Дикая тварь Бейзел Джош
– Но этот след укуса я знаю. Любой палеонтолог узнает его, потому что это – уникальный маркер окончания мелового периода.
– А это когда?
– В том-то и черт. Шестьдесят пять миллионов лет назад.
Напоминаю себе, что, по сути дела, я только что показал этой женщине кадры из садистского фильма. Надо бы положить руку ей на плечо, но нет у меня такой руки.
– Вайолет…
Она вздрагивает:
– Знаю. Я палеонтолог. Большинство известных мне животных вымерли при мел-третичном вымирании.
– Вот именно.
– Но не все.
Как можно мягче я говорю:
– Я очень сомневаюсь, что это динозавр.
– До тысяча девятьсот тридцать восьмого года считалось, что целаканты вымерли в меловой период. А потом их вдруг стали находить.
– Но с целакантами у нас разные ареалы. Мы узнали, что они еще существуют, только когда начали рыбный промысел на их нерестилищах. И даже тогда большинство видевших их людей, скорее всего, думали, что это просто какая-то рыба, и забывали о ней. Мы же с тобой говорим о твари, которая, предположительно, похожа на динозавра, обитает в национальном парке и жрет людей, – и никто ее не видел. Так не могло бы долго продолжаться. Где же она была все это время? Заморожена?
Она не отвечает.
– Что?
– Это не совсем исключено.
– Еще как исключено.
– Нет. Пусть я и не зоолог, но знаю, что бывают лягушки, замерзающие до твердого состояния.
– Как? У них же клетки полопаются.
– Они запасают в клетках глюкозу в сверхвысокой концентрации и замерзают. Никакого активного метаболизма. Пока они не проснутся – это просто белки в кубиках льда.
– И они могут оставаться в таком состоянии? Шестьдесят пять миллионов лет?
– Нет. Не шестьдесят пять миллионов лет. Произвольное образование ядер разорвало бы клетки за такой срок и произошел бы молекулярный распад. Но этому существу и не нужно было замерзать на шестьдесят пять миллионов лет. Что, если оно было в спячке всего пару веков? Это объяснило бы рисунки двухсотлетней давности. А за последние два века произошло охренеть какое изменение ареала. В тысяча семьсот восьмидесятом Нью-Йоркская гавань замерзла. А этим летом в Миннеаполисе было до плюс пятидесяти.
– Но из того, что несколько земноводных умеют замерзать, еще не следует, что есть рептилии, способные на такое.
– Однако это возможно. Хитрожопые черепахи чего только не делают, чтобы выжить на дне замерзших озер. Они могут видоизменять ферменты. Они умеют останавливать сердце и легкие и дышать только кожей.
– Значит, они все равно производят молочную кислоту.
– Если только они не блокируют ее. Есть даже одна белка, которая может замерзать[66].
– Так…
Вайолет избегает моего взгляда.
– Так может, это как раз тот случай, о котором говорил Шерлок Холмс: если исключить все другие возможности, то последняя оставшаяся и будет истиной, даже если это кажется невероятным.
– Вайолет, прости, но это глупейшая фраза из тех, что когда-либо говорил Шерлок Холмс. Как ты можешь узнать, что исключил все остальные возможности?
Она выглядит беспомощной:
– Назови хоть одну.
– И назову: это сделал человек.
Вайолет смотрит на меня с надеждой и сомнением.
– Откуда тебе знать?
– Ведь это мог совершить человек. В девяти случаях из десяти это значит, что так и было. Люди способны на любое безумное дерьмо, какое только можно вообразить. Если и это сделал человек, то такой, которому хватило мозгов сообразить, как должен выглядеть след зубов динозавра, и подделать его. Для этого можно было приспособить, например, медвежий капкан.
– Но с Отем и Бенджи были и другие люди, когда они погибли.
– Двое тинэйджеров отмокали в другом озере, – возможно, обкуренные, пьяные, и в это время они трахались. Может, друзья слышали шум или им показалось, что вода неспокойная, когда они туда пришли. Но никто не говорил нам, что эти ребята хоть что-нибудь видели – даже тела. Никто не говорил, что хоть кто-нибудь видел тела, до того как полиция вытащила их из воды, а это было как минимум спустя три дня. Этого времени хватило бы по горло, чтобы подделать несколько укусов динозавра.
Вайолет уставилась на меня:
– Думаешь, Реджи на такое способен?
– Не знаю. Но таких людей хватает. Не забывай: на той же неделе в этом же месте произошло еще два убийства. Никто не думает, что и эти люди стали жертвами дикого зверя.
– Но если у того, кто застрелил Криса-младшего и отца Подоминика, было огнестрельное оружие и он умеет с ним обращаться, почему бы ему не… В смысле, как можно сделать такое? С двумя детьми!
– Не знаю. Может, кто-то один убил детей, а кто-то другой посчитал, что виноваты Крис-младший и отец Подоминик, и убил их.
– Ты хочешь сказать, кто-то подумал, что Крис-младший убил собственную дочь?
– Кто знает? Может, стрелок даже не собирался убивать Криса-младшего.
– Как это?
– Ведь, похоже, никто и знать не знал, что здесь делали той ночью Крис-младший и отец Подоминик. Сколько людей вообще могли знать, где их найти? К тому же, если верить Реджи, хотя он, конечно, не самый надежный источник на свете, отца Подоминика застрелили в голову, а Криса-младшего – в грудь. Значит, кто-то с оптическим прицелом не пожалел времени на подготовку наиболее смертельного выстрела в отца Подоминика, а затем должен был стрелять как можно быстрее, потому что вторая цель поняла угрозу. Вот почему убийца предпочел стрелять в грудь, а не в голову, – это быстрее и проще. Так что, возможно, стрелок убил случайного человека, потому что не видел лица Криса-младшего.
Или его одежды.
Я начинаю осознавать весь идиотизм своей версии: ну кто же валит двух человек из винтаря с оптикой, не удосужившись опознать обе цели?
– Ты кто такой? – вдруг говорит Вайолет.
– В каком смысле?
Хотя я, конечно, понимаю, в каком смысле. Она напугана.
Полный, на хрен, идиот, вот кто я такой.
– Откуда ты знаешь, как стрелять людям в голову с оптическим прицелом? Или как уродовать трупы – чем ты сказал? Медвежьим капканом?
– Вайолет…
– Почему ты не боишься, когдав тебя стреляют из пистолетов?
– Я боялся.
– Ты улыбался! А потом еще отказался звонить в полицию. Почему ты ограбил кабинет Макквиллена?
– Блин, да ладно…
– Ты вообще врач на самом деле?
Господи. Раньше меня об этом только пациенты спрашивали. А теперь все подряд.
– Да. Я врач.
– И еще ты кто-то вроде полицейского?
– Нет.
– Ты кто-то вроде преступника?
– Нет.
Больше нет.
– Ты когда-нибудь сидел в тюрьме?
– Нет.
Девять месяцев в СИЗО под следствием по делу о двойном убийстве, до и во время суда – это да. Но чтобы прямо в тюрьме? Никогда.
Правда-но-ложь – это не просто позиция. Это стиль жизни.
– Ты тот, кем тебя считает Милл-От?
Какой же, блин, продуманный вопрос! – чуть не сказал вслух.
– Да. Наверное.
– Это что значит?
– Милл-От попросил Баб Мармозета… Знаешь, кто это?
– Да.
– Милл-От попросил Баб Мармозета порекомендовать ему человека с естественнонаучными знаниями, но в то же время способного защитить тебя, если что-нибудь пойдет не так.
– Защитить меня?
– Да, знаю, я не вполне добросовестно этим занимался до сих пор.
– Погоди. Кто хотел защитить меня?
– Милл-От.
– Милл-От хотел, чтобы ты защитил меня?
– По крайней мере, он хотел, чтобы я был способен защитить тебя, если возникнет такая необходимость.
– Твою мать.
Она уже забыла о моих преступных наклонностях. Забыла о фотографиях погибших подростков.
Трудно не понять, о чем это говорит.
Я спрашиваю:
– Вы с Милл-Отом…
– Что? – рассеянно переспрашивает Вайолет.
– Милл-От и есть тот парень? Твой полубойфренд?
Это приводит ее в чувство:
– Нет.
– Тогда чего ж ты так краснеешь?
Она отворачивается:
– Пошел ты. Не краснею я.
– Это он!
– Я не хочу это обсуждать.
– Тогда нам лучше с этим разобраться.
– Тебя это не касается.
– Что ты трахаешься с нашим общим боссом?
– Что?!
Ну, хоть теперь я вернул себе все ее внимание.
– Ладно, – заявляет она, – во-первых, я с ним не трахаюсь. Во-вторых, с тобой я тоже не трахаюсь. Так чт, блин, из этого касается тебя? Мы с тобой целовались. Один раз.
– Это был единственный раз, когда я видел тебя трезвой после захода солнца.
– Иди ты в жопу! – Она вскакивает на ноги. Отворачивается от меня, потом отворачивается и от фотографий, и от меня. – Это бред собачий. И это бестактно. Может, не совсем необоснованно, но бестактно. Это охренеть какая наглость! И в чем же твоя заморочка? Потому что я ни хрена не поверю, если ты скажешь мне, будто не спишь с пьяными девушками.
– Сплю. Когда я тоже пьяный.
– Тьфу! Забудь мой вопрос. Это такая пошлятина. Ты считаешь, что Милл-От хочет меня, и вдруг сам хочешь встречаться со мной или еще там чего напридумывал. А я даже не знаю, хочет ли он меня. Я не знаю, что вы там оба, черт вас дери, думаете! Вообще!
– Вообще?
– Милл-От для таких разговоров недоступен. А ты не отвечаешь на вопросы.
– Ну, я хотя бы доступен.
– Да пошел ты. Не пытайся меня рассмешить. Это не смешно – быть рядом с тобой. Ты выставляешь все так, будто с тобой весело, но ни фига. С тобой страшно. Потому что я даже не знаю, кто ты такой. Серьезно – ты, блин, вообще кто? И чего тебе от меня надо? Так, оттопыриться в командировке? Или чтобы мы стали друзьями, хотя я ничего о тебе не знаю? Чего?
Черт.
Все верно, заслуженно, но черт. Поразительно, сколько всего, что я думал о ней, вдруг кажется нелепым[67]. И сколько всего, что я наговорил ей.
– Я не знаю.
– Отлично. Дай знать, когда решишь. А пока – тебе нужна эта комната?
– Нет.
– Тьфу! Просто тьфу! И забери свои гребаные картинки, пожалуйста.
Наверное, это значит, что мне пора.
20
Лагерь “Взгляд олененка”, оз. Форд, Миннесота
Все еще суббота, 15 сентября
Я гуляю по причалу. Поднимаюсь к супермаркету. Спускаюсь обратно к причалу. Иду к парковке, чтобы припрятать конверт с фотографиями в машине. К лесу между турбазой и основной частью Форда.
В лесу метками на деревьях обозначены тропинки. Метки сделаны давно – первые несколько раз приходится поворачивать обратно, – но все же по ним видно: кто-то когда-то подумал, что неплохо бы дать людям возможность передвигаться между Фордом и “Си-эф-эс” пешком. Я прошел примерно половину пути, как вдруг слышу впереди голоса, останавливаюсь.
Навстречу мне идет Дебби со своими пацанами. Направляются к “Си-эф-эс”.
Дебби шагает, сжав кулаки, словно решила поучаствовать в барной драке. Она в джинсах и флисовом жилете, и от этого ее пацаны – все в камуфляже и с раскрашенными лицами – выглядят немножко смешно. Но только немножко, потому что все они со стволами.
Бегом подрываюсь назад к турбазе и стучусь в дверь десятого домика.
– Кто там? – спрашивает Вайолет.
– Это я.
– Иди на хрен.
– Не могу. Дебби с пацанами идет сюда через лес, и мне нужна твоя помощь, чтобы ты всех наших отправила на холм, прежде чем они заявятся сюда. И скажи Реджи, чтобы позвонил шерифу Элбину.
За дверью тишина.
– Серьезно?
– Богом клянусь.
– Привет, Дебби, – говорю я, когда она подходит ко мне на лужайке.
– Хрен ли ты тут забыл? – Ее взвод шныряет в промежутках между домиками, прям по-армейски.
– Да вот, сам хотел бы знать. Здорво, придурок с пистолетом.
Самый старший из пацанов, с “Кольтом коммандером”, подходит, направляя пушку мне в лицо:
– Тебе чо, реально в морг попасть не терпится, а?
– Если б не терпелось, я бы с тобой не разговаривал. Ты опять забыл взвести курок.
Он смотрит на пистолет. Смущенно говорит:
– Это для безопасности.
– Тогда хватит в меня целиться.
– Где все? – спрашивает Дебби.
– Наверху, в основном. И тебе, и Реджи крупно повезло: все остальные гости отправились заниматься всякой туристической фигней. Вы можете уйти прямо сейчас, пока не приехал шериф Элбин, и никто не узнает, что вы здесь были. Но тебе лучше поторопиться. Ты знаешь Дэла и Мигеля?
– Конечно, я знаю этих долбоебов.
– Тогда тебе будет интересно, что у этих долбоебов есть пушки и сейчас они наблюдают за нами в бинокль. Думаю, они не очень-то будут церемониться с твоими пацанами, когда возьмутся за дело.
Пацаны начали вышибать двери домиков и заглядывать внутрь.
– Я сюда не воровать пришла, – заявляет Дебби.
– Зачем же ты пришла?
– Поговорить с Реджи.
– О чем?
– Тебе-то что?
– Я в Миннесоту приехал не динозавра смотреть, Дебби. Я приехал разобраться, что затеял Реджи.
– Что бы он ни затеял, все это ради кровавых денег.
– И я так понимаю, ты хочешь, чтобы он с тобой поделился.
– Думай, что говоришь. Он убил моего сына. Я не позволю ему еще и заработать на этом.
– Понятно. Я слышал о твоем сыне. Мне жаль.
– Конечно, жаль ему.
– Вообще-то, правда жаль. Это ужасно. Но не стоит об этом говорить.
– Вот спасибо тебе.
– О чем нам стоит поговорить, так это о том, как тебе свалить отсюда. Когда Реджи звонил Элбину, тот уже ехал по пятьдесят третьему, западнее Или.
– Насколько западнее?
– Не знаю.
– С чего я вообще должна тебе верить?
– Не думаю, что на твой вопрос есть ответ.
– А с какого перепугу ты вдруг хочешь помочь?
– Я врач. Помогать людям – моя обязанность. – Даже мне смешно стало. – Ни тебе, ни этим мальчишкам ни к чему садиться в тюрьму из-за такой глупости. – Оглядываюсь на одного из ее мини-бойцов. – Это что у тебя, автомат?
Помолчав, Дебби говорит:
– Я думала, чтобы стать врачом, нужны мозги.
– Это распространенное заблуждение.
– Я не уйду, пока не поговорю с Реджи.
– Хорошо. Так останься и разгоаривай. Только бойцов своих домой отправь. Хотя бы нескольких, пусть унесут стволы, а остальным скажи стереть с рож эту идиотскую раскраску.
Дебби задумалась. Отходит в сторону и что-то говорит тупице с кольтом. Тот идет собирать остальных и злобно зыркает на меня.
Дебби возвращается и приподнимает полу своего жилета, показывая кобуру с карманным “Глоком” на поясе.
– Этот я официально имею право носить скрытно. Я сделаю, как ты говоришь, и если это не сработает, отвечать придется тебе.
– Все по-честному. – Делаю паузу. – Можно задать тебе вопрос?
Она смотрит на меня с опаской.
– Что дает тебе основание считать Реджи виновным в смерти Бенджи?
Дебби мрачно смеется.
– Ты здесь, не так ли? И еще куча богатеев. Реджи добился того, чего всегда хотел.
– Ты думаешь, он застрелил Криса-младшего и отца Подоминика?
– Может, еще расскажешь, какой ты не коп?
– Я не коп.
– Неважно. Да. Я так думаю.
– Почему тогда он убил их совсем другим способом?
– Его спроси.
– То есть ты не имеешь никакого отношения к убийству Криса-младшего и отца Подоминика?
– Я не обязана тебе ни хрена отвечать. Но нет. Не я застрелила Криса-младшего и отца Подоминика. Я не приказывала в них стрелять и никоим образом не причастна к их смерти.
– Ты не обвиняла Криса-младшего и отца Подоминика в организации обмана с чудовищем?
– Милый мой, эти двое не смогли бы организовать даже сброс шара для боулинга с крыши. Не знаю, кто из них был тупее.
– Ты считаешь, Реджи манипулировал ими?
– Что-что, а это он умеет. Он и сейчас манипулирует – тобой.
Не могу похвастаться уверенностью в том, что она не права.
– Вы видели недавно Дилана Арнтца? – спрашиваю я.
– Не знаю, о ком ты говоришь.
– Но это же, черт побери, должно быть незаконно.
– Ну, по крайней мере, пока это законно, – отвечает шериф Элбин.
– Сколько он платит тебе, Босс Хог[68]?
– Дебби, этот вопрос я просто проигнорирую.