На полпути к себе Иванова Вероника

— Почему я не верю ни единому твоему слову? — спросил кузен у первых снежинок, решивших просыпаться из туч в ночном небе.

— Я не хотел…

— Вот это уже больше похоже на правду. — Удовлетворённый кивок. — Придём домой — получишь… что заслужил, а пока, умоляю, не высовывайся! Тебя, Киан, это тоже касается!

Волк обиженно спрятал клыки и сел, даже кончиком хвоста показывая, насколько оскорблён приказом своего хозяина.

Тем временем выяснилось, что «коротышки» вовсе не собирались штурмовать Двор Длинных Ножей, напротив — прислали высокопоставленную делегацию для переговоров. В состав делегации входили тот самый мужик, по которому всласть потоптался Киан, и молодой человек яркой внешности и не менее яркого поведения — наследник Двора Коротких Ножей.

Он смотрелся бы уместнее в королевском дворце, а не в окружении помятых и встревоженных физиономий «Длинных Ножей». Гордая осанка, являющая собой снисходительное презрение, более подходила принцу, а не «коротышке», пусть и отпрыску хозяина Двора. Впрочем, в своём роде он тоже являлся полновластным распорядителем чужих жизней.

Высокий и тонкий, но совсем не хрупкий: изящество фигуры несло в себе слабый, но явный отголосок эльфийской крови, как и картинно-красивые черты лица. Вот ведь как получается: что в облике листоухих вызывает восхищение, смешиваясь с человеческой породой, порождает сочетание почти неприятное. Хотя конкретно этому парню повезло: природа остановилась в шаге от той грани, за которой красота превращается в уродство. В шаге, но очень крохотном: за молодостью лет высокомерно поджатые губы и заострившийся от гнева нос не вызывают отвращения, но с возрастом складки кожи будут расти и тем быстрее становиться безобразными, чем меньше света и тепла остаётся в сердце. Кстати, это справедливо не только для полукровок, но и для полноправных представителей той или иной расы. Вот, например…

— Что привело достойного Ригона в мои скромные владения? — елейным голосом поинтересовался блондин.

Юноша небрежно откинул со лба прядь иссиня-чёрных волос, выдержал паузу и ответил таким тоном, будто делал одолжение:

— Я пришёл принести извинения за действия моих людей и…

— Разве ваш досточтимый отец уже отошёл от дел и вручил судьбу Коротких Ножей в ваши руки? — не дослушав, бросился в атаку хозяин Двора.

Светло-голубые глаза посла доброй (как хотелось бы верить) воли слегка сузились, но голос даже не дрогнул:

— Каждый из нас находится в своём праве — и вы, и я. У кого-то есть сомнения?

Сомнений не было. Судя по молчанию, в котором принял участие и отец Леф, лишний раз задевать Ригона было занятием, не совместимым с долгой и счастливой жизнью. Любопытно, неужели парень настолько опасен сам по себе или же стоящие за ним силы слишком велики, чтобы кто-то решился щёлкнуть по этому горбатому носу?

Безмолвно признав свою неспособность дать отпор юной наглости, хозяин Двора Длинных Ножей поспешил вернуться к первоначальной теме беседы:

— Простите, что прервал вашу речь! Кажется, вы говорили что-то об извинениях?

— Вы очень любезны, позволяя мне продолжить, — ухмыльнулся юноша, получивший подтверждение своему мнимому могуществу. — Да, я считаю должным извиниться. Мои люди, находясь в квартале, не входящем в границы территории Дворов, встретили госпожу Леф и позволили себе непочтительно с ней обойтись… Надеюсь, госпожа примет мои извинения?

Ригон склонил голову в насмешливом поклоне. Бледные щёки девчонки вспыхнули румянцем гнева, но она постаралась ответить в тон:

— Вы очень щедры, расточая извинения, господин, однако, — узкие губы изогнулись озорной улыбкой, — ваши люди поплатились за свой опрометчивый поступок, и вы напрасно проделали столь дальний путь, чтобы признать себя виноватым.

