Память льда. Том 1 Эриксон Стивен
— Это ничего не даст.
— Ты так думаешь, — усмехнулся Бен. — Я еще призову тебя, Худ.
— А зачем мне отвечать? Ты не внял моему слову…
— Да, но учти вот что, Повелитель. Боги Баргастов могут быть слабыми и неопытными, но это ненадолго. Ведь юные боги — опасные боги. Нанеси им увечье — и они не забудут нападавшего. Тебе предлагают помощь, так что, Худ, лучше прими ее.
— Ты смеешь угрожать…
— Так кто тут 'не внимает'? Я не угрожаю тебе, я предостерегаю. И не только насчет баргастских богов. Трич нашел себе достойный Смертный Меч — разве ты его не чуешь? Я здесь, в тысяче шагов от него, между нами не менее дюжины каменных стен — и я могу чувствовать этого человека. Он обернулся в боль смерти — кого-то близкого, чью душу ты ныне удерживаешь. Он не друг тебе, Худ, этот Смертный Меч.
— Думаешь, я не приветил всех, кого он мне послал? Трич обещал мне души, и его смертный слуга обеспечил их появление.
— Иными словами, Летний Тигр и боги Баргастов исполнили свою часть сделки. Тебе лучше поступить так же, в том числе освободить Талемендаса в положенное время. Держись духа договора, Худ… или ты не сделал выводов из ошибки с Дассемом Альтором?
Колдун ощутил кипящую в Повелителе Смерти злобу; но бог промолчал.
— Да, подумай над этим. А пока выдели мне силу, чтобы пролететь над толпой Баргастов на ту площадь пред Треллем. Потом можешь отступить, оставив Талемендасу положенную ему свободу. Таись за его нарисованными глазками, если хочешь, но ближе не подходи. Пока я не решу, что ты мне нужен.
— В один прекрасный день ты будешь моим…
— Не сомневаюсь, Худ. А пока насладимся предвкушением. — С этими словами колдун ослабил хватку на мантии бога. Божественное присутствие поблекло.
Однако сила текла без остановки. Быстрый Бен и прижавшийся к его плечу древопойманный летели над верхами баргастских палаток.
Талемендас зашипел: — Что случилось? Я, гм… пропал на миг.
— Все отлично, — пробурчал маг. — Хорошо ли идет сила, Талемендас?
— Да, хорошо. Это я могу использовать.
— Рад слышать. Теперь спустимся на площадь.
Тонкая прослойка старого дыма заставила поблекнуть звезды над головой. Капитан Паран сидел на широкой ступени у входа в Трелл. Прямо перед ним, в начале широкого проспекта, виднелся домик привратника. За ними сквозь раскрытые ворота тускло светили в надвигающемся тумане костры Баргастов.
Малазанин устал, но сон не спускался к нему. За два часа, прошедшие после встречи с Кафалом, его мысли прошли бесчисленными путями. Кудесники все еще трудились в погребальной комнате, разбирая каноэ, извлекая древнее оружие. Все остальные помещения Трелла казались пустынными и безжизненными.
Вид пустых залов и коридоров неотвратимо неотвратимо вызывал у капитана видения родного поместья в Анте — каким оно может быть сейчас, когда отец и мать мертвы, Фелисин прикована к каторжной цепи в далеких рудниках, а дорогая сестрица Тавора нежится в двух десятках роскошных палат дворца Лейсин.
Дом, оставленный наедине со своими воспоминаниями, разграбленный слугами, стражей и уличными крысами. Проезжает ли Адъюнкт мимо него? Обращаются ли ее мысли к нему посреди полного заботами дня?
Она не их тех, кто уделяет время сантиментам. Холодные глаза, грубая рациональность, прагматизм с тысячью острых граней, готовых порезать всякого, кто подойдет поближе.
Императрице очень понравится ее новый Адъюнкт.
А как ты, Фелисин? Что с твоей широкой улыбкой и смеющимися глазами? В Отатаральских рудниках нет снисходительности, нет ничего, заслоняющего от худших сторон человеческой природы. Тебя уже прибрал под крыло какой-нибудь сутенер или головорез.
Цветок, раздавленный сапогом.
Однако твоя сестра решит отыскать тебя, насколько я ее понимаю. Она вполне могла бросить на каторгу хранителя — или двух — посланных блюсти тебя.
