Неподобающая Мара Дайер Ходкин Мишель

Я обвела взглядом мастерскую, ряды полок, вдоль которых стояли пластмассовые ведерки. В ведерках, без всякого видимого порядка, лежали половинки кокосовых скорлупок, банки с медом в виде медведей, несколько видов раковин, заржавленные подковы, гигроскопическая вата, крошечные колокольчики, упаковки белых пластмассовых шлепанцев, бусы и свечи. Множество свечей всех размеров, форм и цветов: свечи, украшенные изображениями Иисуса, свечи, украшенные изображениями голых женщин. А еще там были десятки разных свечей в форме мороженого. И… наручники. Что это за место?

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

Мы с Ноем обернулись. В дверях, отделявших переднюю часть магазина от задней, появилась молодая темноволосая женщина на костылях. Ной приподнял брови.

— Мы пришли на семинар, — сказал он. — Мы не ошиблись?

— Si, да, идите, — сказала она, поманив нас.

Мы последовали за ней в еще одну тесную комнату с пластмассовыми стульями, стоящими на выложенном белой плиткой полу. Женщина протянула нам две брошюры, а Ной отдал ей деньги. Потом она исчезла.

— Спасибо, — сказала я Ною, когда мы уселись в дальней части комнаты. — Я уверена, что ты не так собирался провести субботу.

— Скажу честно, я надеялся, что ты предложишь пойти на пляж, — ответил он и потряс влажными волосами. — Но я полагаю, что данное развлечение ненамного хуже пляжа.

Я улыбнулась. Я начинала чувствовать себя лучше. Более нормальной. Более здравомыслящей. Взгляд мой блуждал по белой комнате. Больнично-белой, и флуоресцентный свет делал ее еще ярче. Он странно контрастировал с мебелью — вообще-то это была бабушкина мебель. Коричнево-желтое кресло, зеленый, как горошек, шкаф, очередные полки со свечами. Странно.

Кто-то кашлянул слева от меня; я повернула голову и увидела, что перед нами сел бледный худой человек в белом балахоне, в белых шлепанцах и в белой треугольной шапочке. Мы с Ноем переглянулись. Остальные посетители были одеты по-обычному — приземистая женщина с короткими вьющимися светлыми волосами в джинсовых шортах обмахивалась брошюркой. Два очень похожих друг на друга мужчины средних лет с усами сидели рядом в дальнем конце комнаты и шептались. Они носили джинсы.

Тут на возвышение взошел оратор и представился. Я удивилась, увидев, что он носит накрахмаленный костюм, ведь он вроде бы должен был быть жрецом. Только не знала, жрецом какого именно культа.

Мистер Лукуми привел в порядок свои бумаги, широко улыбнулся и обвел взглядом немногих собравшихся. Потом наши взгляды встретились. Его глаза широко раскрылись от изумления.

Я обернулась — не привлек ли его внимание кто-нибудь позади меня, но там никого не было.

Мистер Лукуми откашлялся, но, когда заговорил, голос его дрожал.

Я вела себя как параноик. Параноик, параноик, параноик. И как дура. Я сосредоточилась на лекции и Ное, который проявлял преувеличенный интерес к тому, что говорилось. Не знаю, чего я ожидала, но не того, что мистер Лукуми будет обсуждать мистические свойства свечей и бус.

Ной уморил меня, притворившись, будто внимательно слушает, кивая и бормоча в самые неподходящие моменты. Во время семинара мы передавали друг другу купленный им кубинский сандвич, и один раз я чуть не подавилась — так усердно старалась не хихикать. После ужасной минувшей недели я получала-таки то, в чем так нуждалась и что так заслужила, — веселье.

Когда разговоры закончились, Ной отошел поболтать с мистером Лукуми, в то время как остальные немногочисленные слушатели постепенно покидали помещение. Я отправилась на разведку.

В комнате было всего одно маленькое окошко, частично закрытое полкой. Перелившийся через край дождевой поток булькал в водостоке — доносящиеся через стеклянный барьер звуки напоминали приглушенное журчание фонтана. Я разглядывала ярлычки на дюжине стоявших передо мной крошечных бутылочек и кувшинчиков с травами и жидкостями: «Мистическая ванная», «Восстановление любовной жизни», «Удача», «Замешательство».

