#Меня зовут Лис Виксен Ли
– В этом и беда. – Атос приложил палец к своему виску. – Ты делишь все сведения на важные и бесполезные. Ты запоминаешь только то, что, как тебе кажется, может пригодиться. Это расслабляет твой разум, и ты перестаешь управлять собственной памятью.
– По-твоему, если запоминать все мелочи, это поможет мне в бою? – Я вроде бы начала улавливать его мысль, но от обидной правды лишь больше хотелось поспорить.
– Конечно. Запоминай каждую деталь, каждую травинку. Поворот тропы, узор на рукаве, трещину в миске. Запоминай, и твоя память станет шире. Она позволит запоминать больше движений, больше атак в битве. Она начнет управлять телом, а не наоборот. Каждая хозяйка зажиточного дома упражняет свою память лучше, чем ты. Она идет на базар и помнит, что у одной торговки молоко всегда несвежее, а хлеб надо брать именно этот, у которого корочка твердая. Ты сочла бы эти сведения глупостью, но именно они позволяют ей расширить память и выучить красивые мелодии, – он не удержался от легкой улыбки. – Чтобы сыграть их на клавесине, например.
Я покачала головой. Иногда Атос любил поумничать.
– А ты сам? Думаешь, твоя память так хороша? Например, когда мы в первый раз встретились?
– Когда я ссорился с Аусси по поводу его перехода в нашу армию. Я оставил барда у шатра и пошел узнать о поставке продовольствия. С дороги я случайно столкнул мелкого паренька в странном шлеме. Ладно, вставай – начнем тренировать твою память прямо сейчас.
Я поднялась и почему-то почувствовала, что краснею. Он помнил. И это показалось мне безумно важным.
Мы стояли у распутья. Впереди перед нами лежала широкая дорога, мощенная тяжелыми серыми плитами, а направо уходило несколько мелких тропок. Погода все-таки испортилась (к радости крестьян, наверное). Дул сильный ветер, грозящий за пару дней набрать ураганную силу.
– Сейчас у нас небогатый выбор – мы можем двинуться ближе к морю и идти рыбацкими поселками, но при этом заложим нехилый крюк. Или же идти напрямую, но на пути у нас город Штольц.
– Серебрянный Штольц, – удивилась я. С географией у меня всегда было плохо, это отмечал даже старый лорд, иногда посещавший уроки. Но я была уверена, что этот город мы оставили далеко на западе. Интересно…
– Он самый.
Взглянув на Атоса, я поняла, что ему совсем не хотелось появляться в больших городах, где его могли узнать. Но у меня были свои причины.
– Разве это не северная столица оружейного дела и мастеров по броне? – Он кивнул. – Помнишь, мы договаривались с Хиалом-монстром о том, что в обмен на «спасение девушек» местный кузнец выкует мне броню. Ну вот – броня мне все еще нужна.
– Я и так тебя кормлю за свой счет, – со смехом ответил Атос. – Теперь я должен тебе еще и броню покупать?
– Я сама заработаю. – Его ответ уязвил меня, и он это знал.
– Как, неужели решила сыграть на…
– Даже не начинай!
– Я не уверен, найдем ли мы для тебя…
– Умоляю!
– На худой конец, бубен, не клавесин, конечно.
Я в сердцах швырнула в него мелким камнем с дороги, но он увернулся и только рассмеялся.
– Неужели для мечника не найдется работы в крупном городе?
– Допустим. Но броню тебе в один день не выкуют, даже на переработку имеющегося образца уйдет неделя в лучшем случае.
– Ну а мы куда-то спешим? Башня-то не исчезнет за неделю. Я никогда не бывала на севере, Атос.
Он задумался. Порыв ветра растрепал его волосы, откинув их со лба. Почему-то мне захотелось вернуть их на место, и даже рука дернулась, но я вовремя остановила себя.
– Хорошо. Делаем броню и идем дальше.
Я едва не затанцевала от радости. А волосы на лоб Атос вернул сам.
Серебряный Штольц – город, получивший свое название из-за огромного количества серебряных и золотых дел мастеров, составляющих основную массу местных жителей. Так как серебра в этих краях было больше чем где-либо, то и ремесленников, работающих с ним, тут оказалось в достатке. Разумеется, на время войны город хоть и сохранял свое название, но производимый в нем товар сильно изменился. Мечи, кинжалы, алебарды и топоры, броня и шлемы, – все это расползалось по Королевству из Штольца со скоростью заразы.
Местные мастера умело работали не только с мягкими металлами, сталь и различные сплавы также были в ходу. Оружие, выходившее из Штольца, считалось самым лучшим в нашей стране – это знали все.
Однажды к нам в замок заезжал друг лорда, старый раздутый петух в серебряной броне. Металл так чудно светился на солнце, что я была очарована доспехом целую неделю. И нашему учителю по бою пришлось, наверное, в течение месяца заверять меня и юного мастера, что серебро не годится для настоящего боя и вряд ли сможет служить надежной защитой.
