Телохранительница Его Темнейшества (сборник) Арьяр Ирмата
– Нечего вам там делать!
– Они и без вас разберутся!
Дьяр отступил. Но проследил с помощью теней за отцом, пока тот не щелкнул сына по любопытному носу. Случилось это уже на пороге роскошных покоев, и Сатарф в этот момент, зверским взглядом отправив стражу по углам, пинком распахнул двери и поцеловал обнимавшую его женщину.
Мысленно пожелав отцу удачи в приручении дикой сельо, Дьяр отправился к побитым волкам. Часть из них смогла перекинуться, и оборотни, поскуливая, бинтовали друг другу переломанные конечности. От помощи принца они не отказались: что покалечено Тьмой, ею же всего быстрее и лечится.
После них Дьяр занялся «тенями». Им, впрочем, ничего не требовалось из магических средств, а ущемленную честь заклинаниями не исправишь. Обменявшись с товарищами парой слов, принц в сопровождении все той же кареглазой воительницы отправился к Дамиру.
Его разместили в пристройке для слуг, что тоже проехалось по воинской гордости. Показав Дьяру дверь комнаты, охраняемую двумя стражницами, девушка осталась в коридоре.
Принц вошел. Дамир даже не попытался подняться, чтобы его приветствовать.
– Это все Лика! Это ее проклятие сельо помешало, мой принц, и тварь на меня навело! – зло прошипел он.
– Ошибаешься, друг мой, – процедил Дьяр. – Это все наша с тобой глупость.
Обиженный Дамир отвернулся, оставшись при своем мнении.
– Ты тут долго валяться намерен? – Дьяр, прищурившись, внимательно наблюдал.
Серый демон соизволил спустить ноги с постели, охнул и снова завалился на подушку.
– Голова кружится? – участливо спросил принц. – В таком случае останешься до излечения тут, в надежных женских руках. Я с оставшейся четверкой ухожу. Отец заберет тебя, когда освободится от здешних… кхм… дел.
– Владыка тут? – перепугался Дамир. – Я уже иду, мой принц.
– Боишься, что он заинтересуется, за какие грехи тебя прокляла лунная дева? А меня, значит, уже бояться не надо? Встать!
Побледневший Дамир вскочил, вытянулся.
– Вот так-то лучше. И голова у тебя сразу перестала кружиться, – усмехнулся Дьяр. – Ты не выдержал испытания, о котором просил, Дамир. Великая Тьма не стала тебя защищать, Тени отвернулись. Даже слабой защиты не протянули, не говоря уже о том, чтобы вытащить тебя и укрыть. И ты прекрасно знаешь, что это значит. Суд завершен. Данной мне властью Тьмы я лишаю тебя высшей силы и права быть моей «тенью» до тех пор, пока ты не снимешь с себя проклятие богини.
Дамир попытался рухнуть на колени, но оказалось, уже не перед кем: принц, завернувшись в рваные крылья, исчез.
Кареглазая стражница была весьма удивлена, когда, обеспокоенная долгим отсутствием подопечного, а также странными звуками, заглянула в палату лечебницы для слуг и обнаружила, что укушенный хиссой серый демон странно содрогается, будто плачет, отвернувшись к стене. Что невозможно, конечно.
Дьяр вернулся на дворцовую площадь за оставшейся четверкой «теней». Представшая перед ним картина умилила даже демона: на ступеньках парадной лестницы перед закрытой дверью сидели две старушки и, мирно болтая, вязали с двух концов один длинный шарф. У их ног лежал матерый седой волк, которого Дьяр прежде не видел, и еще один, рыжеватый, служивший царице. Между ними сидела, пригорюнившись, начальница стражи Берра. Ее воинственные девицы и остальные оборотни куда-то разбрелись.
– Похоже, про нас уже все забыли, – пожаловался Дьяр, подойдя к живописной группе. – А ведь мне обещали выделить апартаменты, как почетному гостю.
Берра лишь рукой махнула и отвернулась с досадой.
