Улыбка женщины Барро Николя
Я показал на один из стульев за круглым столиком.
Она присела с видом оскорбленной графини, сложив руки на груди и скрестив ноги. Я не мог не восхититься, глядя на нежные сетчатые чулки, которые она носила под короткой юбкой.
— Ну? — весело спросил я. — Признавайтесь-ка, что случилось?
— Ничего, — ответила она, уставившись в пол, как будто заметила там нечто достойное внимания.
Все оказалось гораздо хуже, чем я думал. Когда женщина говорит: «ничего», она расстроена не на шутку.
— Гм… — хмыкнул я. — Вы уверены?
— Да, — кивнула она, оставаясь немногословной.
— А знаете что, мадемуазель Мирабо? — спросил я.
— Нет.
— Я не верю ни одному вашему слову. — (Флоранс Мирабо коротко посмотрела на меня, а потом опять уставилась в пол.) — Послушайте, мадемуазель Мирабо, не будьте такой жестокой. Объясните старику Шабане, на что вы злитесь, не то сегодня я снова не усну.
Я заметил, что она подавила улыбку.
— Но вы не такой уж старый. А если плохо спите, значит все и так понимаете. Вы сказали мне: «Что вы так уставились!» — выпалила она.
— Неужели я вам такое сказал?.. Да, это возмутительно! — воскликнул я.
— Тем не менее сказали. — Тут она подняла глаза. — Да вы на меня вчера просто набросились. А я всего лишь принесла вам ту рецензию. Вы говорили, что это срочно, и я просидела все выходные, отменила все встречи. И вот она — благодарность! — Щеки ее раскраснелись. — Вы на меня наорали.
И тут я вспомнил вчерашний разговор с Адамом Голдбергом, во время которого мадемуазель Мирабо имела несчастье войти в мой кабинет.
— О боже, боже мой, я очень сожалею о случившемся! — с чувством воскликнул я, глядя на эту обиженную мимозу.
— Тем не менее, — упрямо повторила она.
— Этому не может быть прощения! — Я поднял руки, изображая отчаяние. — Но я обещаю исправиться. Итак…
В ее взгляде мелькнула жалость. Она прикрыла глаза и опустила уголки губ, пошевелив своими красивыми ногами.
— Предлагаю мировую. — Я отвесил легкий поклон. — Как насчет малинового торта? Вы позволите пригласить вас завтра в «Ладюре» на кусочек малинового торта?
— Вам повезло, — улыбнулась она. — Я очень люблю малиновый торт.
— Значит, вы больше на меня не сердитесь?
— Нет. — Флоранс Мирабо встала. — А рецензию я попробую занести вам еще раз.
— Несите, жду с нетерпением! — воскликнул я, вставая, чтобы проводить ее до двери.
— Но не преувеличивайте, я всего лишь делаю свою работу, — одернула она меня.
— И должен заметить, делаете ее хорошо, — ответил я.
— Спасибо, мне очень приятно это слышать. — Она снова покраснела, остановившись возле двери, как будто собиралась еще что-то сказать.
— Да? — спросил я.
И тут снова зазвонил телефон. Я не хотел показаться невежливым, поэтому встал посреди комнаты, вместо того чтобы вытолкнуть мадемуазель Мирабо за порог и ринуться к столу.
— Ну, подойдите же, может, это важно, — прошептала она после третьего сигнала. Потом улыбнулась и исчезла за дверью.
Жаль, я так и не узнал, что она хотела сказать. Но в одном мадемуазель Мирабо не ошиблась: звонок действительно оказался важным.
Этот голос я узнал бы среди тысяч других. Как и в первый раз, она словно немного задыхалась, как будто поднималась по лестнице.
— Это месье Шабане?
— Да, я у телефона, — ответил я, опускаясь в кресло и широко улыбаясь.
Орели Бреден клюнула на мою приманку. Она была в восторге от моего предложения свести ее с Робертом Миллером и, похоже, забыла обо всех вопросах, которые задавала в своем дерзком письме не слишком любезному редактору, кроме последнего.
— Фантастическая идея! — восхищалась она.
Я с ней согласился, но, разумеется, про себя.
— Ну… — поскромничал я вслух, — не такая уж она фантастическая, хотя неплохая.