Нет, серебряной брони мне уже не хотелось.
Мы вошли в город в сумерках. Серебряный Штольц сильно отличался от южных городов, где я бывала, и уж конечно был несравнимо прекраснее всех горных деревень на свете. Дома здесь, высотой в три, а иногда четыре этажа были покрыты белейшей штукатуркой, а углы и проемы обрамляли балки красного и коричневого дерева. Крыши были сплошь черепичные. А дорога под ногами, думаю, мало отличалась от столичной. Отличный камень, отшлифованный сотнями ног.
На нас тут не смотрели как на диковинку, все были слишком заняты своими делами. Люди в опрятных одеждах: женщины в чепцах, мужчины в суконных камзолах. После сел Хаурака я словно попала в высший свет, и мне вдруг стало неловко за свою испачканную одежду и растрепанные волосы. Атос, судя по всему, испытывал то же самое чувство, но ни за что не признался бы в этом, даже самому себе.
Внезапно мирно шедшие люди побежали, послышались крики. Идиллия тихого вечера взорвалась женским визгом и мужской руганью. Атос встал передо мной, и его рука легла на рукоять меча. Однако его тревога оказалась напрасной, на нас не обращали внимания – все люди бежали в одном направлении. Откуда-то из-за зданий валил черный плотный дым.
– Пожар, – сказал Атос, снимая руку с меча. – Беда крупных городов. Пойдем, я знаю тут неплохую гостиницу.
Здание оказалось в паре кварталов, и это бурое и замшелое строение я бы никогда не назвала «гостиницей». Снаружи дом сильно отличался от однотипных бело-штукатуренных домиков. Деревянный терем с грубой отделкой в два этажа. Окна были покрыты копотью, и я внутренне содрогнулась. Атос каким-то образом почувствовал мою неприязнь и улыбнулся:
– Может, снаружи и внутри неказисто, но это лучшее место для наемников и бродяг, ищущих работу. Недорого, сытно, можно услышать слухи и получить заказ на работу. Такие места есть в каждом городе. Если ты не собираешься последовать советам Гардио и обзавестись малышами, тебе стоит запоминать такие логова.
Мне было нечего ответить, и мы вошли в «гостиницу». Изнутри она была еще гаже, чем снаружи. Может, поэтому посетителей там не было совсем. Стол неспешными движениями протирал сухой старик с длинной бородой и печальными блеклыми глазами. Он указал нам на стол у мутного окна и подошел принимать заказ.
– Привет, Кристофер. Как твои дела? – Похоже, что Атос и хозяин неплохо знали друг друга.
– Не очень. Но богам душу пока не отдал. Накопил денег и отправил старшего сына в Ларгориум, изучать науки. Глядишь, будет толк. – Кристофер говорил усталым и безжизненным голосом. Так обычно выглядят люди, которым все осточертело, но изменять они свою жизнь все равно не намерены.
– Добро. Но что-то у тебя пусто сегодня.
– Так пожар. Все убежали к приюту Фриоса. Уже шестой на этой неделе.
Атос пропустил столь интересные новости мимо ушей.
– Что насчет работы, Кристофер?
– Не сезон. – Владелец гостиницы задумался. – Можно податься к купцам в телохранители, место-другое там всегда есть. Но там же полугодичные контракты, а ты никогда не любил задерживаться надолго в Штольце. Ну и, разумеется, охота.
– Охота? В лесу с собаками? – Уже задав вопрос, я поняла, что выгляжу круглой дурой в глазах обоих мужчин. Мне не привыкать…
– Охота, моя дорогая, это поиск преступников. А у нас сейчас крупный лов – ищут поджигателя.
Атос указал за окно, и Кристофер кивнул.
– Проклятый «любитель погорячее» спалил уже шесть зданий за шесть дней. Неуловимый, как сам Войя. И главное, запаливает всё сплошь приюты, библиотеку, монастырь, церковь, школу. Как будто какой-то больной ублюдок решил изнасиловать разом все общественные устои. – Старик вздохнул.
Мы поужинали в молчании сваренными в молоке овощами и поднялись на второй этаж.
– Спокойной ночи. – Атос произнес эти слова как-то неловко. И до меня только дошло, что он заказал две разные комнаты, хотя это было дороже, чем одна. Все время, что мы были в путешествии, мы просто желали друг другу спокойной ночи, и каждый отворачивался от затухающего костра. Но город и общество диктуют иные правила поведения.
В горах мы были друзьями и приятелями, напарниками в битве, учителем и ученицей. Но в Штольце мы внезапно превратились просто в молодого парня и девушку, которым аморально спать в одной комнате.
Вся эта правда обрушилась на меня, как холодный душ. Я пробормотала что-то невнятное и ушла в свою комнату. Спать на кровати я почему-то не могла. Устроилась на полу и представила, что я снова под открытым небом.
#Бусина десятая
Погода продолжала портиться, и с утра зарядил мерзостный дождь, больше похожий на мокрую пыль. Мне хотелось подышать воздухом, Атос же не пожелал мокнуть, поэтому остался в гостинице, и я отправилась на прогулку одна. Правда, у меня был свой интерес: мне хотелось послушать, что говорят в городе о пожарах. Если я всерьез намерена заработать на броню, мне требовалось пойти туда, где всегда кипит жизнь – вне зависимости от дождей и пожаров, – на базар.
Торговая площадь Штольца была на удивление маленькой для такого города. Народу в утренний час было немного. Ночью шел ливень, да и сейчас дождь образовывал лужицы, собиравшиеся в углублениях между камней мостовой. Рыночники, расхваливающие свой товар, то и дело вступали ногами в эти водные ямы, окатывая покупателей брызгами.
Разнообразием товаров Штольц похвастаться не мог. Большую часть лотков и стеллажей занимали металлические изделия. Оружие, броня, украшения, посуда, даже детские игрушки. Безусловно, я нигде раньше не видела такой искусной гравировки, точеных линий сабель, красивого цвета выплавки, но каких-либо продуктов, простой еды я что-то на лотках не заметила. Вспоминая южные рынки, я ожидала увидеть мешки с пряностями и связками трав-приправ, огромные прилавки с мясом и птицей, молочные бидоны, свежую выпечку, распространяющую такой аромат, что текли слюнки. Но все это оставалось в воспоминаниях. Наконец я набрела на пару лоточников, что продавали муку и крупы, еще двое – живых поросят. И все. «Где же, Войя побери, жители Штольца берут еду?» – мелькнула у меня мысль.
Однако целью моего визита было не желание купить пропитание, а слухи. И в этом мне повезло. Посреди базара стоял глашатай, с выражением смертной скуки читавший с промокшего листа последние новости. По традициям Королевства статус городского глашатая был довольно престижным – нужно было собирать новости у путешественников и чужестранцев, узнавать самые интересные сплетни, обмениваться голубиной почтой с соседними городами. Обычно глашатаи не состояли на особой службе, их кормил, как мог, город, ведь такие люди все равно ему нужны.
«Сплетни – это хлеб для голодных до новостей барышень», – говорил когда-то давно человек, звавший себя моим отцом.
Перед глашатаем Штольца лежала помятая шляпа, и несмотря на то, что утро лишь началось, а народу на площади было совсем немного, кто-то подбросил городским «ушам» пару оллов. Однако заработок, видимо, не радовал глашатая, его голос звучал как из глубокого колодца, а взгляд смотрел сквозь толпу неприветливо, если не злобно.
– …по пожарам это все. Если будут еще известия, я выйду днем, господа.
Я мысленно выругалась. Те известия, которые были важны для меня, глашатай уже отчитал. Ну что ж, он скоро закончит выступление, и надо надеяться, мне удастся узнать у него о пожарах.
– Новости с побережья: в Ларосс прибыла партия тончайшей шерсти с Симма. Качество высокое, так же, как и цена. На мой взгляд, она даже завышена – за три оборота они дерут по сотне оллов. Западные вести: в Кармаке открыт набор на обучение офицерского состава для личной гвардии Совета мудрецов. В течение трех месяцев они ждут юношей от двенадцати до двадцати лет, крепкого телосложения, с покорным нравом и интересом к военной службе.
Толстушка, покупавшая муку, при этих словах встрепенулась, однако глашатай ее осадил:
– Нет, Марта. Роббина не возьмут, он слишком толст для Кармака. Новости с юга: по последним вестям у Переправы Черной гончей произошла самая кровопролитная за последние годы битва. Число убитых идет на тысячи.
Мне показалось, что подо мной пошатнулась мостовая. Битва на юге. Легионы! Однако жители Штольца словно и не слышали этой новости и продолжили заниматься своими делами. Лишь одна я стояла пораженная количеством убитых – тысячи человек. Северяне совсем забыли, что такое война, их не интересовали междоусобицы южных князей. Им было плевать, кто будет править страной, пока те проливали кровь легионов на юге.
– Как я слышал, столкнулись четыре претендента на престол. Кто это был точно, скажу через неделю. Если только и мой дом не спалят. – По толпе прокатились мрачные смешки. – Наибольший урон понес один из шести участвующих легионов. Оказался зажат между рекой и тремя противниками: этих глупых солдат попросту либо резали, либо топили.
У меня начали подрагивать пальцы – верный признак приступа ярости. Где-то там гибли люди, а этот дурак насмехался над ними. Там могла быть и Роза. Кто знает, сколько моих друзей могло погибнуть у Переправы Черной гончей?
– В общем-то пока все. И я и вправду рекомендую съездить за шерстью в Ларосс. – Глашатай начал собирать деньги из своей шляпы, а я подошла к нему, не решаясь задать вопрос. Все мысли о поджогах вылетели из головы. Мне хотелось узнать лишь об Алой Розе. Участвовала ли она в той битве, скольких потеряли, и как получилось, что битва принесла столько смертей.
Но мне не хватило смелости. Бросив на меня презрительный взгляд, глашатай удалился, прихватив свою мокрую шляпу и нахлобучив ее на оттопыренные уши. Что измениться, даже если я узнаю о том, что случилось с легионом? Смогу ли я им помочь? Захочу ли я это делать? Я вычеркнула эту страницу из истории своей жизни. Атос – другое дело. Я видела, как он, задумавшись, может произнести одними губами имя Алайлы или Крамера. Замечала, как он чертил в пыли планы былых битв. Для меня легион был в прошлом, но для него – нет. Если я расскажу ему эти слухи – не потеряю ли я моего крайнийца? Скорее всего, мне придется идти к Белой башне в одиночестве. А ведь это всего лишь слухи. Может, Алой Розы и не было у злосчастной переправы.
Наконец я решила – расскажу Атосу об этих новостях, как только мы закончим с башней. Пусть выясняет, что произошло, но потом. Вероятно, к тому времени я буду либо мертва, либо счастлива. Это решение меня немного успокоило. Разве могла я догадаться, что последующие события начисто вытеснят у меня из головы утренние сплетни на рынке Штольца.
Когда я вернулась к гостинице, мой друг уже стоял снаружи. Словно исполинский голем он возвышался над небольшой дверцей. Вид у него был словно он что-то задумал.
– С утра, пока ты гуляла, я пообщался с Кристофером и узнал подробности, – поделился Атос. – Насчет поджогов и прочего.
– С чего ты взял, что я буду зарабатывать охотой? – как можно более невозмутимо ответила я. – Может, я найду более простое задание.
– Брось. Поджоги приютов и церквей? Ты не пройдешь мимо, мой маленький поборник справедливости.
– Это Гардио был поборником, – нахохлилась я. – А я приспешник высокомерного крайнийца. Выкладывай, что узнал.
Мы остановились на маленькой площади, на которую выходили фасады четырех домов. Посредине примерно метра на полтора от земли возвышался фонтан, изображающий русалку. Довольно часто встречающийся фонтанный персонаж. Мой взгляд остановился на ее огромной груди. Мужчины-ремесленники, ну что с них взять…
– За поимку поджигателя объявлена награда в пять сотен оллов, на броню тебе хватит с лихвой. Но надо, чтобы поджигатель сознался – иначе все добропорядочные граждане начали бы доносить друг на друга. И еще кое-что. Сейчас главная подозреваемая – женщина-ока, которая пришла в город шесть дней назад.
Я отвлеклась от русалки и взглянула на Атоса.
– Да, Лис. Та самая, которую ты видела в горах. Ока здесь редкость, она успела лишь погадать паре женщин, но сразу после первого пожара исчезла. Собственно, это единственная причина для подозрений. Ты сама видела, что ворота охраняются – поэтому известно, что город она не покидала.
– А что ты сам думаешь?
– Важно, что думают другие. Сейчас все охотники прочесывают трущобы. Истинное место для отребья, вроде ока. Но другие охотники, в отличие от меня, не знают, как хитер и изворотлив этот народец.
Я скрестила руки на груди, нетерпимость к ока в Атосе из милого недостатка в моих глазах превращалась в отвратительнейший изъян.
– И где ты намерен искать «преступницу»?
– Там, где не подумал бы искать никто другой. Но я хочу услышать твои предложения.
Я задумалась. Вся эта история с ненавистью к ока, которую эта женщина несла за собой, как шлейф, из горной деревни в процветающий город. Чувство зверя, затравленного и забитого, озирающегося в поисках приюта, – о, это чувство было мне знакомо как никому другому. Во мне проснулось новое желание: я хотела начать охоту, чтобы спасти зверя от ловца.
– Я знаю то, чего не знает никто другой в городе, – тихо сказала я. – Включая тебя. С женщиной ока был ребенок. И если она хотя бы на десятую часть женщина, а не демон, каким ты ее рисуешь, она будет искать спасения именно ради ребенка.
Губы Атоса сжались в тонкую линию, точный признак того, что он сердится. Но мой друг молчал, позволяя мне продолжить.
– Мы знаем, что женщина с ребенком, обвиняемая в страшном преступлении, ищет спасения. Кто ее примет? Не трущобы, это ясно – там свои законы, но укрывать ее, рискуя своей шкурой, никто не будет. Ремесленники? Никто в городе с ней не свяжется, себе дороже. В этом деле помогут только женское сострадание и взаимовыручка. Это единственный шанс для ока. В Штольце есть женский монастырь?
– Ха! – Атос улыбнулся, словно подловил меня на чем-то. – Есть. Монастырь Святейшей Сефирь. Его сожгли первым. Монахини сейчас ютятся в уцелевшем левом крыле здания. Ты думаешь, они бы стали прощать того, кто разрушил их храм?
– О, Атос. Как плохо ты знаешь женщин. – Теперь уже я позволила себе улыбнуться. – Показывай дорогу.
Сгоревший монастырь представлял собой мрачное и гнетущее зрелище. Обломанные зубцы некогда белых башен торчали, словно гнилые зубы изо рта бродяги. С пасмурного неба на пепелище сыпал все тот же моросящий дождь.
Пострадали не только стены, но и, видимо, обширный сад монахинь. То тут, то там из земли печально тянули к небу ветви обгорелые деревья. Земля была истоптана – наверное, теми, кто пришел тушить пожар. Я присела около размолотой в грязь клумбы и сорвала с полусломаной веточки землянику. Подняв ягоду двумя пальцами, я взглянула сквозь нее на солнечный диск, проглядывающий сквозь плотные тучи.
– Чем обязаны? – Около нас бесшумно возникла женщина той породы, возраст которой не определить. После тридцати они впадают в безвременье. Бесцветные волосы, уложенные в две косы, затейливый головной убор, характерный для дочерей Сефири, серый, как и накидка из толстой шерсти.
– Мы ищем тех, кто сделал это. – Атос рукой указал на уничтоженный монастырь.
– Все ищут. Мы ищем, горожане ищут. Что толку. – Женщина вздохнула.
Я поднялась с корточек, зажав земляничину в кулаке.
– Мое почтение, мать-настоятельница.
Статус женщины выдало серебряное шитье на рукавах.
– Девушка-охотница? – Монахиня покачала головой, окинув меня взглядом. – И куда катится этот мир.
– Насколько я помню, Сефирь и самой был не чужд путь меча. Когда ее солнценосного брата схватили враги, именно она возглавила армию против демонов. В мужской одежде, остриженная и с мечом.
Я заметила, что Атос заинтересовался беседой. Настоятельница же сомкнула ладони, слегка прижав их к себе, затем слегка наклонила голову.
– Выдающиеся познания в нашей вере.
– Позвольте мне пройти на территорию монастыря и поговорить с вами. – Я сложила руки в таком же жесте и тоже наклонила голову. Атос наблюдал за нами, как за диковинными птицами.
– Мужчинам к нам нельзя…
– О, я подожду здесь. – Свою досаду мой друг скрыл плохо.
Мы прошли мимо обгорелого остова монастыря к уцелевшему крылу. Постройка была явно хозяйственной, предназначенной для хранения, а не жилья. Ее уродство, вероятно, ранее скрывал белый фасад монастыря. Теперь же грубый песчаник торчал из обгоревших стен, дополняя собой жуткую картину.
Пока мы шли к временному жилищу монахинь, мать-настоятельница представилась Клэррис, тринадцатой из местных Первых дочерей. Я представилась в ответ, и мое имя, похоже, не удивило ее:
– Так откуда такая осведомленность, Лис?
– Моя родная тетка сделала что-то ужасное в молодости. Что именно – в семье никогда не обсуждалось, но это черным пятном легло на мою семью, – удивительно было говорить абсолютную правду после двух лет постоянной лжи. – Моя мать всю жизнь замаливала этот грех в ближайшей церкви Сефирь. Я почти полдетства провела на службах между дочерьми Светлейшей. А истории о ее жизни всегда были лучшей сказкой на ночь.
Мы подошли к песчаной стене, за поворотом оказался вход в убежище. Под дождем пара монахинь кормили цыплят.
– Вы с юга, – отметила Клэррис, открывая передо мной грубую дубовую дверь, ведущую внутрь строения. – Это заметно по голосу и манерам. Что привело вас на север?
– Гонюсь за мечтой. – И вновь я сказала правду. Больше объяснений не потребовалось.
Мы вошли на кухню, где, несмотря на нищету, было удивительно чисто, а в воздухе витали приятные ароматы. Было ясно, что раньше помещение не имело отношения к готовке. Но даже самодельный очаг выглядел вполне уместным. Настоятельница по традициям Дочерей разлила в маленькие чашки без ручек чай с сильным ароматом вербены и можжевельника. Я отпила, и блаженное тепло впервые за утро разлилось по телу.
– Я не хочу притворяться, Клэррис, – начала я говорить прямо, стараясь не напугать женщину. – Я знаю, что в монастыре прячется женщина ока. Я хочу ее повидать.
– Какие глупости. Ока подозревают в поджогах, в том числе и нашего любимого дома. Стали бы мы ее прятать?
А лгунья из настоятельницы получше, чем из меня. Пока она отвечала, у нее не дрогнул ни один мускул на лице. Глаза не забегали, а бледные скулы не покрылись румянцем. Железная выдержка.
– Я не враг ей.
– А разве есть у нее в городе друзья? Говорят, ей самой готовят костер, ярче, чем все наши пожары. – Клэррис вздохнула и потерла глаза. Я только сейчас заметила, что она гораздо моложе, чем я думала. Просто очень сильно уставшая молодая женщина. Неудивительно: быть ответственной за монахинь, когда не знаешь, где жить и что есть – испытание не из легких.
– Лис, я сказала все, что знала. Ока у нас нет. Думаю, вам стоит покинуть нашу обитель.
– Хорошо. – Я кивнула и направилась к двери. У выхода я развернулась. – Только еще одно. Здоров ли малыш?
– Он простужен, – отозвалась монахиня и тут же застыла как статуя, глядя на меня пронзительным взглядом серых глаз.
Молчание затянулось. Наконец женщина поставила чашку на стол:
– Мы не отдадим ни ее, ни мальчика толпе. Сейчас все в Штольце жаждут крови, и никого не интересует истина. Не будет ни суда, ни расследования – только костер. Дочери Сефирь помогают гонимым и брошенным, даже если те виновны…
– Даже?
– Я не верю в виновность ока, – твердо сказала Клэррис, и в голосе ее прозвучали стальные нотки, благодаря которым она, наверное, и стала руководить целым монастырем.
– Настоятельница, тех слов, что вы сейчас сказали, мне бы хватило, чтобы привести сюда десятки охотников и проверить здание сверху донизу. – Клэррис напряглась, словно лань, готовящаяся к прыжку. – Но у меня нет такой цели. Я хочу поговорить с ока. Хочу сама убедиться в ее невиновности и, если получится, помочь.
– Откуда вы узнали про ребенка? Никто не знал…
– Мы шли, на день отставая от этой парочки, с гор Хаурака. Я и мой спутник. – Я вспомнила об Атосе, мокнущем под дождем и проклинающем меня, и улыбнулась.
– Чем вы можете доказать, что не причините им вреда? У вас оружие. – Голос Клэррис все-таки дрогнул. Но я все равно была в восхищении: неподдельная отвага – так защищать потенциальных преступников из чистого милосердия.
– Я не могу доказать ничем, – спокойно сказала я, пожав плечами. – Но вы можете мне поверить.
Настоятельница подумала с минуту и, прикусив нижнюю губу, беспокойно кивнула, а затем рукой указала на еще одну дверь на кухне. Мы направились из светлого помещения в темный коридор, и какое-то время я просто шла на ощупь, петляя, словно в узких туннелях подземелья. Наконец мы вышли в маленькую каморку.
На лежанке в углу сидела женщина ока. На носу ее красовались очки, а сама она листала толстый фолиант. Я не сразу заметила, но в ее ногах примостился, как котенок, темнокожий мальчик. Сон его был беспокойным, кажется, у него был жар.
Ока сразу заметила, что Клэррис явилась не одна. Она не сводила с меня взгляда, но тот не казался мне настороженным или испуганным. Нет, спокойные глубоко фиолетового цвета глаза разглядывали меня с любопытством. А мои – ее. Если у крайнийцев черты лица были крупными – как нос-клюв Атоса или его пухлые губы, то у заокраинцев они были просто огромными. На лице ока каким-то чудесным образом умещались обрамленные густыми ресницами, чуть навыкате, глаза, приплюснутый нос с широкими ноздрями, красиво изогнутые губы.
– Дэвочка-воин из дэрэвни гор, – произнесла ока. Говорила она со странным, царапающим слух акцентом. Впрочем, ее голос – глубокий, звучный и низкий – несколько смягчал неприязнь. Мне почудилось, что я слышала его раньше, но я так и не вспомнила, где же именно.
– Я Лис, – решила представиться я.
– Извэль.
– Вы умеете читать? – Настоятельница, наблюдая за нашим разговором, отошла в тень и стояла молча, скрестив на плоской груди тонкие руки.
– А почэму бы и нэт? Это нэмногое, что уцэлело от мэстной библиотэки. Все сгорэло…
– И это сделали не вы, Извель?
Ока подняла голову и взглянула мне прямо в глаза. Она произнесла очень четко и внятно:
– Жэчь книги – прэступлэние похуже многих. Я грэшна, но не настолько.
– Я хочу вам помочь. – Я подошла к лежанке. – Но для этого мне надо знать все, что знаете вы. Возможно, ответ на то, кто настоящий преступник, лежит на поверхности.
– Я знаю, кто он, – с легким недоумением пожала плечами Извель. – Но ты его нэ найдешь, дэвочка-Лис. Если он нэ захочет – нэ найдешь.
Конечно, верилось с трудом, что ответ был так очевиден для нее. Но я решила подойти к вопросу издалека и потихоньку вытянуть ответ:
– Что вы делали, когда пришли в город?
– Я шла своэй тропой вмэсте с Кимом. – Она погладила спящего мальчика. – Пришла в город, погадала нэскольким лэди, все как всэгда. А затэм сгорел монастырь, и всэ ополчились на нас.
– Но кому нужен был пожар? Глаза ока недобро сверкнули.
– Тому, кому нужэн хаос. Смятэние и нэнависть. Всэ чэловеческие чувства. – Для безграмотной гадалки ее речь была просто пугающе правильной и насыщенной. – Кому-то нужна кровь и жэртвы.
Она помолчала, а потом вдруг взяла меня за левую руку. Ее рука, с виду неприятная, с узловатыми суставами и неровными пальцами, на ощупь оказалась очень нежной:
– Скажи мне, дэвочка-Лис – много ли ты путэшествовала со своим огромным другом?
Так, Атоса ока тоже помнила по деревне. Ответить я не успела.
– Знаэшь ли ты что-нибудь о сущэствах, которые собирают людское оружиэ?
Кровь отлила разом от головы, рук, да и от ног тоже. Я покачнулась и села рядом с Извель. Видимо, этого ответа и ждала гадалка.
– Ты оказалась здэсь не случайно. Тебя, как и мэня с Кимом, затянуло в жэрнова судьбы.
– Откуда…
– Ты видэла его в дэревне, Лис’енок. – В ее устах мягкое слово прозвучало как «лисйонок», но мне почему-то не стало противно такое обращение с ее стороны. – Мужчина, купивший инструмэнт убийства. Я пошла за ним на свою бэду. Я слэдила, хотэла понять его мотивы. Но он замэтил слэжку и растворился в городэ. А затэм начались пожары. О, много-много оружия, обагренного кровью, он купит, если начнутся бунты и линчэвания.
– Расскажи мне о тех, кто скупает оружие… – прошептала я. Она в ответ приложила палец к моим губам.
– Ты поможэшь мнэ, Лис’енок. Ты найдешь истинного поджигателя. А я расскажу, что знаю. – Она вдруг вздрогнула. – Но врэмени мало. Торопись, скоро кровь нэвинных хлынет на мостовую Штольца.
Монахиня в углу истово начала читать молитву своей Святой. Мне тоже стало не по себе. Что ж, сделка была предложена честная.
– Он не человек? – спросила я, хотя была уверена в ответе.
– Дажэ нэ близко, – ответила Извель. Затем она протянула раскрытую ладонь, и я подумала, что она требует платы как все гадалки за предсказания. – Ким очэнь любит зэмлянику, я хочу порадовать его.
Ягоду, которую я продолжала держать в кулаке с самой улицы, никто не видел. Да я и сама забыла про нее. Ока была самым мистическим существом, которое я встречала на своем пути, – и теперь моей задачей стало спасти ее и убить монстра. Еще одного монстра по дороге к моей Белой башне.
– Она там, – с ходу сказал Атос, видимо, все прочитав на моем лице… и даже больше. – О, нет! Не говори, что она невиновна и ты намерена защищать ее!
– Ага. – Я направилась через сожженный сад, усиленно думая, каким будет мой следующий шаг. Атос молча шел сзади, хлюпая по грязи. Но наконец он не выдержал.
– Лис, это плохая затея. В городе сейчас крайне неспокойно. Сегодня ждут очередного пожара, и люди уже на пределе. Пока тебя не было, я видел, как мать пытается сдать охотникам родного сына как поджигателя. А он уверял, что это ее месть за сворованные им деньги.
– Город кипит от ярости. «Скоро кровь невинных хлынет на мостовую», – тихо повторила я слова Извель.
Внезапно Атос схватил меня за плечо и резко развернул к себе лицом. Он склонился так низко, что мне показалось, еще чуть-чуть – и он клюнет меня своим носом.
– Не стоит помогать ока. Это не игра. Не пара бандитов и не кучка монстров. Это живые люди, простые горожане, доведенные до паники. Сможешь ты ради своей благородной цели убивать подобных тебе – простых людей?
Я резко сбросила его руки с плеч и пошла в сторону. Но, сделав пару шагов, раздумала и развернулась:
– Если они собираются сжечь невинную гадалку только за то, что она иной расы, – да! Я с радостью взрежу им животы и горла. – Я распалялась все больше и больше. – Люди мерзкие и отвратительные. Я никогда не испытывала к ним особой любви. А два года назад совсем потеряла в них веру. И чем сплоченнее некий кусок общества, тем свободнее они себя чувствуют. Целый город против одной женщины – да они смельчаки, что позволяют своему гневу готовить костер. И молодцы, ведь их страх перед пожарами оправдывает любую грязь в методах.
Горло пересохло и саднило. Словно закрывшийся занавес, с неба хлынул грязно-серый дождь. Плотные капли разбивались о мою голову и заливали глаза. Я плохо видела Атоса и чувствовала, что он всматривается в мою размытую дождем фигуру.
– Я хочу узнать только одно, господин генерал. Хватит ли у тебя духу искать правду и остаться на моей стороне. – Акцент я сделала на последних словах. Мне казалось, что дождь глушил мои слова и уносил их с водой в землю.
– Я не понимаю тебя, – глухо произнес Атос. – Я не понимаю твоей ненависти к людям. Но я останусь на твоей стороне.
Я почувствовала, как мои плечи расслабились. Напряжение спало с шеи и рук, которые, как оказалось, были сжаты в кулаки.
– Поджоги устраивает человек-голубь… или кто-то ему подобный. Ока – ее зовут Извель – в этом уверена. И она может рассказать что-то о них, но заговорит, только если мы поможем найти настоящего преступника.
Атос убрал с лица мокрые пряди, я все еще плохо видела его, но мне показалось, что он выглядит заинтересованным.
