Отныне и вовек Стил Даниэла
— Ради меня.
— Я в порядке. — Он покачал головой и посмотрел на жену. — Мне бы так этого хотелось. — Какое счастье, что рядом с ней Астрид.
Они еще немного поговорили — о других заключенных, О тестах, которые он выполнил, о его надежде на отбывание наказания здесь вместо перевода в другую тюрьму. Вакавилль казался цивилизованным местом, и Ян надеялся, что спустя какое-то время, успокоившись, он сможет здесь работать над книгой. Джесси порадовалась, узнав о том, что муж заинтересован в продолжении литературной деятельности. Интеллектуально, духовно он по-прежнему был жив.
Но она с удивлением обнаружила, что на самом деле ей было все равно. А как же она? После вспышки по поводу апелляции Джессика чувствовала себя еще более одинокой. Она безуспешно попыталась изобразить жизнерадостную улыбку.
Ян долго наблюдал за лицом жены и хотел только одного — коснуться ее.
— Как бутик?
— Нормально. Бизнес на подъеме. — Но это была ложь.
Дела шли плохо как никогда.
Но Джессика не могла поделиться с ним правдой. Слишком много всего накопилось, и она знала, что это его погубит.
Ян снова заговорил, ей пришлось поднять голову и сосредоточиться.
— Джесс, я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня, когда вернешься домой. Размножь книгу на ксероксе, отвези копию в банк и пришли мне оригинал. Скоро я получу разрешение работать над ней. К тому времени, когда прибудет рукопись, проверка документов закончится. Не забудь. Попытайся отправить сегодня же.
Его глаза потеплели, когда он говорил, но Астрид заинтересовало выражение на лице подруги. Джессика была потрясена. Яна только что приговорили к тюремному заключению, а он беспокоился из-за своей книги?
Свидание завершилось через час. На прощание последовал всплеск эмоций с пожеланиями и клятвами, свою лепту внесла и Астрид. Ян передал несколько словесных объятий, у Джессики запершило в горле. Она даже не могла поцеловать его. Разве они не понимают, что отняли у нее самого дорогого человека на свете? Что, если…
Пытаясь улыбнуться, она смотрела, как Ян медленно и неохотно уходит с широкой мальчишеской улыбкой на лице. Все впустую, в глубине души Джессика даже была рада, что свидание окончено. Свидания, которые стоили ей с каждым разом все больше. Тяжелее, чем в окружной тюрьме. Она хотела ударить по стеклу кулаком, закричать.., совершить какую-нибудь глупость, но вместо этого подарила мужу прощальную улыбку и безмолвно последовала за Астрид к машине.
— Волшебница, у тебя есть еще эти маленькие чудодейственные таблетки?
— Нет. Я оставила дома. — Астрид ничего не добавила, только ласково взяла ее за руку и обняла, прежде чем открыть машину.
Она сделала вид, что не замечает слез подруги, пока они возвращались в Сан-Франциско под мягкое журчание радио.
— Хочешь, высажу тебя у дома, чтобы ты немного расслабилась?
Астрид улыбнулась, когда они подъехали к остановке на Бродвее, где скоростная магистраль вливалась в сутолоку городского транспорта. В двух кварталах от ресторана Энрико.
— Нет. Так вот где все началось.
— Что? — Астрид не заметила и повернулась, чтобы взглянуть на Джесси, разглядывающую расставленные на тротуаре под обогревателями столики. Было уже холодно, но парочка морозоустойчивых посетителей сидела снаружи.
— Заведение Энрико. Здесь он ее встретил. Интересно, что она сейчас делает?
У Джессики было затравленное выражение лица, но говорила она едва ли не мечтательно.
— Джесси, не думай об этом.
— Почему?
— Теперь не имеет смысла. Все позади. Тебе нужно смотреть вперед. Нужно выйти из туннеля на солнечный свет и прежде, чем поймешь…
— Брехня! Перестань, ты словно сказку рассказываешь.
Каково, ты думаешь, смотреть на мужа через стеклянную перегородку, не имея возможности прикоснуться к нему или…
О Господи! Извини. Я просто не могу с этим справиться, Астрид, не могу смириться. Я не хочу, чтобы это происходило в моей жизни, я не хочу быть одинокой. Он нужен мне. — Джессика закончила на спокойной ноте, но ее душили слезы.
— Как ни крути, у тебя по-прежнему есть муж. Пусть он — за стеклом, но это не продлится вечно. Представь, что чувствовала я, когда смотрела на Тома в этом проклятом ящике? Он никогда не заговорит со мной, никогда не обнимет меня… Никогда, Джесси. У вас с Яном лишь короткий перерыв между действиями. Его просто нет в доме по ночам. Все остальное у тебя есть.
Но это было как раз то, в чем Джессика нуждалась больше всего. В его присутствии. А что такое «остальное»? Она не могла вспомнить. Существовало ли оно?
— Тебе пора прекратить принимать таблетки, Джесс. — Голос Астрид вернул ее к жизни. Они находились уже в нескольких кварталах от дома.
— Почему? Они не приносят вреда. Просто.., просто помогают, вот и все.
— Очень скоро перестанут. Они будут еще больше угнетать тебя, если уже не оказывают такого действия. А если за этим не следить, ты попадешь в зависимость от них, и тогда у тебя появятся настоящие проблемы. Как у меня; мне стоило немалых трудов избавиться от них. Пришлось провести несколько недель на ранчо у матери, чтобы отвыкнуть от наркотиков. Сделай одолжение: брось сейчас.
Джесси в грубой форме отказалась от предложения и вытащила из сумки расческу, чтобы привести в порядок волосы.
— Да. Наверное, я прямо сейчас отправлюсь в бутик.
— Почему бы сначала не заскочить на пять минут домой, чтобы перевести дух?
— Ладно. Если ты зайдешь выпить кофе. — Джессика не хотела оставаться одна. — Мне нужно взять книгу Яна и размножить ее.
Астрид заметила напряженные нотки в голосе подруги.
Могла ли она ревновать? Это казалось почти невероятным.
Но сейчас с Джессикой могло происходить все, что угодно.
— По крайней мере ему разрешат писать.
— Возможно. — Джесси пожала плечами, Астрид подъезжала к дому.
— Ему пойдет на пользу.
В прихожей царил легкий беспорядок из-за жакетов, примерявшихся и отвергнутых до визита к Яну. Астрид заметила пиджаки Яна, сдвинутые в одну сторону, и разбросанные повсюду женские мелочи. Его не было только пять недель, а дом уже представлял собой жилище женщины. Ей было интересно, заметила ли Джесси эту перемену.
— Кофе или чай?
— Спасибо, кофе. — Астрид улыбнулась и уселась в кресло, чтобы полюбоваться видом из окна. — Помочь?
Джессика отрицательно покачала головой, и Астрид попыталась расслабиться. Теперь с ней трудно. Так много боли, и мало чем можно было помочь. Только быть рядом с ней.
— Как ты собираешься провести Рождество?
Джессика появилась с двумя чашечками в цветочек и глухо засмеялась:
— Кто знает? Может, я в этом году повешусь.
— Джессика, это не смешно!
— А осталось что-либо смешное в моей жизни?
Астрид тяжело вздохнула и поставила поданную ей чашку.
— Джессика, ты должна прекратить жалеть себя. Найди какое-нибудь занятие. Ради себя, а не ради него. Магазин, общение с людьми, я, церковь, что тебе по нраву, но ты должна за что-то ухватиться. Ты не можешь так жить, ибо развалится не только твой брак, хуже того: не выдержишь ты.
Это было как раз то, что пугало Яна: Астрид знала это. Раз или два он мельком посмотрел на нее, и она поняла.
— Знаешь, так будет не всегда. Ты вернешь то, что у тебя было раньше. Еще не конец.
— Нет? Откуда ты знаешь? Даже я не знаю. Я даже не знаю, что у нас было и что стоит возвращать.
Джессика была потрясена собственными словами, но не могла остановиться. Она сцепила свои трясущиеся руки.
— А что у нас есть? Я, содержащая Яна, он, ненавидящий меня за это так сильно, что уходил и спал с другими женщинами, чтобы почувствовать себя мужчиной. Прекрасный брак, не так ли, Астрид? Как раз то, о чем мечтает каждая девушка.
— Значит, вот что ты об этом думаешь?
Астрид следила, как боль отражалась на лице Джессики, и сердцем была с ней.
— Судя по тому, что я видела, в вашем браке гораздо больше хорошего. — Они выглядели такими молодыми и счастливыми, когда она познакомилась с ними. Однако Астрид понимала, что многого не знала о них. Должно быть, не знала.
Она встретилась с Джессикой глазами, и ей стало жаль ее. Подругу ожидало впереди нелегкое время.
— Я не знаю, Астрид. Мне кажется, будто прежде я жила не правильно, и вот теперь я хочу все исправить. Но уже слишком поздно. Он ушел. И что бы ты ни говорила, я сердцем чувствую, что Ян не вернется назад. Я обманываю себя, жду, когда раздастся звук его шагов, брожу по его кабинету — а мы едем в тюрьму, чтобы увидеть его, как обезьяну в клетке. Астрид, он — мой муж, а они заперли его, как животное!
Слезы выступили у нее на глазах.
— Это сводит тебя с ума, Джессика?
Вопрос рассердил ее.
— А ты что думала?
— Я думала, что тебя волнуют и другие вещи. Полагаю, ты боишься перемен в жизни. Боишься, что изменится Ян. Сейчас он хочет дописать книгу, что тоже пугает тебя.
— Не пугает, а раздражает. — По крайней мере она была честна. Она призналась.
— Почему раздражает?
— Потому что я сижу здесь одна, схожу с ума, пытаясь справиться с действительностью, а что собирается делать он?
Выводить каракули на бумаге, словно ничего не произошло.
И.., я не знаю, Астрид, все так сложно. Я больше ничего не понимаю. Я теряю рассудок. Я не могу с этим смириться. Я просто не могу.
— Можешь, и Ян может. Ты уже прошла через худшее.
Суд, должно быть, был сущим адом.
Джесси горько кивнула:
— Да, но это хуже. И продолжится вечность.
— Конечно, нет. Джесси, ты можешь вынести гораздо больше, чем думаешь. Так же, как и Ян.
Когда Астрид произносила эти слова, она надеялась, что была права.
— Как ты можешь быть так уверена? Вспомни, как он выглядел сегодня, Астрид. Как долго, ты думаешь, он сможет это выносить? Он испорчен, напрочь испорчен, он привык к комфортной жизни с цивилизованными людьми. А теперь он — там.
Мы не понимаем, что это значит на самом деле, но что будет, когда кто-нибудь приставит ему нож к горлу или какой-нибудь подонок захочет его изнасиловать? Что тогда? Ты уверена, что сможешь справиться с этим, Астрид?
В ее голосе появились истерические нотки.
— А ты знаешь, что самое смешное во всей этой кутерьме?
То, что он там из-за меня. Не из-за Маргарет Бертон. Из-за меня. Потому что я полностью оскопила его, поэтому Яну пришлось что-то доказывать. Я сделала это. С тем же успехом я могла бы сама надеть ему наручники.
Самое трагичное заключалось в том, что Джессика верила тому, что говорила. Астрид подошла к ней и попыталась положить руки на плечи рыдающей Джессике.
— Джессика, ну, ну.., нет. Знаешь…
— Я знаю. Это — правда! Знаю. И он знает. И даже она, всеми проклятая женщина, знала это. Видела бы ты, как она смотрела на меня в суде. Бог знает, что Ян сказал ей. Но я смотрела на нее с ненавистью, а она на меня.., с жалостью.
Черт побери, Астрид, пожалуйста, дай мне таблеток.
Она повернула к Астрид опустошенное лицо, но подруга покачала головой:
— Не могу.
— Почему? Мне нужно.
— Сейчас тебе нужно подумать. На чистую голову. Не в тумане. То, что ты сейчас сказала мне, — абсолютная чушь.
Таблетки не помогут тебе разобраться в твоих переживаниях.
— Они дадут мне возможность вынести все это. — Теперь она умоляла.
— Нет. Ты представляешь ситуацию, в которой оказалась, в неверном свете, таблетки только ухудшат твое положение.
Одно могу сказать тебе наверняка. Если ты не прояснишь свои мысли сейчас, будет только хуже, и к тому моменту, когда Ян выйдет на свободу, от твоего брака ничего не останется. Ты закончишь тем, что станешь ненавидеть его, может быть, даже так же сильно, как ты сейчас ненавидишь себя. Тебе необходим вечер размышлений, Джессика.
— А ты, значит, собираешься проследить, чтобы я его не пропустила, да? — В голосе Джессики звучала горечь.
— Нет, я не могу так поступать. Я не могу заставить тебя думать. Но больше ты от меня не получишь ничего, что затуманило бы твое сознание. Я не допущу этого, Джессика, просто не могу.
Джессика испытывала почти непреодолимое желание встать и ударить ее, но потом до нее дошло, что она не в себе. Желание ударить Астрид было ненормальным.
Но и очень реальным. Она хотела получить эти чертовы таблетки.
— В любом случае рано или поздно ты должна будешь столкнуться с этим.
Неожиданно в глазах Джессики снова появились слезы.
— А если я сойду с ума? Я хочу сказать, на самом деле лишусь рассудка?
— Почему ты должна сойти с ума?
— Потому что я не могу справиться с несчастьем. Я просто не могу с этим справиться.
Для Астрид это было выше ее понимания, но она вспомнила, как поступила ее мать, когда Астрид после смерти Тома находилась в схожем состоянии. Это натолкнуло ее на мысль.
— Джесси, почему бы тебе не поехать со мной на ранчо на Рождество? Мама будет в восторге, и тебе принесет пользу.
Джессика отрицательно покачала головой прежде, чем Астрид закончила предложение.
— Не могу.
— Почему?
— Я должна провести Рождество с Яном. — Она выглядела печальной.
— Ты не должна.
— Но я хочу… Рождество без Яна… Никогда.
— Даже с вдовой промеж вас?
Джессика кивнула.
— Но почему? В качестве наказания за вину, которую ты несешь? Джессика, не будь смешной. Скорее всего Ян одобрит твою поездку на ранчо.
Джессика не ответила, а после паузы Астрид сказала то, о чем она думала последнее время:
— Или ты хочешь помучить его, дав возможность увидеть, как сильно ты можешь страдать на Рождество?
Джессика от удивления вытаращила глаза:
— Боже, ты говоришь так, словно я пытаюсь поддеть его побольнее.
— Возможно. Думаю, в данный момент ты не в состоянии решить, кого ты ненавидишь больше — его или себя?
Полагаю, вы оба достаточно наказаны: Ян — именем закона, а ты — сама себя наказала. Нельзя ли теперь начать относиться к себе лучше, Джессика? Вероятно, тогда ты сможешь быть добра и к нему.
Джесси не была готова услышать горькую правду.
— Ты можешь позаботиться о себе, Джесси. А Ян позаботится о тебе, даже находясь вдали от дома. Твои друзья помогут. Ты даже не догадываешься о своих возможностях. Тебе важно понять, что ты способна на многое.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Ты испугана, и у тебя есть на это право. Но если ты просто успокоишься и станешь относиться к себе с любовью, страх пройдет. Но ты должна прекратить загонять себя.
— И прекратить принимать таблетки? — Астрид кивнула.
Джесси замолчала. Она еще не была готова к этому. Знала, даже не делая пробных попыток, Но она попыталась. Астрид ушла, не дав ей ни одной, и Джессика отправилась в банк с рукописью мужа — с дрожащими руками и трясущимися коленками. Оттуда она прямиком махнула на почту, потом — в магазин. Она пробыла в «Леди Джей» менее часа, затем вернулась домой, чтобы успокоиться. Джессика провела ночь, не смыкая глаз, свернувшись калачиком в кресле в гостиной. Она дрожала, и ее мучила тошнота. На ней был свитер Яна, который все еще сохранял запах его одеколона, и Джесси казалось, что он рядом. Она чувствовала, как муж наблюдает за ней. Она видела лица в огне камина — Яна, матери, Джейка, отца. Они приходили к ней поздно ночью. А потом ей послышались странные звуки в гараже.
Джесси хотела закричать, но у нее не было сил. В ту ночь она так и не заснула, а в семь утра вызвала врача. Он предоставил ей то, без чего она уже не могла жить.
Глава 23
На Рождество Астрид провела три недели на ранчо со своей матерью. У Джесси было по горло дел в магазине. Она втянулась в будничную работу, чередуя ее с посещениями Яна. Приезжала к нему два раза по утрам в будни и по воскресеньям. В неделю она проделывала четыреста миль на машине, и «вольво» начинал поскрипывать. Ей было интересно, не разобьется ли она вместе с машиной, просто-напросто вылетев с дороги и перевернувшись вверх тормашками. В случае с «вольво» это будет от старости, что касается Джесси — от напряжения и истощения. И большого количества таблеток. Но с их помощью она была в форме. Большинству людей так и казалось.
А Ян еще не расспрашивал ее. Она пришла к выводу, что он не хотел замечать того, что происходит. С ней все было прекрасно.
В этом году Джессика не могла послать ему новогодний подарок. Яну разрешали получать только деньги, поэтому она отправила мужу чек. И забыла купить подарки на Рождество для девушек из магазина. Она думала только о том, чтобы заправить машину бензином, пережить свидания с Яном по другую сторону стекла и продлить рецепт. Все остальное не имело значения.
Оставшаяся энергия уходила на счета. Джессика немного разобралась с ними и просыпалась утром, подсчитывая, как покрыть здесь, если займет там, а тут не заплатит до… Она надеялась, что рождественские доходы позволят ей вести дело с прибылью. Но «Леди Джей» переживала собственные проблемы. Джесси не могла себя заставить думать об этом так же, как прежде. «Леди Джей» оставалась лишь средством к существованию, а не источником радости, как в былые времена. Средством платить по счетам и местом, куда можно было пойти днем. Она могла спрятаться в своем крошечном офисе и жонглировать мечтами.
Джесси редко выходила к покупателям. После нескольких минут теперь уже знакомая волна паники подкатывала к горлу, и она должна была просить разрешения удалиться… Желтая таблетка.., синяя.., быстрый глоток виски.., что угодно, лишь бы побороть панику. Легче было сидеть в кабинете, предоставив девушкам заниматься покупателями. Так или иначе, она была слишком занята. Счетами. А также пытаясь отогнать непрошеные мысли. На это уходило немало сил, особенно поздно ночью или рано утром. Неожиданно впервые за много лет она отчетливо вспомнила мамин голос, смех отца. Она забыла их, и вот они вернулись. Они говорили.., друг о друге.., о ней… о Яне.., и были правы. Они хотели, чтобы она думала.
Джейк даже сказал что-то однажды. Время еще не пришло. Она не должна была.., не хотела.., не могла.., они не могли заставить ее.., они…
Рождество выпало не на день посещений, так что в любом случае Джессика не могла навестить Яна. Она провела праздник одна, с тремя красными таблетками и двумя желтыми.
Проспала до четырех часов следующего дня, а потом вернулась в магазин. Джессика хотела снизить цены на некоторые товары. Они потерпели убытки на Рождество, и ей нужно было пополнить запас наличных. Хорошая распродажа могла бы поправить дела. Она пошлет приглашения лучшим покупателям. Их набежит целая ватага, так надеялась Джессика.
Она просидела над бухгалтерскими книгами весь Новый год. Вспомнив о том, что она не сделала девушкам подарки, Джессика решила вручить им чеки. Джесси получила три подарка и стихотворение от Яна. Астрид преподнесла ей симпатичный золотой браслет, а Зина и Кэт — интересные безделушки. Самодельные сухие духи в красивом французском кувшине от Зины и маленький рисунок пером от Катсуко. А она снова и снова перечитывала стихотворение Яна.
Джесси взяла его с собой на работу и теперь носила в сумочке, чтобы вынуть и прочитать днем. Она знала его наизусть уже на следующий день после того, как получила.
Катсуко и Зина недоумевали, что делала Джесси в своем офисе весь день. Она показывалась, чтобы выпить с ними кофе или найти что-нибудь на складе, была молчалива и никогда не шутила. Безвозвратно ушли дни беззаботного щебетания и пересудов. Казалось, с уходом Яна от Джесси осталась лишь тень. В конце дня она появлялась на пороге своей комнатушки, иногда с карандашом за ухом, с затуманенным взором, маленькой пачкой счетов в одной руке, порой с опухшими или красными глазами.
Джессика нередко бывала раздраженной, быстрее выходила из себя по пустякам. Ее выдавал застывший взгляд. Взгляд, который говорил о бессонных ночах и постоянном страхе. И пелена от таблеток, которую ни с чем невозможно было спутать.
Она оживала в те дни, когда навещала Яна. Что-то сияло за стеной, которую она воздвигла между собой и остальным миром. Что-то появлялось в ее глазах — этим она ни с кем не делилась. Даже с Астрид, которая проводила все больше времени в магазине, лучше узнавая Зину и Катсуко. В каком-то смысле Астрид заменила Джесси. Она была такой же покладистой, как Джесси до своей трагедии. Астрид получала удовольствие от магазина, от людей, от одежды и девушек. У нее было время поговорить и посмеяться. Из нее сыпались свежие идеи. Ей нравился бутик, что было заметно.
Девушки влюбились в нее. Она приходила даже в те дни, когда Джесси встречалась с Яном.
— Знаете, иногда я думаю, что сижу здесь просто потому, чтобы дождаться ее. Я беспокоюсь за Джессику, когда она садится за руль.
— И мы. — Катсуко покачала головой.
— На днях она призналась мне, что делает это на «автопилоте». — Слова Зины были слабым утешением. — Джессика говорит, что иногда не помнит, где она или что делает, пока не увидит дорожный знак.
— Ужасно. — Астрид отхлебнула кофе и покачала головой.
— Печально, правда? Интересно, сколько она продержится. Она не может так много работать. Ей надо куда-нибудь съездить, развеяться, изредка улыбаться, спать.
И прийти в себя. Катсуко не сказала этого, но все именно об этом подумали.
— Джессика сильно изменилась. Интересно, как Ян?
— Немного лучше, чем она. Но я давно не видела его.
Полагаю, его не в такой степени терзает страх.
— Так вот что с ней? — Зина выглядела ошеломленной. — Я думала, она всего-навсего истощена.
— И это тоже. Но главное — страх. — Астрид, похоже, не хотела это обсуждать.
— И напряжение. «Леди Джей» переживает не лучшие времена.
— Да? Похоже, тут все вертится.
Катсуко отрицательно покачала головой, не желая распространяться на эту тему. Недавно она говорила по телефону с людьми, которым Джесси была должна. Впервые бутик оказался под угрозой, и не было средств, чтобы покрыть расходы.
Джесси потратила последнее на Яна. На карту была поставлена и «Леди Джей».
Тут в магазин вошла Джесси, разговор оборвался. Она казалась изможденной и похудевшей, но что-то сияло в глазах, то непонятное, что Ян вливал в ее душу. Жизнь.
— Ну, что с вами приключилось сегодня? Ты опять тратишь здесь свои деньги, Астрид?
Джесси уселась в кресло и отпила холодного кофе из чьей-то чашки. Маленькая желтая таблетка, которую она положила под язык, исчезла почти незаметно. Однако Астрид нельзя было обмануть.
— Ничуть. Ни цента сегодня. Просто заскочила выпить кофе в приятной компании. Как Ян?
— Полагаю, отлично. Занят книгой. Как шли дела? — Она, похоже, не хотела говорить о муже. Джесси весьма редко говорила о чем-то для нее важном с другими людьми. Даже с Астрид.
— Сегодня было довольно спокойно. — Катсуко сообщила ей последние новости, пока Зина наблюдала за ее слегка дрожащими руками.
— Ужасно. Мертвый бизнес, мертвая машина. «Вольво» только что испустил дух.
Она говорила спокойно, словно у нее в гараже было еще двенадцать машин.
— По пути домой?
— Естественно. Я проголосовала и поехала с двумя парнями в Беркли. В розово-зеленом «студебеккере» пятьдесят второго года. Они называли его «Арбуз». И ехал он соответственно.
Джессика пыталась пролить свет на событие, пока все три женщины не сводили с нее глаз.
— Так где машина?
— На станции техобслуживания в Беркли. Владелец предложил мне за нее семьдесят пять долларов и согласился сбросить цену за буксировку.
— Ты продала ее? — Даже Катсуко была ошеломлена.
— Вот уж нет. Это машина Яна. Но думаю, что продам.
Она отслужила свое. — Как и я. Джессика не добавила, но все услышали это в ее голосе. — Легко пришло, легко ушло. Выберу что-нибудь дешевое для посещений Яна. — Но как? Откуда возьмутся деньги?
— Я подвезу тебя. — Голос Астрид звучал тихо и на удивление спокойно. Джессика посмотрела на нее и кивнула. Не было смысла протестовать. Ей была нужна помощь, и она знала это — помощь не только с машиной.
С тех пор Астрид возила Джессику на свидания с Яном три раза в неделю. Это избавило Джесси от необходимости принимать две желтые таблетки, когда она прибывала на место, и сокращало дневную норму. Иногда она проглатывала еще и зелено-черную.
Астрид потеряла всякую надежду повлиять на Джессику.
Бесполезно и пытаться. Она могла только подстраховать подругу, когда обрушится крыша. Если такое случится. Джессика мчалась к своей гибели. Ее нельзя было остановить полумерами.
Астрид ясно это видела. Ян не мог принять то, что происходило с Джесси, потому что не мог помочь. Поэтому старался этого не замечать. И каждый раз Джесси появлялась еще более издерганная, более изнуренная, более нервная, более напуганная, прикрываясь показной храбростью. Ян сильнее винил себя, высказывал большую признательность, сам испытывал боль. Они избегали смотреть друг другу в глаза. Они просто разговаривали.
Он — о книге, она — о магазине. Никогда — о прошлом или будущем или реалиях настоящего. Они никогда не касались своих чувств, лишь через равные промежутки времени обменивались «я люблю тебя». За этим было неприятно наблюдать, и Астрид ненавидела свидания. Она хотела встряхнуть их обоих, заставить говорить в полный голос, остановить то, свидетелем чему стала. Но Джессика и Ян лишь продолжали тихо умирать с противоположных сторон стеклянной стены, не отдавая себе отчета в том, что происходит с каждым из них и ими обоими. Пока лишившаяся дара речи Астрид следила за супругами.
Если бы только они могли коснуться друг друга, тогда жизнь снова возродилась бы в них. Астрид видела это в глазах Джессики, в которых поселились боль и страх. У нее был взгляд ребенка, который не понимает происходящего. Ее муж ушел, но куда ушел? Таблетки позволяли ей укрыться в море тумана, и она теперь редко поднималась на поверхность. Джессика могла в любой момент утонуть, Астрид же не была до конца уверена в том, что подобное уже не постигло Яна. Астрид могла бы обойтись и без визитов. Но у них все роли были распределены. Муж, жена, друг.
Январь кое-как перешел в февраль, с трудом передав эстафету марту. В магазине прошла двухнедельная распродажа, которая едва ли оживила дело. Почти все были заняты, в отъездах или неважно себя чувствовали. Последняя партия из зимнего ассортимента расходилась плохо. Доходы упали. «Леди Джей» не относилась к разряду тех магазинов, которые удовлетворяют повседневные нужды. Бутик был нацелен на избранных покупателей международного масштаба. А мужья их клиенток советовали своим женам повременить. На рынке дела обстояли не лучшим образом. Они больше не восторгались «крошечным» свитером и юбчонкой, которые стоили им почти двести долларов.
— Боже, что мы будем делать со всем этим мусором?
Джесси нервно ходила по торговому залу, открывая очередную пачку сигарет. Утром она навестила Яна. Опять через стекло. По-прежнему через стекло. Всегда через стекло. Ей приснилось, что она прикоснется к мужу, когда им обоим будет по девяносто семь лет. Джессика даже не мечтала больше о том, что Ян вернется домой. Лишь о возможности дотронуться до него.
— Нас ждут трудности, Джесс, когда прибудут весенние товары. — Катсуко задумчиво посмотрела по сторонам.
— Да. Сволочи. Должны были прийти на прошлой неделе и запаздывают. — Она скрылась на складе, чтобы посмотреть, что там есть. Большую часть времени Джессика была раздраженной. Боль отчетливо давала о себе знать. Теперь недостаточно было прятаться: у нее уходило все больше сил на то, чтобы заглушить внутренние голоса.
— Знаешь, я тут подумала… — Катсуко проследовала за ней на склад. — Было очень больно?
Джесси взглянула на нее, улыбнулась и пожала плечами.
— Извини. Так о чем ты думала, Катсуко? — Это было похоже на прежнюю Джесси. Но случалось так редко в последнее время.
— Об ассортименте товаров на следующую осень. Ты собираешься в Нью-Йорк?
— На чем? На помеле? Не знаю пока.
— Ты не знаешь, что выбрать на следующую осень? — Катсуко казалась обеспокоенной. На новые товары почти не осталось денег, а по всему столу Джесси по-прежнему были разбросаны неоплаченные счета.
— Не знаю, Кэт. Подумаю.
Она зашла в свой кабинет и захлопнула дверь, поджав губы. Зина и Кэт обменялись взглядом. Зина ответила на телефонный звонок. Спрашивали Джесси. Из какого-то магазина пластинок. Она соединила с офисом Джесси и подождала, чтобы та сняла трубку. Линию разъединили буквально через пару минут.
А в это время Джесси боролась с дрожью в руках, играя с карандашом. Еще один звонок. Они были уверены, что причина в недосмотре, несомненно, она забыла послать им чек…
По крайней мере вежливы. От врача звонили вчера и угрожали иском. За пятьдесят долларов? Врач собирался судиться с ней из-за полусотни?.. А дантист за девяносто восемь.., а еще счет из винного магазина на сто сорок пять за вино Яна.., и химчистке она задолжала двадцать шесть, в аптеку тридцать три и сорок один за телефонные переговоры.., и теннисному клубу Яна.., новые растения для магазина плюс счет от электрика, когда на Рождество вырубился свет.., и за ремонт водопровода в доме.., и так далее и тому подобное, а у нее уже не было «вольво», «Леди Джей» медленно шел ко дну, а Ян отбывал срок, и положение ухудшалось. В нагнетании событий было какое-то извращенное наслаждение. А тем временем Астрид покупала у нее свитера по себестоимости и восхищалась золотыми браслетами у Шрива и каждые три дня посещала парикмахера по двадцать пять долларов за укладку. А теперь еще нужно было думать об ассортименте на осень. Триста долларов на самолет, гостиница, не говоря уже об оплате товаров.
Она еще больше завязнет в долгах, но у нее не было выбора.