Но она не сумеет спасти дитя. Уже нет. Никакой улыбки, и в глазах вместо смеха некая суровость. Ты поспешишь найти для себя иной путь, сестра. Боги, лучше бы вы убили Фелисин сразу — это было бы милосердием.
И теперь, теперь я боюсь, что однажды ты заплатишь сторицей… Паран покачал головой. Моей фамилии не позавидуешь. Она разорвала себя своими руками. И теперь мы, брат и сестры, выбираем себе отдельные судьбы. Когда — нибудь невозможно будет поверить в наше родство.
Вытертые ступени под ним покрылись тонким слоем пепла, словно единственным выжившим в городе был камень. Сгустилась тихая, горестная тьма. Все окрестные звуки казались призрачными. В такую ночь чувствуешь приближение Худа…
Одна из тяжелых дверей за его спиной распахнулась. Капитан оглянулся, кивнул: — Смертный Меч. Вы выглядите… отдохнувшим.
Верзила скривился. — Я чувствую себя раздавленным пальцем размером в жизнь. То есть женщиной.
— Я часто слышал, как мужчины говорят такое о своих женщинах, и всегда в этом кроется попытка вызвать жалость. Как и сейчас.
Грантл нахмурился: — Да, вы правы. Забавно.
— Ступени широкие. Садитесь, если хотите.
— Я не хочу нарушать ваше одиночество, капитан.
— Пожалуйста, я только приветствую это нарушение. Слишком много темных дум окружали меня в одиночестве.
Смертный Меч подошел и осторожно сел рядом с Параном. Его потрепанные расстегнутые доспехи забренчали и зазвенели. Он положил руки на колени, пошевелил пальцами в перчатках. — У меня то же проклятие, капитан.
— Тогда удачно, что вам подвернулась Хетан.
Мужчина фыркнул: — Проблема в том, что она ненасытна.
— Иными словами, вы тоже искали одиночества, и мое присутствие вас от него избавило.
— Пока вы не начнете царапать меня по спине, ваше присутствие меня устраивает.
Паран кивнул. — Я не из породы кошек… гм, извините.
— Нет нужды. Если Трейк лишен чувства юмора, это его проблема. А он точно его лишен, раз назначил меня своим Мечом.
Паран изучал сидящего рядом мужчину. Под полосатыми татуировками скрывалось лицо многое пережившего человека. Покрытое морщинами, грубо вырезанное, с глазами тигра, ведь сейчас тигриная сила наполняет его плоть и кровь. Тем не менее в этих глазах таилась смешинка. — А мне кажется, Трейк выбрал мудро…
— Нет, если он ждет поклонения и молитв. Видит Худ, я даже битвы не люблю. Я не солдат и не желаю им быть. Так как меня решили поверстать на службу Богу Войны?
— Лучше вы, Грантл, чем какой-нибудь кровожадный пень со сросшимися бровями. Мне это нежелание вытаскивать сабли и все, что они представляют, кажется ободряющим. Боги знают, насколько в наши времена редко такое качество.
— Не уверен. Весь город не любил битв. Жрецы, гидрафы, даже Серые Мечи. Будь у них иной путь… — Он пожал плечами. — То же и со мной. Если бы не случившееся с Харлло и Стонни, я сидел бы в тоннеле, болтая с остальными горожанами.
— Стонни — это ваша подруга со сломанной рапирой, так? А кто Харлло?
Грантл на мгновение отвернулся. — Другая жертва, капитан. — Его тон полнила горечь. — Еще одни погибший на пути. Так я слышал, ваша малазанская армия рядом, к западу отсюда, идет к этому проклятому смертью городу. Зачем?
— Временная смена курса. Мы ищем себе врага.
— Солдатский юмор. Никогда не понимал его. Для вас важны битвы?
— Лично для меня — нет, не важны. Но для людей вроде Даджека Однорукого и Вискиджека это суть всей жизни. Они делатели истории. У них дар командовать. Их деяния меняют школьные карты. Что до идущих за ними солдат, я сказал бы, что для большинства это профессия, карьера, наверное, единственное, что они умеют делать хорошо. Они физическое выражение воли своих вождей, и потому они тоже творят историю — каждый солдат в нужное время.
— А что бывает, если их вожди — идиоты и самоубийцы?
— Доля солдата — жаловаться на офицеров. Каждый залепленный грязью пехотинец — виртуоз задней мысли, знаток построения стратегии после боя. Но, по правде говоря, в Малазанской Империи сложилась традиция компетентного высшего командования. Сурового и прямого, обычно поднявшегося из солдатских рядов, хотя скажу вам — мое благородное сословие делает набеги на эту традицию. Я вполне уже мог бы быть Кулаком — не вследствие компетентности или опыта, конечно же. Однако Императрица уже распознала гниль и принимает меры, хотя, наверное, слишком поздно.
— Тогда почему, во имя Худа, она отлучила Даджека Однорукого?
Паран помолчал, потом пожал плесами. — Политика. Выгода движет даже рукой императриц, как я подозреваю.
— По мне, похоже на уловку, — проворчал Грантл. — Лучшего командира не прогоняют ради каприза.
— Возможно, вы правы. Увы, я не тот человек, который сможет подтвердить или опровергнуть. В любом случае, в отношениях Даджека и Лейсин много старых гноящихся ран.
— Капитан Паран, вы говорите слишком смело, себе во вред. Не подумайте, что меня это слишком заботит, но такая открытость и честность однажды может привести на виселицу.
— Тут нечто большее, Смертный Меч. Появился новый Дом, ищущий места в Колоде Драконов. Он принадлежит Увечному Богу. Я чувствую давление — голоса бесчисленных богов, и все требуют, чтобы я отверг эту претензию. Кажется, именно я проклят такой ответственностью — дать разрешение. Благословить мне Дом Цепей или нет? Аргументы против благословления многократно перевешивают, и мне не нужен шепот никакого бога в голове, чтобы понять это.
— Так в чем же трудность, капитан?
— Это просто. Один голос кричит глубоко внутри меня, сокрытый так глубоко, что почти не слышен. Один голос, Грантл, требующий прямо противоположного. Говорящий, что я должен разрешить Дом Цепей. Должен благословить Увечного Бога, дать ему законное место в Колоде Драконов.
— И чей же голос кричит так безумно?
— Думаю, мой.
Дюжину ударов сердца Грантл молчал. Паран чувствовал, что его нечеловеческие глаза смотрят на него. Наконец Смертный Меч отвернулся и дернул плечами: — Я не много знаю о Колоде. Используется для гадания? За этим я никогда не гнался.
— Как и я, — признал Паран.
Грантл лающе рассмеялся — эхо подхватило звук — и не спеша кивнул. — А что вы говорили мне немного раньше? Лучше человек, не желающий служить Богу Войны, чем жаждущий этого. Так почему бы человеку, ничего не знающему о Колоде Драконов, не стать лучшим судьей, чем многолетнему практику раскладов?
— В этом может что-то быть. Хотя слова не облегчают ощущение неадекватности.
— Да, именно так. — Грантл помедлил. — Я почуял, как мой бог отпрянул, когда вы заговорили о предчувствиях относительно Увечного Бога и его Дома. Но, как я говорил, я не верующий. Так что, думаю, что чувствую я не совсем так, как Трейк. Если он предпочитает жалко дрожать всеми четырьмя ногами, это его дело.
— Меня удивляет в вас отсутствие страха. Кажется, вы не видите риска в легитимации Дома Цепей? Почему же?
Грантл шевельнул массивными плечами: — Но это же все очевидно. Узаконить. Сейчас Увечный Бог вне всей этой клятой игры, а значит, никакими правилами на связан…
Паран резко выпрямился. — Вы правы. Точно, забери меня Бездна. Если я благословлю Дом Цепей, Увечный станет… связанным…
— Еще одним игроком, да, на той же самой доске. Сейчас он готов пихать ее, как только выпадет случай. Когда он окажется на ней, у него такой привилегии не будет. Вот так мне это видится, капитан. Когда вы сказали, что хотите дать разрешение Дому Цепей, я подумал: что за беда? По мне, звучит весьма разумно. Боги иногда бывают чертовскими тугодумами — наверно, им нужны мы, смертные, чтобы думать прямо там, где нужно прямое мышление. Слушай этот свой одинокий голос, парень — вот тебе мой совет.
— И это добрый совет…
— Может так, может нет. Я могу кончить прожаркой на вечном пламени Бездны, куда меня за этот совет поместят Трейк и прочие боги.
— И у меня будет компания, — засмеялся Паран.
— Отлично, ведь мы оба ненавидим одиночество.
— Думаю, это солдатский юмор, Грантл.
— Неужели? Я ведь говорил чертовски серьезно.
— Ох.
Грантл метнул в капитана взгляд: — Я тебя достал.
Скользящий поток холодного воздуха опустил Быстрого Бена на замусоренную мостовую. В дюжине шагов виднелся дом привратника. За ним на широких ступенях входа в Трелл сидели капитан Паран и Смертный Меч.
— Как раз те двое, с которыми я хотел потолковать, — пробормотал маг, отпуская Садок Сере.
— Можешь не продолжать, — подал голос Талемендас со своего насеста на плече Бена. — Еще двое могущественных мужчин…
— Расслабься, — сказал колдун. — Я не предвижу столкновения.
— Ну, я делаюсь невидимым. На всякий случай.
— Как пожелаешь.
Древопойманный исчез, хотя Быстрый Бен все еще ощущал его невеликий вес и хватку прутиков — пальцев на воротнике. Двое подняли головы при его приближении. Паран приветливо кивнул: — Последний раз при нашей встрече вы лежали в лихорадке. Рад, что вам стало лучше. Грантл, это Быстрый Бен, солдат из Сжигателей Мостов.
— Маг.
— И это тоже.
Грантл смотрел на Быстрого Бена, и Паран ощутил, как зашевелилась звериная сущность за его янтарными кошачьими глазами. Дарудж произнес: — Ты пахнешь смертью, и мне это не по нраву.
— Быстрый Бен вздрогнул: — Правда? Я недавно связался с дурной компанией. Это было неприятно, но, увы, неизбежно.
— Точно?
— Надеюсь, Смертный Меч.
В глазах Грантла на миг сверкнула жестокая угроза, но затем медленно поблекла. Он коротко пожал плечами: — Жизнь Стонни спас Сжигатель, так что я сдержу удила. Пока не окажется, что они порвались.
— Примите это, — сказал Паран Быстрому Бену, — за изысканный способ предложить вам поскорее помыться.
— Хорошо, — ответил тот, не сводя глаз с капитана. — Шутки с вашей стороны — это благая перемена.
— Много перемен, — согласился Паран, — недавно произошло. Если вы хотите присоединиться к роте, она в казармах гидрафов.
— Я принес весть от Вискиджека.
Паран сел прямо. — Вам удалось вступить в контакт? Несмотря на отраву в садках? Впечатляет. Я весь внимание. Какие приказы для меня?
— Бруд желает новых переговоров — со всеми командирами, включая присутствующего здесь Грантла, Хамбралла Тавра и остаток Серых Мечей. Вы сможете донести это предложение для всех вероятных участников в Капустане?
— Да, полагаю, что смогу. Еще что-то?
— Если у вас есть отчет для Вискиджека, я смогу его передать.
— Нет, благодарю. Я оставлю это до личной встречи. — Быстрый Бен скривился. Ну и пусть. — Теперь нам лучше поговорить наедине, капаитан.
Грантл стал подниматься, но Паран протянул ему руку и остановил. — Вероятно, я смогу ответить на ваши вопросы прямо здесь и сейчас.
— Может, и так, но лучше не надо.
— Тем хуже для вас. Я скажу все открыто. Я еще не решил, давать ли санкцию Дому Цепей. Фактически, я не решил ничего и ни о чем, и может пройти некоторое время, пока ситуация изменится. Так что не пробуйте давить на меня, Быстрый Бен.
Быстрый Бен вскинул руки: — Пожалуйста, капитан, я не хотел на вас давить, ибо сам совсем недавно стал жертвой такого давления — со стороны самого Худа. Он рассердил меня. Когда кто-либо внушает мне один курс действий, мои инстинкты требуют прямо противоположного. Не только вы готовы ворошить навоз.
Грантл хрипло засмеялся: — Забавное заявление! Кажется, этой ночью я нашел компанию по себе. Продолжай, колдун.
— Скажу только вот что, — продолжил Быстрый Бен, внимательно глядя на Парана. — Личное наблюдение. Может, неправильное, но я так не думаю. Вы болеете не от сопротивления угнездившейся в вас силе, но от сопротивления самому себе. Слушайте свои инстинкты, что бы они вам не говорили. Следуйте им, и пойди в Бездну все остальное. Все.
— Это ваш совет, — спокойно спросил Паран, — или Вискиджека?
Быстрый Бен пожал плечами: — Будь он здесь, сказал бы то же самое.
— Вы ведь знаете его очень давно?
— Да.
Помедлив, Паран кивнул. — Я только что достиг такого же решения — с помощью Грантла, разумеется. Кажется, мы трое готовы очень разозлить некие весьма могучие сущности.
— Ну и пусть себе визжат, — пророкотал Смертный Меч. — Видит Худ, мы тут выкладывались по полной, а они сидели и смеялись. Пора натянуть перчатку и на другую руку.
Быстрый Бен тихо вздохнул. Ладно, Худ, я не особенно старался, но только потому, что Паран явно не готов прислушиваться к тебе. И, подумав, я понял, почему. Так что ради своего же блага прими мой совет: дому Цепей быть. Прими это, приготовься к этому. У тебя много времени… или не очень много.
О, Худ, еще одно. Ты и твои приятели — боги очень долго и невозбранно устанавливали правила. Отступи на шаг, погляди, как живем мы, смертные… думаю, обнаружишь для себя парочку сюрпризов.
Изможденные, перепачканные грязью, но живые. На рассвете выжившие горожане выбрались из последней ямы — бледные обитатели городских корней, боящиеся света факелов, они неверными шагами выходили на площадь и толпились там, словно не узнавая некогда родного им дома.
Надежный Щит Итковиан снова взобрался на коня, хотя каждое быстрое движение заставляло его дергаться. Голова кружилась от утомления и боли в ранах. Его задача — быть заметным, его назначение — просто присутствовать. Знакомый, надежный, ободряющий.
С началом нового дня жрецы Совета Масок торжественно пройдут по городу, на свой манер уверяя, что власть остается, что кто-то держит руку на пульсе, что жизнь может начаться снова. Но сейчас, в тихой темноте — час, выбранный Итковианом, чтобы смягчить потрясение от вида руин — когда жрецы громко храпят в Трелле, Серые Мечи (которых осталось триста девятнадцать, включая находившихся в тоннелях) заняли позиции у выходов и в местах собраний.
Они стояли там, чтобы соблюдать законы военного времени и организовать выход горожан; но Итковиан хорошо сознавал, что основное значение их дежурства — психологическое.
Мы защитники. И мы еще живы.
Горе — это тьма; победа и ее последствия — подобны заре, медленному избавлению от гнета потерь, медленному осознанию размеров разрушений. Невозможно подавить протест, родившийся в душе каждого горожанина — протест против жестокой случайности рока — но Серые Мечи станут просто, твердо присутствовать. Они станут знаменем города.
И мы еще живы.
Когда эта задача будет выполнена, размышлял Итковиан, окончится и действие контракта. Наведение порядка и восстановление закона можно оставить на гидрафов. Выжившие Серые Мечи покинут Капустан, чтобы никогда, вероятно, не вернуться. Теперь Надежного Щита заботило будущее его компании. С семи тысяч до трехсот девятнадцати: осада, от последствий которой Серые Мечи, возможно, не оправятся никогда. Но даже с такими жуткими потерями можно было бы справиться. Изгнание Фенера из его садка — другое дело. Армия, присягнувшая лишенному силы богу подобна, убежден Итковиан, любой другой банде наемников. Собрание случайных людей с редкими вкраплениями профессиональных солдат. Столбик монет без станового хребта. Мало знал он компаний, способных похвалиться честью и единством; немногие могли стоять до конца, когда возможно бегство.
Набор рекрутов, восстановление сил становится проблематичным. Серым Мечам нужны трезвые, твердые личности; те, кто приемлют дисциплину высшего уровня; те, кто серьезно относится к клятвам.
Двойные Клыки, но мне нужны фанатики…
Но такого рода личности не любят себя чем бы то ни было связывать. Маловероятная комбинация.
Но даже если найдутся такие люди, кому они должны принести клятву? Не Трейку — ядро его армии под водительством Грантла уже создано.
Итковиан знал еще двух воинственных богов; северные боги, которым редко поклоняются в южных землях.
Как там называла меня Хетан? Никогда котом или медведем. Нет. В ее глазах я — волк.
Нут так и быть по сему…
Он поднял голову, всмотрелся в толпящихся на агоре выживших горожан, обнаружил еще одного всадника.
Женщина наблюдала за ним.
Итковиан жестом подозвал ее.
Через несколько секунд ей удалось проехать через толпу. — Сир?
— Найдите капитана. У нас троих есть дело, сир.
Женщина отдала честь и развернула лошадь.
Они скакали через город под лазоревым утренним небом. Выехав через северные ворота, где в трети лиги разместились охраняемые небольшим арьергардом палатки и юрты Баргастов. От бесчисленных костров поднимались дымки — старики и старухи готовили завтрак. На окраинах лагеря уже резвились дети — чуть потише их городских сверстников, но не менее энергичные.
Трое Серых Мечей пересекли разграбленные остатки лагеря паннионцев и углубились в ближайшие ряды палаток Баргастов.
Итковиан не удивился, когда у границы лагеря их встретили полдюжины седовласых старух. Есть некие течения, приведшие нас сюда, и вы, ведьмы, чуете их не хуже меня. Это истина, простая и ясная. Считай это еще одним бременем, для которого ты выкован, Щит.
Он остановил коня перед Старейшими Баргастов.
Некоторое время все молчали. Затем одна из старух кашлянула и махнула рукой: — Идите сюда.
Итковиан, рекрут и капитан последовали за старухами в юрту.
— Немногие люди приходят сюда, — сказала кудесница, прохромав к другой стороне центрального очага и усевшись на груду мехов.
— Мне оказана честь…
— Не надо! — отвечала та со смешком. — Вот если бы ты убил какого — нибудь воина и тащил труп за волосы, а его родственники гнались за тобой… Юный воин, ты среди старых женщин, а это самое опасное на свете!
— Но поглядите на него! — крикнула вторая старуха. — У него нет страха!
— Очаг его души покрыт пеплом, — фыркнула третья.
— Но даже если это так, — продолжила первая, — то, чего он ищет, может разжечь огненную бурю в зимнем лесу. Тогча и Фаранд, любящие друг друга целую вечность, зимние сердца, воющие в дальних крепях Ледерона и еще дальше — мы слышим во снах их скорбные кличи. Ты нет? Они приближаются, но не с севера, о нет, не с севера. А теперь этот человек. — Ее лицо скрылось в дыме очага. — Этот человек…
Последние слова прозвучали как вздох.
Итковиан перевел дыхание, кивнул на рекрута: — Это Смертный Меч…
— Нет, — пробурчала старуха.
Надежный Щит запнулся: — Но…
— Нет, — повторила она. — Он уже найден. Он есть. Все уже сделано. Погляди на ее руки, Волк. В них так много заботы. Она должна стать Дестриантом.
— Вы… вы в этом уверены?
Старуха кивнула на капитана: — А эта, — продолжила она, игнорируя вопрос Итковиана, — она будет тем, кем был ты. Она примет бремя — ты, Итковиан, показал ей все, что нужно. Эта правда в ее глазах, в ее любви к тебе. Пусть прозвучит ответ — в доброте, в крови. Она станет Надежным Щитом.
Он медленно повернулся к капитану Норул. Та выглядела пораженной.
— Сир, это…
— Ради Серых Мечей, — сказал Итковиан, стараясь удержать прилив отчаяния и боли. — Это нужно сделать, сир, — проскрипел он. — Тогг, Повелитель Зимы, давно забытый бог войны, названный среди Баргастов духом — волком, Тогчей. И его потерянная подруга, волчица Фандерай. Фаранд на языке Баргастов. Сейчас среди нас больше женщин, чем мужчин. Должно быть призвано Таинство, все должны склониться перед богом — волком и богиней — волчицей. Вам придется стать Надежным Щитом, сир. А вам, — обратился он к испуганной раскрывшей глаза рекруту, — стать Дестриантом. Серые Мечи меняются, сиры. Благословение наше — среди этих мудрых женщин.
Капитан отступила, зазвенев доспехами. — Сир, вы Надежный Щит Серых Мечей…
— Нет. Я Надежный Щит Фенера. А Фенер… пропал.
— Компания практически истреблена, сир, — сказала капитан. — Восстановление маловероятно. Вопрос качества…
— Вы наберете фанатиков, капитан. Это качество разума, воспитания и культуры жизненно важно. Вы должны искать, сир, вам нужны люди такого сорта. Люди, у которых пропала вера, у которых разрушены жизни. Люди, которых сделали… потерянными.
Норул кивала, но он не видел понимания в ее серых глазах.
— Капитан, — неумолимо продолжал Итковиан, — Серые Мечи пойдут на юг вместе с армиями иноземцев. На юг, чтобы увидеть конец Паннион Домина. И там, в благоприятное время, вы наберете рекрутов. Вы найдете искомых людей среди тенескоури.
Не бойся, друг, я пока не бросаю вас. Это усвой накрепко.
Кажется, моя роль не окончена.
Он увидел в ее глазах прозрение, увидел — и восстал против содеянного им сейчас ужаса. Некоторыми вещами не стоит делиться. Вот мое самое тяжкое преступление — вместе с титулом Надежного Щита я передал ей и его бремя, не оставил ей выбора.
Не оставил выбора.
Глава 19
И был тот день днем темных сюрпризов.
Год Собрания,
Коральб
— За нами едут.
Серебряная Лиса повернулась в седле, прищурилась. Вздохнула: — Две мои малазанские сиделки. — Она заколебалась и добавила: — Сомневаюсь, что мы сможем их отговорить.
Крюпп улыбнулся. — Очевидно, твое сверхъестественно незримое исчезновение из лагеря оказалось далеко от магического совершенства. Что ж, больше свидетелей предстоящего события. Подруга, ты стесняешься зрительского внимания? Если так, это ужасный порок…
— Нет, Крюпп.
— Тогда подождем их?
— Что-то мне говорит, они предпочитают именно этот способ — ехать поодаль. Вперед, дарудж. Мы почти прибыли.
Крюпп оглядел окрестные поросшие низкой травой холмы. Утреннее солнце сияло ярко, выметая последние тени из оврагом и ложбин. Они были совершено одни, если не считать двух малазанок в тысяче шагов за спиной. — Похоже, весьма скромная армия, — заметил он. — Вероятно, скрываются в сурочьих норах?
— Их дар и проклятие, — ответила Серебряная Лиса, переводя лошадь в галоп. — Везде — прах, в прахе — Т'лан Имассы.
Она еще не договорила, как по сторонам от них проявились темные формы. Тощие волки, застывшие в молчании.
Т'лан Ай, вначале десятки, потом сотни.
Мул Крюппа заорал, хлопая ушами и мотая головой. — Спокойно, тварь! — крикнул дарудж, еще больше испугав животное.
Серебряная Лиса подъехала ближе и успокоила мула, коснувшись его шеи.
Они приближались к плоскому холму между двух старых, давно сухих речных русел. Их берега были размыты весенними половодьями. Достигнув вершины холма, Серебряная Лиса спешилась.
Крюпп торопливо последовал ее примеру.
Т'лан Ай продолжали кружить в отдалении. Число их уже достигло тысячи — странно невещественные звери посреди клубов поднятой ими пыли.
Волки не обратили внимания на моряков, успевших подъехать к основанию холма.
— Становится жарковато, — сказала одна.
— Эт точно, — отвечала вторая.
— Хороший день для дележки кусков.
— Точно. Ну, меня ведь не особенно интересует битва с Тенескоури. Армия голодных — душераздирающее зрелище. Ходячие скелеты…
— Интересный образ, — заметил Крюпп. — И очень точный.
Моряки дружно замолчали, всматриваясь в него.
— Извините, что встреваю в вашу беседу, — сухо сказала Серебряная Лиса. — Пожалуйста, займите позицию позади меня. Спасибо. Еще немного кзади. Не меньше пяти шагов. Так, сойдет. Я бы предпочла обойтись без вашего вмешательства в происходящее.
Взор Крюппа — и, без сомнения, и взоры моряков — переместились ей за спину. На окружающих равнинах возникали кряжистые, иссохшие воины в мехах, вставали из мерцающей земной пыли. Неожиданное, жуткое колдовство.
Как прах, во всем…
Но прах обрел форму.