Странный сосед Гарднер Лиза
– Не знаю, – послушно сказала девочка.
– Вот молодец. Где я живу?
Ри открыла рот, но сдержалась, помолчала и наконец воскликнула с ноткой триумфа:
– Я не знаю!
Марианна усмехнулась.
– Ты очень смышленая. Наверное, и в садике хорошо занимаешься?
– Я очень соб… разительная, – с гордостью заявила Ри. – Все так говорят.
– Сообразительная? Полностью с этим согласна и очень за тебя рада. Итак, правило номер три. Если ты чего-то не помнишь, то надо так и говорить. Сколько тебе было, когда ты начала ходить?
– Я начала ходить с самого рождения, – привычно пропела Ри, но тут же спохватилась, вспомнив правило номер три, выпустила своего зайца и радостно захлопала в ладоши. – Я НЕ ПОМНЮ! – крикнула она, чрезвычайно собой довольная. – Я. Не. Помню.
– Ты самая лучшая из всех моих учениц, – похвалила ее Марианна и разогнула четвертый палец. – Ладно, отличница, – последнее правило. Ты знаешь четвертое правило?
– Я НЕ ЗНАЮ! – прокричала Ри.
– Вот и молодец. Итак, правило номер четыре. Если ты не понимаешь, что я говорю или о чем спрашиваю, нужно так и сказать. Capisce?
– Capisce! – крикнула в ответ Ри. – Это значит «понимаю» по-итальянски! Я знаю итальянский. Миссис Сьюзи учит нас итальянскому.
Марианна моргнула. Вероятно, сообразительность ценилась даже в мире судебных психологов. Ди-Ди стоило немалых усилий сохранить бесстрастное выражение лица. Взглянув искоса на Джейсона, она увидела, что он сидит с тем же каменным лицом. Вроде бы и в одной с ними комнате, но отдельно.
Мысль эта навела ее на другие, и она торопливо сделала запись в блокноте.
Между тем в комнате для допросов Марианна Джексон, похоже, пришла в себя.
– Ну что ж, теперь ты знаешь правила. Итак, скажи мне, Кларисса…
– Ри. Меня все так зовут.
– А почему тебя зовут Ри?
– Маленькой я не могла произнести «Кларисса» и говорила «Ри». Мамочке и папочке это понравилось, и теперь они тоже называют меня Ри. Если я только не натворю чего-нибудь. Тогда мамочка говорит «Кларисса Джейн Джонс», и у меня есть время исправиться до счета три. Или я отправлюсь на штрафную ступеньку.
– На штрафную ступеньку?
– Да. Я тогда должна отсидеть четыре минуты на нижней ступеньке. Не люблю штрафную ступеньку.
– А что твоя Крошка Банни? Она ведет себя плохо?
Кларисса посмотрела на Марианну.
– Крошка Банни – игрушка. Игрушки не могут вести себя плохо. Такое только с людьми случается.
– Очень хорошо, Кларисса. Ты – большая умница.
Девочка расцвела улыбкой.
– Мне нравится Крошка Банни, – доверительно поведала Марианна. – В детстве у меня тоже была игрушка, Винни-Пух. У него внутри была музыкальная шкатулка, которая, если ее завести, играла «Гори, звездочка, гори».
– Я тоже Пуха люблю, – призналась Ри, придвигаясь ближе к Марианне и заглядывая в плетеную корзинку. – А где ваш медвежонок Пух? В корзине?
– Вообще-то он дома, на книжной полке. Пух был моей любимой игрушкой, а любимые игрушки люди не перерастают.
Говоря это, Марианна подвинула корзинку к девочке, которая с любопытством оглядывала волшебную комнату.
Ди-Ди еще раз скосила глаза на Джейсона Джонса. По-прежнему никакой реакции. Ни радости, ни печали, ни тревоги, ни беспокойства. Ничего. Она сделала еще одну пометку в блокноте.
– Ри, ты знаешь, почему ты здесь?
