Память льда. Том 1 Эриксон Стивен

Глава 8

Чем опаснее мир, тем почетнее доблесть.

Танцор

По всем сторонам виднелись холмы, сложенные из костей. Когда Джагут взбирался по склону, под ногами гремело и хрустело. Кровь перестала течь с изуродованного лица, но один глаз все еще плохо видел — в нем торчал снежно-белый обломок кости. Боль превратилась с тупую ломоту.

— Тщеславие, — бормотал Гетол порезанными губами, — не мой порок. — Он пошатнулся, неуверенно выпрямился на вершине холма. — Смертных не предсказать. Нет, сам Худ не ожидал бы такой дерзости. Но ах! Лик Глашатая ныне испорчен, а испорченное должно исчезнуть из Колоды. Исчезнуть…

Гетол огляделся. Бескрайние возвышенности, бесформенное небо, холодный мертвый воздух. Джагут вздернул неповрежденную бровь. — Тем не менее, я оценил шутку, Худ. Ха, ха. Ты меня зашвырнул сюда. Ха, ха. А теперь оставил выкарабкиваться самостоятельно. Освободил от службы. Да будет так.

Джагут открыл свой садок, заглянул в портал — путь внутрь холодного, почти лишенного воздуха царства Омтозе Феллак. — Теперь я знаю тебя, Худ. Я знаю, кто… кем ты был. Чудесная ирония, отражение твоего лица. Интересно, а ты меня узнаешь?

Он вошел в садок. Привычные объятия мороза успокоили боль, потушили огонь нервов. Еще шаг. Ледяные стены осветили его сине-зеленым сиянием. Он помедлил, понюхал воздух. Ни следа Имассов, ни признака вторжения… но все же разлитая вокруг сила слабела, поврежденная тысячелетиями трещин, постоянным давлением Т'лан. Омтозе Феллак умирал, как и сами Джагуты. Тихая, торжественная смерть.

— Ах, мой друг, — прошептал он, — мы почти ушли. Ты и я, кружащиеся в падении вниз, к забвению. Простая истина. Должен ли я растравить свой гнев? Нет. Увы, мой гнев недостаточен. Всегда так было.

Он двигался сквозь разрушающиеся воспоминания льда. Стены все сужались, почти сомкнувшись над головой.

Показалась неожиданная трещина — глубокий провал поперек тропы. Из нее поднималось теплое дыхание, пахнущее гнилью и болезнью. Лед по краям расколот и оплавлен, покрыт черными морщинами. Гетол напряг свои чувства, замерев на краю. И зашипел, узнавая. — Ты не ленишься, да? Это приглашение? Я от этого мира, а ты, чужак, нет.

Он перешагнул трещину, презрительно искривив губы. Потом остановился, нерешительно повернулся. — Я более не Глашатай Худа, — прошептал он. — Отставлен. Дурная служба. Неприятная. Что ты мне скажешь, Скованный?

Ответа быть не могло — пока не принято решение, пока не окончен путь.

Гетол прыгнул в трещину.

Он с неким насмешливым удивлением увидел, что Увечный Бог поставил вокруг места Сковывания маленькую палатку. Сломанный, разбитый, воняющий гноем неизлечимых ран — истинное лицо тщеславия.

Гетол помедлил перед входом. Возвысил голос: — Открой клапан — я не стану ползти на карачках.

Палатка замерцала и исчезла, открыв взору закутанную, бесформенную фигуру, сидящую на мокрой глине. Перед ней курилась медная жаровня; из складок одеяния показалась кривая рука, стала загонять сладкие курения под опущенный капюшон. — Самый, — хрипло сказал Скованный, — самый гибельный поцелуй. Твое внезапное вожделение мести… погубило тебя, Джагут. Твой темперамент угрожал тщательно построенным планам Худа — это ты понял? Вот что так… разочаровало Повелителя Смерти. Глашатай должен быть послушным. Его Глашатай не должен иметь собственных желаний и амбиций. Неподходящий… наниматель… для такого, как ты.

Гетол огляделся. — Чувствую под собой тепло. Мы приковали тебя к плоти Бёрн, привязали к ее костям — и ты отравил ее.

— Точно. Гноящийся шип в ее боку… в один прекрасный день он ее убьет. А со смертью Бёрн погибнет ваш мир. Ее холодное, безжизненное сердце прекратит дарить вам свою щедрость. Нужно сломать мои цепи, Джагут.

Гетол захохотал. — Все миры погибнут. Я не слабое звено, Увечный. Я же был на Сковывании.

— Ах, — вздохнула тварь, — но ты именно слабое звено. Всегда им был. Ты думал заслужить доверие Худа, но промахнулся. Не первый твой промах, мы оба это знаем. Когда твой брат Готос призвал тебя…

— Хватит! Кто здесь уязвим?

— Мы оба, Джагут. Оба. — Бог снова поднял руку, медленно повел ею. Появились лакированные деревянные карты, повисшие в воздухе изображениями к Гетолу. — Смотри, — прошептал Увечный Бог, — на Дом Цепей…

Здоровый глаз Джагута сузился. — Что… что ты сотворил?

— Я больше не чужак, Гетол. Я… вступил в игру. Смотри внимательнее. Место Глашатая… вакантно.

Гетол хмыкнул: — Больше чем Глашатай…

— Точно, это все в прошлом. Кто, по твоему, достоин занять место Короля в моем Доме? В отличие от Худа я приветствую амбиции подчиненных. Приветствую независимое мышление. Даже мстительность.

— Колода Драконов сопротивляется тебе, Скованный. Твой Дом будет… взят штурмом.

— Так всегда было. Ты говоришь о Колоде как о сущности, но ее сотворил прах, мы же знаем. Никто не способен ее контролировать. Примером тому возрождение Дома Теней. Достойный прецедент. Гетол, ты мне нужен. Я принимаю твое… несовершенство. Никто в моем Доме Цепей не будет здоров плотью и духом. Погляди на меня, на это поломанное тело — мой Дом отразит то, что ты видишь. А теперь огляди свой мир — кошмар страданий и неудач людского владычества. Очень скоро, Гетол, у меня будет легион последователей. Ты сомневаешься? А?

Джагут долго молчал. Наконец проговорил: — Дом Цепей нашел своего Глашатая. Что я должен делать?

— Я выжил из ума, — вздохнул Муриллио, но все же кинул кости. Резные фаланги покатились, перевертываясь и стуча, и наконец остановились.

— Рывок Повелителя, дорогой друг. Увы тебе, но не моей достойности! — заорал Крюпп, схватив кости. — А теперь Крюпп удвоит ставку суме на поправку. Ах, вот прекрасная рифма в прекрасном месте. Хо! — Кости загремели и легли пустыми сторонами. — Ха! Вот так подарок для набитого кармана Крюппа! Собирай же их, чудный волшебник!

Качая головой, Быстрый Бен собрал рассыпанные кости. — Я видал всякое жульничество — мелкое и крупное — но ты, Крюпп, продолжаешь ускользать от моего острого взора!

— Жульничество? Спаси боги! О несчастные жертвы сей ночи ночей, вы стали свидетелями всего лишь космической симпатии к Крюппу!

— Космической симпатии? — фыркнул Муриллио. — Что это такое, Худа ради?

— Эвфемизм для мошенничества, — прогудел Коль. — Делай ставку, Быстрый, мне не терпится расстаться с трудовой монетой.

— Это все стол, — сказал Муриллио. — Он кривой, и Крюпп угадал направление — не отрицай, ты, шмат тухлого сала.

— Крюпп отрицает все очевидно отрицаемые вещи, дражайшие компаньоны. Направление еще не сформировалось, посмею почтительнейше уверить, ибо основный вопрос избежал предназначенной роли. Означенное бегство лишь иллюзия, конечно же, хотя насильственное промедление в самопознании может иметь прямые последствия. Осчастливленный всем этим, Крюпп остается здесь ради неоспоримо…

— Как бы то ни было, — оборвал его Быстрый Бен. — Ставлю на 'темное сердце', когда оно играет роль, и 'череп в углу'.