Юноша с шумом выдохнул воздух, стараясь не показывать, как сильно задела его невинная колкость Леф. И всё-таки он хорош… Учитывая место, которое уже занимает или вскорости займёт, можно сказать, получил оплеуху, но сохранил на лице прежнюю высокомерную любезность. Правда, следующие слова больше напоминали шипение змеи, чем звонкий, молодой голос:

— Как я уже говорил, меня привели сюда две вещи. Необходимость принести извинения за постыдные действия моих людей и… желание получить равноценную плату за оскорбление, которое было нанесено Двору Коротких Ножей!

Окончание фразы повисло в тишине. Блондин нахмурился. Леф непонимающе вскинула брови. Ксаррон покосился в мою сторону. А я… Я начал догадываться, какая причина заставила юнца играть во взрослые игры. Ой как непростительно!

— В чём же состоит оскорбление? — в силу своего положения первым из присутствующих спросил хозяин Двора.

— Двое из тех, чей путь пересёкся с путём госпожи Леф, искалечены, и значительно. При этом… — зловещая пауза, — им не нанесено ножевых ран. Кровь не пролилась!

Стоящие во дворе «Ножи» недоумённо загалдели. Ещё бы! Самое страшное оскорбление для Дворов — решить спор без пролития крови.

Может показаться странным, но в любом из уголков Четырёх Шемов поединки непременно ведутся как минимум до того самого момента, когда первые капли алой жидкости коснутся земли под ногами противников. Этот обычай берёт своё начало в древних ритуалах молений Старшим Богам и во мраке народных верований, зачастую не имеющих под собой ни малейшей разумной основы. Впрочем, одно объяснение я могу предложить и сам. Кровь — наиболее драгоценная влага в подлунном мире. Она определяет всё: и место, которое вы занимаете при рождении, и то, на сколько ступенек сможете подняться или спуститься. Кровь задаёт ваш внешний облик, ваши способности, ваши возможности. Очень редко её ценят по достоинству, но даже самые тёмные суеверия отдают ей должное. Ригон прав, хоть мне, например, очень не хочется это признавать. Пока кровь не пролилась, спор не окончен. У меня несколько иной взгляд на положение вещей, но что могу сделать я один против толпы людей, с детства воспитанных в строгих традициях права Крови? Да, оскорбление велико: двое бойцов выведены из строя, но обидчик побрезговал посмотреть, струи какого цвета бегут в их жилах.

— Он говорит правду, Леф? — обратился отец к дочери.

Девчонка на мгновение запнулась, но всё же кивнула:

— Да, па. Но ведь ты же понимаешь, что…

Ригон торжествующе поднял вверх правую ладонь:

— Вы слышали? Госпожа Леф признала нарушение обычая! И тем самым…

— Тот, кто разобрался с твоими неумёхами, не из нашего Двора! — возмущённо возразила девчонка.

— Как это может быть? Мне сказали, что он ушёл вместе с… — Юноша повернулся к сопровождающему его «коротышке».

Мужик, с момента прихода предпочитавший смотреть на носки собственных сапог, а не по сторонам, жалобно встрепенулся:

— Господин, я не лгал вам! Я… — Испуганные глаза обшарили лица людей вокруг, разумеется, наткнувшись на меня, и уши заложило от пронзительно вопля: — Да вот же он стоит! Вон там! И волк с ним!

Резкий поворот головы, быстрый взгляд — и Ригон с издёвкой уточняет:

— Так вы говорите, что он не принадлежит ко Двору? Тогда позвольте спросить, почему он здесь находится?

И правда, почему? Ну что вы ответите, почтенные господа? Признаётесь в постыдном желании хозяина Двора осчастливить единственную дочь путём грязного и гнусного шантажа? Не думаю. Духа не хватит. Что ж, как я ни устал, а снова надо браться за работу.

— Госпожа Леф любезно пригласила меня в гости. В благодарность за оказанную услугу.

— Вот как… — Голубые глаза удовлетворённо вспыхнули. — За услугу… Боюсь, тем, что сделал, ты больше причинил ей неприятностей, чем помог.

— Неужели?