– Монстры в городе… хм…
– Где бы ты стал искать кого-то вроде них?
– В лощине, в темном лесу, в скалистой пещере. Не среди людей. Нужен план. – Атос снял свой тяжелый от воды плащ и повесил мне на плечи. Плащ закрыл меня до пят и немного волочился по земле. Весил он, наверное, килограммов десять. – Для плана нужно сухое место. Вернемся к Кристоферу, послушаем людей.
– Мне не нужен плащ. – Мне хотелось, чтобы в голосе прозвучали неприступность и гордость. Но вместо этого, как всегда в такие минуты, голос дрогнул и выдал во мне обиженного ребенка.
Атос легонько шлепнул меня по макушке:
– Я не забочусь о тебе, Лис. Просто плащ от воды стал ужасно тяжелым. Считай, что, дотащив его до гостиницы, ты отработаешь свое проживание там.
И, больше не добавив ничего, он двинулся сквозь пелену дождя через мертвый сад. А я, злясь и приподнимая полы плаща, словно крылья огромной летучей мыши, побрела за ним.
#Бусина одиннадцатая
Когда мы вошли в гостиницу, зал первого этажа сильно отличался от того, каким мы его застали вчера вечером. Он словно ожил. Вокруг в клубах табачного дыма сидели люди. Мужчины в потертых доспехах, курившие крепкий табак, и молодые парни в ярких плащах.
На нас никто не обратил внимания, все взгляды были прикованы к одной фигуре в центре комнаты. Поджарый странник средних лет с серебристым коротким ежиком волос и пронзительными глазами сыча что-то громко вещал.
Мы заняли столик в углу, и Кристофер за пару мгновений принес нам странный рыбный суп и кувшин квасков. Я наконец сняла с себя тяжеленный плащ, но с меня все равно потоком лилась вода. Рассудив, что есть я все же хочу больше, чем высохнуть, я решила пока не подниматься к себе. Мне не было дела до оратора, но я невольно прислушалась к его речи:
– …просто забыли саму суть. Кто мы есть – и что мы есть. Это наша родная земля, но мы редко об этом вспоминаем. Посмотрите же, вокруг сплошь симмианцы и тарасийцы. И где – в самом сердце Королевства! Не стоит даже говорить о бродягах-ока, они же просто прогнили от древней магии. Нам хватает наших Поглощающих и Ослепляющих. Нам не нужна грязь, которую ока притащили со своей оскверненной земли. Их стоит выкинуть за пределы страны, а тех, кто не уйдет по-хорошему, предать немедленной смерти.
Атос, кажется, тоже прислушался к речи и скривился, то ли от странного вкуса супа, то ли от жестоких слов. Но люди вокруг говорившего, похоже, разделяли его взгляды: они одобрительно загудели. А во мне поднялась волна негодования. Атос, словно почувствовав это, бросил на меня короткий взгляд и цыкнул языком. Этот звук он всегда издавал на тренировках, когда был недоволен мной.
Я начала рассматривать стоящего в центре зала. Мужчина с седыми волосами был странно одет: плащ из блестящей черной кожи, больше походившей на чешую, и белые одежды под ним из льна или схожего материала. Простой, но изящный крой. Мне казалось, что я видела когда-то подобные одеяния, но где именно, вспомнить не смогла. Наверно, моя невнимательность и плохая память, о которых говорил Атос, в самом деле становились для меня проблемой.
Видимо, то, как я бесцеремонно разглядывала мужчину, не осталось незамеченным. Человек жестом указал в нашу сторону и громко заявил на весь зал:
– Мои добрые друзья-охотники! Нам повезло, сегодня нам компанию составляет генерал Алой Розы, сэр Атос. – Он поклонился, но мне почудилось, что сделал он это в насмешку. Сарказм, с которым был сделан поклон, заметила не я одна. Даже через целый стол я почувствовала, как Атос напрягся – ему был крайне неприятен этот человек.
– Я не имею звания «сэра», – холодно ответил мой друг. – И здесь по делам, не связанным с легионом. Все солдаты и легионы на юге. – Он вернулся к своему супу, предпочитая даже это отвратительное месиво продолжению разговора с человеком в черном плаще.
Мужчина же подошел к нам и протянул мне руку ладонью вверх, словно надеясь, что я подставлю ему свою для поцелуя.
– Дорогая леди, ваш друг, похоже, не собирается нас представлять. – Так как я не протягивала руку, говоривший догадался спрятать свою. Я отметила, что на нем были перчатки тонкой черной кожи, такой же, как и на плаще. – Меня зовут сэр Урмальд, я принадлежу к числу рыцарей Церкви Прощения.
Молчать дальше было бы невежливо:
– Лис, принадлежу, в основном, сама себе.
Урмальд вежливо рассмеялся. Атос не звал его разделить с нами стол, но он имел право стоять над нами, возвышаясь как старое истрепанное пугало.
– Позвольте узнать, что вы делаете в Штольце? И принимаете ли участие в охоте на ведьму-поджигательницу?