Путь к процветанию. Новое понимание счастья и благополучия Селигман Мартин

• Позитивная психология помогает изменить личную и профессиональную жизнь.

• Позитивная психология – призвание тех, кто ее изучает и преподает.

• Значит, позитивное образование можно получить в любом возрасте. Об этом дальше.

Глава 5

Позитивное образование: обучение благополучию детей и подростков

Сначала эксперимент.

Вопрос первый: в двух словах – чего вы желаете своим детям?

Если вы похожи на тысячи родителей, которых я опрашивал, то ответите: «счастья», «уверенности», «довольства жизнью», «самореализации», «гармонии», «всех благ», «добра», «здоровья», «удовлетворения», «любви», «культуры» и т. п. То есть ваш приоритет – благополучие ваших детей.

Вопрос второй: в двух словах – с чем ассоциируется у вас учеба в школе?

Если вы похожи на других родителей, то ответите: «с достижениями», «с навыками мышления», «успехом», «послушанием», «грамотностью», «математикой», «работой», «экзаменами», «дисциплиной» и т. п. То есть школа готовит к будущему профессиональному успеху.

Обратите внимание, два этих списка почти не пересекаются.

Учеба в школе больше ста лет была дорогой к работе во взрослой жизни. Я за успех, грамотность, прилежание и дисциплину, но я хочу, чтобы вы представили: в школе можно обучать – без ущерба друг для друга – навыкам благополучия и навыкам достижения успеха. Я хочу, чтобы вы представили себе позитивное образование.

Нужно ли учить благополучию в школе?

Распространенность депрессии среди молодых людей по всему миру поражает воображение. По некоторым оценкам, сегодня депрессией страдают почти в десять раз чаще, чем пятьдесят лет назад {1}. И дело не в том, что мы теперь больше знаем о депрессии. Основные данные получены путем сплошного анкетирования: десятки тысяч людей отвечают на вопросы, в которых даже не упоминается депрессия («Вы когда-нибудь пытались покончить с собой?», «Вам случалось плакать каждый день на протяжении двух недель?» и т. п.). Сегодня депрессия терзает тинейджеров: полвека назад ее начало приходилось на возраст около тридцати лет, сейчас ею страдают те, кому не исполнилось и пятнадцати {2}. Пока идут споры о том, можно ли назвать этот всплеск пугающим словом «эпидемия» {3}, специалисты хватаются за голову: настолько часто встречается депрессия и настолько редко она пролечивается.

Ситуация парадоксальная {4}, особенно если вы думаете, что благополучие зависит от внешних условий. Сейчас в развитых странах почти всё лучше, чем пятьдесят лет назад, и только идеологически зашоренный человек может не видеть этого. Покупательная способность в Соединенных Штатах выросла в три раза. Площадь среднестатистического дома увеличилась вдвое – со 110 до 230 м {2}. В 1950 году на двоих водителей приходилась одна машина; сейчас в США больше машин, чем людей, имеющих водительские права. Если раньше только один из пяти детей мог продолжить образование после окончания школы, то теперь это доступно каждому второму. Красивее стала одежда и даже люди. Прогресс не ограничивается материальной стороной жизни {5}: стало больше музыки, расширились права женщин, меньше расизма, больше развлечений и больше книг. Если бы мои родители, жившие со мной и моей старшей сестрой Бет в доме площадью 110 м {2}, узнали, что всего этого удастся достичь через пятьдесят лет, они сказали бы: «Это рай». Но это не рай.

Депрессия все чаще поражает все более юных, а средний по стране уровень счастья, который полвека отслеживали эксперты, не поспевает за улучшившимися условиями жизни. Он вырос точечно, если вообще вырос {6}. Среднестатистические датчанин, итальянец и мексиканец удовлетворены жизнью несколько больше, чем пятьдесят лет назад, но среднестатистические американец, японец и австралиец – не больше, а среднестатистические британец и немец – меньше. Среднестатистический россиянин гораздо более несчастлив.

Почему – никто не знает. Это не обусловлено биологически или генетически. За последние пятьдесят лет наши гены и хромосомы не изменились. Экология тоже ни при чем. Ланкастерские амиши–старообрядцы {7}, живущие в пятидесяти километрах от моего дома, страдают депрессией в десять раз реже, хотя дышат тем же воздухом (да, с выхлопными газами), пьют ту же воду (да, с фтором) и производят значительную часть нашей еды (да, с консервантами). Все это связано с современным укладом жизни и, наверное, с тем, что мы ошибочно называем «процветанием».

Две веские причины, чтобы учить благополучию в школе, – нынешний всплеск депрессий и незначительное повышение уровня счастья при жизни двух последних поколений. Третья веская причина: благополучие способствует обучению, а это традиционная цель образования. Позитивный настрой – это больший объем внимания {8}, активизация творческого и целостного мышления {9}; негативный, напротив, означает меньший объем внимания {10}, более активное критическое и аналитическое мышление. В плохом настроении вы отвечаете на вопрос «что плохо?», в хорошем – на вопрос «что хорошо?» Хуже того, в плохом настроении вы обращаетесь к тому, что уже знаете, и склонны выполнять чужие указания. И позитивное, и негативное мышление полезно в определенных ситуациях, но в школе слишком часто поощряется критическое мышление и послушание, а не творческое мышление и изучение нового. Поэтому детям нравится ходить в школу чуть больше, чем к зубному врачу. Я считаю, что мы наконец вступаем в эпоху, когда творческое мышление и даже удовольствие от того, что делаешь, скорее приведет к успеху, чем бездумное выполнение приказов.

Я прихожу к выводу, что благополучию, по возможности, нужно учить в школе, потому что оно способно стать противоядием от неудержимого роста депрессии, средством повысить удовлетворенность жизнью и подспорьем в учебе и развитии творческого мышления.

Программа Пенсильванского университета: Как обучать благополучию в школе

Моя исследовательская группа под руководством Карен Рейвич и Джейн Гиллем почти двадцать лет пыталась выяснить, можно ли научить школьников благополучию. Мы считаем, что программы благополучия, как и любые медицинские методики, должны базироваться на клинических испытаниях, поэтому мы протестировали две программы для школ: программу Пенсильванского университета по развитию жизнестойкости (PRP)[10] и Стрэт-Хэйвенский курс позитивной психологии. Итак, наши выводы.

Во-первых, позвольте рассказать о программе Пенсильванского университета. Ее главная цель – подготовить школьников к решению повседневных проблем, с которыми обычно сталкиваются подростки. PRP развивает оптимизм, способность мыслить более гибко и реалистично, уверенность в себе, а также навыки «мозгового штурма», принятия решений, релаксации и некоторые другие. PRP – наиболее изученная программа по профилактике депрессии. За два последних десятилетия проведено двадцать одно исследование, включавшее контрольные группы. Большинство соответствовало стандартам рандомизированного контролируемого исследования. Всего в исследованиях участвовали более 3000 детей, подростков и молодых людей – от 8 до 22 лет. Для первых испытаний PRP были характерны:

• Разнообразие выборок. В программе участвовали представители различных расовых, этнических и социальных групп (жители городов, пригородов и сельской местности; белые, афро– и латиноамериканцы; богатые и бедные) из разных стран (например, из Соединенных Штатов Америки, Великобритании, Австралии, Китая и Португалии).

• Разнообразный состав руководителей. Среди руководителей групп были школьные учителя, консультанты, психологи, социальные работники, армейские сержанты, выпускники и магистранты психолого-педагогических специальностей.

• Независимая экспертиза эффективности. Многие исследования эффективности PRP провели мы, но экспертизой PRP занимались и другие исследовательские группы. Так, масштабное исследование, в котором участвовали сто учителей и три тысячи студентов, было организовано по инициативе британского правительства.

Основные выводы:

• Программа уменьшает и предотвращает проявления депрессии. Метаанализ методологически обоснованных исследований и общий метаанализ {11} показывают значительную эффективность PRP, выявленную в ходе посттерапевтического наблюдения (сравнение опытных и контрольных групп по завершении программы и через шесть и двенадцать месяцев после ее завершения). Эффект сохраняется не менее двух лет.

• PRP уменьшает ощущение отчаяния. Метаанализ показал, что PRP значительно уменьшает ощущение отчаяния, усиливает оптимизм и ощущение благополучия.

• Программа предотвращает переход депрессии и тревожности в клиническую форму. Некоторые исследования показывают эффективность PRP в профилактике симптомов умеренной и глубокой депрессии. Так, во время первых испытаний PRP зафиксировано уменьшение симптомов умеренной и тяжелой депрессии в два раза на протяжении двух лет после окончания программы {12}. В медицинских учреждениях PRP предотвращала депрессивные и тревожные расстройства у подростков с выраженными проявлениями депрессии. {13}

• Программа снижает и предотвращает тревожность. Влияние PRP на проявления тревожности изучено в меньшей степени, но большинство исследований показывают значительный долговременный эффект.

• Программа помогает справляться с поведенческими проблемами. Влияние PRP на поведенческие проблемы у подростков (например, агрессия, правонарушения) еще менее изучено, но большинство исследований показывают значительную эффективность программы. Например, недавнее масштабное исследование выявило значительные улучшения, по отзывам родителей подростков, в течение трех лет после окончания программы {14}.

• Программа одинаково эффективна для детей различной расовой/этнической принадлежности {15}.

• Участники программы ведут более здоровый образ жизни: у них меньше симптомов физических заболеваний, они реже обращаются к врачу по болезни, лучше питаются и больше занимаются спортом.

• Принципиально важна подготовка руководителя группы. Эффективность PRP значительно варьируется {16}. Это связано (по крайней мере, отчасти) с тем, как подготовлены учителя и работают ли с ними контролирующие инструкторы-руководители. Программа более эффективна, если учителя – члены нашей команды или их подготовкой и контролем занимались разработчики. При минимальных подготовке и руководстве эффект менее выраженный и устойчивый.

• Принципиально важно тщательное соблюдение рекомендаций {17}. Например, одно из исследований, проводимое в медицинских учреждениях общей практики, выявило существенное ослабление симптомов депрессии при тщательном следовании рекомендациям программы. Если рекомендации соблюдались не столь тщательно, PRP не ослабляла выраженность симптомов. Поэтому учителям – участникам программы необходима интенсивная подготовка и постоянная помощь со стороны руководителей.

Итак, наша программа по развитию психической устойчивости достоверно предотвращает депрессию, тревожность и поведенческие проблемы у молодых людей. Однако устойчивость – только один аспект позитивной психологии, эмоциональный. Мы разработали комплексную методику, которая охватывает другие аспекты (сильные стороны личности, отношения с людьми, смысл жизни), а также способствует тому, что участники чаще испытывают положительные эмоции и реже – отрицательные. Получив грант министерства образования (2,8 миллиона долларов), мы провели большое рандомизированное плацебоконтролируемое исследование курса позитивной психологии для старшеклассников. В Стрэт-Хэйвенской школе (расположенной не в Филадельфии) мы методом случайного отбора распределили по группам 347 девятиклассников (14–15 лет), посещавших уроки словесности. Половина из них занималась по методике с элементами позитивной психологии, половина – нет. Перед началом программы, сразу после ее окончания и через два года посттерапевтического наблюдения ученики, их родители и учителя заполняли стандартные опросники. Нас интересовали достоинства учеников {18} (например, интерес к учебе, доброта), их коммуникативные навыки, поведенческие проблемы и отношение к школе. Кроме того, мы учли их успеваемость.

Главые цели этой программы – помочь участникам: 1) определить свои ключевые достоинства и 2) чаще использовать их в повседневной жизни. Кроме того, она влияет на такие аспекты, как психическая устойчивость, положительные эмоции, смысл и цели, отношения с людьми. Курс для девятиклассников – это более чем двадцать занятий по восемьдесят минут. Он включает обсуждение ключевых достоинств и других понятий позитивной психологии, еженедельные занятия, домашние задания, связанные с практическим применением новых навыков, и ведение дневника.

Вот два упражнения, которые вошли в курс.

Упражнение «Три хороших события». В течение недели участники записывали по три радостных события дня. Они могли быть незначительными («На уроке литературы я правильно ответила на по-настоящему трудный вопрос») или серьезными («Парень, который нравится мне уже несколько месяцев, пригласил меня на свидание!!!»). После каждой записи школьники отвечали на один из вопросов: «Почему это произошло?», «Что это значит для меня?», «Как сделать, чтобы в будущем это событие повторилось?»

Использование ключевых достоинств по-новому. Честность. Верность. Упорство. Творческие способности. Доброта. Ум. Смелость. Справедливость. Эти и шестнадцать других положительных качеств характера ценятся во всех культурах. Мы считаем, что, если определить свои главные достоинства и использовать их как можно чаще в школе, занимаясь хобби, общаясь с друзьями и членами семьи, можно достичь большей удовлетворенности жизнью.

Участники прошли тест на определение ключевых достоинств (www.authentichappiness.org) и в течение следующей недели использовали свои сильные стороны по-новому. Несколько занятий было посвящено определению своих достоинств, достоинств друзей, литературных героев, а также использованию этих качеств для борьбы с трудностями.

Вот основные результаты Стрэт-Хэйвенской программы.

Вовлеченность в обучение, интерес к учебе и достижения

По отзывам учителей, программа развивает такие сильные стороны личности, как любознательность, интерес к учебе и творческие способности {19}. (Проводилось так называемое «слепое» исследование: информанты (учителя) не знали, кто из учеников был в опытной группе, а кто – в контрольной.) Программа также усиливает интерес к учебе и ощущение вовлеченности. Это особенно заметно в классах с не самой высокой успеваемостью, где оценки учеников и их литературные навыки улучшились за одиннадцатый класс. В классах с высокой успеваемостью можно говорить об инфляции оценок: почти все ученики там получают высший балл, и мало что можно улучшить. Важно, что позитивная психология не препятствовала, а наоборот, способствовала решению традиционных задач образования.

Коммуникативные навыки и поведенческие проблемы

Программа развивает коммуникативные навыки {20} (эмпатия, навыки сотрудничества, уверенность в себе, самоконтроль), о чем сообщают как матери учеников, так и учителя. По свидетельствам матерей, поведение подростков улучшилось.

Итак, я делаю вывод, что благополучию можно научить, по крайней мере, отдельные группы учеников. А можно ли сделать так, чтобы вся школа следовала принципам позитивной психологии?

Проект школы Джилонг

Как-то в январе 2005 года, когда я выступал с лекциями в Австралии, мне позвонил человек, голоса которого я никогда прежде не слышал.

– Здрасьте, – произнес мой собеседник. – Это ваш студент, доктор Трент Барри.

– Мой студент? – переспросил я, услышав незнакомое имя.

– Угу. Помните полугодовой телефонный курс? Раз в неделю я просыпался в четыре утра, чтобы прослушать вашу лекцию в пригороде Мельбурна, где я живу. Невероятное дело, я просто фанатом стал, но никогда не вступал в разговор. Мы хотим прислать за вами вертолет из школы Джилонг. Я на заседании школьного совета. У нас идет кампания по сбору средств на центр благополучия. Мы хотим, чтобы вы поговорили с нашими выпускниками и помогли нам собрать деньги.

– Что такое «школа Джилонг»? {21} – поинтересовался я.

– Во-первых, она называется не «Джлонг», а «Джи-и-илонг», Марти. Это одна из старейших школ-пансионов в Австралии, основанная больше ста пятидесяти лет назад. У нас четыре кампуса, в том числе Тимбертоп высоко в горах, куда все девятиклассники отправляются на год. Если они хотят принять горячий душ, им приходится колоть дрова. В Тимбертопе учился принц Чарльз. Это единственная школа, о которой у него остались приятные воспоминания. Наш основной кампус Корайо – в пятидесяти милях к югу от Мельбурна. Всего у нас двенадцать сотен учеников и две сотни преподавателей. Школа невероятно богатая.

– Школе нужен новый спортзал, – продолжил он, – но совет решил, что благополучие нужно детям не меньше. Я рассказал им о Селигмане. Они никогда о вас не слышали и хотят, чтобы вы приехали и убедили богатых выпускников, что благополучию действительно можно научить, и что строительство специального центра оправданно. Мы собрали четырнадцать миллионов долларов всего за полгода, и нам нужно еще два миллиона.

Мы с семьей поднялись на борт вертолета с шаткой платформы посреди реки Ярры, а через шесть минут приземлились на лужайке перед великолепным домом Трента. Моя жена Мэнди прошептала: «У меня странное чувство, будто мы проведем здесь твой творческий отпуск».

Я выступил перед довольно хмурой аудиторией – человек восемьдесят учителей. Одним из самых замкнутых, как я заметил, был новый директор, Стивен Мик. Высокий, красивый, прекрасно одетый, очень британский, отличный оратор, обладатель приятного баса, он держался скованнее всех. Вечером того же дня, представленный Стивеном, я выступил перед пятьюдесятью нарядными выпускниками и увидел, как они подписывают чеки: цель – 16 миллионов – была достигнута. Мне сказали, что большую часть денег пожертвовала Хелен Хэндбери, сестра Руперта Мердока. На смертном одре вскоре после этого она повторила: «Никакого спортзала. Я желаю детям благополучия».

Через неделю после моего возвращения в Филадельфию позвонил Стивен Мик. «Марти, я хотел бы отправить в Филадельфию делегацию, чтобы организовать обучение благополучию во всей школе», – сообщил он. Через несколько недель в Филадельфию за благополучием прибыло трио авторитетных администраторов: Дебби Клинг, ответственная за разработку учебных программ, Джон Хендри, декан по работе с учениками, и Чарли Скудамор, директор главного кампуса Корайо.

– Как бы вы действовали, будь у вас карт-бланш и неограниченные ресурсы, – спросили они нас с Карен Рейвич, – чтобы вся школа прониклась позитивной психологией?

– Прежде всего, – ответила Карен, – я бы отправила всех учителей на двухнедельные курсы для знакомства с теорией и практикой позитивной психологии. У нас большой опыт работы с британскими учителями. Сначала они узнают, как применить эти техники в своей жизни, а потом – как передать знания детям.

– Хорошо, – сказал Чарли. – Затем?

– Затем, – продолжила Карен, – я бы пригласила в школу одного-двух лучших американских учителей позитивной психологии, чтобы они могли корректировать преподавание на всех этапах обучения.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

– Да, – вмешался я, предлагая невозможное, – неплохо бы каждый месяц приглашать кого-нибудь из звезд позитивной психологии (Барб Фредриксон, Стивена Поста, Роя Баумайстера, Дайан Тайс, Джорджа Вейлланта, Кейт Хейс, Франка Моску, Рэя Фаулера), чтобы они читали лекции учителям, ученикам и местным жителям. Тогда каждый из них проводил бы в кампусе пару недель, занимаясь с учениками и учителями и консультируя вас по текущим вопросам.

– Хорошо.

– И, если Джилонг все это осуществит, я проведу там творческий отпуск: буду жить в школе с семьей и руководить проектом. И только попробуйте меня остановить!

Все так и случилось. В январе 2008 года мы с Карен и пятнадцатью преподавателями Пенсильванского университета (преимущественно выпускниками MAPP) прилетели в Австралию, где нас ждали сто учителей школы Джилонг. В ходе девятидневного курса мы сначала рассказывали учителям, как применять эти навыки в своей жизни (личной и профессиональной), а затем, предложив подробный учебный план, делились примерами из практики. Об основных принципах и навыках мы рассказывали на общих лекциях, а закрепляли их на практических занятиях в группах по тридцать человек, в малых группах и в парах. У нас были заоблачные рейтинги (4,8 из 5 баллов), учителя без компенсации отказались от двух недель отпуска, но особенно показательно, как изменился Стивен Мик.

Открывая занятия, директор приветствовал нас сухо и холодно, не скрывая скептицизма. Стивен, сын викария, – сама честность. Однако я еще не знал этого и подумал, что сразу после такого «приветствия» нам пора собирать вещи и возвращаться. Но Стивен немедленно погрузился в учебу и, по собственному признанию, уже на второй день стал относиться к проекту с большим энтузиазмом. К концу девятидневного курса он сиял и порывался обнять моих коллег. (Их многим хочется обнять, но британским директорам школ – редко.) Более того, он сказал своим наставникам, что это одно из главных событий в истории школы: первое – переезд из Джилонга за город, в Корайо (1910); второе – основание Тимбертопа (1955); третье – переход к совместному обучению мальчиков и девочек (1978), и сейчас – то, что он именует «позитивным образованием».

После вводного курса некоторые из нас остались в школе на весь год. Еще около дюжины приглашенных специалистов приезжали минимум на неделю, читать спецкурсы. Вот наш проект, который, по сути, делится на три части: «Учить позитивной психологии», «Использовать элементы позитивной психологии», «Жить позитивно».

Учить позитивной психологии (отдельные курсы)

Сегодня элементам позитивной психологии (психической устойчивости, благодарности, достоинствам, смыслу, потоку, хорошим отношениям и положительным эмоциям) посвящены отдельные курсы и блоки, которые входят в учебную программу нескольких классов.

Два раза в неделю двести десятиклассников Корайо посещали занятия, которые проводились главами каждого из десяти пансионов. Ученики прослушали несколько лекций приглашенных преподавателей, но костяком курса было определение и использование учениками собственных ключевых достоинств.

На первом занятии, перед тестом на определение ключевых достоинств, каждый ученик описал свой личный триумф. Получив результаты теста, десятиклассники вернулись к этим историям, чтобы найти проявление своих сильных сторон. Почти каждый ученик обнаружил два таких качества, многие – три.

На других уроках они, опросив родственников, составляли «семейное древо» ключевых достоинств, учились использовать свои сильные стороны, чтобы преодолевать трудности, и работали над качествами, которые не попали в их личную пятерку лучших. На последнем уроке цикла они выбрали одноклассников, олицетворяющих каждое из достоинств. Теперь у учителей и учеников есть новый общий язык – язык достоинств – для разговора о жизни.

После цикла, посвященного ключевым достоинствам, десятиклассники сосредоточились на положительных эмоциях. Они писали письма благодарности родителям, учились наслаждаться хорошими воспоминаниями, преодолевать негативные установки и радоваться, совершая добрые поступки. Дневник, в котором ведется счет хорошим событиям, объединил учеников всех классов школы.

В Тимбертопе, построенном на горе близ Мэнсфилда (штат Виктория), все 220 девятиклассников целый год живут в суровых условиях, на природе. Кульминацией становится горный марафон. В нашем курсе, разработанном для Тимбертопа, упор делается на развитие устойчивости. Сначала ученики знакомятся с моделью ABC {22}: чувства порождают (C, consequnt feelings) наше отношение (B, belief) к трудностям, а не сами трудности (A, adversity). Это становится важнейшим открытием: чувства не являются неизбежным следствием внешних событий; они зависят от того, что мы думаем об этих событиях, а образ мысли можно изменить. Девятиклассники учатся замедлять ABC-процесс посредством более гибкого и осторожного мышления. Наконец, они развивают «устойчивость реального времени» {23}, чтобы справляться с проблемами, на которые нужно реагировать сию секунду. В Тимбертопе ученики постоянно сталкиваются с трудностями такого рода.

Следующий цикл занятий посвящен активной конструктивной реакции {24} (в паре с другом) и коэффициенту Лосады (достигается соотношение 3:1) {25}.

Хотя отдельные курсы дают представление о содержании позитивной психологии и прививают основные навыки, позитивное образование ими не ограничивается.

Внедрение позитивного образования

Учителя школы Джилонг обращаются к позитивной психологии в классе, на стадионе, на уроках музыки; священники – во время проповедей и бесед с учениками. Вот несколько примеров.

Преподаватели литературы вспоминают о ключевых достоинствах и психической устойчивости, обсуждая литературные произведения. Хотя шекспировский «Король Лир» довольно депрессивное чтение (недавно я вновь его одолел), ученики определяют сильные качества главных героев и анализируют их как светлые, так и темные стороны. Обращение к устойчивости помогает учителям показать катастрофическое мышление героев Артура Миллера («Смерть коммивояжера») и Франца Кафки («Превращение»).

Преподаватели риторики предлагают подготовить речь не о том, как ученики выставили себя на посмешище, а о том, как они сделали что-то полезное для других людей. Подготовка занимает меньше времени {26}, ученики говорят более воодушевленно, и одноклассники, которые их слушают, реже отвлекаются.

Преподаватели этики спрашивают, как соотносятся нравственность и удовольствие. Ученики рассматривают философию Аристотеля, Иеремии Бентама и Джона Стюарта Милля в свете последних исследований удовольствия и альтруизма, из которых следует, что альтруизму и сопереживанию соответствуют механизмы мозговой деятельности, выдержавшие естественный отбор. Они анализируют различные точки зрения (включая собственную) на то, что может быть целью. Опираясь на шестьдесят высказываний о смысле жизни, ученики ведут диалог с родителями, обмениваясь письмами о том, что придает жизни смысл.

На уроках географии дают, как правило, представление о масштабах бедствий (бедности, засухи, малярии). Однако учителя географии в школе Джилонг также учат измерять благополучие наций и сравнивать критерии благополучия для Австралии, Ирана и Индонезии. Кроме того, ученики узнают, как могут влиять на благополучие физико-географические условия (например, растительность). Преподаватели иностранных языков предлагают определить, какие сильные черты характера отражены в японском, китайском и французском фольклоре и культуре в целом.

Учителя младших классов начинают день с упражнения «Что хорошего произошло?» {27}, а их ученики выбирают одноклассника, воплощающего «качество недели». Преподаватели музыки обращаются к навыкам психической устойчивости, чтобы вселить в учеников оптимизм, если выступление не удалось. Учителя изобразительного искусства воспитывают умение наслаждаться красотой.

Спортивные тренеры учат «изживать обиду» на товарищей, которые показали себя не с лучшей стороны. Некоторые тренеры используют навыки перефокусировки, напоминая игрокам о том, что у них получается; они сообщают, что ученики, преодолевшие негативные установки, играют лучше.

Один из тренеров доработал упражнение «Ключевые достоинства» и проводит разбор после каждой игры. В ходе его ученики рассматривают лучшие моменты игры и стоявшие перед командой задачи сквозь призму ключевых качеств. Они вспоминают, чего требовала игра от них самих, от их товарищей и тренеров. Кроме того, они определяют «упущенные возможности» для использования своих достоинств. Суть в том, чтобы увидеть в упущенных будущие возможности.

Часовня – еще один оплот позитивного образования. На ежедневных службах священник зачитывает из Писания перекликающиеся с обсуждениями в классе отрывки о храбрости, прощении, упорстве и других добродетелях. Например, когда десятиклассники проходили благодарность, Хью Кемпстер посвятил благодарности проповедь и чтения Библии.

Позитивное образование не ограничивается отдельными профильными курсами и использованием элементов позитивной психологии при обучении другим предметам. Сама жизнь учителей и учеников изменилась так, как они и представить не могли.

Жить в русле позитивного образования

Свой день шестилетний Кевин начинает среди других одетых в форму, выстроившихся полукругом первоклассников. Глядя на учительницу, Кевин охотно поднимает руку, когда она спрашивает:

– Дети, что хорошего произошло вчера вечером?

Несколько первоклашек спешат поделиться своими историями.

– На ужин были мои любимые спагетти.

– Я играл в шахматы со старшим братом и выиграл.

Кевин говорит:

– Мы с сестрой убирали во дворе после ужина, и мама обняла нас, когда мы закончили.

Учительница задает ему еще один вопрос:

– Почему так важно рассказывать, что хорошего произошло?

Он отвечает, не задумываясь:

– Мне хорошо от этого.

– А еще, Кевин?

– Ой, да, каждый день, когда я прихожу домой из школы, мама спрашивает, что хорошего произошло, и когда я рассказываю, она радуется. А если мама рада, все рады.

Вместе с другими пятиклассниками Элис только что вернулась из дома престарелых, где завершился «хлебоведческий» проект: Джон Эштон, прославленный телеповар и один из приглашенных учителей, целый год учил печь хлеб по рецепту его бабушки. Затем все они отправились в дом престарелых и раздали испеченный хлеб его обитателям. Элис объясняет, в чем заключается проект:

– Сначала нам рассказывали о правильном питании. Затем мы научились готовить здоровую пищу, но вместо того чтобы съесть хлеб, отдали его другим.

– Не обидно потратить столько времени и даже не попробовать? Пахло очень вкусно.

– Нет, совсем наоборот, – отвечает она, широко улыбаясь. – Сначала я боялась старых людей, но потом почувствовала, будто у меня внутри загорается маленькая лампочка. Я хочу сделать это снова.

В разговор вступает лучшая подруга Элис:

– Делать что-то для других – никакая компьютерная игра с этим не сравнится.

Вот лишь два фрагмента позитивной мозаики, которая сложилась в Джилонге. Кевин начинает свой день в школе с упражнения «Что хорошего произошло?», но, вернувшись домой, он продолжает позитивное образование – живет позитивно. Упражнение не заменяет другие учебные предметы, но обеспечивает лучшее начало дня. Даже совещания учителей начинаются лучше.

Проект школы Джилонг развивается, но это не научный эксперимент. Ближайшая школа-пансион в Мельбурне не согласилась на роль контрольной группы. Поэтому мне остается лишь рассказывать истории «до и после». Хотя разница ощутима и она не сводится к статистике. Теперь школу не назовешь хмурой. В 2009 году я вернулся туда на месяц. Я еще не бывал в школе, где царило бы такое хорошее настроение. Мне ужасно не хотелось возвращаться в свой хмурый университет. Ни один из двухсот учителей не ушел из Джилонга в конце учебного года. Желающих учиться и работать здесь, а также помогать школе все больше.

Само по себе позитивное образование – это путь медленного, поступательного распространения благополучия. Число подготовленных учителей и число школ, готовых внедрять позитивное образование, ограничено. Неожиданным выходом из ситуации могут стать компьютерные технологии.

Позитивные компьютерные технологии

– У нас пятьсот миллионов пользователей, и половина из них заходят на Facebook по меньшей мере раз в день, – сказал Марк Сли, невероятно симпатичный руководитель исследовательского подразделения Facebook. – Сто миллионов – с мобильного телефона.

Мы слушали, разинув рот. С разинутыми ртами сидели: ведущие исследователи из Microsoft, из медиалаборатории Массачусетского технологического института, из лаборатории по изучению влияния технологий при Стэнфордском университете, пара разработчиков компьютерных игр и полдюжины позитивных психологов. В начале мая 2010 года мы собрались в Центре позитивной психологии при Пенсильванском университете, чтобы обсудить позитивные компьютерные технологии. Мы рассматривали, как ускорить прогресс позитивного образования, чтобы торить широкую дорогу массовому процветанию. Решением проблемы могут стать новейшие и будущие компьютерные технологии.

Встречу организовал Томас Сандерс, дальновидный исследователь из Hewlett-Packard. Он и задал тон разговору.

– Необходимое условие повсеместного процветания, особенно для молодых людей, – модель распространения способствующих благополучию практик в глобальном масштабе. Уникальность информационных технологий в том, что это эффективный и этичный способ содействия личному благополучию, и зоны его применения могут расширяться, – заявил он.

Затем Томас дал определение теме обсуждения: изучение и разработка информационно-коммуникационных технологий, предназначенных для содействия личному психологическому благополучию с учетом персональных и групповых представлений о нем.

Мы долго обсуждали, как именно адаптировать существующие технологии к этой цели. Розалинда Пикард, главный эксперт по «эмоциональным компьютерным технологиям», которая пропагандирует использование технологий для улучшения эмоциональной жизни, познакомила нас с идей «личного консультанта по благополучию» (PFA)[11]. Это приложение для мобильного телефона, которое отслеживает, где вы, с кем и каковы ваши эмоции. Затем оно выдает соответствующую информацию и рекомендует упражнения, например: «В прошлый раз, когда вы были здесь в это время, ваш уровень счастья достиг максимума. Сфотографируйте закат и отправьте фотографии Бекки и Люциусу». PFA маркирует события для последующего поиска («Показать четыре максимума прошлой недели») и формирует «позитивное портфолио».

Когда дискуссия шла полным ходом, рядом со мной оказался генерал-майор Чак Андерсон, с которым мы работали над Комплексной программой подготовки для вооруженных сил (об этом в главах 7 и 8).

– Поразительно, – сказал он. – Первое, о чем просят мои солдаты в Афганистане, вернувшись из боя, не гамбургер, а wi-fi. Генерал Кейси решил, что психологическая подготовка так же важна для армии, как физическая. Но благодаря приседаниям и пробежкам о важности физической подготовки мои солдаты вспоминают каждый день. Сейчас прикидываю, как сделать для них такой же привычной психологическую тренировку. Думаю, каждый четверг можно устраивать утро психологической зарядки, чтобы солдаты выполняли позитивно-психологические упражнения. Мои ребята все при Интернете; у всех сотовые телефоны, у многих BlackBerry или iPhone. Слушая вас, я понимаю, что можно усовершенствовать: вы могли бы создать специальные приложения или даже специальные игры для тренировки сильных качеств, коммуникативных навыков и устойчивости.

В этот момент слово взяла Джейн Макгонигал.

– Я разрабатываю серьезные игры. Игры, которые приносят в жизнь позитив, – сказала она. (В одну из них можно сыграть на www.avantgame.com.) В играх Джейн, например в игре «Спаси мир», участники сталкиваются с такими реальными проблемами, как нехватка продовольствия и военная угроза.

– Играя, можно развивать свои сильные стороны, – рассказала нам Джейн. – Можно определить свои достоинства, а затем, в игре, решать задачи, развивая эти достоинства.

Но игры – еще не всё. Facebook, похоже, создан для измерения процветания. У Facebook есть аудитория, технические возможности, и он разрабатывает приложения, которые могут способствовать развитию благополучия и замерять его повсеместно. Можно ли следить за уровнем благополучия во всем мире изо дня в день? Начало положено: Марк Сли подсчитал частоту ежедневных упоминаний слова «уволен» и составил график, на котором отображаются увольнения по всему миру. Это, определенно, шаг в верном направлении. Вы думаете, ничего особенного?

Но теперь рассмотрим пять составляющих благополучия: положительные эмоции, вовлеченность, смысл, хорошие отношения с людьми и достижения. У каждой составляющей свой лексикон, расширенный глоссарий. Например, в английском языке всего около восьмидесяти слов для описания положительных эмоций. (Можете проверить: найдите в словаре слово joy («радость»), просмотрите связанные с ним статьи и посчитайте синонимы всех этих слов. Округлив, насчитаете порядка восьмидесяти.) Ежедневно обращаясь к гигантской базе Facebook и считая слова, обозначающие положительные эмоции, относящиеся к смыслу, хорошим взаимоотношениям и достижениям, мы можем приблизительно оценивать благополучие определенной нации или влияние какого-либо серьезного события.

Facebook и его собратья позволят не только измерять благополучие, но и умножать его.

– У нас есть новое приложение: goals.com, – продолжил Марк. – Оно позволяет записывать цели и следить за своими успехами.

Я так отозвался о возможностях Facebook:

– В своем нынешнем виде Facebook формирует четыре составляющие благополучия: положительные эмоции, вовлеченность (все эти фотографии радостных событий), хорошие отношения с людьми (то, зачем мы «добавляем в друзья»), а теперь и достижения. Все это отлично. Однако пятая составляющая благополучия требует работы, необходимой в нарциссической среде, которую представляет собой Facebook. Это смысл – принадлежность и служению чему-то большему. Facebook действительно мог бы наполнить смыслом жизнь пятисот миллионов пользователей. Подумайте об этом, Марк.

Новый показатель благосостояния

Зачем нам богатство? Отнюдь не для того, чтобы, как утверждают многие экономисты, производить больше богатства. Валовой внутренний продукт (ВВП) был неплохой попыткой оценить благополучие нации во времена промышленного переворота. Однако ВВП – показатель того, сколько товаров и услуг потребляется, – растет, даже когда строится новая тюрьма, происходит развод, случается автомобильная авария или совершается самоубийство. Цель богатства не механически повышать ВВП, а умножать благополучие. Общее благополучие – положительные эмоции, вовлеченность в работу, хорошие отношения с людьми и жизнь, полная смысла, – теперь можно измерить, и этот показатель дополняет ВВП. Политика государства должна быть направлена на умножение общего благополучия, и благополучием можно измерить ее успех или провал.

Традиционно благосостояние отождествляется с богатством. Поэтому принято считать, что нынешнее поколение в развитых странах живет лучше, чем поколение родителей. Это может быть так, если мы говорим о финансовой стороне, но разве все родители хотят, только чтобы дети были богаче? Не думаю. Я думаю, родители хотят, чтобы их дети были более благополучны, чем они сами. С новыми критериями есть надежда, что наши дети будут жить лучше, чем их родители. Пришло время нового благосостояния, когда целью образования и воспитания становится процветание. Понять важность процветания и двигаться к нему нужно в школьные годы, годы становления. Именно новое благосостояние, которое опирается на позитивное образование – выбор сегодняшнего дня. Один из четырех компонентов процветания – позитивные достижения. В следующей главе рассматриваются основополагающие элементы достижений и представлена новая теория успеха и интеллекта.

Часть II

Пути к процветанию

Глава 6

Упорство, характер и достижения: новая теория интеллекта

На психологическом факультете Пенсильванского университета действует чрезвычайно успешная программа подготовки докторов наук. Ежегодно к нам обращается несколько сотен претендентов, из которых мы принимаем человек десять. На направление «Позитивная психология» заявления подают около тридцати человек в год, а поступает лишь один. Он должен иметь высшее психологическое образование, полученное в ведущем вузе США или Европы со средним баллом, близким к «отлично», сдать на 700 и более баллов тест GRE[12] для поступающих в магистратуру и предоставить три рекомендательных письма – в каждом особо отмечено, что кандидат «действительно необычно одаренный человек, лучший из всех». Действует консервативная и очень взыскательная приемная комиссия (я никогда не участвую в ее работе), которая отвергла множество удивительно хороших кандидатов.

Сразу вспоминается одна из первых женщин-победительниц чемпионата по покеру. В своем письме она рассказала, что отложила значительную сумму, полетела в Лас-Вегас, приняла участие в чемпионате мира и победила. Мы с президентом университета Шелдоном Хэкни настаивали, что она продемонстрировала не просто потенциал, а реальные достижения мирового уровня – но это не помогло. Нам сказали, что ее результаты GRE недостаточно высоки. Я до сих пор благодарен ей: во время собеседования она нашла время обсудить некоторые мои ошибки в покере, чем помогла мне сберечь за следующие десять лет несколько тысяч долларов. «Смелость – вот ключ к игре с высокими ставками, – сказала она. – К белым фишкам вы должны относиться просто как к белым фишкам, какой бы номинал у них не был, один доллар или тысяча».

Успех и интеллект

Заявления подаются до 1 января, и после серии трудных собеседований в конце февраля принимается решение о зачислении. Такая процедура действовала все сорок пять лет, которые я работаю на факультете. Насколько я знаю, за это время было сделано лишь одно исключение – для Анджелы Ли Дакворт.

В июне 2002 года, с большим опозданием, мы получили заявление Анджелы с просьбой зачислить ее в программу, обучение по которой начиналось с сентября 2002 года. Его должны были отклонить без лишних разговоров, если бы не вмешательство директора магистерской программы Джона Сабини. Джон (мир его праху – в 2005 году он скоропостижно скончался, ему было всего пятьдесят девять {1}) всегда был бунтарем. Он работал над такой необычной темой, как сплетни, утверждая, что это – законная форма морального осуждения, но представляющая собой менее строгое наказание, по сравнению с юридическими санкциями {2}. Чем бы ни занимался Джон, он постоянно шел против течения академической социальной психологии. Я был еще одним «оригиналом» на факультете и обычно с вниманием относился к нестандартным аргументам; аргументам, которым нужны понимающие слушатели. Мы с Джоном могли «учуять» себе подобных за милю.

«Знаю, что она непростительно опоздала, но вы должны прочесть это эссе, Марти», – написал мне как-то Джон. Речь шла об эссе Анджелы Ли Дакворт. Вот выдержка оттуда:

К моменту окончания университета я добровольно отработала учителем в кембриджских государственных школах не меньше времени, чем провела в аудиториях и лабораториях Гарварда. Своими глазами наблюдала отстающих учащихся современного города в отстающих городских школах и сделала выбор в пользу сознательности, пожертвовав любопытством. Я дала себе слово, что после получения диплома буду следовать курсу реформирования государственного образования. Перед своим выпуском основала некоммерческую летнюю школу для детей из семей с низким доходом… Кембриджская летняя школа {3} стала примером для государственных школ по всей стране, о ней рассказывали в передаче Национального общественного радио и писали во многих газетах. Школа была отмечена как лучший государственный проект в штате Массачусетс, опыт начали изучать в Институте управления имени Кеннеди.

Следующие два года я провела в Оксфордском университете, став лауреатом стипендии Маршалла. Мои исследования фокусировались на магноцеллюлярных и парвоцеллюлярных путях передачи визуальной информации при дислексии… К диссертации я решила приступить позже… И следующие шесть лет работала учителем в государственных школах, руководила некоммерческой организацией, была консультантом спецшкол и писала образовательные программы.

Много лет проработав с учениками, представляющими оба полюса успеваемости, я стала совершенно иначе смотреть на школьную реформу. Думаю, что проблема не только в школах, но и в самих учащихся. И вот почему: учиться трудно. Конечно, учеба – это весело, она бодрит и доставляет удовольствие, но часто приводит в уныние, выматывает и обескураживает. В общем и целом ученики, которые больше не хотят учиться, которые считают, что не могут учиться, и не видят в учебе никакого смысла, учиться и не будут – причем независимо от того, насколько чудесна их школа или преподаватель…

Чтобы помочь хронически неуспевающим, но умным ученикам, работники системы образования и родители должны вначале признать, что индивидуальные особенности человека важны по крайней мере не меньше, чем интеллект.

Пожалуй, не стану раскапывать свое написанное при поступлении в магистратуру Пенсильванского университета в 1964 году эссе, чтобы вы сравнили его с этим. В течение почти ста лет считалось правильным и политкорректным в неудачах учеников обвинять учителей, школы, величину классов, учебники, финансирование, политиков и родителей – то есть всё и всех, только не самих учеников. Как? Обвинять жертв? Обвинять характер студентов? Как грубо! Характер давно вышел из моды в общественных науках {4}.

Позитивные черты характера

В девятнадцатом веке всё связывали со свойствами личности: политику, этику, психологию. Первая после инаугурации речь Линкольна, обращенная к «лучшим сторонам нашей природы» {5}, была симптоматичной с точки зрения того, как американцы объясняли хорошее и дурное поведение. Поворотной точкой стал 1886 год – бунт на Хэймаркет-сквер в Чикаго {6}. Тогда, во время всеобщей забастовки, кто-то (кто – так и не ясно до сегодняшнего дня) бросил самодельную бомбу, полиция открыла огонь, в ходе пятиминутной схватки были убиты восемь полицейских, точное число погибших граждан неизвестно. В происшедшем обвинили немецких иммигрантов, которых пресса клеймила как «кровавых зверей», «монстров» и «извергов». Считалось, что к гибели людей привели низкие моральные качества иммигрантов, и к ним привесили ярлык «анархисты». Четверых повесили, пятый покончил с собой накануне казни.

Реакция левых на приговор была бурной. Благодаря этим протестам получила широкое распространение «свежая идея»: альтернативное объяснение плохих черт личности. Все обвиняемые принадлежали к категории наименее квалифицированных рабочих. Они не умели ни читать, ни писать по-английски, были доведены до отчаяния, получали нищенские зарплаты и жили скученно – семьями ютились в одной тесной комнатенке. «Свежая идея» заключалась в том, что преступление есть результат не плохих свойств личности, а неблагоприятной среды. Теологи и философы подхватили этот крик, что вылилось в возникновение «общественных наук», объясняющих поведение людей средой, а не характером или наследственностью. Почти вся история психологии XX века, как и история родственных ей социологии, антропологии и политологии, основана на этой посылке {7}.

Движимые будущим, а не прошлым

Обратите внимание на каскад перемен, который последовал, когда дурное поведение человека отказались объяснять его характером в пользу среды {8}. Во-первых, люди больше не несут ответственности за свои поступки, поскольку их истоки не в человеке, а в положении вещей. Это означает, что должно измениться и воздействие: если вы хотите улучшить мир, то вам следует устранять обстоятельства, вызывающие плохие поступки, а не терять время, пытаясь изменить характер, наказывая за плохое поведение и вознаграждая за хорошее. Во-вторых, прогрессивная наука должна выделить ситуации, порождающие преступления, невежество, предрассудки, несостоятельность и все прочие социальные болезни, которым подвержены люди, чтобы такие ситуации можно было исправить. Основным способом воздействия на мир стало использование денег для разрешения социальных проблем. В-третьих, в фокусе изучения должны быть плохие, а не хорошие события. С точки зрения общественной науки считалось, что разумно оправдывать неудачи Сэмми в школе тем, что она голодна, или что с ней плохо обращаются, или что в ее семье учеба не ценится. И напротив, мы не признаем заслуги людей, которые совершают добрые дела, потому что «оправдание» хорошего поведения сложившимися обстоятельствами бессмысленно. Странно утверждать, что Сэмми выступила с такой прекрасной речью потому, что училась в хорошей школе, что родители ее любили, и что она не испытывала недостатка в пище. И наконец – настолько постепенно, что почти незаметно – взгляд на любую ситуацию стал основываться на том, что мы движимы прошлым, а не будущим.

Обычная психология – психология жертв, отрицательных эмоций, психоза, патологии и трагедии – это падчерица Хэймаркет-сквер. Позитивная психология относится ко всему этому совершенно иначе: иногда люди действительно могут быть жертвами (пишу это на следующий день после ужасного гаитянского землетрясения, в результате которого пострадали и погибли сотни тысяч невинных), но часто сами несут ответственность за свои действия, а сделанный ими неудачный выбор определяется чертами их личности. Ответственность и свобода воли – необходимые составляющие позитивной психологии. Когда винят обстоятельства, то ответственность и воля человека сводятся к минимуму, если не исключаются вовсе. Если же, наоборот, действия определяются характером и личным выбором, то в их основе, хотя бы отчасти, лежит ответственность и свободная воля.

Это имеет непосредственное отношение к организации терапевтического вмешательства: в позитивной психологии мир можно улучшить, не только устраняя неблагоприятные обстоятельства (не то чтобы я косвенно выступал за отказ от реформ), но также выделяя и высвечивая черты личности, как хорошие, так и плохие. Награда и наказание формируют характер, а не только поведение. Благоприятные события, высокие достижения и положительные эмоции – такие же привычные объекты изучения позитивной психологии, как ужасные события, неудачи, трагедии и эмоции отрицательные. Едва только мы начинаем всерьез воспринимать позитивные события как объект изучения, то замечаем, что больше не оправдываем блестящие результаты Сэмми тем, что она хорошо питается, имеет хороших учителей или тем, что ее родители заботятся о ее обучении. Зато мы задумываемся о характере Сэмми, ее талантах и достоинствах. И наконец, люди часто, возможно, даже чаще всего движимы будущим, а не прошлым, поэтому более мощным потенциалом обладает наука, позволяющая обеспечить и оценить ожидания, планирование и сознательный выбор, нежели наука привычек, внешнего воздействия и обстоятельств. То, что мы движимы скорее будущим, чем прошлым, чрезвычайно важно и прямо противоречит наследию общественных наук и истории психологии. Тем не менее это базовая и безусловная предпосылка позитивной психологии.

Предположение Анджелы, что плохая успеваемость в школе может отчасти быть связана с чертами личности неуспевающих учеников, а не только с системой, превратившей их в жертв, показалось привлекательным и мне как приверженцу позитивной психологии, и Джону Сабини с его педагогикой, краеугольным камнем которой было воспитание индивидуалистов. Просто в этом случае речь идет о правильном типе независимых людей – с высоким интеллектуальным потенциалом и блестящим образованием, но не настолько политкорректных, чтобы отказаться проводить серьезные исследования личных достоинств успешных учеников и слабостей характера учеников неуспевающих.

Что такое интеллект

Быстрота

Мы немедленно назначили собеседование с Анджелой. Знакомство с ней вызвало в памяти воспоминание, о котором придется рассказать. В 1970-х годах я был в Пенсильванском университете одним из двух профессоров, выступавших за проживание преподавателей на его территории: Алан Корс, который преподавал историю интеллектуального развития современной Европы, был убежден, что университетское образование на самом деле основано на интеллектуальной жизни. Но, обучая студентов, мы видели пропасть, разделявшую учебные аудитории и их реальную жизнь: они могли симулировать увлеченность на занятиях, но когда вырывались на свободу, их интересовали только вечеринки, вечеринки и еще раз вечеринки. Мы с Аланом воочию наблюдали эту «растительную жизнь» в общежитиях Принстона в начале 1960-х, но нам была ниспослана спасительная гавань: Уилсон-Лодж, столовая Принстонского университета тех лет. И по сей день, несмотря на десятилетия интеллектуальных радостей, среди них тот опыт остается лучшим переживанием в моей жизни. Крестовый поход против глубоко укоренившейся в Принстоне антиинтеллектуальной и антисемитской клубной системы тогда возглавил вдохновленный президентом университета Робертом Гоэном лидер старшего курса Дарвин Лабарт, о котором вы много узнаете в следующей главе. Вместе они и создали клуб «Уилсон-Лодж» {9}, открытый для любого студента и преподавателя. Туда вступили более сотни самых сильных студентов-интеллектуалов и сорок самых увлеченных профессоров.

Мы с Аланом верили, что система, при которой такие преподаватели живут вместе со студентами в общежитиях, стала бы противоядием от «растительной жизни» в кампусе Пенсильванского университета. И поэтому в 1976 году основали проект «Студгородки Пенсильванского университета». Первым включился Ван Пелт-колледж, возглавить его согласился лишь Алан, тогда еще бакалавр – ни один из преподавателей не был готов отказаться от семейных радостей ради жизни со 180 студентами. После своего развода, в 1980 году, я сменил Алана на посту. Не стану притворяться, что это была легкая работа, на самом деле она – единственная, которую я считаю своей неудачей. Моя профнепригодность в роли «родителя», проводящего двадцать четыре часа в сутки с молодыми людьми, стремящегося уладить бесконечные ссоры соседей по комнате, пресечь попытки самоубийства и сексуального насилия, справиться с дурацкими шутками, отсутствием личного пространства и, что хуже всего, антипатия администрации, которая относилась к преподавателям, живущим на территории кампуса не как к профессорам, а как к почасовым работникам, сделали жизнь на посту заведующего бесконечным кошмаром.

Но интеллектуальная жизнь, которая тогда возникла, стала явным прорывом, и это состояние сохранилось и по сей день. А какие были классные вечеринки! Студенты называли их «преподы жгут». В центре общего внимания на них была студентка, которую звали Лайза, она невероятно красиво танцевала. Слушали тогда рок, обычно тяжелый, с очень быстрым ритмом. Лайза как-то умудрялась делать два шага за один такт, танцуя в два раза быстрее всех остальных, с самого начала вечеринки и далеко за полночь.

Здесь мы возвращаемся к моему первому впечатлению от Анджелы Ли Дакворт: она была буквальной копией Лайзы – говорила в два раза быстрее всех, кого я знал, неутомимо и в то же время разумно.

Быстрота в научной среде одновременно и привлекает и отталкивает, она играет центральную роль в том, что, как мне кажется, и есть интеллект. Резвость ума высоко ценили и мои родители, и мои учителя. Образцами для подражания служили Дики Фримэн и Джоэл Куперман {10}, два вундеркинда, участвовавшие в радио-шоу Quiz Kids, выходившем в начале 1950-х годов. Они выпаливали ответы на вопросы в два раза раньше, чем другие участники, а вопросы были такими: «Название какого штата заканчивается на «ут»?» Знаю, потому что сам участвовал в версии конкурса на местном радио, когда был в четвертом классе, и правильно ответил на этот вопрос. А еще угадал, что «Маленьких перчиков» было пять (это старая книжная серия). Но я занял второе место, уступил Рокко Джиакомино и поэтому не попал на национальное шоу – вопрос «Кто написал “Струись, милый Эфтон”»[13]? вывел меня из игры.

Любовь родителей и учителей к быстроте была не случайной общественной условностью. Выяснилось, что связь между ней и коэффициентом умственного развития удивительно сильна. В эксперименте под названием «выбор – время реакции» испытуемые располагались перед панелью с лампочкой и двумя кнопками. Они должны были нажимать левую кнопку, когда загорается зеленый свет, и правую – когда загорается красный, причем как можно быстрее. Корреляция коэффициента умственного развития с тем, насколько быстро люди могли это делать, достигала +0,50 {11}. Однако быстрота в упражнении «выбор – скорость реакции» – не просто вопрос физической подготовки, поскольку корреляция в случае оценки «простого времени реакции» («Когда я скажу “жми”, как можно скорее жмите на кнопку») близка к нулю.

Почему интеллект так тесно связан со скоростью мышления? Мой отец, Адриан Селигман, был заместителем редактора в Апелляционном суде штата Нью-Йорк. Его работа заключалась в том, чтобы превращать громоздкие и часто неграмотные решения семи судей высокого суда в понятные документы, написанные на юридическом языке, напоминавшем английский. Он делал это невероятно быстро. По словам моей матери Ирен (она была судебной стенографисткой – ее свидетельству можно верить), Адриан мог сделать за час то, на что другим требовался целый день. У него оставалось семь часов, чтобы проверять и совершенствовать свою работу, и, разумеется, конечный результат оказывался значительно лучше, чем у коллег.

Любая сложная интеллектуальная задача – переписывание юридических материалов, перемножение трехзначных чисел, мысленный подсчет окон в доме, где вы выросли, определение того, какой кровеносный сосуд сшивать первым, или того, насколько вероятно, что на вершине следующей горы вас поджидает засада – имеет быстрые автоматические компоненты и медленные сознательные составляющие, которые требуют гораздо больших усилий. Предположим, вы – опытный старший сержант в Афганистане, которому нужно быстро занять господствующую высоту. Вы осматриваете местность и, основываясь на своем опыте, мгновенно понимаете, что свежие следы на земле, полная тишина, не слышно даже животных и птиц – тревожные признаки. Чем с большим количеством компонентов задачи вы справитесь автоматически, тем больше времени останется на сложные вопросы. Теперь у вас есть две минуты на сеанс радиосвязи с базой, и вы запрашиваете последнюю сводку о присутствии на этом участке боевиков врага. Вам говорят, что этим утром жители деревни неподалеку видели трех незнакомцев. Значит, велика вероятность наткнуться на засаду или мину, поэтому вы отправляетесь в долгий путь в обход горы. Две лишние потраченные минуты спасают несколько жизней.

Быстрота мышления сержанта говорит о том, какую часть задачи он уже решил «на автомате». Я сталкиваюсь с этим в серьезных партиях в бридж каждый раз, когда играю (в среднем примерно по три часа в день, через Интернет). За всю свою жизнь я сыграл больше 250 000 партий, и все четырехходовые комбинации из тринадцати карт (в бридже у каждого игрока на руках тринадцать карт четырех мастей) складываются у меня в голове автоматически. Так что если я знаю, что у противника шесть пик и пять червей, то понимаю – мгновенно – что у него или две бубны и нет треф, или две трефы и нет бубен, или по одной карте каждой масти. Менее опытным игрокам приходится просчитывать это, некоторые даже бормочут что-то про себя. Мне, правда, тоже приходилось шептать самому себе «две бубновые и нет треф, две трефы и нет бубен или одна бубновая и одна трефа» – примерно до 100 000 партии. Партия в бридж, как и большинство испытаний в жизни, ограничена по времени. На каждую партию в спортивном бридже вам дается всего семь минут, и чем больше комбинаций вы считаете «на автомате», тем больше времени у вас остается на сложные вопросы и поиск кратчайших путей к победе – простая прорезка, подъем ставки или окончание игры.

Что отличает великого игрока в бридж, великого хирурга или великого пилота от нас, простых смертных, так это то, как много они делают «на автомате». Когда большую часть того, что делает специалист, он делает автоматически, говорят, что у него «сильно развита интуиция» {12}. Поэтому к быстроте я отношусь очень серьезно.

Анджела (чья теория легла в основу настоящей главы) говорит об этом так:

Многие помнят из уроков физики старших классов, что движение тел описывается следующим уравнением: расстояние = скорость время. Это уравнение определяет то, что влияние скорости и времени независимо и мультипликативно, а не независимо и аддитивно. Если время равно нулю, то какой бы ни была скорость, расстояниетоже окажется нулевым…

Расстояние кажется мне удачной метафорой достижения. В конце концов, что такое достижение, как не продвижение из начальной точки к цели? Чем дальше цель от начальной точки, тем значительнее достижение. Точно так же, как расстояние представляет собой мультипликативный продукт скорости и времени, так вполне убедительным кажется, и что при условии постоянства возможностей достижение есть мультипликативный продукт навыков и усилий. Если не брать в расчет коэффициенты, то достижение = навыки усилия {13}.

Недостаточные навыки могут быть компенсированы грандиозными усилиями, так же как и недостаточные усилия могут быть компенсированы грандиозными навыками, но только в том случае, если и то, и другое не равно нулю. Далее, результат дополнительных усилий человека с развитыми навыками оказывается выше. Умелый столяр за два часа сделает больше, чем новичок за то же время.

Поэтому важный компонент навыка – то, как много вы делаете «на автомате», что и определяет, насколько быстро вы можете завершить базовые этапы задачи. В молодости я тоже был быстрым, ослепительно быстрым, и начал свою научную карьеру почти с тем же темпом речи, что и Анджела. Во время учебы в университете я рвался вперед и не только быстро говорил, но и быстро проводил исследования. Степень доктора получил всего через два года и восемь месяцев после диплома, а с ней – и раздраженное замечание от Джона Корбита, моего бывшего преподавателя в университете Брауна, о том, что я побил его старый рекорд – три года ровно.

Неторопливость

Однако интеллект и высокие достижения – нечто большее, чем просто быстрота. Что вам дает быстрота, так это дополнительное время для решения неавтоматических компонентов задачи. Вторая составляющая интеллекта и достижений – неторопливость и то, что вы делаете со всем тем дополнительным временем, которое получаете за счет быстроты.

Быстрота мышления имеет свою цену. Я замечал, что упускаю нюансы и «срезаю углы», в то время как следовало бы сделать мысленный эквивалент глубокого вдоха. Я замечал, что скользил по поверхности и бегло просматривал текст, когда нужно было вчитываться в каждое слово {14}. Я замечал, что плохо слушаю других: схватывал, к чему они клонят после первых же нескольких слов, и прерывал. И большую часть времени чувствовал тревогу – скорость и тревога всегда идут рука об руку.

В 1974 году мы взяли на работу Эда Пью, психолога, специализировавшегося на восприятии, он работал над такими точными вопросами, как «сколько фотонов света требуется, чтобы сработал один визуальный рецептор?» Эд был очень медленным человеком. Нет, не в физическом плане (в старших классах выступал за школьную сборную как квортербек[14]) и слова не растягивал, дело было в его темпе речи и реакции на вопросы. Мы называли Эда «задумчивым».

Эд походил на пенсильванскую реинкарнацию легендарного Билла Эстеса {15}, величайшего теоретика количественного обучения и самого медлительного из психологов, которых я когда-либо встречал. Беседы с Биллом были мучением. Пару лет я работал над изучением снов – в частности, над тем, что дают сны Homo Sapiens, учитывая, что в фазе быстрого сна, длящейся каждую ночь около двух часов, мы лежим неподвижно и беззащитны перед хищниками. Мы с Биллом познакомились на съезде около тридцати лет назад, и я спросил его: «Как вы думаете, в чем заключается эволюционная функция сна?»

Билл глядел на меня не моргая пять, десять, тридцать секунд (это было так странно, что я и правда начал считать). Спустя целую минуту он сказал: «Что, Марти, вы имеете в виду под эволюционной функцией?»

Как-то я оказался в гостях у Эда, возникла долгая пауза, напомнившая мне о той силе интеллекта, которую мог продемонстрировать Билл после такого молчания, и спросил: «Эд, как ты стал таким неторопливым?»

– Я не всегда был таким, Марти. Когда-то я был очень быстрым, почти таким же быстрым, как ты. Неторопливости я учился. Прежде чем получить докторскую степень, я закончил колледж иезуитов. И там мой социус (специальный куратор, который готовит студентов-иезуитов к жизни в обществе, в отличие от другого куратора, оценивающего их успеваемость) сказал мне, что я слишком быстр. Поэтому каждый день он будет давать мне прочесть одну фразу, после чего я должен сидеть полдня под деревом и размышлять над ней.

– А меня ты можешь научить не торопиться?

И он смог. Мы вместе читали «Страх и трепет» Сёрена Кьеркегора {16}, но со скоростью одна страница в неделю, и вдобавок к этому моя сестра Бет учила меня трансцендентальной медитации. Я честно практиковал ее на протяжении двадцати лет, по сорок минут ежедневно. Так я культивировал неторопливость, и теперь стал даже медлительнее, чем Эд тогда.

Что дает неторопливость с точки зрения уравнения «достижение = навыки усилия»?

Организующая функция

Адель Даймонд, профессор психологии развития в университете Британской Колумбии и одна из моих самых любимых нейробиологов, занимается замедлением детей детсадовского возраста. Давно известно, что импульсивные дети по мере взросления обнаруживают все более ухудшающиеся результаты. Классический «зефирный эксперимент» Уолтера Мишеля {17} показывает, что дети, хватающие одну зефирину, которая лежит перед ними, вместо того, чтобы через пару минут дождаться двух, плохо успевают на занятиях. Через десять лет они получают оценки в школе ниже и сдают отборочный тест в колледжи хуже, чем те, кто способен ждать. Адель убеждена, что именно неспособность детей контролировать свои быстрые эмоциональные и когнитивные импульсы является зерном, вокруг которого начинается кристаллизация неудач в школе {18}. Из-за таких детей раздражаются и расстраиваются учителя, а им самим меньше нравится учиться. Они испытывают трудности с выполнением школьных правил, становятся тревожными и замкнутыми. Учителя от них ожидают всё меньшего, школа превращается в наказание, возникает порочный круг неудач.

Адель считает, что жизненно необходимо прервать эти быстрые процессы и добиться, чтобы дети стали неторопливее. Замедление позволяет включить организующую функцию. Она состоит из фокусирования и игнорирования отклонений, запоминания и использования новой информации, планирования действий и пересмотра плана, а также служит подавлению быстрых, импульсивных мыслей и поступков.

Для замедления импульсивных детей Адель использовала методы из экспериментальной программы дошкольного воспитания Tools of Mind, разработанной Деборой Леонг и Еленой Бодровой. Когда учитель просит четырехлетнего ребенка постоять спокойно столько, сколько тот сможет, в среднем он выдерживает минуту. Однако во время игры, когда ребенок воображает, что охраняет завод, он может стоять не шевелясь четыре минуты. Адель обнаружила, что у детей, воспитывающихся в соответствии с программой Tools of Mind, выше оценки в тестах, где требуется применение организующей функции {19}.

Какие другие медленные процессы, помимо усиления организующей функции, позволяют решать большое количество задач быстро и автоматически? Один из них – способность к творчеству. В уравнении «достижение = навыки усилия» достижение определяется не каким-то движением вообще, но движением к определенной, фиксированной цели – это вектор, а не просто расстояние. И обычно к цели есть несколько путей. Одни позволят достигнуть ее быстро, другие – медленно, третьи приведут в тупик. Выбор пути – это медленный процесс, который мы называем «планирование». Кроме того, в основном за счет способности к творчеству изобретаются и новые пути.

Скорость обучения: первая производная скорости

Быстрота мышления при решении каждой конкретной задачи отражает, какая часть относящейся к ней информации обрабатывается «на автомате». Мы называем эту информацию «знанием», она говорит, сколько вы уже знаете об области, к которой задача относится. Скорость решения задач может меняться со временем, что аналогично «ускорению» – первой производной скорости в механик. Существует ли такая вещь, как ментальное ускорение, то есть увеличение со временем скорости мышления? Насколько быстро вы можете приобретать новые знания, то есть как увеличится со временем и по мере накопления опыта часть данной задачи, которую вы будете решать «на автомате»? Мы называем это «скоростью обучения»: сколько можно выучить за единицу времени.

Анджела была очень быстрой в плане психики, почти настолько, насколько это возможно для человека, и просто поразила нас во время интервью. В нарушение сложившейся практики приемная комиссия сдалась и дала согласие на ее зачисление. Она немедленно приступила к работе над своим грандиозным проектом по изучению черт характера успевающих и неуспевающих студентов, но через какое-то время возникли проблемы. Чтобы объяснить, почему так произошло, нам нужно глубже погрузиться в природу достижений.

Несмотря на свою стремительность, Анджела пренебрегала психологией – печально, но факт – возможно потому, что почти не сталкивалась с психологией во время обучения. Чтобы познакомить ее с позитивной психологией, в августе 2002 года я пригласил ее на одно престижное мероприятие. Каждое лето я проводил недельную встречу с несколькими ведущими позитивными психологами. В ней участвовали два десятка очень талантливых аспирантов и уже получивших степень исследователей со всего мира. Конкуренция за приглашения была жесточайшей, а уровень интеллекта присутствующих – очень высоким. Никогда не упускающая случая пообщаться Анджела включалась во все обсуждения, но отклики, которые я о ней получил, расстраивали: «Что за драндулет ты нам подсунул?» – так отозвался о ней один из уважаемых участников.

Один из критериев качества автомобиля – его скорость. Скорость мышления – очень хорошее свойство, оно показывает, в какой степени старое знание применяется автоматически. Но приобретать новое знание, которое еще не стало автоматическим, можно быстро или медленно. Ускорение, то есть изменение величины скорости за единицу времени, это первая производная скорости, оно служит дополнительным критерием качества автомобиля. А ментальное ускорение, то есть скорость, с которой изучается новый материал за единицу времени, посвященного обучению – это еще одна составляющая комплекса, который мы называем «интеллектом». Оказалось, что ментальное ускорение Анджелы столь же поразительно, как и ее быстрота.

В аспирантуре знания приобретают все, и ожидается, что обучающийся довольно быстро становится специалистом в своей узкой области. Но я не знаю ни одного студента, который бы учился со скоростью Анджелы: она уверенно освоила обширный массив методологически сложной литературы, посвященной интеллекту, мотивации и успеху. Спустя несколько месяцев остальные мои студенты (да и я сам) обращались к Анджеле за советом по поводу книг и методик психологии интеллекта. Примерно за год она прошла путь от «драндулета» до «феррари» (модели «Энцо»).

Что же касается нашей теории достижений, то мы исследовали свойства:

• Быстрота: чем быстрее, тем больше информации воспринимается «на автомате» и тем больше знаешь о задаче.

• Неторопливость: сознательные тяжеловесные процессы достижения цели, в частности, планирование, уточнение, проверка ошибок и творчество. Чем выше скорость, тем больше знаний, и потому тем больше времени остается для использования этих организующих функций.

• Скорость обучения: как быстро новая информация зачисляется на банковский счет автоматического знания, позволяя выделить еще больше времени на медленные организационные процессы.

Самоконтроль и упорство

Три описанных выше когнитивных процесса представляют собой «навыки» из нашего уравнения «достижения = навыки усилия». Но серьезная игра, в которую ввязалась Анджела, касалась не когнитивных процессов в академической успеваемости, а роли характера и его места в уравнении, то есть в «усилиях». Усилия – это количество времени, потраченное на задачу. В своем эссе она заявила, что собирается изучать некогнитивные составляющие. А некогнитивные составляющие достижений воплощены в усилиях, которые, в свою очередь, упрощаются до «времени на выполнение задачи». Гигантом в деле изучения усилий стал профессор Андерс Эрикссон из университета Флориды, рослый, скромный, но твердый швед.

Эрикссон утверждает, что краеугольным камнем высокой квалификации является не гений «от Бога», а сознательная практика: количество времени и энергии, которые вы потратили на нее {20}. Моцарт был Моцартом главным образом не потому, что имел уникальный дар к музыке, но потому, что с раннего детства все свое время проводил, применяя этот дар. Шахматисты мирового класса не быстрее и не умнее и не обладают уникальной памятью на ходы. Вероятней, их опыт настолько обширен, что они лучше распознают стандартные ситуации в шахматных позициях, чем те, кто играл меньше. Пианист мирового класса к двадцати годам тратит на практику 10 000 часов, по сравнению с 5000 часами исполнителя ниже уровнем и 2000 часами более-менее серьезных музыкантов-любителей. Примером сознательной практики может послужить один из аспирантов Эрикссона по имени Чао Лу, попавший в «Книгу рекордов Гиннесса» за поразительное количество знаков в числе пи, которое он запомнил: 67 890! Отсюда простой совет: если хотите выйти в чем-то на мировой уровень, затрачивайте на это по 60 часов в неделю в течение десяти лет.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Нью-Йорк. Наши дни. Аделина, девушка с экстрасенсорными способностями. Она еще не знает, что являетс...
Повесть «Гимн» Айн Рэнд – социально-политическая антиутопия. Это критика тоталитарного общества, под...
«Кто сказал, что слоны не могут танцевать?» – история грандиозного преобразования корпорации IBM в и...
У первых лиц – генеральных директоров или вице-президентов компаний – нет времени на анализ лишней и...
Автор знаменитого бестселлера «Семь навыков высокоэффективных людей» считает, что во всех областях ч...
Сорок первый сборник «Заговоров сибирской целительницы» не совсем обычный. Он начинает новый этап в ...