— Раз уж ты в самом деле не входишь в число Ножей, к тебе я не имею претензий: можешь считать, что никогда со мной не встречался, — милостиво разрешил Ригон. — Но дама, которая присутствовала… Госпожа Леф! Вы чтите традиции Дворов?

— Да! — смело ответила девчонка, хотя по теням, метавшимся в светлом взгляде, можно было заметить, что она не на шутку встревожена.

— Это хорошо… — Довольство юноши почти переливалось через край. — Тогда я требую, чтобы вы смыли оскорбление. Этой же ночью. Сейчас! В поединке один на один со мной.

По двору пронёсся вздох.

А ты непрост, парень, ой непрост! Одним махом хочешь восстановить попранное достоинство и лишить Двор Длинных Ножей[105] наследницы. Прервать род хозяев… Умница! Я тебя просто обожаю! Сам бы ни за что не додумался, хотя, чего греха таить, изучал наук куда поболее… Браво!

— Итак? — Рот Ригона расплылся в торжествующей улыбке. — Я жду.

Леф, бледная, как снег, сделала шаг по ступенькам, но тут я вежливо кашлянул и напомнил:

— Госпожа не принимала участия в столкновении, к тому же… Заставлять девочку драться — недостойно мужчины.

— Хочешь быть её защитником? — брезгливо плюнул юноша. — Я же сказал, до тебя мне дела нет!

— По-твоему, чтобы пресечь разногласия, должна быть пролита кровь? — уточняю ещё раз. Последний.

— Этого требует закон!

— Чей закон? Людской? Божий? Если бы ты был посмелее, то признал бы, что это нужно лично тебе и твоему уязвлённому самолюбию… Небось сам же и подослал парней, чтобы те выследили девочку, схватили и привели к тебе! А? Я угадал?

Ноздри горбатого носа раздулись, наливаясь белизной. Неужели я действительно попал в цель? А что, всё возможно: если Леф давно уже одержима своей несбыточной мечтой, наблюдательному человеку не составило бы труда это выяснить и предположить, что в канун середины зимы девочка будет молиться избранной богине… Гениальный ход. Простой. Не требующий особых затрат. Вот только промашка вышла: птичка избежала расставленных силков. Правда, и в этой неудаче Ригон отыскал росток будущей победы. Благодаря моему несвоевременному человеколюбию. Я всего лишь хотел облегчить свою участь и не слушать в очередной раз стоны отлетающих душ, и что получилось? Под удар поставлена жизнь юной женщины.

— Ты желаешь её смерти? — Не стараюсь укорять, но в голосе сами собой проскальзают устало-сочувственные нотки, и это злит Ригона гораздо больше, чем разоблачение грандиозных планов. Злит так сильно, что он не замечает, как ряды «верзил» ощетиниваются обнажёнными клинками.

— Она поступила бы точно так же, если бы могла!

— А кто сказал, что она не может? — высказываю лёгкое сомнение. — Скорее госпожа Леф считает ниже своего достоинства высылать охотников за твоей головой.

— Пытаешься меня оскорбить?

— Пытаюсь? — Я хохотнул. — Как же туго ты соображаешь, мальчик… Или весь твой ум ушёл на то, чтобы придумать ловушку для девочки?

Наверное, он бросился бы на меня, но в последний момент вспомнил, что находится на вражеской территории, и умерил свой пыл, процедив сквозь зубы:

— Считай, что нарвался… Как только выйдем за ворота, ты…

— А зачем выходить? — беспечно пожимаю плечами. — Ты требовал платы за оскорбление? Я могу обратиться к тебе со встречным предложением. Почему бы не закончить спор прямо здесь?

— Согласен! Бой «с ладони», до первой крови!

— Всего лишь до крови? Боишься оставить свой Двор без хозяина? — язвлю напоследок. Ригон бледнеет, но всеми силами игнорирует мою наглость и начинает нарочито медленно снимать тёплый плащ.

Рогар берёт меня за плечо двумя пальцами (очень больно, кстати!) и разворачивает к себе лицом. Губы Мастера безмятежно улыбаются, но слова, которые из них вылетают, не сулят моей шкуре ничего хорошего.

— Парень, я не сомневаюсь, что у тебя за пазухой есть ещё немало секретов, но подумай, что ты творишь?! Я знаю, у кого и как учился Ригон, но представления не имею, чему учили тебя, и потому…

— И потому считаешь моё положение заведомо проигрышным? Не торопись с выводом. Мальчик опасен, но не сегодня и не для меня.

— Не будь так самоуверен! Хочешь, чтобы тебя зарезали? — А ведь он волнуется. Очень волнуется. За меня?

— Не хочу. И не зарежут, он же сам назначил бой до первой крови…

— Если она прольётся из твоего горла, поздно будет жалеть! — Мастер поворачивается к Ксаррону: — Милорд Ректор, прошу вас!

— О чём? — передёрнул плечами Ксо. — Повлиять на вашего собственного раба? Увольте, Мастер! Сами справляйтесь. Или не получается?

— Милорд… Вы можете ему приказать…

— А вы разве не можете? Ведь даже не попробовали. Прикажите, и Джерон покорно выполнит все ваши пожелания. Правда, Джерон? — Глазки толстячка умильно вспыхнули.

— Ну все не все, а… — высказываю своё скромное мнение на сей счёт.

— Торгаш… — Черты кузена на миг освещаются улыбкой. — Не надо было тебя допускать до общения с этими занудами из пустыни.

— Милорд Ректор, ситуация становится смертельно опасной! — не успокаивается Рогар. — Если позволите, я возьму на себя «коротышек» и…

— Вас же просили не торопиться, Мастер! Или я плохо расслышал? Предоставьте мальчику возможность отличиться, — покровительственно советует Ксо.

— Отличиться? Я боюсь, что…

— А вы не бойтесь, — устало вздыхает милорд Ректор. — Джерон умеет не так уж много, но с недавнего времени научился выбирать достойных противников. Правда, в данном случае… Впрочем, я и сам с удовольствием посмотрю это представление. Помни только одно: полное спокойствие!

— Да, милорд! — Я поклонился кузену, в свою очередь избавляясь от груза верхней одежды.

Рогар смотрел на меня не просто осуждающе, а словно обвиняя во всех грехах.

— Не волнуйся, всё идёт по плану.

— По какому плану? Зачем ты затеял эту…

— Глупость? Поздно спрашивать. Мне не нужно было вступаться за девочку — вот где я сглупил в первый раз. А то, что происходит сейчас, всего лишь закономерное завершение дурацкой истории. Или тебе было бы приятнее смотреть, как Леф порежут на ленточки?

— Нет, не приятнее, — признаёт Мастер. — Но я не хочу по нелепой случайности допустить гибель такого…

— Дурака, как я? Обещаю, никто не умрёт.

— Ты так уверен… — Серые глаза подозрительно сузились. — Скажи — почему?

— Потом, если можно. Впрочем, кое-что могу подсказать. Помнишь ту безобразную драку в трактире? Когда мне удалось уложить троих громил? Ты ведь заметил, что помогло мне победить, верно?

— Хочешь сказать… — Взгляд Мастера проясняется.

— Именно! Аналогичный случай. Действия будут подобными, но сегодня я не намерен затягивать с финалом. Просто потому, что сил маловато осталось.

— Если настаиваешь… — Рогар порылся в складках плаща и протянул мне нож: — Возьми. Он сделан не под твою руку, конечно, но должен подойти.

— Ой, не надо! — Я шутливо отстранился. — Ещё порежусь!

— Но как же ты будешь…

— У меня есть всё что нужно! — Я подошёл к волку и снял с его шеи кольца чиато. — Ты же хотел посмотреть, умею ли я обращаться с этой игрушкой? Сейчас увидишь!

Мастер укоризненно качнул головой, но понял, что дальнейшие споры бессмысленны, и промолчал.

Я задумчиво пропустил бусины между пальцами. Раз, другой… Какой стиль боя предпочесть?