— Как это любезно с вашей стороны, месье Шабане! — продолжала она, и я вдруг почувствовал себя в роли удачливого сводника.
— Не стоит благодарности, — вежливо ответил я. — Буду рад оказать вам эту небольшую услугу.
На некоторое время она замолчала, потом робко сказала:
— А я-то представляла вас таким сердитым редактором, который ни на шаг не подпустит читателя к своему автору.
— Надеюсь, вы изменили свое мнение.
Победа! Воистину, это был день извинений.
Правда, я не получил приглашения на малиновый торт, но, признаться, не очень расстроился. Виноватый голос Орели Бреден был куда слаще!
— Но, дорогая мадемуазель Бреден, я не могу держать на вас зла, даже если б очень того хотел. Ведь я тоже показал себя не с лучшей стороны. Давайте просто забудем обо всем и сосредоточимся на нашей маленькой затее.
Тут я развернул кресло к столу и отыскал свой календарь.
Через пару минут мы обо всем договорились! В пятницу в половине восьмого Орели Бреден должна появиться в ресторане «Куполь», где будет зарезервирован столик на мое имя. Мы выпьем с ней по бокалу вина, а в восемь туда же подойдет Роберт Миллер, с которым мы якобы условились встретиться по поводу его новой книги. У них будет достаточно времени, чтобы познакомиться друг с другом.
Что касается места свидания, здесь я колебался.
Небольшой и тихий ресторан вроде «Ле Белье», конечно, лучше соответствовал моим намерениям, чем просторный и шумный «Куполь», вечерами забитый до отказа. Однако со стороны выглядело бы странным назначать встречу английскому писателю в зале, словно специально созданном для интимных ужинов.
С этой точки зрения «Куполь» казался безупречным выбором и, поскольку писатель так и не должен был появиться, оставлял надежду на продолжение совместного вечера в другом, более романтическом месте.
— В «Куполь»? — разочарованно переспросила она. — Вы действительно хотите встретиться с ним в этом заведении для туристов?
— Это предложение Миллера, — ответил я. — Он хотел посидеть где-нибудь на Монпарнасе, и потом, ему нравится «Куполь».
Лично я предпочел бы «Время вишен», в чем, естественно, не мог ей признаться.
— Он любит «Куполь»? — В ее голосе слышалось разочарование.
— Ну, он же англичанин, — объяснил я. — «Куполь» производит на него впечатление своими размерами. Миллер находит его оживленным и ярким и говорит, что там у него поднимается настроение.
— Ну да, — только и сказала она.
— Кроме того, Роберт Миллер — поклонник индийской кухни, — добавил я, по-моему, убедительно. — Знаменитое рагу из баранины по-индийски в соусе карри…
— Знаменитое рагу из баранины в соусе карри? — переспросила она. — Это действительно так вкусно?
— Не знаю, — ответил я, — об этом лучше судить вам, как специалисту. Но в последний раз Роберт Миллер был просто в восторге. «Delicious, absolutely delicious»[21] — так и повторял после каждого кусочка. Видите ли, что касается еды, здесь англичане не слишком избалованы… Ну, стейки, чипсы… Вы же понимаете. Любой из них просто счастлив перехватить где-нибудь немного карри или кокосовой стружки… Ха-ха…
Хотел бы я, чтобы в этот момент Адам меня слышал.
Но Орели не смеялась.
— Но я думала, Роберт Миллер любит французскую кухню! — Теперь в ней говорила оскорбленная повариха.
— Вы сможете расспросить его об этом лично, — ответил я, ставя тем самым точку в обсуждении кулинарных предпочтений моего автора. — Получил ли мистер Миллер ваше письмо? — спросил я, механически царапая в своем ежедневнике узор из треугольников.
— Надеюсь. Ответа до сих пор нет, если вас это интересует, — добавила она несколько раздраженно.
— Но он обязательно напишет, после того как увидит вас в пятницу, — поспешил успокоить ее я.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что вы чудесная молодая женщина, и перед вашими чарами не устоит ни один мужчина, будь он самый нелюдимый из всех английских писателей.
— А вы хитрец, месье Шабане, — рассмеялась она.
— Хитрее, чем вы думаете, — ответил я.
9
«Post Nubila Phoebus» — «После туч — солнце». Я шепотом повторяла эту надпись, трогая выгравированные на белом валуне буквы. Девиз моего отца. В отличие от дочери, он был начитанным человеком, что не так часто встречается среди людей его профессии. Погожий день когда-нибудь обязательно настанет. Как это мудро!
Я стояла посреди кладбища Пер-Лашез, а надо мной проплывали вереницы белых облаков. И стоило между ними мелькнуть солнцу, как уже начинало припекать. Последний раз я была на могиле папы в День Всех Святых, и вот сегодня мне снова захотелось сюда прийти.
Я отступила на шаг от поросшего плющом надгробия и положила пестрый букет астр с хризантемами в специально предназначенную для этого квадратную нишу.
— Ты и представить себе не можешь, как у меня все складывается, папа, — сказала я. — Ты бы очень удивился.
Неделя началась так неудачно, а теперь я стою на кладбище, взволнованная и даже счастливая, и с нетерпением жду завтрашнего вечера.
Солнце, ослепившее меня во вторник утром после стольких пасмурных дней, было добрым знаком.
Сделав закупки для ресторана и обсудив с Жаком три варианта предновогоднего меню, я еще раз подумала о малиновом пальто и его обладательнице, а потом вернулась домой, планируя дополнить этот тоскливый день еще одним не менее скучным делом, прежде чем вечером снова отправиться в ресторан.
Я включила компьютер, чтобы внести в него сегодняшние расходы на продукты. Однако прежде заглянула в свою почту и обнаружила там вполне доброжелательное, я бы даже сказала милое, письмо от Андре Шабане, который хоть и не ответил на все мои вопросы, однако сделал мне неожиданное предложение, буквально окрылившее меня. Месье Шабане встречается со своим автором и посоветовал мне, якобы случайно, оказаться в нужное время в нужном месте. Теперь у меня появилась возможность лично познакомиться с Робертом Миллером.
Разумеется, я согласилась. Тем более что этот телефонный разговор, в отличие от предыдущего, получился веселым, даже не без некоторого флирта, который немного поднял мне настроение. Когда я рассказала обо всем Бернадетт, она, конечно, тут же призналась мне, что этот редактор нравится ей все больше, и у меня есть запасной вариант, на случай, если писатель окажется не таким восхитительным, как его роман.
— С тобой невозможно, Бернадетт! — воскликнула я. — Вечно ты сводишь меня с какими-то мужчинами. Роберт Миллер и выглядит лучше, и потом, он автор этой книги!
— А что, Шабане разве урод? — поинтересовалась подруга.
— Откуда я знаю? — удивилась я. — Нет, похоже, хотя я не присматривалась. Андре Шабане меня не интересует. Кроме того, он носит бороду.
— И что в этом плохого?
— Прекрати, Бернадетт! — рассердилась я. — Ты же знаешь, что бородачи не в моем вкусе. Я принципиально на них не смотрю.
— И напрасно, — заметила Бернадетт.
— Кроме того, мне не нужен мужчина! Я не ищу себе мужчину, я лишь хочу познакомиться с этим писателем по известной тебе причине. И еще хочу поблагодарить его.
— О боже! Куда ни глянь — все предопределено свыше, везде рука судьбы! — запричитала Бернадетт голосом героини древнегреческой трагедии.
— Именно, — подтвердила я. — То ли еще будет!
В тот же вечер я сообщила Жаку, что не смогу быть в ресторане в пятницу. Позвонила Жюльетт Менье, опытной официантке, одно время работавшей в «Лютеции» и выручавшей меня уже несколько раз. Сейчас она училась на дизайнера по интерьерам и редко возвращалась к своей прежней профессии. К счастью, на тот вечер она ничего не планировала и согласилась сразу.
Жак, разумеется, не пришел в восторг от моей затеи.
— И тебе непременно нужно сейчас, когда Поль болен? — возмущался он, гремя горшками и сковородками.
Он как раз готовил обед для нашего маленького коллектива.
За час до открытия ресторана мы всегда ели вместе: Жак — наш шеф-повар и самый старший из нас, Поль — младший повар, две посудомойки, Клод и Мари, и мы с Сюзеттой. В этих трапезах, во время которых обсуждались не только проблемы нашего заведения, было что-то семейное. Мы спорили, болтали, смеялись, а потом в приподнятом настроении возвращались каждый к своей работе.
— Мне жаль, но у меня действительно важная встреча, — ответила я Жаку.
— Довольно неожиданно, — удивился он, бросив на меня пронизывающий взгляд. — Сегодня утром, когда мы с тобой обсуждали предновогоднее меню, ты ни словом о ней не обмолвилась.
— Я уже договорилась с Жюльетт, — быстро оборвала я его, чтобы предупредить дальнейшие расспросы. — А в декабре поразмыслим над тем, не стоит ли нам взять еще кого-нибудь на кухню. Если Поль и дальше будет болеть, я могу помогать тебе с готовкой, а Жюльетт попросим заменять меня в зале по выходным.
— Мне не нравится работать с женщинами на кухне, — отвечал Жак. — Им не хватает решимости, они вечно недожаривают.
— Это клевета, — возразила я. — Я всегда поджариваю достаточно. А ты старый шовинист, Жак.
— Может быть, может быть… — хмыкнул Жак. Он с головокружительной скоростью разрубил ножом две большие луковицы на разделочной доске и тут же отправил их на сковородку. — И потом, ты плохо разбираешься в соусах.
Он поджарил лук до золотистого цвета, подлил на сковородку белого вина и уменьшил пламя.
— Что ты такое говоришь, Жак! — возмутилась я. — Ты ведь сам учил меня. И ты утверждал, что филе в перечном соусе я готовлю просто восхитительно.
— Да, перечный соус у тебя получается, но только потому, что ты знаешь секретный рецепт своего отца, — усмехнулся он.
Тут он бросил на сковородку несколько горстей картофеля фри, и мой протест заглушило шипение кипящего масла.
Жак был настоящим жонглером у плиты. Я с замиранием сердца наблюдала, как ему удается удерживать в воздухе сразу несколько шаров.
— Зато ты делаешь очень хорошие десерты, это я признаю, — продолжал Жак, с равнодушным видом вращая сковородку. — Что ж, будем надеяться, что в субботу Поль снова встанет в строй. — Он добавил в масло еще картофеля и пальцем оттянул нижнее веко: — И что за встреча, а? Как зовут счастливчика?
Роберт Миллер, хотя он еще и не подозревает о своем счастье. Он понятия не имеет о том, что ждет его в пятницу в «Куполь». И я не уверена, что он очень обрадуется, когда незваная гостья вмешается в его разговор с месье Шабане.
А в четверг я получила письмо, подтвердившее, что я все делаю правильно и что порой человеку нужно следовать своим чувствам, каким бы абсурдным ни казалось при этом его поведение со стороны.
Я вытащила из ящика конверт, на котором значилось только мое имя. К нему была прикреплена записка:
Дорогая мадемуазель Бреден! Вчера вечером мы получили это письмо. Поздравляю! По неосторожности Роберт Миллер не сохранил конверт с Вашим адресом, поэтому отправил ответ в издательство. Думаю, я все сделал правильно, собственноручно опустив его в Ваш почтовый ящик. Увидимся завтра вечером. Приятного чтения!
Ваш Андре Шабане
Я улыбнулась. Поздравлять меня, словно я выиграла в лотерею, да еще желать приятного чтения, как это было похоже на Шабане! Он, наверное, очень удивился, что Миллер все-таки мне ответил. Не сразу пришло мне в голову задаться вопросом: откуда Шабане знает мой адрес? Сгорая от нетерпения, я прямо в пальто уселась на каменные ступени подъезда и разорвала конверт. Роберт Миллер писал синей ручкой, правильным, почти каллиграфическим почерком, словно выводил на бумаге ровные буквы.
Дорогая мисс Орели Бреден!
На днях я имел счастье получить от Вас письмо. К сожалению, моей собачке Роки оно тоже очень понравилось, особенно конверт. Пока я понял, что происходит, было поздно, и Роки, это маленькое прожорливое чудовище, слопал его вместе с адресом.
Я должен извиниться за Роки, он еще так молод, а ответ я отсылаю своему редактору Андре Шабане, надежному человеку, который, конечно, передаст его Вам. Должен признаться, дорогая мисс Бреден, что получаю много писем от поклонников, но такого трогательного и милого послания мне еще читать не доводилось. Искренне рад, что мой небольшой роман о Париже так помог Вам в трудную минуту. Таким образом, он оказался практически полезным, а это можно сказать далеко не о каждой книге. Надеюсь, Вам удалось тогда скрыться от полиции. Мне кажется, я понимаю Вас. Я сам был несчастен и всей душой Вам сочувствую.
Я не из тех, кто любит появляться на публике, и терпеть не могу, когда меня узнают в общественных местах. Я предпочитаю жить в своем коттедже, гулять на природе и ремонтировать автомобили. Однако если перспектива общения с таким скучным человеком Вас не пугает, я с радостью готов принять предложение поужинать в вашем замечательном ресторанчике, как только буду в Париже.
Следующий мой приезд планируется недолгим, а график плотным. Но я хотел бы провести в Париже как можно больше времени, чтобы встретиться и спокойно поговорить с Вами. Да, я знаю Ваш ресторан, он сразу мне понравился, особенно скатерти в красно-белую клетку.
Благодарю Вас за прекрасное фото, которое вы вложили в конверт. Замечу, что Вы очень сексуальны. Надеюсь, вы не обиделись? Кроме того, сходство между вами и Софи действительно потрясающее. Думаю, в связи с последним я должен Вам кое-что объяснить. Скажу больше: даже в самых смелых своих мечтах я не мог вообразить себе, что когда-нибудь вступлю в переписку с героиней собственной книги. Действительность превосходит любую фантазию!
Надеюсь, теперь Вы чувствуете себя намного лучше и все Ваши страдания позади. Буду счастлив в скором времени встретиться с Вами.
Простите мне мой французский, он оставляет желать много лучшего. Надеюсь, что, несмотря на это, порадовал Вас своим ответом.
Не могу дождаться ужина в Вашем очаровательном ресторане, где мы могли бы наконец обо всем поговорить.
С наилучшими пожеланиями и до скорой встречи!
Искренне Ваш,
Роберт Миллер
— Не найдется ли у вас лейки, мадемуазель? — прокряхтел кто-то за моей спиной.
Я вскочила и обернулась. Передо мной стояла маленькая пожилая женщина в шубе и меховом берете. Губы ее были накрашены ярко-красной помадой. Старушка с интересом меня рассматривала.
— Лейки! — нетерпеливо повторила она.
Я тряхнула головой:
— К сожалению, нет, мадам.
— Плохо, очень плохо. — Она недовольно поджала губы.
Я спросила себя, зачем даме понадобилась лейка? Дождей за последние недели выпало много, земля и так промокла достаточно.
— У меня украли лейку, — пояснила старушка. — Я прекрасно помню, что спрятала ее за тем надгробием, — указала она на могильный камень неподалеку, над которым простерло корявые ветки старое дерево. — Везде крадут, даже на кладбищах. Что здесь можно сказать?
Тут она, к моему немалому удивлению, вытащила из большого черного кошелька пачку сигарет «Голуаз» и вскоре глубоко затянулась, выпустив струйку дыма в голубое небо.
— Хотите?
Я отрицательно покачала головой. Я иногда курю в кафе, но не на кладбище.
— Угощайтесь, деточка! — Она потрясла пачкой перед моим лицом. — Мне так редко доводится общаться с молодыми!
— Спасибо, — ошарашенно улыбнулась я.
Дама поднесла мне зажигалку.
— Пожалуйста, — ответила она. — И забудьте про эту дурацкую лейку, все равно она была дырявая. Наконец-то выглянуло солнце, разве это не прекрасно?
Я кивнула. Да, это прекрасно. Солнце снова светит, и жизнь полна сюрпризов. А я стою рядом с этой странноватой старушкой, будто выскочившей из фильма Феллини, и дымлю сигаретой. И такая радостная тишина стоит вокруг, что кажется, мы одни на этом огромном кладбище.
Отсюда виднелась статуя музы Эвтерпы над могилой Шопена. Эвтерпа — символ радости. У подножия его памятника много ваз и горшков с цветами, и букеты роз прикреплены к решетке ограды.
Я огляделась. Одни могилы были украшены ко Дню Всех Святых, другие оставлены без внимания. Природа постепенно отвоевывала свою территорию, сорняки и дикие травы скрывали каменные прямоугольники забытых могил. Таких здесь немало.
— Я давно наблюдаю за вами, — подмигнула мне старая женщина. Ее карие глаза, окруженные сеткой морщинок, светились мудростью. — У вас вид человека, размышляющего о чем-то хорошем.
— Так оно и есть, — улыбнулась я, затянувшись сигаретой. — Я думаю о завтрашнем вечере, который мне предстоит провести в ресторане «Куполь».
— Какое совпадение! — воскликнула старушка. — Завтра в «Куполь», детка, я праздную свое восьмидесятипятилетие. Я люблю этот ресторан и каждый год отмечаю в нем свой день рождения. Я всегда заказываю устриц, там они на удивление хороши.
Тут я представила себе эту пожилую героиню Феллини пирующей за огромным столом в окружении детей и внуков.
— Что ж, желаю хорошо повеселиться! — сказала я.
Она покачала головой.
— На этот раз гостей ожидается совсем немного, — с сожалением заметила она. — Только официанты, правда, они очаровательны. — Она блаженно улыбнулась. — Моя дорогая, какие пиры мы закатывали в «Куполь»! Мой муж Генри был дирижером в Опере. После каждой премьеры шампанское лилось рекой, а мы напивались как следует. — Она захихикала. — Это было давно… А Джордж всегда приезжает не раньше Рождества, он живет в Южной Америке. — («Джордж — ее сын», — решила я.) — Ну вот, с тех пор как не стало моего старого друга Огюста, — тут она оглянулась на надгробие, за которым прятала лейку, — приглашать мне больше некого.
— О-о-о, — протянула я. — Примите мои соболезнования.
— Но я вовсе не хотела расстраивать вас, деточка. Жизнь есть жизнь, и каждому из нас определен свой срок. Иногда, вечерами, уже лежа в постели, я пересчитываю своих мертвых. — Тут она доверительно понизила голос. — Их уже тридцать семь. — Она сделала последнюю затяжку и беззаботно швырнула окурок себе под ноги. — А я все еще живу, что тут поделаешь? И знаете, что я вам скажу, деточка? Я радуюсь каждому паршивому божьему дню. Моя мать умерла в сто два года и до самого конца оставалась веселой.
— Это впечатляет, — заметила я.
Она энергично протянула мне маленькую ладонь в черной кожаной перчатке.
— Элизабет Динсмор. Можете называть меня Лиз.
Я бросила сигарету и пожала ей руку.
— Орели Бреден. Лиз, вы первый человек, с которым я знакомлюсь на кладбище.
— О, я завела на кладбище немало знакомств, — уверила меня миссис Динсмор, широко улыбаясь своим накрашенным ртом. — И, знаете ли, не самых худших…
— Динсмор… — сказала я, — звучит не совсем по-французски.
Я уже заметила легкий акцент у своей собеседницы, но до сих пор объясняла это ее преклонным возрастом.
— Вы не ошиблись, — кивнула она. — Я американка. Но в Париже живу целую вечность. А вы, деточка, что вы собираетесь делать в «Куполь»? — неожиданно поинтересовалась она.
— О… — Я почувствовала, как покраснело мое лицо. — Я встречаюсь там… кое с кем.
— Да? — переспросила она. — И что, он симпатичный?
Переходить сразу к делу, не смущаясь, — в этом состояло одно из преимуществ ее возраста.
Я рассмеялась и прикусила нижнюю губу:
— Да… наверное, да… Он писатель.
— Боже мой, писатель! — воскликнула старушка. — Как интересно!
— Да, — согласилась я, не вдаваясь в подробности своего свидания. — Я тоже заинтригована.
Попрощавшись с миссис Динсмор — Лиз, — которая напоследок пригласила меня на бокал шампанского («В любом случае вам не помешает выпить бокал шампанского со старой перечницей», — добавила она, подмигнув), я еще несколько секунд постояла возле белого камня.
— До свидания, папа, — прошептала я. — У меня такое чувство, что завтра будет особенный день.
И это оказалось правдой.
Я стояла в очереди, начинавшейся сразу за стеклянными дверями. «Куполь» оставался излюбленным местом встречи парижан, даже если он и не принадлежал к числу моих любимых заведений. Легендарный ресторан с красным тентом был известен как самый большой в Париже и располагался на оживленном бульваре Монпарнас. И не только туристы устремлялись в его двери. Здесь устраивались бизнес-ланчи и отмечались праздники. Несколько лет назад в танцевальном зале стали проводить по средам вечера сальсы. Но теперь эта волна, по-видимому, пошла на спад. Во всяком случае, рекламные плакаты исчезли.
Немного продвинувшись в очереди, я вошла внутрь и сразу окунулась в оживленный гул. Официанты с огромными серебряными подносами бегали вдоль длинных рядов накрытых белыми скатертями столов, над которыми выгибались величественные своды. И хотя никакого купола[22] здесь не было, зал с зелеными колоннами и подвешенными под потолком лампами в стиле ар-деко впечатлял. Жизнь била ключом. Гости, казалось, чтили девиз этого места: «Устроить себе спектакль». Я давно не бывала здесь и сейчас с восторгом смотрела на эту суету.
Посетителям, не зарезервировавшим столики, вежливый администратор раздал красные карточки и попросил их подождать в баре. На карточках были написаны фамилии великих композиторов. Вскоре возле бара появился молодой официант, который явно с удовольствием, как конферансье в цирке, поминутно выкрикивал: «Бах, столик на двоих, пожалуйста!», «Чайковский, на четверых, пожалуйста!» или «Дебюсси, пожалуйста, на шестерых!» И каждый раз кто-нибудь из ожидающих поднимался и его проводили к свободному столику.
— Здравствуйте, мадемуазель, вам забронировано место? — деловито осведомился администратор, когда подошла моя очередь.
Молодая женщина взяла у меня пальто, протянув мне гардеробный номерок.
— Да, у меня здесь встреча с месье Андре Шабане, — кивнула я.
Администратор заглянул в свой список.
— Ах да! Столик на троих. Секунду, пожалуйста!
Он сделал знак официанту. Пожилой мужчина с короткими седыми волосами с улыбкой сказал мне:
— Пройдемте, пожалуйста, мадемуазель.
Я кивнула, сердце мое забилось. Через полчаса я увижу Роберта Миллера, который, если верить его письму, «будет счастлив со мной встретиться».
Я пригладила свое платье. То самое, зеленое, из романа, в нем я на той фотографии, которую выслала Миллеру в письме. Я все продумала.
Внезапно официант остановился перед выложенной деревянными панелями нишей.
— Прошу!
Андре Шабане тут же вскочил, чтобы поприветствовать меня. На нем был костюм, белая рубашка и элегантный темно-синий галстук.
— Мадемуазель Бреден! — воскликнул он. — Рад вас видеть. Садитесь, пожалуйста. — Оставаясь стоять, он указал мне на свободное место за столом.
— Благодарю.
Официант чуть подвинул покрытый белой скатертью стол с уже стоявшими на нем бокалами, чтобы я могла пройти и опуститься в кожаное кресло.
Андре Шабане тоже сел.
— Что будете пить? Может, шампанского по такому случаю? — улыбнулся он.
Я почувствовала, что покраснела, и мне стало неловко оттого, что он тоже это заметил.
— Подождите, пожалуйста, — одернула я его, плотно прижимая к коленям сумочку. — Хотя шампанского было бы действительно неплохо.
Он скользнул взглядом по моим обнаженным рукам и снова посмотрел мне в лицо.
— Вы прекрасно выглядите, если позволите заметить. Это платье сидит на вас потрясающе, оно подчеркивает цвет ваших глаз.
— Спасибо, — улыбнулась я. — Вы тоже неплохо выглядите.
— Ах, — Андре Шабане сделал знак официанту, — вы же понимаете, что сегодня я играю роль второго плана. — Он обернулся: — Два шампанских, пожалуйста!
— Мне казалось, что сегодня именно я второстепенный персонаж, — возразила я. — В конце концов, это я оказалась здесь, так сказать, «совершенно случайно»!
— Посмотрим, — ответил месье Шабане. — Во всяком случае, не хватайтесь пока за сумочку, ваш автор будет не раньше чем через четверть часа.
— Вы имели в виду вашего автора, — поправила я, отложив сумочку в сторону.
— Наш автор, — улыбнулся Шабане.
Официант принес шампанское и протянул нам меню.
— Спасибо, мы ждем еще одного гостя, — сказал месье Шабане.