Царьград (сборник) Михайловский Александр
- Вечер добрый, Ваше Величество, - ответила ему полковник Антонова, - я тоже очень рада знакомству с Государем, которого еще при жизни его подданные назвали Освободителем.
- Присаживайтесь, мадам, - сказал Государь, показав полковнику в юбке на изящный диванчик в стиле ампир, стоявший в углу комнаты, рядом с таким же вычурным столиком. - Расскажите нам, как наши потомки дошли до жизни такой, когда такие очаровательные женщины вынуждены нести воинскую службу, издревле считающуюся чисто мужским делом?
- Видите ли, Ваше Величество, - сказала очаровательная гостья, - нас с вами разделяют сто с лишним лет. За это время произошло столько событий, перевернувших все понятия о мужской и женской работе, что вы даже представить себе не можете. Что вы скажете, если я сообщу вам, что в нашем XXI веке канцлер Германии - женщина? Некая фрау Ангела Меркель.
Государь от удивления вздрогнул, и чуть не уронил сигару, которую он доставал из изящной резной шкатулки, - Канцлер - женщина?! - воскликнул он в глубочайшем потрясении, - Господи, какой ужас!
Мне тоже стало как-то не по себе. На мгновение я представил вместо Бисмарка, выступающего в Рейхстаге, женщину... Бр-р-р...
- А военную форму, Ваше Величество, - продолжила ровным голосом свой рассказ полковник, - женщины надели не от хорошей жизни. В середине ХХ века Россия четыре года сражалась с коалицией европейских государств. Ядром этой коалиции была Германия, которая собиралась не только завоевать Россию, но и уничтожить весь наш народ. Война была страшная. Немцы и их союзники дошли до Волги и Кавказа, были на подступах к Москве, осадили Санкт-Петербург.
Россия потеряла, по разным подсчетам, до 26 миллионов человек, причем, меньшую часть на поле боя. Немцы на нашей земле зверствовали так, что даже турецкие зверства на Балканах не могут с ними сравниться. Они сжигали деревни с их обитателями, расстреливали заложников, травили людей собаками.
И вот тогда-то женщины в России пошли в армию, чтобы заменить павших мужчин. Сотни тысяч их воевали, десятки тысяч погибли на поле брани. Но Россия победила в этой страшной войне. Когда наши войска вошли в Берлин, Германия сдалась на милость победителя, и подписала безоговорочную капитуляцию.
Ну, а потом, у женщин уже было трудно отобрать военную форму. - и полковник Антонова кокетливо улыбнулась, - Вы ведь прекрасно знаете, Ваше Величество, как трудно бывает порой мужчинам спорить с женщинами.
Рассказ нашей гостьи ошеломил меня. - Боже мой! Через какие испытания прошла наша страна! Четыре года войны! Германцы у ворот Москвы и Петербурга! Сколько русских людей сложили головы, но не склонились перед германским ярмом! Двадцать шесть миллионов! Это потоки, реки крови! Нет, надо сделать все возможное и невозможное, чтобы подобное не повторилось в нашей истории.
Государь тоже был ошарашен рассказом своей прекрасной гостьи. Он заплакал. Слезы покатились по его щекам. Вообще-то всем, кто хорошо знал его, было известно, что у царя, как говорят в народе, "глаза на мокром месте". Но скажу честно, я и сам едва удержал слезу, узнав о страшной войне будущего, несравнимой даже с великим нашествием Наполеона.
Полковник Антонова, тактично промолчала, сделав вид, что не заметила минутной слабости Государя, а потом продолжила:
- Ваше Величество, позднее, когда у нас будет больше свободного времени, я вам расскажу еще многое из истории России ХХ века. А пока я хочу передать вам послание от командующего нашей эскадры контр-адмирала Ларионова. После того, как вы его прочтете, я готова ответить на все ваши вопросы.
С этими словами полковник Антонова достала из своей сумочки пакет, и с поклоном протянула его Государю. Тот взял его, вынул из него лист бумаги, внимательно прочитал - при этом несколько раз он хмыкал, выражая свое изумление, - после чего снова аккуратно сложил его, и положил в пакет.
- Мадам, адмирал Ларионов пишет, что ваша "авиация" - если я правильно понял, это те летательные аппараты, которые находятся на флагманском корабле адмирала? - полковник Антонова утвердительно кивнула головой, - Да, так вот, ваша авиация пересекла Черное море и уничтожила турецкие войска в Закавказье, стерев с лица земли крепость Карс. - Так ли это на самом деле?
- Да, Ваше Величество, именно так. Крепость Карс в данный момент представляет собой развалины, а турецкие войска в Закавказье частично уничтожены, частично пленены. Оставшиеся в живых в панике разбежались. И теперь, даже под угрозой смерти, их вряд ли удастся снова повести в бой против сеющих смерть "ифритов и джиннов, прирученных неверными". Войска же Великого князя Михаила Николаевича, в ходе боевых действий практически не понесли потерь.
Государь с изумлением посмотрел на полковника. - Скажите мадам, а что будет дальше с Константинополем? Ваш адмирал пишет, будто вы собираетесь возродить Византийскую империю, назвав ее Югороссией. Как это все будет выглядеть - я не совсем представляю себе это?
- Ваше Величество, - ответила мадам Антонова, - мы прекрасно понимаем невозможность занятия Проливов и Константинополя войсками Российской империи. Мы знаем об одном соглашении, заключенном в прошлом году в Рейхстштадтском замке с императором Австро-Венгрии Францем-Иосифом. Согласно этому соглашению, опрометчиво подписанному канцлером Горчаковым, Россия, еще не начиная войну обрекла себя на поражение. И не военное, а дипломатическое.
Собственно говоря, за что нам приходится воевать? - За то, чтобы помочь Австро-Венгрии заполучить Боснию и Герцеговину? А Британии -- Кипр и Египет? Я думаю, если постараться, то можно найти еще немало других любителей дармовщинки. Италия, к примеру, не откажется от Ливии, если, конечно, ей это предложить. А в январе этого года в Будапеште соглашение было дополнено конвенцией, которая напрямую приведет Россию на конгресс в Берлин, где о нее вытрет ноги вся европейская сволочь...
Здесь я скрипнул зубами от злости. Этот старый выживший из ума старик, одним росчерком пера загнал Россию в угол. Причем, тексты тайком подписанного соглашения были даже не идентичные. В австрийском варианте вообще не шла речь о самостоятельности Болгарии. И главное - Россия отказывалась от Проливов и Константинополя. Надо еще будет разобраться - это глупость или измена?
Услышав об этом злосчастном соглашении, Государь нахмурился. Он и сам был в душе против него, но дал добро на его подписание, уступив яростному нажиму канцлера Горчакова. И вот теперь, когда казалось, что мечта всех русских царей осуществилась, надо отказываться от богатства, которое само свалилось нам в руки.
Посмотрев на Государя и на меня, мадам Антонова поняла, какие чувства обуревают нас. - Ваше Величество, граф, я могу обещать вам, что Проливы, оказавшиеся в наших руках, не станут препятствием для прохода русских военных судов из Черного моря в Средиземное и обратно. - мадам Антонова машинально похлопывала сложенным веером по раскрытой ладони, затянутой в тонкую кружевную перчатку. - Да, мы рассматриваем Югороссию, как своего рода буфер между Российской империей и другими государствами. Поверьте мне - любая держава, решившая напасть на Россию, теперь долго будет думать - а стоит ли это делать, и не слишком ли дорого ей это обойдется? И скорее всего, желающие пойти войной на Россию, а значит, и на Югороссию, вред ли найдутся.
Император нервно погладил свои бакенбарды, - Да, мадам, но каковы будут взаимоотношения между нашими государствами?
- Ваше Величество, а какими могут быть взаимоотношения между матерью и сыном? Ведь Россия - наша мать, и мы никому не дадим ее в обиду. Кто нашу мать обидит, тот потом и трех дней не проживет. Поверьте, Ваше Величество, мы никому не позволим это сделать! Но, в свою очередь, Россия должна так же, по-матерински, нам помочь. В первую очередь людьми. Нас, к сожалению, слишком мало. Мы нуждаемся на первых порах в солдатах для несения гарнизонной службы, в рабочих руках, которые помогли бы нам построить нашу экономику.
В свою очередь мы поделимся с Россией своими технологиями, которые за сто с лишним лет ушли далеко вперед. Мы обучим ваших военных самыми передовыми приемами ведения боя. И главное, мы можем поделиться с вами самым дорогим товаром - своими знаниями вашего будущего. Это то, что нельзя купить ни за какие деньги на свете. Ибо, ничто так не угрожает России, как различные неустройства внутри ее самой.
- Да-с, мадам, - сказал Государь, - я вижу, что перспективы для нашего сотрудничества самые многообещающие и грандиозные. Но не получится ли так, что претворить в жизнь ваш план будет слишком трудно? И не появятся ли желающие помешать его осуществлению?
- Ваше Величество, сопротивление неизбежно, ибо никому в мире не нужна могучая и великая Россия. Но я могу вам гарантировать, что мы, ваши потомки, сделаем все возможное, чтобы задуманное нами было воплощено в жизнь самым наилучшим образом. Ждем того же и от вас, ведь по этой дороге надо идти вдвоем...
- Мадам, - Государь приложился к ручке полковника Антоновой, - дайте нам время подумать, ну, хотя бы до завтра. Точнее, уже это завтра наступило. Сегодня вечером я хотел бы опять с вами встретиться.
