Одиночка Головачев Василий

Глава 18

НЕ БЫЛО БЫ СЧАСТЬЯ

Похороны жены и матери Елисей Юрьевич назначил на следующий день после своего возвращения из Грозного. Собрались все близкие родственники – из Калининграда, из Брянска, Ростова, Новгорода, Томска и даже из Тюмени, всего в количестве двадцати с лишним человек, и квартира Смирнова на сутки превратилась в вокзал.

Тарас в подготовке похорон не участвовал, хотя помощь предлагал. Однако Елисей Юрьевич посчитал, что не следует травмировать Тоню еще и этими хлопотами, и посоветовал ученику взять на себя обустройство девушки.

Друзей у Горшина в Москве было немного, кому бы он мог довериться, однако выход из положения нашелся. Вспомнив о Нине, Тарас отвез Тоню к ней, и бухгалтер Комитета с радостью согласилась на время оставить сироту у себя. Таким образом, определив Тоню и пообещав забрать ее после похорон, Тарас с легким сердцем поехал к себе домой, вымылся под душем, переоделся и почувствовал наконец себя человеком. Лишь мысли об учителе не давали ему покоя. В конце концов, помаявшись полчаса в одиночестве, Тарас собрался и поехал к Елисею Юрьевичу.

Гробы с телами женщин уже вскрыли, тетки и бабушки учителя обмыли покойниц, переодели и оплакали, и в квартире Смирнова поселилась горестная тишина, прерываемая редкими всхлипами, вздохами, тихими голосами и шелестом одежды. Тарас положил к гробам купленные букеты цветов, постоял немного рядом, глядя на восковые лица погибших, и вышел. Учителя он нашел в спальне, беседующего с мужчинами. Тот поднял взгляд, посмотрел на Тараса издалека, потом встал и поманил за собой. Они вышли на лоджию.

День четырнадцатого апреля в Москве выдался ясный, но холодный, поэтому Тарас надел куртку. Елисей Юрьевич был в одной рубашке, но холода не замечал, думал о чем-то и душой находился, похоже, далеко отсюда.

– Как устроилась Антонина? – спросил он рассеянно.

– Я оставил ее у сотрудницы, – ответил Тарас. – Завтра займусь ее устройством вплотную. Может, отвезти ее к маме?

– Разве ты не можешь оставить ее у себя?

Тарас озадаченно заглянул в глаза Елисея Юрьевича, но не увидел даже тени усмешки.

– Вы думаете, это… удобно?

Полковник выплыл из дальних далей своей памяти, нахмурил брови.

– При чем тут удобно или неудобно? Ты хочешь, чтобы она осталась у тебя?

– Хочу, – честно признался Тарас.

– Вот и предложи. Она девочка умная, хотя и ранимая, если согласится, значит, ты ей небезразличен. А что скажут соседи или сослуживцы, не важно. Главное – как ты сам оцениваешь ситуацию, что собираешься из нее извлечь: сиюминутное удовольствие или благодать любви.

– О сиюминутном удовольствии я не думал, – пробормотал Тарас.

– Тогда что тебя смущает? Ты влюблен в другую женщину?

– Нет, – покачал головой Тарас, повторил: – Нет. Встречался, но это совсем другое. И я еще не вполне понимаю, что нужно Тоне.

– Женщины созданы для того, чтобы их любить, а не понимать. Не помню, кто это сказал. Тоне сейчас нужна поддержка, и твое плечо как раз то, что нужно. Если появится необходимость в деньгах, я дам.

– Спасибо, обойдусь.

На лоджию выглянул какой-то седой старик, похожий на Елисея Юрьевича, бросил на Тараса острый взгляд из-под кустистых бровей и скрылся.

– Кто это? – кивнул Горшин на закрывшуюся дверь.

– Мой брат Федор, – ответил Елисей Юрьевич. – Позже я вас познакомлю. Он волхв, живет в тайге, много чего знает.

– Волхв? – невольно улыбнулся Тарас. – Не знал, что они существуют реально.

– Он ведический жрец храма Перуна.

– Разве есть такие храмы?