– Да кому ты тут нужен, внучек? – даже спицы в руках Кикируси сверкнули как-то слишком насмешливо. – Иди уж домой. Успокой там девочку, а то она перепугалась, как владыка исчез. Из башни-то ей пока не выйти, а Иреку уже и не войти, папаша твой заклятье хитрое наложил, – старушка ехидно подмигнула, вынула шпильку из волос. – На вот, отомкнешь. Птичек моих покормить не забудь. Да из зеленой корзинки бери, а не из желтой, иначе гомону от них опять будет, гомону! Ну, ты знаешь. Крылышко свое сам полечишь или помочь? А то ты волчат подлечил, а о себе забыл.
Дьяр взял отмычку, покрутил в руке.
– Сам вылечу, спасибо. Как там отец?
– Справится он, даже не сомневайся, – ответила вторая старушка. – И спасибо тебе превеликое, внучек.
– Да за что же?
– За помощь. Сами Небеса привели тебя сюда, и слово ты нужное вовремя сказал. Пусть и свою корысть преследовал, но слово было правильное. Так пусть Небеса и дальше тебе помогают. Если ты не дурак, да не гордец, каким зачем-то хочешь всем казаться, то и тебе будет мое благословение. Имя мое запомни: Рагана. Пригодится.
Дьяр поблагодарил, поклонившись, а когда выпрямился, Рагана коснулась его щеки сухой ладошкой.
– Дай-ка, я тебе след от Ликиных коготков сведу.
– Не надо! – отшатнулся принц. – Пусть она сама исправляет, что натворила.
– Экие вы еще дети, и шутки у вас обоих глупые. Не обижай больше мою девочку.
– Не буду, суэнни Рагана, – обещал принц, подумав, правда, про себя: еще кто кого обижает.
А затем кликнул «теней» и, вполне довольный жизнью, отправился в Академию Тьмы вызволять Лику из плена.
«Что бы такое с нее потребовать за освобождение?» – мечтательно прищурил он ярко-синие, как у отца, глаза.
Сатарф возблагодарил Небеса за то, что вовремя пресек слежку чересчур заботливого сына, и наследник не успел увидеть битвы, случившейся через пару мгновений после того, как владыка поднял щиты и захлопнул дверь. Иначе бы Дьяр примчался, невзирая ни на что, и было бы только хуже.
Поцелуй Сатарфа стал фатальной ошибкой, испортившей и гипноз суэнни, и его старания. Эльда мгновенно почувствовала на его губах след поцелуя другой сельо, да еще и своей дочери. И тварь, уже почти оставившая ее, вернулась.
Тело царицы выгнулось дугой, разорвав его объятия, из ее горла вырвался хриплый вопль:
– Лика! Это не с-сон! Не с-с-сон! – когти на руках Эльды стремительно удлинились, а под верхней губой показались клыки.
В результате Сатарф изрядно вспотел, уворачиваясь от взбесившейся царицы, а в спальне не уцелело ни одного бьющегося предмета. К счастью, женщина вынуждена была действовать одной рукой и совсем забыла о висевшем на ее поясе кинжале, пытаясь достать врага когтями и порвать или придушить.
А вот он не забыл. Изловчившись, вытащил ее кинжал, поддел ремень на ее штанах и разрезал, стараясь не поранить (но все же оцарапал, и запах крови отнюдь не образумил Эльду), в следующий миг Сатарф распорол ей штаны (ох, как же он ненавидел эту излюбленную одежду воительниц! То ли дело юбочки демонесс), и опавшая к коленям одежда весьма стеснила движения нападавшей. Но это не помешало ей выметнуться в прыжке и все-таки достать врага.
Сцепившись, они выкатились в приоткрытую дверь купальни и добрались до бассейна, куда Сатарф и спихнул озверевшую женщину. И тут же нырнул за ней: со спутанными ногами и раненой рукой Эльда сразу пошла ко дну.
Вытащив наглотавшуюся воды и кашляющую царицу, Сатарф быстро освободил ее от порванных штанов. Навалившись, завел ей руки за спину и, удерживая их одной ладонью, второй зафиксировал ее подбородок так, чтобы клыки не пропороли ему горло. И снова заговорил – тихо, ласково, словно ничего не случилось, глядя в ее потемневшие до черноты глаза.
– Я целовал не Лику, а тебя, Эльда. Вы с ней невероятно похожи во всем, кроме цвета волос и глаз. И твоя дочь поняла, кому был предназначен тот поцелуй. Она у тебя умная девочка. Все эти годы я любил только тебя, Эльда. Во всех женщинах я пытался увидеть тебя, но такой, как ты, больше нет и не будет. Ты – моя единственная, моя родная, моя любимая. Прости меня за то, что я потерял тебя. Прости, что причинил тебе боль. И тогда, и теперь… Прости, Эльда, любимая моя Эльда.