Хотя уже сейчас могу вам сказать, что, скорее всего, наш ответ будет положительным. Вы умеете быть крайне убедительными, а ваши аргументы, пусть и несколько грубоваты, но очень весомы.
Я стоял у входа в резиденцию императора Александра II. В моем ухе была вставлена капсула наушника, и я прекрасно слышал все, что происходило в доме, и о чем беседовали Нина Викторовна и Александр Николаевич. Вы думаете, что кулончик, оправленный в черненое серебро на шее нашей прекрасной "трехзвездной" дамы - это только украшение? - Ну-ну...
Стоящий рядом со мной помощник капитана Пети Хона старший лейтенант Титов, руководил своими "ниндзя", которые в темноте рассредоточились вокруг императорской штаб-квартиры, и отслеживали тех, кто проявлял к ней особое любопытство. Охрана резиденции была поставлена просто безобразно. Можно сказать, что она фактически отсутствовала. Вот наши люди и взяли на себя труд поберечь Государя от всяческих напастей, хотя бы в эту ночь.
Правда, для начала они спугнули влюбленную парочку, которая устроилась в кустиках, и тайком удовлетворяла "основной инстинкт". При виде лохматых чудовищ с мордами, раскрашенными черными полосами, и с очками-ноктовизорами на лице, барышня, млевшая в объятия кавалера, тут же забыла про секс, и с визгом бросилась бежать.
Я проводил глазами полураздетую красотку, которая с воем, напоминавшем спецсигнал депутатской иномарки, промчалась по пыльной улице, и подумал - Вот так и рождаются нездоровые сенсации...
Более серьезной оказалась информация о двух типах, окалачивавшихся под окнами царской резиденции. Первым был "золотоордынец", по всей видимости, страдавший вуайеризмом. Ему очень хотелось увидеть - чем занимаются царь и его гостья. С дураком не стали связываться, и просто аккуратно его "отключили".
Утром, как рассказал мне граф Игнатьев, он демонстрировал своим знакомым здоровенную шишку на лбу, и рассказывал, что ночью в темноте случайно наткнулся на дерево, после чего на какое-то время выпал из реальности.
Вторым же оказался более интересный тип. Его пришлось нежно повязать и отправить к капитану Хону для задушевной беседы. После проведенного на скорую руку "экстренного потрошения", выяснилось, что это наш коллега из Вены. Точнее, не из самой столицы Австрии, а агент генерала Бертолсгейма, который в Ставке представлял императора Франца-Иосифа. Ну, и заодно, шпионил. Генерал дал ему задание выяснить - причастно ли высшее руководство России к событиям в Константинополе. Шпион, которого звали Францем Вайсом (я хихикнул, узнав об этом) пронюхал о том, что Государя должен был в самое ближайшее время посетить НЕКТО, кто имеет самое прямое отношение к таинственной эскадре. Это меня насторожило - значит, что у государя-императора где-то сильно "течет". Надо этим заняться вплотную.
А разговор Нины Викторовны с императором продолжался долго, почти до самого утра.
Уже на рассвете полковник Антонова, не выспавшаяся, с усталым лицом и красными глазами, вышла вместе с графом Игнатьевым из резиденции ЕИВ, и села к нему в коляску. Стоявший на часах казак понимающе ухмыльнулся, взглянув на лицо нашей красавицы. Антонова и Игнатьев поехали в дом к графу, негромко обсуждая между собой проведенные с царем переговоры. А я, позевывая, побрел в сторону базы, где уже вовсю шел допрос нашего австрийского собрата по ремеслу.
Капитан Хон действовал по старинке, используя консервативные методы ведения допроса, с приправой из азиатских штучек.
К моему приходу он уже сумел найти общий язык с австрийцем. Отставной капитан генерального штаба Австро-Венгрии вполне легально жил в Плоешти. Впрочем, у него были коммерческие интересы по всей Румынии и Болгарии, и его часты разъезды не вызывали ни у кого подозрений. К тому же он имел свой интерес в товариществе "Грегер, Горовиц, Коган и Ко", которое поставляло продовольствие русской армии. Главнокомандующий, Великий князь Николай Николаевич дал указание сообщать представительству этого товарищества заблаговременно, не позже как за неделю до начала движения войск, пункты назначения и приблизительное количество личного состава, которое должно прибыть в эти пункты. Естественно, что в этом кагале было полным-полно шпионов: австрийский, английских, турецких... К тому же Грегоры и Коганы в конце концов проворовались, и кинули российское военное министерство на баснословную сумму - 12 миллионов золотых рублей!
Как оказалось, у Вайса был контакт - один из офицеров Ставки царя. Возможно, что "текло" именно оттуда. Надо будет подумать о его дальнейшей судьбе. Возможно, бедняге в ближайшее время предстоит скоропостижно скончаться. Надо только придумать - от чего.
Была у "коммерсанта Вайса" и связь в Бухаресте. Через нее шпион должен был передавать полученную информацию прямиком в Вену.
"Выдоив" австрийца досуха, мы с Хоном переглянулись, и одновременно молча кивнули головами. Конечно, это жестоко, но в тайной войне обычно пленных не бывает. Такова "специфика жанра". Через полчаса Вайс "встал на мертвый якорь" в одном из водоемов в окрестностях Плоешти. А мы стали прикидывать - как нейтрализовать выявленного вражеского агента. Общее мнение было таково - посоветоваться с графом Игнатьевым, которому уже не раз приходилось иметь дело с такими иудами.
Но, похоже, что все же мы не просчитали всех соглядатаев в царском окружении. Ближе к полудню ко мне прибежал посыльный от графа Игнатьева с запиской, в которой сообщалось о том, что "Канцлер Российской империи, князь Александр Горчаков, приглашает на обед господина Александра Тамбовцева". Да, "протечек" в Ставке у императора, оказывается, полным полно. Отказываться от приглашения было неудобно. К тому же мне очень хотелось познакомиться с одним из "Железных канцлеров", о которых так красочно написал в свое время Валентин Саввич Пикуль.
Я стал готовиться к визиту, изучая дополнительную информацию о внешней политики Российской империи того времени. Выводы были самые неутешительные - внешней политики у России в те годы, как таковой, считай что и не было... Надо будет разобраться, что стало причиной такого положения дел - политическое унижение России после поражения в Крымской войне, банальное неумение вести дела или злая воля.
Скажу честно, я подходил к дому, где расположилось "походное министерство иностранных дел Российской Империи", с некоторым волнением, даже трепетом. Мне предстояла встреча с живой легендой, канцлером Александром Горчаковым, воспетым Пушкиным и Пикулем. Интересно, как он сумел пронюхать о моем существовании, и что он от меня хочет?
Слуга провел меня в комнату, посреди которой стоял накрытый стол. Сам канцлер встретил меня сидя в мягком кресле. Учитывая его почтенный возраст - Горчакову было уже под восемьдесят - я не посчитал это признаком неуважения к своей персоне.
- Капитан Тамбовцев, Александр Васильевич, честь имею! - представился я хозяину дома. Горчаков, сморщил свое и без того морщинистое лицо, что, по всей видимости, означало улыбку. А потом, тихим, чуть шамкающим голосом спросил меня, - Александр Васильевич, скажите, кто вы такой, и откуда?
Вопрос звучал несколько двусмысленно, поэтому я не спешил на него отвечать. Более, того, помня, что нападение - лучший способ защиты, я, в свою очередь, спросил у Горчакова, - Князь, а чего вы, собственно от меня хотите? В конце концов, это не я добивался встречи с вами, а вы пригласили меня к себе.
Горчаков посмотрел на меня из под стекол пенсне неожиданно острыми и молодыми глазами, помолчал немного, а потом продолжил, - Александр Васильевич, я не буду повторять свой, возможно, бестактный и неприятный для вас вопрос. Скажу только, что по имеющейся у меня информации, вы один из тех, кто участвовал в захвате Стамбула и пленении султана. Вы один из приближенных таинственного адмирала Ларионова, не так ли?
- Ого, ведь умеют работать, сучьи дети, даже это они знают! - подумал я. А канцлеру ответил кратко и весьма невразумительно, - Допустим...
Горчаков продолжал говорить своим шамкающим голосом, - История вашего появления в этом мире таинственна и удивительна. Вы появились будто ниоткуда. Я проверял - до мая месяца двадцать четвертого числа, никто и никогда и слыхом не слыхивал ни о вас, ни о ваших чудо-кораблях... Вы выскакиваете подле Стамбула, и за несколько дней переворачиваете все с ног на голову. Еще неделю назад ни о чем подобном никто не мог и помыслить. Господин Тамбовцев, или как вас там, - старик явно начал раздражаться, - еще раз хочу спросить вас - кто вы, и откуда?
Я подумал, - Наверное, придется немного приоткрыть карты. Ведь через неделю другую весь мир и так узнает о нашем иновременном происхождении, - и, вздохнув, сказал Горчакову, - Хорошо, князь, не буду больше вводить вас в заблуждение. Мы - ваши потомки, волею Всевышнего, попавшие в ваше время прямиком из 2012 года.
Канцлер Российской империи непроизвольно всплеснул руками, - Господи, именно это я и предполагал! Скажите, вас прислал Господь для того, чтобы вы исправили наши ошибки, сделанные по глупости или по незнанию?
Видя потрясенный вид, этого, не побоюсь слова, великого старика, я решил немного подсластить пилюлю, - Возможно. Во всяком случае, мы помешаем вам наделать новых ошибок. Князь, поверьте нам, ошибки русской дипломатии еще будут сказываться на судьбах России на протяжении многих десятилетий, если не столетий. Каждая дипломатическая ошибка потом отольется реками и морями крови русских солдат.
