Только с тобой Стил Даниэла

Он не сказал ни слова, зная, что Изабелла не шутит. И стал молча одеваться под ее пристальным взглядом. Розовое тонкое платье Иззи валялось на полу. Все, чего хотел Шон, – это обнять ее нежное обнаженное тело.

Изабелла следила за ним с непроницаемым лицом. Ее боль была столь острой, что об нее можно было резать вены. Она знала, что именно этого всегда и желала: оказаться в объятиях Шона, проснуться, стать самой собой… Он пробудил в ней страсть, о которой она не подозревала. А теперь она должна похоронить то, что обрела.

– Мне очень жаль, – мрачно сказал Шон, прежде чем уйти. – Я не имею права так с тобой поступать. Я люблю тебя, но это ничего не меняет.

Изабелла молчала. За Шоном закрылась дверь.

Она слушала, как тяжело стучит трость по ступеням, и по ее лицу катились горячие слезы. Всякий раз, когда Шон уходил, она прощалась с ним навеки. Она ненавидела его за это, потому что не представляла, как можно убить в себе любовь, которая росла и крепла целых девятнадцать лет.

Изабелла передумала ехать в Японию, предпочтя Индию. Она купила билет на середину июня в один конец. В планах было путешествие длиной в месяц.

Кроме этого, Иззи подписала контракт о работе в младших классах Этвуда еще на год. Однако это должен был стать последний год, после которого Иззи планировала поехать учиться в Европу. Кроме отца и мачехи, ничто теперь не держало ее в Сан-Франциско. Друзей у нее не осталось.

Готовясь к поездке, Иззи тщательно изучила материалы по Индии. По приезде она собиралась взять напрокат машину и проехать по побережью и в глубь страны. Она совершенно не боялась путешествовать одна.

Последний учебный день стал подлинным событием. Со следующего года малыши приступали к настоящему обучению. По сути, маленький выпускной был шагом в более взрослую жизнь, если ее можно было так назвать. Изабелла и Венди провожали детишек, как своих собственных, обнимая и целуя на удачу, вручая каждому книжку, где написали по маленькому напутствию. У самой Иззи все еще хранилась книга со сказками, которую вручила ей на первом выпускном мисс Джун.

Наведя порядок в классе, Венди и Иззи присели выпить чаю.

– Вот и год прошел, – сказала Венди с улыбкой. – Еще один год. – Ей не верилось, что Изабелла сможет оставить любимую работу ради учебы в Европе.

Венди нравилось смотреть, как подрастают малыши, как уходят в новый класс, взрослеют, меняются, порой забегают в гости спустя годы.

Но Изабелла не была уверена, что хочет навеки застрять в Этвуде. Она стремилась к большему, искала себя. До сей поры ее всегда что-то держало в Сан-Франциско, но теперь последние ниточки порвались, отпустив ее на свободу. Она чувствовала, что пришла пора попробовать что-то новое. Страсть, эмоции, бурлившие в ней, требовали выхода, как и предупреждала когда-то мать. Да, ее большой страстью мог стать Шон… Но каждый делает свой выбор. Две недели назад Шон уехал в Вашингтон, чтобы продолжить восстановительное лечение, а затем отправиться на новое задание. Всем своим существом Иззи желала ему вернуться живым и невредимым, но жить ожиданием, жить страхами она больше не желала. Она любила Шона, любила все эти годы и, как оказалось, взаимно, однако это была одна из тех сказок, которым не суждено сбыться. Изабелла ни о чем не жалела.

– Пришлешь карточку из Индии? – спросила Венди, обнимая подругу на прощание.

– Пришлю что-нибудь получше, – улыбнулась Иззи. Ей нравилось работать с Венди. Она научилась от нее терпению и стала лучше понимать детей. Она взрослела вместе с ними и все же не забывала, каково это – быть ребенком. – Я привезу тебе сари, хочешь?

У Иззи был целый список национальных вещиц, которые она планировала купить в Индии. Но главной целью, естественно, был не шопинг. Изабелла хотела найти в Индии покой и разобраться в себе. Эта страна могла собрать воедино все кусочки, на которые развалился ее мир. Она надеялась на исцеление.

Попрощавшись с Этвудом, Иззи вернулась домой. Она открыла общую дверь и как раз собиралась закрыть ее за собой, когда увидела его. Он стоял у дерева – чисто выбритый, подстриженный, одетый в джинсы и камуфляжную куртку. У него была трость, но он не опирался на нее.