Мне искренне жаль тех, кто перед началом поединка задаётся подобными вопросами, потому что сам всегда действую одинаково. Защищаюсь, а не нападаю. Это досадное свойство — прямое следствие недостаточной быстроты реакции. К сожалению. Да ещё учителя внесли свой посильный вклад…

Во всех школах боевых искусств принято перед началом сражения впадать в своеобразный транс, призванный сконцентрироваться и настроиться на победу. Угу. В моём конкретном случае получается рассеянность, не более. Но когда это стало заметным, основы были уже заложены и всё оставшееся время обучения я честно старался избавиться от привычки уходить в блаженные размышления — вместо того чтобы вспоминать механику основных приёмов защиты и нападения. До конца так и не отучился «мечтать», однако по прошествии лет смог хоть немного снизить урон, наносимый детской привычкой.

Но первый удар я пропускаю всегда. Даже первые НЕСКОЛЬКО ударов, если противник попадается изобретательный. Впрочем, раз уж речь зашла об изобретательности… Самый надёжный приём — перерезать одну из крупных артерий, и больше уже ничего не нужно: враг умрёт сам — от потери крови. Удары в сердце срабатывают мгновенно лишь в половине случаев: бывает, что человек с ладонью стали в груди ещё несколько минут вполне способен сражаться. Ну, можно ещё отрубать конечности, но это не мой случай, потому что сегодня мне доведётся драться с «Ножом».

«Ты правильно определил местоположение и силу амулетов?» — тихо скрипит Мантия в самое ухо.

Думаю, да. А почему ты шепчешь? Нас что, могут подслушать?

«Как сказать… Встречаются умельцы…» Могу поклясться, что она косится на моего кузена.

Брось! Наши пререкания Ксо вовсе не интересуют!

«А ты у него спрашивал?» — невинно ехидничает моя подружка.

Нет, не успел. Но спрошу обязательно! Это всё, что ты хотела сообщить?

«Давай пробежимся вместе ещё раз… На груди — обычный „защитник“, он ориентирован в основном на магические атаки и тебе неинтересен… На левой руке — „ловкость“, средненькая такая, но очень хорошо подобранная, а потому — весьма эффективная… На правой — „сила“, тоже средняя, с упором на статику… Оба однополюсные[106]… Есть кое-что ещё в области паха, но это к делу не относится…» Озорной смешок.

Спасибо за информацию!

«Да не за что… Ты собираешься их вынести все сразу или по очереди?»

Пока не решил. Наверное, не сразу… Я скомандую, как только буду окончательно уверен.

«Жду ваших распоряжений, милорд!» Мантия отдаёт честь, как лихой вояка, и вольготно располагается на моих плечах.

Что ж… Давненько я не участвовал в поножовщине!

«Верзилы» освободили от своего присутствия площадку шагов на двадцать от края до края. Освободили и встали вокруг плотным кольцом.

Ригон, к цвету глаз которого очень подходил жемчужно-серый костюм, поднял вытянутую правую руку на уровень груди, открытой ладонью вниз, и положил сверху нож. И правда короткий: лезвие получилось чуть длиннее этой самой ладони. Красуется, юнец… Можно было обойтись безо всякой этой ерунды и игры на публику, но Ригон выбрал внешние эффекты. Будем надеяться, в ущерб всему остальному… Так, заточка обоюдоострая, клинок прямой — что это мне даёт? Понятия не имею! Впрочем, хорошо, что не «кошачий коготь»: от него раны образуются весьма неприятные, а на мне порезы, увы, заживают огорчительно медленно. А если ещё и зашивать придётся… Бр-р-р-р-р! Что это меня потянуло на такие странные мысли? Рановато! Бой даже не начался, а в глазах уже скорбные перспективы во всей красе… Соберись, Джерон! Этот мальчишка не чета тебе. Вспомни, как легко ты обыгрываешь тех, кто ниже тебя по уровню умений! Ригон из их числа. Надеюсь.

Занимаю место в трёх шагах от противника. Обматываю пальцы левой руки ожерельем чиато — умещаются три витка. Достаточно! Поигрываю бусинами, сдвигая их в одну сторону и уменьшая свободный ход. Даже если Ригону и успели рассказать, что можно проделать с помощью столь безобидного с виду предмета, как чиато, он всё равно не будет готов к моим действиям, потому что не представляет себе, как можно пользоваться на коротких дистанциях таким… длинным оружием. Следовательно, будет стремиться означенную дистанцию сократить, что мне, с одной стороны, и требуется, а с другой — доставит массу… хм, острых ощущений.

