Дважды соблазненная Дэр Тесса

Сердце Мередит ужасно болело за него. Она не знала, что его терзало, но больше не могла стоять и смотреть, как он мучился. В детстве она была свидетельницей страданий Риса и ничем не сумела ему помочь. Да и как робкая дочь конюха могла бы протестовать против жестокого обращения лорда с собственным сыном?

Но она уже давно не та робкая и тощая девчонка, поэтому сможет облегчить страдания Риса.

Мередит шагнула к кровати и стала на колени.

— Ш-ш-ш… — тихо прошептала она. — Ш-ш-ш. Ты в безопасности, Рис. Все хорошо.

Стараясь унять дрожь в пальцах, она положила руку ему на плечо и осторожно погладила его. Когда он поморщился, она едва не убрала руку. Но все же продолжала поглаживать его плечо. Вскоре тело его расслабилось, кулаки разжались, а дыхание выровнялось. Мередит убрала руку и вздохнула с облегчением.

Более четверти часа она простояла у кровати на коленях, наблюдая, как сон Риса снова становится мирным. Может, теперь ему приснилась она, Мередит? Ах, ей так этого хотелось! Рис снова застонал, но на сей раз не от боли. От удовольствия.

Больше она не могла противиться искушению. Осторожно приподняла верхнюю простыню и заглянула под нее.

Нет никакой раны! Ничего такого, что могло бы превратить его в евнуха. Какие бы шрамы ни покрывали его тело, эти части его мужской анатомии были совершенно здоровы. И, словно ощутив ее интерес, мужская плоть дернулась и восстала.

Возбуждение пронзило и Мередит; при одном лишь взгляде на Риса ее охватил чувственный жар.

Тут Рис неожиданно вздрогнул, и она, уронив простыню, устремила взгляд на его лицо — как раз вовремя, чтобы увидеть, как его глаза открылись. Глаза темные, недобрые, яростные, опасные… У нее дыбом поднялись волоски на затылке, а сердце заколотилось о ребра. Похоже, немало наполеоновских солдат наблюдали то же выражение в глазах Риса в свой смертный миг.

— Это я, — поспешно сказала она. — Я, Мередит…

Рис заморгал, и глаза его прояснились.

— Господи Иисусе, — пробормотал он, приподнимаясь на локте и растирая ладонью лицо. — Вы меня застали врасплох. Что-то случилось?

— Нет, ничего. — Мередит едва не рассмеялась, вспомнив причину своего визита. — Все в полном порядке. Прости, что разбудила. Я… просто я услышала шум, когда проходила мимо, и встревожилась.

— Проклятые кошмары…

— Хочешь поговорить о них?

— Нет.

Взглянув на свою обнаженную грудь, Рис тихо выругался, отодвинулся на противоположный край кровати и натянул простыню до подбородка.

На этот раз Мередит рассмеялась. Ничего не смогла с собой поделать.

— Я оскорбила твою скромность?

— Нет. Это я оскорбляю твою. Не хотел вызывать у тебя отвращение.

— Отвращение? Но как такое может быть?

— А вчера? Ты ведь велела мне надеть рубашку… Что ж, я все понимаю… — Он еще плотнее закутался в простыню. — Понимаю, насколько тебе противны… все эти шрамы.

— О, Рис! — Она закрыла лицо руками, но тут же выпрямилась, решив быть откровенной. — Рис, я просила тебя надеть рубашку, потому что ты самый привлекательный мужчина, которого я когда-либо видела, а это очень отвлекает и сбивает с мысли. Когда вижу тебя полуголым, я едва способна произнести два связных слова. Я просто не смогу найти в тебе ничего отвратительного, как бы ни старалась.

Рис снова заморгал.

— Я… э… — Он внезапно умолк.

Мередит села на край кровати.

— Что же касается шрамов…

Она подцепила край простыни и потянула на себя. Он не сопротивлялся, когда простыня соскользнула, открыв его грудь, отмеченную шрамами многих битв.

— Неужели ты действительно считаешь их омерзительными? Не знаешь, как женщины относятся к шрамам? Разве твои любовницы не восхищались ими?

Он затаил дыхание, когда она провела пальцем по его ключице.

— У меня не было любовниц. Уже довольно давно.

— Насколько давно?

— Несколько лет.

— Так долго? — У нее перехватило горло. Она судорожно сглотнула, пытаясь удержать сердце в груди и не дать ему выскочить наружу.

Рис был на редкость чувственным мужчиной — Мерри поняла это еще в детстве. Именно это качество влекло ее к нему и в том возрасте, когда она стала взрослеть, в тот год, когда высокий мальчик Рис уехал в Итон, а потом вернулся молодым мужчиной. Она и сейчас не могла налюбоваться его телом, его широкими плечами, которые недавно гладила.

Собравшись с духом, Мередит провела пальцем по крошечной впадине между мышцами его плеча и бицепсами. Какая жестокая несправедливость в том, что этот прекрасный мужчина так долго был лишен физической привязанности и наслаждения. И, охваченная радостью собственницы, Мередит твердо решила, что Рис будет принадлежать ей. Да, она станет его первой женщиной после всех этих лет. Она об этом позаботится.

Она снова провела ладонью по его плечу, и Рис пробормотал:

— Мередит, не надо…

Но он не нашел в себе сил оттолкнуть ее.

— Позволь мне прикасаться к тебе, — прошептала Мередит.

Рис вновь расслабился на подушках, и глаза его закрылись.

Ему вспомнились тюльпаны. Бесконечное поле красных тюльпанов под небом цвета сверкающего аквамарина. Он увидел это поле, когда шел маршем через Голландию вместе с Пятьдесят вторым полком. Легкий ветерок ерошил волосы — почти такой же сладостный, как прикосновения Мередит. Он в жизни не видел ничего красивее этого поля, и от этой красоты заныли даже зажившие раны. Не в силах устоять против искушения, он повел солдат через поле. При виде множества красных головок, приветствующих солнце, он чувствовал, что они словно принимают его в свой круг. Он шел по колено в цветах, купался в их красоте — словно она могла смыть уродство войны. И ему казалось, что именно таким должен быть рай. Он тогда решил, что уж лучше надышаться и наглядеться сейчас, потому что Господу известно: после смерти ему этим не наслаждаться.

Но только тогда, когда Рис остановился и оглянулся, он увидел страшную правду — блеск сотни штыков, одновременно пронзающих небо. Весь батальон оборванных, измученных солдат топал за ним через поле, подминая тюльпаны сапогами и оставляя похожие на кровь следы. Он, Рис Сент-Мор, восхищенный красотой Божьего творения, оставлял за собой лишь кровь и разрушения. Потому что всегда был жестоким и таким же и оставался.

А ласки Мередит… Ах, это и есть настоящий рай. И чем дольше она ласкала его, тем глубже он погружался в чистую, незапятнанную красоту, не подозревая о разрушениях и несчастьях, которые обычно приносил. Но он не мог остановить ее. Пока не мог.

Он так и не открыл глаза. А она снова провела ладонью по его плечу, и его охватило возбуждение, собралось в чреслах, требуя разрядки.

— Женщины находят мужские шрамы неотразимыми, — тихо сказала Мередит. — Нас влечет к ней, к тайне…

Ее пальцы нашли круглый шрам — там пуля пронзила его плечо, — она прижала к шраму большой палец.

— Подумай… подумай о сосках, — весело посоветовала она.

— О со… Господи милостивый, ты сказала…

— Соски. Разве мужчин не влекут женские соски?

Он не ручался за других мужчин, но сейчас почему-то не мог думать ни о чем другом.

— Так вот мужские шрамы для нас то же самое, что для вас — женские соски. Мы все время думаем о ваших шрамах. Жаждем погладить их. Не только пальцами, но и губами.

Губы Мередит коснулись его плеча, и глаза Риса тут же открылись. Непокорный локон, выбившийся из ее забранных наверх волос, щекотал его грудь, когда она целовала его старую, давно зажившую рану. Ему хотелось взять ее темный локон и пропустить между пальцев, но Рис не хотел шевелиться — боялся, что она уберет руку.

«Не останавливайся, не останавливайся», — твердил он мысленно.

А она покрывала теплыми поцелуями его грудь. Сладостными, нежными, женственными. И такими возбуждающими, что он был уже тверд, как дуло пистолета, готового выстрелить.

Прижавшись очередным поцелуем к шраму на его виске, она подняла голову и выпрямилась. Он не видел выражения ее лица, но, судя по игравшей на губах улыбке, ей понравилось. Его взгляд скользнул вниз, и он только сейчас заметил, что она даже не одета. Тонкая полотняная сорочка соскользнула с ее плеча, и он, опустив взгляд еще ниже, увидел маленькие твердые груди, натянувшие полупрозрачную ткань.

Рис откашлялся и пробормотал:

— Как соски, говоришь?..

Ее улыбка стала еще шире.

— Да, как соски.

Он потянулся к лентам у выреза ее сорочки. Потянув тонкую атласную полосочку, медленно развязал бантик. И, опустив руку, долго восхищался открывшимся островком плоти. Но тут она повела плечом, и муслин сполз, обнажив грудь.

На секунду он оцепенел, завороженный совершенством ее розоватой плоти и прелестным задорным соском чуть темнее кожи. Под его взглядом ареола налилась краской и сморщилась, превратив сосок в тугой бутон, словно моливший о том, чтобы его сорвали.

Тихий стон сорвался с его губ, когда он потянулся к ней другой рукой. Ее грудь была так мала и изящна, а его рука — такая большая и уродливая. Если он сожмет эту грудь, она исчезнет в его ладони. Что тут хорошего?

Он провел по ее груди тыльной стороной ладони, и Мередит вздрогнула, а на коже ее выступили мурашки. Он хотел отстраниться, но его удержал тихий вздох наслаждения, сорвавшийся с ее губ. Он снова погладил ее грудь, затем обвел большим пальцем ареолу — самую мягкую кожу на свете, — и ему ужасно захотелось припасть к ней губами.

Словно почувствовав его желание, Мередит подалась вперед.

— Да… поцелуй меня.

Он поцеловал нижнюю часть ее груди и лизнул, попробовав на вкус. О, это был настоящий рай. Мечта курильщика опиума. Наслаждение острейшее, граничившее с безумием. Пряный и сладостный запах ее кожи пьянил его. И на вкус она была как медовая роса. Как хорошо, что он решил жениться на ней. И сейчас, отведав ее вкус, он понял, что никогда ею не насытится.

— Распусти волосы, — скомандовал Рис, хотя вовсе не таким тоном следовало говорить с будущей женой. Но, черт возьми, он хотел, чтобы она повиновалась, и боялся рисковать, смиренно попросив.

Она послушалась и поспешно развязала ленты. Ее обнаженная грудь восхитительно колыхалась, пока она расплетала косы. И вскоре ее чудесные волосы рассыпались по плечам и по груди — темные и пушистые, как соболий мех. Холмик сливочной плоти, увенчанный тугим соском, выглядывал из-под водопада волос. Добавьте к этому кокетливую улыбку, нежный зов в глазах и… О Боже, поля тюльпанов и аквамариновые небеса — все это ничто по сравнению с Мередит. Ибо она самое прекрасное и совершенное создание на свете. Однако же…

Он поспешно приподнялся и сел.

— Пора идти.

— Что?.. Почему? — Она уставилась на него в изумлении.

— Мне многое нужно сделать сегодня. Не забудь, мне надо нанять пони.

— Рис, — она положила руку ему на грудь, — еще очень рано. И ты так много работал всю неделю… Отдохни этим утром, немного полежи.

— Но мне нравится строить дом.

Она лукаво взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы.

— Больше, чем нравлюсь я?

Он поискал глазами рубашку и штаны. А… вот они, висят на крючке у двери. Черт возьми, почему он оставил их так далеко?

Рис кивнул в сторону своей одежды:

— Не будешь так добра… Подай мне рубаху и штаны.

— Не буду! — Она рассмеялась. — Более того, начинаю удивляться, почему на мне еще что-то осталось.

Резким движением она спустила сорочку с другого плеча. Рис закрыл лицо рукой и застонал, пытаясь сообразить, так ли уж это мудро — дать ей все, чего она заслуживает. Можно ли подняться с постели голым, показав ей всю степень своего возбуждения?

Вместо этого он обмотал простыню вокруг бедер, перекинув ее конец через плечо и соорудив нечто вроде древнеримской тоги. И сразу почувствовал себя величественным, настроенным на философский лад, что помогло унять похоть.

Он подошел к двери и стал одеваться.

— Этого не будет. По крайней мере сегодня утром. Прости за все вольности.

Когда он надел рубашку, Мерри сказала:

— Ни к чему извиняться, Рис. Мы оба взрослые люди. И хотим друг друга. Нам никто не мешает позабавиться. Без всяких обязательств.

Сбросив простыню, он потянулся к штанам и резкими рывками натянул их, после чего повернулся к Мередит.

— Ты моя будущая жена. Когда я впервые возьму тебя, это будет что-то значить. По крайней мере для меня.

Она с удивлением уставилась на него. Но тут же продела руки в рукава сорочки и дрожащими пальцами завязала ленты.

Рис тяжело вздохнул и постарался собраться с мыслями. Похоже, он действительно грубое животное. Едва коснулся ее — и уже обидел.

Снова вздохнув, он схватил сапоги и уселся на краю кровати.

— Мередит, я… Просто я не слишком хорошо умею выражать свои мысли. Хотел тебе объяснить, но не получилось. Позволишь мне еще раз попробовать?

Она пожала плечами. А он принялся вталкивать правую ногу в сапог.

— Я слишком многое уничтожил за прошедшие годы. Слишком… Все это время я дружил со смертью, и теперь осталась только одна вещь, которую мне не удалось уничтожить. Ты на нее смотришь.

Он принялся за левый сапог. На этот раз дело шло медленнее.

— Это тело пережило удары, мушкетные пули, штыковые удары, пушечный обстрел и все, что Господь и Наполеон сочли нужным обрушить на нас. Но судьба велела мне жить. Другого объяснения я не знаю. И теперь, когда я с этим примирился, стараюсь больше ничего не разрушать.

Рис поставил ногу на пол и повернулся к Мередит.

— Сейчас я хочу что-то построить. Неужели не понимаешь? Каждый день много лет я просыпался, думая, что в этот день умру или убью еще кого-то. Теперь я просыпаюсь и думаю: это тот день, когда я начну мешать глину с соломой. Я работаю до изнеможения, нагромождая камни и копаясь в грязи. Каждое утро меня одолевают новые боли и ломота — помимо того что старые раны продолжают ныть. Но дело того стоит. Я построю дом собственными руками. От основания до крыши. Сделаю это для нас, сделаю правильно — так, чтобы дом простоял вечность. Нельзя возводить стены на шатком основании. Нельзя класть черепицу на потолочные балки, такие тонкие, что при первой же зимней буре они подломятся. Я прав?

— Прав, — кивнула Мередит.

Он потянулся к ее руке.

— То же самое можно сказать о нас. Я хочу вместе с тобой построить то, что просуществует долго. И как бы сильно я ни хотел тебя — не желаю спешить и все испортить. Нам предназначено быть вместе, и…

— Рис…

— Да-да, знаю. Ты пока мне не веришь. — Он сжал ее руку. — Но поверь, все в порядке. Я продолжаю строить. Камень за камнем, доска за доской, поцелуй за поцелуем… пока ты не поверишь. И еще… Я просыпаюсь, умирая от желания к тебе. Но ты того стоишь.

Глаза Мередит широко раскрылись.

— Невероятно, — пробормотала она.

Рис встал и потянулся к своему жилету.

— И поверь, я несокрушим. Поэтому никуда отсюда не уеду. Теперь ты от меня не отделаешься.

Глава 8

— Вот… вареные яйца и тост. — Мередит поставила перед отцом тарелку.

Старик нахмурился:

— По-моему, я просил яичницу.

— Разве? — Мередит подбоченилась, но тут же, оправив зеленую саржевую юбку, взглянула на тарелку. — Ты уверен?

— Я уже стар, Мерри, но не настолько, чтобы забыть сказанное пять минут назад.

Она поставила перед отцом солонку.

— Ешь то, что есть. Ясно?

Мохнатые брови старика приподнялись.

— Что на тебя нашло сегодня утром? — спросил он, взяв кружку с кофе. — Ты не в себе, Мерри.

Да, верно. Не в себе. Ох, что за утро! Слава Богу, что хоть Рис не пришел к завтраку. Она бы не знала, что ему сказать. И наверное, подала бы ему подгоревшую овсянку с мылом вместо сливок.

— Прости, отец. — Она разбила яйца на смазанную маслом сковородку. — Я немного устала, вот и все. Возможно, недосыпаю последнее время.

— Ты недосыпаешь последние несколько лет, Мерри. Слишком много работаешь. Но теперь, когда Рис вернулся, нам будет полегче.

— Я не помолвлена с Рисом. — Сколько раз она будет вынуждена повторять эти слова, прежде чем кто-то ей поверит?

— Даже если и не помолвлена. Рис даст мне должность, и я смогу тебя поддерживать. Как и должно быть. А ты сможешь отдохнуть.

Мередит покачала головой. Нет, она не позволит старому калеке отцу трудиться, пока сама будет сидеть сложа руки.

— Я не хочу отдыхать. Хочу содержать свою гостиницу.

Рис воистину тронул ее своей речью о постройке дома — такого, чтобы стоял годами. А волнение, которым сияли его глаза… О, это было так приятно!

И она понимала, что Рис имел в виду, поскольку сама испытывала те же чувства к «Трем гончим». Нет, сама она не выстроила дом, но зато работала на износ, чтобы сделать из гостиницы то, чем она стала. И она чертовски собой гордилась.

Теперь это место олицетворяло для нее независимость, безопасность и удовлетворение, то есть все то, чего она хотела от жизни. Все, кроме одного.

Кроме Риса Сент-Мора.

Но — о чудо из чудес! — оказалось, что и Рис хочет ее. Только он требовал, чтобы она вышла за него. И отказалась от гостиницы.

Он просто не понимал! Ее долг заключался не только в заботе об отце. «Три гончие» — финансовая опора деревни. Все в деревне зависели от гостиницы и зависели от нее, Мередит, управлявшей этой гостиницей.

Она положила яичницу на тарелку, которую поставила перед отцом. А вареные яйца взяла себе. Налив себе кофе, она присела.

Несколько минут отец и дочь молча ели.

Немного утолив голод, Мередит наконец попросила:

— Отец, выслушай меня. Прошу, не увлекайся безумными идеями. Мы не можем быть уверены, что Рис надолго здесь останется. Ведь он джентльмен, вбивший себе в голову необходимость таскать камни по горам. А когда каприз пройдет — что тогда? Он может решить, что судьба ведет его в иные места, и уедет.

— Зачем ему это?

— Зачем?.. — Мередит понизила голос. — Разве ты не заметил, отец? Все, у кого хватает сил покинуть эти места, бегут отсюда.

Старик нахмурился:

— Когда ты успела стать такой мудрой?

«Десять лет назад, — произнесла она мысленно. — Когда вышла за человека на несколько лет старше тебя, чтобы получить крышу над головой для нас обоих».

— Но я вовсе не мудрая. Просто благоразумная. Должен же кто-то из нас быть благоразумным.

К сожалению, эта роль неизменно выпадала ей. И уж конечно, не Рису, во всем полагавшемуся на судьбу. Интересно, умеет ли судьба стирать, гладить и готовить?

Она встала.

— Миссис Уэр позаботится обо всем, что тебе понадобится, отец. А мне нужно собрать белье для Бетси.

Мередит собрала постельное белье во всех комнатах, начала же с собственной маленькой каморки. Спальня отца была чуть больше. Далее шли все комнаты для гостей. (Независимо оттого, занимали их или нет.) Мередит знала, что состоятельные люди обычно путешествовали с собственным постельным бельем, но все же неизменно застилала постели. Того требовала ее гордость.

Она оставила комнату Риса напоследок — быстро вошла, чтобы снять простыни и тотчас удалиться. Но конечно, угол простыни зацепился за кроватный столбик, так что пришлось взобраться на матрас, чтобы потянуть за материю и… Черт возьми, простыни были унизительно чисты, хотя по всем правилам должны быть усеяны пятнами, оставленными страстью.

А она так устала!..

Может, лечь на постель, вдыхая его пряный мужской запах? Может, устроить себе роскошный отдых?

Ох, как легко представить его в постели рядом с ней! Как легко! Она столько мечтала о нем! Кроме того, теперь она узнала о Рисе гораздо больше. Потому что видела его тело, сильное и твердое в тех местах, где она была мягкой. Да-да, она успела почувствовать, каков он на ощупь. Более того, она познала вкус его поцелуя! О, Рис!..

Резким рывком Мередит стащила с кроватного столбика упрямую простыню и выбросила из головы все глупые фантазии. Да, она любила мечтать, однако прекрасно понимала, где провести границу между мечтой и реальностью.

Со двора донеслось знакомое хихиканье прачки. Мередит связала грязное белье в узел и, подойдя к окну, окликнула Бетси. Вытолкнула узел наружу, а прачка ловко поймала его в корзину, чем заслужила одобрительные вопли собравшихся во дворе мужчин.

— Очень метко, миссис Мэддокс! — крикнул Деррил от конюшни. У его ног тявкали и дрались гончие.

Мередит улыбнулась в ответ, но не задержалась у окна, а вместо этого поспешила вниз. И заметила, как Робби Браун вкатил во двор тачку с торфом для камина. Следовало заплатить ему деньгами и хлебом. А потом придется поговорить с миссис Уэр насчет меню обедов — в зависимости от того, какое мясо принесли мальчишки Фаррел.

Когда Мередит вошла в общую комнату, оказалось, что там, несмотря на ранний час, полно людей. Несколько постояльцев перекусывали перед тем, как продолжить путешествие, а местные мужчины встречались за кофе, чтобы посплетничать и обсудить общие дела. Даже Харри и Лоренс были здесь. Завтракали в углу.

Мередит внезапно остановилась. Что делают здесь эти парни? Они ведь никогда не вставали так рано, если только не сторожили ночью какой-нибудь груз по поручению Гидеона. А прошлым вечером ей даже не пришлось их выгонять, когда закрывалась гостиница. Они ушли довольно мирно и необычайно рано, в половине десятого.

Подбоченившись, Мередит подошла к столу.

— Была тяжелая ночь, парни?

Харри поднял глаза от тарелки, наполненной яйцами, беконом и булочками.

— Полагаю, можно сказать и так.

Они с Ларри переглянулись, и оба рассмеялись.

Им вторил смех других мужчин. Мередит медленно повернулась, оглядывая посетителей. Она только сейчас отметила, что большинство из этих людей никогда не входили в ее дверь до полудня.

— Что случилось? — сурово спросила она. — Что произошло?

Смех стал громче.

— Просто тяжелая ночь… В самом деле, миссис Мэддокс, — пробурчал Ларри, набивший рот яйцами. — А у вашего друга Эшуорта будет тяжелое утро.

Мередит стало не по себе.

— Что вы наделали? — Ее голос слегка дрожал, но она вызывающе вскинула подбородок. — Хэролд и Лоренс Симонс, немедленно объясните, что вы с ним сделали!

— Потише, миссис Мэддокс, — бросил Скиннер из-за соседнего столика, подмигнув ей поверх кружки с кофе. — Мы и пальцем его не тронули.

— Пока, — пробормотал Харри.

Почти все вновь разразились хохотом. Но Мередит не стала медлить. Наспех перебросившись словцом с миссис Уэр по пути, через кухню, она выбежала из задней двери и прямиком помчалась по крутому подъему — так можно было быстрее всего добраться до развалин Нетермура. Если Рис взял пони, он должен был вести их кружным маршрутом. Возможно, она сумеет обогнать его и предупредить любой неприятный сюрприз, который готовили для него местные жители. Но как давно он ушел из гостиницы? Час назад? В любом случае следовало поторопиться.

Минут через двадцать Мередит добралась до Бел-Тора и обошла древние глыбы гранита. Несмотря на теплое солнце, она дрожала, приближаясь к руинам Нетермур-Холла. Как раз за вершиной ближайшего холма находилось плато, где Рис строил коттедж. Задыхаясь и хватаясь за бок, Мередит прошла последние несколько шагов. Самых трудных.

И увидела беду.

С полдюжины пони в яблоках бродили по равнине, пощипывая утесник и осоку. Тюки с соломой были аккуратно сложены горкой. Но основание коттеджа Риса, на строительство которого он потратил целую неделю, таская камни, чтобы строить на века, было полностью уничтожено, а камни — разметаны по всей пустоши.

Сердце Мередит болезненно сжалось. Со слезами на глазах она смотрела на Риса, расчищавшего место постройки. Методически поднимая камни, он сортировал их по размеру. Готовился строить снова.

Несколько минут она молча наблюдала за ним. Потом подошла поближе. Похоже, он почувствовал ее присутствие. Но не поздоровался. И отказывался встретиться с ней глазами.

— О, Рис, я… — Горло у Мередит перехватило. Да и что она могла сказать? — Рис, мне очень жаль, что так случилось. Я знаю, сколько труда ты в это вложил.

Он молча пожал плечами. И продолжал работать. Потом наконец проговорил:

— Я волновался, что дом получится слишком маленьким. Сейчас я смогу его увеличить.

— Разве ты не сердишься?

— А что толку? — Тихо крякнув, он поднял с земли очередной булыжник.

— Но разозлиться — это было бы вполне естественно.

Рис с легкостью отбросил камень в сторону, и тот с громким стуком упал на землю.

— Большую часть своей жизни я потратил на гнев. Но гнев никогда ничего не менял и в результате лишь причинял боль окружающим.

И все же у Мередит болело сердце за него. Наблюдая, как Рис продолжает сортировать камни, она подумала: «Нехорошо, что он сдерживается. Ведь если его гнев может повредить окружающим, то как же он терзает его самого?»

— Рис…

Все еще держа в руках два камня, он подошел к ней и впился в нее взглядом.

— Мередит, ответишь на мой вопрос?

Она молча кивнула. Словно могла отказать!

— Ты знала, что они задумали? Может, именно поэтому ты пришла утром ко мне в комнату и попыталась удержать меня в постели?

— Конечно, не знала! — выпалила она. — Боже, конечно, нет!

Какие ужасные подозрения!.. Неудивительно, что он не может на нее смотреть.

— Рис, все было не так! Я понятия не имела!.. Ты должен мне верить.

Он с громким вздохом положил на землю камни.

— Я верю. Просто должен был спросить.

Прежде чем он успел отвернуться, она схватила его за руку:

— Подожди минуту. Рис, пожалуйста.

Он остановился.

Ветер усиливался, прижимая юбку к ее ногам и вынуждая повысить голос.

— Я представить не могла, что они решатся сделать нечто подобное. Но теперь я знаю, что очень скоро они попытаются еще что-то предпринять. Ты должен понять, что они встревожены. И я тоже. Ты сказал, что для тебя это строительство — нечто вроде покаяния. Но для всех в деревне это угроза.

— Угроза? Но как такое может быть?

Страницы: «« « 23456789 » ... »»