Замешательство. Я потянулась, чтобы исследовать бутылочку, и в этот миг позади раздался пронзительный звук. Я круто обернулась, сбросив при этом с полки свечу. Свеча упала, словно в замедленной съемке, ударилась о половую плитку, и ее оболочка рассыпалась на тысячу маленьких алмазных осколков. Ной и мистер Лукуми повернулись в мою сторону как раз тогда, когда маленький серебряный колпачок с колокольчиками перевернулся.

Глаза мистера Лукуми быстро взглянули на колпачок, потом на меня.

— Убирайтесь, — приближаясь, сказал он.

Его тон ошеломил меня.

— Простите, я не хотела…

Мистер Лукуми присел на корточки и рассмотрел разбитое стекло, потом поднял на меня взгляд.

— Просто уходите, — сказал он, но голос его не был сердитым. Он был настойчивым.

— Минутку, — сказал Ной, начиная раздражаться. — Нет причин для грубости. Я заплачу за это.

Мистер Лукуми встал и потянулся к моей руке, но в последнюю минуту передумал и не взял ее. Этот высокий человек навис надо мной. Угрожающе.

— Тут ничего для вас нет, — медленно проговорил он. — Пожалуйста, уходите.

Ной подошел ко мне.

— Назад, — сказал он мистеру Лукуми негромким голосом. Опасным голосом.

Жрец, не медля, подался назад, но его глаза неотрывно смотрели на меня.

Я была в страшном замешательстве, просто утратила дар речи. Мы стояли в нескольких шагах от дверного проема. Один из детей захихикал в соседней комнате. Рассматривая лицо мистера Лукуми, я попыталась сообразить, что же такого оскорбительного я натворила. Он встретился со мной глазами, и в них что-то мелькнуло. Что-то, чего я не ожидала.

Узнавание.

— Вы что-то знаете, — тихо сказала я, не уверенная, с чего я так решила.

Пристально глядя на мистера Лукуми, краем глаза я заметила, как удивился Ной.

— Вы знаете, что со мной происходит.

Я чувствовала, что говорю правду.

Но я была сумасшедшей. Сидела на лекарствах. Меня лечили. И вера в то, что именно это обстоятельство привело меня сюда, в захудалую мастерскую, к знахарю, была более разумна, чем невозможная идея, что со мной что-то очень, очень не так. Что со мной творится нечто худшее, чем сумасшествие.

Мистер Лукуми быстро опустил взгляд, и моя уверенность начала таять. Он вел себя так, будто знал. Но что он знал? Откуда? А потом я поняла: это неважно. Что бы он ни знал, я отчаянно жаждала это выяснить.

— Пожалуйста, — сказала я. — Я…

Я вспомнила про маленькую бутылочку, зажатую в моем потном кулаке.

— Я в замешательстве. Мне нужна помощь.

Мистер Лукуми посмотрел на мой кулак.

— Это вам не поможет, — сказал он, но более мягко.

Выражение лица Ноя все еще было осторожным, но он заговорил спокойным тоном:

— Мы заплатим, — сказал он, роясь в кармане.

Он понятия не имел, что происходит, но подыгрывал происходящему. Подыгрывал мне. Безрассудный Ной, готовый на все. Я его любила.

Я его любила.

Не успела я задержаться на этой мысли, как мистер Лукуми покачал головой и снова жестом пригласил нас к двери, но Ной вытащил из кармана толстую пачку купюр.

Когда он их пересчитал, я широко распахнула глаза.

— Пять тысяч за то, что поможете нам, — сказал он и сунул деньги в руку мистера Лукуми.

Не только меня потрясли такие деньги. Жрец мгновение колебался, прежде чем его пальцы сомкнулись на наличных. Он оценивающе смотрел на Ноя.

— Вам и вправду нужна помощь, — сказал он Ною, покачивая головой.

Потом закрыл дверь за нашими спинами, и глаза его встретились с моими глазами.

— Подождите здесь, — сказал он мне.

Мистер Лукуми двинулся к задней двери, которую я даже не заметила. Как далеко тянется это помещение?

Наконец он исчез, и я услышала кудахтанье и вскрики.

— Цыплята? — спросила я. — Что за…

Меня прервал нечеловеческий вопль.

— Он только что?..

Я сжала кулаки. Нет. Ни за что!

Ной склонил голову набок.

— Из-за чего ты расстраиваешься?

— Ты шутишь?

— В кубинском сандвиче, который мы только что ели, была свинина.

Но это другое дело.

— Я не должна была этого слышать, — сказала я вслух.

