#Меня зовут Лис Виксен Ли
– Мы ищем доспех. – Я поняла, что Атос будет пренебрегать разговором с Урмальдом сколько сможет, и отвечать пришлось мне. – Мне нужен хороший доспех. А охота… Думаю, вы удивитесь тому, как она завершится.
– Неужели леди знает, где прячется грязная ока? – Этот человек-сыч буквально буравил меня взглядом, но после перепалок с Атосом это были детские игры. Мой учитель мог посмотреть так, что потом еще долго приходилось осматривать себя в поисках оставленных от взгляда дыр.
Впрочем, его слова были более хлесткими и жесткими, чем его взгляд. Мне очень хотелось ответить ему: «Она не грязная ока! И у нее есть имя – Извель. Она умнее тебя и, скорее всего, прочитала больше книг. Может, она и не ходит в церковь, но ребенок спокойно спит у ее ног, а монахини, чей дом сгорел, защищают ее ценой собственных жизней». Но, разумеется, сказать такое в гостинице, полной цепных псов, было бы самоубийством.
Поэтому я лишь покачала головой:
– Сэр Урмальд, позвольте узнать, почему сегодня здесь так людно?
– Мы ждем. – Церковник оперся о низкую деревянную балку. – В день по пожару с начала недели. Сегодня должен быть седьмой. Мы считаем, что если все вместе направимся на место трагедии, как только об этом сообщат, то шансов выследить гадалку будет больше.
– Идет дождь, – вдруг выдал Атос. – Вы и вправду думаете, что здание может гореть под таким ливнем?
– Известно, что ока используют черную магию. Думаю, в поджогах не обошлось без нее. – Урмальд был самодоволен и ничуть не сомневался в своих словах. А так поступают лишь глупцы. Следующие его слова только подтвердили мои подозрения, – Как дела в легионе? Как ваша прекрасная Алайла и мудрый сэр Крамер?
Злость почти ощутимой волной прокатилась от Атоса к церковнику, и я поняла, что, если ничего не сделать, крайниец просто вскочит и пересчитает Урмальду зубы. Я поспешно схватила Атоса за руку под столом и сжала ее.
Атос растерянно посмотрел на меня, словно не ожидал, что я решусь успокаивать его таким образом, и сердито выдернул руку, – но опасность драки миновала.
– Нам надо тренироваться, прошу простить нас. – Он поднялся и прошел мимо охотников во двор. Пожалуй, даже хорошо, что я не стала переодеваться в сухое. Дождь продолжал лить, а меня ждали два часа оттачивания мастерства.
Хотя тренировка затянулась, небо не успело расчиститься. Дождь прекратился, но темно-серые небеса напоминали жидкую грязь пополам с талым снегом. Было ясно, что солнце сегодня уже не выглянет.
Атос загонял меня до полусмерти, но сам совсем не казался уставшим. Он словно обдумывал что-то.
– Может, хватит? – Я подняла обе руки над головой, признавая поражение. – Мы тренируемся сегодня дольше, чем обычно. Я устала.
– Мы не тренируемся. Мы ждем, когда случится пожар. Ждем, когда вся эта толпа молодчиков хлынет на место трагедии в поисках ока.
– Я уже говорила – ее зовут Извель. А что нам делать на месте пожара?
– Когда-то мне рассказывали, что преступники любят незаметно посещать места своих злодеяний. Может, мы найдем в толпе монстра? Сможешь ли ты его узнать?
Я попыталась возродить в своей памяти лицо крестьянина, купившего кятку в горном селении. Вышло плохо, но я на всякий случай кивнула и села на грязный деревянный ящик, стоявший во дворе. Правда, было сложно назвать двором маленькое пространство между домами с задней стороны гостиницы. Как и все в этом мире, Штольц, имея глянцевый белый фасад, обладал на редкость уродливой изнанкой. Изнутри город был набит домами и людьми. Из окна в окно над нашими головами тянулись бельевые веревки с серыми простынями. Запахи с кухонь со всей улицы смешивались и порождали вонь. Со всей этой охотой за поджигателем серебряная столица севера нравилась мне все меньше – может, поэтому я начала замечать ее уродливую сущность.
– Ты, похоже, не очень любишь церковников, а? – спросила я, а Атос, севший на ящик напротив, поднял голову.
– Когда я был ребенком, я провел с ними пару лет. Не самые приятные воспоминания, хотя и после я видал немало их «благих» дел.
Ну и ну. Атос и Церковь Прощения. Насколько я знала, ее власть не распространялась на Край, откуда был родом мой друг. Поэтому я слабо представляла, где они могли встретиться.
– Ты еще ребенком попал в Королевство?
– Нет, это была отдельная небольшая миссия в Крае. – Он недобро усмехнулся. – Первая и последняя. Церковники набирали детей из бедных семей для служения своему богу, не особенно интересуясь мнением самих послушников.