А ХХ век, введет в моду заурядное убийство мирных обывателей и уничтожение одних народов другими. Как будто вернутся библейские времена. Ничего личного, только Бизнес! Вас извиняет только то, что действовали вы, имея на руках неполную, а зачастую просто лживую информацию.
Горчаков склонил передо мной голову, признавая мое право потомка высказать ему все претензии, - Простите вы уж меня старика. Да, я знаю, я во многом ошибался, обманывая самого себя. Но я честно старался служить России, не то что некоторые до меня.
Я улыбнулся, - Полноте, Александр Михайлович, никто вас не винит. Злого умысла не было в ваших деяниях, тут вы правы. Скорее уж здесь просто непонимание возможных последствий. Знаете, в нашем времени был в России премьер-министр, достаточно умный и толковый человек, который по своему косноязычию не раз выдавал публично изречения, тут же становившиеся народными пословицами. Вот одно из них: "Хотели как лучше, а получилось, как всегда!". Князь, вы поставили перед собой две цели: отомстить Австрии за то, что она предала Россию во время Крымской войны, и денонсировать унизительный Парижский трактат. Вы сделали это, но цена оказалось непомерно высокой.
- Вы имеете в виду возвышение Пруссии и превращение ее в Германскую империю? - быстро спросил Горчаков, - Но я ведь всегда считал ее естественным противовесом Австрии.
Я пожал плечами, - И в результате сначала Пруссия громит Австрию, а потом сливается с ней в экстазе союза. И если при своем образовании Германская Империя была настроена к России положительно, то в результате союза с враждебной нам Австрией, они и сама заразилась этой враждебностью.
О ваших желаниях и планах, знали многие, в том числе, и хорошо знакомый вам Отто фон Бисмарк. Вы считали и считаете его своим учеником. Но ученик сумел переиграть своего учителя. Используя вашу ненависть к Австрии, он сумел обеспечить спокойный тыл для Пруссии во время ее войны с Францией. Вы рассчитывали на то, что обе стороны обессилят друг друга во время войны, а уж с Австрией Россия сможет сама разобраться. Но вы сильно ошиблись. Пруссия вышла из этой войны уже не королевством, а империей, во много раз сильнее, чем до начала боевых действий.
Вторая ваша ошибка заключалась в том, что вы слишком сильно давили на Германию в 1875 году, когда она захотела вторично провести экзекуцию над Францией. Немцы не забудут этот грубый нажим, а Бисмарк личное унижение, которому вы его подвергли. Другой премьер-министр России, которого убьют в Киеве в 1911 году, сказал: "В политике нет мести, но есть последствия". И последствия будут, уж поверьте мне.
- Александр Васильевич, пощадите, неужели вы считаете, что я настолько бездарно руководил внешними делами Империи все это время? - Горчаков был бледен, как бумага, и походил на высохшую мумию из Эрмитажа.
Мне стало его по человечески жалко, и я решил немного его приободрить, - Ваше Сиятельство, единственный плюс, который можно зачесть в вашу пользу, это отмена Парижского трактата. Да и его можно было похерить гораздо раньше, ведь участвовавшие в нем страны почти сразу же после подписания трактата, перестали его соблюдать.
Князь, все ваши беды от того, что вы, как сказал один ваш коллега: "Слишком верили Европе, в "европейский концерт", жаждали конференций и конгрессов, предпочитая громкие фразы и блестящие дипломатические беллетристические произведения - настоящему практическому действию, не столь эффектному, но упорному, настойчивому и основательному".
Вы забыли, что Россия не Европа, Россия это отдельная цивилизация, Великая и самодостаточная сама по себе. Поэтому для Европы мы всегда будем варварами, всегда, при любом правителе, при любом строе, во все времена. И считаться они с нами начинают только когда наши армии с бою берут Берлин или Париж. И единственными союзниками Великой России и, есть и будут ее армия и флот.
Скрывая смущение, старик шумно высморкался в большой платок, - Да, Александр Васильевич, скорее всего все так и есть. Но скажите, в вашей будущей России обо мне хоть иногда вспоминают?
Я кивнул, - Конечно вспоминают. Вы ж не злодей какой. В Москве есть станция метро - вы видели, наверное, лондонскую подземку, так вот это, примерно, то же самое, - носящую название "Улица Горчакова". А в Санкт-Петербурге в Александровском саду установлен ваш бронзовый бюст.
Услышав это, Горчаков заулыбался, и его сморщенное лицо порозовело. Все таки, он был очень тщеславным человеком, и обожал лесть. Склонив голову, он произнес, - Александр Васильевич, голубчик, вы знаете о нас многое. Скажите, что я могу сейчас сделать полезного для России?
Я помедлил с ответом, но все же сказал то, что давно хотел сказать, - Князь, лучшее, что вы можете сделать - это уйти в отставку по состоянию здоровья. Вполне уважительный повод в вашем возрасте. И сделать это нужно чем быстрее, тем лучше. Скоро такое начнется! Поверьте мне, вы просто не выдержите тех атак которые обрушат на вас ваши коллеги. Отставка не даст вам совершить главную ошибку в вашей жизни, о которой вы будете жалеть до самой смерти. Запомните, князь, так уж получается, что ошибки русских дипломатов будут исправлять русские солдаты. Но исправление этих ошибок будет стоить миллионов жизней, в том числе и тех людей, которые никогда не держали в руках оружие.
Наверное в этот момент я казался ему посланником Бога (или Дьявола) который пророчествовал о рукотворном Конце Света. И одним из виновников грядущей катастрофы, в которой погибнет столько людей, был он - канцлер Российской империи, князь Александр Михайлович Горчаков!
Старик долго сидел молча. Потом он с трудом поднялся с кресла, подошел к столу и налил себе бокал белого вина. Сделав глоток, князь задумчиво посмотрел на свет сквозь стекло бокала. И только тогда медленно, дрожащим от волнения голосом произнес, - Александр Васильевич, я думаю, что вы правы. Я сегодня же подам Государю прошение об отставке. Честь имею, Господин из Будущего.
Командующий особым корпусом, генерал от кавалерии Лорис-Меликов, вместе с адъютантом и конвоем подъехал к двухэтажному дворцу Наместника. Часовой, стоявший у полосатой будки ворот дворца, сразу узнал генерала, и отсалютовал ему ружьем.
Генерал вошел в кабинет Наместника. Огромная комната Великого князя была увешана роскошными персидскими коврами и украшена старинными кавказскими саблями, кинжалами, пистолетами и ружьями. Окна кабинета, выходившие на главную улицу Тифлиса, Головинский проспект, были завешаны тяжелыми бархатными шторами.
Хозяин кабинета, 45-летний брат царя, Великий князь Михаил Николаевич, Главнокомандующий Кавказской армией, с нетерпением ждал генерала. Позавчера с эстафетой от Лорис-Меликова пришло весьма странное донесение о том, что противник совершенно разбит, и крепость Карс занята. В то же время из этого донесения можно было понять, что русская армия в бой с турками не так и не вступала, и потерь не имела. Что сие могло означать, Великий князь, как ни старался, так и не смог понять... И вот теперь он жаждал услышать все от очевидца дела, случившегося под Карсом.
- Здравия желаю, Ваше Императорское Высочество, - с едва заметным кавказским акцентом приветствовал генерал своего Главнокомандующего.
- Рад вас видеть, Михаил Тариэлович! - ответил Великий князь, - Поздравляю вас со славной викторией! - Турки разбиты и Карс взят - это полная и блестящая победа! Но как случилось, что она добыта практически без боя? - Это чудо Господне, или...
- Ваше Императорское Высочество, - Лорис-Меликов с какой-то растерянностью посмотрел на Великого князя своими карими армянскими глазами, - если бы я мог сам понять - ЧТО это было! Для нас это было чудо во спасение, для турок - воистину ад на земле. Я могу только сказать, что все случившееся было самым ужасным зрелищем, которое мне доводилось видеть!
Великий князь был изумлен. Он нервно затеребил свои роскошные бакенбарды, потом, перевел взгляд на стоявшего перед ним генерала, и жестом предложил ему присесть на диван. Сев рядом, Наместник внимательно посмотрел на Лорис-Меликова, после чего участливым голосом спросил, - Михаил Тариэлович, как у вас со здоровьем? Может быть, вам стоит немного отдохнуть, а свой рассказ вы продолжите завтра?
Генерал вспыхнут от обиды. - Ваше Императорское Высочество, неужели вы заподозрили меня в умственном помешательстве?! - Клянусь, что я здоров, и вполне отвечаю за свои слова и поступки. Вы знаете, что я не трус, я воевал в Чечне и Дагестане, в Крымскую войну сражался в отрядах князей Барятинского и Бебутова, дважды награжден золотым оружием за храбростью. Но то, что я увидел там, под Карсом... Ваше Императорское Высочество, разрешите мне все вам рассказать по порядку? - Наместник кивнул, и генерал продолжил свое повествование.
- Как вы знаете, я выступил со своим отрядом в сторону Карса, с целью обложения крепости. Разведчики доложили, что навстречу нам выдвигается турецкий корпус под командованием Мухтар-паши. Я остановился у селения Зевин, и стал готовиться к бою с превосходящим меня неприятелем. Но боя, как такового не было. Днем мы заметили в небе странную блестящую металлом точку, которая пересекала его на недосягаемой высоте, наверное, под самым солнцем, оставляя за собой белый след, как бы сотканный из ваты...