– Ведическая вера на Руси жива. Она не ушла и не погибла, несмотря на давление христианства, и будет жить всегда. Это наша исконная вера, наша плоть и кровь. Православие – лишь слабая, искаженная ее тень. Чтобы ее уничтожить, надо истребить всех русичей под корень, а это не под силу никому на свете! Даже «тарантулам» иной веры! Даже Монарху Тьмы! Эту веру и знания древних сохранила каста ведических жрецов, таких, как мой брат, в условиях жесточайших гонений со стороны христианских миссионеров и великокняжеской власти. Когда-нибудь она воссияет на Руси вновь.

Помолчали.

Потом Тарас стесненно спросил:

– Волхвы… э-э, жрецы входят в Круг?

– Белый волхв, или владыко, является одним из Хранителей. Его имя – Матфей. Возможно, ты с ним встретишься, он интересовался тобой.

– Когда? – оторопел Тарас. – И зачем?

Елисей Юрьевич очнулся, стал деловито-сосредоточенным.

– Не важно. Меня ждут, поэтому давай в темпе. Запомни адрес Федора. – Смирнов продиктовал адрес. – Теперь о тебе. Что произошло на кладбище в Грозном после того, как ты остался?

Тарас отвел взгляд, помолчал.

– Меня пытались убить снайперы.

– Понятно, я примерно так и подумал. Вот почему майор Самофалов допытывался у меня, где ты был в то время. Теперь рассказывай о деянии в горах.

Тарас снова помедлил, но сочинять версию «об отдыхе» не стал, кратко выложил историю своего похода на базу Гелаева. Добавил после паузы:

– Вас «заказали» не армейские командиры, а коллеги из конторы. Полковник Жмутенко только передаточное звено, «шестерка» на связи между боевиками и чинами из верхов армии и ФСБ. Я даже подозреваю, кто это мог сделать.

– Кто?

– Полковник Ельшин, замначальника Управления «Т». Кстати, телохранитель у него…

– Я знаю, Дима Щербань. Очень может быть, что ты прав. Но – никому ни слова! И ни в коем случае не начинай самостоятельную операцию по восстановлению справедливости! Хватит! Ты и так засветился в Чечне по полной программе, жди теперь «наката».

– Какого «наката»?

– На тебя начнется серьезная охота. Помни об этом, когда будешь осуществлять свои планы, рассчитывай каждый свой шаг. А теперь проваливай, я должен побыть со своими.

Тарас постоял немного, вдыхая холодный воздух, чувствуя странное беспокойство: учитель осуждал его с какой-то обреченностью, будто знал, что ожидает ученика впереди, и жалел его, как отец родного сына.

Черт возьми, может, я действительно делаю что-то не так? – думал Тарас, покидая квартиру учителя. С другой стороны, если не восстанавливать паритет добра и зла, не отвечать ударом на удар, как добро может победить? И кому выгодно, чтобы мы не отвечали на удар по щеке, а подставляли другую? Неужели Богу? Не может быть! Он не должен превращать людей в стадо баранов. Это выгодно только дьяволу, Монарху Тьмы. Принципы недеяния и непротивления – е г о принципы! Живой человек должен быть свободен, а бандит должен сидеть в тюрьме, как говорил персонаж старого фильма «Берегись автомобиля». Неужели я не прав?..

Тарас вспомнил похороны прокурора и его жены, окаменевшее лицо Тони и вздохнул свободнее. Расплачиваться за свои злодеяния бандиты и убийцы должны были тотчас же, а не в следующей жизни, как этого требовал принцип переноса вины. Абсолютно дьявольский принцип, рассчитанный на уничтожение добрых, умных, честных и сильных людей. И был этот принцип спущен в мир реальности Земли самим Монархом, еще при рождении человечества. Возможно, он был одним из Аморфов, подключившимся к эксперименту, олицетворяя собой темную сторону божественного творения…

Эту идею Тарас обдумывал долго, пока ехал домой, пил чай, укладывался спать, и в конце концов решил попросить Хранителей дать ему доступ ко второму уровню Хроник, чтобы найти ответ на свое предположение. Ему очень хотелось найти базу своему отношению к миру: добро обязано уметь защищаться…

Тоню он забрал у Нины уже после похорон.