Шон.

Изабелла смотрела на него молча. Она не кивнула и не улыбнулась. И тогда он медленно направился к ней.

– Я вернулся, – сказал он, подойдя ближе.

– Вижу, – безразлично промолвила Изабелла. – А ведь я просила не возвращаться.

Ее глаза сузились. Она смотрела без злости, просто отстраненно, как смотрят на совершенно постороннего человека. Ее уже не было в Сан-Франциско, не было в ее квартире или на работе. Ее существование здесь окончилось. Она хотела стать другим человеком, с другой судьбой и другой географией.

– Я хотел поговорить. Не по телефону, а лично. Это не признание в любви. Зачем признаваться в том, что и так ясно… – Шон смотрел в ее глаза, пытаясь заглянуть в душу, как когда-то заглядывала в его душу Изабелла, но натыкался на невидимую стену. – Я вернулся. Совсем. Я возвращаюсь домой. Ты была права. Я не могу так поступать со своими близкими, с мамой, отцом. У них тяжелые времена, отец не говорил мне, как идут дела, но бизнес трещит по швам. Они ни о чем меня не просили, но кажется, я сильно им задолжал. Думаю, я отдал свой долг стране и Кевину. Теперь пора отдавать другие долги. И все мои усилия не были напрасны. Мы накрыли одну из крупнейших группировок в Колумбии. Их лидеры мертвы, часть группировки поймана. Конечно, на их место придут другие, но всех не переловишь. Теперь я понимаю, что замкнутый круг иногда легче разорвать. Для меня настало время уйти. Я написал заявление два дня назад. Просто хотел, чтобы ты знала. Если, конечно, это для тебя важно.

– А что? Должно быть важно? – Изабелла смотрела холодно, не в силах простить Шона. Родители, должно быть, сразу простили его, но она не могла. – И что, теперь все будут счастливы, а на земле воцарится мир? Думаешь, сейчас я обниму тебя, и мы пойдем вперед, держась за руки и не оглядываясь?

– А это невозможно? Я знаю, что причинил много боли, но я делал то, что считал правильным. И сейчас ни о чем не жалею. Я такой, какой есть. Я отдал часть себя борьбе со злом – большую часть, но ведь что-то и осталось. И возможно, то, что осталось, сможет жить дальше… – Голос Шона на несколько мгновений прервался. – А я хочу жить, Иззи, хочу жить. И я хочу разделить эту жизнь с тобой, если ты этого хочешь. Видит Бог, я люблю тебя. И моя любовь сильнее желания сделать мир лучше. Все, чего я хочу, – это сделать его лучше для тебя одной.

Она долго смотрела на него, пытаясь понять, насколько Шон отдает себе отчет в том, что говорит. Он прошел долгий путь, но мог ли он измениться так, как изменилась она сама? Мог ли он так же сильно любить ее, как она любила его эти годы? Любить, не сознавая этого?

Столько слов внезапно захотели прорваться наружу. Она так много хотела ему сказать, так много объяснить!

Вместо этого она посторонилась.

– Зайдешь?

Он кивнул и вошел.

В молчании они поднялись по лестнице: сначала шла Изабелла, следом Шон. Он смотрел ей в спину и боялся протянуть руку и дотронуться до нее. Ему казалось, пальцы пройдут сквозь ее тело, как будто перед ним мираж.

На кухне Изабелла молча насыпала кофе в кофеварку.

Шон подошел сзади, обнял ее и осторожно поцеловал в затылок. И та же невиданная по силе страсть вновь захватила обоих, лишив контроля и закружив в пестром водовороте чувств и эмоций. Яркое пламя пылало, сплетая тела воедино, стирая все грани, разрушая все стены, заставляя забыть о потерях и боли.

Они были живы. И они имели право жить дальше.

Потом они долго лежали в постели, обнявшись. Изабелла улыбалась. В ее улыбку Шон влюбился с первой же встречи, когда они играли в кубики и пили чай из пластиковых чашечек. Он был самым счастливым мужчиной на свете. Странная пустота, жившая в нем долгие годы, постепенно заполнялась теплом, источником которого была любовь к Изабелле.

Она прижалась губами к его губам, затем отстранилась и произнесла слова, которых он так ждал:

– Добро пожаловать домой.