Я тогда уже был беспризорником без семьи. Церковным рыцарям казалось, что если засунуть кучу мальчишек в одно место и заставить их жить по распорядку, то все у них в головах наладится, и они воспылают любовью к правильным святыням. Им даже в голову не пришло, что чужой для нас бог с неясными правилами только подогревал бунт, к которому стремятся все юные головы.
– Вы разгромили миссию? – спросила я с легкой улыбкой.
Атос внезапно погрустнел. Я видела его в ярости, в злобе, добродушным и возбужденным. Но впервые… в такой отчетливой грусти.
– Попытались. Но бунт подавили и в качестве наказания и урока остальным… повесили пятнадцать мальчишек. Они не были моими друзьями, но это были дети. Прошел еще год, прежде чем я смог сбежать из этой тюрьмы.
Я потрясенно молчала. Причин не любить Церковь у Атоса было предостаточно. Конечно, скитаясь два года по югу, я тоже насмотрелась всякого. Несправедливость, похоть, грязь, убийства из жадности. Наша страна была переполнена этим. Но церковники всегда старались держаться над толпой, а не быть ее частью. Они если и не являлись, то притворялись символами морали. Возможно, кучка храмовых рыцарей, отправленных в Край, просто была редкостным сбродом. Может, они перепугались и решили пойти на отчаянные меры, думая, что случившееся в их забытой богом стране никогда не выплывет наружу. Видимо, так и случилось – эту историю я слышала впервые, а судя по возрасту Атоса, с тех пор прошло немало времени. Я решила воспользоваться словоохотливым настроением крайнийца и узнать его получше:
– Ты был беспризорником? Был сиротой?
– Нет, – спокойно ответил он. – Моя семья продала меня в рабство в возрасте семи лет.
Я ругнулась на свое любопытство и прикрыла глаза. Может, мне и не надо узнавать его так быстро? Слишком много тяжелой правды для одного дня.
– А ты? – Внезапный вопрос Атоса застал меня врасплох. – Что случилось с твоими родителями и семьей?
Я помолчала, подбирая слова. Мне не хотелось врать другу.
– В каком-то роде я тоже лишилась семьи с их легкого согласия. Но вернее будет сказать, что меня попросту изгнали. Моя мать и мой отец оба повторили фразу: «Ты мне не дочь». Это произошло более двух лет назад…
Мне не хотелось вдаваться в подробности этой скверной истории сейчас, спас меня Урмальд, который вышел к нам во двор.
– Отдыхаете? Сир. Леди. – Храмовник удостоил нас двумя изящными поклонами. – Мне показалась неполной наша беседа. А также мне кажется, что вы что-то скрываете. И, если вы позволите…
– Не позволю. – Атос подошел вплотную к Урмальду. Как не был высок храмовник, он едва доставал крайнийцу до подбородка. И это не говоря уж о том, что Атос был в два раза шире в плечах тощего служителя церкви. Мой учитель наклонился к храмовнику, почти коснувшись лица Урмальда острым носом, и произнес: – Нам с вами не о чем говорить.
Рыцарь церкви в ответ почти прошипел:
– Говорят крайнийцы и заокраинцы были очень дружны до взрыва. В вас ведь течет почти одна кровь? Может, вы просто покрываете преступницу?
– Ты!!!
И хотя Атос успел сгрести Урмальда за воротник, беды не случилось. Вернее, случилась, но беда совершенно иная. Крик, полный безысходности, раздался с улицы:
– Горит! Пожар! Церковь Прощения горит!
Урмальд растерянно хватал ртом воздух, а Атос резким движением оттолкнул его.
– Беги и туши свой храм, приятель. И искать тебе ветра в поле, пока мы ловим настоящих поджигателей.
Пожар – это всегда бедствие и напасть. Неважно, в маленькой деревушке или крупном городе. Даже каменные дворцы горят, ведь люди всегда умудряются набить свои дома легкогорящей древесиной, маслами, бумагой и прочими прелестями. В итоге одна искра порождает огненный вихрь, жадно съедающий все на своем пути.
В страхе перед огнем есть что-то первобытное, что глубоко сидит в каждом из нас. Но также и завораживает. У огня есть боги и храмы, мы впустили его в свой дом: даем обогревать нас ночью и готовить нашу пищу. Но иногда… Да, иногда мы вспоминаем, что это наш враг.
Церковь полыхала на фоне сгущающихся сумерек подобно столбу пламени. Дело было, разумеется, в самой форме строения. В каждом городе Церковь Прощения строила свои храмы на один манер: не занимающий места в длину и ширину храм, как копье, пронзал небо, возвышаясь на десять, а иногда и более этажей. Нависая над каждым жителем, эта стела должна была напоминать о пути на небо. По мне, так она вселяла только трепет.
Сейчас Церковь было похожа на огненный меч. И я вспомнила слова Урмальда о том, что ока используют для поджогов магию. Не знаю насчет Извель, но монстр, пришедший с гор, явно поколдовал. Огненные языки жадно лизали черный сланец отделки. Такого при обычном пожаре быть просто не могло. Разве что, если бы все здание натерли каким-нибудь маслом.