Девушка слегка оттаяла и уже не выглядела серенькой мышкой, пугавшейся каждого взгляда и возгласа. Она искупалась, переоделась в однотонное лиловое платье, облегавшее фигурку, заплела на висках две косички и теперь походила на школьницу старших классов, готовящуюся к выпускным экзаменам. Платье на ней было далеко не модным, что понимал даже Тарас, поэтому первым делом он повез Тоню по магазинам, радуясь в душе, что может позволить себе думать о чем-то более приятном, нежели разборки с лакеями Монарха Тьмы.

Тоня сначала отказалась покупать одежду, потом согласилась на «дежурный минимум», и они после нескольких часов блуждания по универмагам столицы купили золотистую вельветовую курточку, плащ, два платья – с длинными рукавами и летнее с короткими – бельгийской фирмы «Demeulemeester», а также шорты, отечественный сарафанчик, кофточку, брючный костюм от «Кельвина Кляйна», джинсы-стрейч, спортивный костюм, халат и две пары туфель – осенние и летние. Для шокированной Тони это было баснословное богатство, и примеряла она одежду с таким видом, будто все это ей снится. В платьях девушка выглядела слегка угловатой, неловкой и трогательной, однако они придавали ей некий неуловимый шарм, отчего девятнадцатилетняя девчонка преисполнялась совершенно особой, таинственной женственности.

Костюм из синего бархата с искрой марки «СК» тоже сидел на ней хорошо, словно специально сшитый по фигуре, и представлял собой внесезонную вещь, которая могла стать основой гардероба на несколько лет.

Остальные вещи были недорогими, но приличного качества, практичными и удобными. Белье Тоня выбирала сама, стесняясь и радуясь самому процессу выбора, и наблюдать за ней было трогательно и забавно. В конце концов покупки были упакованы, уложены в багажник горшинской «Вольво», и молодые люди поехали в ресторан. Тарас знал небольшой югославский ресторанчик «Круна» возле метро «Парк культуры», больше похожий на простенькое придорожное кафе. Однако готовили здесь неплохо, недорого, кухня была на высоте, да и вообще разнообразие блюд сербской кухни могло удовлетворить любого гурмана, а если учесть, что наряду с остальными блюдами здесь подавали хорватскую рыбу, венгерскую дичь и боснийский кофе, сюда любили заглядывать не только югославы, но и выходцы из других бывших советских стран Восточной Европы. Хотя забитым ресторан до отказа Тарасу видеть не приходилось.

Тоня, никогда в жизни не посещавшая рестораны, была поражена даже таким простеньким интерьером с налетом балканского колорита и с восторженным интересом осматривалась по сторонам, хотя, надо отдать ей должное, делать это она старалась незаметно. От ракии она отказалась, выбрала по совету Тараса тартуфе – шашлык из овощей, бурек – аналог хачапури с сыром, и чепавчичи – своеобразные котлеты. Плюс кофе.

Себе Тарас заказал сырный пирог – гибаницу, српски салат и кукурузный од бовича – маисовый суп с клецками. И тоже кофе.

Разговаривали обо всем, что приходило на ум, хотя Тоня больше спрашивала, освоившись и перестав стесняться, а Тарас отвечал. Вспомнив о походе по магазинам, она вполне серьезно пожурила его за растрату, пообещав обязательно вернуть долг.

– Зачем так много накупил? Столько денег потратил!

– Много – не мало, – попытался отшутиться он, а потом поспешно добавил, видя, что собеседница начинает сомневаться в его бескорыстии. – Конечно, я тебя понимаю, но здесь нет ничего дурного. Во-первых, я неплохо получаю, а во-вторых, верю в твои возможности. Художники твоего уровня зарабатывают очень прилично.

– Правда? – Тоня бросила на него недоверчивый взгляд.

– Правда, – с чистой совестью ответил он, решив не добавлять, что в нынешние времена без протекции в обойму высокооплачиваемых художников пробиться трудно.

– Ты говорил, что работаешь в Комитете экологической опасности.

– Безопасности, – засмеялся Тарас.

– Извини, так послышалось, – смутилась девушка. – Чем же ты там занимаешься?

Тарас подумал и рассказал ей историю последней операции в Кадоме, опустив ненужные подробности.

– Твоя работа очень важная, – сделала она вывод. – Надо, чтобы все соблюдали законы экологии, тогда жить всем будет легче. У нас в Чечне законы никогда не соблюдались. А чем ты занимаешься после работы? Я слышала краем уха, как папе говорил дядя Елисей, что ты очень сильный мастер по боевым искусствам.

– Это он преувеличил, – качнул головой Тарас. – Хотя боевыми искусствами я занимаюсь с детства. Когда-то это казалось главным делом жизни.

– А теперь?

– Теперь я больше увлекаюсь поисками Ключей смысла и метаязыком.

– Что это за Ключи такие? Почему их надо искать?

– Существуют так называемые базовые системы знаний, хранимые в глубинах подсознания человека, а Ключи смысла позволяют снять внутренние запреты на чтение и использование этих изначальных знаний. Тот, кто овладевает всеми Ключами, становится очень могущественным человеком, оператором реальности.

– Волшебником?

Тарас улыбнулся:

– Можно сказать и так.

– Ты знаешь эти Ключи?

– Только семь, а всего их втрое больше. Но я не теряю надежды, что когда-нибудь овладею всеми.

– Ты сможешь, – убежденно заявила Тоня. – Дядя Елисей сказал, что ты упрямый и многого добьешься, если не свернешь с пути. Может быть, ты и меня научишь этим Ключам?

– Непременно, – пообещал Тарас. – Только не надейся на скорый результат, я учился этому всю жизнь.

– Ничего, я тоже терпеливая. – Взгляд Тони загорелся: – А что это вообще такое? Как они выглядят, эти Ключи?

Тарас снова засмеялся.

– Это просто слова древнего языка, называемого праязыком, или метаязыком, большинство из них человеческая гортань произносить не в состоянии.

Тоня сморщила носик.

– Я думала, это какие-то волшебные предметы. Но если эти слова нельзя произнести, как же ты их произносишь?

– Половину из них выговорить все-таки можно. К примеру, вот это. – Тарас взял девушку за руку и, понизив голос, нараспев, с гортанными интонациями проговорил: – Здрра-а-аво-о-о…

Тоня вздрогнула, округлила глаза, едва не выдернула руку и смущенно рассмеялась.

– Ой, даже мурашки по коже побежали… и будто свежий ветер в голове подул… Еще, пожалуйста!

Тарас заметил, что на них оглядываются из-за соседних столиков, и убрал руку.

– Не здесь. Кроме звуков, надо еще совершать определенные движения, что усиливает эффект воздействия. Но об этом мы поговорим лучше дома. Наелась, Антонина Антоновна?

– Да, спасибо. Только не называй меня так… официально… лучше Тошка.

– Почему тебя так назвали?

– Меня не так назвать хотели. Папа предлагал Анной, а мама Ниной. Тогда вмешалась бабушка и предложила назвать меня Антониной.

– Что-то у твоих родителей коса на камень, никто не уступил. Хотя Антонина – тоже хорошее имя. Доедай и пойдем.

– А куда?

– Если ты мне доверяешь, могу предложить тебе остановиться у меня. Не побоишься? Человек я дисциплинированный, так что не обижу.

– Я тебя не боюсь, – простодушно сказала Тоня, уминая за обе щеки принесенные чепавчичи. – Вкусно! Я таких никогда не ела. Но ведь я вас стесню.

– Кого – вас? Я живу один, в собственном домике у Кольцевой автодороги, в Щелкове. В этом куча преимуществ. Метро недалеко, минут десять на автобусе. Дом большой, в наследство от отца остался, в нем пять комнат и кухня. Я весь день работаю, так что ты будешь свободна, можешь учиться и рисовать.

– Я согласна, – опять с милым наивным простодушием проговорила Тоня, в головку которой, не испорченную цивилизацией, просто не приходили плохие мысли. – Буду ухаживать за домом и готовить обед и ужин. Я умею, честное слово!

– Верю, договорились! – с преувеличенной серьезностью сказал Тарас, протягивая ей руку. Затем не удержался и поцеловал пальцы девушки.

Ресницы Тони дрогнули, глаза раскрылись шире. И тогда он сказал медленно, с нежностью и властной уверенностью, глядя ей в глаза:

– С этого дня никого и ничего не бойся. Я буду рядом и всегда приду на помощь. – Он улыбнулся лукаво: – Пока кому-нибудь из нас не надоест.

Тоня ответила понимающей милой – ямочки на щеках – улыбкой, и между ними протянулась еще одна ниточка связи, ниточка надежды, параллельная первым двум – понимания и симпатии.

После обеда они поехали в автосервис, пора было менять тормозные колодки, а потом в Щелково. Тоня явно устала от избытка впечатлений и поддерживала беседу с трудом, несмотря на попытки бодриться. Оживилась она, лишь когда машина остановилась возле дома Горшина, блестевшего новой крышей из гофрированного оцинкованного листа. Тарас получил дом в наследство от отца, а перестраивал уже сам в соответствии с новомодными веяниями, поэтому дом теперь напоминал финский одноэтажный коттедж с мансардой и верандой. Он был с трех сторон окружен шеренгами деревьев, не высаженных специально, а росших здесь изначально, и Тарас еще помнил времена, когда кругом шумел настоящий лес. Впрочем, и в нынешние времена лес еще сохранил в Щелкове свое присутствие, хотя изрядно поредел и помельчал.

Садовый участок, примыкавший к дому с южной стороны, не превышал пяти соток, однако был тщательно ухожен и содержался Тарасом в идеальном порядке. Времени на уход за яблонями, вишнями и грушами, посаженными еще дедом, он не жалел.

Тарас загнал «Вольво» во двор и с небрежной уверенностью хозяина стал показывать Тоне свое жилище. И только потом, вспомнив о кое-каких вещах Оксаны в своей спальне, сообразил, что надо было прежде прибраться. Поэтому пока ошеломленная девушка осматривала гостиную в готическом стиле, больше напоминавшую каминный зал в рыцарском замке, а также коллекцию старинного оружия и лат, он успел спрятать в душевой комнате расчески, помаду и тени Оксаны, а в свою спальню Тоню не повел. Хотя она, учуяв запах духов, и так догадалась, наверное, почему он вдруг засуетился. Однако ничего ему не сказала, только посмотрела на него искоса, и впоследствии он остро пожалел, что сразу не сообщил гостье о своей дружбе с Оксаной.

– Ну как тебе мои скромные апартаменты? – поинтересовался Тарас с преувеличенным равнодушием.

– Сказка! – ответила Тоня, не решаясь пройти на середину гостиной по коврам, имитирующим шкуры тигра и льва; половики лежали у него только в прихожей и в сенях. – Как музей, честное слово… Это настоящие доспехи или подделки?

– Конечно, новоделы, – сказал он, подходя к стене с оружием. – У меня приятель увлекается такими штучками давно, причем делает латы и кольчуги точно в соответствии со старинными описаниями. Он и мечи кует, и кинжалы. Половина из этой коллекции – его рук дело, хотя есть и настоящее боевое оружие. Например, эта катана.

Тарас снял со стены слегка изогнутый клинок с красивой позолоченной рукоятью, крутанул вокруг себя, создавая смертоносный веер «пресечения намерений».

– Или вот немецкий охотничий меч, хиршфангер.

Тарас переложил катану в левую руку и снял прямой обоюдоострый клинок с двумя долами и с рукоятью из рога. Полюбовался игрой муаровых узоров на клинке и сделал сложное движение сразу двумя мечами, так что они, вращаясь, обтекли его тело с двух сторон.

– Здорово! – захлопала в ладоши Тоня. – Ты отлично фехтуешь! Как называется этот прием? – Она попыталась повторить движение Тараса обеими руками.

Он улыбнулся.

– По-японски фехтование двумя мечами называется риото-дзукай, хотя есть и другие названия: «македонская защита», «колокол», «оселедец», «чешуя Радогора».

– Как-как? Не поняла. Чья чешуя?

– Существовал две тысячи лет назад такой легендарный русский воин Радогор, непревзойденный мастер меча, создавший свою технику боя. Она так и называется – сеча Радогора.

– Откуда ты знаешь?

Тарас улыбнулся, повесил мечи на место.

– Мои предки встречались с ним и кое-чему научились, ну, а я уже учился у них.

– Как это? – Тоня смотрела недоверчиво, не зная, как реагировать на его слова. – Разве твои предки жили так долго? Ты о дедушке говоришь? Или шутишь?

– Ни капельки, я действительно учился у предков – по родовой памяти, но об этом мы еще поговорим. – Он не удержался и снял со стены нож с рукоятью, состоящей из двух половинок. – Нравится?

– Да… страшный…

– Ну, никакой он не страшный. Это балисонг. А вот этот меч действительно страшный.

Тарас дотянулся до длинного меча с рукоятью, обтянутой простой черной лентой.

– Это борей, русский меч. Копия, к сожалению, аналог мне достать не удалось, археологи его изучают. Копию же сделал мне мой приятель Саша. Но сделал так здорово, что им вполне можно сражаться. Ладно, я могу рассказывать об оружии долго, а ты замучилась. Располагайся пока. Вот твоя спальня, за печкой, она самая уютная. – Тарас откинул занавески, отгораживающие спальню от гостиной. – Здесь все чистое, стираное. Одежду вешай в шкафчик, вот вешалки. Если что надо будет переставить, поправить, передвинуть – сделаем. Переодевайся и будь как дома.

Он шагнул из спальни, но она удержала его, посмотрев серьезно и пытливо.

– Здесь кто-нибудь спал… до меня?

– Когда-то спал я, – ответил так же серьезно Тарас, – когда был маленький. Иногда останавливалась бабушка. И все. А что?

Тоня с облегчением вздохнула, отпустила его рукав, порозовела под его взглядом.

– Ничего… я суеверная. Иди, я буду переодеваться.

Сбитый с толку Тарас поплелся на кухню, размышляя над странной обмолвкой девушки, потом встряхнулся, переоделся сам и в гостиную вернулся уже с подносом, на котором стояли фарфоровые чашки из маминого сервиза с перламутровым отливом, кофейник, сахарница, конфеты и печенье. Тоня в халатике, превратившем ее в худенькую девочку-подростка, перестала рассматривать оружие и забралась с ногами в любимое кресло Оксаны. Тарас устроил поднос на журнальном столике, разлил по чашкам кофе, сел в другое кресло, собираясь провести вечер так, как мечтал еще в Чечне, и в это время кто-то вошел в дом.

Тарас напрягся, включая внутреннее зрение, и с сожалением вспомнил, что не забрал у Оксаны ключи.

В сенях что-то стукнуло, простучали по половицам каблучки, дверь в гостиную распахнулась, и на пороге появилась Оксана с тортом в одной руке и сумочкой в другой.

– Вот и я…

Она увидела Тоню, и улыбка сползла с ее красивых, полных, умело подкрашенных губ.

– Ты… не один?!

Тарас аккуратно поставил чашку на поднос, посмотрел на Тоню, лицо которой изображало простодушное любопытство.

– Это Оксана, моя… приятельница. Работает в фитнес-клубе. – Он посмотрел на позднюю гостью. – Оксана, это Антонина, дочь друга моего учителя, погибшего в Чечне три дня назад.

– Да уж вижу, – прикусила губу Оксана, не слушая его. – Надо же, какая незадача. Я думала, тот случай в клубе не отразится на наших отношениях. – Она смерила Тоню пренебрежительным взглядом. – Это же пигалица, что ты в ней нашел?

– Извини, Тошка, она иногда неудачно шутит, – глянул на Тоню Тарас, встал, поворачиваясь к Оксане. – Может быть, разденешься, присядешь с нами, поделишься новостями?

– Вот барахло! – хмыкнула Оксана, нехорошо улыбаясь. – Я как дура мчусь сюда, покупаю шампанское, торт… а он с какой-то пигалицей кейфует!

– Оксана!

– Что Оксана?! – взъярилась барменша. – Я с Григорием всего два раза встречалась, и не дома, как ты! Подумаешь, увидел в клубе, скандал устроил! А у самого губа не дура! Решил компенсировать? – Она вдруг с размаху шмякнула торт на пол. – Где ты ее подобрал?! Да я тебе сотню таких…

Тарас вдруг оказался рядом, подхватил Оксану под локоть и стремительно вывел из гостиной, так что она не сразу поняла, что происходит. В сенях он сказал, глядя ей в глаза, пытаясь мысленно-волевым усилием успокоить женщину:

– Это дочь прокурора! Ее отца убили! Она будет жить у меня… какое-то время. Если не хочешь остаться в ее глазах хамкой, извинись.

– Да пошел ты! – махнула рукой сникшая Оксана, поворачиваясь к двери; возбуждение схлынуло, глаза ее потухли. – Знаем мы этих дочерей… Так хорошо все было… а ты взял и испортил…

Она открыла дверь, оглянулась, разглядывая Тараса с язвительной улыбкой и одновременно с завистью:

– Желаю приятно потрахаться.

Вышла, изо всех сил хлопнув дверью.

Тарас постоял немного, провожая гостью мысленным взором. Щеки горели. Было неприятно, горько и стыдно.

Вздохнув, он вошел в гостиную, остановился у порога, встретив взгляд Тони, развел руками.

– Извини…

– Я понимаю, – тихо проговорила девушка. – Догони ее, объясни. Она любит тебя, простит… У Екклесиаста есть изречение: нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил.

Тарас покачал головой и вдруг засмеялся. Она посмотрела на него с удивлением.

– Я что-то не так сказала?

– Все так, Антонина Антоновна, особливо касательно греха. Грешен я, чего уж там. Только все дело в том, что не любит она меня. Себя больше любит. Так что не переживай.

– А ты ее?..

Тарас заглянул в глаза девушки, в которых плавилась грусть, сомнения и ожидание чуда. Подошел вплотную, опустился перед ней на корточки.

– Ты мне веришь?

– Не знаю. – Она виновато улыбнулась. – Скорее да, чем нет. Дядя Елисей говорил, что ты иногда торопишься…

– К сожалению, бывает. Но ведь это не самое худшее качество мужчины?

Она порозовела.

– Я не встречалась с мужчинами… и даже с парнем не дружила.

– Я знаю, бабушка говорила. Выйдешь за меня замуж?

Глаза Тони сделались большими. Она изумленно посмотрела на него и даже засмеялась от неожиданности, покачала головой.

– Кажется, дядя Елисей был прав, ты действительно иногда торопишься.

Тарас улыбнулся, чувствуя облегчение, радость и легкое головокружение. Не говоря ничего прямо, Тоня уже ответила.

– Я подожду, – сказал он с твердой уверенностью, поклявшись в душе ждать столько, сколько понадобится. Главное теперь было не обидеть ее – ни словом, ни делом. Сердце еще в Чечне подсказало, что это – о н а, настоящая…

Глава 19

ПЛАНОВ ГРОМАДЬЕ

Все ночные попытки спуститься в прошлое, досмотреть сцену исследования предком «одуванчика» – Говорителя Слова Власти, не удались. Организм отказывался выполнять волевые приказы хозяина и в измененное состояние медитативного прорыва в бессознательное не входил. То ли Тарас упускал из виду какую-то важную деталь трансовой практики, то ли мешали мысли о Тоне и о появлении Оксаны, закончившемся некрасивой сценой.

Дважды Тарас выходил во двор, прислушивался к тишине ночи, смотрел на звезды в разрывах облаков, успокаивался, но так с предком и не повстречался. Раздосадованный, приказал себе заснуть и пролежал в одной позе до утра в полусне-полуяви, сотканной из обрывков незапомнившихся снов.

Проснулся он в начале седьмого от громкого тарахтения: сосед напротив заводил свой старый автомобиль. Вообще с соседями Тарасу повезло, в основном это были люди трудолюбивые и добрые. Но далеко не тихие и очень суетливые. Бывший тамбовец Сергей купил дом через улицу еще в прошлом году. Семья у него была дружная – жена и четверо детей, и каждый раз, когда он уезжал на работу, каждый из них считал своим долгом выбежать на улицу и крикнуть какие-то приятные слова. Естественно, о тишине речь не шла, просыпалась вся улица и, наверное, соседний микрорайон многоэтажек.

Сергея пытались увещевать соседи, дважды навещал участковый инспектор, ему грозили и даже били, но все оставалось по-прежнему: в начале седьмого утра этот вечно озабоченный толстячок, незлобивый по натуре, но упрямый и замкнутый на свои проблемы, начинал заводить свой древний «Москвич» с проржавевшей выхлопной трубой, а его домочадцы, пытаясь перекричать грохот, дружно орали ему приветствия.

Тарасу эти звуки не мешали, он умел отстраиваться от любого шума, но теперь у него жила Тоня, и следовало побеспокоиться о том, чтобы по утрам ее никто не будил. Он встал, натянул спортивный костюм, надеясь, что девушка не проснулась, и тихонько выскользнул из дома.

Машина Сергея выезжала задним ходом со двора, сопровождаемая громким и противным синтезированным голосом: «Пожалуйста, осторожнее, моя машина едет назад! Пожалуйста, осторожнее, моя машина…»

Тарас зашел с левой стороны и точным движением повернул и выдернул ключ зажигания.

Машина заглохла, стало тихо. Дети во дворе – от двенадцати лет до пятнадцати, жена и сам хозяин оторопело уставились на соседа, которого видели мельком всего пару раз.

– Стало быть, расклад такой, – сказал Тарас, нажимая на горловые интонации и сопровождая речь волновым покачиванием рук. – С сегодняшнего дня шумный базар по утрам отменяется. Встаете тихо, садитесь в свою колымагу и так же тихо едете на работу. Никто не кричит, никто не стучит и в барабаны не бьет! Вокруг вас живут не скоты и не лесные звери, а люди. Вам понятно?

Сергей закрыл рот, мотнул головой, наивно округлил глаза:

– Но это мой дом, что хочу, то и…

Тарас вонзил заледеневший взгляд в глаза толстяка и тяжело, угрюмо, грозно проговорил, передавая импульс гипнотического воздействия:

– Вы будете жить так, чтобы не мешать другим! Это закон! Повторите!

Сергей побледнел, сглотнул слюну:

– Это закон…

– Великолепно! Некоторое время вас будет тянуть поддерживать шумные традиции, но каждый раз при этом у вас будет болеть голова. Повторите!

– У меня будет болеть голова…

– Отлично! В конце концов вы поймете, что шум – та же агрессия, сродни бандитской, и вести себя надо тихо. А теперь пара практических советов. Немедленно отключите этот дурацкий громкоговоритель заднего хода! Иначе вам когда-нибудь побьют за это фары или стекла.

– Уже били, – бледно улыбнулся Сергей.

– Значит, не помогло, болезнь серьезно запущена. Идиотизма не любит никто, даже сами идиоты. А выхлопную трубу почините сегодня же. А лучше поменяйте эту рухлядь на более приличную тачку.

– Она еще бегает вовсю…

Тарас усмехнулся, понимая, что не у каждого водителя есть средства на покупку хорошего авто, а ездить хочется всем.

– Тогда почините машину и заводите ее в сарае, чтобы не так слышно было, ведь трещит, как тракторный стартер. Договорились?

– Э-э… м-м… – Толстяк посмотрел на жену, такую же толстую, как и он сам. Та спохватилась, закричала:

– Что вы к мужу пристали?! Бандит! Я сейчас милицию вызову! Отойди от машины!..

Тарас шагнул к ней навстречу, поднимая ладони, глаза его вспыхнули тигриным блеском.

Женщина споткнулась, замолчала, вытаращив глаза.

– Успокойтесь, – сказал он глубоким голосом. – Соблюдайте правила гражданского общежития, не шумите и не кричите. И всем будет хорошо. Договорились?

– Договорились! – в один голос отозвались потрясенные соседи.