Между плахой и секирой Чадович Николай

— А как вы о нем узнаете?

— Это уж их забота… Хотя… Проблема, конечно, колоссальная… — Коньяк подействовал на Эрикса странным образом: не успокоил, не расслабил, а, наоборот, еще больше усилил тревогу. Сейчас он наконец-то представил себе все то, чего не мог представить раньше — мир, в котором из всех средств связи осталось разве что письмо, посланное с нарочным, а информация распространяется только с помощью глашатаев да еще в рукописных листовках.

— Скажите, а какой момент впечатлил вас вчера больше других? — спросил гость. — Но без связи с вашими личными обстоятельствами.

— Дайте подумать… Наверное, то, что творилось на небе. Картина, скажу я вам, была весьма жутковатая.

— Сам я этого не видел. Но мне рассказывали… То был, так сказать, завершающий аккорд. Жирная точка в конце последней строки. А все началось значительно раньше, и мне пришлось быть свидетелем этого.

Тут Эрикс припомнил еще одну подробность из жизни соседа — тот был крупным специалистом по кирквудовской энергетике и даже, кажется, имел ученую степень доктора. Вот только имя его совершенно выветрилось из памяти Эрикса, и он про себя стал называть соседа «доктором».

— Свидетелем чего? — переспросил Эрике.

— Свидетелем начала конца. Меня как раз вызвали для консультации в центральную диспетчерскую. Природа сил Кирквуда до конца не ясна, и что бы там ни говорили, всегда существует опасность какого-нибудь неприятного сюрприза. Поэтому мы вынуждены постоянно контролировать состояние окружающей среды. По тысячам параметров одновременно. И если хотя бы сотая часть их начнет менять величину, это означает аварийную ситуацию. Вы меня понимаете?

— Конечно.

— Примерно за час до того, как случилось самое страшное, началась какая-то чертовщина с приборами. Нечто просто невозможное. Если верить их показаниям, изменилось все на свете. Скорость распространения электромагнитных волн, гравитационная постоянная, электрическая постоянная, величина элементарного заряда, масса покоя большинства элементарных частиц, все планковские константы.

— Признаться, я не совсем понимаю, как это может отразиться на моей личной судьбе и судьбе моих детей.

— Если приборы не врут, мы находимся уже не на Земле. И даже не в нашей Вселенной.

— Тем не менее мы живем. Дышим. Пьем коньяк.

— Это загадка и для меня. — Гость резким взмахом руки вдруг смахнул со стола наполненные стаканчики. — Извините… Но это уже не коньяк! Электроны его атомов заняли совсем другие орбиты. И мы уже не люди… И мир вокруг уже не принадлежит нам… Но я пришел к вам совсем с другой вестью. Сожалею, но она тоже печальная.

— Я уже начинаю привыкать к тому, что время хороших вестей закончилось. Говорите, не стесняйтесь.

— Хотя результаты измерений свидетельствовали о весьма неблагоприятных изменениях в окружающей среде, автоматика, следящая за безопасностью кирквудовских установок, на это никак не отреагировала. Аварийного отключения не произошло.

— Хотите сказать, что установки Кирквуда работают до сих пор?.

— Это факт.

— И нет никакой возможности отключить их?

— Для этого пришлось бы как минимум разрушить все приемные устройства. Вряд ли такое возможно сейчас. Силы Кирквуда продолжают накапливаться в нашем мире, и мы ничего не знаем о последствиях, которые может вызвать их чрезмерная концентрация. Одна из наиболее мощных установок находится прямо под этим домом. Да и вокруг их натыкано предостаточно. Хотелось бы надеяться, что авария не произойдет или по крайней мере не вызовет столь разрушительных последствий, как, например, взрыв атомного реактора. Но на вашем месте я бы постарался как можно быстрее покинуть город. Тем более что санитарная обстановка здесь вскоре ухудшится до такого предела, что сделает жизнь вообще невозможной.

— Чем я обязан вашему вниманию к моей скромной персоне? — Эриксу очень не хотелось верить в мрачные пророчества гостя.

— Вашим детям, — ответил тот прямо. — Я вижу их чуть ли ни каждый день, и они мне очень симпатичны. Дети, наверное, единственное, что мы еще можем спасти. А уж им потом придется отстраивать мир заново.

— Куда же нам идти?.. Я даже не представляю…

— Уходите как можно дальше от города. В глубь страны или к восточному побережью. Туда, где есть вода и лес. Здесь я отметил все известные мне установки Кирквуда, — он ткнул пальцем в вырванную из старой книги и сплошь испещренную крестиками географическую карту. — Постарайтесь захватить с собой как можно больше пищи. Но только такой, которая долго не портится. Не стесняйтесь грабить магазины. Наша экономическая система все равно рухнула, и кредитные карточки к оплате больше не принимаются. Пока в городе еще не начался хаос, запаситесь кастрюлями, ножами, теплой одеждой. Добывать огонь подручными средствами вы умеете?

— Никогда не пробовал.

— Надо учиться. Жаль, что бензиновые зажигалки и спички давно вышли из употребления. Да и увеличительное стекло вряд ли поможет, — он покосился в окно, сквозь которое едва пробивался мутный свет.

— Что же тогда делать?

— Понадобится вата, какая-нибудь горючая жидкость вроде одеколона и пара камней для получения искр… Ну и смекалка, конечно. Людям всему придется учиться заново… Для человечества наступают тяжелые времена.

— А если я не последую вашему совету? — Эрикc в упор глянул на гостя.

— Последуете, — мрачно хохотнул тот. — Я даже и не сомневаюсь в этом. Вы последуете моему совету, когда в соседних кварталах будут разграблены все магазины, улицы превратятся в отхожее место, а немногие сохранившиеся водоемы станут источником заразы. Только боюсь, будет уже слишком поздно.

Эрикc молчал, не зная, что ответить. Гость отпил несколько глотков прямо из горлышка бутылки и встал.

— Прощайте. Я хочу предупредить еще несколько человек в нашем доме. Тех, у кого есть дети.

— Каковы ваши дальнейшие планы?

— Скорее всего, я останусь в городе. Кому-то ведь надо проследить, чем закончится вся эта эпопея с установками Кирквуда.

— Тогда желаю успеха… Спасибо, что предупредили.

— Не стоит благодарности. — Губы гостя опять скривились в невеселой ухмылке. — В древности тем, кто приносил дурную весть, заливали горло расплавленным свинцом. А я всего лишь отхлебнул паршивого коньяка… Еще раз прощайте…

Странный гость ушел, а Эрикс так и остался сидеть за столом, украшенным кучей объедков и наполовину опустевшей бутылкой. Никакого определенного решения он пока еще не принял. Конечно, страшно было оставаться в городе, лишившемся вдруг всего, что раньше обеспечивало сытую и комфортную жизнь его обитателей, но еще страшнее — уходить из родного дома в неизвестность. Впрочем, некоторые идеи, высказанные соседом, были не лишены практического смысла. В первую очередь необходимо позаботиться о пропитании прежде, чем голод, жажда и отчаяние ожесточат горожан. Однако у ближайшего магазина Эрике наткнулся на полицейского. Оружия он при себе не имел, но один лишь его грозный вид отрезвляюще действовал на законопослушных граждан. Эрикс продемонстрировал стражу порядка свою кредитную карточку и выразил желание приобрести в магазине хотя бы самые необходимые продукты, однако ему вежливо посоветовали обратиться в специальную комиссию муниципалитета, где после регистрации всех нуждающихся снабжали талонами на питание. В связи с отсутствием наличности денежное обращение в городе временно прекращалось.

Делать было нечего, и Эрикс пешком отправился через весь город в муниципалитет. То, что власти не бросили народ на произвол судьбы, внушало ему некоторую надежду. Миновав с дюжину кварталов, Эрикс убедился, магазинов в городе гораздо больше, чем полицейских. Ему попалась лавчонка с распахнутыми настежь дверями, из которых дети и взрослые тащили все что ни попадя. Донельзя смущенный, Эрикс проник внутрь завладел двумя объемистыми коробками сухих завтраков. Присутствующие поддержали его советами и шутками. Какой-то доброжелатель даже сунул Эриксу в карман бутылку ликера. Грабили пока не очень активно без остервенения, скорее ради развлечения, чем ради наживы.

Отправляясь в следующую вылазку, Эрикс прихватил с собой вместительный пластиковый мешок, в котором до этого хранилось манто его жены. Стыдясь встретить свидетелей своего предыдущего грехопадения, он выбрал для промысла другую улицу. На этот раз ему повезло меньше — почти все магазины уже были обеспечены охраной, а в неохраняемых не осталось даже соли и специй.

То, что было нужно, Эрикс обнаружил довольно далеко от дома, в районе рыбного рынка. Торговый комплекс вместе с рестораном занимал целых три этажа и, судя по кипевшей вокруг сутолоке, представлял для мародеров весьма лакомый кусочек. Ювелирный отдел, несмотря на пуленепробиваемые стекла, мог похвастаться разве что черным бархатом своих опустевших витрин. Основательно пострадал и отдел, торговавший самым простым и дешевым хозяйственным инвентарем

— ножами, туристскими топориками, бензиновыми печками. На одежду пока никто особо не зарился, за исключением одной девушки, которую Эрикс заметил в отделе мехов. Она примеряла все шубы подряд, швыряя их затем на пол.

Зато в гастрономическом отделе царило оживление, раньше бывавшее там только накануне Рождества. Хватали главным образом консервы и продукты в вакуумной упаковке. Пользовались спросом также копчености и все виды алкогольных напитков. Кто только не участвовал в грабеже: и дамы, до этого населявшие лучшие особняки прибрежного района, и государственные служащие в строгих костюмах, и клошары, всем другим удовольствиям жизни предпочитавшие дешевое вино и ночлег под мостом. Встречались и вообще странные личности, похожие на ряженых карнавального шествия: перепачканные красной краской лица, голые мускулистые торсы, султаны перьев на голове, дикий взгляд исподлобья.

Эриксу пришлось изрядно потолкаться в этой толпе, прежде чем его мешок разбух до пределов, еще не превышающих разумные, но сильно осложнявших проблему возвращения. Внезапно монотонный гул толпы, грабившей вполне спокойно и деловито, нарушили истерические крики. Несколько молодых полицейских, ворвавшись в торговый зал, принялись отбирать у людей добычу, заодно в устной форме ставя под сомнение их гражданское и человеческое достоинство.

Никто даже и не пытался пререкаться с представителями закона. Правда, пока одни беспрекословно сдавали награбленное и приносили свои искренние извинения, другие спешили к служебному выходу и разбитым витринам. Эрикс, оказавшийся невдалеке от полицейских, еще решал, примеру какой категории сограждан последовать, когда прямо на его глазах произошла неправдоподобная по своему ужасу сцена.

Юный страж порядка, еще даже не имевший своего личного значка, скорее всего кадет полицейского училища, попытался вырвать у одного из ряженых огородную лопату, неизвестно для чего тому понадобившуюся. После минутной схватки краснорожий легко отшвырнул от себя мальчишку и все той же злополучной лопатой раскроил его голову с такой же легкостью, словно это был перезрелый арбуз. Все, кто оказался поблизости, просто окаменели от неожиданности, а убийца хладнокровно нагнулся к мучительно хрипевшей жертве и, набрав полные ладони крови, принялся мазать ею свое лицо и грудь.

Только после этого ошарашенные полицейские (никто из них не то что никогда не видел убийства человека в натуре, но даже не предполагал, что такое вообще возможно) попытались задержать ряженого. Но у того оказалось несколько сообщников — точно таких же, как и он, скуластых, широкогрудых, перепачканных красным молодцов. (Эрикс с опозданием сообразил, что это не краска, а запекшаяся человеческая кровь.) Против безоружных полицейских были пущены в ход бронзовые топоры и короткие дубинки с шестиперыми каменными навершиями. Если очередная жертва извергала в момент гибели недостаточное количество крови, ей ножом перерезали горло, и алая струя хлестала в ладони победителя.

Никто не ожидал такого поворота событий и не мог оказать даже малейшего сопротивления. То, что человек не способен убить человека, давно стало неоспоримой истиной, а следовательно, существа в пышных плюмажах не относятся к роду человеческому. Для всех, имевших несчастье оказаться здесь в этот момент, они были неистребимыми исчадиями ада, чудовищами из бреда, неведомой и страшной силой, которую нельзя победить и от которой невозможно скрыться. Если бы перемазанным кровью чужакам захотелось вдруг перебить вдесятеро большее количество людей, это не составило бы никаких проблем, однако, имея какие-то свои, совсем иные планы, они покинули магазин сразу же после расправы с полицией.

Только добежав до своего подъезда, Эрикс вспомнил о мешке, неизвестно где забытом. Увидев его, жена всплеснула руками:

— Что с тобой опять случилось?! Ты же весь в крови!!

Эрикс никаких ран на себе не чувствовал, но, ощупав одежду, убедился, что жена права — пиджак его напоминал сюртук палача, весь день усердно трудившегося у плахи.

— Это чужая кровь, — сказал он, лязгая зубами по горлышку коньячной бутылки. — Совсем рядом со мной убили человека… Полицейского… А потом еще нескольких… Кровь хлестала во все стороны… А потом убийцы мазали ею свои лица…

Немного успокоившись, он рассказал жене о мрачных пророчествах соседа и о сцене, свидетелем которой он стал в разграбленном магазине.

— Кто же это мог быть? Сумасшедшие? — Жена побледнела. Он заразил ее своим страхом, как раньше заражал страстью. — Ты говоришь, в волосах у них торчали перья?

— Не в волосах, а на шлемах. У каждого был на голове кожаный шлем с плюмажем… А в руках топоры и дубины.

— Какой ужас!

— Я не знаю, кто они такие… Может, их породил эффект антивероятности, вызванный аварией установки Кирквуда. Или они настоящие хозяева этого мира. Недаром сосед говорил, что мы, возможно, находимся в чужой вселенной.

— Какая чушь!

— Чушь или не чушь, но давай вместе решать, как нам следует поступить. В городе становится все опасней. Ради спасения наших детей мы должны покинуть его.

— И не подумаю! — заявила она тоном, какого раньше никогда себе не позволяла. — Ты с ума сошел! Вы оба просто перепились и несли всякий бред! Вот он и засел у тебя в голове! Куда, спрашивается, мы пойдем? По жаре, пешком, с маленькими детьми? Ты погубить нас хочешь! Признавайся!

Эрикс хотел возразить ей, привести какие-нибудь убедительные доводы, но так и не смог найти нужных слов — кровавое происшествие лишило его не только аппетита и веры в светлое будущее, но и красноречия.

Проснувшаяся дочка позвала жену к себе, и та, продолжая костерить Эрикса, отправилась в детскую. Благодаря столетию безопасной и беззаботной жизни у нее атрофировался инстинкт самосохранения, столь свойственный женщинам предыдущих эпох.

Дети, поковыряв холодную кашу, раскапризничались — им хотелось фруктов и пирожных, они желали смотреть развлекательную программу, их тянуло на свежий воздух.

— И в самом деле, почему бы нам немного не погулять, — сразу встала на их сторону жена. — Нельзя же вечно сидеть взаперти.

— А придется! — возможно, впервые за их совместную жизнь Эрикс повысил голос. — Как ты не понимаешь, что вам нельзя выходить на улицу. Сейчас по ним гуляет смерть! Те трое или четверо, что устроили бойню в магазине, были только разведчиками! Оружие они прятали под одеждой! Завтра придут сотни, тысячи, десятки тысяч их собратьев и отнимут у нас все, а в первую очередь — жизнь! Мы совершенно беззащитны против них! Сами убивать не умеем, а все наши боевые машины обречены на бездействие.

— Папа, а когда наступит это завтра? — спросил сын. — Мы уже выспались и два раза поели, а вчера все не кончается. Разве бывают такие длинные-предлинные дни?

— Раньше не было, — наивный вопрос ребенка растрогал Эрикса. — А теперь бывают… Тут уж ничего не поделаешь, надо привыкать. Что касается завтра… оно уже наступило. Хотя мне очень хотелось бы вернуться во вчера.

— Ты бы поменьше языком молол, а лучше сходил бы поискал воды, — продолжала кипятиться жена. — Всего только пара глотков и осталась. Столько времени где-то болтался, а так ничего и не принес. Отец называется…

Эрикс хотел было огрызнуться, но вовремя передумал — хотя жена выбрала совсем не тот тон, в принципе она была права.

Учитывая прошлые ошибки, он решил изменить тактику — главное внимание уделять не супермаркетам и торговым центрам, притягивавшим к себе как мародеров, так и полицию, а мелким закусочным, барам и кафе. Хотя большинство из них уже были основательно обчищены, на минеральную воду, кукурузные палочки, чипсы и сушеные овощные смеси никто особо не зарился.

По улицам шаталось довольно много народа — и просто зевак, и добытчиков, отягощенных мешками и сумками. В местах, считавшихся раньше наиболее людными, были вывешены написанные от руки объявления, предлагавшие воздержаться от паники, не выбрасывать в общественных местах мусора и экскрементов, создавать отряды взаимопомощи, всячески помогать полиции и сообщать в муниципалитет обо всех чрезвычайных происшествиях.

Долгие скитания принесли мало добычи, зато массу новых вестей. Город хоть и медленно, но оправлялся от полученного нокаута — мэр якобы заверил муниципальный совет, что продуктов хватит на несколько лет, заброшенные колодцы ремонтируются, начато строительство паровых машин для подачи воды и откачки нечистот, а опасность вспышки заразных заболеваний отсутствует — в свое время практически все горожане были подвергнуты тотальной иммунизации. Ожидается помощь от других государств, пострадавших в меньшей мере или вообще не затронутых загадочным бедствием.

Прислушиваясь к разговорам горожан, Эрикс выяснил, что трагическое происшествие, в которое он угодил по чистой случайности, было явлением отнюдь не единичным. Маньяки в пернатых шлемах устроили побоище еще в нескольких местах. Жертвы уже исчислялись десятками, и было похоже, что убийц привлекает главным образом человеческая кровь. Одну женщину, с ведром в руке отправившуюся на поиски воды, они сначала изнасиловали, а потом обезглавили ради все той же крови, которой нацедили чуть ли не полведра. Теперь в полицейском управлении срочно формируются специальные отряды, вооруженные щитами, дубинками и огнетушителями разных марок. Кроме того, против убийц предполагалось применить специально обученных собак, чьи предки в свое время оказались невосприимчивы к вирусу усмирителя, поразившему человечество.

В очередном разграбленном бистро, которое посетил Эрикс, хозяин, несмотря на печальные обстоятельства, встретил его на диво добросердечно. Выяснив, что незваный гость, о намерениях которого красноречиво свидетельствовал перекинутый через плечо мешок, имеет двоих детей, хозяин собственноручно вскрыл запоры склада, оказавшиеся не по зубам малоопытным мародерам, и щедро поделился своими припасами.

Эрикс еще не успел толком поблагодарить его, как ящики на полках сами собой пустились в пляс, а люди, секунду назад державшие друг друга за руки, очутились в разных концах склада. С потолка сыпалась штукатурка, пол ходил ходуном, где-то с дребезгом сыпались стекла, и новые приятели поспешили выбраться на улицу.

Здесь подземные толчки ощущались куда менее резко, а толпа, собравшаяся на перекрестке, пялилась вверх с таким видом, будто бы опасность исходила именно оттуда, а не из недр планеты. Эрикс тоже не удержался и глянул в небо. Зрелище действительно было впечатляющим — раскинувшийся над городом решетчатый шатер приемника кирквудовской энергии сотрясался, как паутина, в которую угодил шмель. Вот оборвалась одна нить, на самом деле представлявшая собой напичканную сложнейшей аппаратурой трубу диаметром в десятки метров, вот свилась в штопор другая, а вот просело и перекосилось все грандиозное сооружение.

И под землей, и в небе творилось что-то неладное. Пророчества полупьяного соседа, в которых Эрикс, впрочем, почти не сомневался, похоже, сбывались — загадочная и неисчерпаемая сила, питавшая Вселенную с момента зарождения, сорвалась с цепи, на которую ее посадили изобретательные, но недальновидные людишки.

Землю опять качнуло, и зеваки, стоявшие на перекрестке, исчезли, словно их там никогда и не было. Исчез и сам перекресток: ряды заглохших автомобилей, старинные светофоры, широкие тротуары, узкая мостовая. На этом месте теперь расползалась желтоватая, тускло отсвечивающая лужа, и все, чего она касалась, тоже исчезало. Даже не умом, а, скорее, наитием, Эрикс понял, что присутствует при редчайшем явлении — проникновении одного пространства в другое.

Край желтого пятна исподволь подбирался к нему. Теперь уже было видно, что это никакая не лужа, а некая стекловидная субстанция, напоминающая не то янтарь, не то мед, прихваченный морозом. В ее глубинах можно было смутно различить все то, что совсем недавно принадлежало земному миру, а теперь находилось неизмеримо далеко от него, за гранью привычных понятий: и оцепеневшую толпу, по-прежнему созерцавшую уже ставшие чужими для нее небеса; и машины, казавшиеся сейчас куда более широкими и короткими, чем это было на самом деле; и мостовую, из серой почему-то превратившуюся в оранжевую. Затем Эриксу показалось, что один из светофоров ожил. Вспыхнул и погас зеленый свет, его сменил красный, а потом и желтый, более яркий, чем окружающая его мутноватая желтизна. Это был словно последний привет родной планете, посланный из глубины мироздания, и одновременно предупреждение об опасности.

За пару мгновений до того, как граница желтого пятна достигла ботинок Эрикса, он сорвался с места и кратчайшим путем помчался к своему дому. Страх за ближних уже стал для него столь же обыденным чувством, как раньше забота о них. Но теперь этот страх достиг той интенсивности, когда человек уже не может здраво оценивать окружающую реальность.

Очнулся Эрикс только на своей улице. Сотрясения почвы прекратились, исковерканная приемная решетка больше не меняла своих очертаний, вокруг даже как будто посветлело. За время его отсутствия что-то изменилось здесь, и он не сразу понял, вернее, не сразу позволил себе понять, — что именно.

На привычных местах находились все здания, все фонарные столбы, все деревья в сквере напротив, даже все урны для утилизации мусора. Отсутствовал лишь дом, в котором проживала семья Эрикса. Впрочем, нет, он существовал, запечатанный в массиве магического янтаря, доступный только взгляду и видный сразу с четырех сторон, как в развертке.

— Похоже на зачарованный замок, не так ли? — произнес кто-то у него над ухом. — Помните сказку о злой колдунье, погрузившей в беспробудный сон принцессу и всех ее придворных?

Эрикс медленно отвел в сторону взгляд, в котором уже поблескивала легкая безуминка, и болезненно прищурился, пытаясь разглядеть человека, сказавшего эти столь неуместные слова (четко видеть ему мешала какая-то мерцающая пелена в глазах).

— А, это опять вы, — вымолвил он наконец. — Признаюсь, в тот раз вы оказались правы… Но я, к сожалению, не последовал вашему совету…

— Я так и предполагал, — ухмыльнулся сосед, не то опять пьяный, не то чрезмерно жизнерадостный по природе. — И поэтому недавно снова нанес вам визит. Увы, дома вас не оказалось, и пришлось иметь дело с супругой. Каюсь, но я выставил ее на улицу почти силой. Когда дом вдруг пропал из вида, с ней случился небольшой обморок. Мне пришлось отвести ее в кафе напротив. Дети тоже там.

Вторая смертоносная пуля миновала Эрикса, лишь вздыбив обжигающим ветром волосы на его голове.

Человеку, у которого не осталось никакого другого имущества, кроме того, что на нем надето, легко отправляться в дальнюю дорогу. Этой же мысли придерживался и Доктор (своими соседом Эрикс считать его уже не мог — если нет дома, какие могут быть соседи).

— Ничего, все нужное прихватим в пути, — беззаботно говорил он, ведя за руку мальчишку. — Главное, поскорее выйти из города.

— Конечно, конечно, — соглашалась жена, ставшая вдруг на диво покладистой.

Эрикс хорошенько откашлялся (все предыдущие попытки выразить благодарность заканчивались ничем — язык его еле ворочался, не попадая в унисон с мыслями) и с трудом выдавил:

— Теперь я ваш вечный должник… Еще чуть-чуть, и я бы кинулся в эту желтую яму.

— У вас бы ничего не вышло, — сказал Доктор. — Если это и был пробой пространства, то очень кратковременный. Человеческому взгляду не дано его заметить. А желтая субстанция — вроде как гнойный струп, оставшийся на месте раны. Сейчас там можно в футбол играть.

Они немного помолчали, а потом, чтобы не бередить душу, Эрикс попробовал перевести разговор на другую тему.

— Как я погляжу, не мы одни покидаем город, — он оглянулся по сторонам. — Но с нами-то все понятно, мы люди бездомные. А вот что гонит остальных?

— Страх, — ответил Доктор. — Но вовсе не перед разгулом кирквудовских сил… Дети, вы видите вон ту клумбу? Принесите-ка мне букетик цветов.

— Нельзя рвать цветы с клумбы! — хором возразили дети, но все же вынуждены были уступить уговорам взрослых.

Когда брат и сестра оказались на приличном расстоянии от взрослых. Доктор продолжил:

— До вас доходили слухи о появлении в городе кровожадных чужаков, убивающих всех налево и направо?

— Я видел их собственными глазами, — Эрикса даже передернуло от неприятных воспоминаний. — В метре от меня они расправились с молодым полицейским.

— Так вот, есть совершенно точные сведения, что совсем недавно орды этих дьяволов ворвались в город с севера. Их уже успели назвать «мясниками». Идет резня, какой не было на Земле уже полтора века. Они насилуют женщин и детей. Убивают мужчин. Грабят. А потом собирают кровь мертвецов в большие кожаные мешки.

— Для чего им кровь? — ахнула жена.

— Скорее всего для жертвы богам. Чтобы кровь преждевременно не свернулась, они добавляют в нее сушеных пиявок.

— Никогда бы не поверил, если бы не видел этих убийц сам, — сказал Эрикс.

— И откуда только они явились…

— Осторожней, дети возвращаются… — предупредила жена. — Я пойду с ними вперед, а вы уж одни обсуждайте свои дела.

— Вы спрашиваете, откуда они явились, — произнес сосед некоторое время спустя. — Не знаю. Из другого пространства. Или из другого времени. Возможно, это неизвестная науке ветвь кроманьонцев. Или легендарные атланты. Или предки ацтеков. Или какой-то еще более древний народ. Сейчас это не столь уж и важно.

— Голова кругом идет! Неужели мы не можем справиться с толпой дикарей? Ведь у них нет ничего, кроме топоров и дубинок.

— Зато у них есть что-то большее. Презрение к чужой жизни, жажда убийства. Что мы можем противопоставить им? Уговоры тут не помогут. Угрозы тем более. Остановить этих двуногих волков может только сила. А наше оружие обречено на бездействие… Да дело даже не в этом. Вот ответьте, вы сами способны убить человека?

— Я? — растерялся Эрикс. — Никогда!

— Вот видите, что получается. Точно так же настроены и остальные наши соотечественники. Некоторые полицейские пытались проводить адекватные действия. Взяли ножи, дубинки, музейные сабли. Ни к чему хорошему это не привело. Одни впали в состояние, близкое к шизофрении. Другие попросту потеряли сознание. Третьи едва не покончили с собой… Если в конфликт вступают самые глубинные основы личности, в первую очередь страдает психика.

— Получается, мы обречены?

— Надеюсь, что нет, хотя дела наши весьма плохи. Но выход можно найти даже из самой трагической ситуации. Наиболее простое решение — скрыться от опасности, как это пытаемся сейчас сделать мы. Есть и, другие варианты.

— Какие? — Эрикс не спускал глаз с идущих впереди жены и детей.

— Если мир изменился настолько, что мы вынуждены делить его с совершенно неизвестным прежде народом, надо поискать в нем союзников, не утративших способность к насилию. Варвары-наемники защищали Рим не менее самоотверженно, чем его полноправные граждане. Коль сами мы не можем держать меч, надо вложить его в верную руку.

— Пока это относится к области предположений.

— Пускай. А что нам еще остается делать, как не строить предположения? Вот еще одно. Как вам нравится идея отгородиться от врагов непреодолимой преградой?

— Что-то наподобие Китайской стены?

— Не обязательно. Есть очень надежная колючая проволока, которой огораживают слоновьи заповедники. Минные поля. Рвы с нефтью, вспыхивающие в нужный момент. А еще лучше рвы с водой, отравленной смертельными токсинами… Но, к сожалению, на устройство этих преград потребуется немало времени и усилий.

Так они безо всяких злоключений миновали центр города, похожий сейчас на молодящуюся старуху, с которой стерли грим, сорвали парик да вдобавок еще окатили нечистотами, и вскоре оказались на южной окраине, почти не затронутой бедствиями последних дней. Присоединившись к толпе, грабившей шикарный супермаркет, Эрикс и Доктор запаслись продуктами и кое-какой одеждой. Особенно повезло Эриксу, сумевшему завладеть парой туристских велосипедов. Третий Доктор выменял на бутылку бренди у старика, все равно не умевшего ездить. Благодаря этому они вскоре оказались во главе колонны беженцев.

Пока что самые большие неприятности доставляли им комары, тучами налетевшие неизвестно откуда. На людей они набрасывались с такой алчностью, словно голодали с самого рождения. Пришлось запасаться еще и аэрозольными баллончиками с инсектицидом, не столько губившим, сколько отпугивавшим крылатых кровососов.

Счет времени был давно потерян. Оставалось только надеяться, что биологические ритмы организма не разладились и тяга ко сну означает наступление ночи, а пробуждение — начало нового дня. Если верить такому календарю, беда настигла их на четвертые сутки пути, вблизи от внушительного монумента, представлявшего собой поставленное на острый конец черное яйцо. (Невозможно было даже вообразить размеры птицы, способной снести такую громадину.) Один сплошной город, которым по сути дела и была вся территория Будетляндии, здесь распадался на небольшие городки, отделенные друг от друга узкими полосками садов и плантаций. Все они казались вымершими — люди или покинули свои дома, или боялись высунуть нос наружу.

Привал устроили вблизи циклопического яйца, чем-то понравившегося Доктору. Пока дети, на удивление быстро привыкшие к кочевой жизни, возились на газоне, окружающем монумент, а жена Эрикса стряпала нехитрую пищу, Доктор куда-то отлучился, сказав, что хочет осмотреть окрестности.

Вернулся он явно озабоченный чем-то, хотя виду старался не показывать, дабы не тревожить женщину и детей. Когда трапеза закончилась, он легким кивком головы отозвал Эрикса в сторону.

— Я специально завел вас в эти края, — сообщил он таким тоном, словно сознавался в предательстве. — До сих пор мы обходили стороной установки Кирквуда. И все же сейчас пришли к одной из них. Это экспериментальный образец нового поколения, действующий совсем по иным принципам. Он на порядок мощнее своих предшественников и не требует наличия приемной решетки. Приемником для него служит вся наша планета. Мне было любопытно узнать, как поведет себя это чудо техники в критических условиях…

Он умолк, словно подыскивая нужные слова, и Эрикс, не столько заинтригованный, сколько обеспокоенный, спросил:

— И что же?

— Ясно, что экспериментальная установка тоже пострадала, хотя последствия этого проявляются совсем иначе, чем в предшествующих моделях… Впрочем, тут опять начинается область предположений. В момент аварии старые установки соединяли смежные пространства накоротко, создавая нечто вроде грубой и непреодолимой спайки. Здесь же все по-другому… Похоже, что место соприкосновения миров не закрылось. Понимаете, что я имею в виду?

— Пока не совсем, — признался Эрикс.

— Невдалеке отсюда, возможно, существует туннель, связывающий наш мир с совсем иным пространством. В теории многомерной вселенной такие гипотетические туннели называются «глубокими дромосами».

— Вы предлагаете воспользоваться им?

— Ни в коем случае! Мы ничего не знаем об условиях, царящих на выходе из дромоса. Он может вывести нас куда угодно. В глубины океана, в недра звезды, в космическую пустоту. Кроме того, сопряженный мир не обязательно будет трехмерным, как наш. А это подразумевает совсем другую структуру материи и совсем другие физические законы. Самым разумным будет, если мы немедленно покинем это место. Там, где появился свободный проход, вскоре появятся и желающие им воспользоваться. Сейчас даже предположить нельзя, кто это будет: болезнетворные вирусы, смертоносные паразиты, ненасытные чудовища или просто ядовитые компоненты чужой атмосферы.

— Но пока я не замечаю никаких признаков опасности. — Эрикс глянул в сторону монумента, возле которого расположилась его семья. — Детям нужен отдых… Давайте подождем хотя бы несколько часов.

— Боюсь, как бы нам потом не пришлось жалеть о промедлении. — Доктор заметно нервничал. — Не знаю, в чем тут дело, но все дома в округе пусты. Я не встретил ни единого человека.

— А если здесь успели побывать мясники? — насторожился Эрикс.

— Тогда остались бы следы грабежа, обескровленные трупы… Нет, нам надо уходить. Если что-нибудь случится, вы сами себе этого не простите.

— Согласен, — кивнул Эрикс, убедившись, что спорить с Доктором бесполезно.

— Только постарайтесь не напугать детей. Если они спросят о причинах такой спешки, придумайте какой-нибудь благовидный повод.

Однако придумывать ничего не пришлось. До слуха Эрикса донесся жалобный вскрик жены. Бросив велосипеды и все имущество, она бежала к ним, волоча за собой детей.

— Что с тобой? Что? — Эрикс кинулся им навстречу.

— Там… Там… — Зубы ее стучали, а глаза от страха утратили осмысленное выражение. — Я видела их…

— Кого? — Эрике слегка встряхнул жену за плечи.

— Тех самых страшных людей, о которых ты рассказывал.

— Ты не ошиблась? — Сердце Эрикса заколотилось так, словно он только что одолел по крайней мере половину марафонской дистанции.

— Нет… У них на голове перья… И дубины в руках… Да вон же они, вон!

Но Эрикс уже и сам видел, что из-за яйцеобразного монумента вышли три обнаженных по пояс воина. Их могучие торсы и грубые, суровые лица, казалось, были вылеплены из красной глины. Шлемы двоих украшали плюмажи из черных перьев, а одного, самого высокого, — из белых.

Демонстративно не обращая внимания на кучку людей, застывшую в сотне метров от них, мясники рассматривали брошенные на газоне велосипеды. Неизвестно, к какому умозаключению они пришли, но тот из них, который носил белые перья, отдал какое-то распоряжение, и его соплеменники принялись энергично махать дубинами, приглашая Эрикса и его спутников подойти поближе. Убийцам уже наскучило в поте лица гоняться за жертвами, и тем милостиво позволялось самим подставить голову под разящий удар каменной дубины.

В третий и, видимо, в последний раз судьба целилась Эриксу прямо в висок.

Дети, которым передались страх и отчаяние взрослых, заплакали. Их мать, похоже, уже смирившаяся с жестокой судьбой, закрыла лицо руками. Единственным человеком в мире, способным защитить их сейчас, был Эрикс, и он осознал это с той беспощадной губительной ясностью, которая посещает людей (и то не всех, а самых лучших) только в самые отчаянные минуты всеобщего бедствия.

— До этого… дромоса… далеко? — спросил он, тщательно выговаривая каждое слово.

— Нет, — сипло ответил Доктор. — С полкилометра.

— Минуты две-три, если бежать изо всех сил… Значит, вам придется бежать изо всех сил… Детей возьмете на руки… на три минуты я этих людоедов задержу.

— Вы хоть понимаете, куда посылаете нас? — Голос Доктора сорвался.

— Понимаю. Разве не вы говорили, что дикари вначале насилуют женщин и детей, а потом добывают из них кровь… Я не хочу, чтобы моих детей насиловали. Если им суждено умереть, пусть лучше они умрут в пламени звезды, чем в лапах этих чудовищ. Вам все ясно?

— Все… — пробормотал Доктор. — Может быть, останусь я? Впрочем, нет… вы не найдете входа в дромос.

— Вот и договорились. — Эрикс вытащил из кармана куртки баллончик с инсектицидом. — Отдайте мне свой. В другой вселенной и комары, наверное, другие… Скажите, только честно, шанс выйти из дромоса живыми у вас есть?

— Есть, конечно… Но сейчас его невозможно определить. Смотрите, эти гориллы снова машут нам.

— Тогда вам пора…

— Я вот что подумал… — замялся Доктор, — если вы сумеете задержать мясников на три минуты, мы лучше спрячемся где-нибудь.

— Нет. Они вас найдут. Это прирожденные охотники за людьми. Бегите, пока они не пришли в ярость. Но сначала пообещайте, что никогда не оставите моих детей в беде.

— Никогда. — Доктор глянул прямо в глаза Эриксу. — Я хочу признаться вам… Теперь уже можно. В молодости я подавал большие надежды… Во всем… Считался образцовым экземпляром… И, конечно, сдавал семя. Процедура искусственного оплодотворения окутана тайной, но я сумел узнать некоторые имена… Исключительно из любопытства… Большинство моих детей уже взрослые… За исключением его, — он погладил по голове плачущего мальчика. — Конечно, это ваш сын… Но и я не пожалею для него своей жизни.

— Тогда я спокоен. Удачи вам.

Прощаться было некогда, белоперый уже за что-то гневно выговаривал своим подручным, и Эрикс, сунув сына в руки жене, подтолкнул ее в спину. Этого оказалось вполне достаточно — дальше ее погнал инстинкт жертвы, спасающейся от хищника. Бежала она даже быстрее, чем Доктор, которому досталась более тяжелая ноша — девочка.

Мясники, узрев вдруг, что большая часть их добычи (и причем — самая лакомая) пустилась наутек, тоже сорвались с места. Впрочем, белоперый, абсолютно уверенный в успешном исходе погони, через несколько шагов остановился и в дальнейшем помогал преследователям только зычными криками.

Эрикса мясники в расчет пока как бы не принимали и весьма удивились, когда он, держа руки за спиной, преградил им дорогу. Впрочем, это было не человеческое удивление, чувство в общем-то доброе, а злобное изумление волков, наперерез которым бросается овца, защищающая своих ягнят.

Тот из мясников, который оказался ближе к Эриксу, замахнулся дубинкой, однако завершить удар не смог, поскольку получил прямо в лицо едкую струю комариной отравы. Спустя мгновение та же участь постигла и другого.

Человек, внезапно утративший зрение, пусть даже он трижды герой и провел на тропе войны всю свою сознательную жизнь, представляет легкую добычу даже для заведомо слабого противника. Быстро добившись перевеса, Эрикс решил продолжать бой до конца. Пока мясники, истошно воя, топтались на одном месте и протирали кулаками глаза, он продолжал тщательно обрабатывать инсектицидом их тупоумные головы. Если предположить, что эти громилы имели вшей (а скорее всего так оно и было), то все они благополучно скончались за эти две-три минуты.

Один из мясников попытался сбежать, но зацепился за древесный корень и растянулся на земле. Его дубина отлетела в сторону. Ситуация складывалась явно в пользу Эрикса. Он не только сумел выиграть нужное время, но и сам получил шанс на спасение. Правда, содержимое баллончиков уже заканчивалось (слишком расточительно оно расходовалось раньше), и мясники должны были вскоре прозреть. Эриксу надо было удирать во все лопатки, но он, одурманенный азартом боя, решил упрочить победу.

Не помня себя, Эрикс подхватил с земли оброненную дубинку и занес ее над мясником, еще продолжавшим держаться на ногах. И тут случилось то, что и должно было случиться в данной ситуации с человеком, глубоко в подсознании которого сидело необоримое отвращение к убийству.

В голове Эрикса что-то словно лопнуло, отдавшись острой болью в глазах, ушах и затылке. Качнувшись в сторону, он едва не потерял равновесия и выронил дубинку. Дурнота быстро нарастала, и, чтобы справиться с ней, он впился зубами в мякоть ладони. Резкая боль привела Эрикса в чувство, но весь он теперь был как тряпка. Не хотелось уже ни жить, ни сражаться, ни убегать. Только спать, спать, и больше ничего.

Мясник, оставшийся у монумента, раскручивал над головой палку с кожаной петлей на конце.

«Это, наверное, праща, — тупо подумал Эрике. — Легкая артиллерия древности».

Хлопка кожаной петли, освободившейся от камня, он не слышал, потому что за секунду до того заснул и тихо осел на землю. Благодаря такому непредвиденному обстоятельству камень угодил не в голову Эрикса, а в ствол величественного платана, росшего у него за спиной.

Потом его грубо подняли на ноги и погнали куда-то. Вокруг шныряли мясники, рьяно выискивавшие попрятавшихся горожан, но никого из своих недавних противников Эрикс среди них не заметил.

Над бульваром, окруженным плотной цепью воинов, стояли крик, плач и тяжкий дух свежепролитой крови. Здесь был сборный пункт для живых, сюда же тащили и мертвых. Пленных, оказавшихся внутри кольца, сортировали по признакам пола и возраста. Молодых и сильных мужчин отводили в одну сторону, всех остальных — в другую. Тем, кто попал в первую группу, предстояло стать носильщиками, а тем, кто во вторую, — грузом. И хотя первая группа по понятным причинам сильно уступала в численности второй, кое-кто в ней рисковал остаться без ноши (и без головы, естественно), потому что один мешок вмещал кровь сразу дюжины человек. Впрочем, и среди женщин попадались не желавшие уступать мужчинам своего законного права на труд. Отчаянно жестикулируя, они пытались доказать палачам, что объемистый, трехведерный мешок не будет для них в тягость.

Наблюдать и слушать все это было настолько тяжело, что Эрикс зажмурил глаза и заткнул уши. Он оказался одним из последних, кому достался мешок, наполненный теплой, еще не загустевшей кровью. Еще троих или четверых мужчин оставили в резерве, а остальных пустили под нож. Эрикс, хоть и отвернулся в этот момент, слышал все, начиная от воплей, неизбежных на начальной стадии такой операции, и кончая бульканьем добываемого продукта.

В путь выступили без промедления, видимо, конвой, не надеясь особо на зелье из сушеных пиявок, опасался за сохранность столь ценного груза.

Единственное, что дозволялось носильщикам, — это вздремнуть на редких и коротких привалах да попить воды из придорожной лужи. Тех, кого оставляли силы, немедленно добивали мясники, и тогда груз крови увеличивался еще на несколько литров. Впрочем, печальный конец ожидал всех пленников, даже тех, кому суждено было осилить дорогу, — в этом никто из них не сомневался. Пользуясь высоким стилем, отряд носильщиков, растянувшийся по дороге чуть ли не на километр, можно было назвать процессией мертвецов.

Но на самом деле все обстояло как раз наоборот — многим из пленников суждено было уцелеть и даже вернуться на родину, зато их конвоирам смерть была гарантирована в самое ближайшее время. Причиной этому явился один малозначительный на первый взгляд эпизод, имевший место несколько дней назад при разгроме мясниками Института санитарии и гигиены.

Вышеуказанное научное заведение славилось своей уникальной коллекцией вирусных и бактериальных культур. В первые часы после катастрофы директор института получил распоряжение мэрии, требовавшее принять все меры к тому, чтобы опасные для жизни и здоровья людей вещества не попали в чужие руки, что могло усугубить и без того трагическую ситуацию.

На следующий день несколько сотрудников приступили к уничтожению опасной коллекции. Поскольку специально предназначенная для этих целей аппаратура бездействовала, а обыкновенный костер не мог гарантировать успех, решено было упрятать контейнеры с пробирками в бетонный саркофаг.

Пока рыли яму, пока искали цемент, пока замешивали раствор, в институт ворвались мясники. Персонал, безуспешно пытавшийся объяснить им всю опасность ситуации, был беспощадно уничтожен, а пробирки, содержащие чумные палочки, холерные вибрионы, малярийные плазмоиды, бактерии сибирской язвы и еще много чего в том же роде, превратились в груды битого стекла, перемешанного с кровью несчастных медиков. Той же кровью победители щедро намазали свои лица. Именно с этой минуты целый букет опаснейших инфекционных болезней стал быстро распространяться среди мясников. (Горожане, еще в раннем детстве прошедшие поголовную иммунизацию, к счастью, были невосприимчивы к эпидемии.) Первые жертвы среди конвоиров появились сразу после того, как пеший караван вступил в пределы страны, впоследствии получившей название «Гиблая Дыра». В данный момент она находилась в положении не менее печальном, чем ее случайная соседка Будетлян-дия.

Поля, дороги, города и деревни были сплошь залиты водой, из которой торчали лишь верхушки холмов да ступенчатые башни храмов, увенчанных изваяниями острогрудой женщины со звериным лицом, обрамленным пышными косами. От холма к холму и от башни к Скиине плавали неуклюжие тростниковые плоты, на один из которых и погрузили всех вновь прибывших.

Уже тогда Эрикс обратил внимание на странное поведение конвоиров. Большинство из них утратили прежнюю прыть и старались прилечь при каждом удобном случае. Одних постоянно рвало, другие мучились кровавым поносом, третьи задыхались от кашля, у четвертых тела раздулись до невероятных размеров. Многие ослепли, и почти у всех на коже появились багровая сыпь и гнойные язвы.

Когда плот пристал к ступеням полузатопленного храма, сплошь усеянным толпами молящихся, около дюжины конвоиров уже не подавали признаков жизни. Кровь, добытая из них, смешалась с кровью несчастных сограждан Эрикса.

Пленников заставили таскать мешки к подножию статуи, где страшный груз принимали бритоголовые, увешанные гирляндами раковин жрецы. Под неумолчное монотонное пение толпы они по специальным лестницам взбирались на плечи своей богини и обильно поливали кровью ее голову, груди и спину. Внизу эта кровь становилась добычей молящихся — ею мазали себя, своих детей и всех, кто находился рядом.

Человеческая кровь должна была умилостивить гневливую богиню, наславшую потоп на свой народ. Так продолжалось по многу часов кряду. Потом плоты привозили новые толпы молящихся, новые жрецы взбирались на плечи богини и новая кровь струилась по уступам храма, сея вокруг смертоносную заразу.

Запасы жертвенной крови быстро шли на убыль, а это означало, что для носильщиков приближается смертный час. Охраняли их уже совсем другие воины, а тела прежних конвоиров, исклеванные птицами и изъеденные хищными рыбами, плавали вокруг.

Жертвоприношение продолжалось, правда, уже не с тем размахом. Богомольцев поубавилось, да и жрецы как-то подрастеряли рвение. За все время долгой службы на богиню выливали теперь не больше пяти-шести мешков крови.

Вскоре плоты вообще перестали прибывать, а жрецы если что и могли, то только стонать и харкать. Над богиней, чей страшный лик был скрыт сейчас толстым слоем запекшейся крови, висели тучи мух.

Охранники тоже едва шевелились. Гораздо гуманней было бы прикончить их, чем наблюдать за долгой агонией, но на такое товарищи Эрикса по несчастью решиться не могли. Лишь после того, как затихли последние стоны умирающих, они очистили от их тел палубу и на веслах пустились в обратную дорогу.

Отсутствие компаса и карты весьма удлинило срок путешествия, но в конце концов на горизонте замаячила слегка покосившаяся, но по-прежнему величественная решетка приемника кирквудовской энергии.

Будетляндия представляла собой зрелище настолько безнадежно-печальное, что у некоторых спутников Эрикса, благополучно прошедших сквозь адовы муки плена, вскоре появились перекосы в психике. Заброшенные города ветшали, немногие уцелевшие жители существовали за счет жалких остатков былого благополучия.

Лишенный медицинской помощи, растерявший почти все свои прежние знания, неспособный к естественному зачатию и утративший всякую надежду народ быстро вымирал. Вблизи от установок Кирквуда, которые теперь функционировали как бы сами по себе, происходили всякие жуткие феномены. Желтые, как янтарь, массивы перестроенного пространства разрастались.

Глубокий дромос, все еще существовавший вблизи яйцеобразного монумента, стал предметом едва ли не культового поклонения. В него уходили все те, кто уже не имел сил жить, но не решался на самоубийство. Назад из дромоса еще никто не вернулся.

Эрикс примкнул к тем, кто еще как-то пытался спасти себя и других. Они разыскивали неразграбленные склады, как могли, лечили больных, по крупицам восстанавливали утерянные знания и даже экспериментировали с различными материалами, пытаясь вновь добыть электрический ток.

Последнюю точку в истории Будетляндии поставили аггелы, проникшие туда через территорию вымершей Гиблой Дыры. Народ, неспособный служить идеям Кровавого Кузнеца, естественно, не имел права на существование. Лишь немногим, в том числе и тяжело раненному Эриксу, удалось спастись в Эдеме…

Боевую машину будетлян они обнаружили лишь сутки спустя невдалеке от места, которое называлось Парком Всех Стихий. Видом своим она напоминала короткокрылый и бесхвостый реактивный истребитель и, по словам Эрикса, могла летать, зарываться глубоко под землю, нырять в воду и даже выходить в космическое пространство.

В момент всеобщей катастрофы машина находилась в воздухе, о чем свидетельствовали руины здания, в которых она ныне покоилась. Впрочем, ее корпус, устойчивый к любым видам воздействия, включая лучевое и ядерное, почти не пострадал. В свое время аггелы пытались проникнуть в нутро машины, на что указывала процарапанная на краске надпись «Власть Каину!», но точно с таким же успехом мартышка могла бы попытаться вскрыть банковский сейф.

На корпусе машины не было заметно ни единого шва, а тем более болта или заклепки. Можно было подумать, что это одна цельная отливка. Эриксу, весьма неплохо разбиравшемуся в технике своей эпохи, потребовалось тем не менее несколько часов, чтобы добраться до оружейного отсека, в котором компактно располагались несколько разнотипных боевых систем, по мере надобности сменявших друг друга у расположенной в носу амбразуры. Было здесь даже что-то, напоминавшее крупнокалиберный пулемет. Кирквудовская пушка, которую Зяблик сразу окрестил Горынычем, размерами и весом не превышала пищали, в свое время украшавшей краеведческий музей Талашевска.

Положительным ее качеством, помимо мощи, было отсутствие нужды в боезапасе (необходимая для выстрела энергия поступала непосредственно из окружающего пространства), а отрицательным то, что ее конструкция не подразумевала участия в стрельбе человека. Зяблик, считавший себя большим знатоком оружия, при всем своем старании не обнаружил ни прицела, ни даже спускового крючка. Эриксу, силы которого поддерживались исключительно пилюлями, обнаруженными в заведении, выполнявшем здесь функции аптеки, пришлось немало повозиться над упрощением систем, изначально предназначенных для роботов, не имевших рук, зато видевших все буквально насквозь.