Он достучался до ее гаснущего разума. Извивавшаяся, пытавшаяся сбросить его царица замерла, всхлипнула, по ее мокрым щекам потекли слезы, смешиваясь с каплями воды, а глаза утратили звериную пустоту. Когда исчезли клыки, Сатарф высвободил ее руки и приподнялся на локтях.
Она осторожно подняла здоровую руку, коснулась его раны на месте глаза.
– Кто это сделал с тобой, Сат?
– Наш общий враг. Я еще не знаю ни его имени, ни истинного облика. У него… или у нее… было твое лицо, Эльда. И я легко обманулся. Ведь я так давно не видел тебя… Это существо лишило меня магии с помощью древних кинжалов, и я оказался слаб, как младенец.
Ее руки обвили его шею.
– Поцелуй меня, Сат.
– Если ты не будешь кусаться и царапаться, – улыбнулся он.
– Я постараюсь.
Он нежно прикоснулся к ее губам. Клыки не выросли. И Сатарф углубил поцелуй. И затем начал методично зацеловывать влажное тело царицы, собирая капельки воды губами. Если они и не были созданы друг для друга, то создавались в этот час заново. Через восемнадцать лет после того, как это должно было случиться.
Они оба не хотели возвращаться в воспоминаниях к той кошмарной ночи, когда владыка Сатарф снял с невесты, бывшей жрицы Лойт, пояс девственницы, но не взял ее как жену. Все последовавшие годы разлуки теперь казались им дурным сном. Все минуты, проведенные вместе, – сном прекрасным, от которого не хочется просыпаться.
Но когда-то наступает пробуждение.
Как ни старался Сат мягко перехватывать ладони царицы, они скользнули на его спину, и Эльда испуганно вскрикнула, нащупав бугры и изуродованные лопатки.
– Что с твоими крыльями, любимый?
– Вырваны. Но я узнал, как их вернуть. Нужно только время.
– Как?
Он не ответил. Поймал ее ладошку, поцеловал каждый пальчик. Затем занялся ее раненой рукой – раны уже зарубцевались, но надо было исследовать языком каждый шрамик, чтобы исчез быстрее с ее шелковистой кожи.
– Пока я жив, никому тебя не отдам.
– Пока я жива, ты будешь только моим, – царица не осталась в долгу.
Он фыркнул, зарывшись лицом в облако ее волос.
– Ну кому еще я нужен, такой… старый и одноглазый?
– Вот и хорошо, что больше никому, – безжалостная воительница обняла его плечи, провела кончиками пальцев по изуродованной спине. – Ты не ответил на мой вопрос. Как ты вернешь крылья? Это невозможно.
– Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что в нашем мире нет ничего невозможного.
– Не увиливай, Сат. Я уже не маленькая.
– Тебе не понравится ответ, – вздохнул он, не решаясь взглянуть ей в глаза. – Я откажусь от Темного Трона в пользу сына. Мне все равно не удержать власть. Как только мои демоны узнают, что их владыка потерпел такое поражение, лишился силы и крыльев, они поднимут бунт, а это чревато для моих детей.
– По тому, что я сегодня видела и… чувствовала… нельзя сказать, что ты лишился силы.
– Магически я почти бессилен. Сегодняшний выплеск опустошил меня так, что мне сейчас и комара не прихлопнуть.
– Считай, что я поверила. А потом? Отречение не вернет тебе крылья.
– Есть одна очень древняя легенда… За крыльями я пойду к драконам смерти.
У Эльды на миг перехватило дыхание. Она в отчаянье мотнула головой.
– О нет! – взмолилась. – Ты решил отдать им душу в обмен на крылья дракона? Нет, только не это! Я не могу потерять тебя снова. На этот раз я умру, Сат.
– Ты можешь пойти со мной, хотя это не обязательно.
Она долгую минуту изучала его профиль. Простонала:
– О богиня!
– При чем тут Лойт?
Эльда завернулась в покрывало, села на краю ложа, уткнувшись лбом в колени.
– Ты издеваешься, Сатарф! Ты снова предлагаешь мне немыслимое. Как тогда. Бросить все и пойти за тобой.