— Смелая ставка, таинственный маг. Крюпп непреклонный, не надеясь на кривой стол и ловкость рук, утраивает ставку!

Колдун фыркнул: — Ничего из этого не видел. Не вижу. Но надеюсь заметить. — Он метнул кости.

Полированные кости легли, образовав растопыренную пятерню. Все символы и рисунки безупречно выровнялись.

— А теперь, удивительный волшебник, ты попался! Сундук Крюппа переполнен!

Быстрый Бен смотрел на вытертую поверхность стола, на россыпь косточек человеческой кисти.

— Какой в этом смысл? — вздохнул Коль. — Крюпп выигрывает каждый раз. Пухлый коротышка — твое шулерство покрывает безрассудные траты на то и на сё!

— Это и доказывает истинную невиновность Крюппа! Непрерывное шулерство — вот настоящее безумие. Нет, это симпатия постоянна и находится под контролем Крюппа.

— Как ты это делаешь? — прошептал Быстрый Бен.

Крюпп достал из рукава шелковый платок, дернул бровью. — Внезапно переполнились садки, воздух лижет незримое пламя, ай-яй! Крюпп никнет от такой дотошности. Прости, о злобный маг, умоляет Крюпп!

Быстрый Бен откинулся назад, поглядел на сидевшего с полузакрытыми глазами у стенки шатра Вискиджека. Что-то там было — клянусь — но я не могу понять. Скользок — боги, как скользок!

Вискиджек прокашлялся. — Оставь это, — предложил он. — Тебе его не поймать.

Маг обернулся к Крюппу. — Ты не тот, каким кажешься…

— О, но он это он, — возразил Коль. — Посмотри на него. Толстый, липкий, скользит словно гигантский ком намасленных угрей. Крюпп именно таков, каким кажется, верь мне. Погляди на внезапно вспотевший лоб, на рожу как у вареного рака, выпученные зенки. Погляди на его ужимки! Это Крюпп, до каждого дюйма!

— Смущен, но Крюпп! Жестокая настырность! Крюпп гнется под столь недружественным вниманием!

Все смотрели, как толстяк выжимает платок, пораженные обилием хлынувшей на стол маслянистой воды.

Вискиджек рассмеялся, точно залаял: — Он вас всех за пояс засунет! Ужимки? Пот? Все иллюзия.

— Просто Крюппа кривит от вашего пристального наблюдения! Он вянет, тает, перерождается в лепечущего идиота! — Он остановился, склонился над столом, загребая выигрыши. — Крюпп жаждет. Интересно, в этом грязном горшке что-то осталось? Но более этого Крюппа интересует, что же привело Корлат ко входу в палатку, в такую-то темную ночь, после очередного изматывающего дня бесконечного марша?

Клапан откинулся, Тисте Анди ступила в свет фонарей. Фиолетовые глаза искали Вискиджека. — Командир, мой господин просит об удовольствии переговорить с ним.

Брови Вискиджека взлетели: — Сейчас? Хорошо, я принимаю приглашение. — Он не спеша поднялся, щадя больную ногу.

— Крюпп отрицает скользкую двойственность его личности, надоедливый маг. Хозяйка Крюппа — Простота, конечно же, находящаяся в тесной связи с его подружкой Правдой. Давний и верный союз, сделавший нас триедиными…

Он все болтал, пока Вискиджек выходил из комнаты. Командор похромал к лагерю Тисте Анди. Через минуту он поглядел на шедшую рядом женщину. — Я думал, что ваш господин убыл. Его не видно несколько дней.

— Он некоторое время останется с нами, — сказала Корлат. — Аномандер Рейк не терпит встреч с подчиненными и того подобного. Карга держит его с курсе происходящего.

— Тогда мне интересно — чего он может хотеть от меня?

Она легко улыбнулась. — Это он сам откроет, Командор.

Вискиджек промолчал.

Шатер Рыцаря Тьмы ничем не выделялся среди прочих шатров Тисте Анди. Он стоял где-то на окраине лагеря, не охранялся и был освещен лишь одной тусклой лампой. Корлат остановилась перед входом. — Я сопроводила вас. Можете войти, командор.

Он вошел и увидел Аномандера Рейка, сидящего вытянув ноги в складном кожаном кресле. Такое же кресло напротив было пусто. Немного в стороне, но в пределах досягаемости находился столик с графином вина и двумя кубками.

— Благодарю вас, что пришли, — сказал Рыцарь Тьмы. — Устраивайтесь поудобнее, пожалуйста.

Вискиджек уселся в кресло.

Рейк склонился, наполнил кубки и передал один командору. Тот принял его с благодарным кивком. — В правильной перспективе, — сказал Тисте Анди, — даже смертная жизнь кажется долгой. Наполненной. В данный момент я размышляю над природой случайности. Мужчины и женщины, на некоторое время обнаруживающие, что их пути сходятся. Их жизни тесно соприкасаются, пусть кратко, и изменяются в результате контакта.

Вискиджек, полузакрыв глаза, изучал сидящего напротив. — Я не считаю перемены чем-то угрожающим, Лорд.

— Бруду их хватило. Я скорее согласен, чем нет, с вашей… точкой зрения. В нашей команде есть трения, о которых вы, разумеется, осведомлены.

Малазанин кивнул.

Рейк ненадолго задержал на командоре взгляд затуманенных глаз, потом отвел его. — Отношения. Давние амбиции и необходимость сдерживать их. Старые и новые соперничества. В результате ситуация нас разделяет. Каждого из нас от всех прочих. Но если мы стерпим, снова тихо заговорит инстинкт, даря… надежду. — Его необычайные глаза снова сфокусировались на командоре — и опять лишь на краткий миг.

Вискиджек медленно выдохнул: — Природа этой надежды?

— Мои инстинкты — в тот самый миг соприкосновения жизней, неважно, как короток он будет — говорят, кто достоин доверия. К примеру, Ганоэс Паран. Мы впервые встретились на этой равнине, совсем недалеко отсюда. Инструмент Опоннов, готовый попасть в челюсти гончей Темного Трона. Смертный, в глазах которого ясно читаются все его потери. Жив он или мертв, его судьба ничего не значила для меня. И все же…

— Он вам понравился.

Рейк усмехнулся, пригубил вино. — Да, правильное выражение.

Упала тишина, соединяя сидящих в шатре. Очень нескоро Вискиджек медленно выпрямился в кресле — обдумывая прокравшуюся в его ум мысль. — Я думаю, — наконец сказал он, уставившись на свой кубок, — Быстрый Бен вас заинтриговал.

Аномандер Рейк склонил набок голову. — Естественно, — ответил он, выразив голосом легкое удивление и намек на вопрос.

— Я впервые встретил его в Семиградии… в священной пустыне Рараку, если точнее, — сказал Вискиджек. Он склонился и наполнил оба кубка, потом снова удобно развалился в кресле. — Это довольно долгая история. Я надеюсь на ваше терпение.

Рейк слабо улыбнулся в ответ.

— Боги, думаю, это стоит рассказать. — Взгляд Вискиджека заплясал по сторонам, нашел висящую под потолком лампу и зафиксировался на ее мутном золотистом пламени. — Быстрый Бен. Адэфон Делат, второсортный колдун на службе у одного из Семи Святых Хранителей во времена неудачного восстания в Арене. Делат и еще одиннадцать магов составляли боевой отряд у Хранителя. Маги нашей армии намного превосходили их — Беллурдан, Ночная Стужа, Тайскренн, А'Каронис, Тезормаландис, Обрубок — чудное собрание, знаменитое фанатичным исполнением воли Императора. Ну, город Хранителя был взят, стены разрушены, началась резня на улицах — безумие битвы захватило нас всех. Дассем поверг Святого Хранителя — Дассем и банда поклонников, звавших его Первым Мечом — они прорубили ему путь сквозь вражеские ряды. Боевые маги Хранителя скрылись, видя гибель хозяина и разброд его армий. Дассем приказал моей роте преследовать их в пустыне. Проводником стал местный уроженец, недавно завербованный Когтем…

Широкое черное лицо Калама Мекхара блестело от пота. Вискиджек видел, как он согнулся в седле, видел, как передернулись широкие плечи под пыльной, грязной телабой.

— Они идут вместе, — пророкотал проводник. — Я думал, они разделятся… заставив вас сделать то же самое. Или выбирать между ними, командор. Их след ведет в сердце Рараку.

— Как далеко они от нас? — спросил Вискиджек.

— Не более половины дня. Пешком.

Командор оглядел туманные дали охряной пустыни. За ним ехали семь его солдат, а также пестрое сборище моряков, саперов, пехотинцев и кавалеристов — все из уже не существующих частей. Три года осад, битв и погонь за плечами. Они верили, что всё, сказанное Дассемом Альтором, незыблемо и даже свято.

— Командор, — сказал, обрывая ход его мыслей, Калам. — Рараку — священная пустыня. Место силы.

— Веди нас, — ответил Вискиджек.

Пылевые демоны пролагали случайные тропки по высохшей равнине. Отряд шел рысью, изредка делая остановки. Солнце карабкалось по небу. Где-то позади все еще горел город, но и перед собой они видели пейзаж, казалось, освещенный огнем.

Сразу после полудня они наткнулись на свежий труп. По знойному ветру развевается рваная, обожженная телаба, голова в кудряшках смотрит ввысь запавшими глазами. Калам спешился и осмотрел тело. Поднял голову, посмотрел в лицо Вискиджеку: — Думаю, это Кебарла. Скорее ученая, чем колдунья. Исследовательница мистерий. Командор, есть нечто странное…

— Да ну? — буркнул командор. — Он склонился в седле, посмотрел на труп. — Что в ней странного, Калам, если не считать ее вида — выглядит, словно умерла сто лет назад?

Калам сердито скривился.

Сзади зашептались солдаты.

Подъехал всадник. Тоненький, юный, броско одетый. Шлем не по размеру наехал на лоб. — Командор, — начал он.

Вискиджек уставился на него. — Боги, да сними же шлем — у тебя мозги сварятся. И брось скрипку — эта дрянь сломана.

— Командор, в шлеме хладопесок.

— Хладо что?

— Хладопесок. Выглядит словно опилки, командор, но бросьте пригоршню в огонь — и он даже не нагреется. Удивительная вещь, командор.

Командор удивленно поглядел на шлем. — Клянусь Бездной, его носил Хранитель!

Солдат спокойно кивнул. — Когда меч Дассема срубил тому голову, шлем полетел по воздуху. Прямо ко мне в руки.

— А за ним и скрипка?

Солдат подозрительно прищурился. — Нет, сэр. Скрипка моя. Куплена в Малазе. Я решил выучиться на ней играть.

— Поэтому ты пробил ее кулаком, солдат?

— Это сделал Еж, сэр. Вон тот, рядом с Хваткой.

— Он не умеет играть на чертовой штуке! — крикнул указанный солдат.

— Что, я не могу? Она просто сломана. Но после войны я её починю, а?

Вискиджек вздохнул: — Вернитесь в строй, сэр Скрипач, и чтобы не звука больше. Поняли?

— Только одно, командор. У меня плохое предчувствие… насчет всего… всего этого.

— Не только у тебя, солдат.

— Ну, это как…

— Командор! — крикнул названный Ежом, подавая лошадь вперед. — Предчувствия этого парня еще не подводили. Он сказал сержанту Шишке не пить из того кувшина, он все-таки выпил, и теперь он мертв, командор.

— Отрава?

— Нет, командор. Мертвая ящерица. Застряла у него в горле. Шишка подавился дохлой ящерицей! Эй, Скрипач — вот тебе имя. Скрипач. Ха!

— О боги, — пробормотал Вискиджек. — Хватит. — Он снова обратился к Каламу: — Вперед.

Тот кивнул, снова вскакивая в седло.

Одиннадцать пеших магов без еды и воды в сердце пустыни — охота обещала быть легкой. Через час они нашли еще один труп, так же иссушенный, как и первый. На закате обнаружилось и третье тело. Прямо впереди, в полулиге, возвышались выветренные меловые утесы, их зубцы заходящее солнце окрасило кровью. Калам сказал, что следы оставшихся магов ведут туда.

Лошади утомились, как и солдаты. Не хватало воды. Вискиджек скомандовал остановку, приказал разбить лагерь.

После ужина солдаты разошлись по постам, а командор подошел к Каламу Мекхару, который хлопотал у очага.

Ассасин бросил в огонь еще один кизяк, проверил воду, кипевшую на треноге. — Травы в этом отваре помогут перетерпеть нехватку воды до утра, — сказал уроженец Семиградья. — Я счастлив, что они у меня есть. Они редки и становятся все более редкими. Будете писать густым как суп, но не часто. Вы все еще будете потеть, но это необходимо…

— Я знаю, — ответил Вискиджек. — Мы уже давно на этом клятом континенте, чтобы кое-что понять, Вожак Когтя.

Тот оглянулся на солдат. — Я забываю об этом, командор. Вы все такие… юные.

— Как и ты, Калам Мекхар.

— И что я видел в мире, командор? Так мало! Телохранитель Святого Фалаха в Арене…

— Телохранитель? Какое милое слово! Ты был его личным убийцей.

— Мое странствие только началось, вот что я пытаюсь сказать, командор. Вы — ваши солдаты — чего только не повидали, через что только не прошли… — Он покачал головой. — Все это в ваших глазах.

Повисло молчание. Вискиджек изучал собеседника.

Калам снял с огня котел и налил пахнущее лекарством пойло в две чашки, протянул одну командору. — Мы возьмем их завтра утром.

— Точно. Мы скакали весь день. Насколько мы сократили расстояние до проклятых магов? На один звон? Они используют садки?..

Ассасин нахмурился и медленно покачал головой. — Тогда я бы их потерял, командор. Едва они войдут в садок, все следы исчезнут.

— Да. Но отпечатки — вот они. Почему так?

Калам покосился на огонь. — Не знаю, командор.

Вискиджек выпил горький настой, бросил кружку на землю и поскакал прочь.

День шел за днем, охота проводила их через пустынные овраги, ущелья, вершины холмов. Они находили еще трупы — высохшие костяки, которые Калам опознавал: Рениша, колдунья Меанаса; Келугер, седьмой Жрец Д'рек, Осенней Змеи; Наркал, воин — маг, клятвенник Фенера и претендент на звание Смертного Меча бога; Аллан, Солтейкен, жрица Солиэли.

Лишения брали свою дань с охотников. Павшие лошади были выпотрошены и съедены. Выжившие стали худыми и слабыми. Если бы след магов не приводил Калама и за ним отряд то к одному, то к другому источнику, умерли бы все, и лошади и люди, и просторы Рараку снова торжествовали бы победу.

Сет'алалд Кроол, полукровка — Джаг, однажды яростной контратакой заставивший отступить на дюжину шагов самого Дассема Альтора (его меч благословил некий неведомый Властитель); Этра, повелительница садка Рашан; Бирит'эран, маг садка Сере, способный вызывать ураганы при ясном небе; Геллид, ведьма Теннеса…

Теперь перед ними был лишь один оставшийся в живых. Его присутствие выдавали только легкие отпечатки на песке.

Охотников захватило молчание. Молчание Рараку. Закаленное, отточенное, проверенное солнцем. Всадники стали походить на своих лошадей — непокорных, неутомимых и одичавших.

Вискиджек не сразу понял, что написано на лице у Калама, когда тот оглядывался суженными глазами на солдат: недоверие, восторг, в немалой доле и страх. Но и сам Калам изменился. Он недалеко удалился от земли, которую считал родной, но их словно бы разделил весь мир.

Рараку взяла нас всех.

Вверх по узкому скалистому каньону, через расселину в изрытом и грязном известняке, в некий природой выточенный амфитеатр. Там, сев скрестив ноги на громадный валун, их ожидал последний маг.

Он был истощен, одет в лохмотья, темное лицо покрылось морщинами и ожогами, глаза сверкали строго и твердо, как обсидиан.

Калам с великим трудом въехал в амфитеатр. Медленно повернул лошадь, поглядел на Вискиджека: — Адэфон Делат, маг Меанаса, — проскрипел он. Улыбка потрескавшихся губ вышла похожей на злобную гримасу. — В нем ничего особенного, командор. Сомневаюсь, что он сможет защищаться.

Вискиджек не ответил. Обогнув ассасина, он подъехал к колдуну.

— Один вопрос, — сказал тот. Его сиплый голос едва доносился до стоявших в другом конце амфитеатра солдат.

— Что?

— Кто вы такие, во имя Худа?

Вискиджек поднял бровь. — Какая разница?

— Мы пересекли всю Рараку, — сказал колдун. — По ту сторону этих утесов караванный путь в Г'данисбан. Вы гнали меня через Священную Пустыню… боги, ни один человек не стоит этого. Даже я!

— Кроме тебя, было одиннадцать других магов.

Адэфон Делат пожал плечами: — Я был самый молодой — и самый здоровый. Но теперь наконец-то и мое тело сдалось. Дальше идти не могу. — Его темные глаза посмотрели за спину Вискиджека. — Сир, ваши солдаты…

— Что с ними?

— Они и больше… и меньше. Они не такие, какими были. Рараку, сир, сожгло мосты в их прошлое, все до одного. Все ушло. — Он удивленно посмотрел на командора. — И они ваши. Сердцем и душой. Они ваши.

— Больше, чем ты воображаешь, — ответил Вискиджек. Он возвысил голос: — Еж, Скрипач, вы на месте?

— Да! — ответили оба хором.

Вискиджек увидел, как внезапно напряглось лицо мага. И повернулся в седле. Калам сидел на своем коне шагах в десяти сзади командора; спина неестественно выпрямлена, по лицу течет пот. Сразу позади него находились Скрипач и Еж, их самострелы направлены проводнику в спину. Вискиджек усмехнулся и снова поглядел на Адэфона Делата.

— Вы двое играли превосходно. Скрипач вынюхал ваши тайные сообщения — потертости на камнях, позы трупов, их согнутые пальцы, служившие цифрами — один, два, три. Мы могли бы покончить с этим сразу, но мне стало… любопытно. Одиннадцать магов. Едва первая открыла тебе свои тайные знания — знания, которые уже не смогла бы использовать — как дело стало вопросом твоей выгоды. Какие шансы были у остальных? Умереть от моей руки или от сил Рараку. Или же… некий вид спасения. Но так ли было? Их души вселились в твою, Адэфон Делат? Кричат ли они, стараясь покинуть новую тюрьму? Но я все же восхищаюсь. Эта игра — твоя и Калама — ради чего она?

С лица мага постепенно сходила иллюзия изнуренности. Он оказался упитанным молодым человеком. Делат выдавил слабую улыбку: — Их крики уже ослабли. Лучше жить призраком, чем входить во врата Худа, командор. Мы достигли… баланса, осмелюсь сказать.

— А ты наделил себя ранее недоступными силами.

— Удивительными, дармовыми. Но я не хочу ими пользоваться. Зачем мы играли с вами, Вискиджек? Сначала — ради выживания. Честно говоря, мы думали, что вы сдадитесь. Мы думали, Рараку одержит над вами верх. Так и вышло, в некотором смысле. То, чем стали вы и ваши солдаты… — Он покачал головой.

— То, чем мы стали, — сказал Вискиджек, — разделил и ты. Ты и Калам.

Колдун снова покачал головой. — Отсюда и эта судьбоносная встреча. Сир, Калам и я теперь готовы идти за вами. Если вы нас примете.

Вискиджек что-то буркнул. — Император заберет вас у меня.

— Только если вы ему расскажете, командор.

— А Калам? — Вискиджек оглянулся на ассасина.

— Коготь будет… огорчен, — пробурчал тот. И улыбнулся. — Как плохо для Угрюмой.

Вискиджек скривился и посмотрел на свой отряд. Их лица, казалось, высечены из камня. Рота из остатков уничтоженных частей теперь обрела свою сердцевину — твердую и сверкающую. — Боги, — прошептал он, — что мы здесь делаем?

Первой кровавой победой Сжигателей Мостов стало отбитие Г'данисбана. Маг, ассасин и семьдесят солдат, проникших в крепость, которую удерживали четыре сотни повстанцев, и сокрушивших их за одну ночь.

Лампа выгорела, почти погаснув. Но шатер уже освещал нежный утренний свет. Звуки просыпающегося лагеря разрушили тишину, воцарившуюся после рассказа Вискиджека.

Аномандер Рейк вздохнул. — Перемещение душ.

— Да.

— Я слышал о перемещении душ — помещении их в подготовленный для этого сосуд. Но перевести одиннадцать душ — одиннадцать магов — в уже занятое тело… — Он недоверчиво покачал головой. — Воистину поражен. Теперь я понимаю, как Быстрый Бен смог противостоять моим исследованиям. Но сейчас, этой ночью, вы раскрыли его секрет. Я не спрашиваю…

— Но я все же предполагаю, что вы хотели спросить, Лорд, — сказал Вискиджек.

— Тогда вы меня понимаете.

— Инстинкт. — Малазанин засмеялся. — Я тоже доверяю своему, Аномандер Рейк.

Тисте Анди встал.

Вискиджек последовал его примеру.

— Я впечатлен, — сказал Тисте Анди, — тем, что вы встали на защиту девочки, Серебряной Лисы.

— А я тем, как вы смогли обуздать себя.

— Да, — пробормотал Рыцарь Тьмы. его глаза вдруг погасли, лоб перерезала морщина. — Тайна керуба…

— Простите меня?

Тисте Анди улыбнулся. — Я вспоминаю первую встречу с тем, кого называют Крюпп…

— Простите, Лорд, но Крюпп — тайна, которую я сам не раскрыл. Я думаю, попытка ее раскрыть окажется неудачной для любого из нас.

— В этом вы можете быть правы, Вискиджек.

— Быстрый Бен уезжает этим утром. Он присоединится к Парану и Сжигателям мостов.

Рейк кивнул. — Я постараюсь держать дистанцию, чтобы его не раздражать. — И тут Тисте Анди протянул руку.

Они крепко стиснули ладони друг друга.

— Хороший выдался вечер, — сказал Рейк.

Вискиджек покривился: — Я не любитель нанизывания словес. Прошу вашего снисхождения.

— Возможно, когда-нибудь я восстановлю равновесие. У меня также есть несколько необычных историй.

— Я в этом не сомневаюсь.

Они разомкнули руки. Вискиджек пошел к выходу.

Рейк заговорил ему вслед: — Еще одно. Серебряной Лисе не надо меня бояться. Более того, я соответствующим образом проинструктирую и Каллора.

Вискиджек опустил взор. — Я благодарю вас, Лорд, — выдохнул он и вышел.

Благие боги, я сегодня обрел друга. Когда мне последний раз выпадал такой дар? Не могу припомнить. Дыханье Худа, не могу припомнить.