Все вечеринки завтрашнего дня Гибсон Уильям

56. ПРОИЗВЕДЕНИЕ КОМБИНАТА

– Мистер Фонтейн, — сказал Райделл, — у вас не найдется еще какой-нибудь пушки?

Все трое сидели рядом на полу, привалившись к стенке, выходившей в сторону Окленда, в задней комнате тесной фонтейновской лавки. Между Райделлом и Фонтейном стоял вещмешок с проектором. Мальчик, недавно спавший здесь на полу, сидел на узкой койке Фонтейна у противоположной стены, щелкая ноутбуком, что-то искал; на голове у него был огромный уродливый старый военный видеошлем, из-за чего он казался роботом, — впрочем, виднелась нижняя половина лица с приоткрытым ртом. Все лампы были погашены, так что во тьме пульсировало сияние пикселей, утекающее из-под шлема, оттуда, где копался мальчик.

– Я не торгую огнестрельным оружием, — сказал чернокожий. — Антикварные часы, ножи известных марок, военные игрушки…

"Хватит с меня ножей", — подумалось Райделлу.

– Мне просто не нравится сидеть тут и ждать.

– Никому не нравится, — раздался голос Шеветты. Она прижимала к глазу влажную тряпку.

На самом деле Райделлу не нравилось сидеть главным образом потому, что он не был уверен, сможет ли он встать. Его бок, заклеенный эластичной лентой, болел теперь не так сильно, но Райделл знал — запросто можно окочуриться. Он уже собирался попросить у Фонтейна какой-нибудь нож, когда тот сказал:

– Ну…

– Что "ну"? — спросил Райделл.

– Ну, — сказал Фонтейн, — эта штука на самом деле не входит в мой ассортимент, понимаешь?

– Какая штука?

– У меня есть адвокат, он из Африканского Союза, понимаешь? Политический беженец.

– Да ну?

– Ну да, — сказал Фонтейн, — сам ведь знаешь, как оно бывает, люди выбираются из подобных ситуаций, все эти этнические чистки и прочее говно…

– И что?

– Ну, понимаешь, эти люди, им нравится чувствовать, что у них есть защита, а то мало ли что может случиться.

Райделлу стало интересно.

– Дело в том, — продолжал Фонтейн, — что у них там такие нравы… массовые убийства, страшное дело. И мой адвокат Маршалл, он вот точно такой. На самом деле он с этим борется, понимаешь? Ходит к психотерапевту, и все такое… пытается научиться ходить по улицам без пистолета и при этом не бояться, что его в любой момент могут пристрелить враги из другого племени, просекаешь? Типа, это Америка, да?

– Думаю, что в Америке по сей день любого могут пристрелить враги из другого племени, мистер Фонтейн.

– Это правда, — сказал Фонтейн, заелозив задницей, — но у Маршалла все равно этот… как его, посттравматический синдром, да?

– И вы помогаете ему решать проблемы с психикой? Помогаете тем, что храните его оружие у себя, мистер Фонтейн? Вещь, которую он не хотел бы держать в своем собственном доме?

Фонтейн посмотрел на Райделла. Закусил губу. Кивнул.

– И где эта штука?

– Она в стене, у нас за спиной.

Райделл уставился на кусок стены между собой и Фонтейном.

– Это фанера?

– В основном да, — сказал Фонтейн, развернувшись. — Видишь, вот тут? Это как бы заплатка, гипсовый наполнитель для стен. Мы сколотили ящик, вставили внутрь, заштукатурили и закрасили.

– Думаю, эту штуку легко обнаружить металлическим искателем. — Райделл припомнил, как его обучали обнаружению подобных тайников.

– Не думаю, что в ней много металла, — сказал Фонтейн. — Уж точно, не в системе доставки.

– Можно на нее посмотреть?

– Ну, — сказал Фонтейн, — если мы ее достанем, я попал.

– Нет, — сказал Райделл, — я попал.

Фонтейн вытащил откуда-то маленький складной нож с костяной ручкой. Раскрыл и стал осторожно тыкать в стену.

– Можно взять нож побольше, — посоветовал Райделл.

– Тсс! — шептал Фонтейн.

Райделлу оставалось смотреть, как под ножом появляется темное кольцо диаметром как раз, чтоб носить на пальце. Фонтейн поддел его и вытащил из затвердевшего гипса, но, по всей видимости, оно к чему-то крепилось.

– Дерни его.

Райделл просунул сквозь кольцо средний палец, слегка потянул. Держится прочно.

– Давай, — сказал Фонтейн, — посильней.

Штукатурка треснула, посыпалась, и тонкая стальная проволока, припаянная к кольцу, пошла по периметру заплаты в стене, прорезая ее, как засохший сыр. Шероховатый, в дюйм толщиной, квадрат отвалился под рукой Райделла. Фонтейн стал вытаскивать что-то из открывшейся квадратной норы. Какой-то предмет, завернутый вроде в старую зеленую рубашку.

Райделл смотрел, как Фонтейн осторожно развертывает зеленую тряпку, из которой появился небольшой тяжелый пакет, похожий одновременно на пакет из-под молока (времен детства Райделла) и электродрель. Он был шинельного, блекло-оливкового цвета, а если и вправду являлся огнестрельным оружием, то самым нелепым и неуклюжим из всех, какие встречались Райделлу. Фонтейн взял предмет, направив вверх под углом в потолок. На другом конце была неудобная с виду пистолетная рукоятка, а где-то дюймах в шести перед ней — какая-то рифленая насадка, напоминавшая помело.

– Что это? — спросил Райделл

– Чейн-ган, — ответил Фонтейн. — Одноразовый. Не перезарядишь. Корпуса, считай, нет: эта длинная квадратная штука — и патроны, ствол — два в одном. Никаких подвижных деталей: запал электрический. Вот тут, где должна быть гашетка, две кнопки — направил куда тебе надо и жмешь на обе одновременно. Четыре выстрела. Четыре заряда.

– А почему чейн-ган?

– Маршалл говорит, что это, скорее, граната направленного действия, понимаешь? Или вроде как портативная осколочная мина. Главное, как он сказал, — не пользоваться в закрытых помещениях и палить исключительно в тех, кого не жалко увидеть разнесенными в бога душу мать.

– Так где же "цепная" часть?

Фонтейн вытянул свободную руку и легонько стукнул указательным пальцем по толстому квадратному стволу.

– Здесь, внутри. В эту штуковину набито четыреста двухфутовых обрезков тоненькой стальной цепочки, острой как бритва.

Райделл взвесил в руках нелепый предмет, взяв его за обе рукоятки и оттопырив пальцы, чтобы случайно не нажать на кнопки.

– И эта штука…

– ..сделает из тебя котлету, — закончил Фонтейн.

– Я слышала выстрел, — сказала Шеветта, убрав с глаза мокрую тряпку.

– Ничего не слышал, — сказал Райделл.

– А я слышала, — сказал Шеветта. — Всего один.

– Мой маленький двадцать второй калибр, — заметил Фонтейн, — почти что не слышно.

– Я не могу здесь оставаться. На этот раз Райделлу послышался выстрел. Просто хлопок. Короткий, отчетливый.

– Знаете что, ребята, — сказал он, — пойду-ка я, посмотрю, что к чему.

Шеветта наклонилась к нему — один глаз заплыл, темно-лиловый, распухший, почти закрылся, второй — серый, одновременно испуганный и гневный.

– Это не телешоу, Райделл. Понял? Знаешь, в чем разница? Это не эпизод какой-то. Это жизнь. Твоя жизнь. И моя. И его, — она показала на Фонтейна, — его тоже, — она показала на мальчика в шлеме. — Почему ты не можешь просто посидеть?

Райделл покраснел, почувствовал, как у него горят уши.

– Я не могу просто сидеть и ждать, когда…

– Да знаю я, — сказала Шеветта. — Чего от тебя еще ждать.

Райделл протянул Фонтейну чейн-ган и встал на ноги; его бок затек, но не так страшно, как он боялся. Фонтейн вернул ему пушку.

– Входная дверь закрыта на ключ?

– Нет, — ответил Фонтейн. — Я не запер.

Райделл вышел из-за невысокой перегородки, скрывавшей их от застекленной двери и окон.

И сразу же кто-то, сидевший в засаде напротив, выдал очередь из какого-то автомата с таким эффектным глушителем, что был слышен лишь шум отлаженного механизма и стрекотанье пуль. Оба фонтейновских окна мгновенно обрушились — как и застекленная дверь.

Райделл обнаружил, что лежит на полу; он не мог вспомнить, как там оказался. Стрельба по ту сторону улицы враз смолкла.

Райделл вспомнил, как падал в подвальном тире Ноксвилльской академии, вынимал обойму полумесяцем из приклада убойной штурмовой винтовки, доставал другую обойму и шлепком вгонял ее на место. Вспомнил, сколько времени уходит на это точное количество необходимых движений.

В его ушах отдавался высокий, тонкий, прерывистый звук, и тут он понял, что это плачет Шеветта.

Он вскочил и выставил молочную картонку из Комбината, принадлежащую адвокату Фонтейна, сквозь дырку в двери, где только что было стекло.

Нажми одну из кнопок, сказал он себе, это вполне безопасно. И другую.

Улица заполняется огнем. Отдача была столь сильной, что он чуть не сломал себе запястье; но, похоже, больше никто, решительно никто не собирался стрелять.

И уж точно не там, куда врезались обрезки цепи.

57. ЦЕНТР

На следующий день, прибираясь, Фонтейн обнаружил на полу в задней комнате разорванную картонную коробку крупной мексиканской соли.

Он поднял ее — очень уж тяжелую — и стал вытряхивать соль на ладонь, пока оттуда не вывалился распустившийся экзотический цветок пули с полой головкой, пули, которая пробила фанерную перегородку и врезалась в центр этой круглой коробочки, стоявшей на полке. Кинетическая энергия перешла в тепловую, но теперь пуля была холодной, похожей на растопорщенное золотистое зернышко попкорна. Форма этой пули доказывала, что ее изготовили, чтобы поражать плоть человека.

Фонтейн положил ее на полку рядом с оловянным солдатиком — еще одним выжившим в этой войне. Он даже двигаться мог сейчас, и будто во сне, в вязкой тишине, которая окружала его, ярко возникло воспоминание об отце, который однажды, несмотря на безумный страх матери, повел Фонтейна во двор за их домиком в прибрежной Вирджинии, чтобы вместе очутиться в центре урагана.

Когда первая ярость шторма уже позади, не движется ничто. Птицы молчат. Каждая ветка на облетевших деревьях отчетливо видна и исполнена покоя. Но самым краем сознания, пожалуй, можно заметить присутствие какого-то вращения. Что-то инфразвуковое, что-то, что только чувствуешь, но не слышишь. Что-то, что снова вернется. Вне всяких сомнений.

Вот и сейчас он чувствует что-то подобное. Он видит, что руки мальчика застыли, дрожа, над клавишами ноутбука, голова по-прежнему в этом старом военном шлеме. На мгновение Фонтейну кажется, будто мальчик ранен, — но крови не видно, он просто напуган.

Пушки созданы, чтобы стрелять, Фонтейн это знает, и Райделл только что доказал это, выстрелив из маршалловской пушки, этой безобразной русской штуки, зловещего трофея штатов Комбината, пришедшего через Африку, напоминанием о тупых войнах, этнических конфликтах, тлеющих не одно столетие, как безвоздушные пожары в недрах торфяных болот. Пушка для тех, кто неспособен научиться стрелять.

Он дышит вонючей гарью, в горле резкий химический привкус. Хруст битого стекла под каблуками. Райделл стоит у двери, громоздкий чейн-ган тянет вниз его руку, словно пистолет дуэлянта. Фонтейн становится рядом с ним, смотрит в узкий крытый въезд на мост, будто разглядывает декорации, а может, диараму, — там все залито мутным красноватым светом. Мрачные тени скрывают вещественные доказательства случившегося.

– Шеветта, — зовет ее Райделл, будто внезапно вспомнив, что она здесь, и, хромая, хрустя битым стеклом, идет ее искать.

Фонтейн щурится от странного красного зарева, пятно, в которое кто-то так стремительно превратился, и замечает краем глаза какое-то движение — там, высоко. Что-то серебряное.

Он испуганно пятится, но это всего лишь воздушный шар, сплющенная подушка из надутого майлара с маленькими пропеллерами за металлическими решетками и видеокамерой. Шар спускается вдоль фасада его лавки; затем пропеллеры начинают вертеться в обратную сторону, шар останавливается, плавно вращаясь, объектив направлен на Фонтейна.

Фонтейн смотрит вверх на странное существо со страхом, может оно тоже угрожает смертью, но оно просто висит себе в воздухе, будто наблюдает за ним. Он отворачивается и опять видит разгромленную лавку. Битое стекло — наиболее очевидное свидетельство разрушения, пулевые отверстия заметны меньше. Два из них, впрочем, образовались в круглой эмалевой эмблеме "кока-колы", которая раньше считалась сохранившейся на восемьдесят процентов, а теперь едва ли сойдет за "очень хорошую".

Больше всего его волнует витрина, хотя он боится того, что увидит, когда подойдет: часы, засыпанные стеклянным крошевом, будто рыбы в разбитом аквариуме. Выудив оттуда "Грюэн Кюрве" за ремешок из поддельной крокодиловой кожи, Фонтейн обнаруживает, что они не тикают. Он вздыхает. Кларисса в последнее время донимала его уговорами купить несгораемый шкаф и запирать в нем на ночь самые ценные вещи. Если бы он послушался, все часы тикали бы по-прежнему. Стоп: эти вот тикают — хронометр "Докса" со слегка заржавленным циферблатом — его любимая вещь, хотя почему-то никогда не пользуется у покупателей спросом. Фонтейн подносит его к самому уху и слышит работу механизма, собранного за много лет до его рождения.

Но вот он замечает то, от чего Кларисса расстроится еще больше: ее младенцы, "близняшки", валяются кучей, напоминая фото нераскрытого зверского преступления из бульварной газеты, их лопнувшие головы и туловища сочатся силиконом (это жидкость, которая ведет себя, как твердое тело, а может, наоборот, — Фонтейн никак не запомнит). Ни одна из кукол не уцелела, и, наклонившись, чтобы их рассмотреть, он вдруг слышит лепет: механизм воспроизводит один и тот же слог, неразборчивый слог непонятно на каком языке, японском или английском. Это зрелище поражает Фонтейна настолько, что на память сразу приходят воспоминания детства: сквозь полицейский кордон видны развалины гарлемского кинотеатра; пожар, погубивший здание, пощадил витрину с конфетами, хотя внутри все расплавилось, растеклось и затвердело карамельной лавой. Но отвратительный запах пожарища не смог окончательно перебить вкусный сладкий аромат. Чего не скажешь об этом силиконе.

До Фонтейна доносятся громкие голоса Шеветты и Райделла, похоже, они о чем-то спорят. Фонтейну хочется, чтобы они замолчали.

Он — в центре урагана, и он хочет его понять.

58. МАЛЕНЬКОЕ СИНЕЕ ОТВЕРСТИЕ

Крупным планом, снятым с руки, Лэйни видит маленькое синее отверстие около глаза этого мертвеца — оно похоже на радикальный эксперимент с тушью для ресниц. Входное отверстие от пули очень маленькое.

– Обратите внимание на отсутствие пороховых ожогов, — говорит владелец камеры. — Выстрел произведен с расстояния.

– Зачем вы мне это показываете? — спрашивает Харвуд, он представлен только своим голосом.

Камера отъезжает, общий план покойника — блондин в черной кожаной куртке, видимо, скатился по какой-то вертикальной поверхности, когда-то выкрашенной эмалью. Он выглядит удивленным и слегка косоглазым. Камера отъезжает еще раз: виден второй труп — человека в черном бронежилете, ничком лежащего на мостовой.

– По пуле на брата. Мы не ждали, что у него будет пистолет.

– Как вы знаете, на мосту не часто бывают разборки с огнестрельным оружием.

Человек разворачивает камеру на себя, камера берет лицо снизу, от пояса.

– Я просто хотел напомнить вам: я вас предупреждал.

– Если он покинет это место живым, у вашей фирмы будут проблемы посерьезнее, чем просто нарушение отдельных пунктов договора. Вы подписали соглашение о том, что позаботитесь обо всем, припоминаете?

– А вы дали обещание следовать нашим советам.

– Я к ним прислушался.

– Я взялся за дело с командой из пяти человек. Теперь двое из них мертвы, нет связи с тремя другими, и я только что слышал что-то похожее на взрыв. Этому поселению свойственна нестабильность, это какой-то вооруженный муравейник. Эти люди возбуждаются от малейшей искры, над ними нет никакой власти. Легко может вспыхнуть бунт, и если это произойдет, бесполезно будет даже пытаться устранить этого вашего сумасшедшего убийцу или пытаться захватить Райделла.

– Вы хотели сказать "перехватить Райделла".

– У меня есть еще один, последний совет. — Человек слегка поднимает камеру, лицо во весь экран, на треть обернутое черным шарфом.

– Слушаю.

– Сжечь.

– Что?

– Мост. Легко загорится.

– Но вы потеряете время на подготовку.

– Все уже подготовлено. — Человек направляет камеру на небольшой пульт дистанционного управления, который он держит в другой руке. — Мы установили радиоуправляемое устройство. Мы всегда готовы к непредвиденным ситуациям.

– Но разве наша парочка не сбежит, воспользовавшись суматохой? В конце концов, вы сами сказали, что опасаетесь бунта…

– Никого не минет чаша сия… Мост загорится с обоих концов — от Брайент-стрит до Острова Сокровищ.

– А вы как собираетесь спасаться?

– Все предусмотрено.

Харвуд молчит.

– Ну что ж, — говорит он, наконец, — полагаю, вам следует попробовать.

Человек нажимает кнопку на пульте.

Лэйни в панике выскакивает из ромба, ищет Ливию и Пако.

Проектор все еще там, все еще на мосту. Лэйни по-прежнему не понимает, для чего предназначен этот предмет, но Рэи Тоэи должна быть в центре событий.

И он понимает, что Харвуд знает, а может, просто чувствует это и делает все — уже сделал, — чтобы этому помешать.

Он срывает с головы шлем и шарит в темноте, ища телефон.

59. ПТИЦЫ ЧУЮТ ОГОНЬ

Шеветта не могла отвести глаз от отверстий в фанерной перегородке между лавкой и подсобкой. Вокруг дырок образовались щелястые неровности. Она проследила траекторию пули через эти дырки дальше, сквозь комнату.

Она до сих пор не могла поверить, что сама едва не стала мишенью. Ее все еще била дрожь, которую она никак не могла унять, крепко стискивала зубы, чтобы они не стучали. Кроме того, у нее началась икота, и ей совсем стало не по себе. Свое состояние она вымещала на Райделле, одновременно чувствуя себя виноватой — потому что он, судя по всему, тоже был в шоке.

Она смутно осознавала, что к двери подходят какие-то люди и заглядывают внутрь, но, видя Райделла с чейн-ганом, исчезают. Это люди с моста, а они всегда так себя вели. Если человек был безоружен, спрашивали, все ли в порядке, не надо ли помочь, в противном случае сразу соображали "все ли о'кей" (как любил выражаться Скиннер).

Шеветта раздвоилась; одна ее часть ругалась с Райделлом из-за того, что он снова втянул ее в какое-то дерьмо, вторая — не уставала изумляться, что осталась жива в такой передряге.

Что-то загудело в кармане Райделла, он вытащил темные очки, черная оправа с дешевой хромированной отделкой, и нацепил их на нос.

– Алло? — сказал Райделл. — Лэйни?

Она не заметила, как человек, уговоривший Фонтейна отдать пистолет, открыл дверь — раздался скрежет стекла — и вошел в лавку; выглядел он точно так же, когда уходил, вот только теперь у него на щеке была длинная свежая ссадина с капельками крови. Он достал из кармана плоский маленький револьвер и протянул Фонтейну, отставив в сторону ствол и обхватив рукой ту самую штуку, в которую суют пули.

– Благодарю вас, — сказал человек.

Фонтейн поднес пушку к носу, понюхал и вопросительно поднял брови.

– Я отрегулировал снос, — сказал человек (что бы это ни значило). — Компенсировать отдачу больше не нужно.

Фонтейн со щелчком открыл штуку для пуль и высыпал на ладонь пять пустых латунных патронов. Посмотрел на них, поднял взгляд на человека.

– Как успехи?

– Трое, — сказал человек.

– Похоже, один у них есть, — говорил тем временем Райделл. — Тут один мальчик на нем работает. Вы хотите, чтобы я подключил кабель? Хотите поговорить с ней, Лэйни? Она мне сказала, что вы много общались… — Райделл выглядел смешно; стоял и болтал будто сам с собой, одна рука поднята, держит в руке наушник, вторая опущена, держит чейн-ган. Шеветте хотелось, чтобы он его куда-нибудь спрятал, хоть обратно в тайник, куда угодно.

– Райделл, хватит, — сказала она, но внезапно увидела "Маленькую Игрушку Бога", парящую над дверью и глядящую на нее. — Тесса? Тесса, ты слышишь меня?

Пронзительный визг статического электричества; так пытаются говорить попугаи.

– Тесса, очень жаль, — сказал человек в длиннополом пальто. — Люди, которые на вас напали, поддерживают связь по нескольким каналам. Я использую излучатель помех на этих частотах. — Он посмотрел на "Маленькую Игрушку Бога". — Контрольные механизмы этого устройства не повреждены, но звуковая связь в данный момент невозможна.

– Тесса! — Шеветта яростно замахала воздушному шару, но тот просто таращился на нее своим главным объективом.

– Что значит "поджигают"? — говорил Райделл. — Сейчас? Прямо сейчас?! — Райделл стянул очки с носа. — Они поджигают мост.

– Что-о?! — она вспомнила предостережения Скиннера и то, как осторожно люди на мосту пользовались газом и спичками; знала, что брошенный на землю окурок мог стоить здесь жизни.

Райделл снова надел темные очки.

– Вы хотите, чтобы мы бежали, я не ослышался? Что значит "оставьте там"? Черт возьми, Лэйни? Алло? — она увидела, насколько был потрясен Райделл, когда снял очки. — Слушайте все сюда. Сейчас мы уходим. Лэйни утверждает, что мост поджигают.

Райделл наклонился, морщась от боли, развязал вещмешок и достал оттуда странную серебряную штуку. Она блеснула в льющемся снаружи свете. Будто большой стальной термос. Райделл вытянул из вещмешка какие-то свернутые кольцом кабели и бросил один Шеветте:

– Найди розетку.

Держа в руке второй кабель, он подошел к мальчику в старом военном шлеме.

– Эй, парень! Придется одолжить у тебя ноутбук. Ты слышишь меня?

Шлем приподнялся, и, казалось, на Райделла уставился гигантский термит. Райделл взял ноутбук, выдернул провод, подключенный к шлему. Шеветта увидела, что парень от неожиданности оторопел. На экране ноутбука красовался циферблат настенных часов. Нет, подумала Шеветта, это, наверное, какие-то старомодные карманные часы, увеличенные до размеров детской головки.

Райделл близко поднес к глазам концы кабеля, внимательно разглядел, выбрал один и попробовал воткнуть в гнездо на задней панели ноутбука, потом в другое. Подошло. Шеветта нашла розетку, косо торчащую из стены. Подключила кабель и протянула второй конец Райделлу, который втыкал кабель от ноутбука в серебряный "термос". Райделл воткнул оба кабеля в спаренное гнездо. Ей послышалось, будто термос начал гудеть.

И между Шеветтой и Райделлом возникла девушка, бледная и худая, тело ее светилось, на миг она показалась голой. Но тут же она явилась в скиннеровской куртке из потертой конской кожи, черные джинсы, черная водолазка, кроссовки с ребристой подошвой. Все гораздо более новое и стильное, чем одежда Шеветты, но, в общем, очень похоже.

– Меня зовут Рэи Тоэи, — сказала девушка. — Берри Райделл, вам нужно немедленно покинуть мост. Он горит.

– Вы сказали, что знаете мое имя, — сказал человек в пальто; в излучаемом Рэи Тоэи сиянии длинная тонкая ссадина на его щеке стала черной. — Там, в таверне.

– Вас зовут Конрад, — сказала она. — Первая буква "к".

Человек удивленно поднял брови над золотой оправой круглых очков.

– И откуда вам это известно?

– Мне известно многое, Конрад, — сказала она и немедленно на несколько секунд превратилась в другую девушку, голубоглазую блондинку, радужки окаймлены черным ореолом.

И человек застыл, как изваяние, стал казаться тяжелым и оцепенелым, — и Шеветта почему-то вспомнила пылинки, плывущие в залитом солнцем старом музее, — чем-то, что она уже где-то когда-то видела, вот только не помнила, где и когда.

– Лиза, — сказал человек; имя будто всплыло из какой-то мучительной глубины. — Вчера мне приснилось на Маркет-стрит, что я видел ее.

– Очень многое возможно, Конрад.

Райделл тем временем вынул из вещмешка розовый ранец и стал опоясывать себя его ремнями. Спереди на ранце красовался ухмыляющийся мультяшный дракон. Шеветта уставилась на дракона, а Райделл расстегнул молнию, достал из ранца сложенный розовый нагрудник, развернул его и застегнул вокруг шеи. Нагрудник гордо сообщал: "Служба безопасности "Счастливого дракона"" — черными рублеными буквами.

– Что это за штука? — спросила Шеветта.

– Бронежилет, — ответил Райделл и повернулся к светящейся девушке. — Лэйни говорит, что я должен оставить проектор на мосту. Но это значит, что мы вас покинем…

– Это то, чего я хочу, — сказала она. — Мы собираемся проникнуть в суть харвудовского замысла. Помешать ему. И изменить все, — она улыбнулась Райделлу, и Шеветта почувствовала укол ревности.

Но тут же услышала приближающийся шум, рев и вой надрывающегося электрического двигателя. Раздался грохот металла, и Фонтейн отпрыгнул от двери. Трехколесный вездеход, лязгнув, остановился снаружи; Тесса сидела позади мальчишки с круглой, словно луна, физиономией, в черной сетчатой кепочке, надетой задом наперед, и черной футболке. На Тессе были видеоочки, на обеих руках красовались контрольные перчатки. Она стянула очки и откинула волосы со лба.

– Шеветта, быстро!

– Слезь-ка с трака, дорогуша, — сказал круглолицый мальчишка. — Здесь хрен развернешься.

Тесса спрыгнула с вездехода и вошла в лавку, глядя вверх на "Маленькую Игрушку Бога".

– Звук почему-то не записывается, — сказала она.

Мальчишка стукнул кулаком по двигателям, вмонтированным во втулки задних колес вездехода, и дал задний ход. Трак, накренясь, подался по кривой назад и снова вперед, развернувшись в сторону Сан-Франциско.

– Скорее, дорогуша! — сказал мальчишка.

– Две камеры снимают пожар, — сказала Тесса. — Этот отстойник горит.

– Пора сваливать, — сказал Райделл, положив руку на плечо Шеветты. — Мистер Фонтейн, не желаете прокатиться на этой штуке с Шеветтой?

– Никуда я не собираюсь, сынок, — ответил Фонтейн.

– На мосту пожар, мистер Фонтейн.

– Я здесь живу.

– Райделл, пошли, — сказала Шеветта, схватив его за брючный ремень.

Тесса залезла обратно на сиденье позади водителя в сетчатой кепочке и снова надела видеоочки.