- Я получил донесение об этом странном явлении, - перебил Наместник рассказ генерала, - и не только от вас. Продолжайте...
- Да, Ваше Императорское Высочество, я тоже послал вам пакет с эстафетой. Но, самое странное и страшное произошло ночью. От нас до турецкого лагеря было верст десять, не больше. Где-то в полночь меня разбудил далекий грохот, как будто в горах шла сильная гроза. Я вышел из палатки. По тому месту, где по нашим сведениям остановились на ночь турки, метались яркие зарницы и гремел гром. Но что удивительно, на небе не было ни облачка да и вспышки света были только на земле. Я тут же отправил на разведку казаков. Вернулись они только к утру, и доложили, что по турецкому лагерю был нанесен удар страшной силы. С ними был один пленный, который все время плакал и молился. С его слов, он отошел в овраг по нужде, что его и спасло. Судя по его рассказу, около полуночи случилось вот что.
Сначала по небу из конца в конец прокатился страшный грохот, сильнее, чем раскат самого сильного грома. А потом... - Тут нервы у старого вояки, по всей видимости, не выдержали, и он, замолчав на минуту, уставился на Великого князя остекленевшими глазами, словно вспоминая ЭТО... - А потом, Ваше Императорское Высочество, по земле прокатилась волна разрывов. Наверное, почти так же происходило в библейских Содоме и Гоморре. Волна огня прошла турецкому лагерю сметая все живое. Рано утром, получив донесения разведчиков, и выслушав сбивчивые речи обезумевшего от ужаса турка, я сам съездил к месту расположения лагеря Мухтар-паши. Я не видел сам, как это все происходило ночью, но зато потом лицезрел то, во что превратился лагерь турецкого корпуса. Точнее, то, что от него осталось.
Это было поле сплошь заваленное трупами людей и лошадей. Палатки, превращенные в решето. Запах крови и жужжание мух. И повсюду на земле вот это, - генерал достал из кармана стальной шарик величиной с горошину., - Ваше Императорское Высочеств, очевидно, что турок убили посредством взрыва множества гранат, начиненных именно этими шариками. Я не знаю, что ЭТО было, но, Это было ужасно! Тридцать тысяч турок были убиты. То, что произошло, войной называть нельзя - единственное подходящее для этого слово - бойня!
Но это еще не все, перед самым рассветом пришла очередь Карса. Это уже я видел сам. В небе раздался чудовищный гул и грохот. А потом крепость превратилась в огнедышащий вулкан. Земля дрожала под нашими ногами, от взрывов закладывало уши. Над турецкими укреплениями вспыхивали огромные огненные шары, и стены фортов рушились, словно под ударами гигантского молота. Тысячи турок были убиты, сгорели заживо, были погребены под обломками крепостных сооружений. Полному разрушению подверглась не только цитадель, но и малые форты, вынесенные на равнину, а так же укрепления и на другом берегу реки.
Я признаюсь вам, Ваше Императорское Высочество, мне и моим солдатам было страшно смотреть на все происходящее. Мы никак не могли понять - кто воюет на нашей стороне. По корпусу поползли слухи о том, что сам Святой Георгий Победоносец обрушился на войско агарян. - при этих словах, Лорис-Меликов и Великий Князь Михаил Николаевич, не сговариваясь перекрестились. - потом генерал продолжил рассказ, - Я стоял у своей палатки и наблюдал за новоявленной гибелью турецкой крепости, как Лот наблюдал гибель Содома и Гоморры.
Приглядевшись, я заметил в лунном свете острые силуэты, подобно молниям проносящиеся по небу над крепостью. После каждого их появления в Карсе следовала очередная серия ярких вспышек и грохот взрывов. Потом все стихло. Мне показалось, что это светопредставление продолжалось всю ночь, но взглянув на часы, я с удивлением обнаружил, что крепость была уничтожена менее чем четверть часа.
После того, ангелы, или кто там еще из небесного воинства, улетели, и все стихло, я послал в крепость разведку, чтобы она выяснила обстановку. Вернувшись, разведчики сообщили мне, что крепости больше нет. Заодно казаки пригнали сотни полторы пленных турок, напуганных до смерти. Они молили нас спасти их от страшных ифритов, подобно птицам летающих по небу, и извергающих на войско османов пламя, сжигающее все живое. По показаниям пленных, командующий турецким гарнизоном Гуссейн-паша был убит, а остатки его воинства разбегаются по домам, сея панику рассказами о страшной гибели воинов султана.
Ваша Императорское Высочество, посланная мною разведка продвинулись на полсотни верст в глубину Турции, не встречая никакого сопротивления. Мы можем беспрепятственно двигаться на Эрдоган, Ван, и далее... Хоть на Дамаск и Иерусалим... Если будет, конечно, на то приказ Государя...
Потрясенный рассказом Лорис-Меликова Великий князь Михаил Николаевич долго молчал, а потом, встал с дивана, подошел к иконам, висевшим в "красном" углу, и начал читать "Отче наш" и "Верую".
- Михаил Тариэлович, я не знаю, что ЭТО было, но могу сказать лишь одно - все произошло по промыслу Божьему! Я велю бить во все колокола во всех храмах Тифлиса, и отслужить молебен в честь победы над супостатом... Кроме того, я издам приказ, предписывающий нашим войскам начать подготовку к походу вглубь Турции...
В этот момент в дверь кабинета Наместника постучали. - Разрешите, Ваше Императорское Высочество? - спросил у Наместника вошедший в кабинет дежурный адъютант, - Срочная депеша - только что по телеграфу было получено сообщение о том, что эскадра под андреевским флагом вошла в Проливы и ночным штурмом взяла Стамбул.
Генерал Лорис-Меликов и Наместник повернулись к вошедшему, и с изумлением уставились на него, потеряв на какое-то время дар речи...
После разгрома турок у Сухума наш БПК отправился в Севастополь. Получена команда адмирала - высадить там всех наших полонянок, и забрать оттуда в Варну командира минного транспорта "Великий князь Константин". Догадайтесь, кого? - Да-да, того самого, лейтенанта Степана Макарова. Еще не импозантного адмирала с окладистой седой бородой, а молодого 28-летнего офицера, на своем кораблике совершающем лихие ночные набеги на турецкие военно-морские базы. Вопрос о его дальнейшей деятельности вроде бы уже согласован в самых верхах.
Но высшей политикой пусть занимаются командиры. А на меня капитан 1-го ранга Перов свалил обязанность нянчиться с девицами, освобожденными нами из турецко-британского плена. Кстати, тот "восставший из ада" рыжий англичанин, после "закрытого массажа печени", который ему провели мои ребята, больше не качал права, и сидел под замком тихо, как мышь под веником. Мы же первоначально в Аденский залив собирались, пиратов ловить, вот и было оборудовано своего рода КПЗ в одной из технических выгородок. "Русское гостеприимство" так подействовало на него, что он стал подобострастно кланяться каждому матросу, и приговаривать при этом: "Йес, сэр, ноу сэр..." - Так-то оно лучше. Насколько я знаю уже решено передать этого британскоподданного властям Российской империи для дальнейшего суда и каторжных работ. Там, на Акатуе или в Нерчинске, ему и техническая выгородка дворцом покажется.
А я сейчас больше смахиваю на красноармейца Сухова из "Белого солнца пустыни". Конечно, полонянки в гарем какому-нибудь Абдулле попасть еще не успели, но они так же, как киношные "гюльчатаи", считали меня своим спасителем, и старались не отходить от меня ни на шаг. Так в свои двадцать семь с хвостиком лет я неожиданно стал дядькой Игорем, или даже Игорем Николаевичем. Усатый нянь, да и только.
Для начала я провел санобработку красавиц. Отвел их в душевую, дал мыла и шампуни, предварительно объяснив, как ими пользоваться, дал матросскую сменку. На все возражения ответил, что дамской одежды у нас в запасе нет, и если кто не хочет переодеваться, то пусть ходит в своем грязном вонючем платье. И вообще пресная вода, даже техническая, это одно из величайших сокровищ в море. И что они должны это ценить а не капризничать. После моей проникновенной речи, все без раздумий взяли сменку, и отправились мыться.
Душевая преобразила моих подопечных. С грязью и пылью они, похоже, смыли все, что угнетало и мучило их. Девицы были одна краше другой. Морячки "Североморска", то и дело заглядывавшие, якобы по делам, в мое "бабье царство", просто млели при виде красавиц в матросских форменках и брюках. А те кокетливо строили им глазки, и томно расчесывали свои длинные мокрые волосы. Ну, прямо, русалки.
А Ольга Александровна, та вцепилась в меня как клещ, и не отпускала от себя ни на минуту. Пока они все мылись и приводили себя в порядок, я сбегал в библиотеку, и кое-что прочитал про нее и ее семью.
Родилась она в 1864 году. Мать внучки Пушкина, Софья Александровна Ланская, умерла в 1875 году. Отец, полковник Александр Александрович Пушкин, был сейчас в действующей армии на Балканах. Он командовал 13-м Нарвским гусарским полком.
После смерти жены Пушкин отправил все свое большое семейство в Лопасню - это под Москвой. Там они жили на попечении двоюродной сестры своей покойной жены, Анне Николаевне Васильчиковой. Перед войной Александр Александрович заезжал в Лопасню проститься с детишками. Позднее я узнал у Ольги, что он приехал вместе со своим сослуживцем, штаб-ротмистром Николаем Быковым. Кстати, племянником Николая Васильевича Гоголя. Отец Быкова, полковник, в свое время служил в Тифлисе и имел там кучу знакомых. Непоседа Ольга попросила у отца разрешения съездить на Кавказ. Николай Быков обещал дать надежного спутника из своих тифлисских знакомых и служанку, которые будут сопровождать Ольгу в ее путешествии. Так внучка Пушкина отправилась навстречу своей судьбе.
На Военно-Грузинской дороге на коляску, в которой ехала Ольга напали абреки. Они убили кучера и сопровождавшего девицу отставного майора, а Ольгу и ее служанку увели с собой. Служанку, позднее, они продали в одном из аулов какому-то джигиту, а юную и красивую девушку решили отправить в Турцию, где за нее можно было получить немалые деньги. Так внучка великого русского поэта едва не оказалась в гареме турецкого бея или паши. Но помешал наш "Североморск", который как раз устраивал туркам "никто никуда не идет". Ну и морская пехота тоже сказала в этом деле свое веское слово. В результате роли резко поменялись, к удовольствию одних, и глубокой печали других.
Несмотря на свой юный возраст, Ольга вела себя как взрослая девица. Сказывалась пылкая африканская кровь ее великого предка. Да и внешне она была очень похожа на Александра Сергеевича. Такие же, как у него рыжеватые волосы, голубые глаза, овал лица, разрез глаз, наследственные - "пушкинские" - длинные и тонкие пальцы. Я вспомнил, что в реальной истории Ольга, когда ей еще не было и шестнадцати лет, без разрешения отца обвенчалась с Николаем Павловым, прапорщиком 13-го драгунского полка. Правда, супружеская жизнь у нее не заладилась - Павлов пристрастился к морфию, говоря языком наших современников, "сел на иглу", после чего Ольга ушла от него, забрав единственного сына. Я с грустью посмотрел на юную девушку, которую ожидала такая несчастливая судьба. Не хотелось бы мне, чтобы так все произошло.
А Ольга, подвижная и непоседливая, как ртуть, таскала меня по всему кораблю, теребила, просила рассказать - что и как устроено. Ее удивляло все - и яркие лампы дневного света, и наши приборы, с помощью которых мы легко и просто управляли таким огромным кораблем. Удивила ее и радиостанция, с помощью которой мы связались со Ставкой Государя в Плоешти, и попросили сообщить полковнику Пушкину, что его дочь жива, здорова, и в ближайшее время будет отправлена домой в Лопасню.
Правда, у Ольги на этот счет было несколько другое мнение. Она неожиданно взбунтовалась, и сказала, что ни за что на свете не поедет домой. Ольга в ультимативной форме заявила, что будет служить на нашем корабле юнгой и, по ее словам, "будет воевать с подлыми работорговцами", и "не успокоится до тех пор, пока не освободит всех пленников и пленниц". Спорить со строптивой девицей мы не стали, решив, что по приходу в Севастополь отправим ее на берег явочным порядком.
Ольга упросила одну из наших полонянок, которая немного владела портновским ремеслом, и та подогнала ей по фигуре матросскую форму. Скажу честно, внучка Александра Сергеевича очень даже неплохо смотрелась в тельняшке, брючках и форменке. Стиль "милитари" был явно ей к лицу. Правда, многие из ее спутниц посчитали, что девица ведет себя слишком уж раскованно, а в матросской одежде выглядит совсем уж неприлично. Но Ольга откровенно игнорировала все их намеки и нравоучения.
А "Североморск" тем временем почти уже добрался до Севастополя. Милях в двадцати от того места где в 1898 году будет построен знаменитый маяк Форос, мы повстречали небольшой изящный кораблик с тремя мачтами и одной трубой, шедший под андреевским флагом. Наши знатоки русского флота сразу же узнали его - это и был легендарный пароход "Великий князь Константин". Видимо, неугомонный Степан Осипович вышел в свое очередное крейсерство в поисках новых жертв. Но турецкие корабли частью были уже нами уничтожены, частью загнаны в порты и якорные стоянки, где они в самое ближайшее время должны были стать трофеями лихих греческих каперов.
"Великий князь Константин", при виде такого чуда как наш "Североморск", да еще и с андреевским флагом на флагштоке, заложил правую циркуляцию и пошел на сближение. Мы сбавили ход. Вскоре оба корабля уже легли в дрейф, на расстоянии менее четверти кабельтова друг от друга.
- Эй, на "Североморске", - раздался с мостика "Константина" зычный, усиленный рупором голос, - откуда и куда вы следуете?
Капитан 1-го ранга Перов поднес к губам микрофон, - Для командира "Великого князя Константина" лейтенанта Макарова, - разнеслись над морем его слова, усиленные громкоговорителем, - имею распоряжение командующего эскадрой Югороссии контр-адмирала Ларионова. Мне предписывается встретить минный транспорт "Великий Князь Константин" и вместе с ним следовать в Одессу. По распоряжению Государя императора аналогичный приказ должен был поступить к вам из Плоешти, за подписью Главнокомандующего российскими войсками Великого князя Николая Николаевича. - Вы его получили, Степан Осипович?
На мостике "Великого Князя Константина" от неожиданности поперхнулись. Во всяком случае, какое-то время стояла тишина, а потом через жестяной "матюгальник" прозвучало несколько типично боцманских выражений. Облегчив душу, Макаров заговорил более-менее литературным языком. - Приказ такой был, не спорю. Сказать по правде я в нем почти ничего не понял, потому в поисках вашего корабля и вышел в море. Впрочем, не нам обсуждать приказы начальства. Выполняю приказ, и следую вместе с вами в Одессу.
На протяжении всего этого разговора мне очень хотелось заткнуть Ольге уши, чтобы она не слышала всех тех эмоциональных слов, которыми так богат русский язык, и которые вовсе не предназначены для нежных дамских ушек.
Следующая встреча полковника Антоновой и Государя состоялась, как они и договаривались, вечером следующего дня. Правда, с утра наш неутомимый Александр Васильевич Тамбовцев "порадовал" меня сообщением о том, что один из офицеров Главной квартиры связан с австрийским Генштабом. Оказывается, пока мы с мадам полковником и Государем беседовали, головорезы Александра Васильевича провели превентивные мероприятия, должные обеспечить секретность переговоров. И не зря. Они уловили некоего сотрудника австрийского разведбюро, который пытался сунуть нос туда, куда не следовало.
Потомки излишним человеколюбием не страдали, и довольно быстро разговорили беднягу. Он-то и сдал этого офицерика. Я дам указания своим людям заняться предателем. В Ставке мы его трогать не будем. Надо будет переговорить с кем надо, и в самое ближайшее время отправить его с донесением в Петербург. Все курьеры проезжают мимо моего имения Круподеринцы, расположенного неподалеку от Винницы. Вот там его и задержат и побеседуют с глаза на глаз. Ну, а потом... Ведь, к сожалению, случаются разные неприятности в пути -- то лошади понесут, то ветхий мост обрушится... Все в Руце Божьей...
И еще одна новость, которая стала известна уже к вечеру. Канцлер Горчаков неожиданно подал Государю прошение об отставке! - Это произошло после его беседы с капитаном Тамбовцевым! - Ай, да Александр Васильевич! Ай, да хват! Видать, капитансумел найти аргументы, которые неотразимо подействовали на нашего канцлера. Непрост, капитан, ох не прост! Нужно держать с ним ухо востро! Теперь надо прикинуть - кто займет место Горчакова. Надо намекнуть потомкам, чтобы они не забыли меня, старика.
А мадам Антонова подъехала к резиденции Государя на моей коляске, как мы и договаривались, ровно в восемь. Тамбовцева с ней не было, а вот тот самый, звероватого вида слуга-телохранитель, наличествовал. Мы вошли в дом. Государь находился в великолепном расположении духа. По всей видимости, он еще раз перечитал письмо адмирала Ларионова, и продумал все возможные преференции от союза с Югороссией.
Для начала Александр Николаевич решил задобрить свою прекрасную гостью, и с ходу объявил ей о том, что он награждает ее высшим женским орденом Российской империи - Орденом Святой Великомученицы Екатерины 1-й степени. И намекнул, что это неспроста, потому что орден этот носит и второе название - "Освобождения".
Царская милость пришлась по душе Нине Викторовне. Она поблагодарила Государя. Ну, а потом, мы снова занялись нашими насущными делами.
Мадам Антонова предложила с помощью кораблей эскадры перебросить часть наших сил в Закавказье, где силы турок после разгрома под Карсом практически отсутствуют, и начать подготовку к маршу на Ван, и далее - на Дамаск.
- Ваше Величество, нельзя терять время. Как говорил великий полководец Александр Суворов: "На войне деньги дороги, жизнь человеческая еще дороже, время дороже всего". Бесхозные ныне территории Османской империи будут прибирать к рукам разные европейские проходимцы. В случае с Проливами и Константинополем Россия связана опрометчиво подписанными соглашениями и конвенциями. А вот насчет восточных владений Турции у Российской Империи руки не связаны. - Не так ли, Николай Павлович?
Я ответил утвердительно. Действительно, нужна ли нам новая головная боль, в виде появления у границ Империи государств, находящихся под влиянием наших недругов, и, соответственно, недружественных нам.
Государь задумался. - Хорошо, мадам, я дам указание военному министру, генерал-адъютанту Дмитрию Алексеевичу Милютину, продумать план продвижения наших войск в южном и восточном направлении. И насчет переброски части наших сил в порты на Кавказском побережье мы тоже подумаем. Хорошо бы прислать вашего военного представителя в Ставку, дабы продумать чисто практические вопросы предстоящей операции.