Жители с ведрами, храмовники и просто зеваки заполнили каменную площадь перед Церковью. Те, кто пытался потушить огонь, действовали не слаженно, проливая воду и передавая ведра без четкой цепочки. Паника царила не только на лицах, но и в умах людей. Неудивительно – седьмой пожар за семь дней.
Мы прибыли раньше других охотников, и я жадно прочесывала взглядом толпу. Но искать среди этого месива людей неприметного крестьянина было так же невозможно, как найти на гигантской мозаике кусочек с трещинкой. Не говоря уже о том, что день убывал, а небо темнело. Силуэты становились размытыми.
Люди и люди: в шляпах, кафтанах, с водой и без, при оружии и с детьми, женщины-мужчины-старики. У меня начала болеть голова от попытки разглядеть того, кого я видела лишь однажды. На плечо мне вдруг опустилась ладонь.
– Расслабься, – прошептал мне на ухо спокойный голос Атоса. – Смотри не глазами, а умом. Ты найдешь его.
Мой разум заработал, шестеренки завертелись. Спокойно. Поджоги: приюты, церкви, монастыри. Каждый раз здание поджигали изнутри, иначе бы они так не выгорали. Поджигатель бывал внутри. Но в такие здания не каждого пускают. Пустят ли прохожего с улицы в женский монастырь? Нет. Тогда кого же пустят? Разные религии, разные назначения зданий. Что их объединяет? Только то, что там внутри были люди, и все.
– Люди, – прошептала я, пробуя слово на вкус. На губах оседали пепел и гарь.
Что делают все люди? Каждый человек? Дышит, живет, смеется, ест, работает, любит. Ест. Мой взгляд приковала маленькая тачка. Ест. Каждый из нас ест: неважно, монахиня ты или рыцарь Церкви. Маленькая тележка с яблоками свежего урожая. Такая маленькая радость для приютских детей или для усталых от работы монахинь. Каждый из нас ест, а тот, кто привозит еду, должен сам донести ее до кухни – ведь доставка включена в стоимость. Крестьяне всегда так делают.
Я начала двигаться через поток людей, уже не слыша их криков и завываний. Все вокруг стало лишь картинкой – декорацией к крестьянину, лениво опершемуся на тележку. Вокруг царил хаос, а он медленно жевал яблоко. Мужчина средних лет, он не был печален или озабочен, а лишь с любопытством поглядывал на пожар. Меня он заметил слишком поздно.
Я схватила этого неприметного человека и, встряхнув его, заглянула в удивленное лицо. Без сомнения это был тот самый покупатель кятки из деревни. Лишь сейчас память услужливо указала и на бегающие узкие глазки, и на выступающие скулы. Но в лице крестьянина проскользнуло что-то еще. Мне показалось, что передо мной гигантский хорек с горящими глазами.
– Эй, девка. Ты от пожара с ума сошла, что ли, – возмутился крестьянин, но, заметив у меня в руке меч, вдруг замолчал. Теперь он даже не пытался высвободиться из моей хватки. Мужчина прекратил жевать и с вызовом смотрел на меня. Ну да, не показалось: в чертах его лица вновь проскользнула хорьковая морда. Значит, он не человек-голубь, а возможно, их кузен или какой еще близкий родственник.
Крестьянин разглядывал меня так, словно пытался узнать, что именно я знаю. Этот вопрос прямо висел на его противной харе.
– Все, – процедила я сквозь сжатые в ярости зубы. – Я знаю все.
И вдруг он заорал. Просто крик, но настолько громкий, что на нас стали оборачиваться люди. Затем еще и еще. Подтянулись охотники с Урмальдом во главе. Атос стоял неподалеку, держа меч наготове. Когда крик затих, вокруг кроме потрескивания огня, поедающего Церковь, не осталось ни звука. Хорек-крестьянин громко и внятно произнес:
– Ока сожгла здание. Она спряталась у монашек Сефирь. Они спрятали ее из милосердия. Это все ока. Мерзкая грязная гадалка.
Я еще не осознавала, что происходит, но почувствовала, что сейчас случится что-то страшное. Люди были измотаны, напряжены, негодовали. И сейчас они поверили этому лгуну. Вся масса лоточников и храмовников колыхнулась и тут же забыла про пожар. Всего лишь в паре кварталов находилось истинное зло. Вся ненависть, которую они копили семь дней, готова была выплеснуться на чудовище и растереть его в порошок без остатка. Толпа загудев, устремилась к монастырю.
Сносимый потоком, Атос крикнул мне через гул гневных криков:
– Лис! Беги туда! Как ветер! Если хочешь спасти ее!
Я бросила последний взгляд на хорька, он победоносно улыбался. Я могла убить его прямо сейчас, но это не помогло бы. Некому было бы сознаться и оправдать Извель. Взять с собой его я тоже не могла, не было времени. Я расцепила пальцы и нырнула в толпу, которая двигалась к монастырю.
Протискиваясь сквозь тела, я понимала, что теряю драгоценное время. Оно утекало сквозь пальцы как вода. Я была далеко от начала того потока, что собирался затопить монастырь Сефирь в поисках Извель. Людская река, в которой я упорно пыталась плыть, просто несла меня. Необходимо было менять тактику.
Я оттолкнулась от земли со всей возможной силой и оказалась на спине мужчины. Еще два шага и я пошла по головам. Мне что-то кричали вслед, да и бежать по людям не было выходом. Это был шаткий мост, готовый в любую секунду рухнуть. Я метнулась в сторону домов, подпрыгнула и зацепилась руками за балку. Несколько мгновений мне потребовалось, чтобы подтянуться на ней, а дальше дорога была ясна. Крыши!
Сбивая сапогами ненадежную черепицу, которая летела на толпу внизу, я мчалась по крышам за потоком. Я слишком плохо знала город, чтобы самой найти монастырь. Но вот люди внизу знали его досконально. Я в очередной раз играла в погоню за ветром. Мчалась так, что дыхание стало с хрипом выходить из пересохшего горла. То, как плотно стояли дома, и что показалось мне днем крайне уродливым, сейчас спасало мне жизнь. Приходилось перепрыгивать со здания на здание, и будь просвет между ними чуть больше – я могла бы упасть и запросто свернуть шею.
Вдалеке показались обгорелые зубцы монастыря, и я прибавила скорости. Мне надо было обогнать толпу. Вдруг солнце выглянуло из-за туч и осветило тень, бегущую за мной. В ней я увидела длинноногого серебряноволосого мальчика. Шаг сбился, и я чуть не слетела с крыши. Мой Принц, как отголосок моего прошлого, бежал рядом со мной. Лишь размытый силуэт, но все же пугающе реальный.
Откуда возникло это видение? Из твоего сердца, прошептал давно забытый голос маленькой глупой девочки. Разгневанная толпа, одинокая женщина, совсем невиновная, одна против ярости людей. Их злость. Все это напоминает тебе о прошлом, шептала девочка в моем сердце. Я уже не видела тени, бегущей за мной. Зато увидела Извель.
Ока стояла посреди сожженного сада в одиночестве. Ветер трепал ее бесчисленные юбки, которые сами словно языки пламени охватывали ее тонкий стан. Чуть в отдалении стояли монахини, покорно сложив руки ладонь на ладонь.
Я обогнала толпу лишь на пару метров. И я была на два этажа выше. Дома же обрывались. Никаких удобных ящиков или навесов – лишь два этажа свободного падения. На одной из тренировок Атос учил меня падать с меньшим уроном. Что там было? Прими удар не на пятки, а на большее число точек? Запястье, плечо, затем перекатиться. Я мало что помнила. Моя память. О Войя, опять ты прав, Атос!
Я спрыгнула со здания, и это были несколько секунд потрясающего полета. Затем я упала в грязь, и несколько раз перекувырнулась, прежде чем смогла встать на ноги. Одну из них, похоже, я вывихнула. Я подбежала к Извель, чувствуя дикую боль в лодыжке и прихрамывая.
– Какого Войи ты вышла! – заорала я на нее. Но ока стояла невозмутимо, глядя на толпу, которая стала замедляться, но уже была очень близко.
– Мнэ был сон. Если бы я нэ вышла, монахинь бы убили, – она махнула рукой в сторону. – Уходи, Лис’енок, тэперь уже слишком поздно.
– Это мне решать, – прошептала я и, обнажив меч, развернулась к окружавшей нас толпе.
Меня, видимо, не восприняли всерьез, так как один из горожан с нечленораздельными криками бросился на Извель. Ударом слева направо я распорола его горло, и он рухнул на землю, булькая кровью. Эта первая жертва чуть замедлила толпу.
Охотники стояли в отдалении. Как разумные люди меча они наблюдали и выжидали.
– Она невиновна! – выкрикнула я. – Дайте мне время. Суд. Я докажу… архг…
Другой мужчина кинулся уже на меня и почти достал рукой, но был насажен на меч. С распоротым животом, качаясь, он упал на руки кого-то из своих товарищей.
– Это она преступница! Почему ты покрываешь ее, – закричала женщина в толпе. – Мы разорвем ее на части! Мы сожжем вас обеих!
В толпе раздались крики одобрения. Я могла резать этих почтенных горожан на куски, но лишь по очереди. И это был лишь вопрос пары мгновений, пока люди не поймут, что им надо лишь навалиться всей толпой. На меня кинулись еще двое или даже трое. Люди без оружия – наверное, простые ремесленники. Убивать их было проще, чем голубей-монстров. Но в какой-то мере намного сложнее.
Когда еще пара тел упала в грязь, я обернулась к Извель и крикнула ей:
– Это твои невинные?! Чья кровь прольется на мостовую? Это не люди, а животные, жаждущие крови. – Та лишь стояла, закрыв руками лицо. То ли плакала, то ли молилась.