– Я сказал – не обязательно. На этот раз.
– Но все-таки предложил. Кому я оставлю корону? Лика еще слаба, не сумеет ее удержать. Я – царица, а не корабельная девка!
– Это ты намекаешь на мать Дьяра? – владыка повернулся, приподнялся на локте. – Не надо к ней ревновать. Она была милой простой девушкой, но не девкой. Она, не имея врожденных способностей к магии, сумела стать хорошей женой и настоящей владычицей. Тьма ее признала, а мои демоны – поклонились. И она умерла во время родов задолго до того, как я встретил тебя. И что плохого было в том, что я предлагал тебе тогда – оставить эти твои Серые Холмы и стать владычицей Темного Трона? Разве в тебе не течет столько же крови демонов, сколько крови сельо? Но ты отказалась, даже слушать не захотела.
– И тогда ты пошел на принцип и отказался от меня! И почти убил, – сорвался упрек. – Меня вполне устроила бы роль любовницы, а не жены. С нашими способностями, какие были тогда, расстояние не имело значения. Разве нельзя было не смешивать любовь и власть?
– Нельзя, Эльда. Я пытался тебе объяснить. Владыки принадлежат Тьме целиком и полностью. Для Лойт ничего не останется. Моя жена и владычица должна была жить в Тархареше, рядом со мной.
– Ты точно так же мог тогда оставить этот свой трон, последовать за мной и стать царем здесь.
– Тогда – не мог.
– Но и я не могла! И сейчас не могу пойти с тобой. И причина не в служении Лойт. Я уже не ее жрица. Серые Пределы были до Тьмы и Света, были до Лойт, будут и после, и богиня не имеет к этой земле прямого отношения. Здесь ее культ особенно силен лишь потому, что основа моего государства, соль этой земли – женщины, магини сельо, но лишь часть нашей силы – от лунной богини, остальное – от магии земли. Как я могу их бросить, да еще в такое время? А дети? Они без нас не справятся.
– Разве я сказал – бросить насовсем? Мы обретем крылья и вернемся. Я даже смирился с тем, что ты не будешь моей полностью, и мне придется делить твою любовь с твоей короной.
– Вернемся? Через сколько лет? И не получится ли так, что вернемся мы на могилы наших детей и руины государств?
– Не получится. Я все рассчитал. Сращение с зародышем дракона смерти займет не больше месяца-двух, а ритуал, к которому готовится наш враг, – через три. Главное для меня – пройти начальный этап обретения крыльев. Раскрыть их можно и позже, когда мы найдем убийцу. Сейчас он думает, что я растоптан, сброшен со счетов. А я вернусь в полной, еще более грозной силе. Вот тогда у него не останется никаких шансов.
– В тебе говорит только месть.
– О да! – не стал отрицать Сатарф. – Но это мой долг.
– Но не любовь ко мне.
– Не надо проповедей, Эльда. Я осведомлен, что твое ложе – тот же храм любви, но прошу удержаться.
Царица вспыхнула. Адская смесь гнева, смущения, досады. И тут же она сжалась в страхе, что гинья поглотит ее тело и разум. Но близость с любимым уже изменила ее настолько, что призрак твари отступил навсегда. Рагана оказалась права: только Сат мог ее излечить. Только единственный, кому она раз и навсегда отдала сердце.
Уловив перемену в настроении царицы, владыка обнял ее сзади, скользнул губами по ее шее.
– Ты просто забыла, что такое полет, любимая. Из-за меня ты лишилась крыльев, и я, когда узнал от Лики, на какую участь обрек тебя своей гордыней и невежеством, поклялся, что сделаю все, чтобы вернуть тебя. Чтобы ты стала такой же, как прежде. Неуловимой лунной птицей, танцующей среди звезд.
– Юность уже не вернуть.
– Сейчас ты сильней и еще прекрасней.
– Ты льстишь мне, демон. И почему ты молчишь о главном? Соединить душу с крыльями дракона возможно только через смерть.
– Не тебе. Ты – часть меня, родная моя. Моей жизни хватит на двоих. Через мою смерть и возрождение и ты вернешь крылья. Это случится, даже если ты не пойдешь со мной.