Хлопок бича возвестил о начале боя.

Нож Ригона на мгновение остался без опоры, потому что ладонь юноши скользнула вниз — почти нырнула, лезвие двинулось вслед, но опоздало: пальцы сомкнулись на рукояти. Верхним хватом.

Именно так и начинается пресловутый «бой с ладони», главная прелесть которого заключается в том, что до самого последнего момента противники не знают, какой стиль изберёт каждый из них (и какого обязан придерживаться на протяжении всего поединка). Это вносит некоторую пикантность в выяснение отношений, поскольку предпочтительнее и удобнее всё же ответить на нижний хват — нижним, а на верхний соответственно верхним.

Одновременно с поимкой и возвращением ножа на законное место Ригон сделал шаг вперёд, сливая движения в единое целое. Лезвие просвистело у моего горла так близко, что я мог бы сосчитать все волоски на тыльной стороне ладони «коротышки», встопорщившиеся то ли от холода, то ли от азарта смертельной игры.

Отшатываюсь назад и чуть вправо, чтобы уйти от обратного хода ножа. Противник полагает моё отступление либо трусостью, либо слабостью и усиливает натиск, но вторая атака уже встречает на своём пути оборонительные порядки в лице спаренных дуг чиато.

Надо сказать, что плотно приникая друг к другу, бусины образуют прочную, в меру упругую структуру, чем-то напоминающую гизору в сборе, но с большей степенью подвижности. При желании ими можно даже воспользоваться как дубинкой. В любом случае, для того чтобы парировать нож, костяшек чиато вполне хватает. Также можно на обратном проходе — когда кулак с лезвием движется слева направо (относительно её владельца) — выпустить бусины из правой руки и хлестнуть противника по запястью… Что и делаю. Ригон взбешённо фыркает, но я уже подхватил второй конец чиато и вернул дугам прежнюю прочность.

Конечно, ситуация бесперспективная, прямо скажем. Даже с моей точки зрения, что уж говорить о сторонних наблюдателях, которые замерли вокруг: с тем, что имеется, я атаковать не могу. Места для размаха не хватит, потому что Ригон совершенно благоразумно не позволяет мне отдалиться — я успеваю только отражать удары (точнее, направлять скольжение ножа), но помышлять о нападении… Даже не смею! Вот только парень не замечает, что с каждым разом я набрасываю двойной виток чиато на кисть левой руки, и эти самые витки, плавно сползая с пальцев, уже сплошным наручем покрывают предплечье.

Готова, драгоценная?

«Командуй!» — бодро отзывается Мантия.

И мы начинаем совместную операцию под кодовым наименованием «Смять и растереть».

Рука Ригона с ножом движется слева направо (теперь уже если смотреть от меня). Доходит до крайней точки траектории, собирается слегка развернуться и проследовать обратно, но в этот самый миг Мантия язычком Пустоты, как щелчком бича, слизывает до крошечки всё поле амулета, отвечающего за ловкость, потому движения юноши теряют былую чёткость. Моя левая рука ныряет под нож, фиксирует лезвие, не давая Ригону повернуть кисть, и с лёгкостью тянет за собой, потому что Мантия уже добралась до амулета силы. Парень раскрывается, но пока не понимает, что происходит, к тому же надеется на последнего из своих помощников — того, что прячется под камзолом на груди, однако… И «защитник» падает ниц перед Пустотой.

Моя правая рука взлетает по дуге вверх, и костяшки сжатого кулака ломают тонкую перегородку горбатого носа, а локоть — в завершение удара — совсем сдвигает её на сторону.

Гроздь пурпурных капелек орошает снежные островки, чудом уцелевшие под нашими ногами…

Разумеется, о продолжении поединка никто не заикается, и, хотя Ригон — в первые мгновения, в запале драки — не ощущает боли, эта дама спешит напомнить о своём присутствии. Впрочем, парень не опускается даже до стона, видно лишь, как в уголках голубых глаз подрагивают слёзы. Наверное, слёзы ярости.

Ксаррон, вздыхая, как старый, больной человек, которого вытащили из нагретой постели и заставили слушать праздничные песнопения внуков, подошёл к жертве моих дурных наклонностей и нетерпеливым жестом велел убрать руки от пострадавшего лица. Юноша оторопело подчинился. Кузен быстро провёл пальцами по сломанному носу, возвращая повреждённый хрящ на прежнее место, потом нагнулся, скатал в комок горсть снега и вручил растерянно открывшему рот Ригону:

— Приложите, молодой человек… И в ближайшие дни постарайтесь не натыкаться на кулак.

Потом Ксо добрался до меня и устало осведомился:

— Надеюсь, на сегодня это всё?

— Да, милорд! На сегодня я совершенно иссяк.

— Впредь будет мне наука, — проворчал милорд Ректор. — Ни капли лишней Силы не получишь!

— Очень надо!

— Ну, надо или не надо, об этом поговорим дома… — Мы поворачиваемся, собираясь уходить, и я оказываюсь лицом к лицу с потрясённой Леф. Почти лицом к лицу.

— Ты… Это было… просто волшебно!

— Самое смешное, что девочка как никогда близка к истине! — ехидно ухмыляется Ксо мне на ухо.

— Послушай… — продолжает тем временем девчонка, — ты сказал, что не воин…

— И снова повторю.

— И ты не Учитель из Академии…

— Ни в коем разе, — подтверждаю, не понимая, к чему эти уточнения.

— Тогда… Тогда ты мог бы стать моим наставником! — с надеждой в голосе делает вывод Леф, и наступает мой черёд хлопать ресницами.

— Милая, это не совсем удачная идея.

— А здорово она тебя подловила! — хохочет Ксо, и Рогар к нему присоединяется.

— Да уж… Леф, я не гожусь в наставники… Мне и самому ещё многому нужно учиться…

— Ловлю на слове! — хлопает меня по плечу Мастер. — Завтра с утра начну составлять план занятий.

— Я ненавижу уроки! — вою не хуже Киана в лунную ночь, с той только разницей, что на мой зов волчицы и не подумают прийти.

— Ничего, стерпится — слюбится, — авторитетно заключает кузен. — И вообще… Сам виноват — вскружил юной леди голову.

— Я не кружил!

— А к чему тогда встал на её защиту? — Со стороны милорда Ректора следует невинное напоминание о моей ошибке.

Леф смотрит на нас троих большими глазами, готовая расплакаться или рассмеяться, только не знает, что выбрать.

— Юная леди! — торжественно обращается к девчонке Рогар. — Я понимаю ваш восторг и даже считаю возможным к нему присоединиться, однако… В ближайшее время этот молодой человек не сможет выполнить обещание, даже если вы вынудите его оное обещание дать. Посему отложим разговор до весны: когда сойдёт снег и начнёт греть солнце, мы снова соберёмся, обсудим все варианты и решим, как поступить. Вы согласны?

Девчонка серьёзно кивает.

— А пока у вас найдётся множество других забот, я уверен. — Мы предпринимаем новую попытку уйти. Опять неудачную: Ригон, с посиневшим от прикладывания снега носом, преграждает мне дорогу. — Разве остались нерешённые вопросы? — хмурюсь.

— Остались! — упрямо дёргает подбородком юноша.

— Какие же? Мне казалось, что кровь всё разрешила.

— Я хочу знать истинную причину твоего поступка, — заявил Ригон. — Если тебя ничто не связывает со Двором и ты не собирался убивать моих людей, зачем… зачем ты всё это сделал?

— Хочешь знать? — хитро щурюсь.

— Хочу!

— Хорошо… Я отшлёпал твоих парней потому, что один из них оскорбил меня.

— Оскорбил? — Недоумение в голубых глазах.

— Да. Он принизил мои умственные способности. Ровно вдвое!

— То есть?

Ксаррон навострил слух, предполагая, что я не просто так вернулся к истокам спора, а Мастер и подавно подозревал, какой фокус готовится. Один Ригон оставался в неведении, но ровно до того, как услышал следующее:

— Он назвал меня полудурком, тогда как все знают, что я полный дурак! — гордо возвещаю на весь двор. «Ножи» заходятся в хохоте. Рогар не отстаёт, а кузен тонко усмехается и грозит мне пальцем.