Я обернулась к толпе, которая в нерешительности замерла.
– Вы твари, готовые убить из желания обвинить в своих бедах хоть кого-то. Это происходит каждый раз! Это произошло и со мной. Ваша слабость позволяет вам становиться монстрами…
Внезапно из предплечья моей правой руки выросло оперение стрелы. Один из охотников с луком пустил в ход свое оружие. Я не задумываясь метнула левой рукой маленький кинжал, один из трех, имевшихся на поясе. С меткостью у меня всегда были проблемы. Вот и теперь я попала охотнику в глаз, а не в руку, как планировала.
Казалось, время остановилось. Я перестала чувствовать руку и понимала, что, если ослаблю пальцы, взять меч снова уже не смогу. Уши заполнил знакомый стон рвущейся ткани. Нагнув голову, я зубами схватила древко стрелы, с рычанием выдернула ее из предплечья и выплюнула кровавую стрелу на дорогу перед толпой.
– Я убью вас одного за другим, если понадобится, – прошипела я. – Но вы не пройдете к этой женщине.
Кажется, мои слова лишь разозлили их. Толпа начала сжимать кольцо вокруг меня и ока. А я усилием воли сжала пальцы, державшие меч. Мелькнула мысль, показавшаяся мне успокаивающей: «Это конец. Слава богам».
– Стоять.
Окрик, словно гром, прорезал пространство вокруг. Голос, который заставлял слушаться, отточенный раздачей команд сотням солдат. Такой знакомый и родной голос.
Атос стоял на каменной насыпи, служившей до пожара кладкой забора. Он держал за шкирку торговца яблоками. Люди перестали нападать на меня. Они не отрываясь смотрели на огромного крайнийца, державшего за воротник чахлого крестьянина, и были словно под гипнозом.
– Говори. – Атос толкнул мужчину вперед.
На хорьковом лице виднелись следы от дорожек слез, он запинающимся голосом произнес:
– Это я устроил все поджоги.
По толпе прокатился вздох.
– Он врет. – От группы охотников отделился Урмальд. Церковник указал тощим пальцем на Атоса. – Он заодно с ока и с этой демоницей-мечницей. Он хочет оправдать их за счет невинного…
Но договорить ему не дал сам крестьянин:
– Я приносил яблоки в каждое из мест, где устраивал поджог. Меня вспомнят все.
Вскрик на этот раз донесся от монахинь, где белая как снег Клэррис подняла руки к лицу, причитая: «Да. Да. Да». Справа от меня среди людей кто-то сказал: «Я тоже его помню». Между тем торговец яблоками продолжил:
– Вы спросите меня, зачем я это сделал? Ответ прост – я чудовище.
Никто не засмеялся. Кажется, все попросту перестали дышать. А крестьянин оглядел толпу и начал меняться. Как и Хиал, он не закончил превращение – и остался чем-то средним между человеком и животным. Омерзительная морда хорька с залысинами и человеческими глазами среди шерсти, сочившейся гноем. Женщины заголосили, а мужчины начали шептать молитвы. Сам монстр обернулся и спросил Атоса:
– Этого довольно? У нас был уговор.
Мой друг коротко кивнул и поднял свой огромный меч. Одним махом он снес чудовищу голову, и та покатилась по грязи прямо в толпу. Люди, пятясь, очищали ей путь, с жадным любопытством разглядывая уродливое лицо получеловека-полудемона. Меня начало тошнить. Я пошатнулась, но не упала, а мягко оперлась на руки Извель, которая схватила меня сзади за плечи и нежно обняла.
Какой-то торговец в синем кафтане крикнул Атосу, указывая на меня.
– Это проклятое отродье перебило наших друзей. Ее приговором станет смерть.
– Устав Штольца гласит, что защита невинных – это задача города. – Голос Атоса стал холодным как лед, он сверлил толпу взглядом и продолжал гипнотизировать людей. Внезапно мне показалось, что разъяренная толпа превратилась в стадо покорных овец. – Девочка защищала невинную женщину, которую вы собирались убить без суда.
– Но наши друзья…
– …пали жертвой своей жестокости, – закончил Атос. – Город, не чтящий своих же законов, это просто шайка преступников. Штольц чтит свой Устав?
Ответом ему было молчание.
– Мы покидаем город. – Он спустился с каменной кладки и подошел ко мне. Внезапно он порывисто обнял меня и на ухо уже сказал, совсем иным голосом, срывающимся и тревожным. – Ну и напугала ты меня, дурочка.
Мне хотелось что-то ему ответить, но из его объятий я внезапно увидела одного из убитых мною горожан. Молодой парень с нашивками гильдии золотоискателей с распоротой грудиной и неестественно вывернутой шеей смотрел прямо на меня. Его лицо было в оскале и мне показалось, что он гораздо больше похож на монстра, чем человек-хорек. С этой странной мыслью я потеряла сознание.
#Бусина двенадцатая
Звуки доносились издалека. Мое тело покачивало, словно я лежала в гамаке в ветреную погоду. Сознание возвращалось неохотно, предчувствуя боль, которую предстоит испытать бренной оболочке. Звуки превращались в слова, а слова – в разговор, суть которого ускользала от меня.
– Зачем тебе книги, ты что, умеешь читать?
– А ты?
– Ты своровала их?
Последовал вздох.
– Нэт, дорогой. Мнэ подарила их настоятельница Дочэрей. Их библиотэка уничтожэна. Сожжэна. А она, как и я, считаэт, что книги живут, лишь пока их кто-то читаэт.
В разговоре возникла пауза. Ощущения начинали возвращаться к частям моего тела. Например, я поняла, что у меня жутко ноют запястья, а вот плечо, куда вроде бы попала стрела, совсем не болит. Боль в руках была странной и ноющей, будто они были связаны толстой веревкой.
– Ты нэнавидишь ока, нэ так ли, мальчик с Края?
– А за что бы мне вас любить?
– Ты прав. Мой народ много ошибался, и часть нашей вины пала на Край. Извини мэня…
– Как будто мне от твоих слов станет легче… – В голосе прозвучала неуверенность. – Но почему-то стало. Ты первая из ваших, кто извинился.
Я пыталась открыть глаза, но тело отчаянно сопротивлялось. Ему было больно, неудобно, и душу тревожили странные воспоминания. Нечто, о чем не хотелось думать. Но это «нечто» определенно нагонит меня, как только я очнусь.
– Этот парень вообще говорит?
– Ким? Нэт. На его глазах убили всю его сэмью, с тех пор он замолчал.
– Вот Войя. Ужасная история.
– Сейчас я ищу эму новый дом. Мы направляэмся к токану.
Я не выдержала и застонала. Приоткрыв глаза ровно настолько, чтобы понять из-за чего меня качает, я успела заметить лишь плечо Атоса, на котором покоилась моя голова. Зато причина боли в запястьях разъяснилась. Крайниец нес меня на спине, а чтобы я не соскальзывала, связал мне руки, чтобы они обхватывали его шею. Жестоко, но эффективно.
Услышав стон, он насколько мог бережно снял меня с закорок. Хотя минувшая битва была простой, тело болело так, словно меня мешком с камнями поколотили. Я снова издала жалобный стон, но не смогла никого разжалобить – Атос широко улыбался.
– Проснулась наконец. Я думал, мне придется тащить тебя до башни.
– Почему меня несли, как куль? – спросила я возмущенно тихим голосом, надеясь все-таки получить в свой адрес немного сострадания.
– Мы убегали из города. Я не знал, как долго горожане удержатся от того, чтобы отомстить тебе. Пришлось бежать без оглядки. Мы даже не успели зайти в гостиницу – все вещи остались в Штольце.
Теперь я уже выругалась. Мой лисий шлем был среди котомок, и мне жаль его потерять.
– Но взгляни на это с солнечной стороны. Мы живы. Ты почти цела. И с нами твоя ока. – Атос отошел, и я увидела Извель, за юбку которой цеплялся маленький Ким. Так как я, растирая запястья, сидела посреди дороги в пыли, ей пришлось присесть рядом. Она взяла мои ладони в свои и приложила наши руки к своему лбу.
– Я обязана тэбе жизнью, Ягн’енок, – тихо сказала темнокожая женщина.
– Предыдущее прозвище шло мне больше. – Я вздохнула и поднялась.
Вокруг, сколько хватал взор, была серая равнина с мелким рваным кустарником. Все краски пейзажа сводились к темно-серому, светло-пыльному, грустно-бежевому и подобным тонам. Ни строений, ни признаков жизни.
– Мы все еще идем на север? – поинтересовалась я, а Атос кивнул.
– Правда, теперь без еды и денег. Увлекательно, не так ли?
Я рассмеялась:
– Ты только подумай. Как только я собираюсь обзавестись броней, меня сразу же калечат. И брони я не получаю. Второй раз уже – дурная примета.
– Я знаю отличного кузнэца. – Извель бросила осторожный взгляд на Атоса. – Но он в токане.
– Даже не думай…
– А что это? – Слово звучало знакомо, но я редко общалась с ока в своей прежней жизни. Токан… Было в этом слове что-то первобытное и сильное. Какая-то магия родства. Понятия не имею, откуда в голове возникли такие мысли. – Это какой-то город?
– Это что-то вроде кочевой банды, – хмуро ответил Атос.
– Кочевой сэмьи, – поправила Извель, погладив Кима по голове. – Один есть нэподалеку. На сэвере, куда вы и идете. Я вэду туда Кима. А вы… вам я обязана жизнью, и мэньшее, что могу вам прэдложить – это пополнить припасы и кошели из рук моего народа.
– Деньги, полученные дешевыми трюками с гаданием и воровством. Нет, спасибо – увольте.
