматривая по сторонам, спросил Крумм. И тут же тихо посоветовал, не дожидаясь ответа: – Накиньте-ка капюшоны. Ваши смешные ушки местный народ может не оценить…
Витя поджал губу, втайне огорчившись, что такая простая и ценная мысль первой не пришла именно ему. Оба мальчика натянули капюшоны школьных курток (Настя, стеснявшаяся новой стрижки, сделала это еще на выходе из фургона). И этот обыденный, столь повседневный жест вдруг показался ребятам крайне зловещим, сопряженным со страшной опасностью. Снова остались они в одиночестве, предоставленные самим себе, полагающиеся лишь на удачу и резвые ноги.
После гостеприимства и теплоты, с которыми их встречали трудогулики Урожая, на ребят накатила тоска. Теперь становилось понятно, о чем спрашивал их Крумм в душном нутре фургона. В суете и столпотворении Торжища было на самом деле легко потерять не только храбрость, но и голову. И единственным, что согревало наших героев в этот миг, было осознание скорого возвращения домой. Несмотря на страх, они твердо верили, что смогут сдержать обещание, а после разыскать забытый Лифт…
Уловив (как обычно в минуты переживаний) тревожные мысли братьев, Настя остановилась прямо посреди людного торгового проспекта. Протянула руки, ловя ладони мальчиков. Решительно развернула к себе, и Витька с Димкой поняли настрой сестры. Встав в маленький тесный круг, близнецы взглянули друг другу в глаза.
– Мы ведь через многое прошли, верно? – спросила девочка, чувствуя, как за ее спиной стоит на страже троицы верный звероморф.
– Точно, сеструха, – кивнул Дима. – Мы справились, несмотря ни на что.
– Мы вместе, и в этом наша сила, – глухо признал Витя. Очки поползли с переносицы, но он не разомкнул живой цепи, чтобы их поправить, – лишь чуть приподнял и запрокинул голову. – И эту силу не сломили ни Красимира, ни Мглистый…
– Ни Гильдия, – добавил брат.
– А значит, мы справимся и сейчас! – подтвердила Настя, и в этот момент их сердца преисполнились такой уверенности, что стало жарко. Близнецов охватило чувство всесилия и беззаботной отваги, почти не присущее взрослым, но такое легкое и всеобъемлющее в юном возрасте. – Крумм, отведи нас на аукцион.
Кот, блеснув зелеными глазами, развернулся и направился в торговые ряды.
Арена амфитеатра, превращенного в здоровенный рынок (по сравнению с ним провинциальный базар Цветокамня казался крохотным и уютным), гудела, голосила и музицировала наперебой. От обилия товаров кружилась голова, в глазах пестрело, в нос врывались самые необычные запахи.
Гулы и арсилиты, выставившие торговые павильоны своих кланов, продавали все, что только можно было представить. Еду и разные ткани, обломки старых самокатов и сдерживающих механизмов, гайки и винты, горюче-смазочные материалы в бутылях из глины и прессованной коралловой крошки, провода и шланги, ценные запчасти к Локо, железную руду, старые микросхемы, лекарства, драгоценный синдриний разной чистоты, допотопные амбивизоры, инструменты, оружие и многое другое.
– Димочка, – позвала Настя, ускоряя шаг и нагоняя брата, вырвавшегося чуть вперед. – Ты бы за сумкой последил. Я чувствую, кругом карманных воришек не меньше, чем продавцов…
Мальчик недоверчиво покосился через плечо, собираясь поинтересоваться, откуда ей это известно. Но не стал, что-то прочитав в ее взгляде. Послушно снял ранец, перевесил на живот – смотрелось забавно, но так было удобнее и позволяло контролировать клапан.
А затем они вышли на одну из отгороженных площадок, где держали пленных звероморфов. И хотя Крумм вздрогнул от ушей до кончика хвоста и застонал, представителей семейства кошачьих в загоне не наблюдалось. Понуро опустили головы две горбатые лошади; отсутствующим взглядом смотрел куда-то вдаль (на память ребятам сразу пришла пленная крыса на Ярмарке Спасгорода) здоровенный пес с облезлой на лапах и загривке шкурой. Все животные были привязаны и, разумеется, лишены ошейников-модуляторов. Торгами управлял незнакомый клан гулов, лишь отчасти напоминавший Глиняных Следопытов.
Мальчишки насупились, а Настя сжала кулаки и задохнулась от негодования.
– Я считала, что вы полноправные члены подземного общества! – с вызовом бросила девочка Крумму, с горечью наблюдая за пленниками, которых по одному выводили на сцену аукциона. – Но вас продают, словно какие-то вещи!
Димка тут же вспомнил про несправедливое и бесчеловечное обустройство Интерната, до недавнего времени являвшегося неотъемлемой частью Спасгородской цивилизации. Лоб его перечеркнули морщины, но он предпочел промолчать. Витька, покосившись на брата, догадался, о чем тот думает, но тоже ничего не сказал. Он, немало читавший о старинных государствах и формах управления странами, предположил, что у любого политического строя есть своя обратная, темная сторона…
Крумм тут же подтвердил эти опасения, и в голосе его звучали злоба и грусть.
– Ты совершенно права, друг Настя, – сказал звероморф. – Но вы уже взрослые, чтобы понимать – одиночки всегда рискуют. Конечно, никому не придет в голову брать в рабство Бруно. Или ему подобных. Но сородичи Крумма и иные звери предпочитают полную свободу. А она несет опасности.
– А если кто-то попытается сбежать? – предположил Димка, расстроившись оттого, что у сестры окончательно испортилось настроение. – Это выглядит совсем несложным…
– Проще отработать сотню-другую Циклов. Получить свободу по заслугам. Потому что обычно хозяева что-то придумывают насчет побегов, – неохотно признал Крумм. – Например, бомбу с дистанционным управлением в кандалах. Или яд, противоядие от которого есть только у надзирателей.
– Из вас же делают настоящих рабов! – не унималась Настя, а у Вити вдруг зачесалась лодыжка – в том самом месте, где еще недавно ногу окольцовывал электронный браслет слежения. – Так нельзя!
– А у вас дома совсем нет невольников? – угрюмо парировал разумный кот, опуская голову и даже не ожидая ответа.
Настя хотела возразить. И даже набрала в легкие воздуха, но поперхнулась и замолчала. Она вдруг тоже вспомнила… в частности, про червей, навеки привязанных к смертоносным Реакторам. Отвернувшись от загона, девочка последовала за остальными к соседней сцене, куда их вел проводник.
Миновали еще пару кварталов, состоящих из торговых улиц. Очередной помост с мельтешащими на нем гулами приближался, нависая над палатками и шатрами. А на нем…
На краю слева было установлено массивное кресло, снятое с гулского ходуна. За креслом (больше напоминавшим трон) крепился полиэтиленовый штандарт с яркой символикой клана и гранитным навершием; в основании лежало несколько каменных блоков с грубыми ритуальными узорами. Вокруг трона толпилась свита в знакомых примитивных нарядах из шкур и браслетов, разодетая в жуткие глиняные маски, скрывавшие лица до квадратных подбородков. В правой части сцены, уже выведенные из клеток, послушно ожидали своей участи пятеро безмолвных звероморфов (среди них не было ни одной кошки). А в кресле, вальяжно откинувшись на спинку и скрестив ноги, сидел собственной персоной Бордим Измельчитель, главарь Глиняных Следопытов в маске с железными шипами…
Несмотря на то что воины клана оставались вооружены, все их бумеранги и арбалеты были перемотаны Путами Благоразумия: ремнями и прочными брезентовыми чехлами, не позволявшими самым вспыльчивым мгновенно пустить оружие в ход. Такие же простые меры предосторожности ребята могли видеть на ружьях и топорах урожайщиков – по общим законам Торжище было обязано пройти мирно, без кровопролития и тем более чьей-либо гибели.
Вокруг близнецов собиралась толпа. На помост поднялся гул в рабочем фартуке поверх опрятных длинных одежд, в этом лысом коротышке безошибочно узнавался распорядитель аукциона. В руках он держал бронзовый молоточек и небольшой гонг, в который намеревался бить при окончании торгов. Над помостом тут же прокатился глухой мелодичный звон – так ведущий призывал к тишине и объявлял начало продаж…
Дети переглянулись, молча спрашивая друг друга, где же может находиться сестра Крумма. Бритоголовый тем временем выставил на продажу двух крохотных волосатых существ, используемых, судя по всему, в качестве торговых советников. Хвостатые мохнатики (мы бы, скорее всего, признали в них юрких мартышек) жались друг к другу, с опаской поглядывали на Бордима и дрожали, ожидая приговора.
– Что это за зверьки? – спросил Витя, наклоняясь к Крумму так, чтобы его никто не услышал.
– А? Что? – Звероморф, казалось, очнулся от тяжелого сна. Поразмыслил над вопросом, возвращаясь в реальность из мира грез. – Это ловкачи. Умные малыши, да. В разведке, торговле или охране жилища им нет равных. Их осталось очень мало. В какой-то момент часть арсилитов решили, что Наседка выводит новую расу, чтобы противостоять кланам. Тогда ловкачей стали истреблять. Но часть укрылась в нежилых кавернах. Теперь они стоят кучу сребров…
Из толпы полетели первые предложения – ставка, еще одна, повышение ставки. Кто-то выругался, кто-то азартно потирал руки. Распорядитель кивал, каждый раз направляя молоточек на претендента, и начинал неторопливо считать вслух громким зычным голосом. В итоге над сценой прозвучало «три!». Следопыты радостно заухали, довольные добычей, а Измельчитель даже расхохотался. Арсилит, выкупивший ловкачей, поднялся на сцену, чтобы забрать приобретение.
Похожим образом в последующие полчаса были проданы совсем молодой жеребец, рогатый тяжеловоз и еще один мохнатик-ловкач. У ребят начали затекать ноги, плечи болели от случайных тычков, а копившееся напряжение заставляло сердце сжиматься, вызывая приступы удушья. И когда казалось, что больше Глиняным нечего предложить покупателям, на сцену вывели еще двоих звероморфов. Первым шел четвероногий ящер (словно уменьшенная копия Старшего Брата Артефициалии), старый и полуслепой. А вот вторым…
Даже не прикасаясь к Крумму, наши герои почувствовали, как напряглись мышцы саблезубого, готового броситься к помосту. Из глотки раздалось глухое вибрирующее рычание, хвост хлестнул по полосатому боку. Звероморф даже шагнул вперед, но Дмитрий бесстрашно положил руку на его загривок, ощутив, как шерсть под пальцами поднялась дыбом.
– Хочешь все испортить? – как можно спокойнее спросил мальчик, наклоняясь к уху зверя. – После всего, через что нам пришлось пройти, чтобы добраться на Торжище?
Кот замер. Еще раз хлестнул себя хвостом, мелко затрясся, но выдохнул и поник:
– Нет, друг Дима. Крумм спокоен. Не будет совершать ошибок.
Опустив голову, он больше не смотрел на сцену, где его сестра – отощавшая, но гордая, стояла между лысым распорядителем и стареющим ящером. К передней левой лапе невольницы был крепко примотан сверток, в котором находилась небольшая, но мощная бомба…
Киртана оказалась очень похожа на брата (почти как герои этой истории – друг на друга): та же желто-песочная, лишь чуть более темная полосатая шерсть… те же клыки из-под верхней губы… те же кисточки на ушах. Только глаза кошки были значительно светлее, чем у Крумма, и напоминали кристаллы самого прозрачного синдриния во всем Катакомбурге.
Рептилию продали довольно быстро и почти без торгов. Чужеродцы не могли даже представить, кому может понадобиться такое существо, к тому же довольно дряхлое на вид. Крумм же в объяснения, по понятным причинам, углубляться не хотел. А вот к последним торгам распорядитель подошел издали, прекрасно понимая, что за зубастую невольницу можно выручить куда больше…
– Братья гулы! Уважаемые арсилиты! Представители кланов! Перед вами воистину великолепный образчик! – принялся распинаться бритоголовый коротышка, заставляя Настю сжимать кулаки. – Уникальная боевая порода. Не перепрограммированная, выращенная на воле, дерзкая и опасная! Купите эту киску, и сможете сделать из нее настоящую военную машину – хоть для охраны рубежей, хоть для сведения счетов с ненавистными соседями! Первая ставка – двести сребров! Кто предложит больше?
И не успели ребята опомниться, как из толпы тут же понеслись выкрики: «Двести пятьдесят!», «Триста!», «Четыреста!» и даже «Четыреста двадцать!» Анастасия, не удержавшись от бессильного стона, покачнулась. Витька сглотнул, наблюдая, как веселятся Следопыты за троном Бордима, а Димка снова положил руку на дрожащий загривок Крумма. Киртана, будто монумент гордости и невозмутимости, застыла в одной позе, глядя вверх на ярусы амфитеатра и струны монорельсов.
– Четыреста пятьдесят! – продолжали выкрикивать со всех сторон.
– Пятьсот!
– Пятьсот двадцать!
– Почему мы не торгуемся?! – чуть ли не взвизгнула девочка, напряженная до предела. Казалось, еще немного, и у нее случится истерика. Даже в тени капюшона было заметно, как раскраснелись Настины щеки. – Они же купят ее, и тогда плану конец!
– Рано! – отрезал Виктор, и в его голосе послышались интонации Петра Петровича. – Нужно ждать, чтобы ударить последней ставкой.
Димка покачал головой. Он был согласен с братом, но ожидание, усиленное несущимися со всех сторон возгласами, изматывало пуще каторги Интерната. Свободной рукой мальчик взял сестру за ладонь, призывая проявить терпение. Теперь сквозь него, как через проводник электрического тока, до Насти долетала дрожь звероморфа. В этот же момент ей стало ясно, что, если ставка провалится, Крумм все равно бросится в атаку, и тогда не избежать беды…
– Шесть сотен! – выкрикнул высокий арсилит слева. Его тут же перекрыл голос престарелого гула с другой стороны сцены:
– Шестьсот пятьдесят!
Толпа притихла. Дети не могли знать курса на покупку разумных зверей. Но по сгустившейся вокруг помоста тишине догадались, что ставки стали крайне высоки. Распорядитель аукциона ткнул молоточком в пожилого морщинистого гула, выкрикнув:
– Шестьсот пятьдесят сребров – раз!
Настя заскулила, стиснув руку брата так, что тот поморщился от боли.
– Шестьсот пятьдесят сребров – два! – с вызовом продолжил ведущий. – Шестьсот пятьде…
– Я отдам за этого звероморфа самоцвет, известный в клане Цветокамня как Отзвук Эха!
Сначала Димка и Настя даже не сообразили, кому принадлежит ровный и оледенело-невозмутимый голос, пронесшийся над головами представителей кланов. И только через миг обоих осенило, что последнюю фразу выкрикнул их родной брат.
Молоточек лысого застыл, едва не ударив в гонг. Тишина стала еще более густой, кисельной. Казалось, помост Глиняных Следопытов накрыли стеклянным колпаком, напрочь отрезав гомон остальной арены.
К Вите начали оборачиваться. Сначала один арсилит, затем другой, потом несколько гулов, и через пять секунд на мальчика смотрела вся толпа. Охотники позади трона умолкли, а Измельчитель даже приподнялся с места.
– Ха… – только и смог выдавить распорядитель, на лице которого читалось недоумение. – Юный арсилит решил неудачно пошутить?
– Вовсе нет! – столь же звонко повторил Витя. – Отдам за кошку Отзвук Эха!
Ведущий скривился, незаметно и подобострастно покосившись на застывшего Бордима. Киртана стояла в прежней позе, словно происходящее ее совсем не интересовало. Старик, предложивший высшую ставку, надменно фыркнул, скрещивая на широкой груди толстенные руки. Крумм перестал дышать.
– Вы, юноша, должно быть, не в своем уме? – с издевкой предположил бритоголовый гул. – Речь идет о том самом Отзвуке Эха, что украшает один из Столбов Возвеличивания Цветокамня?
– Да! – не отступал Виктор.
– Ну что ж, – вымученно улыбнулся аукционист, – тогда все ясно. Шутка удалась, но мы продолжаем с прежней отметки в шестьсот пятьде…
Читать бесплатно другие книги:
