Улыбка женщины Барро Николя
Беда в том, что, когда шеф возбуждался, он полностью терял контроль над собой и бушевал, как стихия.
— Это невероятно! Вы обманули меня, Андре! А я-то верил вам, я готов был чем угодно ручаться за вашу честность! Но это вам так не пройдет… Вы уволены!
К счастью, месье Монсиньяк успокаивался так же легко, как и выходил из себя. Кроме того, с чувством юмора у него все было в порядке.
— Невероятно, — повторил он через десять минут, когда я уже видел себя безработным редактором, в которого товарищи по цеху тычут пальцами. — Вы, ребята, провернули неслыханное дело и даже прессу вокруг пальца обвели. Здорово, надо признать… — Тут он затряс головой и внезапно разразился хохотом. — То-то я удивился, когда Миллер сказал, что герой его следующего романа — зубной врач! Но почему вы сразу не признались, Андре, что за всем этим стоите вы? Милый мой, я и не думал, что вы так хорошо пишете. Действительно хорошо! — Он пригладил седые волосы.
— Эта идея пришла внезапно, — объяснил я. — Помните, вы говорили, что хотите нового Стефана Кларка? Но на сегодняшний день нет ни одного англичанина, который мог бы так весело написать о Париже. Ну, вот мы и не ударили в грязь лицом. Вы же знаете, что гарантийная сумма за эту книгу была очень скромная. Все это розыгрыш с самого начала. — (Монсиньяк кивнул.) — Мы и не предполагали, что роман будет иметь такой успех и что кто-то заинтересуется автором, — продолжал я.
— Хорошо, — снова кивнул Монсиньяк. Он слушал мой рассказ, слоняясь из угла в угол, и вот теперь наконец успокоился и опустился на стул. — С этим все ясно. Я передумал вас увольнять, Андре, но за это вы придете сегодня в «Брассери Липп», хорошо? — (Я с облегчением кивнул.) — Ну а теперь поговорим как мужчина с мужчиной. Я хочу знать, Андре, какое отношение имеет вся эта комедия к вашему разбитому сердцу. Мадемуазель Мирабо очень обеспокоена. И у меня такое чувство, будто только сейчас мы подбираемся к самой сути вопроса. — Он откинулся на спинку стула, закурил сигариллу и приготовился слушать.
И я начал свой долгий рассказ, который закончил, только когда на улице зажглись первые фонари.
— Не знаю, что мне теперь делать, — признался я. — Стоило мне найти женщину, которую я искал всю жизнь, как она меня тут же возненавидела! И даже если я смогу доказать ей, что никакого Миллера не существует, это вряд ли что-нибудь изменит. Она слишком на меня зла. Еще бы, так растоптать ее чувства! Она никогда мне этого не простит…
— Бла-бла-бла! — перебил меня месье Монсиньяк. — Успокойтесь, Андре. Судя по тому, что вы сейчас рассказали, ничего еще не потеряно. Это вам говорит человек, поживший на свете больше вашего. — Он стряхнул пепел с сигариллы и дернул ногой. — «Ни в чем не вижу смысла», «Ни о чем не жалею»[35] и не в последнюю очередь «Плюю на все!» — вот три правила, которые помогали мне выпутываться из самых сложных ситуаций. — Он улыбнулся. — Однако боюсь, в вашем случае они бессильны. Вам, мой друг, нужно сейчас одно: правда. — Он встал и подошел к моему столу. — Послушайтесь моего совета, изложите эту историю на бумаге так, как вы мне ее сейчас рассказали, начиная с того самого момента, как вы увидели Орели в окне ресторана, и кончая нашим сегодняшним разговором. А потом пошлите рукопись мадемуазель Бреден с запиской, что, мол, ее любимый автор написал новую книгу и ему очень важно, чтобы именно она прочла ее первой. — Он похлопал меня по плечу. — Это замечательный сюжет, Андре. Просто великолепный! Напишите о своей жизни, мой друг. Сделайте это для той самой женщины, которую так очаровал ваш первый роман. — Монсиньяк подошел к двери и обернулся. — Как бы то ни было, у Роберта Миллера еще все впереди!
17
«Некоторые писатели могут целый день возиться над первым предложением новой книги. Главное, чтобы сложилось первое, скажете вы, остальное пойдет само собой. Начальная фраза — это как первый взгляд на незнакомого человека, взгляд, с которого иногда завязываются длительные отношения. По-моему, есть даже исследования на эту тему. Другие же авторы, напротив, не могут приступить к работе, пока не увидят последнего предложения. Говорят, Джон Ирвинг всегда продумывал свои вещи в направлении от конца к началу, а потом уже садился писать. Что же касается меня, то я до сих пор понятия не имею, чем завершится эта история. Потому что точку в ней должна поставить та самая женщина, которую однажды весенним вечером я увидел в окне небольшого ресторана со скатертями в красно-белую клетку, расположенного на улице Принцессы.
И эту женщину я люблю.
Меня так очаровала ее улыбка, что я унес ее с собой и никогда с ней не расставался. Я до сих пор не знаю, можно ли влюбиться в улыбку. Так или иначе, именно она вдохновила меня на создание книги, в которой было выдумано все, начиная с автора. А потом произошло нечто невероятное. В один из действительно ужасных ноябрьских дней эта женщина вдруг возникла передо мной, словно из-под земли выросла. И что самое удивительное и в то же время печальное, она просила у меня то, чего я не мог ей дать. Она была одержима одним-единственным желанием, как принцесса из сказки, вдруг оказавшаяся перед запретной дверью, а я ничем не мог ей помочь.
Или все-таки мог? Потом было много хорошего и плохого, о чем мне сейчас предстоит рассказать. Всю правду после стольких недель лжи.
Я изложу все, как было. Так исповедуется солдат, которому завтра идти в атаку, или больной, который не знает, увидит ли он утром солнце, или доверчивый влюбленный, который наконец решил открыть свое сердце женщине».
С момента последнего разговора с Монсиньяком миновало три дня. Ровно столько мне понадобилось, чтобы перенести на бумагу эти первые предложения своей новой книги. А дальше все пошло как по маслу.
Следующие несколько недель я писал словно под диктовку. Я рассказывал о своей жизни, как велел мне издатель. Я вспомнил и о «блестящей идее», которая пришла Адаму однажды в баре, и о неожиданной встрече в коридоре, и о письме английскому писателю, которое обнаружил в своем ящике для корреспонденции, и о многом другом, что произошло потом.
Миновало Рождество, которое я провел у мамы в Нейи, взяв с собой ноутбук и свои записи. Вечером за праздничным столом, когда мы на все лады расхваливали фуа-гра с луком конфи, мама, по своему обыкновению, заметила, что я похудел и почти ничего не беру в рот. На этот раз она была права.
Ел ли я тогда вообще что-нибудь? Наверное, да, хотя точно не помню. Душка Монсиньяк разрешил мне не ходить на работу до конца января. Отправил на особое задание, как он объяснил другим. И вот каждое утро, едва встав с постели и накинув на себя что-нибудь, я садился за письменный стол с сигаретой и чашкой кофе.
Я не подходил к телефону и никому не открывал дверь. Я не включал телевизор, а на моем журнальном столике росли стопки непрочитанных газет. Иногда по вечерам я выходил в город: подышать свежим воздухом и купить лишь самое необходимое.
Тогда я не принадлежал к этому миру. Если в нем в то время и бушевали какие-нибудь катастрофы, они прошли мимо меня. Я ни о чем не знал и ничего не помнил, кроме того, что должен писать.
В ванной я видел в зеркале бледного мужчину с растрепанными волосами и темными кругами вокруг глаз. Но и он не интересовал меня.
Иногда я слонялся по комнате, чтобы размять ноги, а когда работа стопорилась, ставил диск с французским шансоном. Он начинался с песни «Fibre de verre» группы «Пари Комбо» и заканчивался «Ма fe clochette». Не знаю почему, но все это время я слушал только его. Я походил на аутиста, зациклившегося на немногочисленных вещах своего тесного мирка. Уже первые аккорды придавали мне уверенности, а после второй или третьей песни эта музыка становилась привычным фоном движения моих мыслей, как морской пейзаж для чаек. Я слушал «La Мег Opale» Корали Клеман и видел перед собой зеленые глаза Орели. А потом под «Un jour comine un autre» Бриджит Бардо сочинял историю о том, как мадемуазель Бреден рассталась с Клодом. А когда начиналась «Ма fe clochette», я понимал, что прошел еще час, и снова вспоминал ужин в ресторане «Время вишен».
Поздно вечером я гасил свет и отправлялся в постель. Бывало, я по нескольку раз вставал среди ночи, одержимый какой-нибудь идеей, которая на поверку оказывалась не такой уж и гениальной.
Так часы перетекали в дни, которые, в свою очередь, бесследно растворяло в памяти темно-синее море с набегающими друг на друга волнами, и взгляд цеплялся за линию горизонта, где путешественнику вечно мерещатся очертания берега.
Думаю, ни одна книга еще не создавалась так быстро. Меня подгоняло желание вернуть Орели. Я не мог дождаться того дня, когда смогу наконец преподнести ей свой труд.
В последние дни января все было готово.
В тот день, когда я положил рукопись перед дверью квартиры Орели Бреден, пошел снег. В Париже это редкое, а потому для многих радостное событие.
Я бродил по улицам и глазел на освещенные витрины. Возле церкви Сен-Жермен, соблазнившись ароматами уличной пекарни, я купил себе вафлю с кремом. Темнело. В воздухе летали белые хлопья. Я думал о завернутой в бумагу рукописи, которую сегодня ночью Орели Бреден обнаружит перед своей дверью.
Она насчитывала двести восемьдесят страниц. Я долго думал над ее названием. Перебрав много напыщенных и сентиментальных вариантов, я наконец остановился на самом незамысловатом: «Конец истории». Коротко и ясно. Какими бы ни были повороты сюжета, самое главное в романе — это его конец.
Как редактор, я прочитал множество рукописей, и, признаюсь, больше всего мое воображение всегда поражали романы с открытым и даже с трагическим концом. Такие запоминаются надолго, в то время как счастливые истории быстро забываются.
Однако жизнь не литература, и, оставляя пакет для Орели, я был далек от подобных притязаний. Я просто положил его на каменные ступени и мысленно пожелал себе удачи.
К рукописи прилагалось письмо.
Дорогая Орели!
Ты вычеркнула меня из своей жизни, разорвала все контакты со мной, и в этом я тебя не виню.
В пакете новый роман твоего любимого автора. Он совсем свежий, неотредактированный и пока не имеет конца, однако, думаю, он заинтересует тебя, поскольку содержит ответы на все вопросы, возникшие у тебя в связи с первой книгой.
Надеюсь, мне удастся хотя бы отчасти удовлетворить твое любопытство.
Мне тебя не хватает.
Андре
В ту ночь я впервые уснул спокойно и проснулся с чувством выполненного долга. Теперь оставалось только ждать.
Упаковав копию рукописи для Монсиньяка, я отправился в издательство. Снег еще сыпал с неба, лежал на крышах домов и, казалось, приглушал городские звуки. Люди и машины передвигались по улицам медленнее обычного. Мир словно затаил дыхание, и у меня на душе было удивительно спокойно.
В издательстве меня ждал радушный прием. Мадам Пети принесла мне не только целую стопку корреспонденции, но и кофе. Мадемуазель Мирабо, просунув в дверь раскрасневшееся личико, пожелала мне счастливого нового года. Я заметил кольцо у нее на пальце. Даже высокомерная Мишель Отей, столкнувшись со мной в коридоре, снизошла до приветствия. Габриэль Мерсье при виде меня облегченно вздохнула: уж очень ее загружали работой в последнее время. Сам же Жан Поль Монсиньяк вошел в мой кабинет буквально следом за мной и закрыл дверь. Он сразу заметил, что у меня вид человека, только что закончившего книгу.
— Это какой же? — спросил я.
— Таких узнаешь по особому блеску в глазах, — пояснил он и выжидательно замолчал. — Ну?
Я протянул ему рукопись:
— Не знаю, что получилось, но я вложил в нее душу.
— Душу — это хорошо, — улыбнулся Монсиньяк. — Буду держать за вас пальцы, мой друг.
— Только вчера отнес, — кивнул я. — На все нужно время, если я вообще могу еще на что-то надеяться.
— В любом случае, предвкушаю захватывающее чтение, — ответил мне Монсиньяк.
Вторая половина дня прошла без происшествий. Я проверил свою электронную почту, ответил на письма, потом полюбовался снегопадом. Закрыв глаза, я стал думать об Орели, как будто надеялся повлиять на нее таким образом.
В половине пятого, когда уже стемнело, раздался телефонный звонок, и Жан Поль Монсиньяк попросил меня зайти в его кабинет.
Когда я открыл дверь, шеф стоял у окна и смотрел на улицу. На столе лежал мой роман.
— Входите, Андре, — пригласил он, обернувшись, после чего принялся, по своему обыкновению, раскачиваться взад-вперед, скрипя ботинками. — То, что вы здесь написали, — он указал на рукопись, — к сожалению, слишком хорошо. Вашему агенту не стоит обращаться в другие издательства и затевать аукцион, иначе вы немедленно вылетите отсюда, вам понятно?
— Все понятно, — улыбнулся я. — Рад это слышать, месье Монсиньяк.
Он снова отвернулся к окну и сделал мне знак подойти.
— Сейчас я обрадую вас еще больше, — произнес он, показывая на улицу.
Я вопросительно посмотрел на него. Сначала я думал, он имеет в виду снежинки, которые все еще кружились за окном, но, когда все понял, сердце мое забилось и я был готов расцеловать старика.
На противоположной стороне улицы я увидел женщину в малиновом пальто. Она расхаживала по тротуару туда-сюда, то и дело поглядывая в сторону входа в издательство, словно кого-то ждала. Недолго думая, я сбежал вниз по лестнице и толкнул тяжелую дверь. Через несколько секунд я уже стоял перед ней.
— Ты пришла? — задыхаясь, пробормотал я. — Орели?
Снежинки в ее волосах походили на крохотные белые цветочки.
Она улыбнулась, я схватил ее руку в толстой шерстяной перчатке, и на душе у меня сделалось легко.
— Знаешь, вторая книга Роберта Миллера понравилась мне чуточку больше, чем первая, — сказала она.
Ее зеленые глаза засияли. Я негромко рассмеялся и обнял ее.
— Ты предлагаешь закончить ее этой фразой? — спросил я.
— Нет, — покачала головой Орели и так серьезно посмотрела на меня, что я встревожился. — Я люблю тебя, глупый.
Потом мы долго целовались и я обнимал ее, уткнувшись в мягкую малиновую шерсть.
Разумеется, для романа я счел бы такой конец слишком банальным. Однако здесь, в реальной жизни, на одной из заснеженных улочек большого города, который еще называют городом влюбленных, он виделся мне в другом свете. И неудивительно, ведь именно в этот момент я чувствовал себя самым счастливым человеком в Париже.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Наконец-то все позади. (Спасибо за внимание, Жан!) Однако последнюю точку в романе всегда ставишь со смешанным чувством облегчения и грусти. Потому что тем самым прощаешься с героями, к которым успел привыкнуть, пусть даже все они в той или иной степени вымышлены. Я растроганно вздыхаю, глядя вслед Андре и Орели, наконец нашедших друг друга после стольких недоразумений и сюжетных перипетий, и желаю им счастья.
Многое в этой книге выдумано, но не все: например, упомянутые кафе, бары и магазины существуют в действительности. «Меню любви» стоит попробовать. Я приложил к роману и рецепт барашка карри, вариант «Куполь» и как бы его приготовила Орли Бреден.
А вот никакого ресторана «Время вишен» на улице Принцессы читатель не найдет. Это уютное заведение со скатертями в красно-белую клетку целиком и полностью принадлежит миру авторской фантазии, где все возможно и сбываются любые мечты.
Что же касается улыбки женщины — это подарок Неба и начало всех любовных историй.
И напоследок я хотел бы кое-что пожелать себе. Во-первых, чтобы моя подруга У. носила свое зимнее пальто еще много-много лет, и, во-вторых, чтобы для моих благосклонных читательниц и читателей эта книга закончилась тем же, с чего она началась: с улыбки.
Фельд-салат с авокадо, шампиньонами и орехами макадамия в картофельном соусе
Ингредиенты: 100 г фельд-салата, 1 авокадо, 100 г некрупных шампиньонов, 1 красная луковица, 1 крупная картофелина, 10 орехов макадамия, 60 г ветчины, 2–3 столовые ложки яблочного уксуса, 100 мл овощного бульона, 100 г сливочного масла, 1 столовая ложка жидкого меда, 3 чайные ложки оливкового масла, соль, перец.
Фельд-салат почистить, вымыть и высушить. Шампиньоны и авокадо очистить от кожицы и нарезать кружочками. Орехи макадамия поджарить на сливочном масле до золотистого цвета. Луковицу нарезать кольцами. Картофель сварить в мундире. Ветчину поджарить до хрустящей корочки.
Потом вскипятить бульон, добавив в него уксус, соль, перец, мед и оливковое масло. Очищенную картофелину положить в бульон, размять вилкой и смешать до получения однородной массы, после чего взбить венчиком.
Фельд-салат с шампиньонами, авокадо, лук и орехи выложить на тарелки, добавить ветчину и соединить с теплым овощным соусом. Подавать сразу.
Рагу из баранины с зернами граната и картофельным гарниром
Ингредиенты: 400 г филе баранины (кострец), 2 моркови, 2 стебля сельдерея, 1 красная луковица, 200 г помидоров, 1 большой баклажан, 2 граната, 2 зубчика чеснока, 3 столовые ложки сливочного масла, пучок свежего тимьяна, 1 столовая ложка муки, четверть литра сухого белого вина, 400 г картофеля (некрупного), 2 яйца, 125 г сливок.
Сначала с баранины удалить жир и поджарить ее, нарезав кубиками. Потом очистить и вымыть морковь и стебли сельдерея. Баклажан помыть, все овощи нарезать кубиками. Лук и чеснок очистить и мелко нарезать. Гранаты разрезать пополам и вынуть зерна.
Помидоры ненадолго опустить в кипяток, потом обдать холодной водой, снять кожицу, удалить семена и нарезать кубиками.
Все овощи, кроме помидоров и зерен граната, потушить на сковороде с маслом, приправив солью, перцем и измельченным тимьяном.
Филе баранины поджарить в сотейнике, посолить и поперчить. Потом добавить муку, перемешать и залить белым вином. Добавить тушеные овощи и помидоры и томить в духовке при низкой температуре (150 градусов) около двух часов. При необходимости добавить еще вина. Когда филе будет готово, добавить в него зерна граната.
Пока делается мясо, картофель вымыть, очистить и нарезать тонкими ломтиками (или натереть на терке). Керамическую форму для запекания смазать маслом, уложить в нее картофельные ломтики, посолить и поперчить, залить взбитыми со сливками яйцами и присыпать тертым маслом. Поставить на 40 минут в духовку, разогретую до 180 градусов.
Пирожные «Шоколадный замок» с грейпфрутовым парфе
Ингредиенты: 100 г шоколадного масла (содержание какао не менее 70 %), 2 яйца, 35 г соленого масла, 35 г коричневого сахара, 25 г муки, пакетик ванильного сахара, шоколад.
Шоколадное масло растопить на водяной бане. Яйца взбить с коричневым и ванильным сахаром. Муку соединить с расплавленным шоколадом. Все смешать.
Смазать маслом и присыпать мукой две формочки для выпекания. Заполнить их тестом на треть, положить сверху кусочки шоколада, а затем добавить остальное.
Выпекать в духовке при температуре 220 градусов 8–10 минут. «Шоколадный замок» пропекается только снаружи, внутри тесто должно остаться жидким. Готовые пирожные присыпать сахарной пудрой. Подавать горячими.
К «Шоколадному замку» подается грейпфрутовое парфе.
Грейпфрутовое парфе
Ингредиенты: 3 грейпфрута, 2 яичных желтка, 100 г сахарной пудры, щепотка соли, 2 пакетика ванильного сахара, четверть литра взбитых сливок.
Желтки растереть с сахаром и взбить с солью и тремя столовыми ложками горячей воды миксером, пока масса не загустеет, после чего влить в нее сок двух грейпфрутов. Взбить сливки с ванильным сахаром. Все смешать. Полученную массу залить в формочки и поставить в холодильник на ночь. Подавать в вазочках к пирожному «Шоколадный замок». Можно украсить парфе дольками грейпфрута. Приятного аппетита!
Ингредиенты (на 6 порций): 3,5 кг филе баранины (кострец или лопатка), 100 мл подсолнечного масла, 3 яблока «Голден» (Орели брала пять), 1 банан (Орели брала четыре), 3 чайные ложки приправы карри (Орели рекомендует индийскую приправу карри и советует попробовать, достаточно ли вам будет трех ложек), 1 чайная ложка молотой сладкой паприки, 30 г кокосовой стружки (миску с кокосовой стружкой рекомендуется также поставить на стол), 3 измельченных зубчика чеснока, 250 г нарезанного кубиками лука (Орели говорит, что смело можно взять и в два раза больше, так будет сочнее), половина столовой ложки крупной морской соли, 20 г муки, пол-литра бараньего бульона, 200 г помидоров, 50 г листовой петрушки (лучше свежей), 500 г риса басмати, 50 г сливочного масла, 1 букет гарни, манго-чатни, перец пимент, овощной соус релиш.
Мясо слегка обжарить в течение 5 минут, добавив одно нарезанное яблоко и банан, под конец — нарезанный лук и измельченный чеснок. Жарить еще 5 минут, потом добавить приправу карри и кокосовую стружку. Хорошо перемешать, присыпать мукой и залить бараньим бульоном или водой.
Потом добавить букет гарни и соль и тушить на слабом огне около полутора часов, почти до полной готовности мяса. (Можно поставить на 2–3 часа в духовку, разогретую до 180 градусов, тогда мясо получается особенно нежным, а остальное легко измельчается до состояния пюре.)
После этого вынуть мясо, а овощи и фрукты размять в пюреобразную кашицу. (Если измельченные кусочки нравятся вам больше, пюре можно не делать.) Потом снова соединить мясо с пюре и тушить еще полчаса на очень слабом огне.
Подавать с гарниром из риса, тушенных в сливочном масле яблок, помидоров и петрушки. В отдельной миске подать к столу манго-чатни, а также ямайский перец пимент и соус релиш.