— Никто не любит лицемеров, Мара, — сказал Ной. Уголок его рта приподнялся в намеке на печальную улыбку. — И, как бы то ни было, ты заправляешь этим шоу. А я всего лишь финансирую его.

Я пыталась не думать о том, что может происходить — а может, и не происходить — в задней комнате; сандвич в моем животе сделался кислым.

— Кстати, о финансировании, — сказала я и осторожно сглотнула, прежде чем продолжить: — Какого черта ты носишь при себе пять тысяч долларов?

— Вообще-то восемь. На сегодня у меня были большие планы. Проститутки и наркота недешевы, но, полагаю, принесение в жертву животных должно помочь. С днем рождения тебя.

— Спасибо, — с невозмутимым видом ответила я.

Я начала чувствовать себя более нормальной. Даже непринужденной.

— Но серьезно, зачем тебе столько денег?

Ной не сводил глаз с задней двери.

— Я думал, что мы остановимся в квартале художников и встретимся с моим знакомым. Я собирался кое-что у него купить.

— На такую большую сумму? Наличными?

— Скажем так — у него есть порок, требующий наличных.

— И ты ему потакаешь?

Ной пожал плечами.

— Он сверхталантлив, — сказал Ной.

Я неодобрительно посмотрела на него.

— Что? — спросил Ной. — Никто не совершенен.

Поскольку деньги Ноя тратились теперь на принесение в жертву животных, а не на удовлетворение чьего-то пристрастия к кокаину, я оставила тему.

Я обшарила взглядом комнату.

— Зачем тут это случайное барахло? — спросила я. — Ржавые подковы? Мед?

— Это для жертвоприношений сантерии,[74] — сказал Ной. — Здесь эта религия популярна. Мистер Лукуми один из высших ее жрецов.

И тут дверь открылась и появился сам жрец, неся в руках маленький стакан. На стакане был нарисован петух. Ужас.

Он показал на уродливое коричневое с желтым кресло в углу.

— Сядьте, — сказал он, подводя меня к этому креслу.

Голос его был бесстрастным. Я послушалась.

Он протянул мне стакан — теплый.

— Выпейте, — велел он.

Мой причудливый день — моя причудливая жизнь — становился все более и более странным.

— Что здесь? — спросила я, глядя на смесь.

Она была похожа на томатный сок. Я притворилась, что это именно томатный сок.

— Вы в замешательстве? Вам надо вспомнить? Выпейте. Это поможет, — сказал мистер Лукуми.

Я метнула взгляд на Ноя, и он защищающимся жестом поднял руки.

— Не смотри на меня, — сказал он, потом повернулся к мистеру Лукуми. — Но если с ней что-нибудь после случится, — сдержанно проговорил он, — я вас прикончу.

Мистера Лукуми не взволновала эта угроза.

— Она уснет. Она вспомнит. Вот и все. Теперь пейте.

Я взяла у него стакан, но, когда поднесла ко рту, ноздри мои раздулись. От ржаво-соленого запаха у меня перевернулся желудок, и я заколебалась.

Все это, наверное, было фальшивкой. Кровь, «Ботаника». Мистер Лукуми ублажал нас за деньги. Гипнотизер, наверное, сделал бы то же самое. Это не помогло бы.

Но и таблетки не помогли. И альтернативой было ожидание. Ожидание и разговоры с доктором Мейллард, пока мои кошмары делались все страшнее, мои галлюцинации становилось все труднее скрывать — пока меня, наконец, не забрали бы из школы, уничтожив все надежды вовремя ее закончить, поступить в хороший колледж, жить нормальной жизнью.

Какого черта! Я наклонила стакан и вздрогнула, когда моих губ коснулась теплая жидкость. Мои вкусовые сосочки взбунтовались против горечи, против металлического, медного запаха. Я едва сумела не сплюнуть. После нескольких болезненных глотков я оторвала чашку от губ, но мистер Лукуми покачал головой.

— Все, — сказал он.

Я посмотрела на Ноя. Он пожал плечами.

Я снова посмотрела на стакан. Решение было за мной. Я этого хотела. Мне нужно было допить.

Я закрыла глаза, откинула голову назад и поднесла стакан ко рту. Он звякнул о зубы, и я проглотила густую теплую жидкость. Горло мое протестующе сжалось, вопя, чтобы я прекратила, и я подавилась. По моему подбородку с обеих сторон текла теплая струйка, и вскоре стакан опустел. Я снова выпрямилась, держа его на коленях.

Я сделала это! Я торжествующе улыбнулась.

— Ты похожа на Джокера, — сказал Ной.

Это было последнее, что я услышала перед тем, как потеряла сознание.

50

Когда я очнулась, передо мной была стена книг. Глаза мои опухли и отекли от сна, и я потерла их кулаками, как маленькая девочка. Из алькова через комнату к моим неприкрытым ногам в изножье кровати тянулся свет лампы.

В изножье кровати Ноя.

В комнате Ноя.

И ноги мои были голыми.

Срань господня.

Я теснее закуталась в простыню, стянув ее у груди. Сверкнула молния, озарив колышущуюся поверхность залива за окном.

— Ной? — спросила я.

Голос мой был сиплым и дрожащим после сна. Последнее, что я помнила, — это вкус того противного зелья, которое дал мне выпить мистер Лукуми. Тепло, капающее с подбородка. Запах. А потом я вспомнила холод, вспомнила, как мне было холодно. Но больше ничего. Ничего. То был сон без сновидений.

— Ты проснулась, — сказал Ной, появляясь в поле моего зрения.

Его окружал свет лампы, его штаны на шнурке сидели на бедрах низко, футболка обтягивала стройное тело. Свет придал объемность его элегантному профилю, четкому и красивому, как будто вырезанному из стекла. Ной подошел и сел на край кровати примерно в футе от моих ног.

— Сколько сейчас времени? — спросила я.

Голос мой был сиплым после сна.

— Около десяти.

Я заморгала.

— Когда семинар закончился, было около двух?

Ной кивнул.

— Что случилось?

Ной бросил на меня многозначительный взгляд.

— А ты не помнишь?

Я покачала головой. Ной молча отвел взгляд. Выражение его лица было спокойным, но я увидела, как работают мускулы его челюсти. Мне становилось все более неловко. Что же случилось настолько плохого, что он не может… Ох. Нет. Я метнула взгляд на простыню, в которую завернулась.

— Мы…

В мгновение ока лицо Ноя преисполнилось озорства.

— Нет. Ты сорвала с себя одежду, а потом побежала по дому, вопя: «Жжется! Снимите ее!»

Мое лицо заполыхало.

— Шучу, — дьявольски ухмыляясь, сказал Ной.

Он был слишком далеко, чтобы его стукнуть.

— Но зато ты прыгнула в пруд в одежде.

Невероятно.

— Я просто рад, что ты не выбрала залив. В такой шторм.

— Что с ней сталось? — спросила я.

Ной, судя по виду, развлекался.

— Я имею в виду, что сталось с моей одеждой?

— Она в стирке.

— Как я…

Я покраснела еще сильнее. Я что, разделась перед ним? Он меня раздел?

— Ничего такого, чего бы я раньше не видел.

Я спрятала лицо в ладонях. Господи, помоги мне.

С губ Ноя сорвалось негромкое хихиканье.

— Да не дергайся, на самом деле ты была очень скромной в том одурманенном состоянии. Ты разделась в ванной комнате, завернулась в полотенце, забралась под простыню в моей постели и уснула.

Ной передвинулся на кровати, и под ним что-то самым странным образом захрустело. Я впервые посмотрела на постель — по-настоящему посмотрела.

— Какого дьявола? — медленно спросила я, глядя на разбросанные по всей кровати печенья в виде зверюшек.

— Ты была убеждена, что это твои питомцы, — сказал Ной, даже не пытаясь сдержать нездоровый смех. — Ты не позволяла к ним прикоснуться.

Иисусе.

Ной взял легкий плед, осторожно, чтобы не потревожить мою простыню, и сложил его так, чтобы ни один из моих питомцев не упал на пол. Подойдя к шкафу, он вытащил свою клетчатую рубашку и пару «боксеров» и небрежно протянул мне. Сжав укрывавшую меня простыню одной рукой, другой я взяла одежду, а Ной вернулся в альков. Я натянула через голову рубашку, надела боксеры, но остро, резко ощущала присутствие Ноя.

По сути я остро, резко ощущала все. Места, где фланелевая рубашка Ноя вздувалась и изгибалась вокруг моего тела. Прохладный хлопок постельного белья под ногами — хлопок, на ощупь очень похожий на шелк. Запах старой бумаги и кожи, смешивающийся с легким запахом Ноя. Я видела, чувствовала, чуяла все в его комнате. Я чувствовала себя живой. Полной жизни. Потрясающей. Впервые за целую вечность.

— Подожди, — сказала я, когда Ной снял с полки книгу и двинулся к двери. — Ты куда?

— Читать.

Но я не хочу, чтобы ты читал.

— Но мне нужно домой, — сказала я, встретившись с ним глазами. — Родители меня убьют.

— Все схвачено. Ты дома у Софи.

Я любила Софи.

— Итак, я… Остаюсь здесь?

— Даниэль тебя прикрывает.

Я любила Даниэля.

— Где Кэти? — спросила я, пытаясь говорить небрежным тоном.

— В доме Элизы.

Я любила Элизу.

— А твои родители? — спросила я.

— Занимаются благотворительностью.

Я любила благотворительность.

— Так почему ты собираешься читать, когда я тут?

В моем тоне слышались вызов и поддразнивание, и меня шокировал звук моего голоса. Я не подумала, я вообще не думала… О том, что случилось прошлой ночью, что случилось сегодня, что случится завтра. Я даже не задержалась на этой мысли. Все, что я знала, — я здесь, в кровати Ноя, в его одежде, а он слишком далеко от меня.

Ной напрягся. Он смотрел на меня, и я чувствовала, как глаза его смакуют каждый дюйм моего неприкрытого тела.

— Это мой день рождения, — сказала я.

— Знаю.

Голос его был низким и грубым, и мне хотелось поглотить этот голос.

— Иди сюда.

Ной сделал сдержанный шаг к кровати.

— Ближе.

Еще один шаг. Он был там. Я была на высоте его пояса, носила его одежду и запуталась в его простынях. Я посмотрела на него.

— Ближе.

Он пробежал рукой по моим все еще влажным локонам, и его большой палец провел полукруг от моего лба до виска, до скулы, двинувшись к шее. Он впился в меня взглядом. Взгляд был жестким.

— Мара, мне нужно…

— Заткнись, — прошептала я, схватив его за руку и потянув, и он наполовину упал, наполовину опустился на колени на кровать.

Мне было плевать, что он собирался сказать. Я просто хотела, чтобы он был рядом. Я притянула его к себе, обхватив сзади рукой, и он не сопротивлялся, и мы прижались друг к другу, как штрихи кавычек в его полной слов комнате. Его пальцы переплелись с моими, я почувствовала на коже его дыхание. Некоторое время мы лежали в тишине, потом он заговорил.

— Ты хорошо пахнешь, — прошептал Ной мне в шею.

Я чувствовала его тепло. Инстинктивно я выгнулась, прижавшись к нему, и улыбнулась.

— М-м. Восхитительно. Беконом.

Я засмеялась, извернулась, очутившись к нему лицом, и подняла руку, чтобы стукнуть — все это одним движением. Ной перехватил меня за запястье, и смех застыл у меня в горле. Мои губы изогнулись в озорной улыбке, и я подняла вторую руку, чтобы стукнуть Ноя. Он потянулся, перехватил запястье и этой руки и, осторожно пригвоздив мои руки над головой, оседлал мои бедра. Разделявшее нас пространство вскипятило мою кровь.

Ной слегка наклонился вперед, все еще не прикасаясь ко мне. От него пахло желанием, и я подумала, что умру. Голос его был низким:

— Что бы ты сделала, если бы я тебя сейчас поцеловал?

Я пристально глядела на его красивое лицо и красивые губы и не хотела больше ничего, кроме как испробовать их.

— Я бы поцеловала тебя в ответ.

— Правда?

Ной раздвинул коленями мои ноги, а мои губы — языком, и я очутилась у него во рту и… ох. «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Я почувствовала, как меня разворачивает, выворачивает наизнанку его настойчивый рот.

Когда Ной отодвинулся, я задохнулась от этой потери, но он просунул руку мне под спину и приподнял меня. Мы сидели, а его голова наклонялась все больше, и наши рты соприкоснулись, и я толкнула его вниз и задержалась сверху, прежде чем обрушиться на него.

Это было восхитительно и длилось вечность. Я улыбнулась, прижимаясь к губам Ноя, и пробежала пальцами по его волосам, и отодвинулась, чтобы прочитать его мысли в его глазах, но они были закрыты. Ресницы Ноя покоились на его твердой щеке. Я приподнялась повыше, чтобы лучше его видеть. Губы его были голубыми.

Страницы: «« « ... 2122232425262728 » »»