Потом Государь попросил помочь его союзнику, Черногорскому князю Николе I Петрович-Негошу. 21 мая турки начали наступление на Черногорию со стороны Северной Албании. Командующий турецкими войсками Сулейман-паша, прорвавшись к осажденному черногорцами Никшичу, и двинулся на соединение с двумя турецкими армиями, наступавшими с юга и востока. Используя свое численное превосходство, турецкая армия вышла в долину реки Зеты и стала угрожать столице Черногории Цетинье. Надо помочь черногорцам.
- Мадам, ваши войска смогут помочь князю Николе? - Это один из самых надежных наших союзников, - спросил Государь.
Полковник немного подумала, и кивнула головой. Мне стало ясно, что место Сулейман-паши в турецкой армии скоро будет вакантным. Но только лишь обещанием помочь дело не ограничилось. Полковник Антонова, извинившись, достала из своей изящной дамской сумочки небольшую коробочку рации, на глазах у изумленного Государя длинным ярко-алым ногтем выщелкнула антенну. Лицо ее вдруг стало властным и жестким, голос сухим и отрывистым, и я впервые поверил, что эта милейшая дама, действительно, самый настоящий полковник,
- Товарищ адмирал, добрый вечер! Государь-император Александр Николаевич просит нас помочь его союзнику князю Николе Черногорскому... Да, дело серьезное и не терпит отлагательств! Спасибо, товарищ контр-адмирал, я сама, вы только подтвердите если что, - она нажала на своей коробочке еще какую то кнопку, - Оперативный отдел! Анатолий Иванович, это Антонова. - Запишите: Черногория, район реки Зеты и города Цетинье. Произвести воздушную разведку, выявить расположение турецких частей. Потом поднимите авиагруппу, и устройте этим мерзавцам второй Карс, да так чтобы выжившие турки бежали из Черногории впереди собственного визга. Да, товарищ контр-адмирал в курсе.
Кстати, в тот раз их перебросили в Болгарию, против русской армии на Шипке, а где они окажутся в этот раз - неизвестно. Может под стенами Константинополя... Нет уж, пусть их хоронят там, где они есть! - Все, конец связи. - коробочка исчезла в ее сумочке, а лицо любезной Нины Викторовны снова стало милым и приветливым.
Государь склонил голову, - Да, уж мадам, не ожидал, не ожидал! Теперья сам убедился, что вы по праву носите погоны полковника. Вам смело можно доверить настоящий полк, к примеру, лейб-кирасирский. Шучу. Но, как говорится, в каждой шутке есть доля...
- Шутки? - подсказала Антонова.
- Мило! - восхитился государь, - Надо сказать, неожиданная трактовка знакомой поговорки. Кто это так сказал?
- Слова народные, - отшутилась Антонова, - Никто не помнит имени этого человека, как не помнят фамилию изобретателя колеса.
Слово за слово, коснулись и темы дальнейших взаимоотношений Российской империи и Югороссии. Государь сообщил, что для заключения межгосударственных договоров надо каким-то способом заявить о создании Югороссии.
- У государства должны быть соответствующие атрибуты, территория, властные органы, флаг, герб, гимн, наконец. А так с кем заключать договор, чтобы его признали и другие государства? С группой лиц, которые неизвестно откуда приехали, и неизвестно кто? Ведь вы не кочевая орда, господа, на дворе все же не XIII, а XIX век.
Полковник Антонова сказала, что адмирал Ларионов уже думает над этими вопросами, и в самое ближайшее время все государственные атрибуты у Югороссии появятся. Далее она сообщила, что неплохо было бы поддерживать постоянную связь между Ставкой и флагманским кораблем эскадры Ларионова.
- Ваше Величество, соответствующая аппаратура у нас уже есть. Но пользуемся мы ею по кустарному, менее эффективно, чем могли бы. После легализации здесь нашего присутствия, надо будет развернуть полноценный узел связи. Вы могли бы поддерживать устойчивую связь не только с вашими войсками и адмиралом Ларионовым, но и с вашим братом, Великим Князем Михаилом Николаевичем в Тифлисе, и даже с Санкт-Петербургом.
Государь задумался, а потом, представив себе открывающиеся перед ним возможности, загорелся идеей потомков.
- Николай Павлович, обратился он ко мне, - познакомьте полковника Антонову с Чингисханом, пусть они решат все технические вопросы!
Тут уже Нина Викторовна была удивлена до чрезвычайности. - Какой еще Чингисхан, Ваше Величество? - Это шутка такая?
Пришлось объяснить нашей гостье из будущего, что связью в Главной квартире действительно заведует Чингисхан. Но не тот, который был ханом монголов, и мечтал довести свои непобедимые тумены до "последнего моря", а другой, флигель-адъютант императора, полковник. Губайдулла Чингисхан. Он был младшим сыном последнего хана казахской степи - Жангира.
Чингисхан закончил Пажеский корпус, а потом долгие годы служил в телеграфном департаменте. А после начала войны его назначили начальником движения телеграфной корреспонденции в действующей армии. Вот с этим-то Чингисханом и придется иметь дело мадам Антоновой.
Посмеявшись над этим историческим курьезом, мы прошли в соседнюю комнату, где уже был накрыт стол. Все правильно, по своему опыту дипломата я знал, что самые серьезные вопросы обычно решаются в самой несерьезной обстановке.
Со всеми повседневными хлопотами, связанными с организацией встреч полковника Антоновой с Государем, я как-то не смог выкроить время для встречи с цесаревичем. Он в четверг слетал на вертолете на "Адмирал Кузнецов", встретился там с адмиралом Ларионовым, и вернулся оттуда поздно вечером, полный незабываемых впечатлений. Похоже, что все увиденное и услышанное там настолько потрясло Александра Александровича, что он дня два не выходил из дома. Наблюдавшие за ним люди сообщили мне, что цесаревич написал несколько писем своей "душке Минни" - цесаревне Марии Федоровне, потом достал корнет, и несколько часов наигрывал на нем военные марши и народные мелодии.
Сегодня я решил навестить наследника, благо, что появился повод для разговора. Нина Викторовна получила мне провести зондаж соседней с Югороссией Греции, на предмет возможного сотрудничества и взаимодействия. Греция была нашим самым близким соседом, родственная по вере, и ей сам Бог велел дружить с Югороссией.
Правда, с греческими делами было не все так просто. Так уж получилось, что Греция, получившая самостоятельность во многом благодаря России, из-за откровенного головотяпства канцлера Горчакова стала придерживаться проанглийской политики. В 1863 году британцы в честь коронации нынешнего короля Георга, подарила Греции Ионические острова. Но король Георг, это - принц датский Кристиан-Вильгельм-Фердинанд-Адольф-Георг Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургский - во как! Он был избран на греческий престол в 17-летнем возрасте. Через четыре года король женился. Супруга его была русская - старшая дочь генерал-адмирала, великого князя Константина Николаевича, племянница императора Александра II и, стало быть, двоюродная сестра цесаревича. Да, я забыл сказать, что король Георг был родным братом цесаревны Марии Федоровны.
Вполне естественно, королевская чета была настроена прорусски. Вот только проанглийские депутаты греческого парламента поспешили стреножить короля, лишив его практически всех средств влияния на внутреннюю и внешнюю политику. Дело дошло до того, что в 1877 году по инициативе Харилаоса Трикуписа, наиболее яркой фигуры греческой политики того времени, король был лишен права влиять на Национальное собрание путем выдвижения вотума недоверия премьер-министру страны.
С другой стороны, старая неприязнь греков к туркам обострилась в 1876 году, когда турки начали резню в Сербии и Болгарии. А в 1877 году, после того, как Россия объявила войну Турции, Греция начала концентрировать свои войска на турецкой границы. Даже гневный окрик из Лондона не остудил греков. Тот самый Трикупис, который родился и вырос в Англии, и старался ограничить власть короля, ответил на английский демарш заявлением о том, что Греция в данный момент не собирается начинать войну против Турции, но как независимое государство она сохраняет за собой полную свободу действий. Не может греческое правительство дать и обещания удерживать от восстаний греков, проживающих во владениях Османов.
Наглый британский демарш вызвал всеобщее возмущение в Греции. Английский посланник в Афинах Стюарт оценивал английское влияние в Греции в этот момент как "весьма близкое к нулю". Вот тут-то российской дипломатии и надо было воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы перехватить инициативу, и окончательно вытеснить британцев из Греции.
Но канцлер Горчаков продолжал, как глухарь токовать о некоем "европейском концерте", который должен решать все европейские конфликты. Хотя руководители русской внешней политики, и были готовы поддержать претензии Греции на определенные территории, но они уклонялись от подписания формального союза с Грецией, опасаясь, что это ухудшит и так достаточно сложные русско-английские отношения. Товарищ (заместитель) министра иностранных дел России Гирс заявил греческому послу в Петербурге: "Мы бы желали, чтобы Греция проявила к нам больше доверия; мы не можем заключить соглашение с вами, которое вызвало бы гнев Англии..."
Вот так, послушно заглядывая в рот Лондону, российское министерство внутренних дел и завело российскую же внешнюю политику в тупик, закончившийся позором Берлинского конгресса.
Проанализировав сложившуюся ситуацию, полковник Антонова и адмирал Ларионов решили взять дело в свои руки. Они решили направить меня в Афины, чтобы от имени сил, разгромивших Турцию и захвативших Константинополь, начать переговоры об установлении постоянных контактов с руководством Югороссии. И здесь цесаревич очень был бы очень кстати. Формально он отправлялся в частную поездку, чтобы навестить кузину и своего старого приятеля "Фреди", с которым сдружился в Копенгагене, когда он познакомился со своей любимой Минни.
Связавшись по рации с цесаревичем (этим современным девайсом его снабдили на "Адмирале Кузнецове"), я попросил у него аудиенции. Александр Александрович сказал, что он будет рад меня видеть.
Зайдя в уже знакомую мне гостиную, я увидел, что пребывание на флагмане эскадры не прошло для цесаревича даром. На столе у него, рядом с футляром корнета, лежал разобранный АПС - еще один подарок адмирала. Александр Александрович, заглядывая в отпечатанную для него на ксероксе инструкцию, занимался сборкой пистолета. Обстоятельный и сурьезный мужчина, наш наследник!
Как я и предполагал, он с радостью согласился навестить своих родственников в Афинах. Правда, цесаревич поинтересовался - будет ли на то согласие Государя, но я успокоил его, сказав, что сей вопрос легко уладит мой начальник, полковник Антонова. Немного знакомый с нашей бравой Ниной Викторовной, Александр Александрович понял, что возражений со стороны его царственного батюшки, скорее всего, не будет.
Немного подумав, цесаревич спросил меня, - Александр Васильевич, а мы как будем добираться до места - по земле или по воздуху?
Похоже, что цесаревичу понравилось летать на вертолете. Я поспешил огорчить своего собеседника, - Ваше Императорской Высочество, скорее всего, мы отправимся в путешествие по морю. Согласитесь, что прилетев в Афины на вертолете, мы до смерти напугаем добрых греков, после чего разговаривать о чем либо, нам будет довольно сложно. По земле добираться долго, да и опасно. Поэтому, наиболее удобным, быстрым и достаточно эффектным способом передвижение будет военный корабль. Какой именно - это решит адмирал Ларионов.
- Ну, что ж, корабль, так корабль, - пробасил Александр Александрович. - Скажите, капитан, сколько человек я могу взять с собой?
- Ваше Императорское Высочество, исходя и соображений секретности, я бы посоветовал взять лишь самых надежных и близких вам офицеров. Человек пять, я думаю, будет вполне достаточно.
- Хорошо, - сказал цесаревич, - а когда мы отправляемся, и как я узнаю о времени отправления?
- Ваше Императорское Высочество, мы сообщим вам об этом по рации. Кстати, вчера на встрече вашего батюшки с полковником Антоновой было принято решение о том, что мы получим дом, в котором теперь будет находиться неофициальное представительство Югороссии, и о том, что будет создан радиоузел, из которого можно будет связаться с авианосцем "Адмирал Кузнецов", Тифлисом, а со временем, и с Санкт-Петербургом. Тогда вы сможете, что называется, в живую, поговорить с вашей очаровательной супругой и детками.
Услышав об этом, Александр Александрович не мог удержаться от радостной улыбки. Он был хорошим мужем и любящими отцом.
Уходящие в небо горы поросли темно-зеленым хвойным, почти черным лесом. Потому и страну эту издревле зовут Черногорией. Населена эта земля гордыми, упрямыми непокорными людьми, которых соседи кличут черногорцами.
Сейчас эта земля пропахла кровью и порохом. Уже неделю, даже не с упорством, а каким-то остервенением, турецкие аскеры карабкаются по склонам этих гор. Черногорские воины стреляют в пришельцев из ружей, рубят их саблями, режут кинжалами, сбрасывают вниз с обрывов. Но турок слишком много, они ползут по склонам гор, как бесчисленная саранча. Вот опять, по мостам через реку Морачу маршируют свежие турецкие таборы. Сорок семь тысяч турок, против семнадцати тысяч черногорцев,
Черногория страна маленькая, ей просто не под силу собрать столько же воинов, сколько может позволить себе огромная Оттоманская Империя. Если бойцы, вросшие в склоны этих гор, не выдержат и дрогнут, то черногорцы, как народ, перестанут существовать на этой земле. Турки в захваченных селениях не щадят ни детей, ни женщин. Ну, а мужчины и сами не просят пощады.
Черногорцы знают, что огромная русская армия пока стоит за Дунаем, и готовится к переправе. И никто не ведает, хватит ли у черногорцев сил продержаться до того момента, пока она войдет в Болгарию.
Правда, народный телеграф принес невероятную весть о том, что русский флот внезапно захватил Стамбул. Но князь Никола Негош не верил в это. Весть о том, что проклятая столица Османов в руках русских братьев была слишком хорошей, чтобы быть правдой.
Закрыв глаза, князь истово молился перед боем в у походного алтаря. Впереди его ждал еще один пропитанный кровью длинный день. Он сам, как и заповедано предками, всегда был среди своих людей на самых опасных местах. У него уже сменились, погибли или были ранены, все телохранители. Вместе с князем оборону держат и его лучшие воеводы. Надежный как скала, Илья Пламенац, и бунтарь, авантюрист, военный гений Пеко Павлович. Но даже их талантов не хватало, чтобы преодолеть тройное превосходство турок в силах. Еще чуть-чуть, и...
Хорошо еще, что турецкая артиллерия не может стрелять вверх по склону, тогда бы было совсем скверно. Собственно, именно из-за пушек черногорцы и отступили от переправ. Внезапно телохранитель князя Данило, один из последних еще остававшихся на строю, дернул его за рукав, - Смотри, княже, Знамение Господне!
Князь открыл глаза и поднял голову - это действительно было знамение. На востоке, высоко в небе, яркую голубизну рассекали полтора десятка ярких точек, составляющих что-то вроде восьмиконечного православного креста. Белый дымчатый след, тянущийся следом за ними, свивался в общий жгут и, казалось, что его несет с востока длинная белая рука, и вот-вот в утренней голубизне прорежется лик Спасителя.
Князь опустил голову и посмотрел на своего телохранителя, -Данило, это действительно знамение, но вот, что оно означает? - Русские перешли Дунай? - В Стамбуле сдох султан? - Или, вообще наступило Второе Пришествие? - Я... - князь не успел закончить свою фразу.
Серебристые точки, на ходу перестраиваясь в тройки, ринулись с высоты на изготовившиеся к очередной атаке турецкие войска. Буквально на глазах вырастая в размерах, они превратились в сияющих на солнце металлических птиц.
У князя, да и у всех черногорцев уже изготовившихся к последнему смертному бою, вдруг захолодело сердце, когда железные птицы, выровнявшись над самой землей, молнией пронеслись над турецкими войсками, над их лагерем, брошенным селением Ботук в излучине Морачи, сейчас полном турецких аскеров, жаждущих крови и добычи...
Вслед за железными птицами по многострадальной земле Черногории прокатилась волна адского огня, сжигающая незваных гостей. На глазах князя в пепел превратились и ставка Селим-паши на левом берегу реки, и турецкие таборы, только что перешедшие реку. Те же турки, что уже начали свой путь вверх по склону, были поражены чем-то иным, чем огонь. Среди них будто пронеслась стальная метель, но только вместо снежинок на воинов султана Абдул-Гамида упали сотни, тысячи, миллионы стальных шариков.
Сделав свое дело, железные птицы снова поднялись ввысь и растаяли в небе. Разъяренными тиграми бросились черногорцы вниз, добивать оглушенных и испуганных турок. Чисто количественно силы сторон сравнялись, но если учесть, что в одних при виде помощи Небесной Рати вселилась нечеловеческая сила и храбрость, а у других в животе стало жидко при виде того, как по их соплеменникам, словно прошла жуткая коса Малаку ль-маут - ангела смерти Азраила.
Из турецкой армии спаслось не больше двух тысяч человек. В основном из тех, кто находился на левом берегу реки, и избежал огня. Они то и принесли в Албанию весть о страшном разгроме при Мораче, и ужасной гибели войска Османов. В числе погибших был и командующей армией Селим-паша, которого неизвестная сила смешала с землей вместе с его походным гаремом.
К вечеру десятого числа черногорское войско под командованием князя Николы Негоша без боя вошло в Подгорицу. Тогда же стало известно, что турецкий отряд в районе города Бар был уничтожен такими же небесными птицами. После этой радостной вести, все церкви в Цетинье и окрестных горных селах залились радостным пасхальным перезвоном.
Погоняли мы в Стамбуле, пардон, Константинополе, тамошних бандюков, а потом 7-го июня, получили приказ, и отправились на блокпосты. Выпало мне, с моим отделением, перекрывать дорогу, ведущую из города в сторону Адрианополя. Это рядом с местечком Сан-Стефано. Всего два десятка километров от центра Константинополя.
Вместе с нами на блокпосту несут службу еще два десятка новонабранных греков-ополченцев. Да еще две супружеские пары болгар, которые считаются кем-то вроде вольнонаемными. Мужчины работают по хозяйству, а женщины готовят пищу. Еще мы их припахиваем, когда нужно осмотреть женщин-мусульманок. А иначе никак - турки, несмотря на то, что боятся нас, как огня, не задумываясь полезут в драку, если мы начнем обыскивать их жен, сестер или дочерей. А под женской одеждой мы пару раз уже ловили богатеньких турок, которые, как Абдулла из "Белого солнца пустыни", пытались смыться из города.
Задача, которую поставил нам старлей Бесоев, была простая, как апельсин: Всех встречных-поперечных шмонать, на предмет незаконного вывоза культурных и материальных ценностей. А если поподробнее, то проверять всех выезжающих из Константинополя, изымать у них оружие и ценности, награбленные у пролетариата, тьфу, у угнетенных народов Османской империи. Ну, и по мере сил и возможностей гасить всякую сволочь, которая, пользуясь безвластием, промышляет грабежом и разбоем.
Прапор из состава роты, что перекрыла дорогу в самый первый день, сдавая нам блокпост, рассказал, что служба, в общем-то, относительно спокойная. Ну, это если держать ухо востро. Главная опасность - не сами турки, а разные там башибузуки и черкесы. Эти сволочи стараются напасть внезапно, подловить отставшего или потерявшего бдительность бойца, и поизмываться над ним. Наши ребята, Слава Богу, не расслаблялись, и неприятностей с ними не было. А двое греков, отправившихся в ближайший поселок за продовольствием, угодили в лапы к этим уродам. Потом наши ребята нашли их трупы. Не буду описывать - что они с ними сделали. Несколько наших, наиболее впечатлительных, потом недели две были вегетарианцами.
Ну, а потом, на грузовиков и "Тиграх" приехали головорезы из спецназа ГРУ, прилетел вертолет, и в холмах была устроена облава по всем правилам. Одну крупную банду черкесов показательно затравили. Головы с отрезанными ушами потом выставили в ближайшем турецком селении. Но это была только одна банда. Блокпост вроде пока не беспокоили, а вот дальше по дороге на Андрианополь разбойнички шалят.
А так все просто и скучно - стой на дороге, да проверяй всех выезжающих. Вон, опять что-то запылило на дороге. Едут. Похоже, что народ небогатый. Две арбы, на одной барахлишко, на другой - женщина и трое детей. Одна девица уже вполне созревшая, наверное, скоро замуж выдадут.
Сам хозяин, высокий черноволосый турок средних лет, через грека-переводчика сообщил, что он мастер-чеканщик. Из города решил уехать, потому, что кто-то на базаре рассказывал о том, что якобы, новая власть собирается перерезать всех мусульман, а их жен раздать неверным. Чушь, конечно, но люди во все времена склонны верить слухам. И чем глупее слух, тем больше ему верят. Пытаюсь разъяснить Мустафе - так зовут турка, что власть Югороссии не тронет тех, кто не нарушает законы, и живет своим трудом. Он смотрит на меня с недоверием. Говорит, что пару месяцев поживет у родственников в Эдирне (так турки называют Адрианополь), а там видно будет. Оружия у него нет, ценностей больших тоже не обнаружено, поэтому мы беспрепятственно отпускаем его с семьей с миром. Советую ему быть поосторожней, так как одиноких путешественников активно грабят на дорогах.
Похоже, что я накаркал. Через четверть часа со стороны Адрианополя мы услышали крики и выстрелы. Хватаю пулемет, и бросаюсь к тачанке. Да, я забыл сказать, что мы по опыту небезызвестного батьки Махно для экстренных выездов используем тачанку. Это четырехместный подрессоренный экипаж, запряженный парой лошадей. На нем мы оперативно добираемся к месту происшествия, при необходимости ведя огонь прямо с колес.
Вот и теперь мы в считанные минуты оказались там, где разыгралась трагедия. Шайка бродяг-черкесов напала на Мустафу. Самого его они сразу же пристрелили. С жены Мустафы и его старшей дочери подонки сорвали все украшения, а потом потащили в придорожные кусты, чтобы там изнасиловать. Остальные с увлечением рылись в вещах чеканщика.
И тут появилась наша тачанка. Я и Мишка Иванов, парень из моего отделения, первыми же выстрелами положили четверых бандитов. Я стрелял из "Печенега", Мишка - из СВД. Грек Константинас, который был у нас кучером, или, как мы шутили, "механиком-водителем", с винчестером в руках бросился к арбе. Одного мародера он подстрелил на ходу. Двое других, увидев, что к ним быстрыми шагами приближается "северный пушистый зверек", бросились бежать к своим коням, которые были привязаны к дереву у дороги. Но далеко они не убежали. Константинас, прицелившись, несколькими меткими выстрелами завалил беглецов.
Стало тихо. Лишь бренчала сбруя лошадей, стонал один из подстреленных черкесов, да тихо и горько плакали жена и дочь убитого Мустафы.
- Ну, ты молодец, Константинас, - от души похвалил я храброго грека. - Хоть и годов тебе под пятьдесят, а дело свое знаешь, и любому молодому сто очков форы дашь.
Грек, услышав мою похвалу, заулыбался. - Командир, я был в сентябре 1854 года под Балаклавой. Тогда наш батальон под командованием полковника Матвея Манто до последнего дрался с англичанами. Вот, где было жарко. Много наших погибло, но никто не отступил. А эти бродяги с большой дороги - разве они воины?
Мы подошли к стоявшим на дороге повозкам. Утешать женщин было бесполезно. Обливаясь слезами, они погрузили на арбу сброшенные на землю мешки, потом положили туда же окровавленное тело главы семейства, и, развернувшись, тихо поехали обратно в сторону города.
А мы осмотрели трупы убитых черкесов. Внешне они были похожи на жителей Северного Кавказа. То ли лазы, то ли абхазы. Двое из них еще были живы. Один, правда, уже отходил, и грек из милосердия добил его выстрелом из винчестера. А второй, раненый в плечо, сидел, прислонившись к дереву, и зажав рукой рану, злобно смотрел на нас. - Сволош урус, - прошипел он, сквозь сжатые от боли и ненависти зубы, - я буду тэбе, и твоим свиньям башка рэзать и жену твою ...
Тут мне вдруг вспомнилась моя любимая Мерседес, с которой я не виделся уже почти три дня. Мой ПМ, словно бы сам прыгнул мне в руку из кобуры, и я не целясь влепил пулю в лоб этому подонку. Черкес мешком повалился набок.
До вечера у нас больше не было приключений. Из нескольких следовавших из города повозок мы изъяли четыре старых кремневых ружья и пару кинжалов. У стамбульского еврея-менялы, который выдавал себя за болгарина, и в подтверждение своего, якобы, христианства, повесил на грудь здоровенный крест поверх рубахи, мы нашли мешок с золотыми монетами и украшениями. Бедный Шейлок долго ругал нас последними словами, призывая на наши головы все беды на свете. Но нам было наплевать на его завывания.
Потом мы переговорили с несколькими армянами, которые ехали в Константинополь из Болгарии. По их словам, турецкая армия стремительно разлагалась. Известие о падении столицы Османской империи вызвало шок у командиров и солдат. Началось повальное дезертирство. А те, кто еще остался в строю, принялись грабить и насиловать христиан, вымещая таким образом свою злость за поражение на болгарах, греках и армянах. В свою очередь, христиане, вооружившись чем попало, шли громить турецкие аулы, и даже нападали на небольшие турецкие отряды. Вроде бы военные действия и не велись, но жертв с обеих сторон было много. Я составил донесение о том, что рассказали мне армяне, и с оказией переслал его своему командиру. А он уже отправит его дальше по инстанции.
Ночью, о чудо, на нас попытались напасть обкурившиеся анаши башибузуки. Но эти любители ганжи, были незнакомы с такой штукой, как снайперская винтовка с ПБС и ночным прицелом. Наш штатный снайпер, Мишка Иванов, без особого напряга перестрелял большую часть любителей ночных приключений. Лишь когда две трети отряда были уже мертвы, до этих убогих наконец-то дошло, что что-то тут происходит не так. Бросив своих убитых, отморозки свинтили в неизвестном направлении.
А утром к нам пришла долгожданная смена. Мы передали ребятам блокпост, рассказали о своем житии-бытии, после чего сели на подводы, которые привезли нашу смену, и отправились домой. Да-да, для многих этот город уже стал вторым домом. Ведь то место, где тебя ждут - это и есть дом. А в Константинополе меня с нетерпением ждала моя ненаглядная Мерседес. Я так по ней соскучился!
Рана моя оказалась серьезной. При осмотре меня врачами выяснилось, что пуля, пробив бедренную мышцу, прошла около самой бедренной кости. Еще чуть-чуть, и мне пришлось бы идти в "червивую каморку". Это милые черкесы, бежавшие вдоль берега за миноноской и стрелявшие на самом близком расстоянии, так наградили меня.
Местный фельдшер, когда я высказал ему надежду, что дней через 10-12 я снова вернусь в отряд, огорошил меня откровенным замечанием, что раньше двух месяцев мне и думать нечего о возвращении. Такое горе взяло меня, когда услышал это, что я чуть не удрал из госпиталя, и не пошел назад пешком; кабы приятели не отговорили меня от этой глупости, я наверное, так и бы и поступил. Все же откровенность эта принесла мне ту пользу, что я стал серьезней относиться к своей беде.
А в госпитале мне промыли рану, причем, из нее пинцетом вытащили кусочки сукна и белья, забитые туда пулей. И так было каждый раз, утром и вечером, когда мне делали перевязки. На этом врачебное попечение надо мной и заканчивалось. Русские, доктор и старший его помощник, приходили в палату два раза в день. Больше я их не видел. А туземный доктор, не то румын, не то австрийский еврей, чтобы смягчить мои боль в раненой ноге, стал делать мне уколы морфином.
А служащие госпиталя, после утренней перевязки, пропадали, и, исключая время завтрака, мы не видели их до самого вечера. Следовательно, мы не могли получить никакой помощи, а между тем многим из нас нельзя было не только вставать, но и шевелиться, не рискуя вызвать кровотечение.