Девочка сразу же сжалась, нахохлилась, подалась чуточку назад и снова принялась теребить игрушку.
– Папочка сказал, что вы – хорошая. Он сказал, что если я поговорю с вами, то все будет хорошо.
Даже не поворачиваясь, Ди-Ди ощутила, как напрягся Джейсон. Он не двигался, ничего не говорил, но на шее ясно проступили набухшие вены.
– Что будет хорошо, милая?
– Вы вернете мою мамочку? – глухо спросила Ри. – Мистер Смит вернулся. Сегодня утром. Поскребся в дверь, и мы его впустили. Я люблю Мистера Смита, но… Вы вернете мою мамочку? Я скучаю по мамочке.
Марианна не спешила с ответом. Некоторое время она сочувственно смотрела на девочку. Молчание затягивалось. Сидя по другую сторону окна, Ди-Ди переводила взгляд с розового ковра на складные стулья, со стульев на корзину с игрушками, но избегала смотреть на девочку. Рядом заворочался Миллер. Но Джейсон Джонс не шевельнул пальцем, не произнес ни звука.
– Расскажи мне о своей семье, – попросила Марианна. Ди-Ди знала этот прием – отступить от чувствительной темы, очертить более широкий мир ребенка и только потом вернуться к ране. – Кто твоя семья?
– Я, мамочка и папочка, – начала Ри, снова теребя ухо Крошки Банни. – И Мистер Смит, конечно. Две девочки и два мальчика.
Ди-Ди сделала еще несколько пометок в блокноте, изобразив генеалогию семьи в представлении четырехлетнего ребенка.
– А другие родственники? – спросила Марианна. – Тети, дяди, двоюродные братики и сестрички?
Ри покачала головой.
Девочка определенно не знала о своем дедушке, подтверждая либо утверждение Джейсона о том, что Сандра не поддерживает отношения с отцом, либо предположение, что Джейсон Джонс сам постарался изолировать свою молодую жену.
– А няни? Кто-то же еще заботится о тебе?
Ри безучастно посмотрела на Марианну.
– Обо мне заботятся папочка и мамочка.
– Конечно. Но они ведь еще и работают или ездят куда-то?
– Когда папочка работает, за мной смотрит мамочка. Потом папочка возвращается домой, а мамочка идет на работу. Но папочке надо поспать, и я иду в школу. Потом папочка забирает меня.
– Понятно. А в какую школу ты ходишь?
– Я хожу в подготовительную школу. Это в кирпичном доме, где большие дети. Я – в комнате для маленьких. В следующем году мне будет пять, и тогда я буду ходить в большой класс.
– Кто твои учителя?
– Мисс Эмили и миссис Сьюзи.
– Лучшие подружки?
– Я играю с Мими и Оливией. Мы любим играть в фей. Я – садовая фея.
– Итак, у тебя есть лучшие подружки. А у мамы и папы есть лучшие друзья?
Еще один стандартный вопрос, используемый обычно в случаях с сексуальными преступлениями против детей, когда подозреваемым может оказаться не родственник, но сосед или друг семьи. Определить мир ребенка важно для того, чтобы потом, когда допрашивающий называет какое-то имя, это не выглядело так, будто он направляет свидетеля.
Но Ри покачала головой.
– Папочка говорит, что его лучший друг – я. А еще он много работает, и ему некогда заводить друзей. Папочки очень занятые.
Теперь уже Миллер посмотрел на Джейсона. Отец девочки по-прежнему сидел неподвижно у стены, глядя в окно с таким видом, словно смотрел телешоу, а не беседу судебного психолога со своим единственным ребенком.
– Мне нравится миссис Лизбет, – призналась Ри. – Но они с мамочкой вместе не играют. Они – учителя.
– Что ты имеешь в виду?
– Миссис Лизбет учит в седьмом классе. В прошлом году она помогала мамочке. А теперь мамочка учит в шестом классе. Но мы видим миссис Лизбет на баскетболе.
– Вот как?
– Да. Я люблю баскетбол. Мамочка водит меня на игры. Папочка не может, потому что работает. Поэтому вечером с дочкой мамочка. Да, вот! – на мгновение Ри словно забыла, где находится, но уже в следующую секунду Ди-Ди увидела, как глаза ее расширились, плечи опустились, и она снова съежилась над игрушечным зайчонком, теребя его длинные ушки.
Впервые за все время Джейсон пошевелился на своем месте у стены.
– Когда ты в последний раз видела маму? – мягко спросила Марианна.
– Она уложила меня спать, – чуть слышно ответила Ри.
– Ты знаешь дни недели?
– Воскресенье, понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, – тихонько перечислила она.
– Хорошо. А ты помнишь, в какой день мама укладывала тебя спать?
Секунду-другую Ри растерянно молчала, потом снова стала перечислять:
– Воскресенье, понедельник, вторник, среда…
Марианна кивнула и двинулась дальше. Девочка знала, как называются дни недели, но не связывала названия с реальностью. Впрочем, для определения даты и времени при опросе несовершеннолетних свидетелей используются и другие механизмы. Марианна могла расспросить девочку о телешоу, песнях, которые звучали по радио, и тому подобном. С точки зрения взрослых, дети знают немного, но они многое замечают и зачастую представляют необходимую информацию с большими сопутствующими подробностями, чем обычный свидетель, который сказал бы просто «это было в среду, в восемь вечера».
– Расскажи мне про тот вечер с мамой. Кто был дома?
– Я и мамочка.
– А Мистер Смит? Крошка Банни? Папа или кто-то еще?
Вопрос про «кто-то еще» тоже был из стандартного набора. Предлагая ребенку список вариантов, «кого-то еще», «что-то еще» и «где-то еще» полагалось помещать в самом конце; иной порядок означал бы направление свидетеля.
– Мистер Смит и Крошка Банни, – подтвердила Ри. – Но только не папочка. Папочку я вижу днем, мамочку – вечером.
– Кто-то еще?
Ри нахмурилась.
– Вечернее время – для нас с мамой. Для девочек.
Ди-Ди чиркнула пару слов в блокнот.
– И что же вы с мамой делали? – спросила Марианна.
– Мы складывали пазлы. Я люблю пазлы.
– Какие пазлы?
– Ммм… сначала пазл с бабочкой, потом пазл с принцессой. Такой большой, почти на весь коврик. Вот только получалось плохо, потому что Мистер Смит ходил по пазлу и мешал, и мамочка сказала, что лучше сыграть во что-то еще.
– Ты любишь музыку?
Девочка моргнула от неожиданности.
– Да, люблю.
– Вы с мамой слушали музыку, пока складывали пазлы? Или, может, вы смотрели телевизор или слушали радио?
Ри покачала головой.
– Я люблю Тома Петти, – сказала она сухо, – но пазлы – это тихий час. – Она скривила гримаску, подражая, по-видимому, матери, и назидательным тоном, грозя пальчиком, произнесла: – Детям нужен тихий час. В тихий час мозги растут!
– Понятно, – отозвалась, кивая, Марианна. – Итак, в тихий час вы с мамой играли в пазлы. А что было потом?
– Обед.
– Обед? О, мне это нравится. Ты что больше всего любишь на обед?
– Макароны с сыром. А еще люблю сладких червячков, но их можно только на ланч, а на обед нельзя.
– Да, да, – согласилась Марианна. – Моя мама тоже не разрешала мне сладких червячков. И что же у вас было на обед?
– Макароны с сыром, – не задумываясь, выпалила Ри, – и с кусочками сосиски, и яблоки. Вообще-то я сосиски не очень люблю, но мамочка говорит, что мне нужен протеин, чтобы стать сильной. Так что если я хочу стать сильной, то должна есть их с макаронами, – с невеселым вздохом закончила она.
Ди-Ди снова взяла ручку. Рассказ Ри произвел на нее сильное впечатление, причем не только уровнем детализации, но и последовательностью, полным совпадением с тем, что она говорила утром в четверг. Последовательный свидетель – счастье для детектива. Четкое изложение событий первой половины вечера, разумеется, подкрепит доверие к показаниям девочки о событиях второй половины. В целом четырехлетняя Кларисса Джонс оказалась куда лучшим свидетелем, чем восемьдесят процентов взрослых, с которыми сталкивалась Ди-Ди.
– Что вы делали после обеда? – продолжала Марианна.
– Время для ванной! – пропела Ри.
– Время для ванной?
– Да! Мы с мамочкой вместе принимаем ванну. Вам надо знать, кто еще там был? – Похоже, Ри уже поняла, что интересует взрослую тетю.
– Расскажи.
– Конечно, не Мистер Смит, потому что он воду не любит, и не Крошка Банни, потому что она моется в стиральной машине. А вот Принцесса Уточка, Барби Марипоза и Барби Принцесса Островов всегда принимают ванну вместе с нами. Мама говорит, что мне можно брать с собой только троих, потому что иначе я потрачу всю горячую воду.
– Ясно. А что делала твоя мама?
– Мама моет свои волосы, потом моет мои, а потом кричит, что я пускаю слишком много мыла.
Марианна снова удивленно моргнула.
– Мне нравятся пузырьки, – объяснила Ри. – Но мама говорит, что мыло стоит денег и что я расходую его слишком много. Поэтому она кладет немного мыла в маленькую чашечку, но мне этого не хватает. У Барби много волос.
– Ри, если я скажу, что у меня голубые волосы, это будет правда или ложь?
Ри поняла, что с ней снова играют, улыбнулась и подняла большой палец.
– Это ложь, а в волшебной комнате мы говорим только правду.
– Очень хорошо. Отлично. Итак, вы с мамой в ванной, и вы потратили много мыла. Как ты чувствуешь себя в ванной?
Ри нахмурилась и недоуменно посмотрела на Марианну. Потом, наверное, вспомнила что-то, и лицо ее осветилось. Она подняла четыре пальца.
– Не понимаю.
Марианна кивнула.
– Правильно. Молодец. Попробую объяснить. Когда вы с мамой вместе принимаете душ, тебе это нравится или нет? Как ты себя чувствуешь?
– Мне нравится душ, – сказала Ри. – Не нравится, только когда мне моют волосы.
Марианна колебалась, и Ди-Ди чувствовала это. С одной стороны, в том, что мать и дочь вместе принимают душ, нет ничего особенного, ничего странного. С другой стороны, Марианна осталась бы без работы, если б у всех все было хорошо. В этой семье что-то определенно было не так. И их работа заключалась в том, чтобы помочь Ри сказать, что именно.
– А почему ты не любишь, когда тебе моют волосы? – спросила Марианна.
– Потому что они путаются. Знаете вообще-то они у меня не короткие. Когда мокрые, свисают аж до середины спины! И потом мамочка целых сто лет вымывает шампунь и возится с кондиционером, чтобы они снова не спутались. Вот почему мне мои волосы не очень нравятся. Лучше бы они были прямые, как у моей лучшей подружки Мими. – Ри огорченно вздохнула.
Марианна сочувственно улыбнулась.
– Что вы делали после душа?
– После душа мы вытираемся сухо-насухо. Потом идем в Большую Постель. Мамочка хочет, чтобы я рассказала, как у меня прошел день, а я ее щекочу.
– А где Большая Постель?
– В мамочкиной и папочкиной комнате. Мы всегда идем туда после ванной. Мистер Смит тоже запрыгивает на кровать, но я люблю бороться, а ему это не нравится.
– Ты любишь бороться?
– Да! – с гордостью объявила Ри. – Я сильная! Я столкнула мамочку на пол, и мне было так смешно! – Она вскинула руки, подражая, наверное, гимнастам. – Мамочка тоже смеялась. Мне нравится, когда она смеется… – грустно закончила девочка. – Может, мамочка разозлилась из-за того, что я столкнула ее с кровати? Она вроде бы и не разозлилась, но вдруг… Однажды в садике Оливия порвала мой рисунок, и я сказала, что не злюсь, но на самом деле разозлилась сильно-сильно. Целый день злилась! Как вы думаете, может, мамочка тоже на целый день разозлилась?
– Не знаю, милая, – честно ответила Марианна. – А потом, когда вы с мамой поборолись, что еще случилось?
Ри пожала плечами. Выглядела она усталой, измученной. Ди-Ди взглянула на часы. Разговор продолжался уже сорок четыре минуты, что в два с лишним раза превышало запланированное время.
– Потом… баиньки, – пробормотала девочка. – Мы надели пижамки…
– Какая у тебя пижамка?
– У меня зеленая, с Ариэль.
– А у твоей мамы?
– У нее пурпурная. Очень длинная, почти до коленей.
Ди-Ди сделала очередную пометку в блокноте – еще одна деталь, которую можно подтвердить, учитывая, что в стиральной машине нашли именно пурпурную сорочку.
– Так… А потом?
– Я почистила зубки и сходила пи-пи. Две сказки и песенка. Мамочка спела «Пафф, Волшебный Дракон»… Я устала, – заявила она с капризной ноткой. – Больше не хочу. Мы закончили?
– Почти, милая. Ты очень хорошо потрудилась. Еще несколько вопросов, а потом можешь спросить у меня все, что хочешь. Ты бы хотела? Задать мне вопрос?..
Ри молча посмотрела на Марианну, потом нетерпеливо выдохнула и кивнула. Теперь она снова стала девочкой с игрушкой на коленях. И снова затеребила заячьи уши.
– Что делала твоя мама после того, как уложила тебя в постель?
– Не понимаю.
– Она выключила свет, закрыла дверь, что еще? Как ты спала? Можешь описать свою комнату?
– У меня есть ночник, – тихо сказала девочка. – Мне еще нет пяти. Когда ребенку четыре, он спит с ночным светом. Может, когда я буду ездить на школьном автобусе… Но я еще не езжу на школьном автобусе, поэтому сплю со светом. А дверь закрыта. Мамочка всегда ее закрывает. Говорит, что у меня легкий сон.
– Итак, дверь закрыта, ночник включен. Что еще есть у тебя в комнате?
– Крошка Банни, что же еще. И Мистер Смит. Он всегда спит на моей кроватке, потому что я ложусь самая первая, а кошки большие любители поспать.
– Что-нибудь еще помогает тебе уснуть? Музыка, увлажнитель, что-нибудь?
Ри покачала головой:
– Не-а.
– Как зовут моего кота?
Ри хитро усмехнулась.
– Не знаю.
– Хорошо. Если бы я сказала, что эти стулья синие, это была бы правда или ложь?
– Нееет! Стулья красные!
– Правильно. И в волшебной комнате мы говорим только правду, так?
Ри кивнула, но Ди-Ди заметила, что девочка снова напряглась.
Марианна все кружила. Кружила, кружила…
– Ты оставалась в постели или, может быть, вставала? Сделать пи-пи или заглянуть к маме?
Ри покачала головой, но на Марианну она уже не смотрела.
– Что делала твоя мама после того, как ты легла спать? – мягко спросила психолог.
– Мамочке надо делать домашнюю работу. Проверять тетрадки. – Взгляд девочки ушел в сторону. – Ну, я так думаю.
– Ты слышала какой-нибудь шум внизу? Может быть, телевизор или радио? Или мамины шаги? Или что-то еще?
– Слышала чайник, – прошептала Ри.
– Ты слышала чайник?
– Он свистел. На плите. Мамочка любит чай. Мы иногда устраиваем чаепития, и она печет настоящий яблочный пирог. – Голос ее изменился, и сама она казалась тенью себя недавней.
Ди-Ди посмотрела на Джейсона Джонса. Он сидел по-прежнему неподвижно, но черты лица заострились. Да, они выходили на цель.
– Что ты слышала после чайника?
– Шаги.
– Шаги?
– Да. Только… неправильные. Громкие. Сердитые. Сердитые шаги на лестнице. Ох-ох, папочка злится.
Джейсон вздрогнул во второй раз. Ди-Ди видела, как он закрыл глаза, сглотнул, но не произнес ни слова.
В комнате для допросов Марианна тоже сохраняла спокойствие. Пауза затягивалась, и она не вмешивалась. Внезапно Ри заговорила снова, раскачиваясь, теребя уши своей игрушки:
– Что-то упало. Разбилось. Я слышала, но не встала. Не хотела вылезать из постельки. Мистер Смит спрыгнул с кровати и стоял возле двери, но я осталась. Я держала Крошку Банни. Говорила ей, что нам нельзя шуметь. Что нам надо сидеть тихонько.
Секунду девочка молчала, а потом заговорила тихим, высоким голосом:
– Пожалуйста, не делай этого. Пожалуйста, не делай этого. Я не скажу. Можешь мне поверить. Никогда не скажу. Я люблю тебя. Я все еще тебя люблю…
Она подняла голову, и Ди-Ди могла бы поклясться, что девочка смотрит через одностороннее стекло на своего отца.
– Мамочка сказала: «Я все еще тебя люблю». Мамочка сказала: «Не делай этого». Потом что-то разбилось, и я больше не слушала. Я закрыла Крошке Банни уши и, правда, я ничего больше не слышала. И не вставала, правда-правда. Пожалуйста, поверьте мне. Я не вставала.
Она помолчала и секунд через десять, когда Марианна ничего не произнесла, спросила:
– Это всё? Где мой папа? Я больше не хочу быть в волшебной комнате. Я хочу домой.
– Это всё. – Марианна ласково погладила ее по руке. – Ты очень смелая девочка. Спасибо, что поговорила со мной.
Ри едва заметно кивнула. Глаза у нее остекленели, пятьдесят минут разговора совершенно ее вымотали. Поднимаясь, она пошатнулась, и Марианна придержала девочку за плечо.
В комнате для наблюдения Джейсон уже отодвинулся от стены. Миллер первым подошел к двери, открыл, и из коридора хлынул яркий флуоресцентный свет.
– Мисс Марианна? – донесся из комнаты для допросов голос Ри.
– Да, милая?
– Вы сказали, что я могу спросить…
– Верно. Сказала. Хочешь задать мне какой-то вопрос? Спрашивай что хочешь. – Марианна уже поднялась и теперь опустилась перед девочкой на корточки, чтобы оказаться с ней на одном уровне. Микрофон она уже сняла, приемник свисал на шнуре с пальца.
– Ваша мама уходила, когда вам было четыре годика?
Марианна убрала со щеки Ри каштановый завиток.
– Нет, милая, когда мне было четыре, моя мама не уходила.
Ри кивнула.
– Вы счастливая.
Выйдя из комнаты, она заметила стоящего в коридоре отца и бросилась в его объятия.
Они долго стояли, обнявшись. Четырехлетняя девочка крепко обхватила отца тоненькими, как тростинка, руками, и Ди-Ди слышала, как он шепчет ей что-то, бережно поглаживая по дрожащей спинке.
Она могла понять, что Кларисса Джонс одинаково сильно любит обоих своих родителей. И не в первый раз спрашивала себя, почему столь многим родителям бывает недостаточно такой вот полной, безоговорочной любви их ребенка.
Они собрались минут через десять после того, как Марианна уже проводила Джейсона и Ри из здания. Каждый из троих высказал свое мнение.
– В ночь со среды в дом кто-то вошел, – начал Миллер. – Очевидно, у него вышел спор с Сандрой. Малышка Ри думает, что это был ее отец. С ее стороны это, конечно, только предположение. Она услышала шаги и решила, что отец вернулся с работы.
Ди-Ди уже качала головой:
– Она не все нам сказала.