Неподобающая Мара Дайер Ходкин Мишель

47

ПРЕЖДЕ

На следующий день я проснулась на скелетообразной кровати «Тамерлана», психиатрической лечебницы штата. Подо мной был разорванный в клочья грязный матрац. Рама кровати застонала, когда я шевельнулась и осмотрела себя. Я была одета в черное. Кто-то поцеловал меня сзади в шею. Я круто обернулась.

Это был Джуд. Он улыбнулся, и рука его скользнула вокруг моей талии — он притянул меня ближе.

— Брось, Джуд. Не здесь.

Я пригнулась, ускользнув от его руки, и встала. Споткнулась об обломки и изоляцию на полу.

Джуд последовал за мной и прижал меня спиной к стене.

— Ш-ш, просто расслабься, — сказал он, подняв руку к моей щеке, а потом к губам.

Я отвернула голову. Его дыхание на моей шее было горячим.

— Я не хочу заниматься этим сейчас, — хрипло сказала я.

Где Рэчел? И Клэр?

— Ты никогда не хочешь этим заниматься, — пробормотал он у моей шеи.

— Может, потому, что ты занимаешься этим так скверно.

Как только эти слова слетели с моих губ, в животе у меня все сжалось.

Джуд не шевельнулся. Я бросила быстрый взгляд на его лицо: глаза его были пустыми. Безжизненными. А потом он улыбнулся, но в его улыбке не было тепла.

— Может, потому, что ты любишь дразниться, — сказал он, и улыбка его поблекла.

Мне нужно было уйти. Немедленно.

Я попыталась вырваться и толкнула его ладонями в грудь. Он толкнул меня в ответ. Больно толкнул.

Почему это происходит? За минувшие два месяца я выяснила, что у Джуда случаются поганые моменты, когда он качает права, становится несносным, испорченным — типичная ерунда альфа-самца. Но это? Это был совершенно новый уровень порочности. Это было…

Джуд всем весом прижал меня к пыльной, осыпающейся стене, прервав ход моих мыслей. Я почувствовала, как каждый волосок на моей шее встал дыбом, и взвесила все сокращающиеся варианты.

Я могла завопить. Рэчел и Клэр, возможно, достаточно близко, чтобы меня услышать… А возможно, и нет. Если они далеко… Что ж. Тогда все будет еще поганей.

Я могла его ударить. Наверное, это будет глупо, поскольку я видела, как Джуд выжимал лежа вдвое больше моего веса.

Я могла вообще ничего не делать. Рано или поздно Рэчел начнет меня искать.

Третий вариант казался самым многообещающим. Я обмякла. Джуду было плевать. Он прижал меня еще сильней, и мне пришлось бороться с истерией, водоворотом крутящейся в горле.

Это было неправильно, неправильно, неправильно, неправильно, неправильно.

Джуд с сокрушающей силой прижался губами к моим губам. Он задыхался, и сила эта еще больше вдавила меня в стену, так что вокруг закружились облачка пыли. Меня затошнило.

— Нет, — прошептала я.

Мой голос прозвучал словно издалека.

Джуд не ответил. Его лапающие руки были грубыми и неуклюжими под моим пальто, под свитером, под рубашками. Холод его кожи, когда он прижался к моему животу, заставил меня задохнуться.

Джуд хохотнул, услышав это, и его смех зажег во мне холодную и все нарастающую ярость. Мне хотелось его убить. Я надеялась, что смогу. Я оторвала одну его руку от себя с силой, которую даже в себе не подозревала. Он тут же заменил ее второй ладонью, и, не думая, я размахнулась и ударила его.

У меня даже не было возможности заметить резкую боль в руке: прежде я почувствовала горящий след на лице. На лице. Джуд ударил так быстро и так свирепо, что у меня как будто ушли минуты — или часы, — чтобы осознать, что он ответил ударом на удар. Мои глаза словно выпали из глазниц. Боль укусила меня изнутри, и все мое существо стало горячим от нее.

С трясущимися конечностями, плача (я плакала?), я начала оседать. Джуд вздернул меня вверх и пригвоздил к стене, запер, как в ловушке. Я так неистово дрожала, что под моими руками и ногами стали подаваться кусочки стены. Джуд провел языком по моей щеке, и я содрогнулась.

А потом прозвенел голос Клэр, прорезав наэлектризованную тишину:

— Мара?

Джуд слегка подался назад, всего лишь слегка, но мои ноги не двигались. Щеки были холодными и щипали от слез и его слюны, которые я не могла стереть. Я дышала неровно и молча всхлипывала. Я злилась на себя за то, что не знала раньше, какой лживый незнакомец стоял рядом со мной. И злилась на него за то, что он так хорошо маскировался, за то, что одурачил меня, запер меня, раздавил меня. Я почувствовала, как что-то тянет мой рассудок вниз, угрожая меня свалить.

Меня вернул к действительности звук шагов в нескольких футах от нас. Клэр снова позвала меня по имени по другую сторону дверного проема. Я не видела ее, но вцепилась в ее голос, пытаясь стряхнуть выводящую из себя беспомощность и бессилие, сжавшие мое горло и налившие мои ноги свинцом.

Луч фонарика Клэр затанцевал по комнате и в конце концов остановился на Джуде, когда тот вышел из-за стены, подняв крошечные облачка пыли.

— Привет, — сказала Клэр.

— Приветик, — ответил Джуд со спокойной, ровной улыбкой. Она была куда более пугающей, чем его ярость. — Где Рэчел?

— Ищет комнату с грифельной доской, чтобы добавить к списку наши имена, — спокойно сказала Клэр. — Она хотела, чтобы я вернулась и убедилась, что вы, ребята, не заблудились.

— Мы в порядке, — ответил Джуд и просиял, продемонстрировав свои всеамериканские ямочки на щеках.

Он подмигнул Клэр.

Вопящее во мне неистовство вырвалось лишь слабым, жалким шепотом:

— Не уходи.

Джуд жестко уставился мне в лицо, глаза его отражали чистейший гнев. Он не дал мне шанса снова заговорить и опять повернулся к Клэр. Ухмыльнулся и закатил глаза.

— Ты же знаешь Мару, — сказал он. — Она немножко психует. Я отвлекаю ее от этого.

— А, — сказала Клэр и негромко засмеялась. — Веселитесь, детки.

Я услышала звук ее удаляющихся шагов.

— Пожалуйста, — сказала я, на этот раз чуть громче.

Я услышала, как шаги на мгновение замерли — на одно короткое, обнадеживающее мгновение, — прежде чем зазвучали снова. И затихли, превратившись в ничто.

Джуд вернулся. Его мясистая рука толкнула меня в грудь, впечатав в стену.

— Заткнись, — сказал он и одним грубым движением расстегнул мое пальто.

Другим движением расстегнул фуфайку. Одежда повисла на моих плечах.

— Не двигайся, — предупредил он.

Я полностью замерла, дурацким образом лишенная возможности сопротивляться. У меня стучали зубы, я вся дрожала от гнева, прижатая к стене, пока Джуд возился с пуговицей на моих джинсах, выворачивая ее из петли.

У меня в голове была лишь одна мысль, единственная, которая заползла в мой мозг, как насекомое, и била крылышками, пока я не лишилась возможности слышать что-нибудь еще, думать о чем-нибудь еще, пока все остальное не стало неважным.

«Он заслуживает смерти».

Когда Джуд расстегнул молнию на моих джинсах, разом случились три вещи. Меня позвала по имени Рэчел. Дюжина железных дверей захлопнулась с оглушительным стуком. И все стало черным.

48

Голос матери рывком привел меня в чувство.

— С днем рожденья тебя!

Она стояла рядом с моей кроватью и улыбалась, глядя на меня сверху вниз.

— Она проснулась, ребята! Входите.

Я оцепенело наблюдала, как остальные члены семьи маршируют в мою комнату, неся стопку оладий с воткнутой в нее свечой.

— С днем рожденья тебя! — пропели они.

— И еще много-много дней рождений! — добавил Джозеф, оживленно жестикулируя.

Я опустила лицо на руки и потянула себя за кожу. Я даже не помнила, как прошлой ночью отправилась спать, но вот она я, в постели. Просыпаюсь после своего сна-воспоминания ночного кошмара о психушке.

И об Эверглейдсе?

Что случилось прошлой ночью? Что случилось той ночью? Что случилось со мной? Что случилось? Что случилось?

Отец протянул ко мне тарелку. Крошечная капля воска стекла по свече и помедлила, дрожа, как одинокая слеза, прежде чем упасть на верхнюю лепешку. Я взяла тарелку и задула огонек.

— Девять тридцать, — сказала мама. — Тебе хватит времени, чтобы поесть и принять душ, прежде чем Ной тебя заберет.

Она смахнула прядь с моего лица. Взгляд мой обратился к Даниэлю. Тот подмигнул. Потом я перевела взгляд на отца, которого, казалось, не очень-то обрадовал этот план. Джозеф просиял и задвигал бровями. Он не выглядел усталым. И не выглядел испуганным.

И плечо мое не болело.

Мне все приснилось?

Мне хотелось спросить Джозефа, но я не видела возможности сделать это наедине. Если все и вправду случилось, если его умыкнули, я не могла позволить, чтобы об этом узнала мама, пока не поговорю с Ноем. А если ничего не было, я просто не могла позволить маме об этом узнать. Потому что она наверняка препоручит меня врачам.

И в данный момент я не смогла бы с ней спорить.

Я балансировала на грани сна и памяти, не в силах разобраться, где одно, а где другое, когда приняла поцелуй отца и подарок — цифровую камеру. Я поблагодарила. И они ушли.

Я спустила с кровати одну ногу, другую и поставила их на пол. Потом по очереди переставляла их, пока не добралась до ванной. Дождь хлестал по маленькому окну, и я уставилась на дверь в душевую, застыв между туалетным столиком и унитазом. Я не могла посмотреть в зеркало.

Я помнила ту ночь. Наверное, помнила ее только во сне и только фрагментарно, но обрывки эти принимали форму чего-то чудовищного и ужасного. Чего-то отвратительного.

Я порылась в других своих воспоминаниях. Джуд, этот засранец, этот трус, и то, что он пытался сделать, а потом… ничего. Чернота. Память ускользнула, отступив в непостижимую безбрежность лобной доли моего мозга. Она насмехалась надо мной, изводила меня, и я злилась на нее, когда Ной постучал в переднюю дверь, чтобы меня забрать.

— Готова? — спросил он.

Он держал зонтик, но из-за ветра его рука подрагивала. Я вгляделась в его лицо. Синяк исчез, и над глазом остались лишь небольшие следы ссадины. Не могло все так резко зажить за несколько часов. Значит, минувшая ночь была дурным сном. Вся. Психушка. Эверглейдс. Все это должно было быть сном.

Я поняла, что Ной все еще стоит, ожидая ответа. Я кивнула, и мы побежали.

— Итак, — сказал Ной, как только мы оказались в машине, и откинул назад влажные волосы. — Куда?

Он говорил небрежным тоном.

Его слова все подтвердили. Я уставилась мимо него, на пластиковый пакет, застрявший в изгороди через улицу: его хлестал дождь.

— В чем дело? — спросил Ной, рассматривая меня.

Я вела себя как сумасшедшая. Я не хотела вести себя так. Проглотив вопрос, который мне хотелось задать про Эверглейдс, про прошлую ночь, потому что все это было не по-настоящему, я сказала:

— Плохой сон.

Уголок моего рта приподнялся в слабой улыбке.

Ной посмотрел на меня сквозь ресницы, на которых повисли, как драгоценности, капли дождя.

— Что снилось?

Его голубые глаза смотрели на меня не отрываясь.

И в самом деле, что? Джозеф? Джуд? Я не знала, что было реальностью, что — ночным кошмаром, а что — памятью.

Поэтому я сказала Ною правду.

— Не помню.

Он уставился на дорогу перед нами.

— А тебе бы хотелось помнить? — тихо спросил он.

Его вопрос застал меня врасплох. Хотелось бы мне помнить? А у меня был выбор?

Стук закрывшихся дверей звенел в моих ушах. Я услышала, как Джуд потянул мою молнию вниз. Потом в зале эхом отдался голос Рэчел. А потом ее не стало. Я никогда больше ее не слышала. Но, может быть… Может быть, и слышала. Может, она пришла за мной, я просто еще не вспомнила об этом. Она меня позвала и, может, пришла прежде, чем рухнувший дом ее раздавил…

Прежде чем он раздавил ее. Прежде чем он раздавил Джуда, который раздавил меня.

У меня пересохло во рту. Мой разум терзала некая фантомная память, возвещая о своем присутствии. Это было важно, но я не знала почему.

— Мара?

Голос Ноя вернул меня в настоящее. Мы остановились перед светофором, который горел красным светом, и дождь волнами накатывал на ветровое стекло. Пальмы посередине улицы качались и сгибались, угрожая сломаться. Но они не сломаются. Они были достаточно крепкие, чтобы выдержать.

И я тоже.

Я снова повернулась к Ною и сосредоточила взгляд на нем.

— Думаю, не знать — еще хуже, — сказала я. — Я бы предпочла помнить.

Когда я произнесла эти слова, все ударило меня с совершенной ясностью. Все, что случилось: галлюцинации, паранойя, ночные кошмары — случилось просто потому, что мне нужно было знать, нужно было понять, что произошло той ночью. Что случилось с Рэчел. Что случилось со мной. Я вспомнила, как рассказала об этом доктору Мейллард всего полторы недели назад, а она улыбнулась, говоря, что я не могу силой заставить память вернуться.

Но, может быть — просто может быть! — я смогла бы это сделать.

Может, я смогла бы выбрать.

Поэтому я выбрала.

— Мне нужно вспомнить, — сказала я Ною с силой, которая удивила нас обоих. А потом: — Ты можешь мне помочь?

Он отвернулся.

— Как?

Теперь, когда я знала, что именно не так, я знала, как это исправить.

— Гипнотизер?

— Гипнотизер, — медленно повторил Ной.

— Да.

Моя мама не верила в это. Она верила в терапию и в лекарства, на которые могли уйти недели, месяцы, годы. У меня не было столько времени. Моя жизнь распускалась по ниткам, мой мир распутывался, и мне немедленно нужно было понять, что со мной случилось. Не завтра. И не в четверг, на который была назначена следующая встреча с доктором. Сейчас же. Сегодня.

Ной ничего не сказал, но порылся в кармане в поисках мобильника, продолжая править одной рукой. Он набрал номер, и я услышала сигнал.

— Привет, Альберт. Ты можешь назначить мне встречу с гипнотизером на сегодня?

Я ничего не сказала насчет Альберта, дворецкого. Я была слишком возбуждена. Слишком встревожена.

— Я знаю, что сегодня суббота, — сказал Ной. — Просто дай мне знать, когда выяснишь. Спасибо.

Он дал отбой.

— Он пошлет мне СМС. А пока чем ты предпочла бы заняться?

Я покачала головой.

— Что ж, — сказал Ной. — Я голоден. Как насчет ланча?

— Все, что захочешь, — сказала я, и Ной улыбнулся мне, но это была грустная улыбка.

Когда мы свернули на Калле-Охо, я поняла, куда мы едем. Ной остановился на парковке у кубинского ресторана, и мы метнулись в заведение, в котором было безумно многолюдно, даже несмотря на эпический потоп.

Пока мы ожидали у пустой стойки, чтобы нас посадили, я почувствовала себя настолько лучше, что улыбнулась при воспоминании о том, как мы ели тут в прошлый раз. Я услышала, как шипит и плюется лук, попадая в горячее масло, и у меня потекли слюнки, пока я читала объявления на рекламном щите возле стойки. Реклама недвижимости, реклама семинаров…

Я придвинулась ближе к щиту.

«Пожалуйста, посетите „Ботанику“[71] seis[72] для семинара „Разоблачение тайн своего мозга и своего прошлого“ с Абелем Лукуми, высшим жрецом. 15 марта, 30 долларов с человека, посетители без записи приветствуются».

Именно тогда появился наш официант.

— Пожалуйста, следуйте за мной.

— Секундочку, — сказала я, все еще таращась на рекламный листок.

Ной перехватил мой взгляд и прочитал текст.

— Хочешь пойти? — спросил он.

Разоблачение тайн. Я покрутила в голове эти слова, жуя нижнюю губу и все еще глядя на листок. Почему бы и нет?

— Знаешь что? — сказала я Ною. — Хочу.

— Хотя ты и знаешь, что это будет Новая Эра,[73] спиритуальная чушь.

Я кивнула.

— Хотя ты и не веришь в такие вещи.

Я кивнула.

Ной проверил свой мобильник.

— От Альберта — ни слова. И семинар начинается через… — Он сверился с объявлением, а потом с мобильником. — Через десять минут.

— Значит, мы можем пойти? — спросила я, и на этот раз на губах моих появилась настоящая улыбка.

— Мы можем пойти, — сказал Ной.

Он дал знать нашему официанту, что мы не будем занимать места, и повернулся к стойке, чтобы заказать что-нибудь на вынос.

— Ты что-нибудь хочешь? — спросил он.

Я почувствовала на себе его взгляд и посмотрела на застекленную витрину.

— А ты можешь поделиться своим?

Мягкая улыбка преобразила лицо Ноя.

— Несомненно.

49

Рядом с «Ботаникой» не было уличной парковки, поэтому мы оставили машину в трех кварталах оттуда. Ливень превратился в плотный туман, и Ной держал надо мной зонтик, который, впрочем, я передвинула так, чтобы он оказался между нами, и мы прижались друг к другу под ним. У меня часто застучало сердце от знакомого возбуждения из-за ощущения Ноева плеча рядом. Уже несколько дней мы не были так близко друг к другу. Случай с плечом прошлой ночью я не считала, ведь этого не произошло. Плечо у меня не болело.

Рядом с Ноем мне было тепло, но все равно я дрожала. Угольно-черные облака неким образом изменили атмосферу Литтл-Гаваны. Парк домино был почти безлюден, но несколько человек все же съежились рядом с фреской у входа, под одним из маленьких тентов. Когда мы прошли мимо, они проследили за нами взглядами.

У входа табачного магазина неподалеку вился дым, смешиваясь с дождем и с запахом благовоний из мастерской по починке компьютеров перед нами. Неоновая вывеска гудела и жужжала мне в ухо.

— Вот оно, — сказал Ной. — Калле-Охо, 1821.

Я посмотрела на вывеску.

— Но тут написано, что это ремонт компьютеров.

— Тут и вправду так написано.

Прижавшись лицами к мутному стеклу, мы вгляделись в мастерскую. Электронная аппаратура и части разобранных компьютеров лежали вперемешку с большими терракотовыми урнами и целой армией фарфоровых статуэток. Я посмотрела на Ноя. Он пожал плечами. Я вошла.

Когда мы зашли в тесную мастерскую, над нами прозвенел колокольчик. Два маленьких мальчика вгляделись в нас поверх стеклянного прилавка. Взрослых не было видно.