В глазах Извель вспыхнули опасные звездочки:
– Словно зарабатывать убийством болээ достойно, – отчеканила она.
Они, казалось, сейчас вцепятся друг другу в глотки. Убийство…убийство. Почему меня так задевало это слово. И тут я вспомнила. Едва успев отвернуться от своих спутников, я упала на край дороги в пыль, и меня вырвало. Боль, не сравнимая ни с одной физической раной, тисками сжала мое сердце. Я все еще считала, что была права и действовала, как следовало. Но это не отменяло того, что я убила безоружных людей. Не рыцарей на войне, не монстров, жаждущих моей смерти, а простых ремесленников и торговцев. Пусть одержимых и забывших себя. Но… Но.
Меня трясло, а сзади Атос и Извель стояли молча. То ли они не знали, что делать, то ли понимали происходившее слишком хорошо.
– Такое случается, – наконец сказал мой наставник. – И тебе придется это пережить. И жить с этим каждый день.
Извель ничего не сказала, она присела сзади и, обхватив меня за плечи, запела странную гортанную песню, похожую на чудную колыбельную. Мы сидели посреди пустоши, впереди была неизвестность, а позади – трупы, которые еще не раз посетят мои кошмары. Но от песни ока мне стало легче. И я снова смогла дышать.
Мы двигались на северо-запад, чуть отклоняясь от конечной цели. В первую же ночевку, голодную и весьма мокрую, Атос устроил Извель допрос. Однако выяснилось, что ока знала о монстрах не многим больше, чем мы.
Они многолики, и чаще всего второе их обличье – звериное. Они собирают оружие, которое побывало в бою, и хранят его для неясных целей. Чудовища редко убивают сами, но создают ситуации, провоцируя людей на ссоры и драки. Такое вредительство позволяет им получить еще больше запачканного в крови оружия. А еще – монстры повсюду.
Извель вела Кима от южных границ, где его родителей забили камнями люди, сопровождавшие одного из дворян. Ока ничего не воровали, солдаты сделали это просто ради потехи. Мальчик стал свидетелем этого убийства и с того дня перестал говорить. Из того же странного извращенного чувства юмора солдаты решили не убивать ребенка и бросили Кима на дороге, где по счастливой случайности его нашла Извель.
Сейчас она вела его в северо-восточный токан. Как мне объяснили, всего кочевых семей было в Королевстве четыре, и хотя ближайший к месту печальных событий токан был на юго-востоке, Извель не решилась идти через поля битв и оставлять малыша в столь неспокойном месте. Для самих ока токаны были чем-то вроде городов, где они виделись со своими, передавали новости, заключали браки. Для всего остального мира это была просто шайка немытых гадателей и шарлатанов. Как надеялась Извель, Ким снова сможет обрести семью – сама она не могла взять на себя заботу о мальчике, но была уверена, что в токане его примут в одну из семей, прокормят и вырастят.
Они с Кимом прошли долгий путь с юга. И везде, в каждом городе, селе или просто поле ока натыкалась на демонов с человеческими лицами. Их жажда накопления оружия была сильнее чувства самосохранения. Где-то чудовища действовали сообща, где-то поодиночке, но везде ими двигала единая цель, совершенно не ясная для человеческого разума.
Атоса разочаровало, что Изель так мало рассказала о монстрах. Но, как мне показалось, после всей истории этого печального путешествия он несколько оттаял к ока, в основном из-за ребенка. Тот, видимо, признав в Атосе мужчину и пример для подражания, неотступно следовал за ним, отпустив наконец юбку Извель.
Степь, которой мы шли, была бесплодна. Голод вынудил нас охотиться. Хотя, говоря «нас», я имею в виду только Атоса. Извель с ребенком никогда не держали в руках оружия. А я, как выяснилось, обладала талантом спугивать любую дичь на километры вокруг: то ли своим топотом, то ли аурой «сидящего в засаде глупого хищника», как это назвал Атос. В итоге на охоту крайниец уходил с моими метательными ножами и, когда ему везло, возвращался с двумя-тремя тощими степными зайцами.
Этим вечером он, как обычно, потрошил добычу в отдалении от нашего костра. Это делалось для того, чтобы зарыть внутренности подальше от места сна, на случай если объявятся хищники покрупнее нас самих. До сих пор мы никого не видели, но рисковать не хотелось.
Извель расчесывала мои волосы. Она стала заниматься этим каждый вечер, а я не спорила. В этом действии было что-то из детства, когда длинные волосы мне расчесывала и заплетала в косы мать. Сейчас мои кудри чуть отросли, и ока принималась расчесывать их до шелкового блеска каждый вечер. В походной сумке Извель обнаружился гребень из странного материала: он не был из кости животного или из дерева, привычных материалов для расчесок и гребней. Гребень был похож на мыльный камень или окостеневшую кожу странного буро-зеленого цвета. Извель так и не созналась, из чего он был сделан, как я ни расспрашивала.
Сегодня, когда руки ока мелькали над моей головой, я впервые заметила странный браслет, украшавший запястье женщины.
– Что это? – Я коснулась пальцем зеленой бусины, и та с приятным глухим звуком стукнула свою соседку по нитке. – Какое-то украшение?
Извель перехватила запястье, словно боясь, что я сниму браслет.
– Это подарок, Ягн’еночэк. От старого друга.
– Старого, в смысле старика? У меня такое ощущение, что я слышала о подобном украшении в какой-то сказке.
– А ты любишь сказки? – Ока улыбнулась и погладила меня по голове.
Костер тихо потрескивал и отбрасывал наши тени на большой валун, около которого мы разбили лагерь. Костер, собирающий людей для историй. Я все еще видела в искрах пламени веснушки Кэрка, моего мертвого друга.
– Вообще-то да. Очень люблю. Расскажешь что-нибудь? Твой народ, наверное, знает тысячи сказаний.
– Ну, кое-что я могла бы рассказать тэбе прямо сэйчас. Мнэ кажэтся, настало врэмя.
История Извель:***Об ягненке и волке.Когда-то давно на свэте жил малэнький и славный Ягн’енок. Однажды в его жизни произошло большое горэ. Настолько большоэ, что Ягн’енок захотэл забыть свой дом, родных и самого сэбя. Малыш нацэпил лисью шкурку, надэясь, что тэперь все будут принимать его за настоящую лису.
Лисы были хитрыми, сильными и смэлыми животными. Таким хотел стать и маленький Ягн’енок. Но эму не хватало опыта и знаний. И тогда он попросил помощи у крупного матерого волка.
Волк нэ был глуп, и понимал, что пэред ним не лисица, а всэго лишь Ягн’енок в лисьей шкурэ. Он мог бы пэрэкусить Ягн’енка пополам, но вдруг впэрвые в жизни испытал жалость к слабому созданию и рэшил эго охранять.
И Ягн’енок подумал, что он наконец стал сильным…
– Достаточно! – Я вскочила на ноги, чувствуя, что мои щеки полыхают от стыда. Я впервые прервала рассказчика у костра, но слушать Извель дальше у меня не было сил. – Ты не имеешь права!
– Права на что, Ягн’еночек? – Ока хитро прищурилась. – Я всэго лишь рассказываю сказку.
– Волк в твоей истории был не дурак. А Ягненочек, по-твоему, дура? Ты ничего обо мне не знаешь. Никто не знает…
Ока поднялась. В свете костра она казалась старше своих лет. Тени глубоко прочертили морщины на ее красивом лице. Не понятная мне печаль словно залегла в каждой складочке на лице ока:
– Если никто нэ знаэт, так, можэт, настала пора для Ягн’еночка рассказать свою историю?
– Нет! Зачем… Возможно. – Я чувствовала себя потерянной и вправду не знала, что говорить и говорить ли. Я очень долго жила, храня свою тайну и свою историю.
– Дорогая, – Извель мягко положила мне руки на плечи и заставила меня сесть. – На площади перед монастырем Сэфирь, когда ты защищала мэня, ты чувствовала сэбя сильной?
– Да… пожалуй… – промямлила я, не понимая, куда она ведет.
– А я в тот миг впэрвые увидэла тэбя слабой, милая. Слабой, испуганной, зажатой в угол своим прошлым и страхами. Я впервые поняла, что пэрэдо мной нэ Лис’енок, а Ягн’еночек. Тэбе четырэ ночи подряд снятся кошмары, ты мэчешься во сне.
– Я должна рассказать тебе? – тихо спросила я, стараясь не встречаться взглядом с Извель.
– Нэ мнэ, Ягн’еночек. Ему.
– Ему? – я снова возмущенно вскочила. – Это глупо. Я могла бы рассказать тебе, поделиться. Но зачем знать ему?
Ока хрипло рассмеялась и указала на камень, на котором костер тенями начертил наши силуэты.
– Я всэго лишь тэнь от костра на камне твоей жизни, милая. Я скоро уйду из нее и пойду своэй дорогой. А этот чэловек важэн для тэбя, ваши судьбы связаны. Но он растэрян – он нэ понимаэт тебя. Так почэму бы нэ помочь ему?
Я пропустила мимо ушей чушь о связанных судьбах:
– Что это даст ему или мне?
– Пониманиэ дает довэрие, а важнэе этого нэт ничего. Он должэн узнать тэбя, чтобы довэриться.
Я произнесла едва слышным шепотом:
– А что, если он отвернется от меня?
– Позволь ему самому рэшать, Ягн’еночек. Ты нэ повэришь, какие запасы доброты скрываются в самых хмурых сэрдцах.
Я перевела взгляд на Атоса, разделывающего степного зайца, и Кима, наблюдающего за ним. Затем я встала и, не оглядываясь на Извель, направилась к нашим охотникам.
Читать бесплатно другие книги:
