Тайная война воздушного штрафбата Кротков Антон
«Незаменимых у нас нет!» — этот лозунг сталинской эпохи в полной мере отражал отношение властей любого уровня к талантливым специалистам. Естественно, такая философия на десятилетия затормозила прогресс в некоторых отраслях отечественной науки и промышленности.
Даже в начале пятидесятых, во времена борьбы с космополитизмом, несмотря на шумные компании по борьбе с теми, кто «низкопоклонничает» перед Западом, власть предержащие продолжали требовать от производственников слепо копировать чужие достижения. Но диктаторы всегда навязывают собственные вкусы нации. А здесь страна свободной демократии!
Бориса возмущало, что просвещённые европейцы отыгрывались на простых гражданах его страны, не имеющих никакого отношения к деятельности КГБ. Тем более что у тех же французов тоже было рыльце в пушку.
Бывший подчинённый Нефёдова по корейской войне Алексей Сироткин теперь витал в высоких штабных сферах и имел доступ к секретной аналитической информации по вероятному противнику. Он-то и поведал бывшему командиру о другом недавнем скандале, в котором была замешена крупная французская авиастроительная компания.
Эта история началась с того, что обыкновенная американская домохозяйка отдала в обычный копировальный центр пачку документов. По стечению обстоятельств сотрудник копировальной фирмы оказался студентом технологического колледжа, способным отличить чертежи вертолёта от схемы газонокосилки, как записала в бланке заказа дама, которая к тому же имела глупость назваться своим подлинным именем.
В довершение всех неприятностей для миссис Аттвуд, у принявшего её заказ юноши отец когда-то служил инженером по электрооборудованию в ВВС Национальной гвардии штата. В общем, парень сообщил о своих подозрениях в ближайший офис ФБР, а там быстро выяснили, что чертежи на ксерокопирование сдала супруга ведущего инженера компании «Bell Helicopter». Этот сотрудник недавно сильно повздорил с руководством из-за своего нового контракта. Посчитав, что работодатели пытаются надуть его с зарплатой, инженер решил отомстить, а заодно получить причитающиеся ему по праву деньги от конкурентов. На роль орудия мести подрядилась всё та же французская национальная компания «Аэроспасьяль», которая в это время вела разработку перспективного вертолёта Puma. Конструкторам этой машины как воздух была необходима информация о сверхсекретном кресле, установленном в кабине новейшего американского противотанкового вертолёта «Huey Cobra».
Французам было известно, что благодаря ударопоглощающим креслам американской «Кобры», которые могут выдерживать жёсткую аварийную посадку на скорости до 12 метров в секунду, её экипаж выживет даже при обвальном обрушении сбитой машины с высоты четырёхсот метров. Вдобавок в любой момент такого падения, хоть у самой земли, лётчики имели возможность покинуть вертолёт благодаря системе аварийного покидания машины, которая отстреливала дверцы кабины и лопасти.
А главное: катапультное кресло класса «ноль-ноль» позволяло сидящему в нём лётчику безопасно катапультироваться, даже когда машина ещё не успела подняться в небо или находилась в нескольких метрах над землёй.
Это была прорывная технология, которая стоила миллионы. Тем не менее французы, как недавние союзники США по НАТО, попытались выдать случившееся за «мягкий шпионаж», то есть представить дело почти внутрисемейной склокой. Но американцы на это не пошли и осудили вовремя пойманного за руку инженера на сто пятьдесят лет тюрьмы (!) (причём прокурор требовал для него электрического стула), а нерадивых начальников неудачливого шпиона, не сумевших наладить должный контроль за секретной документацией, приговорили к денежным штрафам в сотни тысяч долларов.
Таким образом, рыночная конкуренция даже респектабельных бизнесменов заставляла «красть вилки в ресторане». Хотя жёсткость приговоров поражала.
Но за что страдали простые советские артисты, которые не несли ответственность за деятельность КГБ и высшего партийного руководства своей страны? Ясно было только одно: кто-то из высокопоставленных чиновников «Пятой республики»[14] использовал их в своих политических целях.
Борису было искренне жалко соотечественников, которых даже не выпустили из зоны паспортного контроля. Поэтому они вынуждены были разместиться на полу, как пойманные иммиграционной службой нелегалы из страны третьего мира. Никто из сотрудников аэропорта не предложил «зависнувшим» пассажирам кофе, бутерброды, одеяла. Борису очень хотелось подойти к землякам, выразить им свою поддержку. Ему-то, как «западному немцу», без проволочек оформили французскую визу. Милая девушка из представительства «Air France» с лучезарной улыбкой известила «герра Нойманна», что для него забронирован номер в отеле всего в получасе езды от аэропорта и столик в гостиничном ресторане. Таким образом, через полчаса он будет поглощать изыски местной кухни, а у ребят с Родины от голода желудки прилипнут к позвоночнику. Потом он отправится дальше через океан и как пассажир бизнес-класса будет обслуживаться по сервис-системе Silver Wing («серебряное крыло»), то есть получит превосходный горячий обед и шампанское. А циркачи ещё двое суток будут ждать, пока чиновники в Москве решат, что с ними делать.
Но подойти к землякам и как-то поддержать их означало выдать себя. Поблизости вполне мог находиться наблюдательный зоркий человек, который не поленится сообщить о подозрительном немце местным контрразведчикам. Поэтому, скрепя сердце, Нефёдов направился на поиски такси.
Борис снова оказался в знакомых ему местах. В далёком уже 1938 году молодой лётчик полдня провёл в Париже по дороге на свою первую войну в Испанию. С тех пор прошло тридцать лет. Но архитектурное лицо города почти не изменилось, а вот люди… Коммунальные службы ещё не успели смыть со стен домов лозунги, оставшиеся после недавних крупных студенческих беспорядков, на месяц превративших Париж в город баррикад и радикальных левацких настроений. Русский Анархист не без эстетического удовольствия читал разноцветные граффити, соседствующие с респектабельной буржуазной рекламой:
Soyez realistes, demandez l’impossible (Будьте реалистами, требуйте невозможного!)
L’ennui est contre-revolutionnaire (Скука контрреволюционна)
Vivre sans temps mort, jouir sans entraves (Живи, не тратя время (на работу), радуйся без препятствий!)
L‘alcool tue. Prenez du L.S.D. (Алкоголь убивает. Принимайте ЛСД)
SEXE: C‘est bien, a dit Mao, mais pas trop souvent (СЕКС: Это хорошо, — изрек Мао, — но не слишком часто. (Пародия на популярные среди левых цитаты Мао Цзэдуна.))
Из этой пестроты лозунгов невозможно было понять, ради каких идей местная молодёжь затеяла грандиозный фейерверк в центре Европы — марксистско-ленинских, троцкистских, маоистских или анархистских? Или вся буза была поднята молодыми балбесами исключительно за свободу любви, легализацию наркотиков? А может, вообще это бунт против современной западной цивилизации, которая заставляет их подчиняться законам и проводить большую часть молодой жизни не в весёлых кутежах, а в учебных аудиториях и офисах?
Флюиды «Красного мая 1968 года» ещё плавали в парижском воздухе. Почти на каждого парня в возрасте от тринадцати до тридцати лет почтенные обыватели, а особенно полиция, смотрели как на опасного смутьяна, недавно забрасывающего «фараонов» булыжниками мостовой и «коктейлями Молотова».
Местная мода также поначалу шокировала человека, только что вырвавшегося за периметр «железного занавеса». Можно было подумать, что парижская продвинутая молодёжь поголовно взяла на вооружение лозунг «Хороший вкус — это смерть. Вульгарность — жизнь», совершенно отрицая во внешности элегантность и традиции.
Впрочем, читая надписи на майках встречных юношей и девушек, Нефёдов к концу своей короткой парижской экскурсии кое в чём разобрался. Похоже, эти бунтари действительно ненавидели сытое, скучное, занудное буржуазное общество, в котором они жили. Они жаждали революции как радикального обновления во всех сферах общественной жизни. И хотя у многих на футболках красовались портреты Ленина, Троцкого, Фиделя Кастро и Че Гевары, судя по подписям к ним, молодёжь вовсе не питала особо тёплых чувств к стране «победившего социализма». Желая настоящей свободы и равенства, молодые французские радикалы ненавидели советский социализм, который считали торжеством «омерзительной бюрократии», такой же омерзительной, как и та, что всем заправляла в их западном мире…
Немного погуляв по городу, Борис зашёл в попавшийся ему на пути банк и обменял взятую с собой пачку советских червонцев на новенькие доллары. Так Нефёдову посоветовал поступить его финансовый советник Лёня Красавчик. И хотя Борис в принципе ничего не имел против виденного им сегодня лозунга, призывающего использовать купюры вместо туалетной бумаги, чтобы обрести настоящую свободу, лично ему пока деньги ещё были очень даже нужны…
Теперь можно было отправляться дальше — в Нью-Йорк…
Если бы американские пограничные офицеры узнали, кто к ним летит, они бы страшно всполошились. Шесть лет назад отставника неожиданно вызвали в штаб ВВС и огорошили новостью о предстоящей ему далёкой командировке. Нефёдова включили в делегацию представителей советских ВВС, вылетевших на Кубу, куда уже морем были доставлены из СССР два МиГ-17. После победы кубинской революции это была фактически первая пробная поставка оружия дружескому режиму.
К тому времени, когда самолёт с советской делегацией приземлился в аэропорту Гаваны, прибывший из Одессы сухогруз успел разгрузиться. Контейнеры, в которых согласно маркировке находились тракторы, перевезли на военный аэродром. А там прибывшая на корабле команда техников собрала разобранные истребители. В составе делегации были два лётчика-полковника из элитного столичного авиаполка, которые устроили для Фиделя Кастро, Че Гевары и других революционных вождей впечатляющий демонстрационный пилотаж. А на следующий день, когда прилетевшая из Москвы делегация обсуждала с кубинскими лидерами перспективы дальнейшего военно-технического обслуживания, место в кабине МиГа занял скромный военный пенсионер. Миссия Нефёдова заключалась в том, чтобы, используя новый, чрезвычайно стратегически выгодный плацдарм в регионе Карибского моря, «прощупать» противовоздушную оборону американцев.
Так как МиГ-17 являлся продолжением хорошо знакомого Борису МиГ-15, он довольно быстро освоился в его кабине. Перед командировкой Нефёдов успел выполнить несколько полётов на двухместной учебно-тренировочной спарке с инструктором, чтобы восстановить навыки управления реактивным истребителем.
Когда Борис приехал на аэродром, то увидел, что на борту только что поступившего из СССР новенького МиГа чья-то рука уже вывела какой-то революционный лозуг. Здоровенный негр-механик с гордостью перевёл русскому лётчику: «Наше будущее — революция».
Взлетев с авиабазы Плайя Баракоа, разведчик уже через несколько минут был над Флоридским проливом. Четверть часа МиГ на предельно малой высоте и максимальной скорости беспрепятственно мчался в глубь США… Американцы отреагировали на появление русского боевого самолёта в их воздушном пространстве с большим опозданием (можно было себе представить, какой шок испытали их военные и политики от такого сообщения). Только на обратном пути над Ки-Уэстом Нефёдова попытались перехватить два F-106. О том, какой грандиозный шухер Борис произвёл своим вояжем, можно было судить по тому факту, что на его перехват были брошены не зебры из эскадрильи первой линии, а резервисты из авиации Национальной гвардии. Видимо, истребители ВВС-ПВО просто не успевали дотянуться до быстро уходящего в сторону мятежной Кубы нарушителя.
Впрочем, хотя пилоты настигающих МиГ «Фантомов» и не являлись профессиональными воздушными бойцами, они сразу повели себя достаточно агрессивно. Борису пришлось давать бой. Противники обменялись ракетными ударами на дистанциях схождения от пяти до полутора километров. Однако в дальней перестрелке ни одной из противоборствующих сторон не удалось добиться успеха. Дело дошло до пушек. Но в ближнем манёвренном бою совмещающие военную службу с юридической практикой и банковской карьерой любители вчистую проиграли матёрому русскому профи. Сидящие в «Фантомах» резервисты выполняли фигуры высшего пилотажа со школьной старательностью, стремясь занять оптимальную позицию для стрельбы согласно рекомендациям из учебников и пособий по технической эксплуатации. Американцы словно «чертили» очередной «вариант» в тренировочной зоне. Тогда как пилот МиГа постоянно смело и раскованно импровизировал, наслаждаясь своим полным превосходством над противником. Он излучал ауру победителя. Русский ас мог прервать манёвр «на полуслове», если он переставал быть ему выгодным, или выкинуть невероятный фортель «вопреки всем законам физики», точно выстрелить, буквально стоя на голове. По ходу этого боя Анархист всё больше чувствовал себя волком, на которого напали две свихнувшиеся овцы.
Да-а, он хорошо тогда потрепал своих оппонентов, но всё же позволил им уйти. Ещё в Москве Нефёдова попросили по возможности не сбивать американцев, чтобы не давать им формального повода для вторжения на Кубу. В награду за этот полёт Борис получил от кубинцев бутылку рома «Баккарди» 15-летней выдержки, а в Москве ему выписали небольшую денежную премию.
Об этой истории знал очень узкий круг людей. Даже своему сыну Борис о ней не рассказывал.
Глава 4
На стоянке американского аэропорта Борис сел в жёлтый Checkit Cab и велел таксисту ехать в центр. Взглянув на карточку с фотографией и именем водителя, закреплённую на видном месте, Борис понял, что судьба временно свела его с недавним идеологическим противником. Правда, испортившиеся при Сталине, советско-югославские отношения при Хрущёве вновь стали почти родственными.
По одному ему известным приметам таксист мгновенно распознал в мнимом немце, который скоро должен был плавно превратиться в голландца, природного русака. Таким образом, простой югославский эмигрант с ходу проделал то, что оказалось не по зубам натасканным на поиск нелегалов въедливым сотрудникам американской эмиграционной службы. У них-то Нефёдов со своими липовыми документами не вызвал ни малейшего подозрения…
Скользнув усталым взглядом по заполненному бланку и раскрытому паспорту, наверное, тысячного за этот день пассажира из Европы, женщина в форменной синей рубашке осведомилась о цели его приезда. Услышав ответ, она удовлетворённо чуть кивнула, проштамповала паспорт обычной трёхмесячной визой и приветливо взглянула на Нефёдова:
— Добро пожаловать в Соединённые Штаты. Удачи вам!
И всё! «Шлагбаум поднялся».
«Хорошо, что не на этого человека-рентгена я нарвался полчаса назад, а то сидел бы сейчас в каталажке в ожидании суда, как советский шпион», — со смешанным чувством досады на себя и облегчения размышлял Нефёдов, не понимая, как всё-таки таксист его «разоблачил». По легенде, Борис прибыл в США как немецкий бизнесмен на деловой семинар. В вербовочную же контору он собирался заявиться под видом отставного голландского военного лётчика.
Однако если первый же таксист без труда разглядел под твоим заграничным костюмчиком родную славянскую душу, то где гарантия, что этого не смогут сделать искушённые в таких делах вербовщики. Конечно, наёмникам не принято задавать лишних вопросов. Но коль у тебя на лбу написано, что ты русский, хотя и именуешься Ван дер Хорстом, то готовься к неприятностям.
За свою полную рискованных приключений жизнь Нефёдов научился отличать обычный нормальный страх от голоса собственной интуиции. Каждый профессиональный солдат с годами наращивает шкуру толщиной сантиметров пятнадцать, переставая так же остро реагировать на опасность, как штатские люди. Но горе тебе, если сквозь корку самоуверенности ты перестал слышать сигналы опасности и замечать предупреждающие знаки заботливых ангелов-хранителей!
Всю дорогу смуглый мужчина за рулём болтал почти без умолку. Видимо, нечасто здесь в Нью-Йорке недавнему эмигранту предоставлялась возможность вот так излить кому-то душу. Оказалось, что у таксиста жена из молдавских Дубоссар. Поэтому он так хорошо знал русский язык. Принадлежность собеседника к славянскому миру вызывала в нём такой прилив симпатии к собеседнику, как будто выяснилось, что у них имеются общие родственники:
— Нет, дома всё-таки жилось лучше! — жаловался таксист почти что «земляку». — Америка только со стороны рай, а на самом деле настоящая адова коптильня для грешных душ и дураков вроде меня.
Югослав с ностальгией вспоминал, что у себя на родине он имел обязательные два выходных в неделю, нормальный отпуск, работал, особо не напрягаясь, и жил вполне хорошо. А тут приходится работать как негр на плантации от зари до глубокой ночи, без выходных, чтобы иметь нормальное человеческое жильё и содержать семью. Стоит же на неделю куда-нибудь уехать, и по возвращении твой почтовый ящик будет забит всякими счетами, банковскими уведомлениями, требованиями срочно погасить очередную часть взятого кредита. А таких кредитов на нём висит целое ожерелье! Так что до конца жизни он обречён без роздыху ворочать тяжёлое весло, как бедняга, которого до конца его дней приковали тяжёлой цепью к скамье каторжной галеры.
— И все здесь так существуют в вечном страхе потерять работу и мгновенно переехать из нормальной квартиры вон к тем бродягам, которые, скрючившись от холода, спят под своими грязными одеялами на вентиляционных решётках метро. Во всяком случае те, кого я знаю, живут именно так. Не случайно американцы являются мировыми рекордсменами по употреблению снотворных и антидепрессантов на душу населения.
Таксистское ремесло, особенно если ты не настолько владеешь английским языком, чтобы поболтать с пассажиром на свободную тему, видимо, располагало к философствованию наедине с самим собой. И когда представилась возможность с кем-то поделиться накопленными соображениями, современный Диоген, сменивший бочку на подержанную «тачку», спешил высказаться:
— А ещё янки — настоящие дьяволы по части рекламы и запудривания мозгов. Самая занюханная шарашка вроде моей таксомоторной компании первым делом обзаводится паблик рилейшнз[15], чтобы создать себе нужный имидж. Здесь любую дрянь тебе сумеют впарить, предварительно завернув её в красивую упаковку и правильно разрекламировав. С помощью своего Голливуда, фильмы которого непременно заканчиваются хеппи-эндом, они на весь мир раздули миф о себе, как о стране невероятных возможностей, где любой бродяга вроде меня может стать миллионером. Но всё это брехня, как и их ненастоящие пластиковые улыбки! Уж поверьте моему опыту. Здесь всё давно поделено между своими. Настоящие возможности мы имели там — у себя дома.
Таксист тут же привёл пример: у его жены в молдавских Дубоссарах была подруга — заведующая мебельным магазином. Так жена доставала через эту свою знакомую модную стенку его родного югославского производства и продавала её с накруткой, получая сразу навар размером в три своих учительских зарплаты.
— Здешние бизнесмены мечтают о десяти-пятнадцати процентах прибыли. А у вас в Союзе деловые люди на дефиците легко делают сто и даже триста процентов. И при этом не платят никаких налогов! Вот это я понимаю бизнес!
Слушая откровения водилы, пассажир такси жадно глазел по сторонам. Борис впервые оказался в Нью-Йорке. Город небоскрёбов потряс его чудовищным скоплением спешащих куда-то людей, пульсирующей деловой жизнью. Выдуманная каким-то писателем метафора про каменные джунгли здесь, в тесном клокочущем пространстве между Ист-Ривер и Гудзоном переставала быть отвлечённым литературным символом. Борис действительно попал в настоящие рукотворные каменные джунгли с уходящими отвесно вверх, под самые облака зеркальными стенами, в непроницаемых стёклах которых отражались разноцветные потоки бегущих внизу автомобилей, снующие в вечном броуновском движении люди. Из таинственных дыр в асфальте поднимались столбы пара, словно дыхание живущего под землёй огромного дракона.
Здесь всё выглядело необычно для впервые попавшего сюда странника из соцлагеря: проезжающие мимо длинные лимузины, неестественно огромных размеров толстяки, напоминающие раздутые мясные пузыри, дающие представления на тротуаре уличные музыканты и жонглёры, уже упомянутые таксистом бездомные, завтракающие объедками на своих постелях из картонных коробок.
А ещё, оказавшись в мировой финансовой столице, очень быстро начинаешь понимать, что вступил во владения бога, которому в этом городе поклонялся каждый. Частички этого божества в виде стопки зелёных купюр лежали у Бориса в бумажнике.
— Мы приехали, товарищ, — ностальгирующий югослав с удовольствием сделал ударение на последнем слове и спросил, с симпатией взглянув в салонное зеркальце, — вас подождать?
Борис молчал, обдумывая ответ. Мимо стоящей у тротуара машины деловито процокала каблучками затянутая в чёрный деловой костюм, словно в униформу, поджарая, спортивного вида девушка. С объёмистой сумкой на плече и бумажным пакетом в руках, в котором наверняка находился её завтрак из магазина здорового питания, она выглядела как-то очень воинственно — напоминала солдата, спешащего на позицию. Борис с интересом рассматривал представительницу малознакомой ему цивилизации: волосы её, ещё влажные после душа, собраны в пучок; крепкая, уверенная в себе, излучающая высокомерие и презрение к окружающим — настоящая амазонка XX века!
Философ-таксист перехватил его взгляд и с ходу выложил всю подноготную незнакомки. Югослав уверенно заявил, что каждое утро девчонка непременно начинает с пробежки в Центральном парке, чтобы поддерживать форму. Раза два в неделю посещает фитнес-клуб или занятия по кундалини-йоге с целью пробудить собственную сексуальную энергию, как это посоветовал ей сделать её личный психоаналитик. Но на самом деле приехавшая, как и он, когда-то покорять Нью-Йорк провинциалка страшно одинока в так и оставшемся чужим для неё большом городе. Скорей всего ни один мужчина из тех, что её окружают, не соответствует жёстким критериям заносчивой леди, а секс давно превратился для неё в разновидность спорта. Полезно для здоровья и хорошо сжигает калории.
— Послушайтесь моего совета: бегите из этого проклятого города, товарищ! Пока он не опутал вас своими щупальцами и не начал сосать из вас жизненные соки. Таким, как я и эта прилетевшая на яркие огни глупая бабочка, уже не вырваться! По мне — так лучше жить в ледяной пещере, затерянной в Гималаях, и питаться божественной праной, чем набивать брюхо фастфудом и чувствовать себя автоматом, из которого давно за ненадобностью вынули душу.
Этому парню определённо стоило переквалифицироваться из таксистов. Обладая таким даром понимать людей, он мог иметь миллионы, живя среди помешанных на психоанализе американцев.
Перехватив заинтересованный взгляд незнакомых мужчин, девушка с чёткостью автомата широко улыбнулась почему-то именно Нефёдову, с гордостью продемонстрировав свои крепкие белоснежные зубы. При этом глаза её остались ледяными, а улыбка получилась какой-то плотоядной, похожей на оскал атакующего хищника. По словам таксиста, такие улыбки называют здесь пластиковыми. Они могут выражать строго дозированную гамму чувств в зависимости от ситуации — от искреннего расположения до глубочайшего счастья со слезами на голубых линзах и фальшивых ресницах.
Оставив после себя шлейф резких духов, девушка нырнула в один из небоскрёбов. Туда же постоянно входили и выходили такие же поджарые, деловитые мужчины и женщины — элегантные, но при этом словно собранные на одном конвейере. Все они как будто являлись серийными моделями — и бизнес-вумен, почти неотличимые друг от друга из-за офисной униформы, и респектабельные седовласые господа средних лет, и молодые крепкие молодцы с маленькими чемоданчиками «атташе» дорогой кожи в руках.
Наверняка в таком же «дипломате» недавно один бизнесмен из уважаемой химической компании принёс американским военным контракт на поставку специальных гербицидов, названных впоследствии «оранж». Химические вещества предназначались для того, чтобы, распыляя их над вьетнамскими джунглями, выкуривать оттуда партизан. А то, что в ходе развязанной химической войны сперва вымрет домашний скот местных крестьян, а затем и сами мирные жители опыляемых с воздуха районов начнут тысячами погибать от ядовитых соединений, входящих в состав «оранжа», так это в бизнес-плане вряд ли оговаривалось.
Не исключено, что именно в этом небоскрёбе или в почти таком же «билдинге» только на соседней авеню располагался офис нью-йоркского отделения другой уважаемой химической компании, чьи продающиеся на Нью-Йоркской фондовой бирже акции многие рядовые американцы с удовольствием покупали через своих брокеров, чтобы иметь солидную надбавку к основной зарплате или к пенсии. Эта компания производила большую номенклатуру средств бытовой химии, предназначенных для того, чтобы облегчить труд домохозяек, помочь им сделать своё жильё чистым, красивым, вкусно пахнущим. Её знали и как одного из спонсоров общенационального конкурса красоты.
Но эта же самая компания поставляла для воюющих во Вьетнаме специальных авиаэскадрилий бомбардировщиков В-52 смесь, о которой отдел по общественным связям компании (уже упомянутый таксистом паблик рилэйшнз) с гордостью сообщал в своих прекрасно иллюстрированных рекламных проспектах как о продукции, создаваемой в интересах национальной безопасности и борьбы с мировой тоталитарной угрозой. Хотя, конечно, разноцветная рекламная брошюра умалчивала о том, что для того, чтобы превратить живого человека в покрытого чёрной коростой и незаживающими язвами обугленного полумертвеца — без глаз и с оплавленным ртом, либо вообще в горсть золы, достаточно смешать одну часть керосина, одну часть бензина, две части полистерина (впрочем, свои главные фирменные добавки компания держала в секрете, как ценное ноу-хау)…
В результаты смешения означенных ингредиентов получается густое клейкое вещество, похожее на желе. Оно горело с невероятной теплоотдачей при температуре более тысячи градусов Цельсия! Скинуть его с одежды или с кожи было невозможно. Поражающая эффективность состава намного превышала убойную мощь обычных бомб, ибо даже люди, которые не сгорали заживо в адском пламени, погибали от удушья, ибо дьявольская смесь сжигает весь кислород в радиусе сотен метров. Имя этого вещества — напалм. Торгующие напалмом и «оранжем» дельцы наверняка имели свои триста процентов прибыли и даже более с каждой сделки с Пентагоном и потому были готовы постоянно совершенствовать свою продукцию, чтобы получать новые заказы на неё. Как говорил Карл Маркс, ради трёхсотпроцентной прибыли капиталист пойдёт на любое преступление. Так что не прав был таксист, утверждающий, что в наше время только мелким советским спекулянтам дано получать сверхприбыли.
Мир большой авиации порой порождает чудовищ! В своё время знаменитая химическая компания выпустила на рынок принципиально новую гамму бытовых дезодорантов с ароматами тропических цветов и фруктов, а параллельно предложила Пентагону улучшенную версию своего напалма. Контракт на его поставку какой-нибудь обитающий в этом здании респектабельный господин, на рабочем столе которого наверняка имелась трогательная фотография его большой семьи в красивой рамке, утром положил в свой чемоданчик, чтобы после ланча отнести в штаб ВВС.
Рецепты этих видов оружия вернули человечество в людоедские времена, когда заключённых концлагерей сжигали в печах крематориев, а рыскающие по партизанским районам зондеркоманды гитлеровских карателей сжигали целые деревни вместе с их населением.
Инстинктивно Борис ощутил опасность этого места. И хотя перед входом в здание не висел плакат с изображением горбоносого дядюшки Сэма, тыкающего в тебя пальцем с лаконичным требованием: «I WONT YOU!», именно здесь располагался офис фирмы, вербующей наёмников для президента Моргана Арройи.
А рядом, через дорогу находился знаменитый отель «Вальдорф Астория», где, по словам таксиста, любят останавливаться диктаторы, крупные мафиози, респектабельные убийцы со всего света. Наверняка решения, принятые в его апартаментах, стоили жизни сотням тысяч, если не миллионам людей по всему свету. Здесь плелись заговоры, меняющие картину мира. За зашторенными окнами отеля планировались многие военные перевороты и убийства независимых политиков, похищение инакомыслящих, раскрутка пропагандистских компаний, в ходе которых к власти приходили респектабельные негодяи, а честные бессребреники мастерски смешивались с грязью специально нанятым информационным киллером чёрного пиара.
Неожиданно на огромном цветном табло через дорогу появилась реклама нового мюзикла со зловещим в данных обстоятельствах названием «Шоссе в никуда». Нет, это место не сулило Борису ничего хорошего. К тому же сюда его направил генерал Скулов, а доверять гэрэушнику было опасно.
Борис обдумывал своё решение минуты полторы, не больше.
— Отвезите меня в аэропорт, — попросил Борис югослава.
Глава 5
Из Нью-Йорка Нефёдов вылетел в Каир. Дело в том, что, не слишком доверяя генералу Скулову, Борис одновременно обратился за помощью к своему бывшему подчинённому по войне в Корее Алексею Сироткину. Прежний юный лейтенантик, которого заматеревшие на фронтах Великой Отечественной войны сослуживцы-ветераны когда-то по-отечески звали «сынком», с тех пор сделал отличную карьеру: недавно получил звание подполковника и витал теперь в высоких штабных сферах.
Сироткин пообещал Бате (несмотря на своё нынешнее высокое звание и служебное положение, Сироткин по-прежнему обращался к Нефёдову как к своему командиру и приёмному отцу), что свяжется с одним своим знакомым, который служит военно-воздушным атташе СССР в Египте.
Дипломат встретил Нефёдова в аэропорту, усадил в свою огромную машину американского производства и повёз на посольскую виллу, расположенную на берегу моря.
— Грузовой самолёт, на который я вас устроил, вылетает только завтра, — сообщил полковник Нефёдову низким кинематографическим голосом.
Выглядел он настоящим плейбоем: молодцеватый, загорелый, в шикарной белоснежной парадной форме ВВС для тропиков. Атташе приехал за Борисом прямо с какого-то дипломатического приёма, где, судя по запаху, успел хорошо выпить. Но встречающиеся им на перекрёстках местные полицейские провожали равнодушными взглядами «Шевроле» с дипломатическими номерами.
По дороге бонвиван в синих авиационных петлицах расспрашивал гостя о последних московских новостях. В свою очередь он тоже охотно рассказывал о своей жизни здесь: об интересных местных обычаях, удивительном гостеприимстве простых людей, об истории страны. От него Нефёдов услышал подробности произошедшей в прошлом году шестидневной арабо-израильской войны:
— Евреи устроили нашим местным подопечным форменный блицкриг, как нам Люфтваффе 22 июня 1941 года.
Полковник азартно рассказывал, поражая обилием интересных деталей. В какой-то момент он даже оторвал правую руку от руля, чтобы изобразить, как именно израильские «Миражи» и «Фантомы» выполняли виражи на малой высоте, разворачиваясь для повторных атак египетских аэродромов.
— После такого «погрома наоборот» местные египетские ястребы, видимо, надолго утратили былое влияние на президента Насера. Зато слышнее стали голоса тех политиков, что призывают к заключению мира с Израилем. Я видел в итальянской газете распечатку аэрофотоснимка, сделанного с израильского самолёта-разведчика. Без ужаса глядеть невозможно! Несколько десятков размазанных по бетону МиГ-21 — вот и всё, что осталось от 45-й эскадрильи, расположенной на авиабазе Абу Суэр. А ведь всего за полгода до этого я участвовал в торжествах по случаю достижения этой эскадрильей состояния полной боеготовности. Сколько тогда было произнесено грозных речей в адрес проклятых сионистов…
Операция израильских ВВС, о которой рассказывал Нефёдову непосредственный очевидец событий, развивалась следующим образом. В мае 1967 года президент Египта полковник Гамаль Абдель Насер при поддержке своих сирийских, иорданских, ливанских и иракских союзников начал перебрасывать войска на Синайский полуостров, то есть непосредственно к границам Израиля. Окружённое со всех сторон многомиллионным арабским миром крошечное еврейское государство было практически обречено. Командиры и солдаты оснащённых самым современным советским оружием, многократно численно превосходящих противника египетских частей, с нетерпением ожидали приказа к началу короткого победоносного похода на Иерусалим. Арабы были уверены, что сбросят израильтян в море. Они никак не ожидали молниеносного превентивного удара.
И вот на рассвете 5 июня 1967 года над Средиземным морем появились несколько десятков израильских самолётов. Египетские прибрежные радиолокационные станции вовремя их заметили. Но израильские лётчики вели себя так, будто совершают обычный учебно-тренировочный полёт. Поэтому оперативно подготовившимся к вылету экипажам египетских перехватчиков был дан отбой. А менее чем через 15 минут десять ударных групп израильских «Миражей», «Фантомов» и «Super Mystere» нанесли штурмовые удары по египетским военным аэродромам, разбомбив их взлётно-посадочные полосы и уничтожив на земле более 300 самолётов МиГ-17, МиГ-19, МиГ-21, Су-7, Ту-16, Ил-28. Треть арабских лётчиков погибла, настигнутая очередями с воздуха и осколками взрывающихся авиабомб.
Того, кого не удалось уничтожить возле стоянок самолётов, израильтяне достали дома. Накануне операции израильская разведка «МОССАД» собрала подробную информацию о лётчиках и командирах вражеских ВВС. Были составлены списки адресов. Практически одновременно с воздушной атакой группы наёмных киллеров в два-три человека начали врываться в квартиры и дома, где жили египетские лётчики, и прямо в постелях расстреливать хозяев.
А воздушное избиение продолжалось. Возвращающиеся на свои базы израильские самолёты уже через семь минут вновь уходили на боевые задания (у египтян даже в мирное время на эту процедуру уходило несколько часов). Новые группы штурмовиков со звёздами Давида на фюзеляжах волнами накатывали одна за другой на египетские аэродромы, продолжая, по меткому выражению одного американского генерала, успешно «охотиться на индюшек». К полудню всё было кончено. Фактически египетские ВВС перестали существовать и уже не могли оказывать воздушную поддержку своим сухопутным войскам, которым только предстояло почувствовать на себе сокрушительную силу бронированных кулаков ЦАХАЛ[16], которые действовали в лучших традициях знаменитого танкового гения Гитлера Хайнца Гудериана по прозвищу «быстрый Хайнц».
Последние уцелевшие МиГ-21 были подняты в воздух египетским командованием при попытке сдержать прорыв израильских танков на Синайском полуострове. Самолёты ушли на задание и не вернулись.
Всё произошло настолько стремительно, что в Египте далеко не сразу осознали масштабы катастрофы. Каирское радио всё ещё передавало бравурные марши и липовые победные сводки с фронта о рвущихся к Тель-Авиву танковых колоннах и успешных бомбардировках израильских городов, люди целыми кварталами выходили на улицу, празднуя победу. А в это время на египетских аэродромах догорали сотни новых грозных «МиГов» и «Илов».
Но хуже было то, что в критической ситуации многие высшие офицеры египетской армии продолжали проявлять просто-таки чудеса некомпетентности. Так, приказ рассредоточить уцелевшие самолёты с подвергнутых авиаударам аэродромов по запасным базам поступил слишком поздно, когда спасать уже практически было нечего. Многие генералы впали в панику. Министр обороны Египта Бадран самоустранился от командования вооружёнными силами. Запершись в своём кабинете, он не отвечал на звонки с фронта и из президентского дворца. Чем военный министр занимался в то время, когда египетская армия терпела самое сокрушительное поражение в своей истории, так и осталось для всех загадкой.
Начальник штаба Фаузи лихорадочно отдавал приказы несуществующим эскадрильям. Командующий египетскими ВВС Цадки Мухаммед делал на публике театральные попытки застрелиться. Некоторых высших армейских чинов в этот день видели пьяными и в наркотическом угаре.
В конце концов советским инструкторам пришлось самим вместо своих курсантов садиться в кабины нескольких чудом уцелевших на авиабазах Алмаза, Кафл Дабд и в международном аэропорте Каира истребителей и как-то взлетать с разбомблённых взлётно-посадочных полос. Только благодаря тому, что в бой вступили русские, удалось отстоять многие важные объекты в столице Египта, включая президентский дворец. Израильские лётчики надолго запомнили, как пара МиГов, пилоты которых заполнили радиоэфир русским матом, около получаса «мотала» в манёвренном воздушном бою целую эскадрилью «Миражей» и в итоге заставила их отказаться от намерения разбомбить недавно построенную с помощью СССР Асуанскую плотину на Ниле.
В последующие часы и дни израильские асы последовательно разгромили ВВС иорданского короля Хусейна, который, лишившись костяка своей боевой авиации, передал оставшиеся самолёты и уцелевших лётчиков Ираку. Но и Ирак не избежал воздушного нокаута. К концу дня на счету израильтян числилось 446 уничтоженных вражеских самолётов против 26 потерянных своих.
Явно будучи не слишком высокого мнения об арабских союзниках, подвыпивший лётчик-дипломат откровенно признался гостю с Родины:
— Этим бедуинам только верблюдами управлять, а не современными реактивными самолётами. Торговля, разбой — вот их призвание… Я с большим уважением отношусь к исламу. Коран, на мой взгляд, великая книга. Но иногда чрезмерный религиозный фанатизм бывает несовместим с военной службой. Наши инструкторы, работающие здесь, рассказывают мне о своих курсантах, которые отказывались бежать к самолёту по боевой тревоге, объясняя это тем, что наступило время намаза. Были даже случаи, когда пилоты бросали в воздухе штурвал и обращались всеми своими помыслами в сторону Мекки. А ведь примерный мусульманин обязан молиться пять раз в день! При этом некоторым местным техникам и пилотам их Аллах вроде как не запрещает с большим удовольствием употреблять «Массандру», которую наши инженеры гонят из авиационного спирта… А вообще, за державу обидно! Сколько народных денег мы в эти пески просто так закопали и сколько ещё закопаем! И самое интересное, что, потеряв исключительно из-за собственной глупости большую часть своих самолётов на земле, эти говнюки теперь нас во всём упрекают. Оказывается, это мы поставили им некачественную технику и плохо готовили их зенитчиков и пилотов. Вот увидите, пройдёт несколько лет, и коварные сыны Востока выпрут нас отсюда. А взамен пригласят американцев…
Борис знал, что многих в СССР, особенно ветеранов-фронтовиков покоробило присвоение президенту Египта Насеру звания Героя Советского Союза. Общее настроение выразил в нескольких стихах очередной своей песни Владимир Высоцкий, делая характерное ударение на фамилии египетского лидера: «Отберите орден у Насера, не подходит к ордену Насер». А ещё некий дальновидный острослов дал ближневосточному приятелю Никиты Хрущёва прозвище «Абдель на всех Насер»…Президент Египта и вправду всего через два года начнёт сворачивать отношения с СССР, одновременно сближаясь с американцами. А в 1979 году Египет подпишет мирное соглашение с Израилем…
Во время обеда, провозглашая тосты за гостя, полковник вначале брал рюмку с водкой только лишь для того, чтобы слегка пригубить из неё. По словам посольского чиновника, у него ещё остались кое-какие дела, которые надо завершить до конца дня.
Разговаривая с гостем, атташе временами как-то особо внимательно вглядывался в его лицо, морщил лоб, словно пытаясь что-то вспомнить. И вдруг хлопнул себя по лбу с возгласом:
— Ну, конечно же! А то чувствую, лицо ваше мне знакомо. Где-то видел, а когда и где, вспомнить не могу. Ну, Лёха, ну «сирота казанская», конспиратор хренов! Тоже мне, друг называется! Я этому Сироткину его подлянки никогда не прощу. Не мог предупредить, что самого Анархиста ко мне посылает. Эх, Борис Николаевич! — Глаза полковника цвета его голубых авиационных петлиц подёрнулись задушевной поволокой: — Да разве ж так я вас встретил, если б только знал! Здесь, на Востоке, так только шейхов встречают, какой бы я вам приём организовал!..
Оказывается, в начале пятидесятых годов, когда нынешний солидный дипломат только начинал офицерскую карьеру молодым лётчиком, он несколько раз видел Нефёдова в Москве. Тот приезжал в их часть в качестве инспектора округа по лётной работе и стрельбе.
Как только выяснилось, с каким уважаемым человеком ему выпала честь сидеть за одним столом, полковник сразу забыл обо всех своих делах. Не выпить с самим Анархистом было нельзя! С разрешения гостя дипломат обзвонил некоторых своих здешних сослуживцев, быстренько собирая по такому случаю солидную компанию. А пока сослуживцы с жёнами ещё не приехали, полковник захотел разрешить одно своё сомнение:
— У меня здесь не так давно парень один пролётом гостил. Тоже Нефёдов. Уж не родня ли он вам?
Получив утвердительный ответ, атташе поведал Борису (умалчивая о фактах), составляющих военную тайну, о своей встрече с его сыном. После этого разговора у Бориса появилось такое чувство, словно он идёт по следам своего пропавшего сына и даже неожиданно получил весточку от него.
…На следующий день атташе отвёз транзитника на небольшой военный аэродром Египетских ВВС. Перед тем как посадить Нефёдова в военно-транспортный Ан-12, вылетающий в соседний Судан, дипломат ещё раз посоветовал Борису отказаться от безумного намерения пробираться во владения Моргана Арройи. В глазах этого уверенного вальяжного человека снова промелькнула тревога, будто ему самому приказали отправиться с каким-то поручением в страну, о которой шла речь. Этот разговор полковник начал ещё вчера вечером и, несмотря на непреклонную решимость нового друга, снова вернулся к нему теперь:
— Борис Николаевич, я, конечно, не вправе давать вам в таком деле советы, но поверьте моему опыту, ведь я неплохо знаю Африку. Вы летите в гиблое проклятое место. Там человеческая жизнь — причём не важно: идёт ли речь о местном туземце или белом европейце — и гроша ломаного не стоит. У тамошних племён до сих пор самым лакомым блюдом считается человечинка.
Выложив всё, о чём не договорил вчера, полковник замолчал, ожидая, что естественной реакцией нормального человека на его слова должна стать просьба помочь достать обратный билет в Москву.
— Конечно, — кивнул Борис, — вы правы. Я постараюсь соблюдать технику безопасности. — Нефёдову самому стало неловко от своего нелепого ответа. Желая поскорее завершить никчёмный разговор, он протянул провожающему руку: — Спасибо вам за радушный приём и ценные рекомендации.
Обменявшись с дипломатом прощальным рукопожатием, Нефёдов вскинул сумку на плечо и зашагал по опущенной рампе заднего люка в грузовую кабину «Аннушки». Спиною он чувствовал недоумённый взгляд дипломата.
В ближайшие день-два Нефёдову предстояло совершить ещё как минимум три похожих на лягушачьи прыжки перелёта. Начиналась территория нестабильности, над которой не летали дальнемагистральные пассжирские лайнеры. Да и вообще, любое путешествие здесь — по воздуху, суше или воде — грозило путнику многими опасностями.
Вскоре отставной лётчик из России сделал крайне неприятное открытие, обнаружив, что каждый последующий самолёт, на который ему приходится садиться, выглядит всё большей развалюхой. Вообще, в этих местах работало железное правило: чем дальше ты движешься в южном направлении, тем меньше встречаешь признаков цивилизации. Последний самолёт Борис прождал полдня. Причём на импровизированном аэропортовском табло, представляющем собой обычную школьную доску с написанными на ней мелом номерами рейсов, чья-то хулиганская рука вывела сообщение о том, что ожидаемый Нефёдовым самолёт давно улетел. Однако на самом деле он даже не прилетал — с раннего утра на пустом лётном поле мирно паслись коровы. В небе ни облачка, так что о причинах задержки рейса можно было только гадать.
Свирепое африканское солнце припекало так, что, казалось, ещё немного, и мозги в черепе спекутся. Из всех удобств, предусмотренных для ожидающих вылета пассажиров, имелся загаженный уличный сортир да шиферный навес с вкопанными в землю скамьями. Никаких магазинов или кафе в этом, с позволения сказать, «аэропорту» не имелось. Административно-техническая часть аэропорта была представлена дощатой будкой кассы и длинным одноэтажным бараком технических служб с нахлобученной на его крышу диспетчерской вышкой. И всё это выкрашено в один зелёный цвет, который в отличие от выгоревшей бурой травы лётного поля не потерял яркости, регулярно подновляемый персоналом. Тоска зелёная!
К счастью, местное население заполнило пустующую нишу, предлагая изнывающим от жажды и безделья путникам минеральную воду и пиво, сигареты, вяленую козлятину и даже вполне европейского вида продукты. Но усталые путники спрашивали только воду. Есть в таком пекле не хотелось, да Борис бы и не рискнул желудком покупать копчёности местного производства. Даже печенье в красивой фирменной упаковке вызывало у него сильное подозрение. И как оказалось, не зря. На том месте на пачке, где должна была быть указана информация о сроке годности, красовалось жирное тёмное пятно. Предлагаемые продавцами газеты и журналы тоже доходили сюда из центров цивилизации в лучшем случае через полгода после их выхода.
Борис купил бутылку минералки. Тёплая солоноватая жидкость из разогретой на солнце пластиковой бутылки более напоминала морскую, нежели минеральную воду. Она лишь на короткое время притупила чувство жажды. Вскоре снова хотелось пить, причём с утроенной силой. Ушлые торговцы отлично знали о коварном свойстве своего товара распалять жажду и крутились поблизости, чтобы продать тебе следующую бутылку. Так как другой, пригодной для питья живительной влаги поблизости не наблюдалось, коммерсанты даже на небольшой кучке пассажиров делали великолепный бизнес.
Чтобы не думать постоянно о воде, Борис принялся рассматривать выложенные торговцем на циновке, служившей прилавком, поделки местного кустарного промысла. Его заинтересовал набор кукол. Почувствовав в Нефёдове перспективного покупателя, торговец предложил ему купить с большой скидкой на выбор одну из кукол, которых у него оказалось больше дюжины разных размеров.
— К чему они мне, — усмехнулся Борис. — Мой сын в куклы не играет.
Коробейник внимательно оглядел белого клиента с ног до головы, словно решая, достоин ли он вообще чести владеть предлагаемой ему вещью. Оба глаза его загорелись какой-то непонятной идеей.
Ткнув пальцем в одну из кукол с толстым непропорционально длинным отростком, недвусмысленно указывающим на половую принадлежность фигурки, продавец торжественно объявил:
— Жахча!
Борис на всякий случай кивнул.
Неожиданно торговец, до этого изъяснявшийся больше жестами, перешёл на неплохой английский. Он пояснил, что если у господина появится сильный враг, ему не надо будет обращаться в полицию или идти в суд. И даже готовить стрелы с отравленными наконечниками не потребуется.
— Тебе достаточно купить у меня одну куклу, — он яростно сверкнул глазами и вытащил из кармана горсть крупных гвоздей.
Мужчины ударили по рукам, и кукла перекочевала в сумку Нефёдова. Вступая на неизвестную тебе территорию, не пренебрегай никаким оружием из местного арсенала. Откуда ты можешь знать, насколько эффективно оно работает…
Нефёдов пообедал купленными у торговца фруктами — гуавами и манго. У этого же человека Борис выяснил, что в расположенном неподалёку посёлке имеется небольшой отель, где можно принять душ, отдохнуть полчаса в кондиционируемом номере и даже выпить чаю со льдом в местном баре. Хотя скорее всего местные коробейники состояли на содержании у хозяина деревенского постоялого двора и преувеличивали достоинства описываемого места.
Впрочем, для Бориса это ничего не меняло. Пусть не кондиционер. Он был бы счастлив хотя бы полчаса полежать под обычным вентилятором и выпить чего-нибудь холодного. Вдали в мареве раскалённого воздуха словно мираж плавали над землей силуэты каких-то построек. Навскидку до окраины посёлка было минут двадцать энергичной ходьбы — для не успевшего акклиматизироваться организма достаточно серьёзное испытание на выносливость. Пока Борис решал, отправляться в эту экспедицию или нет, послышался гул приближающегося самолёта.
Как гласит изобретённый инженер-капитаном американских ВВС Эдвардом Мёрфи и названный в его честь «Закон Мёрфи»: «Если какая-то неприятность должна произойти, она непременно случится». Отправляясь в одиночку в самые дикие районы Чёрного континента, Борис с самого начала знал, что после прохождения определённой «точки возврата» каждый последующий его шаг будет связан с возрастающим смертельным риском.
Салон древнего «летающего автобуса» был рассчитан всего на пятнадцать мест, и все были заняты. Случайно занесённый в эти места русский был поражён, впервые увидев, на каком музейном экспонате ему предстоит лететь. Этот фордовский «Tri-Motor» скорее всего был выпущен в разгар Великой депрессии. Только благодаря тому, что машина была цельнометаллическая, она так долго выживала в африканском климате. Стальные тросы управления рулями направления и высоты не были упрятаны в специальные магистрали, а как в первых аэропланах шли снаружи гофрированной алюминиевой обшивки фюзеляжа.
Похоже, вплоть до последнего времени вдобавок ко всем прелестям полёта на допотопном «птеродактиле» пассажирам ещё приходилось на протяжении всего рейса дышать выхлопными газами из трёх моторов. Должно, в пути многих начинало мутить не только от болтанки.
Но, судя по всему, недавно машина подверглась модернизации. Теперь выхлопные газы отводились от моторов в хвост самолёта по длинному жестяному коллектору, идущему чуть ли не через весь фюзеляж. Эта часть машины напоминала водосточную трубу.
Впрочем, для своего времени это был очень передовой лайнер. В его конструкцию, чуть ли не впервые в гражданской авиации, были внедрены такие новшества, как туалет, сетчатые багажные полки для вещей над пассажирскими сиденьями, обогрев пассажирской кабины, тормоза на колёсах шасси, аккумуляторная батарея с возможностью подзарядки от генератора двигателя для подпитки бортовой радиостанции и посадочных огней. Но то, что считалось «последним писком» в конце двадцатых, выглядело артефактом сорок лет спустя.
Весь полёт дверь в кабину пилотов оставалась настежь открытой. Сидящие бок о бок лётчики то и дело начинали гомерически хохотать и вообще вели себя неадекватно, как наевшиеся какого-то зелья наркоманы. В салоне же, напротив, царило гробовое тревожное молчание. Похоже, только теперь многие осознали, какую ошибку совершили, сев в подозрительный самолёт (впрочем, выбора у них всё равно не было, ибо это был единственный рейс на этой неделе в данном направлении).
Парни в кабине напоминали молодых самцов орангутангов, пробравшихся в кабину. А обезьяна, как известно, на любом корабле, не важно — морском или воздушном, сущее бедствие. Каждое новое развлечение лётчиков заставляло наблюдающих за ними из салона пассажиров содрогаться от ужаса. Вот один из этих клоунов, откинувшись на спинку кресла, положил ступни на штурвал и стал показывать товарищу, как он может ногами управлять машиной весом четырнадцать тонн на скорости свыше трёхсот километров в час. Тем не менее никто в салоне почему-то не решался сделать воздушному хулигану замечание. Хотя дело явно шло к крушению.
Почти все пассажиры были чернокожими африканцами за исключением двух сотрудников какой-то европейской гуманитарной организации и двух католических миссионеров. Русский пилот тоже вначале решил ни во что не вмешиваться. Уткнувшись в грязный иллюминатор, он вглядывался в пробегающие далеко внизу жёлтые и зелёные прямоугольники полей, нитки дорог. Затем самолёт оказался над зелёным океаном джунглей. Нефёдов попытался представить, каково оказаться там лётчику со сбитого самолёта. На душе сразу стало тяжело. «Похоже, пришлось моему парню хлебнуть горюшка», — подумал Нефёдов.
Вскоре не на шутку развеселившимся пилотам надоело лететь по прямой, и они повели самолёт змейкой, от чего на головы бедных пассажиров посыпалась с полок ручная кладь. Многих стало тошнить. Священники принялись молиться за спасение душ всех, кто волею случая оказался в воздушной ловушке. Борис поспешил на помощь девушке, на голову которой свалилась коробка с чем-то тяжёлым. Осматривая получившую небольшое сотрясение молодую негритянку, Нефёдов машинально взглянул в иллюминатор и ужаснулся: ещё недавно находившийся на приличной высоте самолёт теперь вилял над самыми верхушками деревьев.
Анархист бросил недоумённый взгляд на кабину. Забыв включить автопилот, лётчики склонились друг к другу. На разделяющей их кресла центральной консоли с рычагами управления двигателями лежала толстая пачка долларов. Постоянно ругаясь и прикладываясь к бутылкам какого-то местного пойла, лётчики делили деньги, распихивая смятые бумажки по карманам. На оставленные, безвольно подёргивающиеся штурвалы и натужное завывание двигателей эта воздушная шпана не обращала ни малейшего внимания. А между тем в любую секунду предоставленный себе самолёт мог зацепить крылом встречное дерево. Медлить было нельзя…
Пока Борис пробирался по проходу, стараясь не упасть из-за разбросанных по полу вещей, балансируя, словно моряк на качающейся в сильный шторм палубе корабля, дело приняло совсем нешуточный оборот. Лётчики, видимо, не поделив деньги, схлестнулись в ожесточённой рукопашной. Вскоре один из них огрел другого бутылкой по голове, чем очень облегчил задачу Нефёдову.
Ворвавшись в кабину, Борис взглянул в глаза парню в щеголеватом комбинезоне и нашёл в них подтверждение своей догадке: зрачки авиатора были сильно расширены. Этот пилот явно только что накурился марихуаны или какой-то другой «травки». На его лице прописалась глупая улыбка. Поражало, как эта весёлая компания сумела произвести взлёт и до сих пор худо-бедно вела самолёт.
Не обращая внимания на бессознательное тело в правом кресле, Нефёдов за шкирку вытащил из кабины командира воздушного судна, придав ему для верности хорошее стартовое ускорение пинком под зад. Теперь скорее за штурвал! Самолёт продолжал рыскать по курсу.
Взяв управление в свои руки, Борис выровнял самолёт и начал плавный набор высоты. По ходу дела он разбирался с назначением незнакомых ему переключателей и рычагов.
Немного волновало, что успевшие пережить минуты смертельного ужаса пассажиры могут в запале линчевать лётчика-хулигана. Борис оглянулся и не сдержал улыбки. Связанный по рукам и ногам ремнями и женскими платками пьяный авиасмутьян мирно дремал в свободном кресле, положив голову на плечо толстой женщины. Общая беда сплотила находящихся на борту людей. Каждый по-семейному предлагал соседям бутерброды, воду, салфетки, средства от тошноты и болеутоляющие.
Вскоре к Нефёдову подошла добровольно взявшая на себя обязанности стюардессы девушка с открытой бутылкой газировки:
— Освежитесь, капитан.
В это время Нефёдов вёл переговоры с наводящим его на посадку диспетчером. Неожиданно начал шевелиться и что-то бормотать парень на правом кресле.
Только этого сейчас не хватало! Борис настороженно косился на соседа, ожидая от него любой выходки. Пожевав огромными губами и одновременно пошевелив широким приплюснутым носом, второй пилот открыл один глаз (второй продолжал крепко спать) и с любопытством взглянул на белого человека, почему-то восседающего на месте его исчезнувшего коллеги.
— Ты кто? — удивлённо прохрипел он и сладко зевнул.
— Дед Пихто! — зло буркнул Нефёдов, которому приходилось одному отдуваться за этих субчиков.
Впереди по курсу уже маячила посадочная полоса и какой-то большой самолёт, тоже идущий на посадку.
— А-а… — понимающе протянул лётчик и, не задавая больше вопросов, снова погрузился в глубокий сон.
Аэроплан «висел» на глиссаде[17]. По приказу диспетчера Борис выпустил шасси и механизацию крыла, готовясь к посадке. И вдруг самолёт вошёл в полосу сильной тряски, начал вихлять, как пьяный. Это стало неприятной неожиданностью для пилота. Ведь Борис уже считал, что полностью контролирует машину.
Досаднее всего было то, что машина норовила завалиться на крыло. Самолёт сделался очень тяжёлым в управлении и требовал от лётчика максимальной концентрации. Из-за отсутствия гидроусилителей органов управления сейчас очень бы пригодилась вторая пара сильных рук. Но рассчитывать на чью-то помощь не приходилось. Человек за штурвалом превратился в напряжённый комок мышц и обнажённых нервов, готовый мгновенно парировать опасный крен, который мог привести к катастрофическому падению. Диагноз был ясен. В любом нормальном аэропорту существуют строгие инструкции организации воздушного движения, согласно которым диспетчеры должны делать временные интервалы между посадками самолётов. Это необходимо для того, чтобы идущий вслед за другим лайнером самолёт не попал в воздушные завихрения, созданные чужими моторами. Иначе лётчики могут потерять контроль над своей машиной. Что и происходило теперь.
Нефёдов вышел на связь с диспетчером, который постоянно что-то жевал, и сообщил ему о своём намерении немедленно уходить на второй круг, чтобы выйти из зоны опасной турбулентности. Всемирная хартия лётного состава гласит, что каждый командир воздушного судна, исходя из ситуации на борту, вправе принять такое решение, лишь уведомив о нём диспетчеров. Но оказалось, что здесь обычные правила не работают.
— Запрещаю уходить на второй круг, — вялым голосом отозвалась «земля». — Продолжайте снижение. Я через пятнадцать минут заканчиваю дежурство.
Решив, что имеет дело с каким-то молодым отморозком, Нефёдов вперемешку с матом потребовал, чтобы ведущий его оператор немедленно позвал кого-нибудь из более опытных коллег или переключил на своё руководство.
— Никого нет, — флегматично пояснил диспетчер. — У нас вторую неделю забастовка. Я один тут за всех рулю. А будешь хамить, я вообще отключусь…
Борис ещё ошарашенно обдумывал последние слова диспетчера, когда вдруг начал чихать, словно простуженный, правый двигатель, готовый вот-вот заглохнуть. Некоторое время лётчик с надеждой поглядывал в его сторону, надеясь, что мотор всё-таки оживёт. Но вскоре воздушный винт правого «движка» безжизненно повис в вертикальном положении. Борис решил, что на одном из моторов вышел из строя топливный насос. Новость не из приятных. Но если у тебя в запасе ещё два, а до полосы рукой подать, то всё не так уж критично. Однако неприятные сюрпризы следовали один за другим. Выяснялось, что в этих местах пилоты даже в мирное время часто летают во фронтовых условиях.
На связь с Нефёдовым вдруг вышел незнакомый ему диспетчер. «Слава богу!» — возликовал взявший на себя управление самолётом пассажир, решив, что небо наконец услышало его молитвы и послало на помощь опытного «воздушного лоцмана», который обеспечит ему быструю посадку. Но как оказалось, рано радовался.
Новый диспетчер связался с ним только для того, чтобы проинформировать: так как администрация местного аэропорта не приняла требований забастовщиков, то стачечный комитет принял решение немедленно закрыть аэродром на приём и выпуск самолётов:
— Мы уже перегородили взлётно-посадочную полосу!
— Но подождите! У меня на борту ЧП.
Борис попытался объяснить диспетчеру ситуацию, но наткнулся на стену ледяного равнодушия.
— Куда же мне лететь?
— Меня это не волнует, — холодно отозвался профсоюзный лидер. — Нам нечем кормить свои семьи. Если же что-то случится, вся вина ляжет на администрацию аэропорта. Может, тогда наши боссы наконец поймут, что на диспетчерах экономить нельзя.
— Летите в Рубу, — посоветовал Нефёдову вечно жующий диспетчер. — Они пока ещё не присоединились к забастовке. Может, успеете.
— Но я не знаю, где это!!!
Однако это была последняя инструкция диспетчерской вышки.
— Что же они делают! — в сердцах воскликнул старый лётчик, не понимая, как связанные профессиональными отношениями люди могут так подставлять своих же коллег.
А между тем ситуация стремительно ухудшалась. При всём желании ни в какую Рубу Нефёдов уже лететь не мог.
Если бы Борис сейчас пилотировал более современный самолёт, то бортовой компьютер наверняка предупредил бы его резким звуковым сигналом о том, что в баках самолёта заканчивается топливо. Неожиданно вслед за остановившимся правым мотором зачихал и основной, средний. Затем очередь дошла и до последнего «движка», который тоже начал «сдыхать». От происходящего кошмара у любого пилота мурашки побежали бы по спине и мгновенно мокрой от пота стала бы спина.
Вдруг неожиданно стало тихо — все три двигателя «Tri-Motor» приказали долго жить. Машина клюнула носом.
— Твою мать! — ошарашенно воскликнул Борис.
Стало ясно, что обожравшиеся наркоты члены экипажа корабля не проконтролировали работу аэродромных заправщиков. А те то ли по ошибке, то ли корысти ради залили в баки меньше топлива. Борис с неприязнью взглянул на топливомер, стрелка которого как ни в чём не бывало бодренько показывала, что у него в запасе ещё почти триста галлонов керосина.
На юго-западе Нефёдов заметил полоску автострады и мгновенно решил — садится туда. Итак, жребий брошен! Но шоссе находилось буквально под крылом, а возможности выполнить круг («вертануться на пятачке»), чтобы сбросить лишнюю высоту и нормально прицелиться к выбранной ВПП[18], нет. Оставалось всё делать с ходу, с первой попытки, без обдумывания и подготовки.
Случайно попавший за штурвал военный пенсионер решился на рискованнейший манёвр, который до него не выполнял ещё ни один пилот коммерческого самолёта. Только несколько минут назад предпринимавший максимальные усилия, чтобы предотвратить опасный крен, теперь бывший ас сознательно круто накренил машину на левое крыло. Со стороны происходящее выглядело так, будто самолёт внезапно разучился летать, но при этом, вопреки всем законам физики, почему-то не рушится отвесно вниз, а идёт к земле по округлой траектории. Так неловко, боком обычно валятся потерявшие равновесие нетрезвые посетители бара, у которых плохо с координацией. Однако на языке профессионалов происходящее называлось «боковым скольжением».
Такому пилотажу не учат в лётных школах. Этот приём знают только планеристы и несколько фронтовиков с богатым на серьёзные переделки прошлым. Когда-то давно в 1942 году Нефёдов совершил вынужденную посадку примерно таким же хитрым макаром. У его фанерного «ЛАГГ-3» на высоте трёх тысячах метров осколком снаряда перебило топливную магистраль, что привело к почти мгновенной остановке единственного двигателя. Правда, тогда у капитана имелась альтернатива — спасать машину или только себя, выпрыгнув с парашютом. Да и весил фанерный ястребок, даже заправленный «под завязку» горючим и снаряжённый боеприпасами, в два раза легче пустого «Tri-Motor». Но теперь выбора у Бориса просто не было, ибо за его спиной находились четырнадцать доверившихся его мастерству человеческих душ, не считая тех двух подонков, о которых речь сейчас не шла.
Малейшая ошибка в расчётах неминуемо привела бы к гибели всех, кто находился на борту старенького самолёта. Необходимо было идти к земле по достаточно крутой глиссаде, чтобы не проскочить шоссе и при этом выдерживать нос машины так, чтобы колом не воткнуться в землю. Впереди маячила ещё одна серьёзная проблема. Так как штурвалы раритетной «птички» не имели гидроусилителей, пятидесятилетний мужчина не был уверен, хватит ли ему мышечной силы для того, чтобы в одиночку вернуть самолёт в горизонтальное положение, когда до земли останется метров пятьдесят.
Борис даже хотел позвать кого-нибудь на помощь из салона, но передумал: «Зачем нервировать пассажиров?» Люди в салоне итак были в шоке. Те из них, что сидели по левому борту, видели под собой в иллюминаторах спокойно идущих по своим делам прохожих, играющих на полях для гольфа людей (один из пассажиров потом рассказывал всем, что даже сумел разглядеть, какими клюшками игроки в гольф играли). Там, внизу, никто даже не поднимал головы, не слыша моторов бесшумно «проплывающего» над ними самолёта.
Те же, кто сидел по правому борту, видели в иллюминаторах только небо, а ещё эти люди нависали над левым рядом, удерживаемые в своих креслах только привязными ремнями. Но, как ни странно, истерики ни у кого не было. За этот злополучный рейс люди так много раз переживали состояние ужаса, что сил бояться просто не осталось. К тому же во многих вселял уверенность спокойный деловитый вид работающего пилота. Инстинктивно пассажиры почувствовали: этот человек будет бороться за их жизни до конца.
В последний момент Нефёдову удалось вернуть самолёт «в горизонт». Стресс придал ему силы. Чтобы выпустить шасси, он просто открыл створки люков и колёса вывалились сами. Послышался удивительно приятный в данных обстоятельствах звук выпавших шасси. Но как позднее выяснилось, ведущее колесо не встало на замок. Да это теперь уже было и не так уж и важно. Как только шасси коснулись асфальта, Борис нажал на тормоза. Не зафиксированная стойка переднего шасси сразу подломилась. Из-под пола донеслись хлопки взрывающейся резины. Самолёт завалился на нос. Бориса швырнуло на штурвал, но привязные ремни удержали его в кресле.
Высекая снопы искр, металлический самолёт заскользил «брюхом» по дороге. Оказавшиеся в этот момент на шоссе автомобили в панике сворачивали на обочину, ныряли в овраги. Вылетевшие с шоссе легковушки выполняли в воздухе замысловатые кульбиты, долго кувыркались по прилегающему к шоссе полю небольшие грузовички и мини-венчики. Но человек за штурвалом этого не замечал. У него образовалось «туннельное зрение», то есть лётчик видел только то, что находилось прямо перед ним по курсу. Нефёдов впился взглядом в несущийся ему навстречу грузовой трейлер. Свернуть Борис не мог, ибо при ударе о землю лишился колёс. К счастью, в последний момент дальнобойщик круто вывернул руль, и его грузовик исчез в облаке поднятой пыли.
Когда самолёт наконец остановился, наступила гробовая тишина. А потом все сразу начали радостно кричать, рукоплескать лётчику, обнимать усталого «капитана». Все были благодарны своему спасителю, при этом не до конца понимая, какое чудо он сотворил.
Потом, оставшись один в пустом самолёте, пятидесятитрёхлетний мужчина с радостным удивлением разглядывал свои руки. Оказывается, за столько лет профессионального простоя они не разучились держать штурвал. А ведь с некоторых пор бывший ас начал сомневаться: по-прежнему ли он так хорош, чтобы ввязываться в серьёзную драку.
Глава 6
Здесь не было дорог в традиционном понимании этого слова — только направления. А потому единственным пригодным средством передвижения, помимо дьявольски выносливых ослов, считались не менее выносливые и неприхотливые японские внедорожники. Это был практически единственный вид транспорта, на котором можно было добраться до отдалённых районов страны. За пятьдесят долларов Нефёдов арендовал один такой старенький джип, или по местному «зип-зип». Так здесь называли любой джип или пикап, подвеска которого усилена местными механиками таким образом, что способна перевозить сидя и стоя до тридцати пассажиров. В это трудно было поверить, но Нефёдов своими глазами видел такие, забитые до отказа и облепленные людьми «маршрутки». Каждый джип имел свою оригинальную окраску. На том, в который сел Борис, были изображены христианские святые и крупные местные животные, — второе, видимо, для заманивания туристов.
Весь день Борис трясся во внедорожнике по саванне, руслам высохших рек. За кормой ещё долго висело в воздухе поднятое машиной облако красной пыли. Ухо быстро привыкло к старческому гулу задыхающегося дизельного мотора.
Особенно тяжко машине приходилось, когда они преодолевали холмистую местность. На крутых склонах джип начинал скакать по крупным камням, словно горный козёл, его многострадальный движок натужно ревел, будто жалуясь на свою тяжкую участь. Скрипели стёртые тормоза на спусках и пулями вылетали из-под колёс мелкие камни. К счастью, они никого не могли поразить, ибо звери разбегались задолго до приближения машины, а прохожие им попадались крайне редко.
Иногда внедорожник, почти не сбавляя скорости, проскакивал какие-то деревни. Мимо проносились глинобитные хибары с маленькими чёрными глазницами окон, в которых вместо стёкол были натянуты штопаные противомоскитные сетки. Кое-где на деревенских улицах кучковались чёрные полуголые мужчины, похожие на высохшие на местном солнце деревья. Лишь однажды мелькнула в дверном проёме под соломенной крышей закутанная в синюю тогу женская фигурка и тут же исчезла в глубине дома. Местные собаки с яростным лаем преследовали машину, пытались укусить её за покрышки.
Жители деревушки тоже бросались к машине, пытаясь на ходу сбыть редкому проезжему какие-то примитивные поделки. Глядя в искажённые надеждой и отчаянием лица протягивающих к нему руки бушменов, Нефёдов чувствовал себя первооткрывателем неведомых земель, проплывающим на паруснике вдоль диких берегов, населённых загадочными племенами. Борис дружески улыбался аборигенам и даже иногда успевал пожать протянутые руки. Водитель же что-то недовольное цокал языком и придавливал газ. Этот неулыбчивый парень почти всю дорогу молчал. Но однажды, видимо, не выдержав, отчитал пассажира за то, что тот слишком высовывается в окно:
— Однажды я вёз белого инженера на электростанцию. В отличие от вас его охранял автоматчик. И всё равно, когда мы в сумерках проезжали ту деревню, через которую мы только что проскочили, кто-то из местных умудрился на ходу сорвать с шеи инженера золотую цепочку. А так как цепь оказалась крепкой, пассажир чуть не лишился заодно с нею головы.
Говоря это, водитель был очень серьёзен.
Лишь однажды машина остановилась на деревенской площади возле колодца. Водитель с двумя канистрами отправился покупать у местных принадлежащую им общественную воду. А иностранца сразу обступила уже ставшая привычной толпа местных коробейников. Вежливыми жестами Нефёдов отклонял предложения о покупке разнообразных сувениров. Как вдруг толпа расступилась и в образовавшемся коридоре появилась колоритная фигура невысокого сухопарого старика. Гремя бусами, дед не спеша, с большим достоинством приблизился к Борису. На нём была длиннополая накидка из мешковины, на которую были нашиты разноцветные шнуры, бусы из ракушек, зубов хищников, пучки травы. На вид этому человеку можно было дать лет шестьдесят-семьдесят. Но дух его явно был намного моложе изношенного временем тела. Об этом можно было судить по очень энергичному взгляду лучистых глаз. Вокруг его носа ореолом расходилось белое пигментное пятно, которое резко контрастировало с угольно-чёрной кожей.
Старик долго и с явным интересом рассматривал чужестранца. Его взгляд казался снисходительно-доброжелательным. Неграмотный деревенский старик словно говорил представителю великой европейской цивилизации: «Ну что, мил человек, считаешь меня дикарём, неграмотным шаманом? А так ли ты всемогущ перед лицом великой матери Природы без своих машин и винтовок?»
Лёгким кивком старик пригласил Нефёдова сесть для разговора. Тут же двое мужчин из почтительно притихшей при появлении старика толпы расстелили прямо на земле циновки. В знак благодарности Борис приложил правую руку к своей груди и слегка поклонился старейшине, после чего опустился на циновку. Он старался вести себя со странным стариком с осторожностью исследователя-натуралиста и дипломата в одном лице. Правда, первая попытка Бориса наладить нормальный диалог не увенчалась успехом — колдун не понимал английской речи или же делал вид, что не понимает. Да и интернациональный язык жестов в данном случае оказался бесполезен. Старик лишь хихикал, глядя на то, как белый силился с помощью рук и мимики что-то ему сказать. Его явно очень забавляли попытки Бориса установить с ним контакт.
Подождав, когда иссякнет дипломатический запал пришельца, колдун с хитрым прищуром начал что-то говорить Борису на непонятном ему языке. К счастью, вовремя подоспевший водитель джипа тут же принялся переводить суть его речи, попутно быстро вводя своего пассажира в курс местных дел.
Оказалось, что старика зовут Хунгу. И он единственный на всю округу колдун, к которому жители со всей провинции приходят за защитой. Только он может защитить от лютой смерти в пасти львов-людоедов, которых особенно много развелось в последние два года. За защиту местные жители платили старику кто чем мог — лепёшками, птицей, коровами, деньгами. Даже государственные чиновники, полицейские и военные втайне от своего начальства наведывались к Хунгу.
Всё дело в том, что обычное оружие было бесполезно против страшной жёлтой смерти. Специально приглашённая властями провинции для того, чтобы отстрелять попробовавших человеческой плоти хищников, команда профессиональных «хантеров» оказалась беспомощна перед ними. Да, опытным охотникам ничего не стоило отстрелять за несколько часов целое стадо слонов, но оказалось, что даже оружие самого большого калибра стоит не дороже обычной палки, если имеешь дело с оборотнем. Единственный вернувшийся живым с охоты скаут рассказывал, что они долго шли в буше[19] по львиному следу, но на границе саванны и джунглей след вдруг превратился в человеческий…
После того случая даже опытные охотники со стажем стали трусливо прятаться по домам с наступлением темноты. А хвостатые людоеды между тем окончательно обнаглели и стали нападать на людей чуть ли не на окраине селений. То лев стаскивал с коня казённого почтальона, презрительно позволяя обезумевшей от ужаса лошади умчаться прочь, то одним ударом лапы ломал шею солдату-часовому возле армейских казарм. В конце концов эти дьяволы стали с наступлением темноты являться в населённые пункты и брать того, кого хотели, вытаскивая свои жертвы даже из кроватей. На провинцию опустился ужас. Свидетели страшных расправ, ощущая собственное бессилие, жили на грани нервного срыва. Участились случаи самосуда. В каждом подозрительном видели вату-симба — человека-льва. Заподозренных в обращении во львов-убийц соплеменников, а особенно представителей соседних племён убивали без суда и следствия. Но несмотря на казни предполагаемых оборотней, список погибших в пасти льва пополнялся каждую неделю.
Последний случай, по словам осведомлённого обо всех здешних новостях водителя джипа, произошёл всего неделю назад. Гончар, проживающий в приграничной деревне, велел своему подмастерью, тринадцатилетнему мальчишке, сходить за козой, которая паслась на окраине села. Солнце ещё не ушло за горизонт, поэтому, посылая помощника за триста метров от мастерской, мужчина не предполагал, что это может быть опасно. Огромный лев напал на парня на глазах многочисленных деревенских жителей и утащил его в маисовое поле. Там к убийце присоединились несколько его родственников по людоедскому прайду. В считаные минуты от мальчишки осталось кровавое пятно на траве.
Хунгу вновь повторил для белого гостя, и его слова вызвали уважительный шёпот в толпе, что только он один может договориться с этими исчадиями ада.
«Бред, конечно», — сказал себе Борис, не слишком верящий в чёрную магию и прочую хиромантию. Но самое смешное, что, несмотря на доводы рассудка, непонятный страх начинал потихоньку вползать и в него.
Старик почувствовал состояние белого гостя и явно был доволен. Неожиданно он положил свою шершавую ладонь на лоб путешественника, и Борис вдруг почувствовал, как чужая рука каким-то образом проникла прямо в его голову и бесцеремонно копается у него в мозгах! Одновременно колдун на разные лады принялся произносить заклинания.
— Хунгу говорит, что ты должен на два дня задержаться у него в гостях, пока он будет договариваться со злыми духами — хозяевами саванны и леса, чтобы они пропустили тебя, — почтительно прошептал на ухо Борису водитель и добавил: — Тебе придётся отдать все деньги, что у тебя есть, если ты хочешь остаться в живых.
«Понятно, — очередной развод», — догадался Борис и новыми глазами взглянул на прагматичного кудесника, который нашёл золотую жилу благодаря кулинарным пристрастиям местных больших кошек. На избавлении от сглаза и прочих традиционных колдовских занятиях наверняка столько не заработаешь, сколько приносит выпущенный на свободу демон первобытного ужаса перед львами-оборотнями. Но по сути, это был такой же бизнес, как «впаривание» проезжим туристам сувениров, только обставленный с большей театральностью.
Благодаря сделанному открытию Нефёдов словно стряхнул с себя состояние оцепенения.