Ригон беспомощно переводит взгляд с одного взрослого мужчины на другого:

— Он что… шут?

— Некоторым образом, — подтверждает Ксо. — Только не при-Дворный, а около-Академический.

Новый взрыв хохота ещё больше утверждает юношу в мысли, что мир сошёл с ума:

— Нет, это ни на что не похоже…

— Идите домой, молодой человек, — от души советует Рогар. — Вам следует провести пару дней в спокойствии. И, ради богов, сосредоточьтесь на самосовершенствовании, а не на планах мести… Хотя бы ближайшие месяцы!

— Кстати, почтенные! — пользуясь случаем, обращаюсь я к хозяевам Дворов (пусть один из них и неофициальный, зато фактический). — Кто из вас ссудил ножами милейшую белокурую Роллену, приходящуюся сестрой придворному магу?

Блондин и Ригон переглядываются.

— Собственно… — звучит нестройный хор, и мне всё становится понятным.

— Могу я обратиться к вам обоим с нижайшей просьбой? — Дожидаюсь утвердительного кивка и продолжаю: — Не оказывайте девушке таких услуг в будущем. Пожалуйста! Ваши Дворы потеряли по три души, и на этом чудесно уравновешивающем силы сторон факте неплохо было бы остановиться!

— Откуда ты знаешь? — хмурится наследник Двора Коротких Ножей, и я закатываю глаза к небу в лучших традициях своего кузена:

— Пресветлая владычица, вразуми своих детей! Втолкуй им, что к мудрым советам нужно не то что прислушиваться, а неукоснительно исполнять их и не начинать задавать вредные вопросы! Всеблагая Мать, наставь своих заблудившихся в ночи отпрысков на путь истинный!

— Точно — шут, — кивает сам себе Ригон.

За воротами двора мы расходимся в разные стороны: Ригон со своим подчинённым — направо, Мастер (сказавшись уставшим и занятым) — налево, а все остальные бредут прямо.

Тихие и давно опустевшие улицы, отдыхающие в преддверии сумасшедших ночей окончания Праздника Середины Зимы, имеют сомнительное удовольствие видеть странную троицу: мелко семенящий, толстенький человечек в длинном плаще, нескладный парень в просторном полушубке, всё время поскальзывающийся на подмёрзшей мостовой, и некто серый и четвероногий, предпочитающий красться в тени, подальше от любых источников света.

Ладонь Ксаррона шлёпает меня по затылку — небольно, но обидно.

— Почему без шапки? Последние мозги выстудишь!

— Надеешься, что у меня в голове ещё что-то осталось?

— Скорее нет, чем да. Впрочем… Если ТАМ станет совсем пусто, то любая мысль, стукаясь о стенки черепа, будет создавать такое эхо, что ты оглохнешь, — очень правдоподобно предполагает кузен.

— Заботишься о младшем братике? — Делаю попытку повиснуть на плечах милорда Ректора, но меня недовольно спихивают:

— Шапку надень!

— Ладно, ладно… — Напяливаю на себя шедевр сумасшедшей вязальщицы.

— А тебе идёт, — глубокомысленно замечает Ксаррон.

— Конечно! Я иду, и она… идёт.

— Всё бы тебе смеяться. — Тяжёлый вздох.

— Помнится, раньше тебя бесило, что я не понимаю шуток! — считаю необходимым напомнить.

— Да, и я, признаться, боялся, что ты так и останешься… пеньком в этом смысле. Но теперь могу с облегчением заявить: мои опасения были напрасными.

— Ты этому рад? — Заглядываю кузену в глаза. Он отворачивается, пряча улыбку:

— Ну уж плакать не буду.

— И чудненько!

— Только… Не вытворяй больше таких штучек, как сегодня.

— А что?

— Он мог тебя порезать, — коротко и просто объясняется причина недовольства Ксаррона моим поведением.

— Да неужели? — искренне изумляюсь.