– Мне они не нужны такой ценой, Сат. Я люблю тебя и бескрылого, и… любого. И всегда буду любить. Но я не знаю, кем ты станешь. Кем вернешься? Останется ли в твоем сердце любовь ко мне? Смогу ли я любить тебя, если ты безвозвратно изменишься, станешь другим? А если ничего не получится и ты не вернешься?
Он прижался лбом к ее плечу.
– Эльда, родная моя… Это будет не настоящая смерть, не окончательная. Просто переход из одного состояния в другое. Разве это смерть?
– Не знаю. Этого никто не знает, даже сами драконы. Слишком древняя легенда. Может, в ней нет и крупицы правды.
– Вот и проверим.
– Откажись от этого безумства, прошу тебя, – глотая слезы, она развернулась в кольце его рук, обняла его крепко-крепко, словно в последний раз.
Он покачал головой:
– Не могу. Не сумею жить бессильным калекой. Это не для меня. Не жизнь.
– Сат, любимый… – она все понимала. Его не остановить. Да и нужно ли? Гордый демон, привыкший к силе и власти, перестанет быть самим собой, если смирится. – Я буду молиться за тебя Небесам, Сат.
– Через пару месяцев я вернусь к тебе сильным, Эльда. В конце концов, твой муж и царь Серых Холмов должен быть настоящим мужчиной, чтобы держать твоих девчонок в железном кулаке и ни у кого не возникло бы сомнений, что я имею на это право. И для Лойт это будет пренеприятным сюрпризом, что меня уже сейчас окрыляет.
– Сат! – сквозь слезы улыбнулась Эльда.
– А ты надеялась, что я соглашусь на роль безмолвного домашнего половичка для твоих стройных ножек?
– Нет, но…
– Или ты уже передумала брать меня в мужья? Да, мужского гарема у тебя не будет. И женского, – на всякий случай уточнил владыка, а то кто их знает, этих амазонок, кроме богини Лойт. – Буду только я.
– Согласна! – царица побыстрее накрыла его губы поцелуем, чтобы еще чего-нибудь не наговорил. И без того они потеряли восемнадцать лет счастья быть вместе. Счастья, которое закончится уже завтра.
Маневр удался: Сатарф охотно отвлекся на изучение еще не изученных тайн ее гибкого и чуткого тела, откликавшегося на каждое прикосновение, на каждое его невысказанное желание. Они сливались не столько телами, сколько душами, их сердца бились в такт, как одно на двоих сердце – огромное, во всю Вселенную.
Глава 16
Свободу мне, свободу!
Поглотившая мир Тьма схлынула и растаяла, и я обнаружила, что осталась одна на чердаке башни. Рванулась к двери… Проще стену проломить. А ведь только что дверь была распахнута! Вот только что! Уже все запоры целенькие и не открываются. У-у-у… демоны! Меня заперли! За что? Я-то вино не утаскивала из погреба, только владыку и дракона.
– Шурш! – заорала я.
За дверью что-то всхлипнуло, но на крыше ожили горгульи, подняв невообразимый гвалт, и я ничего не расслышала.
Чердачные окна крохотные, не пролезть. Да и высоко, под самой крышей.
А там, в Серых Холмах, мама наверняка отрывается на темном принце за все грехи его папочки. И это сейчас, когда я уже почти телохранительница!
Ушибив бока и руки о твердокаменную дверь, я принялась за штурм окон. Подвинула стол вплотную к стене, водрузила стул, на него еще один. Все равно не достала. И там наверняка магические замки.
Села на край стола и свесила ноги, пригорюнившись. Что делать? Меня тут в жизни никто не найдет, хоть заорись. Покричала, кстати. Стоило открыть рот, как грянул хор горгулий и заглушил. Шеи бы свернуть этим каменным курицам!
На полу сиротливо стояла ополовиненная бутылка вина. Отпила. Подумала. Еще отпила за упокой Дьяра. Хорошее вино – бодрит, а не пьянит. И за упокой владыки, если он к мамуле подался – а куда еще? – тоже выпила. Три раза.
Потом бутылка резко опустела. Опять какая-то демонская магия!
Взгляд обшаривал стены, но выхода не находил. Небольшой камин – и тот перекрыт. Стоп. Этот камин – у другой стены, не у той, где наш. Я оглянулась. Точно. Широченный дымоход от нашего камина тянулся по противоположной стенке. А этот – более компактный.
Заглянула внутрь, принюхалась. Птичьим пометом и адептами не пахнет. Но ход узкий, не пролезть, черный от копоти, а наверху – крохотное, но светлое пятнышко будущей свободы. И позорной смерти от каменных клювов.
Пятнышко исчезло: его заткнула голова чудовищной горгульи и оглушительно гаркнула.
Ну, Лойт, богиня любви, и что твоей жрице делать? Выпить за упокой свободы и то нечего.
Но ведь я – сельо! Маленькая сельо. Беспомощная, совсем как неоперившийся цыпленок горгульи. Одинокий, всеми брошенный птенчик. Провалился в дымоход и не может выбраться…
Горгульи на крыше замерли. Потом грянул такой истошный гвалт, какого мы с девчонками не слышали, даже когда вся Академия штурмовала Башню трех принцесс.
Я приободрилась и усилила мысленные стенания. Как же мне меня жалко! То есть не меня, а цыпленочка горгульего. Ему тут холодно, голодно, страшно. Он тут умирает без мамы и папы. То есть я умираю. А за дверью меня караулит огромный и жуткий дракон смерти! А-а-а-а-а! Спасите цыпленка! На помощь!
Над головой загрохотало, словно обрушилась каменная лавина: чудовищные птицы с бешеной скоростью начали долбить клювами крышу. На меня посыпалось каменное и деревянное крошево, и я залезла под стол. На полу быстро появилось множество солнечных зайчиков. И стремительно превратились в солнечных крокодильчиков. Прорехи в крыше ширились.
Провалилась вниз первая горгулья. Вторая. Обе заворковали, ковыляя ко мне.
На них свалились еще три каменных чудовища. Завязалась потасовка, но утихла, когда рухнуло сразу пять птиц. Одна едва не проломила стол. Хороший стол, крепкий. Убери клюв, зараза! Ты не моя мама! И не надо всем сразу бросаться на маленького цыпленочка! У меня шок и стресс. Успокоить надо сначала. Колыбельную прочирикать, хороводиком вокруг походить…
Птички, каждая размером с летающего крокодила и с такой же зубастой пастью, закружились хороводом вокруг стола, курлыкая нежно, по-голубиному. Под их мощными лапами хрустело то, что раньше было крышей. Кикируся меня зверски убьет, ректор расчленит, а куратор сотрет в пыль мои несчастные останки.
Ну, спасайте же меня, голубочки мои ненасыт… ненаглядные!
Я вцепилась в подставленную шею ближайшей горгульи, забралась на спину, и…
Нет, это еще не свобода.
Птичка приподнялась над разрушенной крышей, оглушительно каркнула и уселась на бревно. Стая с чувством важности порученного им дела по охране «птенца» устроилась на оголенных стропилах вокруг такой бесценной меня.
Я с ужасом поняла, что свободу теперь буду только видеть. Вот она – протяни руку. Вокруг, конечно, уже никаких запоров, над головой – синее небо, под попой – бревно стропильной ноги, раздолбанное клювами так, что пошевелиться боюсь. И что мне не сиделось на таком гладком и удобном стульчике в такой уютной мансарде?
Горгульи постепенно угомонились и застыли неподвижными изваяниями. Их мощные когти впились в остатки крыши, перья казались каменным кружевом. Напрасно я надеялась, что они унесут меня подальше или хотя бы спустят на землю. Наверняка их держала магическая привязь.
А высоко-высоко в синем небе невидимо парил великий и ужасный, на диво трусливый дракон смерти Шурш. То есть это горгульи и прочие демонические твари его не видели – смерть всегда подкрадывается незримо, – а я чувствовала его преотлично. Жрица все-таки. Любовь и смерть, в сущности, мало чем отличаются. И то и другое, если настоящее, то навсегда. В теории. И в романтических балладах, посвященных богине Лойт.
От Шурша исходили волны паники. Малыш до смерти… гхм… перепугался мощного выплеска Тьмы, сотворенного Сатарфом.
Кстати, о чудовищах… а где грифон? Что-то его не видно и не слышно.
Я осторожно переползла к самому краю бывшей крыши. Птицы бдительно повернули клювы, но переполох поднимать не стали.
Вся Академия отсюда видна как на ладони. Вздымались толстенные зубчатые стены, темные адепты в серых хламидах казались муравьишками. Их было на диво немного: все уже разбрелись после занятий. Магистров тоже что-то не видно. И это хорошо. Не дай Небо, заметит кто-нибудь, во что превратился неприступный донжон. Хоть бы девчонки поскорее вернулись! Вместе мы что-нибудь придумали бы. И потом, именно сегодня вечером мы собирались с Мирандой и Таем забраться в архив за личными делами магистров. А я тут торчу.
Конечно, верховная жрица предупредила, чтобы я ни в какую самодеятельность не ударялась. Наживке не положено пускаться в свободное плавание. Но с лета я не продвинулась в расследовании ни на волос. На сельо никто, кроме принца и его «теней», не реагировал. Еще бы кто-то клюнул, с такой моей охраной! И в Академии вокруг всегда уйма народа. Если преступник и заметил меня, то выжидает. Он же маньяк, а не самоубийца.
Надо менять тактику. А что, если прогуляться по Кардергу в одиночку, пока я не приступила к официальному телохранительству?
Прямо подо мной, метрах в пяти, заманчиво выступал наш балкончик. Но пять метров гладкого камня надо как-то преодолеть. Горгульи на мои просьбы не реагировали. О клятве ничего не пить, крепче кефира, я вспомнила только тогда, когда начала безумный спуск. Если бы не выпитое вино, вряд ли меня потянуло бы на такие подвиги. Разбиться насмерть с такой высоты мне не грозило: все-таки крылья, хоть и спрятанные, но при мне. Раскрою, если уж совсем приспичит.
До таких крайностей дело не дошло.
Спасли меня Шу и Шурка, приползшие на запах алкоголя. Эти безропотные создания, из которых можно вить веревки в буквальном смысле, сначала едва меня не придушили на глазах у пернатых приемных мамочек. Через минуту во всем моем организме от выпитого и следа не осталось.
Обе шкурки отвалились от меня, как обожравшиеся клопы, и я, привязав их за длинные нити к стропилам, начала спуск. Рискованное занятие, скажу я вам. Хеммо могли и не выдержать.
Обошлось. Шкурки вытянулись крепкими ниточками. Единственное, что мне угрожало, – изрезать руки в кровь. Вскоре я уже ступила на балкончик, а там и Шурш опомнился.
– Налетался? – осведомилась я, затылком почувствовав дракона, трепыхавшегося за балконным ограждением.
Некогда мне было укоризненно смотреть в его виноватую мордашку: сквозь стекло я разглядывала холл, не вернулись ли девчонки. Но помещение пребывало в том же безлюдном виде, в котором я его оставила. Никто не бродил, не заботился об обеде.
Похмельный синдром после лечения зверушками все-таки давал о себе знать: я задумалась, а не приручить ли мне железную заколдованную решетку так же, как каменных птичек. Если получилось там, то почему не получится здесь?
Понимаю, что предмет неодушевленный, но это как посмотреть. Камни тоже без души, а летают… К тому же при заклинаниях маги вкладывают частичку своей души в объект колдовства, значит, и решетка условно одушевлена.
Неизвестно, какие высоты магии я продемонстрировала бы моему Шуршу, если б мое внимание не привлекли странные визгливые звуки, доносившиеся откуда-то снизу, из-за угла башни. С кем там Кикируся дерется?
Взобравшись по протянутой мне лапе на спину дракона, я полетела на разведку.
Я уже описывала устройство входа в наш неприступный донжон: входная дверь здесь была поднята на высоту нормального второго этажа, и к ней вела хлипкая приставная лесенка: две жерди с перекладинами. В древности при осаде и в современности при комендантском часе лесенка исчезала. Мне ни разу не удалось засечь, как ведьма-кастелянша ее убирает.
Внизу толпилась уйма народу. Похоже, башню берут штурмом в очередной раз.
На лестнице под дверью пыхтел и ругался Ирек, пытавшийся перепилить ножовкой дужку неимоверно огромного амбарного замка. Железо сопротивлялось и визжало не хуже сигнализации.
– Да заткни ты его чем-нибудь! – взмолился Тай, дружок Миранды. Он сидел на земле, закрыв уши жалобно мяукавшей мантихоре.
– Вот ты и затыкай, а я таких заклинаний не знаю! – огрызался Ирек.
А замок на диво выразительно выругался на языке династии Холь и добавил:
– Не знаешь, так и не лезь, студиозус безмозглый. Не велено никого пущать! Брысь все отседова!
Огромный пес, в котором я узнала нашего возницу, единственный заметил нас с Шуршем, зависших в воздухе за спинами. Поднял морду, но я приложила палец к губам, и понятливая собачка вильнула хвостом и отвернулась. Зато он нарычал на замок, а тот ответил с ворчливо-ехидной интонацией Кикируси:
– И нечего тут лаять, щенок облезлый! Мал еще, пасть на меня разевать. И не таких видывали! И кошку уберите, у меня аллергия на кошачью шерсть!
Мантихора оскорбилась и зашипела.
Под лестницей толклась группа поддержки: Миранда и Зулия с двумя островитянами, нагруженными свертками и корзинками. Из одной выглядывало горлышко бутылки. А я и забыла, что мы собрались отмечать бесславную гибель развеянного по ветру принца Дьяра.
– Отмычкой попробуй, – посоветовал главарь островитян и, передав свертки Зулии, покопался в карманах, вытащил хитро изогнутую железку и бросил Иреку. Тот поймал, но только поднес к замку, как эта пудовая железная гиря колыхнулась. Ирек никак не мог попасть отмычкой в отверстие.
– Ой! Хи-хи-хи… – уворачивался замок. – Ой, не могу! Не трогай меня! Мне щекотно!
– Быстрее, Ирек! – умоляла Миранда. – А если ее там уже заклевали насмерть? Если наша Лика там умирает? Слышите, внутри кто-то стонет?
На миг воцарилась полнейшая тишина, аж уши заложило. Замолчали и мои друзья, и мантихора, и адская псина, и даже Кикирусин замок изобразил на железной морде полнейшее внимание, а скважина для ключа стала узкой, как зрачок демона.
Из башни не доносилось ни звука, а вот мой хохот уже невозможно было сдерживать, и нас с Шуршем обнаружили.
– Вот ты где! – возмутилась Миранда. – А мы тебя спасаем!
– От кого?
– Нас грифон разыскал и сказал, что тебя горгульи съели.
– А где он сам?
– Мы его отослали за ректором.
– Не надо! – перепугалась я и тут же стушевалась под мрачным взглядом Ирека. Он что, не рад меня видеть живой и невредимой? Потом вспомнила, что бастард к этому часу, может быть, уже осиротел.
– Почему не надо? – прищурился он. – Горгульи взбесились и разнесли крышу вдребезги. Мы за тебя тут все испугались, ты же там одна оставалась. Они опасны, магистры их уничтожат.
Птичек стало жалко. Я объяснила народу, кто тут виновней всех, и под конец мне стало жалко уже себя.
– А ты не мог бы наложить на башню иллюзию, Ирек?
– Извини, я сейчас не в состоянии. Уже весь выложился.
– Тогда надо где-нибудь отсидеться, а то сейчас сюда набегут…
– Давайте к нам, – проявили гостеприимство Айрес и Даг.
– У меня предложение получше. Надоело в четырех стенах сидеть. Еда у нас с собой, – Ирек скользнул взглядом по корзинкам. – Я знаю одно славное местечко на берегу реки.
– А Лика не замерзнет? – засомневалась Зулия.
Хотя зима еще не наступила и осень выдалась на диво теплая, южанка экипировалась по-зимнему: надела свитер толстой вязки, шерстяную мини-юбку и чулки, залезла в меховые сапожки с голенищами до середины бедра. И все еще зябко куталась в палантин.
Я была в тонком домашнем костюме – широкие штаны и свободная бесформенная майка, – но не сильно мерзла. Лунные девы, живущие на границе Света и Тьмы, спокойно переносят и жару, и холод. Да и закаляют воительниц с рождения, даже если они не становятся жрицами Лойт.
Хуже, что и туфельки на мне были домашние, тонкие. Пойдет дождь – вмиг промокнут.
– Не замерзну, – храбро сказала я. – Магистры страшнее какого-то там насморка.
– Что-нибудь придумаем, – Ирек наконец улыбнулся.
– Держи пока, – Зулия протянула мне свой палантин. – А то пока эти тугодумы придумают, не для кого уже будет стараться.
Читать бесплатно другие книги:
